Глава 17

Солнце спустилось за вершины гор, забрав с собой тепло июльского дня. После гроз на севере всегда наступали холода. Туманы расползались с реки и болот во все стороны, слегка редели ночью, но днём вновь окутывали землю беспросветной пеленой. Иногда ветер или дождь разгоняли плотное облако, и тогда можно было вновь полюбоваться великолепием летних пейзажей.

Каждый год в это время в Латернон приходили караваны из южного королевства Тсалитан. Половину гостей составляли торговцы, которые привозили вино, шелка, пряности и изысканные украшения. Другая половина представляла с собой постоянно спорящее по поводу и без повода сборище художников и бардов. Одни ехали сюда в надежде урвать погожий денёк и запечатлеть красоты севера на холсте, а вторые – за вдохновением, позволяющим вплетать в баллады и песни не чужие впечатления от созерцания прекрасного лика северной природы, а свои собственные.

Гостей Латернона никогда не пускали дальше торгового городка, раскинувшегося почти у самой реки Таор – слишком много сюда приезжало шпионов, охочих до тайны спящего дракона. Рисовать пейзажи и слагать песни можно было и на берегу, тем более, что вид здесь был, пожалуй, самый живописный.

Но так обстояли дела раньше. Теперь же, когда безумный лорд Кагоннар Диаскарген объявил Лисандру законной леди Латернона, а сам, как опекун, немедленно взялся крушить от её имени древние законы и порядки, ждать сохранения старых традиций было бессмысленно.

Нэйджел больше не искал убийцу отца. Зачем? Чья бы рука не пустила стрелу, направил эту руку тот, кто теперь занимал кресло лорда в главном зале замка Латернон. Это было ясно, как небо над облаками. Покинь Нэйджел своё убежище сейчас – гарантированно оказался бы в кандалах в подземелье собственного замка. Это в том случае, если его жизнь ещё имеет какую-то ценность.

Он-то знал, что дракон – фальшивка, но он был единственным человеком в Сальсирии, кому это было известно доподлинно. Кроме Диаскаргена, конечно. Даже егерь Юлкреш, который своими глазами видел, откуда вылетела эта нелепая пародия на дракона, был убеждён в том, что тварь настоящая. И это при том, что Нэйджел в тот момент находился рядом и пребывал в абсолютном здравии.

«Юлкреш, это не дракон. Я не знаю, что это за мерзость, но это точно не дракон. Он спит, пока бьётся сердце рода Хараган, помнишь? Моё сердце всё ещё бьётся…» – пытался он тогда убедить егеря, на что получил только испуганный, полный недоверия взгляд.

«Этой легенде больше тысячи лет, мой господин. Кому ведомо, что за блажь могла прийти в голову Богам за это время? Смотрите, он летает, он дышит огнём. Он именно такой, каким его представляют. Если это не дракон, чтоб его фьораги задрали, то я – не человек…»

И Ланар не верил. Хотел, изо всех сил старался, но когда в небе над тобой парит огнедышащее крылатое чудовище, хранить веру невероятно трудно. И всё же, вопреки сомнениям, они не бросили Нэйджела, не отвернулись от него. А это означало, что крупица веры в него и в предназначение его рода всё ещё теплилась в их сердцах.

Хуже всего было то, что неожиданно появившееся существо свободно проникало за границу магии фьорагов, будто бы оно всегда обитало в Латерноне. Чёрные псы выли от ярости, чувствуя чуждую магию, но поджимали хвосты, стоило твари приблизиться. Нэйджел был уверен, что это тоже дело рук Кагоннара Диаскаргена, потому что получил сведения, что в пещере, откуда вылетело чудовище, обитал алхимик.

Это не могло быть совпадением, да и всё остальное слишком ровно складывалось. Старый лорд Хараган погиб, а молодой подался в бега. Латернон остался без хозяина. Появление дракона означало, что Нэйджел мёртв, но у него не осталось сына-наследника, которому полагалось принять во владение земли. На такой случай в Латерноне закона никогда не было, поскольку никто даже помыслить не мог, что род Хараган неожиданно прервётся.

