Нити судьбы

Глава 14

Весь вечер предыдущего дня и всю ночь колдун возился с гобеленом, пытаясь найти способ освободить Мэй или хотя бы подступиться к той магии, которая создала полотно, но тщетно – магия обжигала его, оставляя на пальцах жуткие волдыри, когда Йакара-сэ случайно касался её голой рукой. Он рисовал вокруг какие-то знаки, сжигал в каменной плошке травы и порошки, отчего комната наполнялась едким дымом. Не будь Мэй призраком или кем она там сейчас была, наверняка задохнулась бы в этом душном зловонии, но пока лишь брезгливо морщила свой невидимый носик, ожидая хоть какого-нибудь результата.

– Только не вздумай сжечь его, – предупредила девушка колдуна, когда он в очередной раз начал бормотать какие-то заклинания и ползать на четвереньках вокруг расстеленного на полу гобелена с зажжённой свечой в руках.

– Я и не думал так поступать, – Йакара-Сэ перестал ползать и уселся на пол, поставив свечу рядом. – Но я не знаю, что с этим делать. Мне никогда раньше не доводилось сталкиваться с такой странной магией. Она не подчиняется ничему.

– Может, это из-за того, что полотно было соткано из шерсти фьорагов? – предположила Мэй.

– Да? – удивился колдун. – То-то я гляжу, у меня не выходит ничего… А почему вы раньше об этом не говорили?

– А это чем-то помогло бы?

– Нет, но я бы не потратил без толку столько сил и времени.

– То есть?

– Фьораги, юная леди – это существа из плоти и крови, наделённые уникальной способностью. Они на дух не переносят магию в любом её проявлении. Ну, кроме той, которая их создала. Знаете, зачем Хараганы создали их?

– Нет, – честно призналась Мэй, потому что никогда об этом не задумывалась.

– Эти псы не позволяют таким, как я, проникнуть в Латернон. Я однажды пытался… М-да… Они чуют приближение чуждой им магии и стремятся уничтожить её источник как можно быстрее, чтобы ничто не навредило связи между Хараганами и спящим драконом. Хараганы спрятались в Латерноне и не высовывают оттуда свои носы уже больше тысячи лет из благородных побуждений. Да вы наверняка и сами знаете, что будет, если умрёт последний мужчина этого рода. Они прячутся там от людей. Но туда, куда не может дотянуться рука человека, легко можно проникнуть с помощью магии. Фьораги не позволяют этого сделать. Они создают некий защитный барьер над Латерноном, за который нельзя пробиться снаружи. И внутрь попасть тоже нельзя, потому что, стоит только приблизиться к границе этого барьера, как тут же у тебя перед носом вырастает громадная псина с оскаленной пастью, от одного вида которой забываешь собственное имя. Ваш гобелен защищён такой же магией. Я могу разбиться в лепёшку, но толку от этого не будет. Странно, что я раньше сам об этом не подумал.

– Но если я нахожусь под действием той же магии, что и гобелен, то как у вас получается меня слышать?

– Понятия не имею, – пожал плечами Йакара-сэ. – я в последнее время вообще чувствую себя не магистром с высшим званием в магических науках, а самозванцем, который создаёт видимость того, что он на что-то способен.

– Да брось, ты молодец, – попыталась Мэй успокоить колдуна. – Ты очень много сделал. Видел же, что было с де… с лордом Бавором, и мне это показал. И с Тогардом помог поговорить.

– Показал. Только теперь понимаю, что тот ритуал, который хотел провести, был бы такой же бесполезной тратой времени, как и всё, что я тут делал несколько последних часов. Я вижу, слышу, но не могу ни прикоснуться, ни что-то изменить. И всё из-за того, что кому-то взбрело в голову ткать картины из шерсти фьорагов. Призрак случайно не говорил вам, зачем это было нужно?

Мэй немного подумала и рассудила, что не будет ничего страшного, если она поведает колдуну чуть больше, но при этом не станет упоминать о своей возможной принадлежности к роду предсказательниц.

– Эйри… Хейлия говорила…

– Вы хотели назвать другое имя или мне послышалось? – прищурился Йакара-сэ.

– Я оговорилась, – твёрдо ответила Мэй, мысленно обругав себя за неосторожность.

– Ладно. Так что вам говорила Хейлия?

– Они могли предсказывать будущее только по таким гобеленам. Ткали самые обычные чёрные полотна, а потом капали на них кровь того, кто хотел предсказание, и тогда на гобелене появлялся рисунок, по которому прорицательница читала судьбы.

