Ночь святого Кондратия

Глава 4

Зафира очнулась на лесной полянке. Черное кружево листьев ярко выделялось на фоне полной луны. Было прохладно, но не холодно.

Константа перестала брызгать на лицо девушки водой из фляжки и шумно допила все, что во фляжке оставалось.

— Теперь и воды нет, — сказала она.

— Ручей найдем, — Враг меланхолично вертел в руке хвост.

— Утром, — согласилась Константа. — Или ты все-таки видишь в темноте?

— Только золото и драгоценности.

— А они здесь есть?

Враг пожал плечами:

— У Зафиры два колечка. Сапфиры. И на шее цепь с во-от таким изумрудом.

Зафира схватилась за воротник рубашки. Заметила, между прочим, что и дьявол уже надел наколдованную им же в подвале церкви одежду. И больше не сверкал черной чертовой кожей.

— Ну и что? — Константа тоже пожала плечами. Плечи ее были намного пышнее, чем у Дьявола, и потому пожатие вышло куда весомее. — Изумруд на хлеб не намажешь.

— Да и нету хлеба, — грустно прибавила Зафира, — Я есть хочу!

И повторила в полный голос:

— Я хочу есть!

Деревья неодобрительно зашелестели.

— Не голосите, госпожа. Медведя накличете.

— А неплохо бы! Дьявол его хвостом! И будет мясо!

— Медвежатинка, — облизнулась камеристка, — Хотя и лягушку я бы сейчас съела. И ежика.

— Бр-р, — поежилась Зафира, — Он же вонючий!

— Это не ежик вонючий, — обиделась Константа, — Это вы не голодная!

Дьявол поудобнее устроился на поваленном стволе, подпер щеку рукой и молвил мечтательно, возведя очи горе:

— А копша побольше ежика… Жи-ирная…

Девушки не сговариваясь прижались друг к дружке.

— Тьфу, страсть какая!

— Спите лучше…

— А у нас два осла есть! — внезапно сообразила баронская дочь, — И они своими воплями только копшу приманили. Давайте одного съедим!

Дьявол перебросил хвост из руки в руку:

— У меня нет ножа. Для начала. И потом. Завтра вместо осла вы на ком из нас поедете?

— А куда ехать? — девушка всхлипнула, попыталась вытереть слезу белыми прядями… Подскочила и принялась озираться:

— Ой! Мне же надо волосы накрыть! Летучие мыши на светлое летят! Как вцепится! Не распутаю!

Со вздохом Дьявол стащил с себя рубашку и накинул Зафире на голову:

— Да спите уже! По свету будем думать!

Проснулись все на рассвете. От холода, утренней сырости и ночевки на земле. Константа запоздало спохватилась, что можно было бы хоть веток под попоны наломать, но теперь-то чего уж… И пошла умываться обильной росой. Даже губы смочила. Но вот фляжку наполнить… Камеристка припомнила, как шли вчера от склепа, и сообразила, где они сейчас находятся.

— Господин… Э-э… Юрий!

Дьявол, умывавшийся в нескольких шагах поодаль, повернулся:

— Да?

— Тут есть пруд… Ну там, внизу, — палец указал в сторону молодого орешника, — Надо пройти ореховые заросли. Там крапива, но вам-то все равно. Потом большая сосна, раздвоенная на манер вилорога. Потом вы увидите песчаный пригорок, а сразу за ним спуск в ложбину. А там пруд.

— И что? — Дьявол выслушал перечисление примет со стоическим терпением.

— А в пруду утки. Нам хватит двух.

— А хозяин уток не хватится?

— Если половину забирать, конечно, хватится. А если парочку, на ястреба подумает. Они каждый день то цыпленка, то ягненка…

— Ягненка — ястреб? — фыркнула проспавшаяся Зафира.

— Ну не ястреб, делов-то, — Константа отмахнулась, — Я теперь знаю, где мы. Глину накопаю, пока вы вернетесь. Госпожа… Вот вам фляжка… Тут, два шажочка к закату, будет очень чистый ручей. Пойдете — веточки надламывайте, чтобы не заплутать.

— Да что я, маленькая! — Зафира сгребла фляжку и безропотно, (чем немало удивила камеристку) направилась в указанную сторону.

Дьявол подобрал рубашку, и снова надел. Потом снял. И штаны с ботинками тоже.

— Там… Невидимым стану… — ответил он на немой вопрос Константы, — А то мало ли…

— Ой, — всплеснула руками та, — А чем же мы потрошить уток будет? Без ножа-то?