Диаскарген всё отлично просчитал. Он заполучил из архивов Обители Времён подлинник старого свода законов королевств Сальсирии, где в разделе о наследовании под именем Хараган было написано, что преемником является законный ребёнок последнего лорда. Ребёнок, а не сын.

Пока люди в панике прятались по углам, спасая свои жизни и своих детей от пробудившегося дракона, Диаскарген сделал маленькую Лисандру леди Латернона. Но разве шестилетний ребёнок может править? Нет, ему нужен опекун и старший советник, каковым и стал её дед, не нарушив при этом ни одного закона.

Нэйджел мог бы показать Сальсирии настоящего дракона, но мужчины его рода не для того хранили сон чудовища целое тысячелетие. Пока бьётся сердце рода Хараган, дракон спит. Если дракон проснётся, он захочет есть. А когда он начнёт есть, его захотят уничтожить. Это последний дракон Сальсирии, биение сердца которого даёт жизнь этому миру. Убить дракона – убить Сальсирию. Как бы больно Нэйджелу не было смотреть на то, что происходило сейчас в Латерноне и на близлежащих землях Иллиафии, он был не вправе обрекать на гибель весь мир.

Тяжкое бремя, но Нэйджел собирался нести его и дальше. Роду Хараган нужен наследник, и чем раньше, тем лучше. И чем дальше от Латернона он появится на свет, тем больше шансов выполнить благородную миссию, возложенную на Хараганов Великой Богиней Даар.

Туманы укрывали северные земли уже неделю. В торговый городок медленно стекались гости с юга, которые отправятся в обратный путь раньше, чем деревья покроются первой осенней позолотой. Южане не любят холод. Удивительно было то, что присутствие дракона не отпугивало охотников за впечатлениями, а напротив, привлекало их. Ланар и Юлкреш в один голос твердили, что такого наплыва любопытных гостей с юга Латернону переживать ещё не доводилось. Нэйджел решил, что примкнёт к одному из караванов и уйдёт в Тсалитан вместе с ними.

Это было хорошее решение. Оно сулило немало опасностей, но оставаться в Латерноне было ещё опаснее. Попасть сейчас в руки к непредсказуемому и, похоже, выжившему из ума Диаскаргену было бы величайшей глупостью и непростительной ошибкой.

Мэй… Когда она сбросит с себя зачарованные оковы сна, ей сообщат, что её муж мёртв. Нэйджел обещал, что отпустит её, что найдёт способ расторгнуть их брак – вот он, этот способ, лучше не придумаешь. Брачный договор был составлен в пользу мальчика-наследника, который должен был стать результатом этого союза, и потому документ больше не имел никакого смысла. Диаскарген счёл своим долгом лично сообщить об этом королю Иллиафии Хелигаргу. Рион и Латернон потеряли своё единство так же быстро, как и обрели его.

Всё вернулось на свои места. Отныне Мэй свободна. Но, Боги! Как же Нэйджелу хотелось увидеться с ней ещё хотя бы раз. Прижать к своей груди, вдохнуть аромат её волос, заглянуть в её глаза… Как же быстро ей удалось поселиться в его душе!

Нэйджел прятался на каменистом островке посреди болот уже больше десяти дней, и всё это время не сойти с ума от одиночества ему помогали только верный фьораг Исгайл, редкие визиты Юлкреша и мысли о жене. Почему она спит так долго? Неужели она и правда провидица из древнего рода Ра-Фоули, и её сон – это путешествие в будущее, путь в которое выстлан нитями старого гобелена? Если так, то какое будущее она предскажет ему, когда проснётся? Увидит ли, что нить его жизни ещё не оборвалась?

Граница между Рионом и Латерноном вновь обрела чёткие очертания, но хитрый Ланар нашёл способ получать информацию из рионского замка – её передавал отшельник Брис Фид, который был третьим и последним из тех, кто знал, что Нэйджел Хараган жив.

