(Влад)
Следующие месяцы до второй годовщины свадьбы прошли спокойно. Инга больше не позволяла себе резких выпадов, обвинений и слов. Да, у нас было все хорошо, но я стал замечать… думать…
Сложно объяснить, но я стал обращать внимание на разницу в наших отношениях ко многим, очень многим вопросам. Когда мы были рядом, когда не было чего-то отвлекающего, мы упивались страстью. С ней был прекрасный секс. И причина этого, конечно же, не в умениях моих или Инги. Дело в яркости эмоций, в силе нашей связи. Мы не могли насытиться постелью. Я видел ее желание каждый раз, когда я был достаточно близко. И это было прекрасно. Важно. Ценно.
И при этом же за пределами секса, за пределами сияния ее ауры, которая была рождена в этом мире ради меня, я стал замечать ее отличия от меня. Она не понимала причины моих поступков, и история с ее отцом была здесь только началом. Правда, и нового хамства она себе не позволяла, просто показывала, что недовольна, если становилась свидетелем «неправильных» разговоров. Более того, даже не интересовалась Законами, по которым жил я, а просто их не одобряла. Она обижалась, если я уезжал по деловым поездкам или вопросам стай. И примирение было возможно только при дорогом подарке.
Ее радость при виде украшения или авто так же грела меня, как и в самом начале, когда ее хотелось просто озолотить. Но, что-то было не так… Я, как и любой действительно обеспеченный мужчина, упивался тем, что кормлю, содержу свою женщину. Зачем еще нужны деньги, если не кормить семью, если не знать, что твоя работа оборачивается в подарки для нее, самой любимой? Для меня ненужный и риторический вопрос. Выражение: «мужчина любит не женщину, а то, что он вложил в нее» ко мне вполне применимо. Я всегда содержал своих женщин, даже тогда, когда мне требовалось скрываться, даже во время войны, войн. Моя девочка ничем не отличалась и не могла в этом отличаться от прошлых моих отношений. Более того, она не разовая, не временная, она рядом со мной навечно! Но, все же… что-то было не так. Что-то едва заметно царапало сознание.
Но… возраст. Весьма сложно прожить три сотни лет — и остаться на уровне тридцатилетнего мужчины. Да и сами психотипы мужчин всегда разнились от тупой тряпки до лидера и вдохновителя эпохи.
Так что да, я менялся, но не мог точно сказать насколько мое мышление отлично от мыслей Инги, знал только, что на много. Правда альфам это никогда не мешало создавать союзы, был уверен, что это не помешает и мне. А потому, легко отгонял эти мысли и неясные предчувствия, списывая все «царапки» в мозгу на ее молодость и мою «старость». Мечтатель…
Сейчас уже понятно, что тогда голос интуиции старого Мастера, коим я стал, перешагивал через мистическую связь наших животных, и пытался до меня достучаться. Но, я все же в чем-то, где-то оборотень, а потому сначала, даже допустить не мог, что со мной может случиться то, что и случилось в итоге.
После годовщины и недельного отдыха в Париже я ощутил нашу близость, духовное родство. Ощутил ее частью себя, не только как будущую мать Мастеров, но и как мою подругу. И впервые мне показалось, что моя маленькая девочка сможет встать рядом со мной…
Тут стоит пояснить. Что такое пара для оборотня, моих оборотней?
Пара — это мужчина (для волчиц) или женщина (для волков), которая идеально подходит по ауре тела под ауру зверя. Это вовсе не значит, что «человеческая» девушка по натуре волчица, как можно было бы подумать. Это скорее, как два пазла — форма и рисунок может быть разным, но какая-то часть рисунка совпадает, как и форма, чтобы слиться воедино.
Почему так? А все просто — мы иномирцы, чуждые этому миру существа, с двумя ипостасями. А в нашем мире, для сохранения магии и крови оборотней требовались особенные разумные для «вливания свежей крови».