Враг привычно повертел в ладони хвост:

— Ну… Развалить пополам я смогу. А вот выскребать нечем. Надо нам… Много чего надо… Это я сглупил… Привык, что…

“А не так уж он и всесилен”, — отметила Константа, — “Глядишь, и из этого дурацкого договора можно будет госпожу выпутать”

Госпожа с воплем вылетела из кустов:

— А-а-а! Там медведь! — заверещала блондинка. Дьявол даже хвост уронил. Но никто следом не выбежал. Хотя в кустах явно что-то зашуршало. Юрий подкрался к зарослям, осторожно раздвинул ветки. Засмеялся, наклонился и палкой выкатил на полянку ежика.

— Смотри, какой упитанный, — подмигнул Константе, — Отъелись ежи к осени! Может, за утками не ходить?

— А чего! — сказала Константа, — Чай, не барыня, и ежей едала. Можешь за утками не идти, принеси тогда хворосту лучше.

Вздохнула:

— А вы, госпожа… Поищите фляжку оброненную.

Зафира, все еще всхлипывая, неохотно подалась обратно в заросли.

— Я лучше за утками схожу, чем ежей жрать, — Юрий пошел в другую сторону.

“Вот не спросила я насчет огнива”, — подумала Константа, принимаясь собирать хворост, — “И очки никто не носит”.

Тем не менее, уже через час утки запекались в глине, под ровным слоем углей. Вернувшийся с добычей дьявол одним щелчком хвоста разжег огонь, а вторым не хуже всякого ножа располовинил обе утиные тушки. Судя по тому, как сноровисто Константа выпотрошила уток обычной щепкой, как ловко обмазала глиной, и как привычно сдвинула костер, закапывая уток в угли — браконьерствовала она явно не первый раз.

— А вы бы и без меня не пропали, — уважительно заметил Юрий.

— Да-а, — встопорщилась Зафира, — А ежик? То есть, медведь! И вообще! Меня будут спасать от графа Дебиана?

Тут даже до Юрия дошло, что хвалить другую женщину в присутствии самой Зафиры Рыск чревато. Истерикой и нытьем, как минимум.

— Ну давайте, наконец, разберемся. Как именно спасать?

— Ну… — Зафира намотала волосы на палец, — Вызовите его на поединок. Вызовите его к себе в ад. И там окамените. Или прикажите ему отказаться от меня.

— И пусть он барону отступное выплатит, — вступила Константа. — А то у барона один упелянд, и тот штопаный.

— И вообще, я есть хочу-у…

— Так утки же готовятся, госпожа, потерпите.

Константа вдохнула запах дыма. Утками не пахло, что говорило о цельности глиняной скорлупы, и обещало хороший завтрак. Хотя и несколько запоздавший.

Юрий попробовал вернуть беседу к чернокнижнику:

— Но чтобы вызвать к себе этого Дебиана, я сам должен быть у себя. А попасть к себе я могу только через ваш двор. Или такой, как ваш.

— Да, — вспомнила Константа, — Если граф чернокнижник, у него тоже имеется дырка в ад. Мы же говорили… Господин Юрий, — камеристка почесала нос, — А почему это все адские врата открываются в ночи святых? Вот наши — в ночь святого Кондратия. Графа Дебиана — в ночь святой Беос?

— Я не знаю, есть ли вообще у графа эти врата, — нахмурился Юрий. — И уж тем более, в чью там ночь они открываются. Не сильно я разбираюсь в этих ваших святых!

— Если он чернокнижник, то проход в преисподнюю у него просто обязан быть! — топнула ножкой Зафира, — Во всех романах так!

— А, — сказал Дьявол, — Раз уж в романах… Все пути ведут к Дебиану. Давайте уже решать, как пойдем.

— Ну чего, — Константа поскребла щеку. — Сегодня-завтра нас будут искать на дорогах. Семен разошлет гонцов к вассалам.

— Это какой еще Семен? — Зафира изогнула соболью бровь.

— Ах, ну конечно же благородный барон Рыск, девятый этого имени! — скоренько поправилась камеристка. И прибавила:

— Так что в ближней округе мы не спрячемся. Разве что укрыться в монастыре святой Майи.

— Не хочу я в монастырь покровительницы иллюзий и обманов! — Зафира даже подскочила:

— Выпотрошат мое наследство, а меня к прокаженным приставят!

