Нож сновидений

Глава 5 Нечто… странное

Барабанная дробь дождя по крыше палатки длиной в ночь сменилась тихим шелестом, как раз к тому времени, когда Фэйли, опустив глаза долу, чтобы не заслужить наказания, подошла к креслу Севанны. Оно было так сильно позолочено и украшено резьбой, словно какой-нибудь трон. Кресло размещалось по центру светлых, застеленных на полу палатки в несколько слоев, ковров. Весна началась стремительно, поэтому жаровни не разжигали, и в воздухе держался утренний холод. Сделав глубокий реверанс, она подала витой поднос из серебра. Айилка взяла золотой кубок с вином и отпила не глядя в ее сторону, но она все равно сделала еще один реверанс прежде чем отойти чтобы поставить поднос на обитый медью синий сундук, на котором уже стоял серебряный винный кувшин с длинным горлышком и еще три кубка, а затем вернулась на место, где между напольными светильниками вдоль стены палатки из красного шелка стояли еще одиннадцать гай’шайн. Это была высокая и просторная палатка. Для Севанны не подходит обычная аийльская палатка.

Трудно было воспринимать ее как айилку. Этим утром она была в парчовом платье из красной парчи, которое было сшито и затянуто по фигуре так, что выставляло на всеобщее обозрение ее значительных размеров грудь почти до половины, хотя Севанна обычно носила вместе большое количество драгоценных ожерелий – из изумрудов, огневиков, опалов, нитки крупного жемчуга, что уже переходило грань приличия и становилось вульгарным. Обычно айилки не носили колец, но у Севанны на каждом пальце было по перстню с драгоценным камнем. Широкие золотые ленты, украшенные огневиками, были нашиты поверх голубого шарфа, которым были перевязаны ее длинные до пояса соломенные волосы. Сверху прическу завершала диадема или, скорее, корона.

Фэйли вместе с остальными шестью женщинами и пятью мужчинами разбудили, чтобы дежурить у кровати Севанны, состоявшей из наваленных друг на друга перин, на случай, если той среди ночи что-нибудь понадобится. У какой иной королевы в мире у постели стояла бы дюжина слуг чтобы выполнять ее прихоти? Она переборола острое желание зевнуть. Есть много способов заслужить наказание, и зевок, безусловно, был одним из самых простых. Гай’шан следует быть кроткими, терпеливыми и услужливыми, что означало подобострастными на грани самоунижения. Байн и Чиад не смотря на вспыльчивый характер смогли легко приспособиться. Фэйли не могла. За прошедший месяц с тех пор как ее раздетую завязали узлом как головоломку кузнеца за припрятанный нож, ее наказывали еще девять раз за плевые проступки, но которые были значительными в глазах Севанны. Следы последнего раза еще не полностью сошли, и она не имела ни малейшего желания, заработать еще за пустячную небрежность.

Она надеялась, что Севанна считает ее уже прирученной после памятной ночи на морозе. Если бы не Ролан с его жаровнями, которые спасли ей жизнь… Она хранила надежду, что ее еще не удалось приручить. Но если долго притворяться, то через некоторое время это может превратиться в правду. Она находилась в плену меньше двух месяцев, но уже не могла точно припомнить, сколько точно прошло дней со дня ее пленения. Время от времени ей казалось, что она носит белое уже год или дольше. Иногда она чувствовала, что полностью привыкла к золотому поясу и ожерелью. Это ее пугало. Она изо всех сил цеплялась за надежду. Она скоро сбежит. Она должна. До того как придет Перрин и ее освободит. Почему он до сих пор этого не сделал? Шайдо уже долго стоят лагерем в Майдене. Он не мог ее бросить на произвол судьбы. Ее волк обязательно придет и спасет ее. Она должна успеть сбежать до того, как он погибнет в подобной самоубийственной попытке. Он должен встретить ее, когда она уже не будет притворяться.

«Сколько еще ты будешь наказывать Галину Седай, Терава?» – спросила Севанна, хмуро посмотрев на Айз Седай. Терава, со строгим видом и выпрямив спину, сидела на корточках на украшенной кистями синей подушке. – «Вчера вечером она слишком сильно нагрела мне воду для купания, но ее кожа так огрубела, что мне пришлось бить ее по подошвам ног. Это не столь эффективно, особенно потому что ее нужно оставить способной передвигаться».

Фэйли старалась не смотреть в сторону Галины с тех пор как Терава привела ее в палатку, но ее глаза при упоминании ее имени по мимо воли метнулись в сторону женщины. Галина выпрямившись стояла на коленях между двумя айилками слегка сбоку от них, на щеках были кровоподтеки, по влажной коже стекали струйки воды, ноги и лодыжки были в грязи. Из одежды на ней были только украшенный огневиками ожерелье и пояс, но она казалась еще более голой, чем просто обнаженной. От ее волос и бровей осталась только щетина. Все волоски до единого с ее тела от макушки до пят были сожжены с помощью Единой Силы. Фэйли слышала пересказ как это происходило, включая то, что та свалилась с ног после первого же удара. Это было темой обсуждения среди гай’шайн в течение многих дней. Только несколько человек по нестареющему лицу признали в ней Айз Седай, и поэтому все еще верили, что она та, кем является, но некоторых, как и Фэйли, грызли сомнения о том, что Айз Седай могла делать среди гай’шайн. В конце концов, кроме лица у нее было еще и кольцо, но почему Айз Седай позволяет так с собой обращаться Тераве? Фэйли часто задавала себе этот вопрос, но не могла найти ответ. Она часто напоминала себе, что Айз Седай не редко поступают по своему по причинам, которые никто кроме них не понимает, но такой ответ ее не устраивал.