– Это объясняет, почему на месте портрета появилась новая картина, – колдун кивнул и задумчиво потёр рукой свой лысый разукрашенный череп. – А как они это делали, интересно?.. Если шерсть фьорага не даёт мне даже подступиться, как провидицы могли что-то по ней читать? Ведь это тоже магия…

– Может, род Ра-Фоули имеет какую-то связь с родом Хараган? – предположила Мэй. – У них же рождались девочки, которые хоть и не наследовали магию драконьей крови, но тоже принадлежали к этому роду. В ребёнке ведь течёт кровь обоих родителей. Может, дар прорицания берёт свои корни из Латернона?

– И дар этот передавался только по женской линии, в то время как драконья кровь передаётся только по мужской…

– Похоже на то.

– Наверное, вы правы, леди Мэй. Я не берусь утверждать, что всё было именно так, но это единственное разумное объяснение.

– Скажи, Йакара-сэ, а фьораги могут на этот берег реки Таор перебираться или они только под этим своим барьером сидят?

– Ну, если подумать… А почему вы спрашиваете?

– Просто стало интересно, как Ра-Фоули добывали их шерсть, – соврала Мэй.

– Ну, с шерстью-то как раз никаких проблем нет. Это собаки, хоть и магически созданные. Они наверняка линяют. Думаю, ткачи просто заказывали шерсть у латернонцев. А на этот берег… Думаю, нет. Они охраняют Латернон, другой цели у них нет. А граница проходит по реке, так что… Хотя… Если допустить, что магический барьер изначально проходил по реке, но потом река изменила русло, а барьер остался… Тогда да, получается, что могли бы. Только я о таком ни разу не слышал. Да и если бы у вас по лесу начали бегать фьораги, думаю, об этом уже вся Сальсирия бы знала. Госпожа, можно задать вам один вопрос?

– Да, конечно, спрашивай.

– Я, конечно, уже знаю, что вы снова мне ответите, что оговорились, но тогда утром на стене…

– Да, я оговорилась, – твёрдо ответила Мэй, понимая, о чём хочет спросить колдун. – Этот призрак, портрет, дедушка… Да и потом все эти воины латернонские, король…

– Но ведь вам ничего не известно о вашем происхождении, так ведь? Вы не знаете, кем были ваши родители?

– Не знаю. К чему ты клонишь?

Её голос прозвучал чуть резче, чем хотелось бы, и колдун уловил в ответе нервные нотки, которые убедили его в том, что девушка знает больше, чем говорит.

– Просто гобелен все эти годы был связан с призраком женщины из рода Ра-Фоули. А теперь он связан с вами…

– Это потому что на него попала моя кровь.

– А если на него попадёт моя кровь?.. Вдруг тогда вы вернётесь, а я стану заложником этого полотна… А это интересная мысль… – Йакара-сэ сделал вид, что всерьёз задумался над тем, чтобы окропить гобелен своей кровью.

– Не делай этого, – ледяным тоном приказала Мэй.

– И почему же? – осведомился колдун, окончательно убедившись в том, что его водят за нос. – Юная леди, я ничем не смогу вам помочь, если не буду знать всю правду. Либо вы мне всё рассказываете, что знаете, либо я отношу этот гобелен обратно в вашу комнату и ложусь спокойно спать. А вы сидите и дальше возле своего тела вместе с вашими тайнами.

Да, врать она никогда не умела… Выбор был невелик: упорствовать в своём нежелании открыться и застрять между миром живых и мёртвых на неизвестно какой срок либо сказать правду. Но Нэйджел… Она обещала, что не выдаст его… А впрочем, колдуну было необязательно знать, чья ещё кровь заставила магию измениться.

– Поклянись, что никому не расскажешь о том, что я скажу, – потребовала Мэй.

– Я обязан отчитываться перед нашим королём…

– Тогда уноси гобелен, я не скажу больше ни слова.

Колдун ненадолго задумался, видимо, не рассчитывая на такой поворот событий. Из тех обрывков информации, которые он получил, складывалась не совсем понятная картина, в которой не хватало самых важных кусков. Если леди действительно принадлежит к роду предсказательниц и знает об этом, то её нежелание выдавать этот секрет объяснимо – охочие до предсказаний люди толпами начнут осаждать Рион, и не факт, что это хорошо закончится. Сожгли же ведь последнюю прорицательницу… Но эти женщины делали много предсказаний, а юная леди не сделала ни одного, и если она и правда предсказательница…

– Леди Мэй, я, кажется, нашёл ответ.

– И какой же? – холодно осведомилась Мэй.

– Магия этого полотна не отпустит вас, пока вы не прочтёте заключённое в нём пророчество.

– С чего ты взял, что я могу это сделать?

