Нью-Йоркские ночи

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Положив ноги на стол, Холлидей сидел в темном офисе. Снаружи лил дождь; капли стучали по оконному стеклу; пожарная лестница слегка дребезжала. Слева, распространяя благодатное тепло, потрескивал переносной камин.

Холлидей коснулся клавиатуры у себя на коленях, на стенном экране возникли изображения деревьев, комната наполнилась изумрудным мерцанием. Он перебрал несколько видов древесных великанов, наконец остановился на дубе с роскошной, величественной кроной. Вернув клавиатурную панель на стол, Холлидей налил себе крепкого кофе.

Утром он ходил на похороны Барни в крематории Бронкса. Приятно было увидеть столько знакомых лиц: народ из забегаловок рядом с офисом, Джефф Симмонс, полицейские, Ольга, несколько ее завсегдатаев.

Служба, на взгляд Холлидея, прошла нормально, насколько такое вообще можно считать нормальным. Джефф произнес маленькую речь, рассказав, каким замечательным полицейским был Барни. Ольга, на удивление, тоже сказала несколько слов. Выразила общую печаль и сожаление, с грустью говорила, как будет не хватать Барни, с какой любовью они все будут о нем вспоминать. Сам Холлидей так и не смог заставить себя подойти к алтарю и выступить. Он был уверен – Барни поймет.

Родственников у Барни не было, так что Холлидей забрал урну с прахом. Сейчас она стояла в нижнем ящике стола. Холлидею казалось, что так и должно быть, ведь именно здесь Барни провел так много времени из последних восьми лет жизни.

Поместив урну с прахом в стол, Холлидей вдруг подумал, какой пустой была жизнь Барни в течение пяти лет после смерти Эстеллы. Все это время у него никого не было, он только пил пиво и набирал вес. Сыщик уже почти задвинул ящик, но тут заметил валяющийся кристалл – иглу с программой. Просто из любопытства он вставил его в компьютер. На экране возник логотип Виртуальной Реальности Мантони. Там была и дата – запись сделана семь дней назад.

Потом возник образ: постройневший Барни и Эстелла в саду. Пораженный Холлидей смотрел, как они встретились, прошли в виллу, поговорили, затем поднялись по лестнице в спальню и стали раздеваться. На этом месте Холлидей погасил экран. Его наполняла странная, грустная радость от мысли, что в последнюю неделю своей жизни Барни удалось познать некое подобие счастья.

Днем заходил адвокат Барни, огласил его завещание. Барни оставил агентство Холлидею, а кроме того, все сбережения – что-то около двадцати тысяч долларов. Сразу после смерти Барни Холлидей собирался закрыть агентство и заняться какой-нибудь другой работой – обстановка офиса, привычная рутина будут слишком болезненно напоминать о невозвратном времени их партнерства. На завещанный бизнес и деньги, которые помогут ему прожить, если случится неудачный год, заставили Холлидея осознать: Барни хотел, чтобы он продолжил работу агентства. Уж это он обязан сделать для памяти Барни.

Компьютер издал мелодичный звук вызова, Холлидей отозвался, потом убрал со стола ноги и сел прямо.

На экране возникло изображение: мужчина в красной шелковой пижаме сидит в кровати.

– Веллман! Ты выглядишь как… – улыбнулся Холлидей. – В общем, прекрасно выглядишь.

– И чувствую себя тоже прекрасно, Холлидей. Современная хирургия действительно делаегчудеса.

– А ноги как? – проговорил Холлидей и тут же вспомнил чудовищное зрелище – аккуратно отрезанные ноги Веллмана на полу исследовательского центра в офисе КиберТек.

Веллман стянул одеяло и поднял ногу.

– Как новенькие, Холлидей. Еще побаливают, но врачи утверждают, что боль со временем пройдет. Через месяц я встану и начну ходить.

– Прекрасно.

– Нам удалось изъять интерфейс из черепа Киа Йохансен, – продолжал Веллман. – Мы изолировали ЛИНкс, вернее, то, что от него осталось.

– Значит, вы оставили его… – Холлидей чуть не сказал “в живых”, – ну, я имею в виду, он все еще существует?

– Но не в форме структуры, обладающей самосознанием, Холлидей. Мы скопировали его компоненты на отдельные файлы, а потом уничтожили оригинал. Так мы сможем спокойно его изучать, не опасаясь, что произойдет нечто нежелательное.

Холлидей улыбнулся:

– Рад это слышать.

