Оазисы (СИ)

Глава 9. Снова в Дебрях

С первыми лучами солнца Пилигримы покинули не совсем гостеприимный Оазис Зэн Секай. Синоби вернули лошадей, сытых и отдохнувших, наполнили седельные сумки едой и небольшим количеством золота — за причиненные неудобства. Исиро на прощание чуть ли не извинился за нарушение закона гостеприимства, ссылаясь на летнее солнцестояние, когда по правилам Зэн Секай дзёнин может использовать любые способы победы над врагом. При этом выражение морщинистого лица старикашки как бы говорило, что он не страшится мести Пилигримов, потому что ему плевать на саму смерть. Как бы то ни было, Алан подозревал, что, несмотря на бесстрашие, Исиро не желал бы смерти всего Оазиса — а именно таков итог мести Пилигримов, которые вправе внести Оазис в черный список.

Исиро не предложил взять невест; видно, решил не испытывать терпение Пилигримов. Скорее всего, хитрый старик дождется другого каравана для торговли. Благо, что летнее солнцестояние позади, и воевать ни с кем не надо.

Пока ехали по Дебрям, а позади еще не растворились в рассветной дымке рисовые поля, Димитрий и Тэн в шутку болтали о возможности занести Зэн Секай в черный список. Уж слишком опасные там живут люди, да и учат своему искусству кого ни попадя.

Алан помалкивал. Он никому не рассказал, чем занимался с Рафу, хотя Матиас то и дело поглядывал на него вопросительно. В то время как старушка учила его единственному приему, остальные Пилигримы не спеша поели, а потом долго отмокали в бочках с горячей водой прямо под открытым небом в саду. Алану, вернувшемуся под утро, пришлось наспех перекусить и помыться с помощью ведра и жесткого полотенца.

Покачиваясь в седле, Алан проигрывал в уме события ночи, когда Рафу раз за разом заставляла его наносить удар по деревянному истукану — макиваре. Удар был вроде бы вполне обычный — кулаком в живот, или в танден, по терминологии синоби, но при этом требовалось дышать особенным образом. Удар наносился на “солнечном” выдохе “Х-ха!”, который должен был сдерживаться напряжением гортани. Всё это казалось Алану глупостями, ненужными сложностями, но он не сомневался в таинственных способностях жителей Зэн Секай.

Вроде бы простой удар долго не давался Алану, и недовольное причмокивание Рафу преследовало его до утра, пока, наконец, Западный дзёнин не признала, что некоторый прогресс есть. Если Алан будет тренировать этот удар и дальше самостоятельно, сказала она, то техника улучшится. Можно будет в будущем бить не кулаком, а напряженными пальцами, потом — пальцами расслабленными, а еще позже — и вовсе одним расслабленным пальцем. Главное — дыхание, о чем Алан не должен забывать ни на минуту.

Алан намеревался прилежно выполнять домашнее задание Рафу в Дебрях. Чтобы не вызывать лишних вопросов со стороны спутников, Алан планировал тренироваться во время ночных дежурств.

Беседу Димитрия и Тэна прервал Матиас, сказав, что Оазисов, где живут опасные люди, полным-полно, и заносить все их в черные списки — дурость в высшей степени. Есть и такие Оазисы, где люди владеют магическими — альтернативными — технологиями, а они пострашнее, чем ниндзюцу. При этих словах Алан погладил рукой эфес шпаги: она была сделана в одном из таких “магических” Оазисов.

— Кстати, Тэн, — поменял тему Димитрий. Теперь, когда они наконец покинули Оазис, настроение у бородатого Пилигрима несравненно улучшилось. — Ты был подозрительно молчалив в этом Оазисе! Тише воды, ниже травы. Непохоже на тебя, старина! Обычно ты либо занудствуешь, либо напеваешь эти свои песни обо всем на свете.

— Это потому что я говори с акцент, — сообщил Тэн, жмурясь на восходящее солнце. — И эти проклятый синоби говори с акцент на общий язык. Будет смешно и глупо! Будто мы дразни друг друга, как малолетний дурак!

Димитрий разразился своим обычным гоготом.

К Алану подскакала Кассия. Утро выдалось прохладным, она куталась в плащ, но капюшон откинула, и волосы цвета мёда окутывали голову, словно нимб. Алан не в первый раз подивился, насколько изменчив облик Кассии. В зависимости от освещения ее волосы меняют цвет от темного, почти черного, до каштанового, почти русого. То же самое и с глазами: то они бывают темны, будто ночь, то, как сейчас, к примеру, насыщенного цвета индиго. Прямые брови подчас придают лицу трагическое выражение, а иногда создают впечатление, словно их обладательница лишь притворяется серьезной, а сама едва сдерживается от смеха.

— Как дела? — с невинным видом спросила она.

— Я… рад, что мы снова куда-то двигаемся.

— Я тоже… Значит, мы едем в Либеру?

