История восьмая Встреча на Эльбе


Континент внизу озарился бешеным багровым сиянием, вспух грибами. Я икнула, заподозрив катастрофу планетарного масштаба. Стало жутко и тоскливо. Мы только-только вынырнули из габ-тоннеля, входим в атмосферу, посадку запросили - а тут война, какая-то раса подло самоубилась, не дожидаясь моего вмешательства... Хотя, стоп. Ядерное оружие - оно в здешних представлениях древнее дубинки, а войн у них вообще нет. Почти нет, только стычки на границе империи, склоки в мирах неприсоединенных, разборки кланов в Грибовидной туманности, ритуальные турниры трипсов и губров за право первого ныряния в газовые гиганты - и так далее. Ничего глобального, убивающего расы и миры.

Я посмотрела вниз. Фурункулы взрывов множились, планета приобретала вид исключительно заразный.

- Кошмар, - просипела я.

- Опоздали, ужас, - простонала Гюль, скрипнула зубами и рявкнула командно: - Держись!

Наш катер вспыхнул, как бенгальский огонь, ныряя в атмосферу. По обшивке зарокотало и застучало. Я крепко зажмурилась, вспоминая невесть с чего черно-белый учебный фильм, который потряс всю нашу группу еще в институте. Показали нам этот раритет чисто по приколу, под видом лекции по ГрОбу - гражданской обороне в старом наименовании предмета. Что называется - зацените словцо. В учебном кино советские люди в летних платьишках ехали в старом автобусе, впереди на дороге миражом вставал временный знак 'зона поражения'. Прочтя предупреждение, гордые строители светлого будущего повязывали платочки, натягивали поверх улыбок противогазы. И ехали через ядерную пустыню, оттопырив незащищенные уши, но зато плотно прикрыв форточки в салоне автобуса.

Сейчас Гюль сошла с ума и, кажется, делала то же самое: мы таранили ближний гриб, целя аккурат в его эпицентр. Я прикрыла ладонями уши, спасая их не от радиации, но хотя бы от шума. Во взрыве ого-го, как ревело.

- Все, опоздали, - всхлипнула Гюль, безобразно жестко руша катер в гнездо служебного причала. - Там уже очереди на десять дней расписаны.

- За гробами и саванами? - скорбно уточнила я.

Она очнулась от огорчения, протелепала меня поглубже и принялась хихикать, смакуя фильм из воспоминания. Наконец, отвлеклась, подмигнула мне уворованным у меня же резковатым движением левого века. Привычки тырит, вот зараза... Хотя, что еще у меня можно стырить?

- Не увидели концерт к началу сезона моды, не успеваем и на вечерний праздник огней. Я читала: в этом цикле должны были стилизовать под массовый старт первопроходцев, ну - когда еще были ракеты и убогие принципы ускорения.

- Все живы, значит, - почти расстроилась я.

- Как сказать... Сейчас как раз началась давка. Показы стартуют одновременно, а сразу после можно рвать вещи из примерочных. Если туда с боем войти, - она прижмурилась. - При моей живучести, с моим даром поиска маршрута... Я два раза брала кружевной бюст из финального выхода.

- Бедняга Билли, и как он еще жив, - осознала я масштабы кошмара, из-за которого меня экстренно вызвали сюда. - Звездная система трюселей, бюстов и колготок. Или что там у вас... тут у нас?

- Все тут есть, но не у нас.

Я погрозила кулаком очередному маньячески-навязчивому креслу, и оно отлипло, ну что за манера - массировать спину? Гав ревнует: вон, уже весь шипастый стал, как дикобразик. Его немилость убила за минувшее время два таких же озабоченных предмета мебели. Морф - он мирный, только если между ним и его другом нет всяких там... прилипал дерматиновых.

- О-кей в рубке? - гулко пробасили в зев нашего люка.

- Иду! - откликнулась я, оставляя очередное кресло умирать в муках.

Гав визжал, топтался и торжествовал. Пусть радуется, он не любит перелеты, ему скучно. Морфы, габариты, все синтированные автоматы и еще масса прочей неприродной утвари успешно портируется. Люди тоже портируются. Но в трех случаях из ста при этом немного испекаются. До румяной корочки, как сказала Гюль. Я поверила и предпочла катер. На пять дней дольше, но без корочки.

В проеме люка застрял мужик, он упирался макушкой в край борта: два метра рост, все это - сплошная мышечная масса без жира, небритости и перегара. Блин, отчего я не хочу замуж, как вроде бы полагается по традиционному укладу земной жизни в маминой трактовке? Вот смотрю на объект типовой 'мечта американская белозубая', но и даже сейчас в целом - нет, никакой изжоги. Хотя Гюль пробрало, сопит и снова думает, что вот-вот пора оформлять документы. Мое тиранское условие неизменно. 'Мэ и жо' в одном флаконе - пожалуйста, я не против в целом, но только вне моей квартирки! Так что светит ей или однополая прописка с завтраком - или двусторонняя свобода на улице, выбор извечный и неизменный.

- Билли, - по-военному рявкнул парень. - Габнор. Четрвертый цикл расширенного контракта, это после двух пятерок основного. Спасай гибнущего сопланетника, Сэмми. О-кей?

- И долго тут будет гулянка?

- По нашему счету две недели, четырнадцать условных суток, - его лицу не шло заискивающее выражение. - Сэмми, держись. Прямо скажу: от тебя зависит, останусь ли я габ-системе. Тут смерть моя, в габе 'Зу'. Это хуже, чем встретить в джунглях русских психов с 'калашами'. Запомни, Сэмми: никакого рукоприкладства. Маскируйся и не ввязывайся в затяжные бои. Дохлых в карцер, припадочных вон из системы, липких...

- Я просмотрела инструкции, ты все подробно расписал. Лети, справлюсь.

Он просиял, от избытка чувств на миг обнял Гюль, закричал 'Девчонки, я вас люблю!', - и галопом умчался в рубку. Пришлось выпрыгивать из люка, чтобы нас не увезли, потому что этот Билли сам тоже псих, он мигом забыл о нас. Если верить данным личного дела, прошлый сезон моды он провел на койке, откосив под малярию. Пока разобрались, что это за недуг, опасный для землян и только для них - худшее иссякло. Позапрошлый, вроде бы, закончился для парня строгим выговором лично от Чаппы. Но выбора у Билли нет. Для получения ранга безопасника надо пройти социальную стажировку. Это и есть социальная, полный экстрим. Особенно для мужика с весьма традиционными взглядами на жизнь... Он улетел, так и не узнав, что я по паспорту русская. Вокруг корабля вполне себе джунгли, и от худшего из стереотипов былых лет минуту назад бравого американца отделяло лишь отсутствие у меня 'калаша'. Слабовато у габнора с широтой взглядов. Впрочем, он - выбор империи, а там предпочитают военнообязанных. Их еще и вербуют в агенты империи при найме. Негласно, конечно же. Но мне ли не знать, если я получила указанные сведения из империи?

- Ходу! - крикнула я.

Мы успели отбежать в сторону метров на двадцать, когда катер рванул с места на полной тяге, сразу стал горящей свечой в зените и громко хлопнул, пропадая.

- Переходы из атмосферы изнашивают обшивку и нагружают автоматику, - обиделась Гюль, глядя вслед. - Это наш катер! Личный.

- Не нуди. Его стараниями ты теперь временный стажер габ-системы, габут называется. Вот знак универсума, держи. На правах контроля правопорядка можешь вламываться в любые очереди и тусить на показах мод. Без выпивки.

- Божественный Билли, - Гюль сцапала знак, взмахнула ресницами и залилась ровным розовым румянцем.

