Нож в сапоге. Том 1. Черный кот

3.7

Осмэр в чем-то был похож на старосту. Деревенский кузнец, по всей видимости, — самый организованный после Патрика человек в Залесье. Пару лет назад малая часть населения деревушки наивно полагала, что с обязанностями старосты, в случае чего, Осмэр справится ничуть не хуже. На то были причины. Осмэр не пил, был крепок духом и телом. Он чтил традиции и жил по похожему распорядку дня, что и сельский старожила. Надо сказать, молва оставалась молвой и вскоре быстро сошла на нет. Все дело в том, что управление всем этим бардаком, как любил выражаться Осмэр, было ему банально не интересно. С юношества он держался обособленно от деревенских сплетен, праздников, и предпочитал львиную долю времени проводить за своим любимым занятием. По своей натуре Осмэр — одиночка. Да, он на хорошем счету у всех. У него есть свое мнение. Ему не чуждо высказать это мнение при случае. Вот только люди ему не интересны. Его мало беспокоили ссоры и склоки, в которых так любили принимать участие охотники из семьи Ковальд. Когда-то, когда братья Ковальды и Осмэр были моложе, Рослин видел в Осмэре конкурента. Он завидовал. Завидовал уважению сына кузнеца. Еще в зачатке конфликт удалось погасить — не без помощи Патрика. Неизвестно кто кого смог бы вырубить — кулачная схватка намечалась знатная, но что-то подсказывало будущему старосте, что у Осмэра были неплохие шансы против Рослина. Словесную дуэль Рослин проиграл, а Осмэр, хоть и не преследовал такой цели, стал в глазах деревенских мальчишек чуть значимее, чем раньше. Драки не случилось, и он благодарил Патрика за это…

Осмэр жил один. Холостяцкое гнездо досталось крепкому мужчине от отца. Это была самая обыкновенная деревенская постройка. Стены, стол, стулья — все было выполнено из дерева. Вопреки сложившейся традиции безбрачной жизни, кузнец предпочитал последовательность действий во всех аспектах жизни. Упорядоченность, чистота, организация быта, работы, досуга — ключ к успеху. Труд превыше всего, но об отдыхе не стоит забывать. Любимым делом усатого крепыша в грязном, рабочем фартуке стало курение. Его отец курил. Его дед курил. Курил и сам Осмэр. После того, как несколько лет назад отца прибрала земля, Осмэр стал этим злоупотреблять, но вскоре после того, как начал чувствовать одышку и сильнее уставать, практически забросил это дело. Понятно, что окончательно бросить мужчина был не в силах, однако затянуть пояса, как любил говорить дед, ему было под силу.

После смерти кузнечных дел мастера сын горевал какое-то время, и слухи ходили всякие. Одним из таких — было пьянство Осмэра. Однако никто из гнилых языков Залесья никогда не видел последнего в состоянии даже легкого подпития, не говоря уже о сильном опьянении. Так шли годы. За то время, пока Осмэр провел в одиночестве, он понял, что работать в доме — хорошо, но лучше это делать в отдельной мастерской. По правде говоря его отец и дед мечтали о чем-то подобном. Но денег, как помнилось Осмэру, всегда не хватало. Тогда повзрослевший мужчина наладил скромные поставки инструментов и металлических изделий в город. Он нашел торжище, вышел на купцов, и вскоре мало помалу деньги стали появляться. На глазах у сельской общественности рядом с домом кузнеца росла пристройка. И вскоре она выросла в не менее значимую для владельца дома ремонтную мастерскую. Осмэр даже подумывал найти подмастерье, да все руки не доходили. Да и, полагал Осмэр, в деревне не было подходящих для данного ремесла кандидатов.

Летом кузнец предпочитал работать на свежем воздухе. И так могло продолжаться до поздней осени. Рядом с мастерской он соорудил навес, поставил наковальню, пару столов. На стены у входа мужчина закрепил крючки с клещами, мешочками с гвоздями и прочими прелестями кузнечного дела. На столах по порядку были разложены стамески, зубила, кувалды, запасные мехи, подбойки. Осмэр трудился. А если не трудился — отдыхал, или ездил в город продавать изделия.