— Вроде все проголосовали за этот Оазис, — проворчал Алан. Ему не нравилось начало разговора. Неужели Кассия, как и Матиас, будет отговаривать от преследования Рыцарей?

Но Кассия не стала развивать тему. Несколько минут она молча ехала рядом. Жеребец Вихрь под Аланом ровной трусцой двигался по едва заметной тропинке. Димитрий и Тэн без умолку болтали позади, то и дело разражаясь хохотом. Невест с ними нет, они живы и даже при золоте — почему бы не порадоваться? Матиас ехал чуть в стороне, закрыв глаза; его широкие ноздри, проколотые кольцами, раздувались.

По мере того как разгорался день, поднимался ветер. Над северо-западным окоёмом небосвода скапливались темные облака. Посверкивали молнии. Ближе к обеду начнется гроза, отметил про себя Алан.

— Тебя не было всю ночь, — нарушила молчание Кассия.

— Да. Я разговаривал с Рафу.

— Об Осаму?

— Да, — неохотно ответил Алан.

— И что ты узнал?

— Что он не просто маньяк. У него есть идея. Он хочет освободить всех Оседлых и перемешать народы. Он хочет подарить всем свободу, вот только не все разделяют его желание, даже Оседлые.

— Странно он это делает, — сказала Кассия. — Я имею в виду, как дарит свободу.

Алан кивнул. Снова повисла пауза, и он подумал, не рассказать ли ей о приеме, которому его обучила Рафу. Он представил себе недоверчиво-удивленное лицо Кассии и передумал.

Молчание снова прервала Кассия:

— Ты говорил о каких-то легендах. О Разрушенных Оазисах. Что это?

— О! — с облегчением сказал Алан, довольный, что Кассия не принялась его пытать в попытках дознаться, чем еще он занимался ночью. — Это очень древние легенды. Говорят, что первые Пилигримы произошли из Разрушенных Оазисов, тех, чьи Черные границы были разорваны. Они разошлись по всему свету, и, глядя на них, мальчишки и девчонки разных Оазисов стали пересекать Черные границы, чтобы выяснить, кто еще из них способен гулять по Дебрям.

— Ты тоже так узнал, что Пилигрим?

— Да. Мы с другом Себом перебежали границу, когда нам было по двенадцать лет. К сожалению, Себ оказался Оседлым…

— Жаль…

— А ты почему не знала, что Пилигрим? — спросил Алан.

— Я… — Кассия отчего-то смутилась. — Сначала я была слишком маленькой, чтобы лазить за Черную границу, а потом не могла…

— В смысле не могла? — удивился Алан. — В Грейстоунхилле Черная граница не охраняется, да и заборы не везде построены. Если бы ты захотела, смогла бы без проблем…

— Значит, были проблемы, — отрезала Кассия.

Ее холодный тон Алана не устрашил.

— Какие проблемы?

— Мне кажется, что это не… — начала она. Умолкла, потом продолжила другим тоном: — Я не готова тебе исповедаться, Алан, извини. Пока еще не готова.

Она натянула поводья и отстала, а Алан пожал плечами.

Он побывал в десятках, если не сотнях разных Оазисов, повидал там множество женщин, однако такое убойное сочетание изящества, таинственности, в меру ершистого характера и врожденного умения привлекать и в то же время сохранять дистанцию ему доселе не попадалось.

“Пока еще не готова”! Надо же! Тут и завуалированное обещание, и требование: заслужи мою готовность. Ох уж эти женщины, никогда с ними не бывает просто… Разве что с такими, как Фрейя из канцелярии Совета Старейшин Грейстоунхилла. С этой дамочкой было всё просто и легко. Забываются такие, как она, впрочем, тоже просто и легко.

Алан поймал себя на том, что пытается представить Кассию без плаща. Да и не только без плаща… Всё-таки общение с Фрейей состоялось давненько…

Вероятно, он неосознанно сжал бока коня сильнее, чем обычно, и Вихрь ускорил шаг. Алан поспешил натянуть поводья, чтобы Кассия не решила, будто он обиделся.

Ближе к обеду тучи заполонили все небо, вдали их темную пелену разрывали ослепительные ветвистые молнии, и рокотал гром. В воздухе пахло грозой.

К тому времени Пилигримы уже покинули долину реки, в которой располагался Зэн Секай, перевалили через череду невысоких холмов и скакали вдоль подножья горного кряжа, забирая все дальше на северо-запад, в сторону Оазиса Либера.

Когда медлить больше было невозможно, Алан остановился и велел ставить шатры. Они спешились, и Тэн, у которого, по словам Димитрия, “глаза меньше, чем у других, но видят вдвое дальше, чем другие”, заприметил в ближайшем ущелье несколько пещер.