Егерь Юлкреш и Ланар были сейчас единственными людьми, кому доверял сам Нэйджел. Ланар доверял отшельнику, и Нэйджелу этого было достаточно, чтобы не опасаться, что старик его выдаст. Хотел бы – уже давно выдал бы. Но нет, тот исправно раз в три дня приходил продавать кроличьи шкуры в торговый городок Латернона, где в назначенное время его поджидал Ланар. Это было удобно и полезно, но Нэйджел предпочёл бы, чтобы круг людей, осведомлённых о его пребывании в добром здравии, был не столь обширным.

Каждый раз отшельник приносил одну и ту же информацию о рионской леди – она всё ещё в забытьи. Лекари настаивают, что это нервное потрясение сказалось на её здоровье, а колдун, которого оставил в Рионе король Хелигарг, бредит магией древних пророчеств. Якобы проклятье перекинулось с лорда Бавора на леди Алимею и не хочет её отпускать.

Да ещё и этот дракон, который был кем угодно, но только не драконом… Его боялись. Он не трогал людей, зато регулярно совершал налёты на пастбища и скотные дворы, где поедал домашних животных в неимоверных количествах. Мог сжечь хижину, но пока не рассматривал её обитателей как пищу. Жителей Латернона беспокоило то, что рано или поздно эта тварь уничтожит весь скот и всё равно начнёт поедать людей, если раньше они сами не умрут от голода.

Ко всему прочему этот якобы дракон всё время держался на одном месте. Его кормушкой были Латернон и краешек рионских земель, а убежищем – пещера в скале под замком, вход в которую был виден только с моря. Вздумай человек пробраться туда – не смог бы, потому что вход был слишком низко от верха скалы и слишком высоко над бьющимися о камень волнами. Что-то удерживало чудовище в Латерноне, но что? Сам Диаскарген, чьи далеко идущие, но никому не понятные планы послужили причиной всему ныне творящемуся? Нэйджел считал такое объяснение самым правдоподобным, но прямых доказательств у него не было.

Раздавшийся за спиной шорох отвлёк его от тяжких раздумий. Если бы в гости пожаловал чужак, Исгайл бы насторожился, но пёс только втянул носом воздух, вильнул хвостом и снова положил свою большую лохматую голову на лапы.

– Вам ещё не надоело торчать в этом болоте? – ворчливо осведомился Юлкреш, сбрасывая с плеч тяжёлый рюкзак. – Так ведь и околеть можно.

– Меня Исгайл согревает, – отозвался Нэйджел.

Он старался, чтобы голос звучал бодро, хотя на самом деле чувствовал себя довольно паршиво. Текущая в его жилах кровь дракона надёжно защищала от обычных человеческих болезней и простуд, но она не спасала ни от холода, ни от сырости, ни от голода. Разводить костёр было опасно – дым над болотом непременно привлёк бы ненужное внимание, поэтому Нэйджелу приходилось довольствоваться холодными припасами, которые приносил егерь, и тёплой шкурой своего фьорага.

Юлкреш годился ему в отцы, и было заметно, что путешествия через топи к каменному островку не проходят даром – мужчина осунулся и выглядел невероятно усталым. Удивительно, что до сих пор не заболел. Он приходил раз в два-три дня, чтобы поделиться со своим господином свежими новостями и пополнить припасы, которых и так уже хватало, чтобы накормить маленькую армию. Нэйджел пытался объяснить, что ему не нужно столько еды, но Юлкреш и слышать ничего не хотел.

Ненависть к новому хозяину Латернона – вот что заставляло далеко не молодого егеря регулярно проделывать нелёгкий путь через болота. Он винил Диаскаргена в смерти своего единственного сына и верил, что Нэйджел восстановит справедливость. Похоже, в Латерноне уже никто не сомневался в том, что нападение на Хараганов было подстроено новым лордом. Не нужно иметь большого ума, чтобы сложить события в одну цепочку и посмотреть на результат.

Увы, егеря ждало большое разочарование, потому что Нэйджел не собирался ничего менять. Его решение исчезнуть было в сложившейся ситуации единственно верным, но вряд ли оно могло прийтись по душе друзьям, которых теперь можно было пересчитать по пальцам одной руки.