Мастера — не оборотни. Да, у меня есть зверь, но все же… все же… Хотя я и рассчитывал, что моя пара станет мне соратником, другом, но это были лишь мечты о лучшем. Как только у моей девочки стал формироваться характер, я сразу понял, что пара будет только моей женой, матерью моих детей, не больше…
Дело в том, что зачарование оборотней имеет некоторые особенности, которые я узнал еще в детстве от родителей. Что бы кто не говорил, и как бы не любили фантасты подобные сюжеты, но пар среди людей у волков много. Еще наши предки предполагали, что новые волки-оборотни в новом мире должны будут размножаться, а это предполагает приток новой крови в больших количествах. Поэтому-то, еще в Исконном мире, предполагалось, что кровь волков будет в потомках доминантой над кровью аборигенов. Все, кто решил покинуть родной мир, перед перемещением на Землю, прошли сложный обряд усиления крови зверя, как бы перемещая часть силы волчьих флюид в тонкие планы — кто бы не был вторым родителем, а потомок все равно станет оборотнем, а уж насколько сильным, зависело уже от крови родителя-оборотня.
Это и предрекло наше общество и будущее, сделав кровь сильнее, наши прародители обрекли наших зверей на пожизненную «привязку» к одному, уникальному излучению ауры, к запечатлению навсегда.
И, наверное, оборотни еще в незапамятные времена стали бы главной расой, только и само рождение у оборотней всегда было проблемой. Это человеческие женщины могли бы рожать по десятку детей, но волчицы редко когда могли подарить миру трех щенков. Если прибавить к этому саму воинственность волков, многочисленные войны людей в истории — становиться ясно, почему оборотни так и остались сказкой.
Так вот, если волкам требовалось размножение, то тут включались не только законы тел, физиология, но и магия (та часть натуры волков, что и превращала их в страшных зверей). А эта энергия стремилась, в первую очередь, к равновесию, совпадению разных пазлов.
Парой слабого или среднего оборотня, как правило, становилась волчица (или волк, для противоположенного пола). И становилась именно половиной, во многом дополняла его силу, поддерживала волю. Это же относилось и к женщинам. Женщины, которые имели что-то подобное силе альфы в натуре, не выбирали волков, а людей в пары. Пример тому: Анна и Иван. Будь Аня мальчиком, стала бы альфой, а так с ее характером, с ее волчицей не стал связываться ни один зверь, только очень влюбленный мальчишка.
Парой же альфы, а значит и вожака, часто становились либо человеческие женщины или очень слабые волчицы. Сила тянется к слабости и наоборот. Женщины-альфы не стремились к вожакам, как и альфы к таким самкам. Исключения из этого правила были, но редкими, что и подтверждало правило. Так и сложилось, что рядом с сильным была слабая женщина — мать, любовница, но не подруга, не соратница. Рядом со слабым или слишком спокойным мужчиной неизбежно оказывалась сильная валькирия.
Согласно этому правилу, который дед называл «сохранением энергии» имелось одно исключение. Мастера. Я сначала ведьмак, а уже потом оборотень. Моя сила была создана для того, чтобы управлять альфами, и к ним ближе всего мой зверь по ауре, но… С начала времен парами предков становились альфы, (или с подобной силой у женщины).
До рождения Инги я еще верил, что моей парой станет альфочка, которую я буду укрощать, завоевывать не право взять самку, а право быть рядом, быть близким, другом.
Точнее, женщины не могли стать альфами, но нечто подобное было и у женщин. Великих хищниц природа порождала так же часто, так и Великих хищников. Просто женщина не могла стать вожаком просто по праву крови, она могла быть только «серым кардиналом», что женщинам никогда и не мешало. Все-таки, как показывает мой опыт, у женщин несколько меньше честолюбия, чем у мужчин. Может быть, поэтому еще никто из сильных волчиц не претендовал на место вожака.