Веллман помолчал, потом все же проговорил:

– Холлидей, мне жаль, что я не смог быть на похоронах Барни. Я послал представителя. – Он снова замолчал. – Я звоню, чтобы поблагодарить тебя за работу. Когда я поправлюсь, то заеду и привезу чек. Пятидесяти тысяч будет достаточно?

Холлидей опять улыбнулся:

– Звучит прекрасно, Веллман, спасибо.

– Это самое меньшее, что мы должны сделать, – отозвался Веллман. – Если бы не ты и не Барни, КиберТеку как действующему концерну пришел бы конец. Сейчас наши акции падают, а у Мантони – растут, но через год-два мы все наверстаем.

– Приятно слышать.

– Встретимся примерно через месяц. – Веллман помахал рукой на прощание. – Береги себя. – И отключился.

Холлидей сделал глоток кофе. Пятьдесят тысяч… Он вложит их в дело. Отремонтирует офис. Он уже решил переехать из мансарды. Зачем жить на холодном чердаке, где беспрестанно гуляют сквозняки, если к офису примыкает нормальная спальня?

Кроме того, деньги позволят в будущем самому выбирать, за какие дела браться, а за какие – нет.

Значок доллара в верхнем правом углу экрана начал мигать, значит, идет посетитель. На экране появилась лестница. Какая-то женщина поднималась в офис.

Дверь распахнулась, на пороге, ласково улыбаясь, стояла Анна.

– Как я рада видеть тебя, Хол.

– Анна, что привело тебя к нам? Садись. – Холлидей отодвинул от стола стул с прямой спинкой и установил его поближе к камину.

– Просто зашла посмотреть, как у тебя дела. Так сказать, визит вежливости.

Холлидей пожал плечами:

– Да вроде у меня все нормально. А как ты?

– Прекрасно. – Анна рассмеялась. – Знаешь, я не успела тебе сказать, мне ведь удалось пристроить роман. Как раз в тот день, когда нас похитили. Видишь, как все перепуталось…

– Роман? Но это же замечательно! Обещай, что пришлешь мне экземпляр, о'кей?

– Только если пообещаешь его прочесть.

– Договорились. Кофе?

– Почему бы и нет? – Анна смотрела, как он наливает дымящуюся жидкость в старую кружку Барни. – Я только что вернулась из Сиэтла, ездила на переговоры с редактором. Они заинтересовались еще двумя романами, но там требуются переделки.

– Только представить себе, моя сестра – писательница!

– Я серьезно подумываю о переезде, Хол. Сиэтл – великолепный город. Такой просторный, чистый. Там большая община сестер. Мне будет там хорошо. Приезжай меня навестить, приедешь?

– Конечно. С удовольствием. Всегда хотел побывать в Сиэтле. – Он отхлебнул кофе, не зная, о чем еще поговорить. – Ты видела Киа?

– Да, вчера была у нее в клинике.

– И как она?

– О'кей. К счастью, она совсем ничего не помнит о том, как ее поработил ЛИНкс. Наноцеребральный интерфейс удален, сейчас она проходит рекондиционирование.

– Так вы вдвоем… Я хочу спросить, вы по-прежнему будете поддерживать отношения?

Анна улыбнулась его смущению.

– Киа одобряет идею переехать в Сиэтл, – сообщила она и оглядела офис. – Расскажи что-нибудь мне о своей работе. У тебя были в последнее время интересные дела?

Он улыбнулся с облегчением, радуясь, что она не спросила его о Ким. Потом рассказал о случае, над которым как раз работал. Анна задавала множество вопросов, что помогло ему избежать новых неловких пауз.

Разговаривая с сестрой, Холлидей все время размышлял, что же произошло с ней, почему она больше его не дразнит, не осуждает его приземленность, отсутствие воображения, ограниченность взглядов. Ведь сам он остался таким же, как был, он все еще ощущал вину за то, что любил Элоизу больше Анны, и, очевидно, поэтому чувствовал себя с ней слегка скованно. Боялся, что она знает.

Анна допила кофе и взглянула на часы.

– Мне пора, Хол. Послушай, давай пообедаем вместе на той неделе?

Холлидей улыбнулся:

– Согласен, с удовольствием.

– Я еще позвоню, о'кей?

Он встал и проводил ее до двери. Анна на мгновение остановилась и коснулась его щеки.

– Ты спас мне жизнь, – мягко проговорила она. – Если бы не ты, лазер достал бы меня.

Они обнялись. Холлидей стоял на пороге и смотрел ей вслед, потом вернулся в свое кресло, снова взял чашку с кофе и стал вспоминать, что говорил ЛИНкс о мотивации человеческих эмоций, таких, как любовь, привязанность. Неужели и правда, в них нет ничего, кроме биологической потребности и эгоизма? Иногда, в мрачном настроении, ему казалось, что так и есть, но потом он понимал, что эта теория – лишь порождение интеллекта, который никогда по-настоящему не испытал, насколько мучительно сложно быть человеком.