– Вот, поешьте, пока ещё не совсем остыло, – Юлкреш протянул ему обёрнутый холстом котелок, от которого поднимался пар. – Это тушёный кролик с овощами. Не пир Богов, но всё лучше, чем холодный сыр и вяленое мясо.

– Спасибо, дружище, – благодарно улыбнулся Нэйджел, почувствовав, как желудок при мысли о горячей пище свело болезненным спазмом. – Зря ты себя так утруждаешь.

– Да мне не сложно, – отмахнулся егерь и отвёл взгляд. – Уходить вам нужно отсюда, лорд Нэйджел. Диаскарген назначил награду за вашу поимку.

Нэйджел собирался уже было приступить к ужину, но при этих словах голод как рукой сняло.

– Он же объявил меня мёртвым…

– Ну да, было дело, – согласился Юлкреш, вытряхивая содержимое рюкзака на ковёр из влажных, начавших буреть листьев, – но теперь он передумал и заявил, что вся ваша фамильная легенда – враньё, а вы намеренно выпустили дракона, чтобы отомстить за смерть отца.

– Он совсем из ума выжил?

– Похоже на то. Да вы ешьте, остывает же.

Нэйджел посмотрел на зажатый в руке котелок так, будто бы тот материализовался в его руке из холодного осеннего воздуха волшебным образом.

– Нет, погоди… – тушёный кролик отправился окончательно остывать на старый пень под самым носом у фьорага. – В этом же нет никакого смысла. Диаскарген ведёт себя абсолютно нелепо с того самого дня, как заявил права Лисандры на Латернон. Вместо того, чтобы пытаться поймать и обезвредить того дракона, который опустошает наши земли, он ищет другого, о существовании которого рассказывает только древняя легенда. Он не пытается управлять Латерноном и принимать какие-то важные решения. Теперь он отрекается от своих же слов о моей безвременной кончине и приказывает меня поймать. Это бред какой-то… Либо он действительно безумен, либо я спятил, потому что уже ничего не понимаю. Чего он хочет?

– Да чего тут понимать-то? – усмехнулся егерь. – Власти он хочет. Полагаю, его первоначальный план провалился, и теперь он надеется, что вы лично поведаете ему, где спрятан настоящий дракон. В горе Таорнаг за эти дни не осталось ни одной дыры, куда бы он не засунул свой любопытный нос. Он пришёл в Латернон совершенно один, если не считать вашей малышки-дочери и её гувернантки. Ни одного воина с собой не взял, будто был уверен, что добьётся желаемого без усилий. Так и вышло. Люди здесь привыкли вариться в одном и том же бульоне веками – ничего не происходит, всё идёт своим чередом. А когда привычный уклад оказался нарушен, они превратились в стадо баранов, которые в панике пойдут за любым, кто посулит спасение от волка. В данном случае – от дракона. Ни единого препятствия на пути к власти над Латерноном. Если пустить дракона дальше, то к ногам Диаскаргена один за другим лягут все четыре королевства Сальсирии.

– Для этого над драконом нужно иметь власть, а у Дискаргена её нет и не будет.

– Ну, у него же был один личный дракон, что мешает завести второго?

– О чём ты?

Нэйджел чувствовал, что Юлкреш что-то не договаривает. Обычно он был не слишком словоохотлив и просто выкладывал новости одну за другой, стараясь побыстрее выполнить возложенную на него задачу, но в этот раз егерю явно нужна была беседа. Словно всё это время он держал при себе личный взгляд на существующий порядок вещей, а теперь вдруг его прорвало. Впервые после гибели сына он начал рассуждать и философствовать, говорить загадками и намёками. Он будто воспрял духом, и это было замечательно, но Нэйджел сейчас предпочёл бы получить новую информацию всю и сразу, как это было раньше, а не по кусочкам, перемежающимся с лирическими отступлениями.

– Дракон, которого мы с вами видели, издох.

– Как это? – Нэйджелу показалось, что он ослышался.

