Когда Роселидис назначил Денису дежурство на стене в паре с лучницей Эвремар, молодой человек не сумел скрыть удивления. То есть, Денис, конечно, предпринял такую попытку: он сделал непроницаемое лицо, потупил глаза, сжал губы, словом, превратился в изваяние индейца, который никогда, ни одним мускулом, не выдаст своих чувств.
— В чем дело? — осведомился Роселидис, окинув Дениса критическим взором с ног до головы.
— А? — вскинулся Денис и покраснел. — Что-то не так?
— Это тебя я должен спросить: что-то не так? Почему ты выпучился, словно увидел двухголовую козу?
— Простите, командир, — тихо, с достоинством, осведомился Денис, — но кого вы подразумеваете под двухголовой козой?
Роселидис сказал:
— Ты назначаешься в пару к Эвремар. Мы не будем больше обсуждать это, хорошо?
— А мы и не обсуждали, — пробурчал Денис.
Он откровенно побаивался суровой лучницы и старался держаться от нее подальше. И не потому, что она как-то особенно себя проявила; просто Эвремар принадлежала к тому типу женщин, который всегда вызывал у Дениса оторопь.
Она была высокой, стройной, с сильными длинными ногами, с густыми светлыми волосами. Обычно она носила короткую темную тунику, туго перетянутую в талии, и сапожки с золотыми узорами. Ее лицо обладало той неотразимой эльфийской неправильностью, от которой сердце человека начинало биться сильнее. Именно об этом и говорил Хатра, когда рассуждал об обаянии эльфийских женщин.
«Если вдуматься, то она — типичная блондинка, — думал Денис, поглядывая на свою напарницу, которая также без всякого удовольствия узнала от командира о новом назначении. — Но меня это почему-то не утешает».
В довершение всего Эвремар была молчалива, а это тоже сбивало с толку. Рядом с молчаливым человеком болтун неизбежно кажется глупее. Еще одна печальная истина.
Но самым ужасным для Дениса было постоянное напоминание о Веньо. Кто знает, быть может, Эвремар своей надменностью действительно погубила парня! А теперь ходит мрачная и отравляет существование окружающим.
Денис попробовал было выяснить у Арилье, в чем причина такого решения командира.
Арилье лежал на лавке, потягивал из кувшина и с наслаждением наблюдал за тем, как Денис готовится к дежурству.
— Возьми мои ножны, если хочешь, — милостиво разрешил он. — Они легче, и выделка получше…
Денис сказал:
— С меня и моих хватит. Я к ним привык.
— Было бы предложено.
Денис затянул пояс.
— Скажи, Арилье, с чего это Роселидису вдруг вздумалось отправить меня с Эвремар?
— Мне-то откуда знать?
— Ну, мало ли… Бывает, что кто-нибудь попросит…
— На что ты намекаешь, дитя мое? — осведомился Арилье.
— Дитя намекает, — с нажимом произнес Денис, — что один эльф мог договориться с другим эльфом касательно третьего эльфа.
— Такое иногда действительно случается, — согласился Арилье. — Хотя пример чересчур отвлеченный. Помню, как-то раз один эльф встретил другого эльфа и предложил ему подсыпать третьему эльфу соли в пиво. А дело было на большом осеннем пиру в замке защитницы Гонэл, и тот эльф, которому подсыпали соли в пиво, сидел как раз по левую руку от самой хозяйки…
— Ты прекрасно понял, что я имею в виду, — попытался прервать друга Денис, но тот продолжил:
— И вот когда у него пена пошла из носа…
— Арилье! — вскрикнул Денис. — Ну в самом деле!
— В самом деле пошла из носа, — заключил Арилье. — Ты об этом спрашивал?
— Я спрашивал, не ты ли попросил Роселидиса избавить себя от меня… Ну то есть ты понял. Чтобы я пошел с Эвремар.
— Нет, — ответил, помолчав, Арилье. — Меня вполне устраивает твое общество. Но Эвремар лишилась напарника.
— И возлюбленного, — вставил Денис.
— Ты не знаешь, но по эльфийскому обычаю женщина, потерявшая возлюбленного, скрывается от посторонних глаз. Она прячется где-нибудь в пещерах и остается наедине со своим горем ровно столько, сколько потребуется.
— Например?
— Например, год. Два. Десять. Сто лет. Зависит от того, насколько глубокой была эта связь, насколько болезненна рана, нанесенная ее душе. Но Эвремар пренебрегла обычаем. Она сказала Роселидису, что предпочитает оставаться на службе и сражаться, если потребуется, так, словно ничего и не случилось.
— Понятно, — вздохнул Денис. — Но почему я?
— Роселидису виднее, — был ответ.
— А твои предположения?
— Мои? Я думаю, она привыкла к людям, — это раз. Ты слишком прост, чтобы обидеть ее, — это два.
— Стоп, — обиделся Денис, — что значит — «слишком прост»?
— Это значит, что если ты даже и брякнешь что-нибудь, ее это не заденет, поскольку она знает о твоем характере.
— А откуда ей что-то знать о моем характере? — с вызовом осведомился Денис. — Мы ведь даже не общались.
— Ну так пообщаетесь… Роселидис, наверное, ей рассказал. Кроме того, ей легче будет с человеком, нежели с эльфом. Она инстинктивно потянется к соплеменнику Веньо.
— Ага, — сказал Денис. — Ну, ясно. Меня выбрали в жертву.
— Можно и так к этому относиться… Хотя я не вижу причины для недовольства. Ты проведешь время с прекрасной эльфийкой, над вашими головами будут сиять звезды.
— И луна, — вставил Денис язвительным, как ему показалось, тоном.