Она очень хотела попасть в Зу-габ. По-нашему, в переводе на землянский смысл - супермегамаркет-бутик. Здоровенный, занимает звездное скопление и снабжен собственным полнофункциональным габ-портом, имеющим обозначение 'Зу'. Я только перед стартом сказала Гюль, что мы летим именно сюда, чтобы сменить моего единственного на весь универсум сопланетника, умирающего от ужаса в ожидании катастрофы типа 'показ мод и распродажа'. Парень прислал мне слезное прошение о помощи, а заодно, как человек неглупый, приложил подборку занятных сведений. Я приняла прошение и оценила возможность добычи данных, которые очень важны в личной моей войне - весьма холодной и довольно безнадежной. Гюль о серьезном не думала в тот момент: она долго прыгала и хлопала в ладоши, вспомнив простые радости бытия 'любимой жены' божественного огрызка-прайдовода. Вся веселая семейка раз в цикл наведывалась в Зу-габ. Это был их праздник. Простенький, но с размахом.

На Земле выражение 'перед смертью не надышишься' верно для подводников, и то, дай им боже окислителя вдоволь и успешного всплытия, - оно несколько понтовое. А вот в Зу-габе, как указывает справочник, каждый цикл в сезон показа новых коллекций задыхается несколько истеричных идиотов и идиоток. Покупают в кредит, не рассчитав силы. Когда счета пустеют - закладывают окислитель, а без него жизнь, вот незадача, не продолжается даже в самом модном прикиде...

- Две недели - это сколько? - проворковала Гюль, направляясь к идиотски пыхающему огнями входу в мир шопоголиков.

- Четырнадцать суток.

Лично для себя я установила протяженность условной недели в семь осредненных дней, а вообще тут никто и ничего толком не формализует, в габах фиксированы только сутки и доли цикла, и тех разное число в разных системах счета. В моей десятичной - десять долей. А совмещение графиков происходит без проблем, поскольку мы всеми мозгами в одной системе сообщаемся, как личный-ить пазл орла нашего габмургера.

За входом в планетарный шоп начинался пандус, понтово-золотой с вделанными в пол множественными стразами размером от пылинки до лунного кратера. Гюль пританцовывала, на глазах теряя свой интеллект и приобретая жизнерадостность.

Пандус постепенно заужался, мы брели по колено в цветном тумане, пахнущем неземным парфюмом в концентрации, ужасной даже для казармы. Гюль блаженствовала. Внезапно она завизжала, с места прыгнула бодливой козой - и ухнула вниз, в сияние мега-дурдома. Помолясь о ниспослании гравитационной аномалии, я сиганула следом. И мы поплыли в облаках рекламы. Звуки пронизывали тело, и оно сладко вибрировало. Свет бил сквозь веки, запахи взрывали мозг. Все было чересчур, и лично мне уже сильно не хватало упомянутого Билли 'калаша', чтобы тут погасить лишнее.

- Сам Пуппа! - завизжала Гюль и повисла, цепляясь за облако золотых волос, непрерывно причесываемых чудо-расческой, которая почти даром ждет нас в полуконтиненте отсюда, на распродаже.

Я проследила направление по указующему персту Гюль. Пуппа был дрюккель, он несся на всех восьми лапах, высоко вскидывая хитиного блестящий зад, то и дело непристойно мелькающий под короткой туникой. Пуппа не сам так легкомысленно оделся: его поободрали, кое где - по моднявый розовый поясок и выше. Сейчас дрюккель мчался, не оглядываясь, обреченно выл и целился в проем тяжелого люка, уже наполовину прикрытого. За Пуппой с рычанием и визгом клубились психованными пчелами поклонники, раздергивая кумира на гламурную пыльцу. Пуппа отчаянно галопировал к двери, в последний момент он сплющился, скользнул в щель - и толпа вмялась в герметично запертый люк! Реву огорчения позавидовал бы взрослый трипс.

- Он кто? - выдохнув, спросила я.

- Великий пластификатор и моделинер, - с придыханием шепнула Гюль. - Делает тела для показа мод. Каждый сезон - новый тип красоты. Пуппу не ценили дома, он вынужден был покинуть свой народ ради служения высокому искусству. Но здесь он обрел признание. Его модели открывают показ, потом их фрахтуют для всех коллекций.

- Торговля людьми, - поморщилась я.

- Меня мой бож... бывший всего один раз отдавал Пуппе, - не слушая гнусностей, припомнила Гюль. - Меня лишь пластировали, это процедура временного свойства, через полцикла все рассасывается. За эти полцикла я была во фрахте у таких звезд... Таких...

Она смолкла, отпустила облако волос и полетела вниз медленно и чинно, как занавес в дорогом театре. Мы дружно спружинили об упругую поверхность и отодвинулись в сторонку, чтобы не мешать толпе громить и курочить люк, отделяющий поклонников от Пуппы. Гюль уже забыла о нем. Кусала губы, читала меня и копила слезинки на изгибах ресниц. Что вернуло меня к прерванной мысли.

- Твой божественный еще и сутенерил? Вот говнюк злокачественный!

- Сима, ты не понимаешь. Это честь. Это...

- Сколько он отстегивал тебе с дохода? И вот: вы же не общаяетесь с животнорожденными, так?

- У тебя примитивное, дикое мышление существа из агрессивного неразвитого мира. Прайд был для всех нас добровольным и счастливым... А что не общаемся, это я - сгоряча... Я тогда воообще невесть что говрила, хотела тебя обидеть. И еще боялась, что ты меня - во фрахт... Извини. Мы стараемся не общаться. Когда нас игнорируют.

- Допустим, я не обиделась, но вот сейчас скажу: мы на мели. Гляди, какой состоятельный стрекозел, пусть он пользует тебя. И только попробуй не телепать ему радость. Это честь или работорговля?

- Сима, нельзя все на свете так ужасно упрощать, есть культурные особенности, - слезы проложили постоянные дорожки по щекам Гюль. - Мы живем прайдом, тонко чувствуя музыку, мы близки к искусству. Мы вдохновляем мастеров и сами питаемся их радостью творения. А ты... ты... всю мою память искажаешь! Я уже не могу отличить то, что было от того, что ты грубо и пошло домыслила.

Я зажмурилась и домыслила еще грязнее, подробнее. Гюль всхлипнула. Значит, и это не перебор.

- Если мы встретим твоих, будут жертвы, - тихо предупредила я. - Так что давай постараемся их не встречать. Аффект - штука паршивая.

Она промолчала и побрела по широкой аллее, трогая здешние деревья, кричаще-яркие, ненастоящие. Я шагала следом и старательно думала ей передачку, которую видела еще на Земле, незадолго до отбытия. Про веселые улицы в Таиланде. Там можно кого угодно зафрахтовать, все только 'за'. И празднику нет конца, пока вас с ним не разлучит ранняя смерть... Моя широта взглядов успешно вмещает сам вид на такой праздник. Но при одном исключении. 'Фрахтуемых' там отбирают еще детьми, чтобы сдавать педофилам, обкалывать и резать до товарного вида. Малышня не решает, что хорошо или плохо, есть ведь мнение взрослых. И есть бизнес. Как говорится, ничего личного. А я всегда верила, что свобода, какую бы она уродливую форму ни избрала, возможна лишь по личному выбору.

- Ну, вообще-то, я клон, - тихо сказала Гюль. - Тут есть особенности закона. Называются они 'воля оригинала, сформированная в трезвом уме при свидетелях'. Это до пятнадцати циклов приоритетно. Если клон. Потом проводят оценку личного интеллекта и проверяют одушевленность. И мы уже сами... Я была там счастлива, понимаешь? Не надо на меня давить. Это моя память, не лезь.

- Я не телепат.

- Ты орешь мысли! - она обернулась, цепляясь за ствол, и принялась визжать тонко, незнакомо. - Оглушительно орешь! Кто ты такая, чтобы мне долбить изнутри череп? Только посмей меня еще раз пожалеть! Ты... ты дрянь! Ты вообще никогда не была счастлива, даже с одним плохо обученным и лживым партнером. А я - музыкальный инструмент. Я... гейша.

Она выудила нужное слово из хлама в моей голове, сразу сдулась и села на корточки, вытирая слезы и горбясь. Если бы я умела мысленно помолчать, я бы именно это и сделала. Но я и язык-то прикусываю редко, а уж мысли мои всегда несутся без руля и тормозов.

- Любимых не фрахтуют. Пошли, надо слегка напиться.