– Подавился козлёнком и околел прямо во дворе у фермера Ниула, – спокойно отозвался егерь, будто гибель дракона посреди крестьянского двора была для Латернона обычным делом. – Тот прятался в погребе с женой и детьми, а когда высунул нос на улицу, то увидел целую стаю фьорагов, которые рвали тушу дракона на куски и не успокоились, пока не превратили её в бесформенное месиво.

Нэйджел нахмурился и задумчиво посмотрел на Исгайла. Фьораги мысли читать не умеют, и поэтому пёс не знал, отчего вдруг лицо хозяина стало таким суровым, но на всякий случай он виновато завилял хвостом и выплюнул пожёванный котелок, в котором всего пару минут назад было ароматное жаркое.

– Ну хоть кто-то поел тёпленького… – вздохнул егерь, пнув ногой искорёженную посудину.

– Юлкреш, а почему ты так спокоен? Дракон-то умер. Сальсирии вроде как пришёл конец…

Прозвучало по-детски наивно, но Нэйджелу важно было услышать, что егерь наконец-то перестал верить в то, что появившееся из пещеры на другом берегу реки чудовище было настоящим драконом. И Юлкреш его не разочаровал.

– Мой лорд, я стар, но не дурак. Каюсь, поначалу, когда я увидел эту тварь в небе, я действительно решил, что ваша фамильная легенда – это просто выдумка. Вы же стояли здесь передо мной живёхонек, а дракон летал над нами. Что я должен был подумать? А теперь… Теперь Диаскарген преподнёс свой вариант легенды, и в него все охотно поверили.

– Интересно было бы послушать…

– О, я вам расскажу. Всё до банального просто и потому звучит весьма убедительно. Хараганы всех обманывали. Ваши предки никогда не охотились на драконов, а повелевали ими, держа в страхе всю Сальсирию. Когда людям это надоело, они объявили Хараганам войну, и те спрятались в северных горах, опасаясь возмездия. Они заперли своего последнего дракона и во имя спасения собственных шкур состряпали легенду о том, что якобы от биения его сердца и от продолжения их рода зависит жизнь всего мира. И фьорагов наколдовали, чтобы защитить себя от магии. Когда ваши предки чувствовали опасность, они угрожали, что выпустят дракона, и это всем известный факт, записи о котором имеются в Обители Времён. Тысячу лет Хараганы трусливо прятались в Латерноне, не высовывая свои носы дальше собственных земель и прикрываясь тем, чего на самом деле нет. Теперь же, когда лорд Саржер погиб, вы, лорд Нэйджел, разозлились и выпустили дракона на людей, чтобы отомстить за смерть отца, и потому должны быть пойманы и наказаны за преступления против людей. Дракон умер, и небо после этого не упало на землю, а один из фьорагов вчера загрыз колдуна, который пытался пройти по тракту в торговый городок. После гибели дракона псы всё ещё защищают вас от магии, а это лучшее доказательство того, что Хараганы просто трусливые лгуны.

– Великолепно… – Нэйджел скривился так, будто бы нечаянно съел клопа. – А жён мы, должно быть, собственноручно душили подушками сразу после появления на свет своих детей… Юлкреш, ты тоже в это веришь?

– Если бы всё было именно так, мой лорд, Диаскарген назначил бы награду за вашу голову, а не за то, чтобы вас поймали. Он не проявлял бы столь откровенный интерес к пещерам Таорнага и не переворачивал обстоятельства в свою пользу на ходу. Он мог бы преспокойно сидеть в своих владениях в Хейнорме, держать при себе вашу дочь, чтобы при случае воспользоваться её правом наследования, и потихоньку распускать слухи о лживости легенды. Рано или поздно люди сами потребовали бы от вас доказательств, потому что жить в страхе никому не нравится.

– Хараганы никого не запугивали, – возразил Нэйджел. – И никогда ни на кого не нападали.

– А этого и не нужно. Страх рождается сам от осознания того, что судьба целого мира зависит от одного человека. Сегодня вы пытаетесь сохранить жизнь Сальсирии, но кто знает, что будет завтра? Вдруг вам и правда захочется отомстить за отца? Я бы, например, с превеликим удовольствием вырвал сердце из груди убийцы моего мальчика, да только дотянуться пока не могу, руки коротковаты. Или вам вдруг покажется мало Латернона и захочется властвовать над всеми королевствами разом… Ваше великое бремя – это великая власть, хотя вы ею и не пользуетесь. И это страшит людей.