Пилигримы торопливо кинулись в укрытие. Обнаруженные Тэном три пещеры были очень удобны, чтобы переждать грозу. Расположенные в ряд над каменной площадкой, под которой бежал по дну ущелья ручей и росли какие-то густые деревья с красноватой листвой, пещеры могли защитить не только от дождя, но и от небольшого наводнения.

Ведя Вихря под уздцы, Алан поразился зрению Тэна. Сам бы он никогда не разглядел пещеры снизу, да еще и за кронами деревьев.

Тэн, за ним Алан и Матиас с оружием наготове заглянули в каждую пещеру — не притаился ли там зверь. Из одного укрытия выскочила перепуганная рысь с кисточками на ушах и куцым хвостом, других обитателей в пещерах не нашлось. Две пещеры были слишком малы, но третья оказалась достаточно просторной, чтобы вместить всю компанию вместе с лошадьми.

— Вот именно в такие моменты я начинаю верить в богов и в то, что они благосклонны ко мне! — завопил Димитрий, указывая на кучу аккуратно сложенного хвороста и какие-то ящики в дальнем конце пещеры.

— Ясное дело, здесь были Пилигримы, — сказал Матиас. — Когда уйдем отсюда, надо будет пополнить запасы.

— Может быть, это был караван Кровака, — вполголоса произнес Алан.

Матиас бросил на него быстрый взгляд.

Лично Алан не считал, что боги благосклонны к нему, иначе зачем задерживать продвижение к Либере? Если б не гроза, они бы скакали до вечера…

Пещера снова огласилась медвежьим ревом Димитрия: он нашел в ящиках бутыли с вином.

— Да если это Стефан, я расцелую его в обе ягодицы! Это знак, друзья, это знак!

Сердце Алана упало. Пойло задержит караван еще сильнее, чем все грозы, вместе взятые. Димитрий, этот неотесанный чурбан, не уйдет отсюда, пока не прикончит всю выпивку, даже если продеть ему в ноздри кольцо и тянуть, как строптивого быка.

Перед входом разожгли костер. Дым поначалу заполнил всю пещеру, затем его потянуло наружу, и воздух очистился. Тэн вскипятил воду в медном чайнике, Матиас разложил по тарелкам соленое мясо и овощи, полученных от синоби, Димитрий разлил пойло в кружки из тончайшей керамики. Снаружи шумел дождь и гремел гром, но в пещере было тепло, сухо и весело.

— Ну что, братья и сестры, за то, что мы живы и снова гуляем по Дебрям! — грохотал Димитрий.

Матиас и Тэн охотно поддержали его тост и приложились к кружкам как следует. Кассия отпила вино с недоверием, затем у нее на лице возникло выражение приятного удивления, и она выпила еще. Алан некоторое время молчал, недовольный задержкой, но вино и соображение, что, в принципе, сердиться особо не на кого, кроме богов, привели его в более благодушное состояние. Спустя час или чуть более он уже во всю глотку распевал песню Пилигримов вместе с остальными:

— Пора, мой друг, пора! Дорога нас влечёт!

Уйти за горизонт вдвоем с тобой мы в силах.

Уж ветер странствий снова нас зовет,

Ведь кровь бродяги забурлила в жилах!

Раскрасневшаяся Кассия быстро выучила нехитрые строки, и женский голос разбавил мужской хор. Если она и раньше нравилась Алану, то сейчас, под воздействием вина, в его глазах она преисполнилась просто невыносимой прелести. Они сидели возле костра рядом на расстеленных плащах, и Алан вроде как нечаянно положил ладонь на ее руку. Кассия не только не отдернула руку, но и одарила Алана благосклонным — и немного замутненным — взором.

“Тут несколько пещер, — подумал некто деловитый в голове Алана, — можно уйти туда, пока ребята пьют, поют и рассказывают скабрезные истории…”

— Эй, парень! — вдруг заорал Димитрий, прекратив петь и оглушительно икнув. — Ты не забыл, что мы с тобой договаривались поговорить кое о чем? После того, как выберемся из заварушки в Зэн Секай?

Прежде чем Алан, чьи мысли были заняты Кассией, сообразил, о чем идет речь, Матиас замахал руками и крикнул:

— Да ну тебя, Димитрий, брось! Забудь!

— Мальчишка сказал, что я не мужчина, — рявкнул Димитрий. Его рыжая борода растрепалась, глаза воспаленно блестели, и в целом выглядел он зловеще, как сумасшедший разбойник с большой дороги. — И согласился поговорить позже. Сейчас самое время выяснить отношения, ты не находишь, Алан?

Кассия напряглась.

— Что происходит?

Тэн принялся увещевать Димитрия, но тот не обращал на него внимания, в упор разглядывая Алана. Алан, конечно же, понял, о чем речь. Этот неотесанный Пилигрим вспомнил об их ссоре на веранде дома синоби…

И приспичило же ему разбираться именно сейчас!.. Как некстати!