Я не раз наблюдал ситуации, когда альфы запирали своих жен в домах, а девушки просто не вылезали из постели или роддома, занимаясь только маленькими детьми, при этом полностью довольные судьбой. Образы таких девушек часто смешили Ингу, когда она зачитывала романтические моменты в книгах. Ей всегда казалось очень смешным, что девушка не может думать ни о чем, кроме секса, а в эпилоге ее (персонажа) не слишком заботило, как альфа (такой красивый и сильный) зарабатывает деньги. Она была уверена, что она-то не походила на эти образы. Что она умна и сильна характером.
А вот я не был уверен в этом…
Ее происхождение говорило мне, что моя девочка станет моим «серым кардиналом». Все-таки отец альфа, пусть и на редкость дерьмовый.
Но, судьба расставила свои акценты. Вся ее жизнь, все наши разговоры за пределами секса, все ее поведение буквально кричало о том, что моя девочка не разделит моих взглядов, просто потому что слаба духом, не лидер. Она всегда будет любима, но не станет соратником, другом… Она не «альфа», она слаба, как и большинство простых женщин этого мира, которым надо не слишком много: деньги, статус (семья, жена), здоровье и капля секса, прикрытый тыл для детей.
А вот после годовщины мне показалось, что ошибся, что моя девочка справится с важными делами Мастера.
Все-таки многие вещи я просто не мог сделать. У моей матери, бабушки, сестер и племянниц были «женские» дела. Те обязанности Мастера, которые могли выполнять только женщины в нашем роду. Например: забота о сиротах и калеках. Женщины в моем роду всегда заботились о тех оборотнях, которые оставались после поединков, войн стай и кланов, и прочих моментов. Ведь, если подумать, то мало кому из победителей захочется растить и кормить детей убитого противника… Вот спасением таких оборотней занимались Мастера и их волки, а их жизнью после спасения от расправы занимались женщины моего рода.
Если Мастера-мужчины именно останавливали войны, месть до полного уничтожения, то с остатками проигравших разбирались Мастера-женщины. Они заботились о вдовах, маленьких детях, и прочей родне, ближниках, любовницах. Искали им работу, жилье, помогали пережить горе, растили сирот. Создавали без преувеличения новые жизни из руин. У всех моих родных, как и у меня, имелись «воспитанники», те, из оборотней, у которых не осталось ничего или почти ничего.
У меня просто не было мозгов, да и настоящего желания этим заниматься. Действительно заниматься. Я мог выделить деньги на фонды, но вот выискивать оборотнят по детдомам — нет. Для подобной работы нужны: силы, талант ищейки, нюх акулы и желание, много желания. Я помню, как мать моталась по миру, с остервенением выискивая малышей, испуганных волчиц и прочих, кто пострадал от очередной войны стай. А таких всегда было много. Сказать, что моя мама, бабушка и тети выполняли функции СБ или частных детективов, это значит — сильно приуменьшить их труд.
Они создавали новые жизни волчицам и волчатам, следили почти за всеми в течении все их жизни. Помню, что мать могла не спать сутками, выискивая, ожидая кого-то из новеньких или уже подопечных с миссии. И моя мать была «альфой». Она чуть ли не с момента признания отца, стала отбирать себе волков, для подобной работы, создавать свой круг. А уж к моменту рождения первенца и наследника, моего старшего брата Василеса, она стояла всегда за правым плечом отца, оттеснив с этого места деда. Даже на картинах, а позже и снимках моя мать стояла, как верный страж и лучший из секретарей, сразу за спиной отца.
К слову, она и погибла так же, прикрыв его, умирающего, собой. Верный друг, любимая женщина, страшная стерва, и самые опасные Клыки на привязи у моего отца. Она была много больше, чем просто матерью и женой. И нет ничего удивительного, что она «построила» не только волков, но и моих тетушек с дочерьми, и свои дочерей. Нет ничего смешного или странного в том, что и мы — ее сыновья — верили, что и наши пары будут подобны нашим валькириям.
Верил и я, пока вся моя семья не отправилась к предкам, прихватив с собой и часть меня, большую часть. Но, взросление Инги убедило меня, что она не альфа. И видят Боги Всех Миров, мне было плевать, сначала.