Чтобы это не было, как можно позволять так с собой обращаться? Галина таращилась на Тераву широко распахнутыми от ужаса глазами. Она дышала так сильно, что было видно, как вздымается ее грудь. У нее были причины для страха. Любой проходивший мимо палатки Теравы слышал, как она внутри молила о пощаде. За неделю пути Фэйли и Айз Седай так или иначе пересекалась по много раз, и она видела ее одетою так же как сейчас и обритую наголо, бегавшую со всей возможной скоростью со страхом на лице, и день ото дня Терава добавляла к ее узорам на теле от плеч до бедер новые следы побоев. Едва прежние начинали заживать, как Терава добавляла свежих. Фэйли слышала, что даже Шайдо шептались между собой, что Терава наказывает Галину слишком сильно, но никто не собирался вмешиваться в дела Хранительницы Мудрости.

Терава была ростом со среднего айильца. Она поправила на плечах свою темную шаль под тихий перестук золотых и костяных браслетов и окинула Галину изучающим взглядом, как голубоглазый орел мог бы посмотреть на мышь. По сравнению с богатствами Севанны, ее украшения из золота и кости казались слишком простыми. Она носила простую блузу из алгода и шерстяные юбки, но из двух женщин Фэйли больше всего боялась именно Тераву. Севанна могла наказать ее за промедление, Терава же могла запросто убить или что-нибудь сломать ради сиюминутной прихоти. И она так и сделает, если попытка побега провалится. – «До тех пор, пока малейший след от ушиба остается на ее лице, я буду бить по остальным местам. Я пока оставила грудь про запас, так что есть способ наказать ее за другие проступки». – Галина задрожала. По ее щекам потекли тихие слезы.

Фэйли отвела глаза. На это было больно смотреть. Даже если она сможет заполучить стержень из палатки Теравы, поможет ли ей Айз Седай спастись? Судя по ее виду, она совсем сломалась. Так думать было ужасно, но пленник прежде всего должен быть практичен. Предала бы ее Галина, чтобы постараться избавиться от побоев? Она угрожала этим, если Фэйли не сможет заполучить стержень. Правда, это Севанну заинтересует жена Перрина Айбарры, но судя по отчаянию на лице Галины, она готова на что угодно. Фэйли молила про себя женщину, найти в себе силы и продержаться еще чуть-чуть. Конечно, она планировала спасение своими силами, на случай, если Галина не сдержит слово взять их с собой, но если бы она их вытащила, это было бы гораздо проще и безопаснее для всех. О, Свет! Почему же Перрин до сих пор ее не нашел? Нет! Она должна сосредоточиться.

«Она не слишком-то впечатляет», – пробормотала Севанна, теперь глядя в кубок, – «Даже это кольцо не может заставить ее казаться Айз Седай». – Она раздраженно мотнула головой. Фэйли не понимала почему, но для Севанны почему-то было очень важно, чтобы все вокруг знали, что Галина была Сестрой. Это, наверное, было для нее почетно. – «Чего ты так рано, Терава? Я еще даже не поела. Хочешь вина?»

«Воды», – твердо заявила Терава. – «О каком рано ты говоришь? Солнце уже почти встало. Я позавтракала еще до восхода. Ты становишься такой же ленивой как мокроземцы, Севанна».

Лусара, симпатичная доманийка-гай’шайн, быстро наполнила кубок из серебряного кувшина с водой. Севанну, кажется, удивило настойчивое желание Хранительниц Мудрости пить только воду, но она всегда держала ее наготове. Что-нибудь иное было бы оскорблением, даже если бы она попыталась этого избежать. Меднокожая доманийка прежде была купчихой, и для своих средних лет довольно хорошей, но пары седых волос в черной шевелюре, спадавшей до плеч, не оказалось достаточно чтобы избежать плена. Она была очень красивой, а Севанна коллекционировала богатых, сильных и красивых, даже отбирая их у других, если они были чужие гай’шайн. Вокруг было так много гай’шайн, что почти никто не возражал, если у него отбирали одного или двух. Лусара сделала изящный реверанс и с поклоном подала поднос сидящей Тераве, но на полпути на свое место она улыбнулась Фэйли. И что хуже всего, это была улыбка заговорщицы.

Фэйли сдержала вздох. В последний раз ее наказали именно за вздох не впопад. Лусара была одной из тех, что поклялась ей в верности за две прошлых недели. После случая с Аравайн Фэйли старалась отбирать тщательно, но отказ кому-либо создавал угрозу предательства, таким образом, у нее оказалось слишком много сторонников, в большей части которых она вовсе не была уверена. Она пришла к выводу, что Лусаре можно доверять, или что женщина не станет предавать ее намерено, но все дело в том, что та воспринимала исполнение плана спасения как интересную игру, не осознавая цену проигрыша. Похоже, что и торговлю она воспринимала также, по воле судьбы зарабатывая и теряя деньги, но у Фэйли не будет второго шанса, если их постигнет неудача. Ни у нее, ни у Аллиандре, ни у Майгдин. И даже у Лусары. гай’шайн Севанны, пытавшихся сбежать, сковывали цепью, пока они не прислуживали ей либо не выполняли иные поручения.

