Глава 53

Я сижу в своей комнате и пытаюсь рисовать. «Пытаюсь» — это очень точное слово, так как у меня никогда не получалось, хоть что-нибудь, нарисовать красиво в свои десять лет. Мои репетиторы по рисованию говорили, что талант к изобразительному искусству умер во мне ещё до моего рождения. И я была с ними абсолютно согласна. Но, высшее общество требовало, чтобы у девочек было не только общее образование, но и, хотя бы, базовый уровень в рисовании, музыке и танцах. Вот и приходилось мучить и себя и репетиторов. А в данный момент я выполняла задание своих учителей — рисовала морской пейзаж. Получалось что-то среднее между бурными фантазиями шизофреника и каракулями ребёнка детсадовского возраста.

— Милена! — зашёл в комнату мальчик моего возраста.

Это был Мишель — мой первый и единственный друг. Сын одной служанки, с которым мы, можно сказать, выросли вместе.

— Мишель, что ты здесь делаешь?! — изумлённо воскликнула я. — Тебе нельзя сегодня быть со мной. Папа сегодня дома. Если он увидит, что мы снова разговариваем — накажут обоих!

Мой отец был против нашей дружбы. Удивительно… На меня ему было плевать, а вот на то, с кем я общаюсь — нет. Когда он узнал обо мне и Мишеле, отец высек плетью Мишеля у меня на глазах, а потом сказал мне: «Если ещё раз увижу тебя, разговаривающую с этим сбродом, его изобью до смерти, а тебя заставлю смотреть на это, а потом запру дома на год!». С тех пор, мы с Мишелем могли играть вместе только тогда, когда отца не было дома. И то, приходилось быть очень осторожными, чтобы нас не увидели слуги, которые могли доложить обо всём отцу. Поэтому, увидев Мишеля сейчас, я очень испугалась и за себя и за него.

— Я ненадолго. Я должен тебе кое-что рассказать, Милена! — взволнованным голосом, сказал мальчик.

— О чём рассказать? — с удивлением спросила я.

— О том, что хочет сделать твой отец, — ответил Мишель. — Моя мама слышала разговор хозяина с герцогом Ксабиром, а потом сплетничала об этом на кухне. Она сказала, что твой отец договаривается с герцогом о том, чтобы, когда тебе исполнится шестнадцать лет, выдать тебя замуж за сына Ксабира. Мама ещё сказала, что хозяин так выразился: «Пользы от девчонки никакой, так, хоть, поможет мне породниться с аристократическим родом!».

Я, с недоверием, смотрела на Мишеля. Я видела сына герцога несколько раз у нас дома. Ему было уже тридцать два года и красавцем он, отнюдь, не был. И прозвище у него было «Синяя борода». Дело в том, что он был уже женат четыре раза и все его жёны умирали от каких-либо причин. В обществе поговаривали, что сын герцога был садистом и извращенцем и все его жёны умирали от побоев и издевательств. Он уже довольно долго искал себе шестую жену, но… ни одна семья не хотела выдавать своих дочерей за этого зверя, так как знали, чем это закончится. А мой отец… он же тоже всё это знал! Знал и, всё равно, хотел выдать меня за него замуж?! Неужели, мой отец меня настолько ненавидел?!

— Я к отцу, — встала я со своего места, где рисовала и, быстрым шагом, направилась в рабочий кабинет Виктора Деланье.

— Не надо, Милена! — попытался остановить меня Мишель. — Не ходи! Ничего хорошего из этого не выйдет. Ты только хуже можешь сделать!

— Мне всё равно! Я хочу знать, как мой папаша до такого додумался — договориться о моём замужестве! Мне, всего, десять лет! И уж, тем более, я не собираюсь выходить замуж за сына герцога Ксабира!

Как мой друг ни пытался меня остановить, но у него не вышло. Я ворвалась в кабинет отца в тот момент, когда он прощался с герцогом.

— Папа, это правда, что ты собрался меня замуж по договору выдать?!

— Как ты смеешь так бесцеремонно вламываться в мой кабинет?! — вместо ответа, закричал отец.

— А как ты смеешь так бесцеремонно распоряжаться моей жизнью?! — в тон ему, ответила я.

— Господин герцог, извините меня, — обратился Деланье к своему гостю. — О деталях мы с вами договоримся в следующий раз. А сейчас мне нужно привить своей дочери правила поведения.

— Вы уж постарайтесь, господин Деланье, — ответил герцог. — Моему сыну нравятся тихие и скромные девушки. Хамка ему не нужна. До скорой встречи, — и мужчина ушёл.

— Не смей меня позорить своим поведением, наглая девчонка! — со злостью, сказал Деланье. — Тем более, перед самим герцогом!

— Папа, ты хочешь выдать меня замуж за того, кому отказали все приличные семьи! Своим поступком… Это ты нашу семью позоришь, а не я!

— Заткнись! Во-первых, я тебе не «папа»! Я — твой отец! А во-вторых, герцог очень богат и знатен. Породниться с ним — это большая честь и удача! От тебя, хоть, польза будет в этом случае. На что ты мне ещё-то нужна?

— Но, па… отец, ты, ведь, прекрасно знаешь — какие слухи ходят о сыне герцога! Все его четыре жёны умерли! И его извращенцем называют!