– А вы знаете, как женщины рода Ра-Фоули делали свои предсказания?

– Нет. И сомневаюсь, что тебе об этом известно больше, чем мне.

– Вот именно. Никто этого не знает. Но можно предположить, что магия работала именно так – провидица покидала реальный мир, чтобы прочесть магию предсказаний на магическом уровне, а потом возвращалась назад.

– Это только предположение. И я не провидица.

– Жаль. Хорошая была мысль. Я даже подумал, что, должно быть, четыреста лет назад, когда сожгли всю семью Ра-Фоули вместе с их гобеленами, Хейлия могла быть ранена. Её кровь попала на какое-то полотно, и магия забрала дух предсказательницы из тела раньше, чем она умерла. И гобелен тоже сохранился из-за этой магии, но только возвращаться духу Хейлии было уже некуда, потому что её тело сожгли. Вот она и застряла между мирами на четыре сотни лет, мстя Карсам за случившееся. Вполне разумное объяснение тому, что спрятано за легендой о Рионском призраке. Никто ведь не знает, как делались предсказания… И из нашего разговора я, кажется, даже понял, почему вас слышу – мы не в Латерноне, здесь эта магия слабее и защищает только саму шерсть фьорагов, но не всё остальное.

Мэй слушала его и думала об Эйридии. Бедная девочка вообще не была предсказательницей. Наверное, поэтому магия забрала её вместе с телом и заперла в ненастоящем Рионе. Она выросла между мирами совершенно одна, потому что не могла сделать предсказание. У неё не было такого дара. А когда Мэй совершила глупость… Магия отпустила Эйридию и… Это было похоже на правду. Очень похоже.

А ещё это объясняло, почему Мэй почувствовала тогда, в спальне лорда, что под её пальцами с гобеленом что-то происходит – он звал её. Он приоткрыл ей завесу тайны совсем чуть-чуть, чтобы показать, что хочет, чтобы его прочли. А потом снова закрылся в ожидании её крови.

– А если это меня убьёт? – спросила она скорее у самой себя, чем у колдуна.

– Тогда вы умрёте, – спокойно сообщил Йакара-сэ.

– Я не хочу.

– Я тоже. Но мы все рано или поздно умрём. Ваше тело там, на кровати, тоже умрёт когда-нибудь. Вы можете наблюдать за этим со стороны или же попробовать вернуться в этот мир. Если, конечно, моя догадка верна.

– Я подумаю. Пусть гобелен пока побудет у тебя.

– Э, нет, госпожа. Я люблю спать в одиночестве. Вы, конечно, чудесная девушка, но ваше присутствие…

– Хорошо, отнеси его обратно в мою комнату. Только оставь на открытом месте. На столике у окна. И скажи, пусть его никуда не убирают. И… Я хочу попросить…

– То, что вы можете прочесть это предсказание, только моя догадка, госпожа. А непроверенная информация королю ни к чему. Да и не скажу я ему об этом, даже если это правдой окажется. Это опасный дар. Не хочу брать на себя ответственность за вашу судьбу.

– Спасибо, Йакара-сэ.

– Пока не за что, госпожа. Если я окажусь прав, то буду только рад, что помог вам вернуться в мир живых.

Он обернул обожжённые руки полотенцем, бережно сложил гобелен несколько раз пополам и отнёс его в комнату Мэй, строго-настрого запретив служанке прикасаться к этой «ужасной заколдованной вещи». Норы и Диры в комнате уже давно не было, их сменила круглолицая Амала, которая спросонья в суеверном страхе поклялась всеми известными ей богами, что даже близко не подойдёт к столику. Йакара-сэ ушёл, а Мэй задумчиво уставилась в окно на серый туман, который принесло с собой утро. Дождь кончился вместе с ночью. Рион просыпался. Мэй тоже уже пора было проснуться и вернуться к нормальной жизни, только вот… Ей было страшно.

* * *

– Повелитель? – горбун сонно потёр глаза и сощурился, разглядывая прибывших гостей. – Но я ждал вас только завтра…

– У нас нет времени. Хелигарг в Рионе и уже успел сунуть свой нос сюда. Со дня на день он доберётся и до твоей норы.

– Зачем ему это? – не понял алхимик.

– Затем, что это приграничная земля, тупица! Мне и так довольно долго удавалось поддерживать здесь всё так, чтобы всем было наплевать на то, что происходит. Тебе же не приходится прятаться, заметил? А когда стражники начнут прочёсывать лес и наводить здесь свои порядки, они и по пещерам этим непременно пройдутся.