- Много ты понимаешь, - более мирно упрекнула Гюль, встала и жестом указала направление. - Там рестораны нашего метаболизма. Километра три по прямой, если я верно помню. Дура ты. Любовь - это примитивная химия. Не более.

- Меня интересует уважение, - отшила я её. - А химию я даже в школе никогда не сдавала выше трояка, разве из жалости тянули на четверку. Если мама за меня просила. Гюль, у тебя могут быть дети?

- Сейчас - нет, - почти без слов признала она. - Мы двухконтурные, это примерное понятие, ты все равно не захочешь разбираться. Все куда сложнее, чем твои мысли про гормоны, уколы и операции. Это фундаментальное вмешательство, исполненное по воле оригинала моей клон-последовательности. Я думала найти тут хорошего специалиста, второй контур не так и просто убрать.

- Ты реально двухконтурная, полноприводная дура, уж прости, - отмахнулась я. - У нас есть знакомый: Кит. Как можно выбирать из толпы модных уродователей, имея шанс попросить у настоящего кэфа? Древнего.

- Он же сгинул.

- Он не золотая рыбка, чтобы исполнять желания. Пошли жрать. Потом по плану. У нас ведь есть план.

- Хватит донимать меня тем, чего я боюсь до судорог. От мысли, что ты все еще не зарыла 'топор войны', я делаюсь полудохлой. Все это принадлежит ему, - Гюль обвела рукой пространство, намекая на звездное скопление близ габа 'Зу'. Домыслив фразу, Гюль скисла скорее, чем самое негодное просроченное молоко. - Надо же было тебе назначить такого врага.

- Он сам вызвался, - отмахнулась я.

- Разумные в белковом универсуме знают, что допустимо и что нет, - жалобно вздохнула Гюль. - Только ты... не местная. Тебе забыли сказать. Сима, с ним никто не связывается. Он не при власти, он - возле. В тени, это еще хуже. Сима, мне жаль Дэя и все такое... но тут ничего не поделаешь. Игиолф Седьмой непобедим, единственно верный способ уцелеть - сойти с его пути. Иначе раздавит и не заметит.

- Ой-ой, я вся плачу, аж растекаюся. Одна беда: мне пофиг. Средств нет, репутации нет, имущества ноль, семья отсутствует. Зато, если я себя не уважаю, это финиш, это мне кранты. Так что я неуязвима и я баран... потому что не овца, вот! Хочешь дрожать - вали на все четыре стороны и рыдай в безопасности.

- Пропадешь без меня, - шепнула Гюль по своей привычке телепата, так тихо, что лишь в черепе и слышно, изнутри. - И мне без тебя... скучно.

Если честно, сочувствую ей. Всю жизнь она провела за спиной урода, о котором я не слышала толком ничего и в лицо при встрече не узнаю. Зато я просмотрела сведения по Грибовидной туманности. То еще местечко, Голландия нервно курит и вымирает от зависти.

Всесортные психи, думающие чем угодно, только не головой, постепенно заселили несчастные звезды, которым иной раз противно освещать разнообразную жизнедеятельность, нацеленную на удовольствие. Отринув устаревшую модель семьи, в сладкой дымке туманности народ чего только не вытворяет. Туда летают отдыхать, как в зверинец. Чтобы поглазеть, поржать и сфоткаться на фоне местных. Там живут прайдами. Век за веком совершенствуют многоцелевых роботов одного и того ж назначения. Создают генераторы эйфории и кайфомашины, пробуют нюхать и пыхать - ну, типа в школе не наигрались.

Я не против свободы в её полноте, аж до мозговой горячки и ампутации извилин. Просто свобода по мне - это выбор. Всегда. С открытыми глазами. А если родилась клоном, топала строем за божественным, варила его мысли под крышечкой и тщательно, как пыль, вытирала свои - это не свобода. Это черт знает что. Покойная мамина бегония, и та знала о жизни больше, стоя на окне.

В Грибовидной местные психи живут припеваючи, припиваючи и заедаючи всласть. Имеют по тысяче единиц условного интеллекта и пользуют их, чтобы ни хрена не делать. Поэтому мегатонн кайфа у них - завались. А универсум помаленьку подбирают под себя имперцы, так называемые 'истинные люди'. Минимум генных игр, много борьбы за место под звездами, крепкие локти и нерастраченная агрессивность молодой расы. Я сразу их невзлюбила? Это потому, что признала за своих. За людей.

Например, мы, жители России, едва завидя соотечественника вне пределов родины, делаем морду кирпичом и фальшивим: 'Нихт ферштейн, идите нафиг подальше'. Если не понимают - в тыкву! А потом дружно обмыть синяки в спирте, до образования на роже ровного оттенка... Имперцы - это мы, но чуть постарше. Да, сволочи, циники, беспринципные уроды, шпионы-многоженцы, обслуживающие по три разведки и более. Это мы. Когда после великого мора тараканы передохнут, мы пообедаем ими, поделив добычу с дрюккель-китайцами - и все равно выживем, бормоча с долей отвращения к себе, переходящего в восторг: 'Ну, мы сво-олочи... Бли-ин, ну мы хуже гангрены, это круто!'.

Имперцев я не люблю. Но именно к ним метнулась прямиком от памятной небелковой станции. При этом мысленно пообещала себе нажраться до поросячьего визга в 'Дне', если дежурный, сменивший Линля - не тэй, телепат и так далее. И я осталась трезва: Игль вышел нас встретить, строго по регламенту общения с нейтральными габ-служащими угостил напитком и булочкой на сумму в три вздоха. И концентрированно подумал для Гюль все, что нам предлагает. Она передала мне, морф нас слегка поэкранировал. Сепаратный сговор состоялся.

Габберу по статусу не полагается доступ к полным материалам закрытого дела. Но мне сдали их все за память о походе через небелковую станцию. Я честно поделилась полным воспоминанием, не жаль. И честно исполнила вторую часть уговора: тупо хлопала глазами на официальном допросе. Откуда мне знать, что так круто вырубило Стоппера? И не видела я облако синта, на кой мне в карантин? Я ведь официально не в курсе, что одновременно стали лужицами полужидкой дряни все аппараты той же серии. Что ученые на ушах стойку отрабатывают, потому что синт испарился. Невидимый и неуловимый, но очень даже полезный...

Имперцы тоже исполнили вторую часть договора. Они нанимали Билли и они же ему выхлопотали отпуск. Так состоялась 'встреча на Эльбе' - кстати, в здешней системе есть планета Эльб. Правда, мой американский союзник так и не просек, кто я, и что у меня тут - война! Простительно, Билли не намерен возвращаться на Землю, он вроде бы борется за статус имперца после выхода в отставку. Он дисциплинированный. В отличие от меня.

- Обедаем тут, - немного натянуто сказала Гюль, свернув с маршрута.

В её мозгу сидит настройка на нужного нам нелюдя. Кажется, след взят.

Что я знаю сейчас, через двадцать дней после того, как полутруп Дэя уволокли габариты?

Имя своего врага.

Игиолфу Седьмому двести девять циклов. Он выглядит на сорок земных лет, прожитых при хорошем уходе. Молодость продолжительная, прямо скажем. Но сколько резину, то есть кожу, ни тяни - характерный хруст раздастся. Седьмой не желает стареть, клонироваться и делать что угодно подобное. Он, как и все более ранние номера в их длинной семейной династии, жаждет запечатлеться во веки вечные в скромных правах бога, на сей раз - финансового. И, если я хоть что-то понимаю своим пустоватым мозгом, Дэй попал по полной. Едва он был найден на мертвом корабле и первично изучен, свора служащих Игиолфа взялась за добычу ценного заключенного. Приговор был изменен вопреки настойчивости империи и возражениям Дрюккеля. Дэй не попал в шлак, как желали первые - сторонники быстрых решений. Дэй не был ограничен в правах при условии добровольного участия в полном расследовании и последующей добровольной отдаче себя под финальный суд - как желали сторонники безупречной кай-квиппы.