— И что из этого? — равнодушно спросил отец. — Мне всё равно, что с тобой будет в этом браке. Пусть там, хоть, издеваются над тобой, избивают… Ещё только надо надеяться, что ты, к шестнадцати годам, покрасивее станешь. Твоя цель — это понравиться своему мужу, раздвинуть перед ним ноги и родить мне внука, который, в отличие от тебя, сможет продолжить моё дело и унаследовать титул герцога!

— Как ты смеешь говорить такие вещи моему десятилетнему ребёнку?! — как разъярённая кошка-мать, буквально, влетела в кабинет моя мама. — Ты головой своей думаешь, вообще, Виктор?!

— Ты не забывай, Ребекка, что Милена и моя дочь. И не забывай, за чей счёт ты живёшь. С вами двумя я могу делать всё, что угодно!

— Ну, и сволочь же ты, Виктор! Деньгами своими попрекаешь? Ты, ведь, сам запретил мне работать!

— Разумеется, запретил! Женщине, из семьи Деланье, не пристало батрачить на кого-то!

— Тогда, не тыкай мне в нос то, что я живу за твой счёт! — яростно сказала мама. — И что за разговор о замужестве, который уже вся прислуга в доме обсуждает? Милене десять лет! Ещё рано думать о том, кто будет её мужем.

— А я считаю, что в самый раз, — решительно объявил отец. — Более выгодной партии, чем сын герцога Ксабира, мы не найдём.

— Ты, правда, хочешь выдать свою родную дочь замуж за такого человека?! — потрясённо смотрела на своего мужа женщина. — И всё только ради нового титула, связей и денег?!

— А ради чего ещё-то? Девчонка не сможет продолжить военное дело нашей семьи. Единственное, что она может для меня сделать, это выгодно выйти замуж и, наконец, родить мне внука.

— Внук, выгода… Это единственное, что тебя волнует? — тихо спросила моя мама. — Ты ломаешь жизнь своей дочери! Этот сын герцога… он ублюдок, каких поискать! Я тесно общалась с его последней, четвёртой женой. И, знаешь, что она мне рассказывала про своего мужа? Она говорила, что он её избивает постоянно. Говорила, что у него дома целая комната пыток оборудована! И ещё… Милена, закрой уши! — приказала она мне и, когда я это сделала (притворилась, конечно же), продолжила. — И ещё, он любитель жёсткого секса! Его жена говорила, что у него, без крови, извините за грубость, даже не встаёт! Одумайся, Виктор! Милена твоя единственная дочь!

— Разговор окончен. Милена выйдет замуж за наследника герцога Ксабира в шестнадцать лет. Это решено! И своё решение я менять не собираюсь. Идите отсюда, обе!

Мама не стала дальше перепираться с отцом. Она взяла меня за руку и молча вышла из кабинета.

Мама привела меня в свою комнату, села за пианино и тихо спросила:

— Хочешь, я сыграю тебе что-нибудь?

— Мама, ты ничего не можешь сделать с решением отца, да? Мне придётся выйти замуж за жестокого плохого человека?

— Кто знает, что может случиться за шесть лет? Может, с этим человеком что-нибудь произойдёт и тебе не придётся становиться его женой.

— Я слышу по твоему голосу, что ты сама не веришь в свои собственные слова! — всхлипывая, произнесла я. — Мама, я не хочу… не хочу жить с таким человеком, как сын герцога! Не хочу! Я не хочу, чтобы меня избивали; не хочу, чтобы издевались; не хочу, чтобы со мной… делали ещё что-то! Мама, пожалуйста, сделай что-нибудь! Пожалуйста! Пожалуйста, мама! — я уже плакала, не пытаясь сдерживаться (хотя, о какой сдержанности, вообще, может идти речь, если ты, всего лишь, десятилетняя девочка).

— Девочка моя, бедная! — женщина подбежала ко мне и обняла. — Ну, не плачь! Не плачь. Всё будет хорошо. Ещё целых шесть лет впереди! За это время мы что-нибудь обязательно придумаем! А когда тебе исполнится восемнадцать, мы сможем… — тут она неожиданно запнулась. — Когда тебе будет восемнадцать… Господи, доченька, что же я натворила?! — она прижала меня к себе ещё сильнее. — Я… я же поступила ещё хуже, чем твой отец!

— Мама… Мама, о чём ты говоришь?! — от беспокойства за мать, из-за её неожиданных слов, я даже плакать перестала.

— Милена, твоя мама совершила непростительную вещь. Ради одного человека, который был мне дорог, я… я пообещала твою душу демону!

— Что?

Я не понимала, о чём она говорит. Я читала о том, что существуют такие создания, которых называют «демонами». И я слышала, что они могут исполнять желания людей и забирают за это душу. Я, в силу своего возраста, плохо осознавала, как важна душа и что это, вообще, такое. Я знала только то, что без души человек жить не может и отдать её демону можно только в самом крайнем случае. Но, как такое возможно, чтобы мама сделала что-то подобное?

— Меня нельзя простить, — тем временем, продолжала мама. — Я не заслуживаю прощения. Но, я и не подозревала тогда, десять лет назад, что моя доченька станет для меня самым дорогим существом на свете!

— Слишком поздно ты раскаялась. Раньше надо было думать. До того, как продала душу своего родного ребёнка демону!