В то утро усатый крепыш проснулся поздно и не в самом лучшем расположении духа. Все валилось из рук. Ночь прошла в бессонном забвении. Негодяи успели сильно напугать простых людей. Повезло, что они уехали. Осмэр не был воином, но он и не был трусом. Возможно тот факт, что четверка мерзавцев ускакала восвояси, спас ему жизнь, потому как защищать себя, пусть и чем попало, мужчина твердо для себя решил.

Кузнец прикладывался по наковальне, изредка поглядывая на раскрасневшийся горн. Краем глаза он что-то увидел. По началу он не обратил внимания, пусть это что-то и приближалось. Лязг прекратился. Осмэр отложил в сторону щипцы, размял шею, покрутил молот, глянул вдаль. Со стороны леса с мечом в руках бежал какой-то оборванец. Осмэр насупился, и присмотрелся лучше. Странноватый чужак был весь в грязи и чем-то красноватом. Неужели кровь? Кузнец сильнее сжал инструмент, поскольку бродяга направлялся прямо к нему. Он несколько раз упал прежде чем добраться. А как только голодранец оказался у навеса, Осмэр решительно вышел вперед. Он допускал, что держащий в руках меч безумец без раздумий пустит в ход свое оружие, а потому как мог приготовился.

— Вурдала-а-к… — и обессиленный мужчина рухнул на землю…

Сложно выразить ту палитру чувств и эмоций, что испытывал деревенский ремесленник. С одной стороны он понимал, что в привычную обыденность и спокойствие с оглушительной скоростью ворвалась неразбериха, подпитываемая непониманием и бессилием честного люда. С другой — упавший буквально у самых ног ниц измученный человек, очевидно, не являлся причиной подобного положения дел. Судя по всему, он был лишь следствием развязанного не пойми как хаоса и сумбура.

— Или нет. — Высказался вслух кузнец.

Когда-то давным-давно — когда Осмэр был совсем юн и наивен, отец предупреждал отпрыска, что зло умеет принимать разные формы и обличия. Он рассказывал истории о том, как бандиты грабят караванщиков предварительно усыпляя их бдительность. По словам отца, происходило это следующим образом. Один из прощелыг с большой дороги представлялся невинной жертвой, нуждающейся в помощи. Он мог выглядеть запуганным и даже избитым, но на поверку все оказывалось куда прозаичнее. Актер театра смерти мог тянуть время, пока остальные участники спектакля занимали места согласно купленным билетам. Иногда он мог действовать куда более дерзко. Не редко у рыдающего на коленях бедняка внезапно оказывался предательский, но остро заточенный кусок железяки — длинной около тридцати сантиметров. Такое подлое лезвие могло храниться где угодно. Результат один. Жертвы подобных трагедий неизменно играли второстепенную роль, поскольку главные действующие лица — злодеи с, без всякого сомнения, нелегкой судьбой и тяжелым сердцем, оправдывали свои поступки несправедливостью бытия. Им просто не везло. Их вынуждала жизнь. Говоря о предсказуемом финале для мечтателей, избравших путь шантажа и убийств, он наступал, как правило, быстро но не всегда прогнозируемо.

— Перед дыбой и топором палача все равны. Ибо таков закон. — Заключил в конечном счете в тот солнечный день родитель Осмэра.

Как и было сказано ранее, кузнец испытывал сложную палитру чувств и эмоций. Застрявшее в чертогах разума воспоминание твердило ему — это капкан, засада, смертельная опасность. Можно называть это как угодно, но Осмэр явно чувствовал барабанящую в висках тревогу. Он осмотрелся, прислушался. Если не брать во внимание тихое сопение нуждающегося в помощи бродяги, то на улице царила тишина. Осмэр допускал, что мерзавцы могли обойти принадлежащие ему строения с обратной стороны. Сделав несколько шагов, он выглянул из-за одного угла. Потом проделав тоже самое, но в другом направлении, мужчина повторил маневр. Он даже прошел вдоль стены и осмотрел задний двор, понятное дело, не спуская глаз с вторженца. Лишь спустя какое-то время, когда сверкнула гостья из под небес, усач поднял несчастного на руки и понес в дом.

Он вошел в жилище когда землю накрыл сильнейший раскат грома, а по крыше застрекотали первые капли. Стоило растопить печь, и уложив своего уже гостя на набитый соломой тюфяк, мужчина так и поступил. Заплясал огонь. Стало теплее. Могло показаться, что наступил вечер — свет стал серым. Однако разразившийся страстью ливень, коих давненько не было в Табриэйне, намекал на то, что солнце скрылось за переплетением такого невероятного количества туч, что будь они боевыми кораблями, с их помощью можно было завоевать все северное побережье королевства. Вскоре шум водной стены заполнил собой все, как если бы боевым судам поступил приказ атаковать города, маяки, и рыбацкие деревни.