– А-а-а… Вон оно что… Ну тогда да, тогда нам надо торопиться. – горбун оценивающе оглядел спутника своего господина с ног до головы и скривился, будто бы остался недоволен увиденным. – Бапс будет рад видеть вас…

– Бапс? – удивился молодой человек, который, в отличие от повелителя, не прятал своё лицо.

– Это мой пёс, Роб, – ответил господин и кивнул в сторону зияющего в скале широкого прохода, из которого шёл неприятный запах падали, дыма и чего-то ещё. – Пойдём, сейчас сам всё увидишь.

Алхимик нырнул в пещеру, подав молодому человеку знак следовать за ним. Роб Белискад скорчил гримасу отвращения, прикрыл лицо рукавом и, борясь с подкатившим к горлу приступом тошноты, решительно шагнул следом.

Дядя обещал отдать им с Эммой Хейнорм. Не паршивый клочок леса и груду развалин вроде Риона, а целое королевство с плодородными землями, богатыми лордами и тысячами крестьян, которыми он будет управлять так, как ему вздумается.

Всё, что требовалось от Роба – это слегка подпортить дела в маленьком северном поместье, чтобы никому из его обитателей не было дела до того, что творится под самым носом. Ну и потрепать нервы хозяевам Риона, выдавая себя за родственника лорда. Зачем? Роб не спрашивал. Да и какая разница, если за столь мизерную услугу он получит так много.

Единственное, что Робу было известно, это то, что дядя разгадал загадку спящего дракона, а раз так, то и сомнений в успехе его замысла быть не могло. Целый Хейнорм! После смерти отца у них с Эммой и её детьми даже угла собственного не осталось – всё забрали кредиторы. Отец умудрился разбазарить и то, чем владела их семья, и то, что получила Эмма в наследство от мужа. Дядя принял их, хотя не обязан был это делать. А теперь, когда он станет править всей Сальсирией, у Роба будет своё королевство!

Да, задания были неприятными и опасными, но оно того стоило. Плохо только, что Хелигарг так не вовремя решил выбраться из своей скорлупы, но если верить дяде, это уже не имеет никакого значения.

Погружённый в свои раздумья, Роб не заметил, что горбун остановился, и натолкнулся на него, сбив беднягу с ног.

– Прости…

– Оставь свои извинения при себе, мальчишка, – недовольно проворчал алхимик, вытирая испачканные руки о штаны и поднимая с пола оброненный факел.

Роб раздулся от возмущения и открыл рот, чтобы выразить своё недовольство, но раздавшийся откуда-то спереди жуткий вой заставил его закрыть рот обратно и вытаращить глаза.

– Это что?

– Это Бапс, Робби. Иди, не трать время попусту.

– Я-а-а…

– Струсил что-ли? – в голосе дяди явственно слышалась насмешка.

– Я не трус! – нахмурился Роб.

– Ну тогда чего встал? Или тебе не хочется увидеть то, ради чего всё это было затеяно?

– Он чует, что вы здесь, повелитель, – горбун расплылся в благоговейной улыбке. – Два дня молчал, а теперь вот… И крылья, как вы хотели… Идёмте, идёмте…

Господин снова подтолкнул своего племянника вперёд. Чем ближе они подходили к пещере, где в своей клетке томился Бапс, тем невыносимее становился смрад. От исходящего из недр горы зловония Робу стало совсем дурно, когда наконец-то он услышал, что путь окончен. Дядя при этом только сморщил нос, а алхимик и вовсе будто не чувствовал вони, которая, казалось, исходила от самих стен.

Существо в клетке притихло и ждало, когда хозяин одарит его своим вниманием. Подпрыгивающий на месте от нетерпения горбун сдёрнул полог чуть ли не в тот же миг, когда получил разрешающий кивок своего повелителя. Бапс расправил мерзкие перепончатые крылья, вывалил язык и затарахтел костяным кончиком хвоста по решётке.

– Это… Это…

– Дракон, Робби.

– Но…

– Мой помощник сотворил его из пса по кличке Бапс и крови Харагана, которую ты столь милостиво помог мне добыть.

– Я не трогал Харагана!

– Знаю. Ты просто помог мне его выманить из Латернона, когда изображал из себя алчного родственника рионского лорда.

– Но… Эта тварь что, слушается тебя? – в глазах Роба плескался неподдельный ужас.

– Да, слушается. Смотри, – господин подошёл к клетке, просунул руку через решётку и погладил существо по мерзкой морде, за что был немедленно награждён сгустком вонючей слюны на рукаве.

Роба совершенно неприлично вывернуло наизнанку, что наконец-то заставило горбуна скривиться от отвращения.