Я, с недоумением и страхом, слушала свой собственный голос. Это говорила не я — это говорил кто-то… кто-то, моим голосом, моими губами… хотя, и с другой интонацией. Я чувствовала, что не могу себя контролировать; чувствовала, что тело двигается само по себе… Мама тоже поняла, что происходит что-то не то:

— Милена? Милена — это ты?

— Нет, я — не твоя дочь. Я — личность, живущая внутри Милены, которая спала до этого момента. И которая должна была спать ещё долго! Кто же мог подумать, что всё так получится? Сильный эмоциональный шок Милены, который она получила из-за твоего признания и поступка отца, разбудил меня. И что теперь делать, а?

— Я… я не понимаю… Милена, очнись! Ты говоришь какую-то чушь! — женщина пыталась натянуто улыбаться, пыталась перевести всё в шутку.

— Ты совершила огромную ошибку, когда решилась на этот чудовищный поступок десять лет назад, — продолжала сущность, говорящая за меня. — Ты просишь прощения у дочери? Ты права — прощения ты не заслуживаешь. А свою вину ты можешь искупить только своей смертью!

Что было дальше — мне, впоследствии, снилось в кошмарах каждый день. В моей руке, из ниоткуда, появился узкий чёрный меч, который пронзил тело моей матери насквозь! Пару секунд мама смотрела на лезвие, торчащее из её груди, ещё не понимая, что именно произошло и что жить ей осталось считанные секунды. Затем, она стала заваливаться на бок, потащив за собой и меня. В результате, мы обе оказались на полу, меч исчез, как будто его и не было, а меня просто залило кровью моей родной матери! Мой мозг отказывался воспринимать происходящее, как реальность. Я только не понимала, почему я вся в какой-то красной жидкости; почему мама не шевелится и почему так кричит, зашедшая в комнату, служанка.

— Что такое?! Вы, своими криками, мешаете мне работать! — зашёл разозлённый отец. — Что за… — увидел он картину произошедшего. — Что тут случилось?!

Служанка ничего хозяину ответить не могла — только рот открывала, как выброшенная на берег рыба. А до моего сознания начало доходить, что произошло. Я, отодвинувшись от неподвижного тела мамы, медленно подняла руки к глазам, увидела на них ту же красную жидкость, что и на своей одежде…

Что произошло потом — я плохо помню. Помню только, что после моего крика треснули стёкла, а потом дождь из осколков засыпал меня. После я потеряла сознание.

Я пришла в себя в каком-то тёмном сыром помещении. Единственным источником освещения здесь было маленькое решётчатое окно, которое находилось так высоко, что даже взрослому человеку до него было не дотянуться. Я встала с холодного пола, сделала шаг и почувствовала, что меня что-то держит. Я посмотрела вниз и увидела, что к моей ноге была прикреплена цепь, около метра длинной.

«Что случилось?! Почему я здесь?! Где мама?! Где отец?!» — в панике думала я.

— Эй, есть тут кто-нибудь?! — закричала я. — Выпустите меня отсюда!

Сначала ничего не происходило, а потом за дверью послышались чьи-то шаги. Дверь открылась, а на пороге стоял мой отец.

— Отец, что происходит? Почему я нахожусь в какой-то темнице, на цепи?! Мама не позволит такого обращения со мной! Даже тебе!

— Мама не позволит? — переспросил Деланье. — Да у тебя теперь нет никакого права, вообще, говорить о ней, чудовище! Ты же сама её убила! Пробила грудную клетку насквозь! Правда, оружие, которым ты это сделала, мы так и не нашли.

— Что ты говоришь, отец?! — я с ужасом смотрела на мужчину. — Я… я не убивала маму!

— Будешь теперь притворяться, что ничего не помнишь? Не получится! Служанка нашла тебя рядом с телом Ребекки, всю в крови! И кроме того… кроме того, у тебя глаза демона! Смотри сама! Специально, чтобы показать тебе, принёс, — он достал из кармана пиджака, в котором он был, зеркало и чуть ли не швырнул его мне. — Кстати, от ран, от осколков окна, на твоей коже не осталось и следа! У тебя все порезы от стёкол зажили за секунды!

Я посмотрела на своё отражение и не поверила своим глазам. Точнее, я не верила, что в зеркале отражались именно мои глаза! Не может же такого быть, чтобы они были красного цвета, с вертикальными зрачками! Не может! У людей таких глаз не бывает!

— И что ты на это скажешь, тварь?! — продолжал мужчина. — Признавайся, каким образом ты убила свою родную мать?!

— Я её не убивала! — крикнула я.

В этот момент в моём сознании вспыхнули картины произошедшего. Вот, мама мне говорит о том, что отдала мою душу демону. Вот, я ей что-то отвечаю, а затем, неожиданно, у меня появляется какой-то чёрный меч, и я пронзаю свою маму им насквозь…

— Нет… Нет! Нет! Это — ложь! Такого не могло произойти! Не могло! Папа… отец, скажи, что это — ложь! — просила я.

— Ты. Убила. Свою. Мать, — раздельно произнёс отец. — Пусть, я и не питал к ней никогда тёплых чувств или ещё чего-то в этом роде, но… она была моей женой! Она была моей собственностью, а свою собственность я никому не позволю трогать безнаказанно! Хоть, ты и моя дочь… Да какая ты мне теперь дочь?! Моей дочерью не может быть существо с такими глазами! Решено! Завтра, я объявлю, что моя жена и ребёнок погибли при несчастном случае.