— И луна, — подхватил Арилье, делая из кувшина новый глоток. — Кругом — безмолвие, тишь, и лишь шаги бессонных часовых…
— То есть, наши шаги…
— …будут нарушать сонную тишину. Приглушенные голоса, боевое братство… Ее глаза, сияющие ярче звезд…
— …мрачно устремленные в пустоту…
— Ее шелковистые волосы…
— …стянутые в косы и убранные под кожаный шлем, из-за которого ее голова становится похожей на яйцо динозавра…
— …Ее прекрасные руки…
— …с мозолями, похожими на шипы… Арилье, кого ты хочешь обмануть?
— Тебя, — сказал эльф невозмутимо. — Хочешь вина? Только немножко, — прибавил он, ревниво следя за тем, как Денис делает огромный глоток. — Тебе ведь заступать на дежурство!
Эвремар встретила напарника безмолвным кивком. Денис с тоской смотрел на нее: с этой угрюмой статуей ему придется провести бессонную ночь на стене. Она будет молчать с таким видом, будто ей открыто нечто такое, до чего Денису еще расти и расти — лет двести, никак не меньше.
Они поднялись на стену. В лунном свете отчетливо видна была граница — медленно свивающиеся клочья серого тумана. Ближе к эльфийской земле лунные лучи пронзали туман и наполняли его бледным сиянием; чуть дальше туман поглощал всякий свет и представал сгустком шевелящейся тьмы. Эвремар не отводила взгляда от границы. Лук висел у нее за спиной.
Денис решил сосредоточиться на службе. Он также уставился на туман. В конце концов, эта ночь когда-нибудь закончится. Не может же она длиться вечно! А с восходом солнца придет и долгожданная свобода от навязанного ему общества брутальной блондинки.
Неожиданно Эвремар, не глядя на Дениса, заговорила.
— Ты тоже считаешь, что он покончил с собой? — спросила она.
— Что? — Денис даже подскочил. Менее всего он предполагал, что Эвремар захочет с ним беседовать, да еще на такую опасную тему.
— Ты слышал мой вопрос, — отозвалась она.
«Ну да, я же прост, как выразился Арилье, — сказал себе Денис. — Так что — дерзай, приятель! Что бы ты ни ляпнул, на дураков не обижаются. Развлеки девушку милой болтовней о самоубийстве ее парня, если ей так уж этого хочется».
— Ну, я видел, как он упал, — произнес Денис, тщательно подбирая слова. Не такой уж он дурак, как это представляется некоторым эльфам.
— Он упал на твоих глазах? — настаивала она.
— Послушай, Эвремар, зачем ты себя мучаешь? — не выдержал Денис.
Она покачала головой.
— Это не я себя мучаю, — тихо промолвила она. — Моя бы воля, я бы сейчас была счастлива.
— Так и будь счастливой, — посоветовал Денис. — Как говорится, все в наших руках.
— Не все… Ты действительно видел, как он падает с башни? — Она все-таки настаивала на продолжении тяжелого разговора.
— Я услышал крик, а потом увидел, что он… лежит внизу… И сразу понял, что он мертв. Вот и все, — проговорил Денис, ненавидя себя за каждое слово.
Она смотрела на него так, словно он вонзил в нее нож: изумленно и со смертельной болью в глазах.
— Он не мог покончить с собой, — помолчав, сказала она.
— Почему?
— Потому что вся эта болтовня насчет того, будто бы я над ним смеялась, — это чушь! — вспылила эльфийка.
Вот теперь она страшила Дениса гораздо меньше. Из мрачной и безмолвной статуи она превратилась в обычного живого человека. А разговаривать с женщиной, пусть даже вспыльчивой и несправедливой, Денис умел превосходно: общение с мамой давным-давно приучило его не поддаваться ни на одну из обычных женских провокаций. Ни несправедливые оскорбления, ни безудержные слезы, ни бешеный гнев не в состоянии были пронять Дениса. Иммунитет, знаете ли. Триста тридцать три прививки от одной и той же болезни.
Он пожал плечами.
— Я ведь с тобой не спорю, Эвремар.
— Послушай! — Она схватила его за руку и впилась в его ладонь ногтями.
— Эй, пусти! — Он высвободился. — Больно.
— Мне тоже больно.
— Это не повод вонзать в человека когти.
Он облизал свою ладонь, пытаясь утихомирить боль.
— До крови расцарапала, дура.
Эльфийка покраснела от ярости.
— Как ты меня назвал?
— Как ты заслуживаешь…
Она отступила на шаг и глубоко вздохнула.
— Наверное, ты прав, я действительно глупа… Зачем я рассказываю тебе все это?
— А ты мне еще ничего не рассказала!
— Так слушай! — воскликнула она и надолго замолчала.
Денис смотрел то на нее, теперь уже совсем не страшную, то на туман, лениво ползающий вдоль горизонта. Звезды сияли на небе в божественном беспорядке. Луна была огромной, с неровными боками.
— Я любила его, — сказала наконец Эвремар.
Денис осторожно приблизился к ней и обнял за плечи.
— В этом никто и не сомневается.
— Я не смеялась над ним, — добавила она.
Денис молчал.
— Ты не веришь?
— Верю…
— Повтори еще раз!
— Верю.
— Нет, я о другом. Ты услышал крик, а потом увидел, что он упал?
— Да.
— А тебе не приходило в голову, что его столкнули?
— Кто?
— Откуда мне знать — кто… Может быть, Хатра.
— Хатра утверждал, что они с Веньо дружили. Разве что Хатра тоже влюблен в тебя? — высказал Денис предположение, только что пришедшее ему в голову.
Девушка презрительно фыркнула.
— Хатра всегда терпеть меня не мог.
— У нас нет доказательств, — рассудил Денис. — Если парня почему-либо убили, мы все равно ничего не сможем поделать без доказательств.
— Меня же все обвиняют без всяких доказательств! — заметила Эвремар.
— Отныне ни я, ни Арилье тебя не обвиняем, — заверил ее Денис.
— Говори о себе, — отрезала она. — Эльф скажет за себя сам.
— Арилье мой друг, — ответил Денис, — если я передам ему наш разговор, он мне поверит.