В тот день мы вернулись с прогулки по ночному Парижу. Лично я не видел в этом городе ничего такого уж, чтоб прям ах… Город, как город. Если захотеть — и припомнить, то я мог бы назвать дома и улицы, куда падали бомбы Второй Мировой. В Париже, в то время, я пробыл недолго, но и того, что видел, мне хватило. Для меня Париж был местом работы, как и еще десяток городов, где приходилось бывать постоянно. Но, для Инги, лингвиста и романтика, это был город сладкой романтики.
Пока моя пара после прогулки отмокала в ванной, я решал рабочие вопросы. И узнал, что только на территории Франции за последний год нашли пятнадцать трупов оборотней. Семьи альфы и его беты, уничтоженных после последнего передела власти. Если бы была жива мама или дед, если бы еще существовали Мерцающие, а лучше весь Лунный Клык, то этого бы удалось избежать, а так… Еще пятнадцать душ на моей совести. Можно было бы казнить альфу-победителя за нарушение моего прямого приказа: не убивать родню противника, но что это даст…? Убить после этого еще щенков и пару придурка? Я даже не стану распинаться о том, что тогда я ни чем не отличаюсь от него. Просто я не стану убивать детей! А что это значит? Дети вырастут, станут сильными, сколотят стаю, а что захотят молодые альфы, ощутив за собой силу? Правильно, мести. Мести одному страшному и мерзкому Мастеру, который убил отца, и обрек тем самым на смерть его пару, их мать. Редко когда пары альф оставались в этом мире после гибели альфы. Привязка у таких волков слишком сильная.
И я бы, наверное, долго придавался унылым мыслям, если бы не услышал, сквозь шум воды тихие всхлипы, вперемешку со скулежом моей девочки. Еще час назад она смеялась снимая меня на фото, а сейчас… плачет…
Я мог бы решить, что так она сбрасывает пар, мало ли. Кто-то курит, кто-то идет на пробежку, а кто-то ревет. Но, Инга не относилась к числу тех волчиц, которым требовались моменты слезоизливания. Она вообще не плакала, почти никогда, скорее уж кричала и злилась.
— Инга? — спросил я.
— Влад, уйди, — попросила она.
И я бы оставил ее наедине с собой, но голос…
Повернул ручку — не поддалась.
— Открой.
— Не хочу!
— Ин, — с укором в голосе. — Я не хочу ломать замок. Не хочу завтра приносить море извинений отелю.
С минуту я слушал всплески воды, пока пара добиралась до двери. Потом щелчок замка. Я подождал, чтобы она опустилась обратно в ванную, и вошел.
Моя девочка и правда ревела в три ручья. И давно, судя по красным глазам и распухшему носику. Мокрый воробей, не иначе, что еще больше подчеркивалось большой ванной и белой пеной. Такая маленькая и хрупкая.
Я опустился прямо на мокрый мрамор пола. Мокрый, да, но еще и теплый. Я смотрел внимательно, но не требовательно. Если она хочет что-то оставить при себе — пусть.
Пару минут мы молчали.
— Я могу у тебя кое-что спросить? — решилась-таки она.
— Все что угодно, — с готовностью отозвался я, любуясь женой. Красавица, даже когда нос сопливый!
— И ты… ответишь честно?
— Ты предполагаешь, что я могу солгать своей паре? — насмешливо уточнил я.
Но, вместо того, чтобы фыркнуть, моя девочка еще больше закусила губу, а из глаз покатились слезы.
— Я отвечу, — сказал я.
— Мастера… они и правда… ну…
— Что — ну?
— Бессмертные?
— Нет, — улыбнулся я. — Бессмертие — миф, девочка моя. Нет ничего вечного.
— Но, как же…? Тебе ведь уже почти триста лет, так?
Я с трудом удержался от смеха. Не прошло и трех лет, как мы вместе, а она, наконец, сподобилась поинтересоваться, почему рядом со мной так много тех, от кого ее волчица хвост прижимает… Похвально, растет малышка.
— Да, почти.