Терава сделала глоток, затем поставила кубок на ковер в цветочках рядом с собой, и пристально уставилась на Севанну. – «Хранительницы Мудрости думают, что пришло время двигаться на север и восток. Мы легко сможем найти приют и защиту в горах, и сможем добраться туда меньше чем за две недели, даже с учетом тормозящих нас гай’шайн. Здесь мы открыты со всех сторон, и нашим разведчикам приходится уходить все дальше и дальше в поисках пищи».

Зеленые глаза Севанны не моргнув встретили этот взгляд, чего сама Фэйли, наверное, не смогла бы повторить. Севанну всегда уязвляло, что Хранительницы Мудрости встречаются без ее участия, часто она отыгрывалась за это на своих гай’шайн, но сейчас она улыбнулась и перед тем как ответить сделал глоток вина. Она начала говорить терпеливым тоном, словно объясняя кому-то не слишком умному очевидные вещи: – «Здесь хорошая земля для посевов, у нас есть их семена, мы можем добавить их к нашим собственным. Кто знает, что будет в горах? Разведчики приводят скот – коров, коз, овец. Здесь есть хорошие пастбища. Какие пастбища ты знаешь в горах, Терава? Здесь у нас воды больше, чем когда-либо видел клан. Ты знаешь, где в горах источники воды? Что касается защиты, то – кто решится выступить против нас? Мокроземцы разбегаются при виде блеска наших копий».

«Не все», – сухо заметила Терава. – «Некоторые очень хорошо танцуют с копьями. А что, если Ранд ал’Тор отправит один из кланов против нас? Мы никогда не узнаем, пока вокруг не затрубят рога». – Внезапно, она тоже улыбнулась, но ее улыбка не затронула глаз. – «Кое-кто считает, что у тебя есть план попасть в плен к ал’Тору и стать его гай’шан, чтобы таким образом, заставить его жениться на себе. Правда, забавно, не находишь?»

Фэйли вздрогнула помимо воли. Именно из-за этого маниакального желания – а Севанна определенно свихнулась на желании женить ал’Тора на себе – Фэйли попала в зависимость от поступков Галины. Если айилка не знает, что Перрин связан с ал’Тором, то ей расскажет Галина. Расскажет, если Фэйли не добудет для нее этот проклятый стержень. Иначе Севанна не упустит своего шанса, и не даст ей сбежать. Ее, безусловно, закуют в цепи, словно она уже сделала такую попытку.

На вид о Севанне можно было сказать что угодно, но только не то, что она удивлена. Сверкнув глазами, она наклонилась вперед, из-за чего грудь выпала из выреза в платье, оголившись полностью. – «Кто такое говорит? Кто?» – Терава подняла свой кубок и сделала второй глоток. Поняв, что не получит ответа, Севанна откинулась назад, поправив одежду. Ее глаза все еще сверкали как ограненные изумруды, но теперь в ее голосе не было ничего лишнего. Слова вышли такими же твердыми, как ее глаза. – «Я выйду за Ранда ал’Тора, Терава. Он был уже почти в моих руках, пока ты и остальные Хранительницы Мудрости меня не подвели. Я выйду за него, объединю кланы и завоюю всех мокроземцев!»

Терава усмехалась поверх своего кубка. – «Куладин был Кар’а’карном, Севанна. Я не нашла пока Хранительниц Мудрости, давших ему разрешение отправиться в Руидин, но найду. Ранд ал’Тор – творение рук Айз Седай. Они велели ему что сказать в Алкайр Дал, и это был черный день, когда он раскрыл тайны, позволенные знать лишь немногим, способным их вынести. Скажи спасибо, что большинство решило, что он солгал. Ах я забыла! Ты же никогда не была в Руидине. Ты решила, что он солгал о тех тайнах».

Сквозь створку палатки вошли гай’шан во влажных платьях, поддерживая подол, пока не вошли внутрь. У каждого были золотые пояс и ожерелье. Их мягкие зашнурованные сапожки оставляли на ковре грязные следы. Позже, когда грязь подсохнет, им придется ее отчищать, но лучше так, чем оказаться в грязном платье. Это самый простой способ заслужить наказание. Севанна требовала, чтобы окружающие ее гай’шан были безупречно чистыми. Никто из айилок не обратил внимания на вновь прибывших.

Севанна выглядела озадаченной тем, что сказала Терава. – «Зачем тебе знать, кто дал разрешение Куладину? Это не важно», – сказала она, махнув рукой, словно отгоняла назойливую муху, но не получила ответа. – «Куладин мертв. У ал’Тора есть знаки, как бы он их не заполучил. Я женюсь на нем, и стану его использовать. Если Айз Седай сумели с ним управиться, а я видела, как они вертели им как младенцем, то и я смогу. С небольшой помощью с твоей стороны. А ты мне обязательно поможешь. Ты же согласна, что объединение кланов стоит того, независимо от способа? Ты уже соглашалась со мной раньше». – Каким-то образом в ее словах прозвучал больше чем просто намек на угрозу. – «Мы – Шайдо, одним махом станем самым сильным кланом».