— Хорошо, — вздохнула Эвремар и опять надолго замолчала, погруженная в свои думы.
Денис вдруг понял, насколько она одинока. Не рассудком понял, а сердцем. По природе замкнутая, Эвремар, очевидно, за все эти годы так и не обзавелась подругой, с которой можно было бы потолковать по душам. Гонэл, конечно, готова выслушать любого — и любому помочь, но Гонэл слишком занята, чтобы лучница решилась навязывать ей свое общество.
Роселидис рассудил правильно. Очутившись рядом со свидетелем гибели Веньо, Эвремар попробует завязать разговор. А то обстоятельство, что Денис в отряде — самый младший, лишь облегчит ей задачу: перед ребенком можно и не стесняться.
Интересно, сколько лет Эвремар? В любом случае — гораздо больше восемнадцати, решил Денис.
— Когда я узнаю, кто это сделал, я его убью, — вдруг произнесла Эвремар.
— Хорошо, — машинально отозвался Денис. И встрепенулся: — Что?
— Я убью убийцу Веньо.
— Не смею тебя осуждать, Эвремар. Если только твой парень действительно был убит.
— Так ты все-таки считаешь… — зашипела она.
— Это мог быть несчастный случай, — объяснил Денис. — Такое тебе в голову не приходило?
— В замке не бывает несчастных случаев. И в моей жизни их никогда не бывает. А Веньо стал огромной частью моей жизни. Вот поэтому я и утверждаю, что его смерть никак не могла быть случайной.
— Как скажешь, — покорно согласился Денис. — Ты эльфийка, тебе видней.
— Не могу понять, — проговорила она медленно, — смеешься ты надо мной или просто глуп.
— Просто глуп, — заверил ее Денис. — Можешь мне поверить… Но я хотел бы побольше узнать об эльфийках.
— Обо всех сразу? — поинтересовалась Эвремар. Она сощурила глаза, и Денис вдруг понял, какой неотразимой умеет быть эта женщина, когда у нее хорошее настроение. «Нет, нет, стой-ка, — подумал он. — Надо мной эти чары не имеют власти, потому что я влюблен совсем в другую… Ну, не совсем в другую… Может быть, даже в обеих, хоть это и противоестественно в эпоху моногамии…»
— Ты знаешь безымянную воительницу? — решился Денис.
Вот так. Раз уж Эвремар желает беседовать по душам, пусть получит по полной программе. Не все же ее собственные проблемы обсуждать. У Дениса, может быть, тоже имеются жизненные сложности.
— Кто из нас осмелится с уверенностью утверждать, будто знает кого-то другого? — задумчиво молвила Эвремар.
— Кто-нибудь из эльфов? — предположил Денис.
— Почему именно кто-нибудь из эльфов?
— Ну, вы такие… самоуверенные. С большим опытом. — Заявление провокационное, но Денису это и требуется: вызвать собеседницу на откровенность.
— Оставим в стороне эльфийскую осведомленность, — сказала Эвремар. — Мы живем не так, как люди.
— Ну да, в другом темпе, — Денис выказал некоторую осведомленность. — Подолгу зависаете на том, мимо чего человек проходит на крейсерской скорости.
— Мы по-иному воспринимаем изменчивость мира, — объяснила Эвремар. — Вселенная в ее целостности постоянно изменяется, и эльфы непрерывно улавливают малейшие колебания оси постоянства… Но, с другой стороны, эта сверхчуткость иногда служит причиной тому, что эльфы не успевают понять, какие именно перемены привели к катастрофе. В то время как люди реагируют лишь на грубые новшества — и именно к ним относятся с подозрением. С точки зрения человеческой жизни, это оправдано…
— Ясно, — сказал Денис. — Так что насчет безымянной? Что тебе о ней известно?
— Она ведь дорога тебе?
Эвремар устремила на Дениса пронзительный взор.
«Вот бы угадать, ну пусть приблизительно, что она сейчас видит, когда смотрит на меня! По ее глазищам — попробуй пойми. Будто всю мою подноготную давным-давно вычислила и сочла малоинтересной… А с другой стороны, как заговорит, так сразу ясно: ничего-то она про меня толком не понимает… Примитивен я для нее».
— Ну, — сказал Денис, — эта девушка — она мне действительно очень нравится. Только я с ней сейчас почти не встречаюсь.
— Она ведь придворная дама, особа, приближенная к защитнице Гонэл, — молвила Эвремар. — Должно быть, встречи с тобой она находит неуместными.
— У нее и в самом деле нет имени?
Эвремар пожала плечами.
— Не всякое живое существо откликается, даже когда его призывают. В этом нет ничего необычного.
— Я так не нахожу, — возразил Денис. — Как правило, разумные существа обладают именами.
— Когда ты обладаешь именем, будь готов к тому, что имя начнет обладать тобой.
— Всегда готов, — вздохнул Денис. И подумал о Джуриче Моране, которого — кажется, тысячу лет назад, в другой жизни, — насмешил подобный ответ.
— Твое имя — разве тебе не хотелось когда-нибудь избавиться от него?
— Бывало… — Денис вздохнул, припоминая разные эпизоды. Хуже всего были уменьшительные — «Денисик» (так называли его одноклассницы), «Денечек»… — Хотя случаются имена похуже моего, например, Вовочка…
Эвремар несколько минут молчала, всматриваясь в горизонт, где вдруг промелькнули и тотчас погасли темно-красные огни. Затем едва слышно спросила:
— Ты слышал когда-нибудь о свадебном убранстве Ингильвар?
— Не поверишь, — ответил Денис, — но да, слышал.
— От кого?
— От ученой дамы Махонне.
— Ты познакомился с Махонне?
— А что в этом удивительного? — Денис пожал плечами. — Да, она снизошла до разговора со мной, поганеньким.