— Нельзя так отзываться о святых служительницах. А уж тем более, о самой святой. Ее полог нам сейчас пригодится. Батюшка ваш наверняка разослал и птиц, и конных по всему феоду. А вот Тракт… Королевский…

Юрий даже залюбовался четкими жестами камеристки.

— … В деревенский трактир нам никак. Придется пройти лесом до Выселок. Там большой постоялый двор.

— А зачем нам трактир, постоялый двор? Зафирины серьги продавать?

Упомянутая схватилась за уши:

— Ослов своих продавайте!

— Это не наши ослы! Это ослы отца Теребония… У них, кстати, даже клейма на ушах, — Константа вопросительно поглядела на Дьявола. — Можете их свести?

— Так ты не только браконьер, а еще и опытный ослокрад? — Юрий усмехнулся. Камеристка привычно полезла рукой скрутить передник в жгут — да не было передника, нечем оказалось перетянуть Врага по наглой улыбке.

— Кто бы говорил! Лучше сообрази, кем тебе на Тракте прикинуться. Дворянин без оружия не бывает. Священник из Дьявола? — Константа подула на плечи.

— А пусть он менестрелем будет! И воспевает мою несравненную красоту! Как в романах!

— Я же петь не умею! Совсем!

— А тебе и не надо!

— Какая красота, такие и песни, — буркнула Константа в нос, и добавила погромче:

— Тебе главное, на лютенке трям-брям, а петь… Вон, отец Теребоний, не к завтраку будь помянут, с амвона теребонил-теребонил, да не вытеребонил. А ничего, все село слушало.

Юрий подергал носом:

— А это не утками запахло?

— Утки! — забыв про все, Константа кинулась спасать завтрак.

Занявшись едой, женщины, наконец-то, замолчали. Юрий смог спокойно подумать. Хотя золотисто-коричневая корочка, красноватое мясо утки, умопомрачительный аромат жаркого… Вот если еще и соль была, был бы рай! Красавицы уже здесь.

Юрий перевел взгляд на блондинку. Зафира деликатно держала крылышко пальчиками, откусывала по крошке, и отсутствии соли совершенно не мешало ей излучать неземное блаженство. А вот цвет глаз у нее почему-то оказался не такой, как в темноте склепа. Наверное, все дело в освещении… В солнечных лучах Зафира была как лебединое перо, упавшее на поляну. Маленькую ножку в изящном ботиночке можно было поставить на ладонь, и еще осталось бы место. Юрию вдруг показалось святотатством прикасаться к этому белому перышку: исчезнет, улетит! И уж тем более, отдавать подобное чудо чернокнижнику Дебиану… На какой-то миг Юрий поверил, что тот и правда мерзкий старикан.

Константа поднялась, убирая вторую утку в седельную сумку, обернув листьями лопуха. Простая одежда не могла скрыть женской стати. Юрий сглотнул: а что, все подумают, на утку слюна. Камеристка полуобернулась, словно почувствовав чужой взгляд, тряхнула стянутыми в узел каштановыми волосами. Над румяной щекой дерзко сверкнул темный глаз.

Юрий попытался подумать о деле. По всему выходило, что путешествия к этому Дебиану не миновать.

— Но зачем тогда трактир? — подумал он вслух. Константа вернулась от седельных сумок и охотно растолковала:

— Так Королевский же тракт!

— И чего?

Женщина вздохнула:

— Вроде дьявол, а таких простых вещей не знаешь… Пристанем к любому попутному каравану. И никакой барон, никакой граф, даже сам герцог! Не смогут нас оттуда выцарапать.

— С чего бы? У них сила!

— У Короля больше. Все королевство держится на дорогах. С юга зерно и мясо, с севера лес и камень, с востока стекло, кони, земляное масло.

— А с запада?

Зафира сморщила носик:

— Ры-ыба! Фу.

— Не будь этой торговли, — Константа покачала головой, — Песчаные полтысячи лет назад стоптали бы нас походя. Как всех до этого. Госпожа, вас же учили!

— Ну, учили… Песни там… О! — Зафира подняла палец, — А где же мы лютню возьмем? Серьги не отдам!

— У нас два осла… — Юрий принялся затаптывать угли.

— Да, — согласилась Константа, — Караванщики возьмут. И на клейма им плевать. И денег будет… На первое время. А там посмотрим.

— Хорошо. Я согласна, — Зафира милостиво кивнула головой, — Уже полдень. Константа! Я обгорю! Мне лицо прикрыть нечем.