Сняв капюшоны, вновь прибывшие гай’шан заняли места вдоль стены палатки – их было девять мужчин и три женщины, одной из них оказалась Майгдин. На лице у солнцеволосой женщины застыло мрачное выражение, которое не покидало ее с тех пор, как Терава застукала ее в своей палатке. Чтобы с ней не сделала Терава, все что удалось выжать из Майгдин было то, что она хочет ее убить. И иногда она плакала во сне.

Терава оставила свое мнение об объединении кланов при себе. – «Многие против того, чтобы остаться. Многие вожди септов каждое утро жмут на красный кружок своих нар’баха. Я советую тебе прислушаться к мнению Хранительниц Мудрости».

Нар’баха? Это означало «коробочка для дураков» или что-то вроде того. Но что это может быть? Байн и Чиад по прежнему рассказывали ей об обычаях Айил, когда позволяли дела, но никогда не упоминали ни о чем подобном. Майгдин остановилась возле Лусары. Рядом с Фэйли остановился стройный кайриэнец – дворянин по имени Дойрманес. Он был молод и смазлив, но нервно кривил губы. Если он пронюхает про присяги, его придется убить. Она уверена, что он тут же кинется докладывать Севанне.

«Мы останемся», – сердито заявила Севанна, бросив кубок на ковры, разлив вино. – «Я говорю от имени вождя клана, и я сказала!»

«Да, ты сказала», – спокойно согласилась Терава. – «Бендуин, вождь септа Зеленой Соли, получил разрешение отправиться в Руидин. Он ушел пять дней тому назад с двадцатью алгай’д’сисвай и четырьмя Хранительницами Мудрости, чтобы засвидетельствовать его возвращение».

Едва все вновь прибывшие гай’шан застыли на своих местах, остальные, включая Фэйли, подняли капюшоны и отправились вдоль стены к выходу, подняв подолы своих платьев. Теперь она уже привыкла показывать свои ноги.

«Он отправился чтобы сменить меня, но мне никто ни слова не сказал?»

«Не тебя, Севанна, а Куладина. Ты, как его вдова, говоришь от имени вождя клана пока новый вождь не вернется из Руидина, но ты же не вождь».

Фэйли вышла на холод в серый утренний дождь, и закрывшаяся створка палатки оборвала все, что сказала в ответ Севанна. Что происходит между этими женщинами? Порой, как сегодня утром они казались противницами, но в другой раз похожи на союзниц поневоле, заговорщицами, которых связывает нечто малоприятное. Или именно эта связь между ними была для них малоприятной. Ладно, она не представляет, как подобное знание способно облегчить ей путь к спасению, поэтому это не имеет значения. Но эта загадка не давала спокойно жить. Перед палаткой стояло шесть Дев Копья с опущенными на грудь вуалями, копья были заткнуты за ремень колчанов, висевших на спине. Байн и Чиад были возмущены тем, что Севанна использовала Дев в качестве почетного караула и для охраны своей палатки, хотя сама никогда в жизни не была Девой, но тут и днем и ночью находилось не меньше шести Дев. И ее подруги возмущались также тем, что Девы Шайдо позволяли подобное. Ни вождю клана, ни тому, кто говорит от его лица, не дано столько власти, как у каких-нибудь мокроземных дворян. Руки Дев мелькали в довольно быстрой беседе. Она несколько раз уловила знак, означавший Кар’а’карн, но недостаточно разбиралась в языке жестов, чтобы понять, о чем они говорили – об ал’Торе или о Куладине. Задержаться дольше, чтобы понять, о чем идет речь не представлялось возможным. С одной стороны, когда все уйдут по грязной улице, а она одна останется, они могут стать подозрительнее, а они ведь и сами могут ее наказать, и что еще хуже – воспользуются ее собственными шнурками. Она уже получала порцию подобных побоев от других Дев за «нахальный взгляд», и больше ей не хотелось. Особенно, когда это означало быть раздетым публично. В том чтобы быть гай’шан Севанны не было никакого прока, и не давало никакой защиты. Любой Шайдо мог наказывать любого гай’шан, если он решит, что тот ведет себя не надлежащим образом. Даже ребенок, если его приставили надзирать за тем, как вы выполняете работу по хозяйству. С другой стороны– дождь был довольно холодным, намочит шерстяное платье насквозь и довольно скоро. Ей нужно было пройти до палатки не больше четверти мили, но ее обязательно перехватят по дороге.

Повернувшись спиной к красной палатке, она зевнула. Очень хотелось добраться до одеяла и поспать еще пару часиков. К вечеру будет много работы. Что будет на этот раз, она не имела ни малейшего представления. Все было бы проще, если бы Севанна распределила между ними обязанности, кто за что и когда отвечает, но, судя по всему, женщина называет имена наугад и всегда в последнюю минуту. Это превращало планирование спасения в очень трудную штуку.