— Отец, что ты хочешь сделать? — похолодела я. — Ведь, нельзя признать человека умершим, если он жив! Ты… хочешь меня убить?

— Нет. Я не собираюсь тебя убивать. Я, ведь, так и не узнал, как ты убила Ребекку. И ещё эти твои глаза… Ты будешь отправлена в небольшой город — Зельтир. Место, где ты пару раз отдыхала со своей матерью. Там у меня есть особняк, оборудованный под лабораторию. В том месте работают учёные, которых я спонсирую. Вот, пусть они и разбираются — кто ты, зачем и почему. Мне плевать, что они там с тобой будут делать. Главное, чтобы они всё выяснили, — после этих слов, отец вышел.

Я бросилась за ним, но цепь напомнила мне, что я теперь, как собака на цепи, которой не выйти на свободу, пока её не отпустит хозяин.

— Отец! Отец! Не уходи! Не оставляй меня здесь! — звала я, но безрезультатно.

Я кричала до тех пор, пока мой голос окончательно не охрип. Потом я пыталась снять с ноги цепь, но добилась лишь того, что содрала себе всю кожу с пальцев. Кончилось всё тем, что я разревелась — от страха, от безысходности, от непонимания происходящего… Всё ещё не верилось, что мама умерла и что убила её я. Точнее, кто-то внутри меня.

Дверь снова открылась и зашли трое незнакомых мне мужчин. Я сразу же стала их спрашивать о том, кто они, где отец и так далее. Но, они молчали. Они отстегнули цепь от моей ноги, а вместо неё застегнули на руках наручники. Я не понимала — зачем? Я же не убийца! Не чудовище какое-то! Тем временем, незнакомцы завязали мне глаза чёрной повязкой и куда-то повели. Я не видела, куда мы шли. Поняла только то, что мы поднялись по лестнице (похоже, до этого я была в подвале), прошли несколько комнат и вышли на улицу. Затем, меня посадили в машину.

Ехали мы долго — кажется, несколько дней. Машина периодически останавливалась, мои сопровождающие отдыхали, кормили меня, просто запихивая мне еду в рот, водили в туалет. Я пыталась разговаривать со своими безмолвными стражами, но за всю поездку никто их них не проронил ни слова. Я иногда даже начинала сомневаться — сидит ли кто-нибудь, вообще, рядом со мной.

Наконец, машина прибыла к месту назначения. Меня вытащили из транспорта и снова куда-то повели. Повязку с глаз и наручники с меня сняли, заведя в комнату, очень сильно похожую на больничную палату. Белые стены, узкая кровать с одним матрасом, тумбочка — больше ничего. Даже запах был такой же, как в больнице — невыносимо пахло лекарствами.

— Добро пожаловать в ваш новый дом, госпожа Деланье, — в первый раз со мной заговорили. — Теперь вы, вряд ли, отсюда, когда-нибудь, выйдете, — и меня оставили одну.

С этого момента у меня началась новая жизнь. Хотя, правильнее было сказать, что с этого момента моя жизнь закончилась, обратившись в нескончаемый поток безрадостных адских дней.

Первые дни ничего такого не происходило. У меня просто брали многочисленные анализы, расспрашивали о моих ощущениях, спрашивали — осталось ли моё зрение таким же, каким оно было до изменения… А потом… Вы знаете, какого это, когда ваше тело режут без обезболяющего и наркоза только для того, чтобы узнать ваш болевой порог, с какой скоростью заживают ваши порезы и какая рана может стать для вас смертельной? Хотя, зачем я это спрашиваю? Никто, кроме меня, не знает, какая это боль, какой это ужас и какое это сильное желание умереть, лишь бы прекратить всё это! Со временем, исследователи выяснили, что боль я чувствую такую же, как обычный человек — не меньше. А вот на счёт ран… Со мной много чего делали — разрезали кожу, разрезали вены, артерии… Разве что, части тела отрезать не пробовали! И всё заживало за несколько часов! Но для меня была ещё одна жуткая деталь. Какая бы сильная не была боль — я не могла потерять сознание. Я не могла нырнуть в спасительную тьму, в которой можно ничего не чувствовать! Мне делали какие-то уколы, ставили капельницы… После некоторых экспериментов невыносимо жгло всё тело, крутило внутренности, я не могла заснуть от боли. Кстати, мои глаза через несколько недель, вновь, стали нормальными, человеческими.