Дэй достался научному сектору, а вернее той его части, которую прямо и косвенно контролирует Игиолф. И понеслось... Дэй живуч 'условно неограниченно', если верить отчетам. То есть за все время наблюдения он не состарился ни на минуту. Хотя замеряют скорость деления чего-то там и еще кучу мне неясных параметров. Дэй во плоти - мечта Игиолфа о светлом будущем формата 'анлимит'. Есть только одна проблема. Дэй вроде бы не знает, как сделать еще кого-то таким, как он сам. То есть за сто циклов игры на нервах бедолаги-вампира он так и не выдал иной версии ответа. Игиолф стареет, страдальчески наблюдает первые морщины и не верит, что это - необратимо. Он разрежет Дэя на кусочки. Он признает его виновным и лишенным статуса, даже если все пострадавшие восстанут из мертвых и лично засвидетельствуют отсутствие претензий к вампирюге.

В словах Гюль нет ошибки. Игиолф Седьмой - враг не по моим силам. Олер, его доверенное лицо - тоже. Но если барану вежливо объяснить смысл установки ворот, он все равно использует рога по назначению. Так же и я. Меня заклинило. Так что мы пишем строго по пять рапортов в день, это нам посильно. Изобретательно рассылаем по адресатам и ждем, когда они уже не смогут переваривать молча наше упрямство... А еще мы собираем информацию.

- Далее туда, место... неуютное, - шепнула Гюль, отступила на полшага и потащилась, цепляясь за локоть Симы, а вернее, за мое упрямство.

- Без гламура, - порадовалась я, когда мы стали удаляться от широких торговых аллей в гущу чего-то тусклого, служебно-трущебного.

- Надеюсь, ты однажды уймешься, - еще раз вздохнула Гюль.

- Надежда умирает последней. Хотя у неё живучесть повыше моей.

Хуже меня нет злодея в универсуме, я малоразумна, низкоживуча и квела, как прошлогодняя петрушка. Стоит Олеру вякнуть лишнее слово, за меня вступятся даже имперцы. Я одинокая, голодная и ногти у меня обломаны. Парня у меня нет. А появится, сживу со света...

Я всхлипнула и старательно потерла глаз, но слеза не появилась. Гюль хихикнула, снова сгорбилась и отвернулась. Не проняло. Она вообще хороший человек, но слишком уж умная. Эти мысли о последствиях мешают совершить сами действия. Хорошо, что нас двое и я - не думаю. Иначе мы бы не шли по кишащему нелюдями сервисному ярусу, где служащих габа не наблюдали с начала времен, наверное. Вон как расползаются и разбегаются. Контрабандисты многолапые, сумчатые и всякие там хвостатые.

- Тут лучшие в созвездии напитки на травах, - натянуто порекомендовала Гюль, двумя пальцами приподняла грязный ветхий полог и сунулась в лавку. Я втиснулась следом. Ковровый полог хлопнул по спине и чувствительно толкнул вперед. Сразу стало темно, нас обвило чем-то осьминогоподобным. Перетащило - и поставило на твердый пол. Я обернулась. В двух шагах было грязное нутро лавки. Там сидели мы с Гюль, неловко скорчившись на низких лавочках. Старый дед-мухомор, весь бурый, в белых замшевых бородавках, что-то втолковывал про травы и напитки. Мы отвечали.

- Сюда, - проскрипел голос из тьмы. - Вас рекомендовал сюн тэй Игль. Славный молодой человек, хотя несколько жестковат на мой вкюс, но это вопрос выдержки. Еще циклов тридцать - и дозреет. Наверняка дозреет, так.

Гюль икнула. Я рассмеялась, чувствуя себя пьяно-восторженной. Здравствуй, мир иной. Я обожаю свою работу. Ни разу не была вне себя в прямом смысле, и только должность габбера дала шанс. Я вне себя! И мне тут уютно. Место иное, дышать стоит разве по привычке. Окружающее обнимает, как бархат в коробочке - дорогую брошь. Уютно, плотно и довольно однозначно. Я огляделась. Для этого не надо поворачивать голову, я тут вижу все, если верю в такую возможность. Нас встречает сам Сплетник Зю. Как и намекал Игль, это не человек и вообще он не здешний. Обитает, подобно всем представителям пожилых рас, в нескольких смежных мирах. Собственно, 'умение быть единым с соседними реальностями есть главный признак перехода расы к зрелости' - цитата из справочника. Зю очень зрелый. По мнению имперских тэев он существует в сотнях смежных и несмежных пространств. Он из числа немногих представителей расы югиб, продолжающих контактировать с нашим универсумом. Почему он принимает недорослей и тратит себя на беседы с нами? Игль сказал, я сама разберусь.

- Шока нет, так мне и говорили, - кивнул Зю.

Моя узколобая широта взглядов воспринимает иномирца тощим смуглым стариком с бородой и хитроватым взглядом Хоттабыча. Он нарисован темным дымом и светлым паром на бархатной бумаге сумерек, окружающих нас. Он настоящий - не более и не менее, чем я могу себе вообразить. Так сказал все тот же Игль.

- Людоед, - вообразила Гюль и села, ослабев.

- Фи, - обиделась я. - Зачем так усложнять процесс жрачки?

- Надо юсложнять, - ласково улыбнулся Зю. Он чирикал, как конорейка, поэтому его 'ю' не резали слух. - Я мозговед и юченый одоролог. Коллекционирюю запахи дюш.

- Душ?

- Да, дюш. Игль вами заплатил за юслюгю. Большюю. Смотрим, обманюл ли. Ты...

Дымный старик качнулся к Гюль и обвился вокруг неё, как защита от москитов. Гюль москитов не наблюдала и в защиту не верила, о чем сигнализировала визгом. Зю захихикал. Я подумала: а ведь его имя может быть и Зу, он же напрочь не выговаривает звук 'у'. Тогда, вероятно, мы сейчас находимся в звездном скоплении, которое носит имя деда. Чем был славен бородатый мозговед? И как давно его слава стала дымом и рассеялась, растворилась во времени... Вряд ли даже Игль знает ответ. Навигаторша моя устала визжать и притихла.

- Юмная, пассивная, зеленая. Прийдешь через тридцать лет, может, юкюшю, - подмигнул дед. - Пока кисло. Не доволен я. Ты...

Он задрожал маревом и перекинулся задымлять меня. Приятный дед, теплый и пахнет пряностями, бальзамом 'Звездочка', зеленым чаем. Я осторожно протянула руку, чтобы попробовать тронуть его ладонь. Дед Зу захихикал и подал руку. Ощущение оказалось очень слабое - покалывание, не более того.

- Редкий запах дюши, - шепнул он. - Без гнили. Жажда брать дает гниль. Тяга к справедливости дает свежесть, горькюю и терпкюю. Игиольф искал меня. Мы встречались давно по вашемю счетю, на границе пространства силикатов. Очень гнилой. Плесень, прель, трюпность. Он хотел много, не мог дать ничего. От огорчения я пошютил. Сказал емю день смерти в этом мире.

- Настоящий?

- Да. Виню себя, - Зу огорчился и стал темнее. - Он протюх еще сильнее. Страх большой. Как юниверсюм.

Дым заполнил все вокруг, рассеялся и дед пропал, чтобы снова явиться на том месте, где мы увидели его изначально. Чуть помолчав, Зу сообщил, что передает Иглю признательность, что цена достойная и новые данные будут переправлены. Потом глянул на меня.

- Хочешь знать о тех, от кого болит дюша? Ты эмпат. При встрече юзнаешь. Первый не важен сейчас, нет. Второй... Я дам сведения ей, - он указал взглядом на Гюль. - И главное дам Китю. Ты смешная. Подрюжилась с кораблем самих кэфов. Бюдешь тют, приходи, я тоже бюдю болтать с тобой, всегда - да. Дэй... о, ты не продюмала главное. Дюмай! Дюмай много, тют дюмай, - он протянул руку - и как будто потрогал сердце сквозь меня, стало горячо и больно. - Дэй особенный. Нет места в юниверсюме. Не надо ему открывать замок тюрьмы и выводить за рюку. Ищи дрюгое, главное. Пойми, найди сють. Он сказал про верю? Это важно. Все. Иди. Я стар, не ем дюши, одоролог. Но ты... вкюсная. Молодость, да. Невозвратное.