— Просто дама Махонне обычно не вступает в разговоры с воинами. Считает, что у нас слишком много предрассудков. — Судя по тону Эвремар, эльфийская лучница не на шутку была задета этим обстоятельством. — Тот, кто упрекает эльфов в высокомерии, должен был бы сперва пообщаться с Махонне.
— Ну, у нее не было выбора, — сказал Денис. — У Махонне, то есть… Мы встретились при таких обстоятельствах, что… В общем, ну, мы встретились в подвале. В винном погребе. Где я выпивку воровал. Ну вот, теперь ты знаешь все.
Эвремар молчала, только пальцы ее, лежавшие на краю парапета, беспокойно зашевелились.
— Ничего особенного, в общем, не было, — поспешил заверить Денис. — Махонне и впрямь странная тетка. Тяжелая в общении. И вдруг нас обоих запирают в винном погребе! Она там размышляла о чем-то научном, а я забрался, ну, слыхала, наверное, — чтобы утащить темного пива для нас с Арилье.
— Да, про пиво я слышала, — отозвалась Эвремар. — В самых общих чертах.
— Расскажи лучше про свадебную одежду Ингильвар.
— Ингильвар стала супругой защитника Лутвинне, предка нашей Гонэл, — начала рассказ лучница. — Она была чрезвычайно красива.
— Все принцессы красавицы, — вставил Денис.
— Если говорить коротко, то ее убор был исписан предсказаниями и пророчествами. Буквы древнего алфавита выглядели просто как элементы узора, но мудрые люди умели прочитывать написанное. Для них надпись как будто проступала сквозь завитки и причудливые спирали, если ты понимаешь, о чем я. — Она начертила пальцем на камне спираль.
Денис кивнул.
— И что случилось с этим платьем?
— Оно исчезло много лет назад, и никто даже не догадывается — куда… Тот, кто отыщет его, завладеет величайшим сокровищем, потому что сможет узнать все тайны прошлого и будущего.
— И имя моей… то есть, я хочу сказать, той девушки — оно включено в число тайн? — недоверчиво спросил Денис.
— Очевидно, если оно там записано. — Эвремар пожала плечами, как бы небрежно сожалея о том, что ее собственное имя не попало на заветные скрижали.
— Она утверждала, будто ее родители слишком страстно любили друг друга, вот и позабыли наречь единственную дочь, — прибавил Денис. На него все-таки произвел впечатление тот разговор, во время похода.
— Она может утверждать все, что ей вздумается, — отозвалась Эвремар, — но я тебе говорю: ее имя записано там, на подкладке платья. Одни считают, что оно каким-то образом включено в число пророчеств, а другие утверждают, будто это сам Джурич Моран переместил имя сводной сестры на платье Ингильвар… Если только она действительно приходится ему сводной сестрой, а не кровной или нареченной. Тут остался вопрос.
— Зачем помещать имя сестры на подкладку платья? — удивился Денис. — Полное отсутствие логики, даже для тролля из Мастеров.
— Кто в состоянии постичь то, что творится в голове Джурича Морана? Все, к чему прикасалось это существо, так или иначе претерпевало великий ущерб, а немало людей и эльфов было им погублено, хотя цели у Морана неизменно оставались благими.
— Хоть что-то хорошо. Ну, благие цели, я имею в виду.
— Вряд ли это способно послужить достойным утешением, — возразила Эвремар. — Но так или иначе, наследие Ингильвар существует, и если Махонне действительно доберется до него, многое из погребенного в долгой тьме наконец-то выйдет на свет.
— Я это запомню, — серьезно сказал Денис.
В честь прибытия Геранна защитница Гонэл решила устроить настоящий праздник. Длинные столы установили прямо во дворе, возле маленькой речки, бегущей через замок. Сидя за трапезой, Геранн, Гонэл и их воины смогут любоваться прекрасным маленьким садом, разбитым на противоположном берегу.
Для пиршества приготовили множество превосходных блюд. Денис никогда не подозревал за собой способности слопать такое количество мяса, хлебных лепешек, овощей и жирных пирогов с двухслойной начинкой. Пир дошел только до середины, а Денис уже остался совсем без сил и пьяно моргал на картины общего обжорства, ему открывавшиеся.
Вот лучница Эвремар проглатывает вино совсем по-мужски, но в том, как она держит кубок, заметна едва ли не девчоночья застенчивость: кисть изогнута, пальцы нервно шевелятся, локоть осторожно опущен. Выпила и глянула по сторонам: отметил ли кто-нибудь ее лихость? «Да она совсем маленькая! — подумал Денис. — Ну, для эльфа…»
Арилье ест и пьет с огромным удовольствием. Вот существо, которое неизменно получает от жизни радость. Роселидис наконец-то позволил себе немного расслабиться. Обычно хмурое лицо командира сияет беззаботной улыбкой, и теперь только видно, что при других обстоятельствах Роселидис мог бы стать душой общества не хуже, чем Арилье или Хатра.
Хатра, крестьянский сын, лучший друг погибшего Веньо, тоже был здесь, окруженный приятелями. Среди тех, с кем водился Хатра, не встречалось эльфов, что неудивительно, учитывая его неприязнь к этому высокомерному племени; однако для воинов-людей он в большой степени служил примером.
Кто первый в сражении на мечах и в метании копья? Хатра. Кто без страха садится на самую норовистую лошадь? Хатра. У кого имеется старинная крестьянская мудрость на каждый случай жизни? Кто больше всех знает забавных историй? Хатра, везде он…
С Денисом Хатра почти не общался. Наверное, в основном из-за того, что Денис дружил по большей части только с эльфами, так уж сложилось. А, может быть, и из-за того, что с Денисом у Хатры были связаны слишком тяжелые воспоминания.
— Прошу внимания! — разнесся над столами зычный голос Геранна.
Постепенно разговоры стихли, бокалы умолкли, даже челюсти, неспособные остановиться вовсе, все-таки начали перемалывать пищу с наибольшей деликатностью, потихонечку.
— Прошу внимания!