Там, кроме меня, были и другие дети. Все в возрасте от четырёх до двенадцати лет. И они были в ещё более худшем положении, чем я. Если меня запирали, хотя бы, в комнате-палате, то остальных детей держали в клетках, никуда не выпуская. Над ними тоже ставили эксперименты. Я видела у некоторых детей части тела, покрытые чешуёй; видела заострённые уши; видела хвосты, как у ящериц или у кошек; видела нечеловеческие глаза; видела клыки у детей и, разумеется, раны, оставленные зверскими опытами. И почти все, над кем поработали учёные, потеряли рассудок. Двадцать четыре часа в сутки повсюду разносились крики, плач, вой, стоны. Чтобы заснуть ночью, мне приходилось накрывать голову подушкой, и то, это помогало мало. Мне казалось, что я уже сама схожу с ума. А может, мне это и не казалось. Чтобы окончательно не потеряться в этой веренице дней и не свихнуться окончательно, я приводила себя в чувство при помощи боли. Мне казалось разумным — причинять себе одну боль, чтобы забыть о другой. Боль — это единственное, благодаря чему я ещё осознавала, что существую. День за днём, раз за разом, забиваясь в угол своей комнаты, я раздирала свою руку буквально на лоскуты, царапая кожу ногтями, которые мне тут никто не стриг. Удивительно, но раны, которые я наносила себе сама, заживали с обычной скоростью, как у всех. Учёные не могли это объяснить, но и не препятствовали моему ежедневному самоистязанию. Впоследствии, моя правая рука, которой, обычно, доставалось больше, чем левой, по количеству шрамов и царапин, стала похожа на запястье суицидника со стажем. Но, если говорить о суицидниках… Среди детей было много тех, кто решался на самоубийство. Наверное, они считали, что лучше смерть, чем жизнь в лаборатории. А может, в их помутневшем рассудке рождалась совершенно другая причина — я не знаю. Разумеется, детям не давали в руки ничего, что могло стать опасным для жизни. Но, это их не останавливало. Одни умудрялись разбить себе голову о стальные прутья решётки их собственной клетки, другие перегрызали себе вены, а у кого-то получалось из собственной одежды сделать петлю. Дети умирали и умирали, а у меня становилось всё больше ночных кошмаров — разбитые окровавленные головы, разодранные зубами запястья, синие вывалившиеся языки висельников… Кто знает — откуда брали этих детей для экспериментов, но многочисленные смерти от самоубийств и неудачных экспериментов, волновали учёных мало. Тела детей просто засовывали в мешки и куда-то увозили, а на следующий день в лабораторию привозили ещё больше детей, чем умерло.

И вот, однажды, в одном мальчике, которого привезли с очередной группой детей, я узнала Мишеля.

— Мишель, это, правда, ты?! — забыв обо всём на свете, подбежала я к своему другу, когда меня вели в комнату для экспериментов.

— Милена?! — мальчик был шокирован не меньше меня. — Это — невозможно! Ты же погибла вместе с госпожой при несчастном случае, год назад!

«Год назад?! Значит, я нахожусь здесь уже целый год?!» — я давно перестала считать дни, но я и представить не могла, что прошло уже столько времени.

— Я не погибла! Отец всем соврал!

— Значит, твоя мама, тоже, на самом деле, жива?

— Нет. Мама… — замялась я. — Её нет в живых. А ты как сюда попал? За что?

— Я не знаю. В один день просто пришли незнакомые люди и, ни слова не говоря, привезли меня сюда. Милена, ты знаешь, что это за место? Зачем мы здесь?

Я не успела ему ответить — мои сопровождающие не стали ждать, пока мы закончим говорить и силком потащили меня к месту моего назначения. А Мишеля, как и всех, повели сначала на анализы, а затем, в клетку.

Следующие несколько дней я делала попытки вновь поговорить с Мишелем. Но, у меня ничего не выходило. Меня либо сопровождали работники лаборатории, либо я была заперта в своей комнате. Только один раз у меня получилось сбежать. Учёные, которые были со мной, на что-то отвлеклись и я этим сразу воспользовалась. Я, найдя Мишеля, пыталась открыть дверь клетки, где он был заперт. Я содрала кожу на руках, пытаясь сорвать замок, но ничего не получалось.

— Милена?! — меня увидел они из учёных. — Ты? А ну, стой!

Я бросилась бежать, а те, кто был в это время здесь, за мной. Я бежала между столами и шкафами, пробираясь к выходу.

— Милена, не оставляй меня здесь одного! — кричал Мишель. — Я больше не могу здесь оставаться! Нет! Пожалуйста, Милена!

— Я обязательно вернусь за тобой, Мишель! — крикнула я, наконец, добравшись до двери. — Дождись меня!

Я смогла немного оторваться от своих преследователей, завернув в коридор, в котором я сама ни разу не была. Я дёрнула первую попавшуюся дверь — на моё счастье, она оказалась открыта. Я быстро забежала в комнату, захлопнула за собой дверь, надеясь, что те, кто меня ищет, здесь меня не найдут.

Вдруг, в самой комнате, где я была, послышался какой-то шум — то ли мяуканье, то ли ворчание. Испуганно оглядев комнату, я наткнулась на высокий стол, на котором стояла небольшая клетка. В клетке находился чёрный пушистый зверёк, размером чуть больше кошки. Он смотрел на меня своими жёлтыми глазами, явно ожидая каких-либо действий с моей стороны. Повинуясь какому-то порыву, я подошла к клетке, увидела, что задвижка на ней самая простая и открыла дверцу «тюрьмы» животного.

— Плохо, когда живые существа сидят в клетке, — тихо произнесла я, смотря прямо в глаза зверьку. — Неважно — звери это или люди. Я поняла это на собственном опыте. А, ведь, когда-то, в этом доме я была гостьей. Но, теперь я здесь, всего лишь, подопытный кролик. Хотя, нечего тебе меня слушать. Беги отсюда! Беги, как можно дальше!