Палатку Севанны окружали палатки и шатры всех расцветок, всех видов и мастей, но куда ниже ее: и темные айильские палатки, шатры и палатки со стенками и прочие, прочие. Все это многообразие было разделено запутанной вереницей грязных улиц, которые сейчас превратились в грязные реки. Ощущая недостаток собственных палаток Шайдо натащили все палатки, которые смогли найти по пути. Вокруг Майдена расположилось четырнадцать септов, почти сто тысяч Шайдо и почти столько же гай’шан, и ходили слухи, что еще два септа – Морай и Белый Утес будут здесь в течение нескольких дней. Помимо детей, плещущихся в грязи с игривыми собаками, на ее пути большей частью попадались люди в запачканной грязью белой одежде, которые таскали мешки и корзины.

Большинство женщин не спешили, они бежали бегом. За исключением кузнечных работ, Шайдо редко какую работу делали самостоятельно, и больше из скуки, как она подозревала. При таком большом числе гай’шан найти себе занятие само по себе уже было каким-то занятием. Севанна уже была не единственной из Шайдо, кто принимал ванны, а гай’шан терли им спину. Ни одна из Хранительниц Мудрости так далеко не зашла, но другим пройти два шага и что-то принести самостоятельно, было неохота, если для этого можно позвать гай’шан.

Она почти добралась до лагеря гай’шан, прямо напротив серой городской стены Майдена, когда к ней навстречу вышла Хранительница Мудрости в темной шали, обернутой вокруг головы от дождя. Фэйли не остановилась, но слегка согнула колени. Мейра была не столь ужасной как Терава, но мрачная женщина тоже не была подарком, и к тому же ростом ниже Фэйли. А когда она разговаривала с женщиной выше себя, ее рот становился еще тверже. Фэйли было думала, что весть о том, что ее родной септ Белый Утес вот-вот присоединится к ним, как-то ее развеселит, но она на нее никак не повлияла.

«Значит, ты просто отстала», – сказала Мейра, когда она подошла ближе. Ее глаза напоминали сапфиры, и по твердости тоже. – «Я отправила Риале выслушать остальных, а сама направилась тебе навстречу, чтобы какой-нибудь пьяный дурак не затащил тебя к себе в палатку». – Она оглядела ее, словно разыскивая дурака, который собирается это сделать.

«Никто не приставал ко мне, Хранительница Мудрости», – быстро пролепетала Фэйли. За пару прошедших недель было несколько попыток приставания, частью пьяных, частью нет, но всякий раз в самый последний момент по близости оказывался Ролан. Дважды могучий мира’дин вынужден был драться ради ее спасения, и однажды он даже убил из-за нее другого мужчину. Она ждала, что разразятся все девять штормов и гора неприятностей, но Хранительницы Мудрости рассудили, что это был честный поединок, и Ролан говорил, что ее имя даже не упоминалось. Обо всем этом Байн и Чиад говорили, что все идет против обычаев, но здесь нападения на женщин гай’шан уже стало привычной опасностью. Она была уверена, что на Аллиандре однажды нападали до того, как она и Майгдин тоже попали под покровительство мира’дин. Ролан отказался попросить их помочь ее людям. Он сказал, что им просто было скучно, и они искали, чем бы заняться. – «Я сожалею, что задержалась».

«Не съеживайся. Я не Терава. Я не стану бить тебя ради собственного удовольствия», – прозвучало довольно тяжелым тоном, подходящим как раз для палача. Мейра может и не избивала людей ради удовольствия, но до Фэйли дошло пару фактов того, что у нее была довольно тяжелая рука во время наказания. – «А теперь рассказывай, что Севанна говорила и делала. Эта вода, падающая с неба может и является чудом, но бродить под ней довольно противно».

Повиноваться было легко. Севанна не просыпалась ночью, и едва она поднялась все ее разговоры были только про одежду, какую она хотела сегодня одеть и про драгоценности. Особенно про драгоценности. Ее сундук для драгоценностей был изначально предназначен для одежды, но теперь он был доверху набит драгоценностями, что не всякая королева могла себе позволить. Прежде чем одеться Севанна перепробовала разные комбинации одежды и драгоценностей – ожерелий и колец – разглядывая себя в высокое напольное зеркало. Это было очень обременительно. Особенно для Фэйли.

Она как раз добралась до прибытия Теравы с Галиной, когда все вокруг перед ее глазами всколыхнулось. Она сама тоже заколыхалась волной! И ей не показалось. Голубые глаза Мейры вылезли из орбит, на сколько это возможно. Она чувствовала тоже самое. Волна колыхания, включая ее саму, повторилась и сильнее, чем в прошлый раз. От шока Фэйли выпрямилась, отпустив подол платья. Мир всколыхнулся в третий раз, еще сильнее, и когда волна прошла сквозь нее, она почувствовала, что ее может сдуть как пушинку или просто рассеять как туман.

Задышав сильнее она ждала четвертой волны, от которой, она была уверена в этом, она рассыплется в прах, и которая разрушит все остальное, но ее не последовало. Когда ничего не произошло, она от облегчения выдохнула воздух из легких: – «Что это было, Хранительница Мудрости?»