– Им проще считать Хараганов коварными лжецами, потому что тогда не нужно будет бояться, – догадался Нэйджел.

– Именно, – подтвердил его догадку егерь. – Поэтому вам и нужно сейчас убраться подальше от Латернона. После того, как рионский отшельник сообщил, что в той пещере, откуда вылезла драконоподобная тварь, жил алхимик, я уже не сомневаюсь, что Диаскарген приложил руку к нападению на вас и ко всему остальному. Ланар со мной полностью согласен. Мы думаем, что этот ненастоящий дракон был создан для того, чтобы объявить вас мертвецом и заполучить Латернон и, соответственно, настоящего дракона. Но есть и те, кто предпочитает верить Диаскаргену и желать расправы над вами, потому что им кажется, что после истребления рода Хараган можно будет вздохнуть с облегчением. Этот мерзавец действует стремительно, не позволяя опомниться и подумать. Он снял все заставы, кроме той, что на переправе. Торговый городок с сегодняшнего дня не охраняется, поскольку у Латернона вроде как нет больше тайн. Купцы и барды приглашены в замок на пир в честь избавления Сальсирии от тысячелетней лжи. Фьорагов приказано отловить и запереть в подземелье. Сегодня с утра латернонские земли покинул отряд воинов с приказом доставить в замок алхимиков, которые найдут способ убить ваших бессмертных псов. Думаю, потом сюда начнут стекаться колдуны, которым до сих пор путь в Латернон был заказан. Если вы намерены и дальше хранить верность клятве, данной Хараганами Великой Богине, то чем дальше отсюда вы будете это делать, тем лучше. И чем раньше вы озаботитесь появлением на свет наследника…

– Я как раз думал об этом перед твоим приходом, Юлкреш, – прервал Нэйджел страстную речь егеря. – Боялся, что ты не поймёшь моих намерений и станешь осуждать за трусливое бегство.

– В этом нет трусости, мой лорд, хотя назовут это именно так. Незавидная у вас судьба.

– Да уж…

В туманном вечернем воздухе повисло молчание. С одной стороны, Нэйджел был рад, что заручился поддержкой людей, которые верят в него вопреки всему. С другой… Всё это было так обидно и несправедливо, что хотелось кричать. Или наложить на себя руки на виду у всего Латернона и выпустить настоящего дракона, чтобы люди убедились, что Хараганы никогда им не лгали. Но, возможно, Диаскарген именно этого и хотел? Он же не смог найти чудовище, так почему бы не разбудить тварь, чтобы она сама вылезла? А к тому времени в Латерноне будет достаточно колдунов и алхимиков, которые снова усыпят дракона и поспособствуют тому, чтобы лорд Кагоннар Диаскарген обрёл над ним власть…

Но нет. Какие бы планы не строил этот глупец, Нэйджел не собирался становиться их частью. Он поступит так, как решил – уйдёт в Тсалитан. Только сделать это придётся немедленно.

– Я принёс вам одежду, какую носят южане, – будто прочитав его мысли, егерь сунул в озябшие руки охапку пёстрого тряпья и тяжёлый пузырёк с какой-то тёмной жижей. – Это ореховый настой, он на время сделает вашу кожу коричневой, будто она покрыта загаром. Глупо было тащить это сюда, потому что вам всё равно придётся возвращаться к моей хижине через болота, но я, если честно, уже запутался в том, что умно, а что полный бред. Оружие мне добыть не удалось, поскольку его забирают у гостей на переправе, но…

– Юлкреш, ты сможешь спрятать Исгайла, чтобы его не поймали?

Егерь перестал возиться с горой барахла, которое вытряхнул из рюкзака на землю, и задумчиво посмотрел на лохматого чёрного фьорага. Спрятать собаку размером почти с лошадь?

– Думаю, да. Если он не увяжется за вами.

– Не увяжется. Его место в Латерноне, он не должен уйти отсюда. И у меня к тебе будет ещё одна просьба, последняя.