Вдруг краем глаза он отметил какое-то движение и вздрогнул от неожиданности. Выпрямившись, он стал вглядываться в сумрак неосвещенной комнаты. Элоиза стояла привалившись к стене и поставив каблучок одной туфли на носок другой.

– Привет, Хол, вот и я, – тихонько произнесла она. Холлидей с трудом выдавил:

– Элоиза… Чего ты хочешь?

– Я тоже ухожу, Хол. Пришла попрощаться.

Он проглотил комок в горле и молча кивнул. Это всего-навсего галлюцинация, продукт его собственного подсознания, говорил он себе.

Элоиза в упор смотрела на него огромными сапфировыми глазами.

– Ты ведь знаешь, правда, Хол? Ты действительно знаешь. Холлидей открыл рот, но не смог произнести ни слова.

Наконец он хрипло спросил:

– Что? Что я знаю? Элоиза невинно улыбнулась:

– То, что случилось тогда, много лет назад, во время пожара…

Он почувствовал, как заколотилось сердце.

– Я… я не знаю. Я ничего не помню.

– Давай я помогу, о'кей? – спросила она, поджав губы и не сводя с него глаз. Он не мог разобрать странное выражение ее лица: осуждение, неприязнь?

– В тот день, Хол, ты был в детской со мной и Сью. Мы с тобой играли в шахматы, а Сью читала, как всегда, одна.

И вдруг он вспомнил.

– Я… я почувствовал запах дыма, – запинаясь, проговорил он. – Но слишком поздно. Спасти дом было нельзя. Лестница уже занялась.

Холлидей прикрыл глаза. В темноте ему чудились алые языки пламени.

– Я выглянул за дверь, на лестницу, и подумал, что еще можно успеть. Пробежать через огонь.

– Но не с двоими сразу. Через огонь ты мог пронести только одну.

В голове мелькали обрывки воспоминаний, а вместе с ними и боль. Он снова видел перепуганных близнецов, видел ужас у них в глазах, видел, как пламя пожирает их дом. Сюзанна кричала.

– Тебе пришлось выбирать, – холодно заметила Элои-за, и ему показалось, что в ярко-синих глазах горит огонь обвинения. – Ты мог спасти только одну из нас…

– Вы обе на меня смотрели, – закричал Холлидей. – Как будто понимали, какое мне надо принять решение.

– И как ты поступил, Хол? Он замотал головой:

– А что я мог сделать? Я должен был спасти хоть кого-нибудь… не важно кого. Я схватил Анну, потому что она была ближе.

Что-то в ее взгляде его остановило. Она подалась вперед, напряженно вслушиваясь в каждое слово.

– И ты поэтому спас ее, Хол, поэтому?

Ее взгляд ввинчивался ему в душу, из горла вырвало хриплый стон:

– Нет…

– Тогда скажи, почему?

– Потому что… – начал он.

Холлидей снова видел перед собой близнецов. Мансарда быстро заполнялась удушливым дымом, а его вдруг охватило невыносимое чувство вины. Он всегда, всегда предпочитал Элоизу! И сейчас вдруг понял: Элоиза давно им манипулирует, знает о его слабости и умело на ней играет, лишая сестру ее доли братской привязанности. Он схватил Анну и бросился вниз…

– Ты сумел проскочить сквозь огонь, Хол. Я видела, как ты бежал.

– Пол рухнул, и мы провалились на второй этаж. Анна поранилась. Я смог подняться и вынести ее на газон. Оставил ее и пошел за тобой.

Каким-то образом он умудрился пробраться к лестнице в мансарду.

– Ты лежала на полу без сознания, – прошептал он. – Я подхватил тебя и побежал через огонь. – Рассказывая, Холлидей снова почувствовал тяжесть ее маленького тела, мертвым грузом висевшего у него на руках. Вспомнил, как, едва стоя на ногах, выбрался из развалин дома на залитый солнечным светом газон.

Следующим воспоминанием была боль, когда отец сообщил ему, что Элоиза умерла. Боль и чувство вины.

Он поднял глаза на хрупкий призрак мертвой девочки и покачал головой:

– Мне жаль, Элоиза… Господи, как мне жаль… Я., я должен был спасти хотя бы одну.

Она молча смотрела на него, и в лице ее что-то менялось. Он больше не видел ни осуждения, ни презрения. Элоиза улыбалась.