— Тише-е. Тише-е. — Склонился над незнакомцем Осмэр. Или незнакомцем он казался только на первый взгляд. Парень держался за руку, на которой красовалась измученная болотом диковинная перчатка, и иногда постанывал от боли. Осмэр прокручивал в голове — где он мог ее видеть. Зоркий глаз кузнеца скользнул по линиям испачканного лица, по скулам, сжатой челюсти, нахмуренному лбу, и вдруг озарение случилось. Сверкнула молния.

— Твою мать. — Округлились его глаза. — Ты же тот сыщик. — Чудовищной силы гром напомнил о взрыве и знамении. Один старожила как-то рассказывал Осмэру, даже пугал его, что когда темный владыка Амодей решится на свою самую главную авантюру, небо затянут черные тучи. Рэйнар не сможет пробиться сквозь завесу. Он будет яростно швырять молнии, чтобы разогнать зловещий покров. А после — реветь нечеловеческими раскатами так, что задрожит земля. В это время из под земли встанут те, кого давно забыли — души проклятых, жаждущие вернуться в мир живых и загнать все человечество в царство вечного сна.

В одной запрещенной книге сказано, что Амодей пришел к Луциану с предложением. Он отметил, что в мире мертвых становится тесно, что предков одолевает ярость на их потомков. Эта ненависть хлынет однажды в мир, что так рьяно защищает Рэйнар. И тогда начнется великий пир смерти…

Осмэр отвесил подзатыльник забулдыге тогда, пригрозив в следующий раз рассказать старосте душещипательную историю. Однако сейчас, во всяком случае на какую-то секунду, он даже поверил расказщику.

— Так. Прошу побыть здесь. Я сейчас… Сейчас… — Он открыл ключом сундук, нашел в нем дорожный плащ с капюшоном, и вышел на улицу…

Говоря о том, почему Монро потерял сознание, стоит упомянуть вновь образовавшийся перелом, а также сильную истощенность организма. Грисельд осуществил немыслимый рывок по заболоченной местности, и чудом не угодил в трясину снова. Второй такой раз мог оказаться фатальным, но у страха глаза, как известно, велики.

Монро пришел в себя в знакомом помещении утром следующего дня. В воздухе приятно пахло травами и ромашкой, а по шее скользнул ветерок из щели где-то в стене.

Вопреки книжным романам литературы ужасов, доступным для чтения в большинстве своем представителям знати, Грисельд Монро пережил, вероятно, самые леденящие кровь минуты своей жизни не глубокой ночью. Сумасшедший кошмар настиг его днем. Нити воспоминаний постепенно восстанавливались, рисуя в голове мозаику из картинок убийственной резни. Покрытый зеленоватым илом великан высотой не менее трех метров, возник буквально из неоткуда. Земляная глыба чем-то отдаленно похожая на человеческую фигуру, настолько стремительно вырвалась из трясины, что вряд ли хоть кто-то из присутствующих мог оказать сопротивление. «Если древние фолианты о чудовищах не врут, и смертным действительно суждено столкнуться с силами тьмы, то нам конец.» — Думал Монро.

Он, к слову, смотрел на правую руку радуясь, что боль ушла, а кисть и предплечье перемотали бечевкой. Зафиксированная конечность не успела срастись и похоже на то, что ситуация вернулась к исходной точке. К тому самому моменту, когда Грисельд со всей силы ударил Золотого жука прямиком в металлическую защиту. Шлем встретил костяшки с достоинством. Уродливая физиономия наемника не так давно тоже, казалось, встретила хитроумно разработанный кастет с достоинством, но костяшки нападавшего перчатка все равно не уберегла. Сама перчатка, пока доведенный до отчаяния мужчина пересекал болота, также буквально рассыпалась на глазах…