Он улыбнулся, медленно растворяясь во тьме. Я помахала ему рукой и пообещала навестить, если сложатся обстоятельства. Громко крикнула, хотя он наверняка ушел: если поболтать, это можно когда угодно и где угодно, без церемоний. Я хотела еще что-то сказать - но тут сознание дернуло, будто на шампур насадило. Я закашлялась.

А когда выпрямилась, уже сидела в неудобной позе личинки, припивая нечто вроде чая и шипя: кипяток выплеснулся на руку. Рядом суетился дед-мухомор, уговаривал купить все сорта, какие мы пробовали и твердил про неповторимый аромат лучшего зюя на планете Эльб, соседней, более холодной, но по-своему прекрасной. Мы проверили счет, и Гюль купила то, что было нам по карману. Мухомор поохал и сделал от себя подарок. Принялся упаковывать травы. Мы смотрели и молча отдыхали от впечатлений, пока у меня на груди не вспыхнул знак универсума, а в голове не разразился жалобами и стонами местный интмайр планеты, ну то есть типа - исполнительный её директор. Он не мог приказать габ-служащему. Но гламурки так достали, что важный дядя плакал и умолял, не стесняясь в выражениях своей слабости.

- Пошли щипать удодов и удодок, - бодро предложила я Гюль. - А то у мужика вон - полный... капут.

- Габут. Это я.

- Знаю. И будет им габут.

Сводка происшествий вдохновляла на подвиги и задвиги.

'Драка на седьмом белом ярусе, континент Ос. Причина: порванные после драки покупки'. Логично. Сперва они выли и царапались, а потом нашелся повод для продолжения банкета.

'Попытка убийства пластированной модели, сектор прим золотой, показ тел от Пуппы. Причина: неплатежеспособность'. Так не доставайся никому... наш человек. Но смог лишь повредить прическу, пусть его судят суровые когти пластированных баб.

'Массовая давка на уровне двадцать три. Истерия, крайние проявления дикости. Угроза тотального нарушения закона. Причина: отсутствует'. О, светлое будущее, о, взрослые расы, а чем вы от нас отличаетесь-то? Дюшой, сказал бы Зу. Вонючей, - добавил бы он же с сожалением, обнюхав кое-кого.

Мы еще немного почитали список, как гурманы - меню. Меня перло от событий, как от выпивки. Гюль ловила мысли и невольно подстраивалась. Мы выбрали массовую истерию, хотя для телепата место то еще. Но навигаторша смело обещала привыкнуть. Уже на выходе из лавки мне в руки прыгнул Гав. Где его носило все это время? Масть у морфа сегодня розовая с голубыми и серыми 'перьями', уши проколоты и обеспечены дюжиной сережек и пусет. На шее золотая цепь в два пальца...

- Это не тебя ловили с массовой истерией, божественный кот? - заподозрила я.

Гав сделался сер и голубоглаз до непроходимой наивности. Чуть подумал - и заполз на шею тихим шарфиком. Златая цепь со звоном рухнула и укатилась. Настоящая? Гюль подобрала, осмотрела, и, наверное, запросила цену. Я так решила, потому что дальше она шагала с очень большими глазами, и для этого не понадобился пластинг от Пуппы...

'Из отсека эксклюзивных украшений бесследно пропала цепь наручная, раса пыров, мастер Бмыг. Вернувшему обещано право гостевого проживания на планетах расы и головной шлем облегченный того же ювелира, коллекция прошлого сезона'.

Я покосилась на Гюль. Она несла цепь так, как носят святыни. И я решила промолчать про шлем. Гав поможет. Пусть навигаторша радуется. Наверняка шлем пыров - штука прикольная, а статус ей тем более на пользу. Мало ли, как у меня сложатся дела с этими Олерами и Игиолфами.

Отсек эксклюзивных украшений напоминал сейф-переросток, изнутри оформленный под десятизвездочный отель. Мы сперва миновали дверь невероятной прочности, затем прозрачный шлюз со встроенными системами сканирования всего и вся. Как Гав стырил отсюда цацку? Не знаю. Но уважаю его, однозначно. Фигня эти рассуждения про разумность морфов, которая в десять раз ниже, чем у навигаторши. Гюль бы не смогла сюда войти без допуска. А... Додумать я не успела. Мы прошли во вторую дверь и пересекли линию считывания данных.

Отсек в целом шарообразный, мы в среднем уровне - сама крупном, его палуба как раз делит шар пополам. Свет яркий, туман под ногами клубится умеренно, драгоценности висят, лежат и плавают согласно замыслу создателей - чтобы смотреться как можно лучше. Покупатели бродят, всем видом выражая сонливость, она же - жажда скидки непомерной и боязнь упустить нечто ценное. Кроме состоятельных есть еще безденежные: их водят по прозрачной силовой трубе экскурсионного типа. Как раз теперь очередные жертвы моды цокают каблуками мимо нас - к центральному диску лифта.

- Справа вы можете наблюдать так называемые эмо-эскизы расы пыров, - гнусаво и нудно вещает лекторша, типовая, как будто эволюция вся прошла на цыпочках мимо, и мымра успешно проспала события на стульчике в музее. - Художественная ценность искусства пыров, расы молодой и духовно незрелой, на данный момент подвержена обоснованной критике со стороны экспертов и ценителей. Слева вы можете видеть куда более взрослые и тонкие, наполненные аллюзиями и неуловимыми отсылами к классике образцы коллекции из туманности Тролл...

- Это неслыханно, - звонко возмутилась Гюль, что-то сотворила с пространством, первый раз используя свой статус габута. - Это клевета!

Силовой канал экскурсии обрубился в замкнутую дугу - и музейная моль заткнулась на полуслове, налетев на свежесозданную стену. Я отползла в стороночку и насладилась редким зрелищем: Гюль гневается и громко вещает, одна и без всяких там подпорок для самостоятельности - ну, вроде меня. Ей идет. Она сразу делается действительно красивой. Прямо-таки шикарной. Царственной даже.

- Вся ваша Тролловая коллекция не стоит ни единого взгляда, это бесконечно вторичное, подражательное и бездушное копирование, а порой прямой, не прикрытый намеком на вдохновение, плагиат, - бушевала Гюль, одновременно прилаживая могучую пырскую цепь на свое тонкое запястье. - В нашем белковом мире не так много рас и мастеров, еще способных сказать свое слово в искусстве, не опасаясь сравнений с древними, модными и общепризнанными. Пыры уникальны в этом отношении. Третий сезон их эмо-стиль поражает воображение тех, у кого есть воображение, а это - не вы! Нарочито грубая обработка части поверхности, эффект ковки и пайки по древним технологиям открытого пламени, гравировка и чеканка - ручная в самом полном смысле! И главное: настройка под владельца, если он достоин такой настройки.

Гюль презрительно отвернулась от остолбенелой экскурсии. Ловким движением распустила волосы, с утра убранные в плотную сетку на затылке, темную, без единой блестки. Змейки кос оплели Гюль целиком - до колен, как в день нашего знакомства. Они волновались и чуть вздрагивали.

Рука с браслетом, горящим алым и золотым, медленно поднималась до уровня лица, ладонь танцевала, как пушинка на ветру. Гюль улыбалась с закрытыми глазами и шептала.

- Радость.

Браслет обвился змеей, текучей и гладкой, оброс искристым ореолом ворсинок. Покупатели, которые до того свободно бродили по ярусу, стали оглядываться и сбиваться в стадо, жующее сопли зависти.

- Гнев.

Браслет затвердел, с опасно-сухим щелчком вырастил шипы. Гюль, по прежнему не открывая глаз, исполнила несколько сложных выпадов, напоминающих сразу и танец, и боевую тренировку.

- Влюбленность...