— Да, я помню, Димитрий, — громко, но спокойно сказал Алан. Его пальцы сами собой нащупали эфес шпаги. Сердце заколотилось быстрее обычного, но не слишком быстро: Димитрия Алан не боялся. — На чем будем драться?

— Ребята, вы что? — растерянно спросила Кассия, переводя взгляд с Димитрия на Алана и обратно.

— У нас мужской разговор, — отмахнулся от нее Димитрий. — Не встревай.

— Алан! — требовательно сказала Кассия.

Алану вспомнились родители. Таким же тоном обращалась к отцу мама, когда хотела от него каких-то решительных действий. “Лео! — говорила мать в таких случаях. — Ну что ты молчишь? Сделай же что-нибудь!” И Лео Аркон послушно делал что-нибудь.

Но в эту минуту Алан не был расположен играть в родителей. Вино разогрело кровь, а Димитрий давно нарывался на серьезный разговор. Фехтовальщик из него был неважный, не чета Алану, которого тренировал Эмиль. Силы у Кагановича сколько угодно, а вот филигранной техникой его методы поединка и не пахнут…

— У нас мужской разговор, — повторил Алан.

Лицо Кассии вытянулось.

— На чем будем драться? — Димитрий хохотнул. — Не на шпагах же ты собрался драться с коллегой? Мы будем сражаться на кулаках, Тварь тебя побери, и до сдачи. Хотя, если хочешь до первой крови или потери сознания, я не против.

Матиас и Тэн уже не пытались отговорить Димитрия. Вопросительно поглядели на Алана. Бородач был в своем праве. В случаях конфликтов внутри каравана Пилигримы либо обращались к лидеру, чтобы рассудил, либо выходили на честный поединок, но не ранее, чем через сутки после ссоры. Чтобы остыли, надо полагать.

— Идет, — сказал Алан с заминкой. Димитрий хищно улыбнулся и сжал огромные волосатые кулачищи.

Посреди пещеры, между костром, горевшим у входа, и дальней стеной очертили круг диаметром в два с половиной метра. Ливень по-прежнему шумел снаружи, погромыхивал гром и посверкивали молнии; если б не скверная погода, поединок организовали бы под открытым небом. Алан снял ремень со шпагой, расстегнул и скинул жилет, чтобы ничто не сковывало движений. Закатал рукава и подтянул панталоны. Димитрий также разоружился, поплевал на ладони и зачем-то причесал пальцами буйную шевелюру.

Бойцы приняли боевые стойки, выставив кулаки тыльной стороной вперед. Ни Алан, ни Димитрий не торопились атаковать, и Матиас с Тэном, изрядно захмелевшие, начали забрасывать драчунов насмешками. Тогда громоздкий Димитрий выбросил вперед левый кулак, тут же шагнул к Алану и ударил правой рукой. Алан каким-то чудом ухитрился уклониться от обоих ударов, отскочив назад и в сторону. Он тоже ударил, но попал по крепкому загривку Димитрия; удар не произвел на противника ни малейшего впечатления. Зато Димитрий быстро развернулся, мелькнул его кулак, и в голове Алана взорвалась целый фейерверк огней. От ослепившей на мгновение боли он потерял ориентацию в пространстве, вслепую, ожидая очередного удара, отскочил на пару шагов, но споткнулся обо что-то и едва не упал.

Где-то совсем рядом заорали Матиас и Тэн. Видимо, они не принимали этот бой за серьезную дуэль и были готовы остановить его сразу же, как только один из бойцов слишком увлечется. Испуганно вскрикнула Кассия. Вот кто еще не привык к варварским развлечениям Пилигримов! А ведь, честно признаться, именно из-за нее и началось это противоборство.

“Подавляющее большинство Пилигримов предпочитает не иметь в составе караванов женщин, — сказал как-то Эмиль Ламар Алану, — особенно красивых. Там, где женщины, мужчины ведут себя, как ослы”.

Чтобы удержать равновесие, Алан присел. Димитрий налетел на него, обрушив поток ударов по голове и плечам. Тот закрывался глухим блоком, потом, когда уставший Димитрий сделал крохотную паузу, обхватил Димитрия под колени и повалил на землю.

Зрители снова завопили. В голосах Матиаса и Тэна звучало осуждение. В кулачном бою борцовские приемы не допускались.

— Нечестно, Алан! — крикнул Тэн. — Кулаком бей-бей, а бороться не смей!

Алан и сам сознавал, что не прав. Он подал руку Димитрию, который поднялся на ноги со зловещей улыбкой. “Ну, я сейчас тебя отделаю!” — читалось на его лице.

Снова приняли стойки. На этот раз Димитрий уверенно попёр в атаку, особо не заботясь о защите. В какой-то момент он совсем открылся.

“Как макивара”, — промелькнуло в голове Алана.