Уговаривать зверька не пришлось. Он выскочил из клетки, подбежал к противоположной от двери стене, оглянулся на мгновение, а затем… просто прошёл сквозь стену и исчез. Я не поверила своим глазам. Я ущипнула себя, как можно сильнее, но всё оставалось без изменений. Я даже на мгновение испугалась, что, благодаря экспериментам, у меня появились галлюцинации.

А через каких-то пять минут меня поймали. Потом, меня снова повели на какие-то эксперименты. Только в этот раз всё было не как обычно. Мужчины в халатах что-то оживлённо обсуждали. Пытаясь вникнуть в их разговор, я услышала, как они говорили о том, что вывели какой-то новый химический состав, который сможет сдвинуть их дело с мёртвой точки. И что первым делом, это новое вещество стоит опробовать на мне, как на самом интересном экземпляре. Но, у них было сомнение по поводу того, что сильный здоровый организм может нейтрализовать чужеродное вещество и тогда никаких результатов они не добьются. А что это означает? Это означает, что нужно сделать так, чтобы организм стал ослабленным, не способным сопротивляться. В общем, сначала меня обкалывали какими-то лекарствами, потом… потом они попросили здоровенных охранников, охранявших здесь всё, сделать так, чтобы я не могла двигаться, даже если меня не связать. Результат — меня, всё-таки, приковали цепями к стене и избили так, что я не то, что бежать или идти, а даже шевельнуться не могла.

— Кто-нибудь… выпустите меня отсюда! Кто-нибудь… спасите… — молила я тогда разбитыми в кровь губами. — Я ведь ни в чём не виновата! Я… больше не могу!

— А сейчас, Милена, сделаем тебе небольшой укольчик, — ко мне подошёл мужчина, со шприцом в руке. — Не бойся, больно не будет.

Но, он обманул меня. Больно было и ещё как. Меня как будто облили бензином и подожги! Причём подожгли не только кожу, но и все внутренние органы! Я кричала, билась в цепях… Потом, когда кричать сил уже не осталось, я могла только стонать от боли. А затем… затем на моей спине, как будто, образовались два горба! Они увеличивались, росли… пока не разорвалась одежда на спине и пока кожа не лопнула, высвобождая два крыла! Одно белое, как у лебедя, а второе — чёрное крыло летучей мыши или дракона!

Что было потом? Учёные что-то радостно обсуждали, осматривая меня, горячо поздравляли друг друга с чем-то. А меня отцепили от цепей, взяли под руки два охранника и отволокли в мою «комнату».

— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — без остановки шептала я перед тем, как уснуть.

— Прости, Милена. Я не знала, что смерть твоей матери обернётся в нечто подобное, — услышала я чей-то голос.

Вокруг была одна темнота — я ничего не видела. А потом, прямо передо мной, появилась… я? Да, появившаяся девочка выглядела в точности, как я.

— Кто ты такая? — спросила я. — И где мы?

— Ты сейчас спишь в своей комнате, в Зельтире. А это, всего лишь, сон. Я — Адалисса. Я та, кто спит глубоко внутри тебя.

— Так, это была ты! — догадалась я. — Это ты управляла моим телом тогда, когда мама умерла! Это ты её убила!

— Да, это была я, — спокойно ответила Адалисса. — Твоя мать заслужила смерть. Ты пока ещё не понимаешь всю серьёзность того, что она натворила. И, вряд ли, поймёшь, пока за тобой, в восемнадцать лет, не придёт демон.

— Мне всё равно, чтобы она не сделала! — крикнула я. — Она была моей мамой! Какое ты имела право её убивать?! И в этом месте я оказалась из-за тебя! И, вообще, почему, если ты смогла убить одного человека, то почему не убила работников лаборатории, которые столько всего сделали со мной?!

— Ты ещё слишком мала и слаба, Милена. Если я буду часто появляться до тех пор, пока тебе не исполнится, хотя бы, семнадцать лет, тело просто не выдержит моей силы и разрушится. Проще говоря, ты умрёшь. И я вместе с тобой. Даже чтобы просто появиться в твоём сне, мне потребовалось ждать целый год, чтобы ты оправилась после моего пробуждения. Насчёт твоей матери, я не буду с тобой спорить. Я сделала то, что посчитала нужным. А теперь, забудь на время о матери и ответь мне на один вопрос. Ты хочешь отомстить всем тем, кто заставлял тебя страдать? Ты хочешь, чтобы они страдали так же, как ты?

— Да! — нисколько не раздумывая, сказала я.

— Хорошо, — улыбнулся мой двойник. — Раз уж я, косвенно, виновата в том, что ты сюда попала, я всё беру на себя. Я обещаю тебе, Милена, что всех этих людей, в скором будущем, ждёт самая жестокая расплата.

— Расплата моими руками, как было с мамой? — с подозрением спросила я.

— Нет. Зачем же? Есть кое-кто, кто ради тебя готов пойти на всё.

— Кто-то, кто ради меня готов на всё? — не поверила я. — Такого человека нет!

— О, ты сильно ошибаешься. Один такой точно есть. Надо только его позвать, чтобы он смог тебя найти. Я это сделаю, а дальше он сам разберётся. Когда он узнает, что с тобой вытворяли, он здесь камня на камне не оставит. И эти учёные пожалеют, что родились. Так что, потерпи ещё чуть-чуть, Милена.