Мейра дотронулась до своей руки и удивленно посмотрела, что ее рука не провалилась сквозь плоть и кости. – «Я… не знаю», – выговорила она медленно. Встряхнувшись, она добавила. – «Возвращайся к своим делам, девочка». – и подобрав юбки она промчалась мимо Фэйли почти рысью, расплескивая по пути грязь.

Дети пропали с улиц, но Фэйли слышала их вопли изнутри палаток. Забытые собаки дрожали и скулили, поджав хвосты. Встреченные люди, трогали себя и окружающих, и Шайдо и гай’шан. Фэйли прижала руки к себе. Конечно, она не утратила плотность. Она только на мгновение ощутила, что превращается в туман. Конечно. Подняв юбку чтобы идти дальше, и не стирать больше, чем требуется, она отправилась в путь. Но спустя пару шагов побежала, не обращая внимания на то, сколько грязи окажется на ней и окружающих. Она знала, что от той волны сбежать не получится. Но она все равно бежала со всех ног.

Палатки гай’шан создавали вокруг гранитных стен города широкое кольцо, и пестрели таким же разнообразием, как и в остальной части лагеря, хотя чаще всего они были маленькими. В ее шатре с трудом могли бы разместиться двое, но в ней ютились она и еще трое: Аллиандре, Майгдин и бывшая кайриенская дворянка по имени Дайрайн. Она была одной из тех, кто сумел подлизаться к Севанне пересказывая той сплетни об остальных гай’шан. Это усложняло дело, но исправить ничего уже было нельзя, кроме как убить женщину, но Фэйли не нравился подобный выход. По крайней мере, пока та не стала для них реальной угрозой. Они спали свернувшись из-за тесноты калачиком как щенки в коробке, довольные что тепло соседей согревает холодными ночами.

Когда она вползла внутрь низкого шатра там было темно. Масла и свечей не хватало, и их не тратили на гай’шан. В нутри была одна Аллиандре, лежавшая поверх одеяла лицом вниз в одном ожерелье с куском ткани, смоченном в травяном настое, поверх ее израненного зада. По крайней мере, Хранительницы Мудрости не поскупились на целебный отвар для гай’шан как и для Шайдо. Аллиандре не совершала никаких проступков, но была названа вчера среди пяти имен, менее всего понравившихся Севанне. В отличие от остальных, она вела себя вполне пристойно во время наказания – Дойрманес зарыдал даже раньше, чем его ударили по спине – но ее, похоже, выбирали каждые три, четыре дня. Быть самой королевой не одно и тоже, что прислуживать королеве. Однако, Майгдин оказывалась среди выбранных не намного реже, хотя была горничной дворянки, пусть и не слишком опытной. Саму Фэйли называли всего раз.

Мерой того, как низко пал дух Аллиандре было то, что она даже не прикрылась, лишь приподнялась на локтях. Однако, она расчесала свои длинные волосы. Если бы она не оказалась в состоянии сделать даже это – Фэйли точно знала бы, что та достигла предела своих сил. – «С вами… произошло нечто… странное… только что, миледи?», – спросила она с сильным страхом в дрожащем голосе.

«Да», – подтвердила Фэйли, присаживаясь под верхушкой шатра. – «Не знаю, что это было. Мейра тоже не знает, что это. И сомневаюсь, чтобы кто-то из Хранительниц Мудрости знает. Но это не причинило нам никакого вреда». – Конечно же нет. Конечно. – «И это никак не влияет на наши планы». – Зевнув, она отстегнула широкий золотой пояс и бросила его поверх одеяла. Затем схватилась за платье, чтобы стянуть его через голову.

Аллиандре опустила голову на руки и тихо заплакала: – «Мы никогда не убежим. Меня опять накажут сегодня. Я знаю. Меня будут бить каждый день всю оставшуюся жизнь».

Вздохнув, Фэйли оставила в покое платье там, где оно было и, встав на колени, погладила своего вассала по голове. – «Я тоже иногда этого боюсь», – призналась она тихо. – «Но я отказываюсь дать своим страхам меня побороть. Я сбегу. Мы все сбежим. Ты должна быть храброй, Аллиандре. Я знаю, ты – храбрая. Ты управлялась с Масимой и хорошо держалась. Ты и теперь справишься, надо только хорошенько постараться».

В отверстии шатра появилась голова Аравайн. Она была простой, довольно упитанной женщиной, как подозревала Фэйли, бывшей дворянкой, хотя она никогда об этом не рассказывала. Несмотря на полумрак, Фэйли разглядела, что она выглядела сияющей. У нее также были пояс и ожерелье Севанны. – «Миледи, у Элвона с сыном есть для вас кое-что».

«Это может потерпеть пару минут», – сказала Фэйли. Аллиандре перестала плакать, но, по прежнему, лежала притихшая и неподвижная.

«Миледи, вам бы не захотелось дожидаться этого еще дольше».

У Фэйли перехватило дыхание. Возможно ли это? Это казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой.

«Я управлюсь с нервами», – сказала Аллиандре, подняв голову, и пристально посмотрела на Аравайн. – «Если то, что есть у Элвона то, на что я надеюсь, то я справлюсь, даже если Севанна начнет меня допрашивать».

Подхватив пояс, если снаружи заметят без него и ожерелья, то за это можно быть наказанной как за попытку побега, Фэйли выскочила из шатра. Дождь стал моросящим, но она натянула капюшон. Капли были холодными.