Камеристка со вздохом наклонилась к лопухам. Совсем скоро белокурую головку Зафиры украсила шляпа живого зеленого цвета — все те же многострадальные листья лопуха, перевязанные плетями вьюнка.

— Теперь можно и отправляться, — камеристка полезла на серого ослика, оставляя госпоже белого. — Только до самых Выселок пойдем лесом. Путь я знаю. А на дорогах нас наверняка уже ищут.

К трактиру подошли уже под вечер, по пути доев оставшуюся утку. Остановились шагов за пятьдесят, в орешнике. Раздвинули ветки и увидели трактир, как на ладони.

Помещался он посреди просторного квадратного двора, отвоеванного у леса и вытоптанного до черной земли. Вокруг трактира вместо заборов тянулись длинные бревенчатые постройки: конюшня, каретный сарай, амбар, сеновал. Поодаль виднелись коровник и свинарник. Но дальше всех располагалась громко брякающая кузница. А вот колодец с большой колодой-поилкой размещался прямо за воротами, у самого трактира.

В отличие от деревянных служб, крытых дранкой и тростником, сам трактир возвышался на каменном подклете. Стены трактира, сложенные из толстенных лиственничных бревен, могли выдержать осаду небольшой разбойничьей шайки. Над черепичной крышей в лучах заката залихватски сиял медный флюгер, вырезанный в форме собаки.

Собственно, трактир и назывался “Скромная собака”. Упомянутая собака, помимо флюгера, была нарисована еще и на щите перед входом. Она сидела на хвосте, прикрывая морду лапой.

По двору трактира и вокруг него сновала просто уйма народу. Среди них вполне могли оказаться гонцы Зафириного папы, так что Константа первым делом надвинула шляпу из лопуха поглубже на лицо подопечной.

Всмотревшись, камеристка объяснила:

— Народу полно, значит, каравана два. Знакомых не вижу. Если есть гонцы, то в зале пьют. Мы по двору потолкаемся, ослов сбудем…

— Не годится, — Юрий покрутил головой, — Давайте-ка я сперва зайду, новости поспрашиваю. А то вдруг там погоня уже сидит, ждет. Если все хорошо, то я вас позову. Нам же и еды надо. И одежду, если останется денег. И ту же лютенку, — Враг пожалел, что не вовремя не прикусил язык.

— Да кто тебе новости за так скажет? — хмыкнула Константа.

— А я так и скажу, — Юрий потянул за повод серого осла, — Вот, хочу ослика продать, денежкой поделюсь, если подскажешь покупателя, чтобы ослу на уши не глядел.

— Опасно, — Константа забрала подбородок в горсть, — А выбора нет. Слезайте, госпожа. Подождем тут, на опушке…

Камериста сноровисто примотала поводья ослов к лещине. Дьявол оправил рубашку и штаны, и решительно зашагал к распахнутым настежь воротам. За воротами Юрий заприметил девушку в засаленном переднике: то ли кухонную служанку, то ли посудомойку, тащившую явно неподъемное ведро к хлеву.

— Давай помогу, красавица, — Враг ловко подхватил ведро с помоями, — Показывай дорогу.

Девушка худой рукой вытерла потный лоб:

— Вот сюда, к свинарнику… Дай тебе бог здоровья, любезный.

Вывалив содержимое ведра в кормушку, Юрий широко улыбнулся:

— Мне бы ко здоровью еще совет. Кому бы тут осликов продать?

Девушка поморгала.

— Ну, чтобы на уши покупатель не смотрел, — пояснил Юрий.

— А-а… — служанка одернула передник, — Ну, тогда в зал не ходи, и к хозяину не лезь с этим. С утра баронскую дочку ищут. То ли сбежала, то ли хахаль увез.

— Сейчас в трактире никого из этих… Искателей… Нет?

— Нет. Утром были. Сейчас нет… Смотри, вон возле студни старшина каравана разоряется.

Поглядев, куда сказано, Юрий увидел кряжистого мужика в расшитом жемчугом кафтане, сыплющего распоряжениями направо и налево. Одной рукой начальник указывал своим куда бежать, а кнутовищем во второй руке постукивал по высокому сапогу. На груди кряжистого болталась начищенная до блеска “рыбка” гильдии караванщиков, о которой рассказывала Константа.

— Вот ему и продавай своих ослов, — девушка вздохнула, и, с заметной неохотой оставив учтивого незнакомца, поплелась к боковой двери трактира.

Убедившись, что погоня в трактире не ждет, Юрий вернулся к спутницам. Второй раз они вошли в трактир уже всей компанией.