— Но, это ведь значит, что я… и что ты…
— Инга, солнышко, постарайся выразиться точнее, — мягко проговорил я, тоном старого лектора.
Подействовало. Мой наглый «воробей» встрепенулся и сверкнул на меня глазками. Как же, я говорю с ней, как с маленькой… ух, мой ершистый котенок, мокрый.
— Я правильно понимаю, что я буду стареть, а ты останешься таким же, как и сейчас? — выдала она тоном опытного журналиста при допросе (интервью) проворовавшегося политика.
— Возможно…
— Что значит — возможно, Влад? Я хочу знать, будешь ли ты стареть вместе со мной?
Интересный вопрос от той, кто проживет больше любого современного человека.
— Нет, — ответил я чистую правду.
Слезы хлынули с утроенной силой из обоих глазок.
— Значит, я буду стареть, дряхлеть, а ты…
Какая же она милая.
Вдруг, она встрепенулась и очень серьезно посмотрела на меня. Слезы исчезли, и только отеки на веках говорили о том, что она плакала.
— Скажи, сколько мы еще будем вместе?
— Что?
— Сколько, Владимир!? Я должна знать, я имею право знать, через сколько мне нужно будет тебя отпустить!
Я сначала подумал, что ослышался, а потом не выдержал — и расхохотался.
Инга закрыла лицо руками. Я оборвал смех, когда услышал ее бормотание. Девочка будто говорила сама с собой:
— Люблю больше жизни, но и держать со старухой рядом не стану… не хочу… Главное, что сейчас любит…
Я мгновенно оказался рядом. Обхватил ее лицо своими руками и стал целовать любимые глазки.
— Глупая, маленькая, моя, ты правильная, благородная девочка! Пара — это навсегда, понимаешь? — горячо шептал я между поцелуями. — Я тебя три века ждал, только об этом и грезил, чтобы у меня была семья, настоящая… А ты… Да как ты только допускаешь мысль, что я оставлю тебя?
— Но… как же тогда? — потрясенно выдала она, вставая в воде на колени и вцепляясь мне в ладони.
— А вот так! — улыбнулся я. — Начнем с того, что меня могут убить в любой момент…
Она вздрогнула, еще больше сжимая мои руки, а у меня от этого прикосновения, пропитанного переживаниями и страхом за меня, даже в груди, что-то приятно заныло. Моя девочка!
— Могут, — все же продолжил я. — Вспомни, как выглядит мой зверь.
Ее аж передернуло всю. Н-да, зверь у меня и правда уродливый, но такова уж судьба любого истребителя, тем паче, последнего в мире. Инга не любила на меня смотреть в звериной форме. А я и не против. Мне то на внешность вообще плевать, а ей неприятно… Да и моя девочка не привыкла думать, что власть это еще и боль, и кровь, и смерть. Для нее власть — она просто есть. И все.
— Любое из моих ранений в прошлом могло стать последним, — продолжил я, гладя ее по спине.
— Любое? — потрясенно прошептала она мне в рубашку.
А мне только и оставалось, что улыбаться. Алексей не позаботился о том, чтобы объяснить своей принцессе, что не так много в мире вещей, способных остановить регенерацию оборотня.
— Да, любое. И я уверен, что рано или поздно, у меня будет тот самый последний удар. И я совсем не уверен, что он будет не завтра.
— Не говори так, — отозвалась моя пара.
— Но, это правда. Так что вполне вероятно, что это не я останусь молодым и красивым, а ты — молодой вдовой при больших деньгах.
Она помотала головой, упиревшись лбом мне в грудь.
— Люблю тебя, больше жизни люблю, — решил добавить я, опуская руки под воду, к ее ягодицам.
— Но, как же тогда…? — спросила, глядя в глаза.
А я подумал, что и в романтике супружества есть свои плюсы.
— Просто жить, маленькая моя.
И поцеловал, понимая, что меньше чем через час — полтора я ее из ванны не выпущу.
И что, возможно, я был не прав — и нужно дать моей девочки возможность стать частью моей не только жизни, но и судьбы рода.