Не успев ничего сообразить, он ударил Димитрия в живот на солнечном выдохе “Х-ха!”. Удар получился слабым, больше похожим на легкое касание костяшками пальцев, да и “солнечный выдох” не вполне удался, однако Димитрий тут же согнулся в три погибели. Пошатнувшись, он рухнул набок и замер в позе эмбриона. Физиономия его побелела, глаза вылезли из орбит.

Парни перестали вопить, подбадривая бойцов. Матиас, помедлив, бросился к Димитрию, а Тэн, подозрительно прищурившись, спросил:

— Ты его бил ножом?

— Нет! — выкрикнул Алан.

Он сам был в шоке от последствий удара.

Понадобилась целая четверть часа, чтобы Димитрий более-менее пришел в себя, а Матиас с Тэном убедились, что живот бородатого задиры цел и даже без признака синяка. Димитрий сидел на земле, обхватив руками колени и опустив голову, а остальные Пилигримы таращились на Алана, словно тот начал превращаться в Тварь.

— Ну что уставились? — проворчал Алан. — Я победил, не так ли?

— Я не знай, что ты умей бить с такой сила, — потрясенно и с немалой долей уважения в голосе произнес Тэн. — Теперь я не ссорься с тобой, дорогой Алан.

— Ты и так ни с кем не ссоришься. — Алан смутился. — Случайно получилось… Попал, очевидно, в какую-то болевую точку.

Матиас разглядывал Алана подозрительно.

— А ты уверен, что…

— Димитрий! — перебил его Алан. — Ну что, мир? Или продолжим поединок?

Он плохо понимал, отчего не желает признаваться в освоенном приеме из репертуара синоби. Если он признается в этом, друзья попросят научить и их тоже, и Алан не сможет отказать. Знание этого приема сделает Пилигримов чрезмерно уверенными при новой встрече с Рыцарем Дебрей, они бросятся с ним в бой и погибнут. Алан не хотел рисковать жизнями друзей. Он и проклятый Осаму должны сойтись вместе без свидетелей и других участников. Если кто-то еще умрет от руки Рыцаря, то только Алан.

И не факт, что Алану удастся обучить остальных этому приему. Рафу выбрала только его, говорила о какой-то Небесной Ки в глазах, как и Восточный Дзенин. У других она эту неведомую Ки не разглядела… Если Алан будет обучать Пилигримов, и они не освоят прием, то скорее всего обвинят его в недостатке рвения. Мол, Алану жалко делиться тайным искусством. Лишние проблемы…

Когда он расправится с Осаму, если он расправится с Осаму, тогда пожалуйста — он обучит всех желающих.

Димитрий поднял голову — лицо бледное, покрытое испариной.

— Тварь меня разорви, если я смогу тебя одолеть, Алан! Ты сильнее, чем кажешься! Помнится, много зим назад я не поладил с самим Эмилем, так он меня здорово отделал! Я тогда признал его лидерство. Каганович признает силу, парень!..

В его тоне прозвучала горечь. Алан снова протянул ему руку.

— Прости, если оскорбил тебя, Димитрий!

— Я тоже хорош! И ты меня прости, Алан! — тотчас откликнулся Димитрий. С помощью Алана он поднялся на ноги. — Вино еще осталось? Продолжим наш пир!

Вина было много, а гроза затянулась до поздней ночи. В итоге Пилигримам пришлось заночевать в пещере. Наверное, подумал Алан, преодолевая шум в голове, боги решили дать им передышку после злоключений в Зэн Секай и Санти. Выпустить пар, так сказать.

Алан по привычке проснулся на рассвете. Череп трещал по всем швам, во рту было сухо и гадко, Алана слегка покачивало, когда он встал.

По пещере гуляло эхо от разноголосого храпа. Пилигримы лежали вповалку, завернувшись в плащи. Костер давно прогорел, и некому было подкинуть сучьев. Алан выругался сквозь зубы: даже дежурных не выставили, при Эмиле такого беспорядка не было никогда. Хороший же из Алана лидер… Им повезло, что ночью никому не приспичило на них нападать.

Занималась заря, первые лучи солнца уже осветили небо — чистое, как взгляд младенца. Кряхтя, Алан проверил лошадей в соседней пещере. Все на месте. Спустился к ручью, изрядно вздувшемуся после ливня, сполоснул лицо и жадно напился. Потом отошел в сторонку, за кусты и приспустил штаны, чтобы подарить и без того сырой земле свою долю влаги.

Послышались шаги. Алан обернулся и увидел силуэт Кассии, осторожно пробирающейся к ручью. Несомненно, ее тоже мучила жажда. Алан молниеносно натянул панталоны и вышел навстречу девушке. Она встретила его кислой улыбкой.

— Ничего не говори, — предупредила она. — Я, наверное, ужасно выгляжу.

Выглядела она хмурой и заспанной, но ничего ужасного в ее облике Алан не обнаружил.

— Очевидно, нам необходимо было выпустить пар, — сказал он.