— Можно и поужинать, как только в кармане зазвенит, — с надеждой сказала Константа.

Мужик в изукрашенном кафтане все так же топтался на колоде, повелевая разгрузкой и размещением немаленького каравана. Выждав, когда в командных воплях наступит перерыв, Юрий окликнул:

— Господин караванщик!

— Чего тебе?

— Ослов не купите?

Мужик посмотрел на троицу. Пренебрежительно махнул рукой:

— Ослы не нужны!

— Смотри какие упитанные, — воззвала Константа.

— Вах! У меня ослов полный караван. Вот племянники, — расшитый рукав махнул налево, — Вот приказчики, — махнул направо. — Красивые, упитанные. Но такие ослы!

Еще приглядевшись к Зафире, старшина каравана сказал так, что слышали только Юрий и девушки:

— А вот за эту серебряную глицинию, тонколицую звезду Восхода… М-м… Я дам за нее горячего жеребца со всей роскошной сбруей, полными переметами. И даже кинжал из Икеи!

Путники в ошеломлении отодвинулись.

— Я его прибью! — зашипела Зафира. — Что он себе позволяет!

— Может, я просто с ним пересплю?

— Душу вы продали мне, а не кому попало. И без моего слова ни с кем спать не будете… — Дьявол огляделся. — Константа! Вон у тех столов играют в кости, верно?

— Верно, — отвечала камеристка, присмотревшись к мужчинам под навесом, — Но у них же кости наверняка подпиленные…

— Ага, — во весь рот улыбнулся Дьявол, теребя кисточку обернутого вокруг талии хвоста. — Мои… Будущие гости.

И обернулся к караванщику:

— Почтенный! Прости, не знаю твоего благородного имени!

Потерев подбородок, старшина даже слез с колоды:

— Филаретом кличут с рождения. Но я не благородный.

— Это не помеха. Скажи, уважаемый, а хотел ты сохранить при себе горячего жеребца со всей роскошной сбруей, полными переметами? И даже кинжал из Икеи? — прибавил Юрий.

Караванщик молча почесал нос.

— Там вон идет игра в кости, — искуситель махнул рукой, — и я готов поставить эту серебряную глицинию против…

Зафира готова была кошкой прыгнуть на подлеца Юрия, но предательница-камеристка сгребла ее в охапку, и даже для верности заткнула рот, не боясь укусов.

Караванщик с Юрием отошли под навес. Там уже метала кости компания из пары лесорубов (их длинные топоры лежали под скамьей), двух деревенских забияк в потрепанной одежке, и поиздержавшегося наемника. Мужчины размахивали руками, едва не задевая друг друга по раскрасневшимся лицам, непристойно и громко орали, били кулаками по столу, расплескивая пиво из больших точеных кружек — словом, игра была в самом разгаре.

— Э… — сказал Филарет, — У них же кости пиленые. Наверняка!

Дьявол безразлично дернул плечом:

— Давай на твоих.

Караванщик посопел, попыхтел. Обратился к игрокам:

— Эй, уважаемые! Будьте свидетелями.

Посмотрел на Юрия:

— Ты же моих в свидетели не примешь?

— Не приму, — мерзко ухмыльнулся Дьявол.

— Так вот, при этих уважаемых людях, — Филарет показал на оставивших игру мужчин, которые с любопытством прислушались.

— Ставлю лучшего жеребца в моем караване, с полными переметами и всей надлежащей походной снастью, и кинжал из Икеи…

Наемник шумно вздохнул. Должно быть, икейские кинжалы тут ценились.

— … Против ставки этого почтенного господина.

Почтенный господин произнес ледяным тоном:

— Ставлю… Серебрянную глицинию.

Игроки непонимающе переглянулись. Филарет уважительно подмигнул. И сказал:

— Ставка принята! Один бросок?

— Один. Кто больше выкинет.

Филарет извлек из поясного кошеля серебрянный стаканчик. Выкатил на широкую жесткую ладонь три желтых кости. Ссыпал кости в стаканчик. Подул на сам стаканчик, подул на плечи, отгоняя нечистую силу. То же самое сделали все свидетели. За исключением, разумеется, Дьявола.

— Кто первый бросает?

— Давай ты, почтенный Филарет.

Удивленные и восхищенные размахом ставок (про глицинию они ничего не поняли, но поняли зато цену коня и кинжала), игроки сдвинули на край стола кружки, пару тарелок, миску с воблой. Пустой кувшин из-под пива упал и разбился, но никто не обратил на него внимания.