– Завтра, малыш, завтра… Потерпи немного, – ласково приговаривал дядя, почёсывая раздувающиеся чешуйчатые ноздри твари.

– Что завтра? – уточнил Роб, вытирая рот рукавом и чувствуя, что желудок взбунтовался не на шутку.

– Завтра мы выпустим его, Роб. Все решат, что последний Хараган мёртв, я усмирю дракона и стану хозяином Латернона, а потом и всей Сальсирии.

– Но ведь Хараган жив, – возразил Роб, борясь с очередным приступом тошноты. – Он может заявить об этом.

– Тогда его обвинят в том, что выпустил дракона, и казнят за угрозу Сальсирии, а ему это не нужно. Он слишком печётся о своей великой миссии, племянник, и не будет подставлять свою шкуру. А пока он будет прятаться, я доберусь до настоящего дракона и повторю то, что сделали Хараганы больше тысячи лет назад. Я стану новым носителем драконьей магии, но не буду прятаться за стенами Латернона. Я буду править всем этим миром и…

– Но… Это же всего лишь легенда. Откуда тебе знать, что тогда сделали Хараганы? Я думал, что ты и правда нашёл способ подчинить себе дракона Таорнага, но это… Это безумие, дядя!

– Болван ты, Робби. Я всё тщательно продумал. Бапс будет бесчинствовать, чтобы держать людей в страхе. Все удерут из Латернона, и никто не помешает мне осуществить задуманное.

– У тебя ничего не выйдет. Я верил тебе до последнего, но сейчас… Дядя, не делай этого. Это чудовище нельзя выпускать, оно же людей покалечит!

– Да, – согласился господин. – Оно будет жечь, разрушать и убивать до тех пор, пока мне это нужно. Бапс заставит Сальсирию содрогаться от ужаса, а я её спасу. А когда Бапс издохнет, горбун сделает мне нового дракона, если понадобится. Даже если у меня ничего не выйдет с настоящим драконом, Хараган не позволит ему проснуться. Он будет и дальше мучить несчастных дурочек, чтобы продлить свой род. Только уже не в Латерное, а где-нибудь в грязном сарае в Тсалитане, подальше отсюда, чтобы его никто не узнал. Его род всё равно будет работать на меня. Я в любом случае буду править Сальсирией, Роб.

– А если Хараган умрёт и настоящий дракон проснётся?

– Тогда мы снова его усыпим. Ты же знаешь состав зелья, которое может это сделать, да, горбун?

– О, да, мой повелитель! – алхимик рухнул на колени и восхищённо воззрился на господина. – Мы принесём дракону жертву, которая вновь…

– Дядя, я умоляю тебя, остановись. Лучше бы я сразу отказался тебе помогать, чем сейчас понимать, что ты окончательно сошёл с ума.

– Ты уже не хочешь быть королём Хейнорма, Роб? Куда подевалось твоё тщеславие? Я надеялся, что ты пойдёшь со мной до конца.

– Но это уже конец. Ты не понимаешь, что творишь. Не-е-ет, я отказываюсь в этом участвовать.

– Я так и думал, – вздохнул господин. – Горбун, опусти решётку.

Алхимик немедленно вскочил с пола, метнулся к стене, потянул за короткий рычаг и выпрыгнул в тоннель раньше, чем позади него с лязгом рухнула тяжёлая кованая решётка, перекрывающая выход из пещеры.

– Дядя? – нахмурился Роб и попятился, отказываясь верить в происходящее. – Что ты…

Засов на клетке лязгнул, ударив по натянутым до предела нервам звуком, означающим только одно – конец.

– Завтрак подан, малыш… Взять!

Не желая ненароком стать частью этого завтрака, господин заперся в клетке, равнодушно слушая истошные вопли племянника и отвратительные чавкающе-ворчащие звуки, издаваемые проголодавшимся существом. Он с самого начала не рассчитывал на то, что Роб оценит его великолепный замысел. А человек, который перестаёт верить в успех, становится обузой. Очень опасной обузой, особенно если у него есть хотя бы капля совести. Кто знает, что могло взбрести в голову этому глупому щенку? Вдруг он начал бы каяться? Рассказал бы кому не надо всё, что ему было известно… Нет, так рисковать было нельзя.

Жалость… Да, немного жаль. Родственник, как-никак. Но лучше лишиться одного родственника, чем шанса получить желаемое. Двух родственников – более чем достаточно. Нужно будет – он принесёт в жертву своему замыслу и остальных. Правда, теперь это уже вряд ли понадобится, ведь до заветной цели осталось совсем немного. Завтра… Завтра история Сальсирии начнётся с чистого листа.