— Пар… — задумчиво повторила Кассия. — Дым и пар… Припомнился Грейстоунхилл, мой Оазис… Если бы там узнали, что я провожу время в обществе четырех мужчин и пью с ними вино в пещере…

Кассия закатила глаза и рассмеялась. Она спустилась к ручью, чтобы умыться, а Алан вскарабкался на склон, к пещерам, с неудовольствием размышляя о том, что, если б не Каганович со своими разборками, они с Кассией прекрасно провели бы вчера время.

Спустя полчаса, наскоро перекусив — аппетита ни у кого не было, — Пилигримы оседлали лошадей. Матиас, отчаянно зевая, положил в ныне пустой ящик, где было вино, небольшой кошель с золотыми монетами. Тэн принес охапку сырого хвороста. Через пару дней он высохнет и пригодится другим Пилигримам.

Дальше путь странников пролегал по всхолмленной равнине, окруженной горными кряжами и испещренной десятками мелких рек и ручьев. Вдоль берегов зеленели кустарники и рощи, где обитали неисчислимые стаи птиц. В камышах ворочались дикие кабаны, в воде плескались выдры, на равнинах вдалеке паслись стада антилоп. И всюду на склонах холмов, по берегам рек и среди зеленых лугов серели каменные колодцы Тварей.

Ближе к полудню Тэн, которому похмелье по обыкновению давалось нелегко, пришёл в себя и взялся за лук и стрелы. На обед жарили крупного поросёнка. Тэн приправил мясо диким луком, который называл дэрсуном.

Пилигримы устроились на берегу крохотной речушки, в тени раскидистого вяза. Солнце жарило нещадно, воздух был неподвижен, монотонный звон насекомых навевал сон. Обглоданные кости поросенка валялись в траве, от догорающего костра вверх устремлялся столб дыма.

Алана неудержимо клонило в сон, он боролся с ним изо всех сил. Больше терять времени было нельзя. Он подумывал нырнуть в речку, чтобы освежиться, когда на пригорке над берегом заржала чужая лошадь. Вихрь тотчас отозвался, и Алан в мгновение ока очутился на ногах. Загремело оружие: Матиас, Димитрий и Тэн вскочили с обнаженными клинками, озирая окрестности.

На пригорке, на фоне лазоревого неба выросли всадники — четырнадцать человек. На семерых были плащи Пилигримов, лица вроде бы открыты, никакими масками не прикрываются. На семерых других всадниках красовались безрукавки из темной грубой ткани и просторные штаны. Постояв секунду, всадники галопом понеслись прямо к реке.

— Стефан? — прищурившись, пробормотал Димитрий. Затем завопил: — Стефан, разорви меня Тварь!

— Это караван Кровака, — сказал Матиас. — Что-то многовато у него людей… Последний раз было семеро…

— Половина — не Пилигрим, — заявил Тэн, прищурив и без того узкие глаза.

— А кто? — поразился Алан. — Невесты, что ли?

Он так удивился, что на мгновение забыл о том вопросе, который жаждал задать Кроваку: куда он препроводил молодого Осаму из Зэн Секай?

Всадники подскакали к стоянке Пилигримов и остановились. Один из них, грузный, с мясистым красным лицом, бородой и закрученными вверх усами, спешился первым и подошел к Димитрию. На голове у здоровяка возвышалась квадратная шапка из овчины.

— Стефан! — заорал Димитрий.

— Чтоб мне сдохнуть от воздержания в гареме султана — Димитрий!

Бородачи обнялись и троекратно облобызались.

— Ты обещай целовать его в ягодицы, — напомнил Тэн.

— Что? — прогрохотал Кровак, обнимая Матиаса.

— Потом расскажу, — пробормотал Димитрий. Он показал Тэну кулак. — Спасибо за вино.

— Так и знал, что это вы его выжрали! Мы только что с этого нашего схрона. Приехали, думаем: сейчас попируем! Глядь — хрен вам, а не вино. Благодарю, что золото оставили, совесть еще осталась… Привет, Алан! А ты вырос! Сколько тебе уже?

— Мы виделись меньше года назад, — сказал Алан недовольно. — Вряд ли я вырос, мне двадцать четыре.

Стефан Кровак расхохотался.

— Ладно, шучу! А где Эмиль, старый чертяка? — Кровак заметил, наконец, Кассию, которая с любопытством разглядывала спешившихся Пилигримов и оставшихся на лошадях парней в безрукавках. — О! А это кто? Всего одна невеста? Остальные с Эмилем в кустиках уединились, что ли?

— Нам надо тебе многое рассказать, — сказал Матиас. — Эмиль погиб. А это Кассия, наш новый Пилигрим.

Кровак схватился за сердце одной рукой, а другой сдернул шапку, обнаружив под ней изрядную лысину. Покачнулся и сел прямо на снятое с лошади седло Тэна, которое тот использовал то как стул, то как подушку.