Говоря о глазах — пока Монро преодолевал опасный участок местности, перед ним то и дело возникал образ. Это было не имевшее носа торфяное лицо с впадинами вместо глаз. Рот у монстра тоже имелся. Грисельд отчетливо помнил, как с безудержной яростью чудовище ревело в тот самый миг, когда разорвало на куски командира бесславной дружины. Очередным просветом воспоминания материализовывалась картина, как болотный зверь, если его допустимо так называть, смахивает кровь со лба — подобно человеку. Если Монро не ошибся, то впадины на месте глаз тоже были подвижны. Таким образом можно было сделать вывод, что болотная нечисть прищурилась в момент атаки. Возникло еще предположение, что тварь испытывала эмоции, похожие на человеческие, однако господин Монро спешно выбросил из головы подобные суждения…

«Все случилось слишком быстро… Моя рука снова сломана. Моя воля… Тоже? И что теперь? Как можно противостоять этому? Легенды из сказок оживают на глазах.» — Он досадно усмехнулся, проведя кончиками пальцев по водной глади. «Остыла.» — Попытавшись вылезти из ушата, Монро сделал себе только хуже. Сил все еще не было, а боль вернулась. Он чуть не перевернул деревянное корыто на глазах у вошедшей в дом девушки, которая не растерялась, и спешно оказала помощь голому мужчине…

Бытовые проблемы прошли спустя день; ментальные стремительно зрели — как если использовать метафору о ягодах и цветах. Монро был сам не свой. На смену страху пришла обида. На смену обиде — ненависть. Ливень продолжал, как ни странно, лить, а замкнувшийся в себе мужчина предпочитал проводить время в одиночестве. Иногда он навещал вороного друга в сарае корчмы. Временами посещал и саму корчму. Каждый раз когда кто-то из местных; будь то Патрик, Зенгрин или Лукреция — пытались заговорить с ним, Монро прерывал диалог жестом, и спешно удалялся… А спустя два дня он только уточнил у Патрика — не вернулся ли Рослин Ковальд. Староста не нашел подходящих слов. Он лишь пожал плечами, и Грисельд тут же покинул его. Только на этот раз что-то изменилось. Сыщик опрокинул очередную рюмку огненной воды, и решительно вышел из харчевни. Он что-то задумал. Патрик точно это знал. Что именно, деревенский старожила спросить так и не решился…

Звенел металл… Осмэр, работавший в стенах мастерской наконец-то был рад своему уединению. Навес он снял, оборудование перенес внутрь. Жаждущий побыстрее изготовить новую партию товара, и сосредоточенный на деле кузнец, не сразу услышал стук в дверь. Показалось? Нет. В дверь снова настойчиво постучали.

На пороге стоял хмурый сыщик. Вместе с прохладой в помещение ворвался запах спиртного.

— Есть дело… — Поднял он взгляд исподлобья… — Нужна броня. Есть у тебя сковородки? Все толстые железяки что у тебя есть необходимо расплавить, и сделать мне защиту…

Кузнец почесал бороду:

— Ты же не собрался-я…?

— Завтра днем… — Холодно утвердил Монро… — Если надо, я заплачу.

— Нет. Ты точно сбрендил, друг… — Он шире открыл дверь… — Заходи давай…

Сыщик сделал шаг внутрь.

— Послушай… Ну выпил ты сегодня. С кем не бывает. Тебе бы лучше не об этом думать, а…

— Сколько? — Задал вопрос Грисельд.

Давай может быть, — пытался переубедить вошедшего Осмэр, — не горячись, а? Завтра соберем всех. Поговорим. — Тяжелая рука ремесленника заботливо легла на плечо гостю… — Подумаем что делать. Я нашел тебя. На тебе живого места не было. А сейчас ты собира… — но не успел кузнец закончить, как гость перебил:

— Послушай теперь ты… Ты плохо меня знаешь. Ты либо помогаешь, либо нет. Я пойду туда в любом случае. Хочешь ты этого, или нет. Поэтому повторяю вопрос. Сколько я должен тебе заплатить?

Кузнец растерявшись вздохнул:

— Не сколько… — Он секунду помедлил… — Ну так… А что надо-то?

— Броня…

— Так я не кую броню. Никогда не ковал…

— Ну вот и попробуешь…

— Так я… — Он обреченно вздохнул. — Что по другому совсем никак?

— Никак…

— Ладно… Вижу, переубеждать тебя нет смысла… Завтра к утру попробую организовать, но за качество не ручаюсь. Как рука?

— До свадьбы заживет… — Дверь захлопнулась с обратной стороны…

— Да если будет эта самая свадьба… — Бросил себе под нос кузнец… — Если будет…