Броэрек, сидевший рядом с фэйри Ратхис, тревожно уставился на своего сводного брата. Похоже, он единственный знал, о чем тот собирается говорить.
Броэрек был еще довольно слаб после ранения. Бледный, с трясущейся правой рукой, он все же пришел на пиршество, потому что, как он объяснил Ратхис, пропустить такое было бы преступлением.
Ратхис взялась ухаживать за ним: ее забота выражалась в том, что она вкладывала в рот своего соседа кусок за куском, дабы тот не утруждался.
— Владычица Гонэл всегда была щедра и милостива! — гремел голос Геранна. — Вот и сейчас она почтила нас праздником, хотя до нее добралось всего лишь два гостя.
— Не обилие гостей служит поводом для радости, — ответила Гонэл, весело улыбаясь. Кажется, ей нравилось обмениваться репликами с Геранном. — Каждая встреча с вами для меня драгоценна, и как всякая драгоценность требует своей оправы, так и любое свидание с другом должно быть надлежащим образом оформлено.
— Что ж, любезная моя Гонэл, — продолжил Геранн, расплываясь в широченной улыбке, — вот вы и высказали свое сокровенное желание, а коль скоро оно совпадает с моим, то, полагаю, надлежит нам произнести это хором! Одобряете ли вы подобное намерение?
Броэрек чуть слышно застонал. Фэйри тотчас схватила со стола кусок жирной колбасы и затолкала ему в рот.
— Пустите! — попросил Броэрек.
— Ну вот еще! — возмутилась Ратхис. — Больные должны хорошо кушать. Я знаю, потому что интересовалась жизнью людей. Все больные люди поправляются быстрее, если много кушают.
— Кроме больных расстройством желудка, — пробормотал Броэрек, сдаваясь.
Ратхис разжала ему зубы и препроводила кусок колбасы на надлежащее ему место.
— Дорогой Геранн, я не вполне понимаю, о каком намерении вы сейчас говорили, — зазвенел голос защитницы Гонэл.
— О браке, разумеется! — провозгласил Геранн. — Разве вы не рады тому, что я приехал сюда просить вашей руки?
— Моей руки? — Теперь она была не на шутку растеряна.
— Да, именно так мы, люди, говорим о заключении брака. Когда какой-либо мужчина испытывает непреодолимое желание взять в жены какую-либо женщину, он так и выражается: мол, прошу вашей руки.
— Вы… сватаетесь ко мне? — переспросила Гонэл.
Денис не сводил с нее глаз. Неожиданно он понял, что это и смешно, и трогательно: знатная, могущественная женщина на глазах у всех своих воинов смутилась, как самая обычная девчонка. И все потому, что какой-то человек, громогласный, с могучими ручищами, с широким подбородком, вымазанным соусом и жиром, как ни в чем не бывало просит ее выйти за него замуж.
«Боже, она краснеет!» — подумал Денис.
Гонэл допила свое вино и молча протянула кубок виночерпию, который тотчас же наполнил его до краев.
— Дорогой Геранн, — сказала Гонэл, очевидно, взяв себя в руки и сочинив на ходу парочку приличных случаю отговорок, — вы ошеломили меня своим натиском.
Геранн вежливо поклонился.
— Мы, мужчины-воины, и должны ошеломлять натиском, любезная Гонэл. Этому нас обучают с юных лет. Грош цена тому воину, который не в состоянии кого-либо притиснуть!
— Но хорошо ли вы подумали о… возможных последствиях… нашего с вами брака? — продолжала Гонэл, делая ударение на каждом слове.
Геранн заухал от удовольствия, обхватил Гонэл за плечи, прижал к себе, затем выпустил, поцеловал ее рукав над запястьем и вскричал:
— Да я только о том и думаю, что о последствиях нашего брака!
Броэрек огляделся по сторонам с таким видом, словно ожидал, что их с братом вот-вот вышвырнут из замка. Но ничего подобного не происходило, а Ратхис уже караулила с очередным куском в руке и только и ждала, чтобы ее подопечный открыл рот.
— И какими вам видятся эти последствия? — храбро настаивала Гонэл.
— Сладкими! — объявил Геранн, подмигивая ей и всем вокруг.
Гонэл залилась розовым, как заря, румянцем, и прямо на глазах помолодела. Она превратилась в юную девушку — но не в такую, которая могла бы быть ровесницей Дениса, а в такую, которая могла бы оказаться сверстницей Татьяны Лариной. Денис едва не вскрикнул: «Так не бывает!» — для увиденного у него не нашлось бы слова…
Но его опередил Арилье.
Эльф вскинул руку с бокалом и пронзительно завопил:
— Ура Геранну!
Геранн весело поклонился и выпил в ответ на тост.
Кругом зашумели, начали поднимать чаши с вином. Гонэл так и застыла на месте. Наконец она зашевелила губами, и сквозь общий шум собравшиеся наконец поняли, что она что-то говорит. Все опять постепенно замолчали.
— …очень лестно, хоть и совершенно неожиданно, как я уже упоминала, — донесся голос Гонэл. Теперь в нем звучали грудные нотки, которые по большому счету означали согласие (не понять этого мог разве что неискушенный Денис). — Однако множество непреодолимых препятствий возведено между нами.
— Не вижу ничего непреодолимого, — загремел Геранн. — Если вы любите меня, дорогая, то не должны сомневаться.
— Конечно, я люблю вас, ведь вы — мой ближайший союзник…
— Вот видите! Ближайший союзник женщины — ее муж, так что наш брак только закрепит фактическое положение вещей.
Гонэл покачала головой.
— Вам не приходило в голову, милый мой нетерпеливец, что мы принадлежим к разным расам?
— Приходило, ну и что? Эльфийки превосходные подруги, как ни взгляни, да и я — мужчина хоть куда.
— Мне гораздо больше лет, чем вам…
«Ага, — подумал Денис, — в ход пошла тяжелая эльфийская артиллерия — возраст. Интересно, как же он выкрутится?»