— Как погиб? Как новый Пилигрим?.. Подождите, что же это творится такое?

— Это долгая история, — сказал Алан. — Располагайтесь, мы расскажем.

Расстроенный Кровак, обмахиваясь шапкой, кивнул одному из своих спутников, и Пилигримы принялись сооружать Ожерелье Невест вокруг всего лагеря. Алан уже начал соображать, что к чему. Молодцы в безрукавках спешились и уселись обособленно, тихо переговариваясь. Кровак со своими шестью Пилигримами и Алан с друзьями расположились вокруг почти потухшего костра; Матиас и Алан говорили попеременно, иногда вмешивались Тэн и Димитрий.

— Рафу сказала, что именно твой караван забрал Осаму из Зэн Секай, — в завершение сказал Алан. — Ты его помнишь, Стефан? Кто это был?

— Как же, помню, — пробормотал Кровак, почёсывая лысину. — Он с нами запросился, мы его и взяли… Но на полпути к Амазонии он исчез, как в воду канул. Помнишь, Омар?

Один из Пилигримов Кровака, смуглый и черноволосый мужчина с выдающимся носом и бархатистыми глазами, которые он не отводил от Кассии, с готовностью кивнул.

— Утром проснулись, а этого юноши нет. Мы решили, что он отправился в самостоятельное путешествие по Дебрям.

— Как его звали? — воскликнул Алан. — Как он выглядел?

Кровак пожал могучими плечами.

— Осаму его звали. Мы, конечно, понимали, что он родом не с Зэн Секай, и что это не его настоящее имя, но особо не пытали. Странный он какой-то был… Особо не поговоришь… Не удивляюсь, что он стал полным психом… Выглядел как белый человек, ну как с Либеры или с Амазонии, если на то пошло. Все кутался в куртку, будто замерз. Волосы вроде темные, глаза тоже, ростом с тебя, Алан.

Алан и без того знал рост ненавистного Рыцаря Дебрей.

— Что он говорил?

— Да ничего особо не говорил. Сказал, что хочет стать свободным Пилигримом, путешествовать по миру — то есть всё, как обычно. Мы и решили взять его в свой караван. А он возьми и сбеги…

Алан посмотрел на Матиаса. Тот ответил на взгляд неопределенным жестом. Кровак не врал, это было понятно, но в то же время никакой ясности его рассказ не привносил. Пока Алан лихорадочно думал, о чем бы еще спросить Стефана, тот заговорил сам:

— Да-а! Вот уж приключения, будь они прокляты! Пусть боги будут добры с духом славного Эмиля Ламара!.. Он меня тогда выручил, взял на себя работу в Грейстоунхилле. Если б меня не пронесло… — Он перехватил взгляд Кассии и закашлялся. — Если б я не заболел, оказался бы на вашем месте. Из-за меня всё…

Димитрий и Матиас наперебой стали переубеждать Кровака, что всё случившееся — его вина. Кровак быстро успокоился, в густых усах сверкнула белозубая улыбка.

— Ну что ж, Кассия Ринн из Грейстоунхилла, добро пожаловать в ряды Пилигримов! Я, честно признаться, не считаю жизнь Пилигримов подходящей для женщины, но ты у нас, кажется, человек с характером, раз ужилась с Димитрием, ха! Вот мы с ребятами… Кстати, познакомься: Роберт, Ингвар, Зуло, Омар, Н`Гала, Борислав… Мы с ребятами едем с любопытного Оазиса, где командуют бабы… Ой, простите, женщины.

— Вы везете женихов? — спросила Кассия.

— Ага! — обрадовался ее сообразительности Кровак. — Послушных, милых, скромных женишков! Тут поблизости, сразу за Либерой, немного южнее, есть пара Оазисов, где командуют ба… женщины. Амазония и этот… как его… Хэйдиал. Дикие, надо сказать, Оазисы, но прелюбопытные… Женщины там огонь — хуже, чем в Скаарсфьорде. Ваш Осаму мог уйти как в Либеру, так и в эти Оазисы.

— Хотелось бы поглядеть на эти Оазисы! — не выдержала Кассия. Похоже, ее совершенно не интересовали поиски убийцы ее подружек.

— Ну так поехали с нами, — добродушно предложил Кровак.

Смуглый и носатый Омар и розовощекий Борислав переглянулись при этих словах. Их ухмылочки Алану не понравились.

Кассия не заметила этих телодвижений. Или сделала вид, что не заметила. Она повернулась к Алану:

— Это ведь по пути!

Алан слегка смутился.

— Мы собирались сначала посетить Либеру. Скорее всего, Осаму пришел оттуда… И ушёл тоже туда.

— Если вы не торопитесь, — обратилась Кассия к Кроваку, — мы могли бы завернуть в Либеру, а потом…

— В Либеру? — Кровак подкрутил усы. — Это не такой Оазис, чтобы прошвырнуться по нему по-быстрому. А нас ждут матриархи Амазонии и этого… как его… Хэйдиала. Вот как выполним задание, можно завалиться в Либеру.