Гюль сменила ритмику движения, превратив его в мягкий, крадущийся шаг, косички волновались, вся фигура стала гибкой и трепетной, как травинка на ветру. Гюль замерла, приоткрыла глаза, чтобы смотреть в упор на огромного, как сказочный орк, человека. Ему навигаторша подарила очень долгий взгляд, затем медленно протянула руку, вздрагивающую так, словно в ладони бьется сердце - и браслет стек в ладонь, и стал золотым сердцем.

- Гюль, ты блин - гейша, - прошептала я.

- Гюль, - прорычал орк, поцеловал запястье, перевернув лодочку ладони и приняв сердце-браслет, чтобы немедленно его вернуть на ту же руку. Ткнул в золотую цепь и буркнул хозяйски: - Вдохновение.

Браслет раздался в ширину и охватил руку сплошным узором от запястья до локтя. Гюль порозовела и заморгала. Орк гулко бухнул себя кулаком в грудь.

- Бмыг. Проглоти меня губр, если я смогу хоть что сваять без достойного ужина. Надо шлем обмыть, да?

Гюль порозовела еще плотнее и покорно кивнула. Если судить по горячей темноте раскрытых во всю радужку зрачков, мастер мог рассчитывать не только на ужин. Его самым настоящим образом обожали...

- Так, так, - забормотала я, старательно перерывая в голове данные по происшествиям. - Надо мне бежать, там драка в отделе приема претензий. Гюль, я одна управлюсь. Слышала?

Ни фига она не слышала. Так и стоит, продолжая что-то танцевать кончиками пальцев, трепеща ноздрями и неотрывно глядя на орка. Сам орк мотает на палец косичку, сопит и молчит, как бревном по черепу стукнутый, вон - взгляд не фокусируется. Гюль вздрогнула, очнулась, встала на цыпочки и шепнула пыру в ухо нечто важное. Румянец сполз с её щек...

- Вдохновение, - проревел пыр с прежним энтузиазмом. - Туманность, не туманность, все одно. Полетели на Эльб? Знатные скалы, можно интересно лазать. И дур, - он с ненавистью уставился на экскурсию, - нет. Холодно там.

- Полетели, - отозвалась Гюль, восстанавливая золотистость кожи.

Я услышала её ответ в голове - потому что она уже так вырубилась, что не отличала прямую речь от словесной... И пошла за пыром, как на привязи. И чихать ей сразу стало на обязанности габута, на весь тутошний бардак со стразами и на подругу, - то есть меня.

Это было немного грустно. Вдруг я ощутила приступ одиночества. Первый раз за время пребывания в универсуме стало холодно и грустно. Толпа - она иногда угнетает. Тем более такая, составленная из многоцветных стад коров и овец, обремененных средствами и ограниченных в чем-то более важном по моему личному счету ценностей.

- Ну, вам же хуже, - мстительно пообещала я всем сразу, слепо глядя в пространство.

И поперла улучшать себе настроение в отделе претензий. Что может быть круче скандала, если на душе слякотно? Большой скандал!

Претензии принимали в исключительно гладко отлаженном автоматическом режиме. Даже самая тупая корова оформила бы все за одно движение непрерывно жующих челюстей. Разумные не справлялись. Они вообще не смотрели по сторонам: для половины, а то и больше, это было невозможно. Напялили на лицо непроницаемые очки, вклеили в глаза линзы, завесили лица целиком какими-то гибкими штуковинами - и потребляли бестолковый информационный шлак. Натыкались друг на друга, упирались в габаритов и ощупывали их, недоумевая. Роняли вещи и бестолково вставали на колени, хотя в толпе это - верное увечье. С десяток молодых дрюккелей в серых хламидах пытались оберегать порядок. Ребят было жалко. Вероятно, они тут проходили социальную адаптацию, совсем как Билли. Потому что смотрели на толпу с отчаянием, жались друг к другу и от напора наглости - робели. А когда осознавали, что для придурков нет святого даже в квиппе - впадали в ступор.

Я почесала морфа. Он встрепенулся и быстренько соорудил из себя добротный рупор-матюгальник.

- Габбер Сима, - громогласно сообщила я. - Правила приема претензий обновлены. Кто заступил за линию, лишается шмоток и выдворяется в универсум. Кто облокотился о габарита, выдворяется в универсум. Кто толкнул соседа своего... ну, вы уже поняли. Сейчас пойдут и подадут претензию те, у кого красные вещи. Десять секунд на оформление. Раз!

Народ поскидывал очки и тряпки с лиц и морд, проверил и уточнил по справочникам цвет того, что надо сдать - и затоптался. Кто-то спрашивал, как быть, если оно само зеленое, но в красный горошек? Самые умные еринчали по поводу коррекности понятия 'красное'. Гул рос.

- Два! Три! - считала я, игнорируя вопросы умные и не очень.

Толпа всколыхнулась, стало веселее, проявился кумачовый цвет родной мне веселухи. Дрюккели воззрились на меня с неодобрением. Зря. Не стояли они в очереди за визой у ворот немецкого посольства. Знали бы, что неразбериха - это шикарно. В пять минут она делает бунтарей и идиотов одинаковыми жалкими лузерами с потной спиной...

- Ахтунг! Теперь идут желтые! - орала я, ощущая прилив оптимизма. - Десять! Девять! Готовятся зеленые. Габаритам учесть: красных больше не принимаем, всех долой, пусть очистят рабочую зону. Пять!

Со мной попытались вступить в разговор и что-то доказать, но я уже верещала про черных, и они перли так настойчиво, что прочие завидовали и готовили локти к бою. Синие намекнули, что их очередь, я же вроде пообещала. Им я сказала сразу, что забуду вообще про такой цвет - и синих урыли конкуренты... Дрюккели приободрились. Монолит толпы разрушился, превращаясь в нелепую мозаику внутренних споров и склок. Все всех не любили, нового порядка не понимали и все больше терялись.

- Белые! Десять секунд!

Красные орали, что 'их тут давно стояло', а зеленые бубнили, что как раз 'не стояло'. Дивная картина давки ширилась, а я уже ощущала себя фельдфебелем и удивлялась, что в руке нет хлыста. Как же, взрослые расы! Тут еще пороть и пороть, с оттягом...

- В целом ясно? - немного задыхаясь, уточнила я у ближнего дрюккеля. - Пока они ровно ничего не понимают, они ваши. Только не давай им слабины. Синие! Десять секунд.

- Невероятно, - поразился хитиновый и вежливо коснулся моего пояса. Произвел в носители, не иначе. Выпрямился и заверещал скрипуче, но достаточно громко и мерзко: - Лиловые! Двадцать щелчков.

Еще немного понаблюдав за немецкой каруселью, я удалилась. Билли вызвал нас в надежде на отпуск. Его надеждой воспользовался Игль, теперь я знаю звание этого милашки - сун тэй он, гений допросного дела и очень крупная шишка в империи, надо полагать. Игль нечто ценное получил у Сплетника Зу, а нам со сделки тоже перепало. Нас разместили на роскошном острове, в отдельном домике с бассейном и видом на море. Туда можно попасть локальным портатором - в пределах планеты он не жарит людей, опасна межзвездная дальность. Но я поймала габарита и полетела верхом, как прогрессивная ведьма. По дороге успела заказать себе ужин.

Отпустив габарита, я переоделась в замечательно мягкий халат до пола, повязала Гаву шелковый бантик на хвост. И стала ждать ужин. Позвонили быстро. Я порадовалась работе доставки и прошла к дверям домика. Вообще-то странность происходящего я осознала, уже приложив запястье к пластине идентификации и впуская гостя. Тут не развозят пиццу. Тут все само возникает на столе. Сервис высшего класса. Непривычный.

- Веселая планетка, прорва знакомых, - поразилась я, отступая на шаг и позволяя букету протиснуться в дверь. - У нас что, день стрижки клумб?

Цветы меня добили. Всю жизнь я тайно мечтала увидеть, какая она - мимоза до нападения торгашей? Говорят, дерево. Большое и красивое. Без полиэтилена, ленточек и ценников... Этот букет превосходил все смешные мечты. Он был метра полтора ростом, в кадке - и точно целиковое дерево. Пах лучше мимозы, не так навязчиво, тонко и терпко. Немного хвои, немного легкомыслия и сплошная радость, от которой тело теряет вес.