– Хол, ты достаточно уже прожил с этим чувством вины. В тот день ты сделал все, что мог.

– Ты… – Холлидей протянул руку. – Ты прощаешь меня?

Элоиза подняла руку к губам, словно пытаясь спрятать смешок.

– Хол, тут нечего прощать! Слова прозвучали как отпущение.

Она оторвалась от стены и заспешила к двери. Оглянулась.

– Прощай, Хол, – мягко произнесла девочка. Холлидей вскочил из-за стола и бросился к ней, обегая свой непомерно большой стол.

– Элоиза! – закричал он и увидел, как она толкнула дверь, услышал быстрый перестук шагов, но когда он выглянул, длинный пролет лестницы был уже пуст, она исчезла.

Холлидей долго, наверное несколько часов, сидел в кресле, разглядывая громадный дуб на стенном экране и перебирая в уме все, что рассказала ему Элоиза, все, что всплыло в памяти о событиях того страшного года. В конце концов он задремал, ему снились сны, а потом внезапно проснулся.

Была глубокая ночь. Холлидей снова решил сварить кофе. Занимаясь с кофеваркой, он выглянул в окно и заметил на площадке пожарной лестницы какой-то ворох. Встав коленями на диван-честерфилд, он поднял раму и, не веря глазам, разглядывал съежившуюся фигуру, закутанную в полиэтиленовую пленку большого пакета, которая служила весьма слабой защитой от проливного дождя.

Из-под пленки высунулась маленькая головка.

– Мистер Холлидей, – сонно произнес полудетский голос.

– Кейси? Господи, что ты здесь делаешь? Она села и потерла глаза.

– Меня выбросили из комнаты, где я жила, Хол, – объяснила она. – Мне некуда идти. Вот я и подумала, хоть от дождя спрячусь.

– Господи, но ведь там мороз!

– В пакете не холодно.

– Ты совсем промокла.

Девчонка пожала плечами, улыбнулась. С ее истощенного серого личика стекали струйки дождя.

– Зайди ко мне и обсохни. Ты можешь здесь переночевать. Он подал ей руку, втянул в комнату и захлопнул окно.

Дождь и ветер остались снаружи. Она подошла к камину, и стало видно, что на ней нет ни единой сухой ниточки.

– Кейси, у тебя нет другой одежды?

Она указала на пакет, где скрывался насквозь промокший сверток.

– Я дам тебе что-нибудь сухое. И полотенце.

Он принес из спальни рубашку Барни и свой старый пиджак. Пока она вытиралась перед камином, он отправился в ванну и сполоснул лицо, смывая с себя усталость и боль.

Когда Холлидей вернулся в комнату, Кейси, протянув руки к камину, притулилась на краешке честерфилда. Ей, должно быть, лет тринадцать-четырнадцать, подумал он. Но в этих, слишком больших для нее обносках, она выглядела лет на десять, не больше.

Холлидей налил ей кофе и уселся в кресло.

– Послушай, ты можешь переночевать в соседней комнате. Я работаю до девяти.

– Мне надо в восемь быть уже на работе в палатке, – отозвалась она.

– Завтра мы подыщем тебе жилье, о'кей?

Она кивнула и подняла к губам большую кружку, которая сразу закрыла все худенькое лицо. Когда девочка опустила кружку, Холлидей увидел, что она плачет.

– Мне так жалко Барни, – всхлипнула она.

– Да, Кейси, нам всем нелегко. Он был парень что надо. Она подняла на него заплаканные глаза:

– И Ким… Почему Ким ушла? Холлидей пожал плечами.

– Она сказала… – Холлидей замотал головой. Боль последнего разговора снова вернулась и сдавила сердце. Он так просил, умолял ее не уходить! – Сложно это все, Кейси, – наконец проговорил он. – Видишь ли, я ее обманул, а она не смогла простить.

Девочка в недоумении пожала плечами:

– Но ведь вы любите друг друга!

– Конечно. – Он грустно покачал головой. – Она сказала, мы должны пройти испытание. Я по-прежнему с ней встречаюсь. Надеюсь, все еще наладится.

Девочка понимающе кивнула. Они помолчали. Холли-дей налил еще две чашки кофе.

– Хол, – тихонько позвала девочка, – можно я останусь здесь и поговорю с тобой, пока не придет следующий клиент?

Холлидей улыбнулся.

– Почему бы и нет? – весело отозвался он. Общество ему не повредит. Ночная смена – собачья вахта, кругом тишина и покой. Он откинулся в кресле и стал разглядывать огромный дуб на экране.

Снаружи за окнами по-прежнему стучал дождь.