— Следовательно, вы не станете тратить мое время на свои ошибки молодости, — хохотал Геранн.
— Я позволю себе напомнить, дорогой Геранн, что лет через тридцать вы состаритесь, в то время как я еще буду молода — и останусь таковой и сто, и двести, и триста лет после вашей… неизбежной… после вашего ухода.
Она замолчала, отводя глаза. Большинство эльфов не выдерживало связи с человеком именно по этой причине — да и люди обычно из этих же соображений отказывались от смешанных браков.
— Так это и превосходно! — захохотал Геранн. — Дорогая! Предлагаю выпить за ваше долголетие — и за краткость моей жизни! Ибо в этом — залог того, что я не стану обременять вас своей персоной слишком долго. Если наши отношения зайдут в тупик, вам не придется ни убивать меня, ни расторгать наш брак: сама природа избавит вас от надоевшего мужа.
— Идеальное убийство, — прошептал Денис, обращаясь к своей тарелке.
— Но вы владеете замком, и ваша главная задача — держать оборону на севере, — сказала Гонэл, слабея. — Как вы сумеете выполнить ее, если женитесь на мне? Учтите, я не оставлю своего поста!
— Брачные узы укрепят телепатическую связь между нами, — ответил Геранн. — Как видите, я все продумал. Мой сводный брат отлично справится с северным замком, благо тот невелик, а во время разлуки естественная между супругами телепатия избавит нас от необходимости посылать друг к другу гонцов. Это чрезвычайно удобно. И никто не сможет перехватить мои донесения вам, равно как и ваши любовные признания — мне.
— Вы чудовище, — сдалась Гонэл. — Я подумаю над вашим предложением.
— Она согласна! — заорал Геранн.
Возражения Гонэл потонули в общем реве восторга.
Чуть позднее, когда прислужники уже убирали блюда с объедками и сворачивали скатерти, а Броэрек, опираясь на руку Ратхис, удалился в отведенные ему покои, начались музыка и танцы. Только теперь Денис снова увидел Адальгера — и рядом с ним, как он и ожидал, свою безымянную подругу.
Впрочем, имеет ли Денис хоть какое-то право по-прежнему считать эту девушку своей подругой? Так обстояло лишь до тех пор, пока они оба находились в походе; с тех пор, как они очутились в замке, все переменилось. Теперь она — особа, приближенная к защитнице, и у нее появился возлюбленный.
Денис вздрогнул и перевел взгляд на Адальгера. Почему-то одно только представление о том, что Адальгер может оказаться возлюбленным эльфийки, вызывало у Дениса дрожь отвращения. В менестреле юноша ощущал нечто противоестественное. Странно, что другие этого совершенно не видели.
Он поделился своими соображениями с Арилье, но эльф только отмахнулся.
— Ты ревнуешь, — объявил он, погружая нос в свой наполовину опорожненный кубок. — В этом вся причина твоих странных подозрений, поверь. Вот лично я ни в кого не влюблен и потому могу совершенно спокойно наслаждаться музыкой и пением…
— Я вовсе не потому, что якобы влюблен, — возмутился Денис. — Просто это все… ну, как-то неправильно.
— Неправильно — то, что эльфийская дева предпочла хорошего менестреля — скажем так — менестрелю боевому? — поддел Арилье. — Не обольщайся, брат. Если и можно чем-то увлечь нашу сестру, то только музыкой.
— Интересно еще бы узнать, где он прятался все это время, — пробурчал Денис. — И где была она… Что-то не верится мне, что он два часа кряду настраивал лютню.
— Да уж, — сказал Арилье, окончательно разбивая сердце Дениса. — Вряд ли они, уединившись, усердно репетировали перед выступлением.
Эльфийка, впрочем, не пела, не танцевала — она вообще никак не участвовала в выступлении. Она просто ходила за Адальгером, шаг в шаг, и не сводила с него глаз. Очевидно, все прочие (кроме Дениса) находили такое поведение абсолютно естественным, потому что никто не обращал на это внимания.
Денис с горя решил напиться.
Музыка Адальгера казалась вездесущей. Она проникала во все уголки замка, и не было ни одного места, где от нее нашлось бы укрытие. Она пропитывала собой старые камни, застревала между нитками гобеленов, наполняла книги, курилась вместе с паром над блюдами с мясом.
Лизнешь капельку росы, выпавшей на лепестках розы, — и вместе со сладкой водицей выпьешь частичку адальгеровой музыки.
Геранн обхватил владычицу Гонэл за талию и увлек ее танцевать. Сперва она сопротивлялась, но — следует отдать должное мастерству Геранна — весьма недолго. Скоро и другие последовали примеру хозяйки замка.
Денис мрачно сидел за столом и пил. Слуги уносили блюда, одно за другим; стол постепенно пустел, его покидали и едоки, и тарелки. Так бывает в учреждении, когда один за другим закрываются кабинеты, и только последний посетитель еще сидит в коридоре и на что-то надеется.
Хорошенькая служанка, неуловимо похожая и на Хатру, и на Хамтуна, — очевидно, родом из ближайшей деревни, — взялась за кувшин, стоявший перед Денисом.
Он перехватил ее руку.
— Оставь.
— Мой господин, все уже танцуют и веселятся, — тихо отозвалась она. — И вам не стоит грустить тут в одиночестве.
— Ну, может быть, у меня есть для этого какая-то серьезная причина, — не сдавался Денис.
— Я сейчас закончу работу и переоденусь, — предложила служанка. — Тогда у вас не останется никакой причины.
— Все равно. Кувшин пусть стоит здесь, — настаивал Денис.
Девушка пожала плечами и отошла. Денис вновь погрузился в наблюдения и раздумья.
Затем он почувствовал на себе пристальный взгляд и заерзал. Кому-то еще не нравится одинокий, мрачный, постепенно напивающийся гость на пиру? Интересно, кому?