Караванщик потряс кости, и решительно опрокинул стаканчик.

Поднял стаканчик. Игроки, не дыша, столкнулись лбами над столом:

— Шесть!

— Еще шесть!

— Пять!

Наемник покрутил головой:

— Везучий ты, дядя. Этакое перебить разве что Дьяволу под силу.

— Э, — поморщился Филарет, — Скоро солнце сядет. Не надо бы к ночи!

Дьявол принял стаканчик и кости. Небрежно встряхнул, впечатал стаканчик в скобленые доски.

— Шесть! — удивленно ахнули дровосеки.

— Опять шесть! — подхватили забияки.

— Шесть, — упавшим голосом сказал Филарет.

— Э! — наемник даже подскочил, — Что-то тут не то! Давай-ка, раз ты такой ловкий, моими костями!

Дьявол поглядел на лицо с приметным шрамом через щеку:

— Твоими берцовыми, что ли?

Все, кроме наемника и Филарета, загоготали.

— Ставка сделана, — Дьявол повернулся к проигравшему.

— Стой! — наемник поднялся, загородил дорогу, — Больно ты шустрый, гость. Мы тут не в лошадки играем. Либо ты кидаешь мои кости, либо мы тебя святым отцам сдаем. Как чернокнижника.

— Потому что не может обычному человеку так дьявольски везти! — ожил Филарет.

— Ну тогда пусть он тоже перекидывает, — сказал Дьявол, — Это уже будет честно.

Мужики переглянулись. Отхлебнули у кого что оставалось в кружках. Захрустели рыбинами.

— Годится, — сказал наемник, протягивая свой стаканчик с костями — Только кидай теперь ты первый.

Юрий принял сосновый стаканчик, убедился, что костей там три. Потряс и перевернул над столом.

Игроки снова стукнулись лбами:

— Один…

— Один…

— Два…

Раздались редкие смешки:

— Не, это дьявольской удачей не назовешь.

Приободрившийся Филарет хозяйским жестом сгреб кости, потряс и перевернул стаканчик.

— А-а-а! — заревел он, как давно недоенная корова.

— Один! — выкрикнули дровосеки.

— Один! — прибавили забияки.

— Один! — забил гвоздь наемник, — Это не он дьявол. Это тебе, дядя, сегодня удачи нет. Ты уж мне поверь.

Филарет выругался и расколол о стол сосновый стаканчик наемника.

Игроки заворчали:

— Не умеешь проигрывать!

— Не понимаешь игры!

— Пойду-ка я пригляжу, — наемник ссыпал в кошель свои кости. Кинул на стол медную монету, поднялся, — чтобы почтенный караванщик все по уговору выдал.

Только тут Юрий поискал глазами своих девушек. Камеристка с наружным спокойствием подпирала столб навеса. Беспамятная Зафира спущенным флагом висела на пухлом плече. Видимо, второго кона ее тонкая натура не вынесла. А, может, и первого.

Под присмотром наемника Филарет ловчить не стал. Вздыхая и чуть не плача, передал уздечку сильного вороного жеребца. Правду сказать, конь был красавец не хуже Зафиры: изящные ноги, гладкая кожа, гибкая шея, роскошные грива и хвост. Пока седлали и вешали сбрую, расшитую золотой канителью, усаженную темными рубинами в масть, застегнутую на драгоценные пряжки, наемник деловито перетряс седельные сумки:

— Плащи дорожные… Фляжки… Вино. — забил пробку обратно, — Свинина… Копченая, дня три протянет, ночи нежаркие… Огниво… Сыр походный, твердый. Сухари… Кружки, сковородка… Тренога для котелка. Котелок… Ложки. Нож, топорик, шило, дратва и кожа сапоги чинить… Нитки, моток целый. Игла. Пожалуй, пойдет.

Тут принесли кинжал в ножнах, украшенных теми же рубинами, что и упряжь. Выдвинув его из ножен, наемник застыл надолго. Тем временем Юрий закинул поперек седла серебристую глицинию — все еще не пришедшую в себя — и велел Константе:

— Бери ослов, поехали.

Наемник все еще разглядывал кинжал. Покончив со сборами, Юрий просто сказал ему:

— Да забирай ты его себе.

Наемник опомнился:

— Не передумаешь?

Юрий махнул рукой:

— Легко пришло, легко ушло.

— Тогда держи, — наемник протянул увесистый серебряный кругляш.

Дьявол сунул его за пазуху и подогнал осла.