— Не очень-то верится в твои слова. Единственные люди, для которых я что-то значила — это мама и Мишель. Мою маму убила ты, а Мишель сам попал сюда. Но, даже если человек, о котором ты говоришь, существует, то, как я его узнаю?

— Об этом не волнуйся, — ответила Адалисса. — Сама поймёшь, что это он.

Я проснулась всё в той же палате.

«Это был просто сон? Нет, слишком реально всё было и я помню разговор с этой Адалиссой почти слово в слово. А может, мой расшатанный разум создал для меня сон, который подарил мне надежду? Очень надеюсь, что это не так».

Прошло ещё несколько дней. Учёные пока оставили меня в покое — не пытались вколоть мне то вещество ещё раз. Наверное, решили, что мне одного раза с лихвой хватило. Крылья никуда не делись. Правда, летать на них было негде. Да и зачем они мне, вообще?

Я уже начала забывать тот сон, где я повстречалась с убийцей своей матери, как посреди ночи, в моей «комнате» появился незнакомец. Это был молодой мужчина, стройного, даже хрупкого, телосложения. У него были длинные белоснежные волосы неровными прядями спадавшие ему на лицо, скрывая серые глаза.

— Кто вы такой?! — испуганно спросила я. — И что здесь делаете?!

Он не был похож на учёного, да и на охранника не очень. Тем более, я не слышала, чтобы кто-то отпирал дверь. Мужчина, буквально, из ниоткуда появился у меня!

— Зови меня Крисом, — с улыбкой ответил он. — Я долго искал тебя, Милена. И даже не знаю — нашёл бы или нет, если бы кое-кто не явился ко мне во сне и не рассказал, где ты находишься.

— Неужели, вы имеете в виду… Адалиссу?

— Совершенно верно, — кивнул Крис.

— Но, что вы хотели сказать под тем, что давно искали меня? Мы, ведь, даже незнакомы!

— Не забивай себе этим голову, Милена. Лучше расскажи-ка мне, что с тобой здесь делали? И… откуда эти раны на запястьях и правой руке?

— Правая рука — это я сама себе… Сама себя ранила, в общем.

Не знаю — почему я призналась в таком совершенно незнакомому человеку? Но, мне казалось это нормальным. Рядом с этим человеком мне было абсолютно спокойно. Возможно потому, что это был первый человек, за столь долгое время, которого заинтересовала моя судьба, хотя, и не понятно — из-за чего. Но, было ещё что-то. Мне казалось, что я очень давно знаю этого человека и что он мне очень дорог. И я готова была рассказать ему всю свою жизнь; всё, что творилось здесь со мной, в Зельтире. Что я и сделала (кстати, сразу перейдя с мужчиной на «ты»). Крис слушал меня внимательно, ни разу не перебивая. Только глаза его становились всё злее и злее по мере того, как я ему рассказывала о жизни в лаборатории.

— Мне жаль, что я не нашёл тебя раньше, Милена, — сказал Крис после моего рассказа. — Но, теперь всё изменится. Ты хочешь уйти отсюда, вместе со мной?

— Конечно, хочу! — мгновенно ответила я — другого ответа и не могло быть. — Но, почему ты хочешь мне помочь?

— Есть много причин. Но, ты можешь считать, что я помогаю тебе потому, что у тебя такие же глаза, как у меня, — его глаза изменились — из светло-серых они, действительно, стали такими же, как у меня были одно время — кроваво-красными, с нечеловеческими кошачьими зрачками.

— Ты тоже, как и я… чудовище? — вспомнила я, как меня называли учёные много раз.

— Нет, Милена, ни ты, ни я — не чудовища. Чудовища — это люди. Они всегда ими были и всегда ими останутся. Помни об этом. Никогда им не доверяй. Во всём мире, ты можешь доверять только мне и Адалиссе. А теперь, посиди немножко в своей комнате, пока я не закончу.

— Не закончишь — что? — не сразу дошло до меня.

— Не закончу разбираться с твоими учёными, — уклончиво сказал Крис. — Но, если что, дверь в твою, так называемую, комнату, будет открыта. До скорой встречи.

После того, как Крис исчез, я дёрнула дверь. Как и сказал мужчина, она была открыта.

«Я, ведь, сейчас могу просто уйти, — подумала я. — Дверь открыта, и её никто не охраняет. Но, что я буду делать потом? Куда я пойду? К отцу — нельзя, а он — мой единственный родственник. Мне остаётся только довериться Крису и пойти с ним. И что теперь? Ждать его здесь или найти самой?».

В этот момент раздался чей-то истошный крик. Это и определило мои дальнейшие действия.

Впервые, почти за два года, я вышла из своей комнаты одна, без сопровождения. Было странно и непривычно идти по коридору, не имея за спиной людей в белых халатах и наручников на руках.

Повсюду было тихо, что меня напугало. В этом заведении даже глубокой ночью было шумно. Я решительно направилась туда, где в клетках держали детей. И, повернув из того коридора, где находилась, я пошла в нужную мне сторону.

Клетки оказались пусты. Нигде не было никаких признаков присутствия детей. И тут, я чуть не поскользнулась на красной жидкости, разлитой на полу. Я слишком много раз видела её, чтобы спутать с чем-то ещё. Кровь! И она была не только на полу — она была повсюду. Стены, потолок, шкафы… Всё было заляпано кровью. А сделав ещё несколько шагов, я наткнулась на кое-что ещё — на тело одного из учёных. Но, что с ним случилось? Он, как будто… сгнил полностью! Он был трупом, которому можно было дать больше месяца! А, ведь, я этого мужчину видела вчера днём. Поборов рвотные позывы, появившиеся от ужасного запаха гнили, я пошла дальше.