- Тебе, - смешно смаргивая смущение, пробормотал Игль. Втащил дерево и установил в прихожей, разогнулся, отдышался. - Просто так... вот.

Выглядел он моим ровесником, был на пару сантиметров меня ниже, щупловат и вполне мил. Стоял на коврике у порога босиком, смешно шевеля пальцами ног. В шортах и рубашке он сразу сделался совсем гражданский и окончательно человек. С длинноватым лицом, щеки немного впалые, глаза крупные. Нос греческий. Волосы вьются, они длинноватые и черные - тоже греческие. Можно подумать, что я в гостях у мамы. На Земле. Дома. И все исключительно обычно.

Игль смотрел вниз и смущено тер одну полуподжатую ногу об другую, смахивая песок - он брел сюда по пляжу.

- А Гюль... она дома?

- Нет, - сказала я и поняла, что меня устраивает ответ.

- Это... не плохо? Просто тут такое дело, - он окончательно сосредоточился на ковре и придвинулся на полшага, - ведь я сам заказал вам жилье. Поймал, как бы тебе понравилось. Все правильно?

Одурительно пахло цветами. Я стояла, опираясь плечом о стену и опасаясь улететь, подобно воздушному шарику. Под халатом не было вообще ничего, даже морфа на спине. Недавнее ощущение одиночества желало быть растопленным. А для такого дела требуется тепло. Если сделать вперед полшага или не мешать Иглю их пройти - станет тепло. И очень просто, никаких обязательств, один день отключенного мозга на планете, где сам мозг - это почти неприлично... Игль оказался рядом, рубашка у него шелковая, я хотела оттолкнуть, но руки меня предали и сползли по шелку.

- Это глупо, - тихо огорчился Игль. - Но вы чуть не умерли у меня, на линии. И... все равно глупо.

Он шептал в ухо, не делая попыток возиться с поясом и как-то еще решать за меня. Просто стоял вплотную и шептал в ухо. А что глупо - это я и сама знаю. Я устала от напряженки, когда рядом роскошная Гюль и надо всегда ждать подвоха. Я устала от чудес и событий. Хочу моря, солнца и отдыха, раз мне не достались скалы и холод...

Игль чуть повернул голову. Не знаю, как я поняла его взгляд: он косил на ложную мимозу. Спокойно так, расчетливо. Я отшатнулась назад, чуть не упала, вцепилась в спинку ближнего стула. Постояла, тупо мыча и мотая головой. Потом приподняла стул и старательно поставила ножку себе на ногу. Надавила до характерного визга. Покричала - тут мне сразу стало легче. Больнее, обиднее и спокойнее.

- Сука ты, а не тэй, - сказала я ему, усаживаясь на переставленный в сторонку стул. - Вынеси елку, Новый год отменяется.

Он молча вынес дерево и вернулся, виновато посопел - но я уже не велась на образ милого мальчика. Понял, сходил и принес воды. Холодной.

- Отравлено, надеюсь?

- Не надейся.

Голос стал нормальный, ровный и деловитый. Сун тэй обошел комнату, проверил столешницу и диван, ощупав в торцах что-то важное. Сел, откинулся на спинку и прикрыл глаза.

- Извинения требуются?

- Нет. Какого черта, а? - Обозлилась я, клацая зубами по стакану и чувствуя себя так, будто меня только что облили грязью, вонючей. - Что еще тебе надо?

- Обычно такая концентрация пыльцы цветущего пуэба дает более уверенный результат, я сам под влиянием, - поморщился он. - Было бы удобно.

- Лазать по отрубленному мозгу? Пока мой деликатный морф не суется туда, где люди заняты своими личными делами? Пока Гюль отбыла на Эльб.

- Да, - он поморщился. - Это лучше укола правды или грубых методов. Будешь заявлять в габ-систему на меня?

- Ага... То есть ты здесь по личному делу, - оживилась я.

- Да.

- И не врешь. Ха! Не врать ты не умеешь, сун тэй Игль.

- Умею, - обиделся он. Помолчал и грустно добавил: - Я старше тебя втрое, мы живем примерно двести циклов, так что вся карьера... впереди. А опыт уже есть. Все у меня хорошо, проект с сектором древних дал прирост репутации. Проект с... не важно. Я попробую быть честным, не нарушая иных обязательств. Альг мой друг. Был. Он старше на тридцать лет, он выше меня по званию. Он из центральной нашей системы. Он не мог передать сведения габ-служащим, предать дело и наплевать на все, подставив семью. Тем более он не мог глупо допустить утечку информации, если предал. Наконец, он не мог, зная о провале, остаться на корабле ради уничтожения содержимого сейфа, если было не сложно ликвидировать весь корабль. Не будем наивны, ему уже приходилось жертвовать гражданскими ради... дела.

- Пошли ужинать.

- Экранирована только эта комната, - отмахнулся он. - Я узнал об отбытии Гюль и портировался сюда с полпути к системе. Риск понятный, допустимый: это мой личный интерес, понимаешь?

- Что хочешь?

Он снова надолго замолчал, выбирая вопрос. Было почти смешно смотреть, как гений переговоров и допросов старается просто поговорить, не используя свои таланты. Потому что - я почти уверена в догадках - с эмпатами его трюки не катят. Я эмпат. У меня обостренное чувство справедливости, неосознанной и дико спонтанной. За это меня и выбрали для службы. Есть у Дрюккеля какой-то метод, позволяющий нас выявлять.

- Пыльца кай-цветка, - негромко пояснил Игль. - Я читаю только поверхностные мысли, не надо дергаться. Правила приватности габ-службы надежны. Твоя Гюль их пробивает, но ведь она не человек, она на три четверти подделка. Многократное клонирование с геномным смещением... Она мощнейший телепат. Два уровня до высшего - доу - не дортягивает, такова моя оценка. Но это потенциал. А она ненавидит свои способности и живет в отчаянии наготы, данной тем, кто знает мнение о себе. Она взрослая, ее поздно переучивать. В империи Гюль никогда не получить статуса.

- Хватит обсуждать мою подругу.

- Хорошо, хватит. Кай-цветок в свое время давал дрюккелям шанс сочетать организованность и спонтанность. Это почти наркотик, так тебе понятно. Но одноразовое вдыхание их сильно меняет к лучшему, если соблюдать ритуал. Чаппе почти четыреста, он из старейших. Он еще вдыхал.

- Понятно. Это ты добрый, потому что услуга за услугу?

- Я сам допрашивал его, - Игль быстро замотал головой, волосы били его по щекам, будто наказывали. - Нет, без пристрастия. Я был на корабле с проверкой состояния 'посылки' и вел первичный допрос. Как телепат и друг семьи я опознал тэя Альга, всесторонне. И все же... это не он. Не мог мой друг так поступить! И зачем ему связываться с тобой? Пить в баре. Катать на катере. Бред. Нелепица. Два часа потерянного впустую времени, когда под него уже копали, и его собственное следствие было в тупике.

Он встал и подошел, сел на пол, поднял на раскрытой ладони цепочку с шариком. Долго катал по ладони. Посмотрела на меня оценивающе, отчего захотелось вдвое плотнее запахнуть халат и вообще сгинуть. Но я не умею исчезать, я просто человек. Блин, мне отчего-то жаль ублюдка. Треснуть бы его по башке за попытку домогательства без влюбленности. Но я сижу и слушаю.

- Здесь полная информация по двадцати трем трупам с корабля, на котором нашли объект, ты называешь его Дэй. Вся история, материалы дела. Мы проследили прошлое тех людей. Но дело, скажу прямо, было куплено у империи известно кем. Поверенный Игиолфа изъял все данные из доступа. Нам возместили, а мы промолчали и не поняли, что теряем объект. Это могло сильно изменить ход судилища... Но не изменило. Итак: ты мне - разговор в баре, я тебе - дело.

- Почему его так грубо и страшно пытали, а затем казнили?