Он поискал глазами и обнаружил еще пару таких же, как он, мизантропов: то были Махонне и Эахельван. Денис прихватил кувшин с вином и перебрался поближе к ним.
Не будь он пьяноват, он, конечно, никогда бы не решился на подобную отчаянно-смелую выходку: навязывать старикам-ученым свое общество. Но увы! Объективный наблюдатель вынужден был бы признать: Денис изрядно выпил и отнюдь не собирался останавливаться на достигнутом.
Ученые коллеги, как это ни удивительно, приветствовали его радостными восклицаниями.
— Наш юный друг! — произнесла Махонне. — Садитесь, дорогой Денис, садитесь. Сегодня чудесный день, не так ли?
— Да, — прибавил Эахельван скрипучим голосом, — вполне чудесный, гхм, для содержательной беседы.
Трясущейся рукой он поднял кувшин, как будто салютуя кому-то невидимому. Три бокала соединились, вино в них плеснуло.
Вечеринка, подумалось Денису, приобрела отчасти гусарский оттенок.
— Мой ученик, — с любовью заметила Махонне, глядя, как Денис опрокидывает бокал и густо краснеет, проглатывая крепкий напиток.
— Что ж, выучка заметна, — одобрил Эахельван. — А что вы подмешали в вино, дорогая?
— Я? — удивилась Махонне.
— Думаете, я не замечу, что вино в нашем кувшине крепче, чем в остальных? — Эахельван сощурился. — По-вашему, кабинетного ученого легко одурачить?
— В принципе, именно так я и считала, — призналась Махонне. — Что ж, вы доказали, по крайней мере, что недурно разбираетесь в выпивке. Да, я туда немного добавила… Моя собственная разработка. Опробовано на рабочих, которые помогали мне в полевых работах.
— Понятно, — кивнул Эахельван.
Денис поставил бокал, мрачно уставился на Адальгера.
Махонне мягко коснулась его руки.
— У меня сложилось такое впечатление, что вас, мой юный ученик, совершенно не радует вся эта музыка.
Денис перевел взгляд на нее. Пожилая дама лучилась доброжелательностью, легкое лукавство дремало в уголках ее рта.
— А вас радует? — грубовато осведомился Денис.
— Арфа звучит весьма гармонично, равно и лютня, — сказала Махонне, очевидно, нарочно стараясь, чтобы ее ответ прозвучал как можно более неопределенно. Она рассчитывала вызвать Дениса на откровенность, а для этого следовало его немного подразнить. Этот метод всегда срабатывал.
Денис поддался сразу, не пришлось даже усугублять.
— Гармонично? Да это сплошные… эти, как их… дисбалансы.
— Диссонансы? — предположил Эахельван. Он сунул в рот забытый слугами на столе пучок зеленого лука и принялся рассеянно жевать.
— Оно жутко звучит, — заключил Денис.
— Жутко? — Махонне подняла брови. — Изысканно. И женщинам нравится.
— Я не женщина, — заметил Денис с горечью.
— Но та эльфийская дама просто не отходит от него, — добавила Махонне.
— Ну, это ее дело, — пробурчал Денис, — в конце концов, она взрослая.
— Простите, коллега, не могли бы вы уточнить, — вмешался Эахельван, — что вы имеете в виду.
— Я имею в виду то, что эльфийка эта наверняка уже прожила столько, сколько нам с вами не прожить, как бы мы ни пыжились и ни берегли здоровье. Она должна соображать, что делает. А если не соображает — туда ей и дорога, — высказался Денис.
— Наш дорогой друг влюблен, — вполголоса пояснила Махонне. — Если бы вы, любезный коллега, не были столь поглощены вашими умозрительными теориями, вы бы знали, что юношеская любовь есть довольно мучительное и, несомненно, всепоглощающее чувство.
— В моих умозрительных, как вы их называете, теориях, — возразил Эахельван, — немалое место отводится любви.
— Теория! — фыркнула Махонне. — Теория! Вот ключевое слово — и ключевая ошибка. В любви важны не теория, а практика.
— Вам волю дай, вы везде будете насаждать практику, — зашипел Эахельван.
— А вам волю дай — вы все замените теорией, — возразила Махонне.
— И тогда люди перестанут размножаться, — с глупым видом заключил Денис, после чего оба ученых замолчали и воззрились на него как на некое чудо природы.
После молчания Махонне сказала:
— Насколько я поняла, вы, милый юноша, сильно огорчены тем, что та эльфийская дева предпочла вам господина Адальгера.
— Ну… да, — признал Денис.
— Возможно, вам следует признать поражение и пожелать ей счастья? — добавил Эахельван. — Ревность — самое непродуктивное из возможных чувств.
— Я не могу пожелать ей счастья, — возразил Денис, — потому что не будет ей никакого счастья с этим типом.
— Почем вам-то знать? — удивился старичок.
— Я сделал кое-какие выводы… — начал было Денис.
Эахельван накрыл его руку своей морщинистой мягкой лапкой.
— Внимание! — провозгласил он. — Внимание! Сейчас наш милый, невинный арбитр провозгласит истину, и эта истина станет решением нашего давнего спора. Итак, любезный… э…
— Денис, — подсказала Махонне.
— А? Гхм! Дорогуша, вы меня перебили, и я утратил мысль.
— Денис, — громче произнесла Махонне. — Вы запнулись, потому что забыли имя нашего арбитра.
— А, да. Гхм! Ничего я не забыл. Денис нам скажет, на основании чего он сделал вывод касательно грядущего семейного несчастья эльфийской девы. Иными словами… гхм!.. выражаясь научно: теоретические ли раздумья привели его к столь неутешительным мыслям или же практические наблюдения?
— Ну, — сказал Денис, — я это видел во сне.
Ученые переглянулись, недоумевая, а затем дружно уставились на Дениса с таким видом, словно он чудовищно обманул их самые сокровенные ожидания.