– Выполню все, даже если их будет сотня, мой лорд, – с готовностью ответил мужчина, и Нэйджел почувствовал, как горло предательски сжалось, не позволяя накопившейся за всё это время горечи выплеснуться совершенно неуместными для латернонского лорда слезами.

– Всего одна, дружище. Поскольку Диаскарген позволил мне воскреснуть, а я некоторым образом женат… В общем, когда леди Алимея очнётся ото сна…

– Простите, лорд Нэйджел, – перебил его егерь, виновато насупившись. – Я счёл, что ваша миссия и жизнь важнее всего остального, и потому хотел скрыть новости из Риона, но лгать вам выше моих сил. Ваша жена вчера вечером пришла в себя. Об этом уже весь Латернон знает.

– Вот как? – удивился Нэйджел. – И почему же ты хотел скрыть от меня эту замечательную новость?

– Боялся, что тогда вы не захотите уйти, – признался Юлкреш.

– Я уже говорил тебе, что хочу освободить её от брачной клятвы. И да, моё фамильное проклятие намного важнее всего остального. Это ведь ещё не все новости, да? Тебе известно что-то, что может заставить меня передумать и остаться? – при этих словах егерь помрачнел ещё больше, что только подтвердило догадку Нэйджела. – Говори.

– Диаскарген обвинил леди в сговоре с вами. Дескать, ваш брак и объединение земель были первым шагом Хараганов к захвату Иллиафии, а за ней и всех остальных королевств.

Нэйджел моргнул раз, другой… а потом вдруг расхохотался так громко, что с ветвей испуганно вспорхнули ввысь устроившиеся на ночлег птицы.

– Что в этом смешного? – подозрительно и даже несколько обиженно уточнил Юлкреш.

– Ничего, – давясь смехом, Нэйджел вытер кулаком всё же выступившие на глазах слёзы. – Думаю, король Хелигарг будет весьма удивлён таким поворотом событий. Мы уходим, Юлкреш. Я трусливо бегу спасать свою шкуру, предоставляя великим правителям решать дальнейшую судьбу этих земель без меня. Хотя, если честно, мне ужасно любопытно, чем же это всё закончится.

– Вы не станете спасать свою жену? – егерь был искренне изумлён и нисколько не скрывал этого.

– Не стану, Юлкреш. О ней и без меня есть кому позаботиться. – он продолжал улыбаться, чего не случалось уже очень давно. – Последняя просьба отменяется, дружище. Вера, что я жив, придаст леди Мэй сил, которые теперь ей будут очень нужны. Рассказывай, как ты собираешься вывести меня из Латернона. Вы же наверняка придумали с Ланаром какой-нибудь гениальный план?

Не переставая удивляться странному поведению своего господина, егерь в подробностях описал план по выдворению опального лорда за пределы Латернона. Всё действительно оказалось гениально просто – ему нужно было смешаться с толпой подвыпивших на пиру бардов, а потом добросовестно уснуть в одной из телег каравана, который выдвигался назад в Тсалитан на рассвете. Поскольку торговый городок больше не охранялся, сделать это не представляло никакого труда.

Караванщики брали с попутчиков плату, и об этом Ланар с Юлкрешем тоже позаботились, снабдив Нэйджела горстью монет. Велев Исгайлу охранять остров на болотах, Нэйджел покинул наконец-то своё убежище, а затем и Латернон.

Под грустные и весёлые песни, под свист деревенских мальчишек, под скрип колёс по мокрой от дождей и туманов земле караван двинулся по торговому тракту на юг. Их ненадолго остановили на заставе у реки, где стражи внимательно разглядели каждого из путников, но в загорелом красавце, громко храпящем на тюках с тканями, Харагана никто не признал. Его и в нормальном-то виде мало кто знал в лицо, а уж в ярко-синем тюрбане и с тёмно-коричневой кожей, какой у северян и вовсе не встретишь… Даже Ланар ошалело выпучил глаза, когда увидел, насколько преобразился его господин, что уж говорить о стражниках.

Загрузка...