Алан снова ощутил на себе вопросительный взор Кассии. И не только Кассии. Матиас, Тэн и Димитрий тоже смотрели на него.

— Рыцари Дебрей бродят где-то рядом, убивая людей, — произнес он тихо, но с нескрываемым раздражением. — Целые Оазисы. В наших силах их остановить… да, друзья, в наших силах! Если будем прятаться и делать вид, что проблемы не существует, она от этого не исчезнет. Осаму пришел с Либеры, и мы должны как можно быстрее добраться до этого Оазиса и выяснить его личность! У тебя, Кассия, будет впереди вся жизнь, чтобы посмотреть тысячи Оазисов…

На минуту повисла неловкая пауза.

Первым заговорил Кровак:

— Говоришь, этот псих из Либеры? Вряд ли. Народ там не такой. Они не воинственные, совсем.

Тэн с готовностью закивал, так что косички затряслись.

— Возможно, этот Осаму и не был воинственным, — возразил Алан, — но он воспитывался у синоби.

— Наверняка он с Амазонии или Хэйдиал, — заявил Кровак. — Достало его бабское владычество, вот он и психанул. Но только не с Либеры.

— Почему? — спросил Алан. — Этот Оазис ближе всего к Зэн Секай. Осаму мог прийти только оттуда.

— Не обязательно! — запальчиво сказала Кассия. — Он — Пилигрим, значит, мог бродить по Дебрям очень долго, питаясь одним дэрсуном.

Тэн, на которого посмотрела Кассия, огладил редкую бородку.

— Два-три неделя можно ходи, один дэрсун жуй.

— Жители Либеры совсем не тот народ, что хочет воевать, — сказал Кровак.

— Всегда есть исключения! — пробурчал Алан. Он чувствовал, что его обложили со всех сторон.

— Есть, — не стал спорить Стефан. — Но в Либеру мы не пойдем, уж не обессудьте. Сперва доставим женихов, а потом — пожалуйста!

— Нужно идти сразу в матриархальные Оазисы! — сказала Кассия Алану. — Он явно оттуда!

— А если он всё-таки с Либеры?

— Либера ближе, — напомнил Матиас. — Одинокий мальчик не мог пройти много…

— Стефан, это касается всех Пилигримов, — загорячился Алан. — У нас общий враг!

— Ты знаешь, где он? — спокойно спросил Омар. — Скажи, в каком он Оазисе, и мы пойдем туда. Мы его убьем или, по крайней мере, постараемся убить.

— Я не знаю, где он!

— Тогда мы идём в Амазонию, а после — в Хэйдиал. А уже потом — в Либеру.

Алана распирал гнев. Этот мерзкий Омар то и дело ощупывал Кассию взглядом, а той, видно, внимание нравилось… Алан не мог обосновать того, что сначала следует наведаться в Либеру, хотя и чувствовал, что именно так и следует поступить. Это бесило.

— Голосуем, — сказал он наконец. — Кто за Либеру, поднимите руки.

К его удивлению, руки подняли и Матиас, и Тэн, и Димитрий. Судя по всему, Матиас и Тэн были не прочь снова побывать в Оазисе, который когда-то произвел на них впечатление, а Димитрия распирало любопытство. Кассия проговорила дрожащим голосом:

— Я хотела бы посетить Амазонию и Хэйдиал.

— В этом нет никакой проблемы, — встрял Омар. Он обращался к Кассии. — Вы можете присоединиться к нашему каравану. Стефан не будет против, он сам вас приглашает. А потом, если захотите, вы воссоединитесь с вашей группой.

Его сладкий журчащий голос выводил Алана из себя. Он так и хотел испытать удар Рафу на этом прилизанном красавчике. Как назло, Кассия будто и не замечала его слащавости.

— Так и сделаем! — обрадовалась она. Посмотрела на Алана и добавила: — Если ты не против.

— Пилигрим — олицетворение свободы, ему никто не может указывать, — пропел мерзкий Омар.

— Я не против, поступай, как знаешь, — выдавил Алан.

Лицо Кассии окаменело. Алан не мог понять, чем она недовольна.

— Вот и отлично! Я иду с караваном Кровака. Встретимся в Либере или в ее окрестностях.

Всё существо Алана кричало, чтобы запретить Кассии ехать в чужом караване, но он промолчал. Похоже, девушка прямо-таки рвется в эти матриархальные Оазисы. Помнится, у них и разговор о чем-то подобном был… Кто он такой, чтобы запрещать ей? Омар прав: никто не вправе запрещать Пилигриму идти своей дорогой.

— Встретимся в Либере или ее окрестностях, — повторил Алан.

Матиас покачал головой, а Тэн возвел очи горе и разразился тирадой на родном языке. Алан был рад, что не понимает его языка.