Между тем музыка Адальгера продолжала звучать, властная, необоримая, и сам менестрель становился все более заметной фигурой на празднике. Даже Денис не мог отрицать того прискорбного для себя обстоятельства, что Адальгер обладал неотразимой красотой: точеные черты, завораживающий взор глубоких темных глаз, артистические руки с длинными сильными пальцами. Если у менестреля и были кривые ноги (на что Денис втайне надеялся), то этого все равно не было видно, поскольку его до пят окутывал синий плащ. Арилье оказался одним из последних, кто поддался очарованию музыки. После четверти часа полнейшего равнодушия к танцевальным забавам и игре в намеки, загадки, взгляды и полуулыбки, которым предавались все вокруг, эльф наконец узрел ту, ради которой стоило покинуть добрую выпивку.
Денис никогда прежде не встречал эту даму. Очевидно, красавица обитала в главной башне, неподалеку от покоев самой владычицы Гонэл. Нет ничего удивительного в том, что солдаты, живущие на другой стороне замка, в маленькой комнатушке, прорубленной прямо в стене, не сталкивались с прелестной незнакомкой.
Едва завидев ее, Арилье разинул рот и застыл. Затем бросил себе под ноги недопитый кубок, вскочил и двинулся прямиком к красавице.
Арилье шел к ней, натыкаясь на других танцующих. Он был как будто ослеплен женщиной и потому не замечал никого вокруг себя. Прочие люди перестали для него существовать, невзирая на проклятия, которыми они осыпали его за неловкость.
Во всем мире была только она, она одна.
Еще издалека он протянул к ней руки, и она повернулась в его сторону, улыбнулась, потянулась к нему всем своим существом. Ее фиалковые глаза засияли, очень пухлые, крупные губы приоткрылись, брови чуть изогнулись: она ждала, радостно и нетерпеливо.
— Меня зовут Арилье, — сказал он, прикасаясь к ее руке и вздрагивая от восторга.
— Меня зовут Этгива, — ответила женщина. Она тихо вздохнула и прижалась головой к его руке.
Денис посмотрел на обоих, критически кривя рот, затем обхватил за плечи обоих своих соседей — Махонне слева, Эахельвана справа, — и провозгласил:
— Так выпьем за самых стойких!
— Так выпьем! — слабыми голосами откликнулись ученые.
А музыка все звучала в замковом дворе, и теперь казалось, что от ее таинственной власти нет прибежища даже на звездах.
— Ты не понимаешь, — сказал Арилье, вернувшийся домой уже под утро. — Если бы ты понимал, ты бы так не дулся.
— Чего я не понимаю? — удивился Денис. — Ты миловался с какой-то красоткой, а я опять отбывал дежурство в паре с этой мрачной эльфийской вдовой, с Эвремар.
— И чем ты недоволен? — удивился Арилье. От него пахло незнакомыми благовониями и вином. С видом полного блаженства эльф растянулся на своей лавке, хрустнул костями, заложил руки за голову.
— А чем я должен быть доволен? — возразил Денис. — Эвремар меня пугает. То молчит по нескольку часов кряду, а то вдруг произносит что-нибудь отрывистое и маловразумительное, и изволь на это как-то реагировать. Тебе бы понравилось?
— Не знаю, — отозвался Арилье. — Я влюблен.
— Я уж заметил.
— Она прекрасна.
— Ну, ничего, — согласился Денис. — Такая, фигуристая. Кто она такая?
— Этгива.
— Это лишь имя.
— Это ее имя, — сказал Арилье.
— А, ну тогда другое дело, — съязвил Денис. — Если это ее имя.
— Она не человек, — проговорил Арилье. — Ты ведь об этом сейчас меня спрашивал?
— Ну, да, — нехотя признался Денис.
— Она не человек… — повторил Арилье в упоении.
— Тебе это нравится?
— Мне она нравится, — ответил Арилье. — Все, чем она является.
— И все, чем она не является, — прибавил Денис. В ответ на недоуменный взгляд Арилье он пояснил: — Ты же сам только что сказал: она не человек.
— Она… она нечто, — сказал Арилье. — Потому что она и не эльф тоже. Я чувствую. Хотя мы этого и не обсуждали… Она — Этгива, понимаешь?
— Не очень.
— Я тоже — не очень, — признался Арилье. — Возможно, она из рода фэйри…
— Откуда она взялась в замке?
— Не все, что происходит в замке, известно всем его обитателям, — заметил Арилье. — У защитницы Гонэл могут быть гости, о которых мы с тобой и не ведаем.
— А, — молвил Денис, тщательно следя за тем, чтобы в интонациях его голоса звучала злая ирония, — ну тогда конечно.
— В любом случае она не может быть шпионкой врага, — сказал Арилье. — Ты ведь на это намекаешь?
— Да, намекаю.
— Невозможно… фэйри по своей природе не в состоянии иметь дел с троллями.
— Расист.
— Увы, это истина.
— Увы?
— Увы — потому что для вас, людей, нет ничего важнее свободы воли. Только человек в состоянии выбирать, с кем ему сотрудничать: с эльфами, с троллями или вообще ни с кем. Замкнуться в своем мирке и всех тихо ненавидеть. Такие тоже встречаются.
— Ты невысокого мнения о людях.
— Я о людях такого мнения, которого они заслужили. Одни из вас — храбрецы и герои, другие — трусы и уроды, третьи — ни рыба ни мясо. И никогда о человеке нельзя заранее сказать, на что он способен, а на что не способен. С фэйри в этом отношении гораздо проще.
— Понятно, — кивнул Денис.
Он не стал спрашивать, как расценивает Арилье лично его, Дениса. Еще брякнет что-нибудь такое, после чего жить не захочется.
— В общем, я влюбился в фэйри, и ее зовут Этгива, и она прекрасна, — сказал Арилье. — Завидуй мне!
— Ладно, — согласился Денис. — Завидую.