Элвон был коренастым мужчиной, над ним возвышался долговязый парнишка – его сын Тэрил. Оба были в покрытых пятнами грязи плохо выбеленных холощовых одеждах. Тэрил был старшим из сыновей Элвона. Ему было всего четырнадцать, но Шайдо не поверили этому из-за его роста, который равнялся среднему для мужчин в Амадиции. Фэйли с самого начала доверилась Элвону. Среди гай’шан они были легендой. Они убегали от Шайдо трижды, и каждый раз чтобы их поймать охотникам требовалось все больше времени. И несмотря на все более строгое наказание, в день клятвы они планировали четвертую попытку вернуться к семье. За все время, которое их знала Фэйли, они ни разу не улыбнулись, но сегодня оба и Элвон и Тэрил с трудом сдерживали улыбки на исхудавших лицах.

«Что у вас для меня?» – спросила Фэйли, торопливо застегивая пояс вокруг талии. Она думала, что сердце выскочит из груди.

«Это все мой Тэрил, миледи», – ответил Элвон. Бывший лесоруб говорил с сильным акцентом, из-за чего его было трудно понять. – «Он просто проходил мимо и заметил, что никого нет поблизости, совсем никого. Он нырнул внутрь быстрый как угорь, и вот… Покажи миледи, Тэрил», – Застеснявшись Тэрил приподнял широкий рукав – на одежде гай’шан карманы нашивали именно там – и вытянул гладкий белый стержень, похожий на кость в фут длиной и толщиной в запястье человека.

Оглянувшись, не видит ли кто, но улица была пустынна, и кроме него никого на ней не было, Фэйли быстро перехватила стержень и сунула его в собственный карман. Карман был довольно глубоким и не позволит ему в случае чего выпасть, но теперь, с этой вещью на руках, она не желала его выпускать. На ощупь он был гладкий как стекло, и был прохладный, холоднее окружающего воздуха. Возможно, это был ангриал или тер’ангриал. Это объясняло, почему Галине не терпелось наложить на него руки, и почему она не желала заниматься этим сама. Спрятав руку поглубже в рукаве, Фэйли посильнее ухватилась за стержень. Галина больше не была ей угрозой. Теперь она была спасением.

«Элвон, ты понимаешь, что Галина не сможет взять тебя с сыном, когда уйдет», – сказала она. – «Она обещала взять только меня и тех, кого схватили вместе со мной. Но я обещаю, что я найду способ освободить тебя и каждого, кто мне поклялся. И всех остальных, если смогу, но этих в первую очередь. Перед лицом Света моей надеждой на спасение и возрождение, я клянусь в этом». – Как она это сумеет, она не имела ни малейшего понятия, но она это сделает.

Лесоруб хотел было сплюнуть, но поглядев на нее зарделся. Вместо этого он сглотнул. – «Эта Галина, миледи, не собирается никому помогать. Говорят она Айз Седай, но я скажу – она игрушка в руках Теравы, а она никогда не даст ей уйти. Все что я знаю, если мы найдем способ освободить вас, вы вернетесь чтобы освободить остальных. И вам не нужно в этом клясться. Вы просили чтобы вам достали этот стержень не попавшись при этом, и Тэрил сделал это для вас, вот и все».

«Я хочу на свободу», – сказал внезапно Тэрил, – «но если мы освободим хотя бы одного, то мы все равно их победим». – Он выглядел удивленным тем, что заговорил, и глубоко покраснел. Его отец хмуро посмотрел на него, а затем глубокомысленно кивнул, соглашаясь.

«Отлично сказано», – мягко ответила мальчику Фэйли, – «но я поклялась, и не стану забирать свои слова назад. Что касается тебя и твоего отца…» – Она оборвалась на полуслове, так как Аравайн, поглядывая через плечо, положила свою руку поверх ее руки. Улыбка женщины сменилась испугом.

Повернув голову, Фэйли увидела, что у ее палатки стоит Ролан. Он был почти на две ладони выше Перрина. На мощной груди висела черная вуаль шу’фа. Дождик смочил его лицо, завив ему короткие рыжие волосы. Сколько он там стоит? Не очень долго, иначе Аравайн заметила бы его раньше. Крохотный шатер не очень надежное укрытие. Элвон с сыном набычились, словно решили напасть на высокого мира’дина. Это было плохой идеей. «Мыши не нападают на котов», – так сказал бы Перрин.

«Ступай по своим делам, Элвон», – быстро произнесла Фэйли. – «И ты тоже, Аравайн. Идите».

У Аравайн с Элвоном оказалось достаточно здравого смысла чтобы не кланяться ей, но уходили они встревоженными, а вот Тэрил почти донес свою руку до лба чтобы приветствовать, но спохватился на полпути. Покраснев, он умчался вслед за отцом.

Ролан вышел из-за шатра и встал перед ней. Странно, у него в руке оказался букетик из голубеньких и желтеньких полевых цветов. Она сосредоточилась на ощущении стержня в рукаве. Где его спрятать? Едва Терава обнаружит его пропажу, она перевернет лагерь вверх дном.