- Потому что предателей никто не гладит по головке. Он отказался сотрудничать и даже не сообщил нам, кто был контактером со стороны габ-системы. Ему отплатили болью и публичным унижением. Это видела ты, это видели его семья и коллеги, это же наблюдали йорфы. Мелкая месть тебе, трагедия для родных и устрашение тех, у кого мы хотели отнять галактику и архив технологий.

- Ладно. Бери разговор.

Он сказал 'благодарю' - и слово отозвалось внутри черепа, как бывает при плотном общении с телепатами. Он протянул руки, приобнял меня за голову, почти грубо и уж точно без малейшей приязни, с жадной и радостной спешкой. Он выжрал информацию, как свинья - содержимое корыта. Сразу заболела голова. Зрение приугасло, тошнота подперла кадык.

- Это для меня, - шептал Игль, сидя на полу и слепо щупая паркет. Он сам выглядел больным, полумертвым от усталости. Хапнутая в охотку порция информации его буквально убивала. - Это для меня! Он говорил с тобой, чтобы оставить послание. Звездная система Кайт. Там нет черной звезды, но там должно найтись нечто, может быть - ответ.

Игль попытался встать, с размаху рухнул лицом на паркет и затих. Придурок идейный. Ведь угробится. Я подумала громко, чтобы разобрал. Подцепила за ворот рубашки и потащила на диван. Кое-как подняла - за руки, за ноги. Навалила сверху ворох попавшихся на ощупь вещей.

- Спи до утра, заводной олух, - велела я прямо в ухо. - Разбужу, поболтаем, и тогда уж изволь дальше гробить себя. На свежую голову. Ослушание карается дрыном по башке.

Он закашлялся и едва приметно кивнул. То ли время выгадывает, то ли правда будет спать, как подобает насмерть усталым людям. Не верю я больше в честность тэев. И тем более - сун тэев. Жилы порвет за отечество себе и мне, чтобы чуть погодя отечество его приперло к стенке и жахнуло высокотехнологичной картечью. Интересно, ему мозги чем-то прошили, чтобы верил в идею - или сам так заточился? Или я не о том думаю, просто взрослые расы более ответственны? Голова болит. Даже добытое дело Дэя сейчас не буду читать. Я тоже идейная, но у меня все идеи личного пользования. И сейчас я хочу душ, ледяной. А затем здоровый сон без видений.

Утро состоялось по расписанию, что уже приятно. Я отоспалась, бездомный Игль убрал вчерашний ужин - подозреваю, в желудок, не в мусорку. Заказал завтрак и его тоже - убрал. То, что было мне оставлено, у энергоэффективного Гава вызвало бы слезы.

- Сволочь, - похвалила я Игля за его аппетит.

- Сейчас еще закажу, - смутился он. - Твой морф, уж учти, совершенный клептоман. Он посетил все ночные шоу и закрытые показы. Изъял пять заколок, семь бантов для хвоста и две косметички. Я проверил ценность, хотел оплатить. Но вещи ему отданы добровольно, он еще и ловкач.

- Завидуешь. Говори прямо, злодей, что тебе надо. Без корысти ты б сбежал до рассвета.

- Катер габ-службы, - сразу раскололся ловец исполнительных золотых рыбок. - С тобой трудно. Все мои навыки ведения переговоров как-то... не работают. Ты не зла за вчерашнее и не веришь мне, я сегодня не полезен тебе, но я вроде бы получу просто так нужное. Нелогично.

- А я еще приплачу, чтоб глаза мои не видели тебя, но - живого, - уточнила я. - Далеко отсюда до созвездия Кайт?

- 'Стрелой' - три малых прыжка, это лучший для катера режим. Полтора дня, рекордно быстро, - охотно сознался Игль. Покосился на меня. - Сима, ты можешь оказаться маяком, то есть он мог привязать на тебя опознание того, что там оставлено. Если так, одному мне лететь бесполезно.

- Я на службе, отвали, герой-любовник.

- Понятно, уже ухожу... Лишь намекаю, что могу снова оказаться в долгу. Что тогда предлагать в оплату? Прямо и не знаю. - Он покосился в сторону экранированной комнаты, встал и пошел туда, бормоча про вещи из кармана, вывалившиеся во время сна. Пришлось брести следом, вяло ругаясь и недоумевая. Игль подобрал платок - или нечто похожее на платок - обернулся, не дойдя до двери. - В лавке, где был контакт со Сплетником Зу, тебе подарили сухой порошок зуй?

- Да.

- Попробуй вечером заварить в кипятке. Прямо перед сном, одну крупинку на пару глотков, настоять под крышкой до изменения цвета воды, это быстро. - Он взялся за ручку двери и буркнул, уже отвернувшись. - Полагаю, ты дала мне право пользоваться 'Стрелой'?

- На пять дней. Да. С обязательством вернуть катер сюда и лично мне сказать 'Сима, благодарю, я твой раб, ы-ыыы'.

- Семь.

- Шесть.

- Какая тебе разница? - поразился тэй и даже обернулся.

- Не торгуясь, ты уйдешь спокойный. Оно мне надо? Вали, злись, благодари, скрежещи зубами об мою придурковатую загадочность. Семь дней.

- Головная боль уже проступает, - криво усмехнулся Игль и напоказ скрипнул зубами.

С тем он и покинул планету, с которой я сама сбежала бы очень охотно. Но - не могу. Я служу в габе, и я ценю свой статус, даже когда меня посылают в такой полный уродов филиал габ-системы. Вообще система наша, если верить справочнику и огрублять ассоциации, чем-то сродни гибриду единой независимой таможенной службы всех рас, работающей на аутсорсинге. Круто я завернула, да? Ну, еще мы самую малость Интерпол, капельку Красный крест с того же цвета серпом... то есть полумесяцем. Немного глобальная транспортная система и почтовая служба. Такое вот черт те-что и сбоку Сима... Это все работает, потому что мы нейтральны, но в структуру управления габ-системы я не полезла: в справочнике приведены какие-то многомерные схемы перекрестного контроля и подчинения, у меня от них голова болит. Довольно того, что я, габбер, в правах не ниже полноценного гражданина любой из рас, имеющих право пользоваться нашей системой. А не пользоваться - значит, тихо сдохнуть в изоляции. Так что трепещите, гламурки. Я иду, злая и голодная. Одинокая. Морф приволок еще горсть подарков от всех, кого обаял этот специалист по выживанию - и где он теперь? Охотится за новыми сувенирами. Для меня и Гюль. Никакой он не клептоман, это мы - безденежные, он знает и пробует скрасить грусть друзей. Интересно, откуда он узнал, что Гюль так живо отреагирует на драгоценности пыров? Есть подозрение, все то же, смущено-черноглазое в звании сун тэя. Если меня надо было оставить одну, это удобно сделать, раскопав слабости в прошлом Гюль и её прайда. Может, год - или цикл - назад она мечтала познакомиться с мастером Бмыгом. Даже в моем мире спецслужбам не сложно прокрутить записи видеонаблюдения и отыскать нужное лицо. Положим, торчала Гюль перед витринами полдня. Рыдала или там - молча гордо горевала...

- Ненавижу тэев.

Сделав это веское заявление, я подумала про Альга. Он в моем сознании - не тэй. Поэтому я не отдала Иглю воспоминание о нашем знакомстве, только беседу в ресторане. О тоске в смеси с любопытством и бездонности глаз ему не надо знать, это однажды сделало меня уязвимой, и было больно. Сун тэй не пожалеет, если узнает способ 'пробить'. Такая у него работа. Противно ли мне думать о спецах его профиля? Так сегодня обо мне многие подумают с неприязнью, переходящей в агрессию. Любые границы мешают свободе, а вернее вседозволенности. Так что вперед, укреплять границы, об них еще людям и нелюдям лбы расшибать. Мне надо занять делами день, чтобы не прыгать от нетерпения и не считать минуты в ожидании вечера с порцией отравы Сплетника Зу.

Книга закончена. Часть текста убрана. Вычитка в процессе. Автор в загуле.

Загрузка...