«Тебе нужно быть осторожной, Фэйли Башир», – сказал Ролан, улыбнувшись. Аллиандре говорила, что он не слишком симпатичный, но Фэйли решила, что она не права. Улыбка и эти голубые глаза делали его почти красивым. – «То, чем ты занимаешься опасно, а меня не будет поблизости чтобы дальше тебя защищать».

«Опасно?» – она почувствовала холодок в груди. – «Что ты имеешь в виду? Вы куда-то собрались?» – От мысли потерять его защиту живот скрутило в узел. Редкая мокроземка избежала внимания мужчин Шайдо. А без него…

«Кое кто из нас подумывают о возвращении в Трехкратную землю». – улыбка пропала. – «Мы не можем следовать за лже-Кар’а’карном, и к тому же мокроземцем, но, возможно, нам разрешат дожить наши жизни в наших домах. Об этом наши думы. Мы долго не были дома, и Шайдо вызывает у нас отвращение».

После его ухода, ей придется найти способ приспособиться. Ей придется. Как-то. – «И что такого опасного я делаю?» – Она постаралась придать своему голосу легкости, но вышло с трудом. Свет, что с ней будет без него?

«Шайдо слепы, даже когда трезвые, Фэйли Башир», – ответил он спокойно. Отодвинув назад ее капюшон, он засунул один цветок за ее левое ухо. – «Мы, мира’дин, умеем пользоваться глазами». – Еще один полевой цветок был вставлен в ее прическу с другой стороны. – «За последнее время у тебя появилось много новых друзей, и вы с ними планируете побег. Смелый план, но опасный».

«Ты расскажешь Хранительницам Мудрости или Севанне?» – она была так поражена, что выдала это голосом. Ее живот снова попытался завязаться узлом.

«Зачем мне это?» – спросил он, добавив еще один цветок к предыдущим. – «Джорадин решил взять с собой в трехкратную землю Ласиль Алдорвин, несмотря на то, что она древоубийца. Он полагает, что сможет ее уговорить положить свадебный венок к его ногам», – Ласиль нашла себе защиту, забравшись под одеяло того мира’дин, что сделал ее гай’шан, и Аррела поступила также с одной из Дев, которые захватили ее, но Фэйли сомневалась, что Джорадин добьется своего. Обе женщины пытались спастись, и были сосредоточены на этом как стрелы, летящие в цель. – «И теперь, я думаю, если мы отправимся в путь, может взять тебя с собой?»

Фэйли уставилась на него во все глаза. От дождя волосы намокли. – «В Пустыню? Ролан. Я люблю своего мужа. Я же говорила тебе, и это правда».

«Я знаю», – сказал он, продолжая добавлять цветы. – «Но сейчас ты носишь белое, а то, что случается за это время забудется, когда ты ее снимешь. Твой муж не станет винить тебя. Кроме того, если ты пойдешь с нами, то проходя мимо города мокроземцев я позволю тебе уйти. Я не должен был делать тебя гай’шан. В этом ожерелье и поясе достаточно золота чтобы ты смогла благополучно вернуться к мужу».

От шока у нее открылся рот. И сама удивилась, когда ударила его кулаком в грудь. Гай’шан не позволяли совершать насилие, но мужчина только улыбнулся в ответ. – «Ах, ты!» – она ударила его снова, сильнее. – «Ты! Я даже не могу придумать для тебя такого гадкого слова, которого ты достоин. Ты заставил меня думать, что бросишь меня с Шайдо, а сам решил помочь мне спастись?»

Наконец он поймал ее руку и сжал своей. Ее рука полностью утонула в его ладони. – «Если мы все-таки соберемся идти, Фэйли Башир». – рассмеялся он. Он смеялся! – «Это еще не решено окончательно. Все равно, мужчина не должен позволять женщине думать, что он слишком податлив».

И снова она удивилась себе, начав плакать и смеяться одновременно, так сильно, что ей пришлось прислониться к нему, иначе она бы упала. Проклятое айильское чувство юмора!

«Ты красивая с цветами в волосах, Фэйли Башир», – прошептал он, добавляя следующий цветок. – «И без них. И пока ты еще носишь белое».

Свет! У нее теперь есть стержень, она чувствовала рукой его прохладу, но способа передать его Галине, пока Терава не позволит той свободно перемещаться, не было, как и не было способа узнать, не предаст ли ее женщина от отчаяния. Ролан предложил спасение, но продолжал добиваться ее взаимности, пока она носит белое. А если мира’дин не решатся уйти, то не предаст ли кто-нибудь из них ее план побега? Если верить словам Ролана, они все были в курсе! Надежда и угроза, все неразрывно переплелось между собой. Ужасный клубок.

Она оказалась права на счет реакции Теравы. Как раз перед полуднем всех гай’шан согнали на открытое место и заставили раздеться догола. Прикрывшись как смогла руками, Фэйли сбилась в кучу вместе с остальными носящими отличительные знаки Севанны, их все равно пришлось одеть сразу после раздевания, пытаясь сохранить остатки приличия, пока Шайдо перетряхивали палатки гай’шан, выбрасывая все вещи прямо в грязь. Все что оставалось делать Фэйли это думать о тайнике в городе и молиться. Надежда и угроза, и нет никакого способа их распутать.