Следующее тело, на которое я наткнулась… Не могу сказать, что это было хуже, чем с первым, но… это была другая смерть. Человека что-то разорвало на части. Все конечности оторваны. Голова тоже валялась отдельно. Из разорванной грудной клетки торчали рёбра.

У другого была полностью содрана кожа и, почему-то, я была уверена, что сдирали её тогда, когда охранник (а это был именно он) был ещё жив.

Я увидела ещё много трупов — всех учёных, работников лаборатории и охранников, которых я знала. Все они умерли совершенно по-разному — не было двух одинаковых смертей. Объединяло их только одно — все они были мучительными. Изувеченные, изуродованные, искалеченные, изломанные, разорванные на куски… Да, я мечтала о самой жестокой смерти для всех этих людей. Я всех их ненавидела. Но, одно дело мечтать и совершенно другое — видеть весь этот кошмар! Я нисколько не сомневалась, что все эти смерти — дело рук Криса. Стоило лишь вспомнить, какой злобой загорелись его глаза, когда я рассказывала о своей жизни, чтобы убедиться в этом.

«Я сама этого хотела, — с ужасом поняла я. — Я сама сказала Адалиссе, что хочу этого! И тогда я была так в этом уверена. Но теперь… теперь я смотрю на последствия своего желания и понимаю, что… совсем не счастлива! Я должна радоваться, но этого нет и в помине. Мне просто жутко, страшно и противно от увиденного! Меня тошнит и выворачивает наизнанку не только от вида этих тел, но и от мысли о моей причастности к этому! Но, ведь, с тех пор, как Крис от меня ушёл, прошло не больше десяти минут. Как он смог убить их всех за столько короткое время?! И где все дети?!».

Я ещё, наверное, минут двадцать бродила по особняку, то и дело натыкаясь на кровавое месиво. Через какое-то время я даже начала привыкать к этому. По крайне мере, я перестала после каждого увиденного трупа очищать свой желудок. А может это прекратилось потому, что в желудке, попросту, ничего не осталось. Затем, я услышала голос Криса. Он был недалеко от того месте, где находилась я, и звал меня. Я, на мгновение, замерла, решая — идти или не идти. Слишком уж много ужасных вещей успел сотворить мой новый знакомый. И в мою голову закралась паническая мысль: «А если он на меня за что-нибудь разозлится? Он сделает со мной то же самое? Могу ли я идти с ним, не опасаясь, что он сам меня не убьёт?».

Ну, а потом, до меня дошло, что даже если я сейчас к нему не приду, то, рано или поздно, он, всё равно, сам меня найдёт. А его может разозлить то, что я сама к нему не пришла. И мне этого совершенно не хотелось.

А Крис, тем временем, говорил:

— Я всё сделаю ради неё! Только ради неё я нарушил закон! Ради Милены!

Он сделал несколько шагов, а затем, позвал меня:

— Милена, где ты?! Я ведь знаю, что ты здесь!

И я решила выйти к нему:

— Крис, зачем ты всех убил?!

— Тебе это не нравится, Милена? — спросил тот меня (?). — Разве, ты не сама этого хотела?

— Мне страшно…

— Что же тебя так пугает? Эти тела? Но, все эти люди заставляли страдать тебя! А всё, от чего ты страдаешь…. Я хочу уничтожить всё это! Только скажи… скажи, что я могу для тебя сделать?

— Я бы хотела… Чтобы всё было, как прежде! Чтобы ничего этого не было! Я хочу… хочу забыть!

— Тогда я сотру память Милены! И тогда тебе не придётся больше страдать, верно?! Ради тебя я сделаю всё, Милена!

— О чём ты?! Как ты можешь такое сделать?!

— Увидишь. Потерпи немного и я всё сделаю. Но, только в том случае, если ты пойдёшь со мной. Ты же пойдёшь со мной?

В его глазах было столько обещания и какого-то слепого обожания, что мне, на мгновение, стало страшно. Будь у меня какой-то другой вариант, я бы, вряд ли, послушала Криса. Но, другого варианта не было, и я пошла с ним.

Прошло несколько дней. Мы с Крисом покинули Зельтир. На мои крылья, которые так и не исчезли, Крис наложил иллюзию и их стало не видно. Когда я его спросила — не маг ли он, то он в ответ только улыбался, а на все мои остальные вопросы отвечал уклончиво. И он мне так и не сказал, как он убил всех людей в особняке. А по поводу детей, он сказал, что их не было в лаборатории, когда Крис пришёл. Видимо, учёные что-то с ними сделали, но что — осталось неизвестным.

Вскоре, мы пришли в довольно крупный город, под названием Гапирон. Мы остановились в небольшой гостинице, недалеко от городского центра.

— Надолго мы здесь? — спросила я Криса, когда ложилась спать.

— Завтра в этом городе будет большой праздник, — ответил мужчина. — Будет много людей. Это, как раз то, что мне нужно, чтобы исполнить твоё желание.

— При чём здесь люди и моё желание? — удивилась я.

— Адалисса, ты слышишь меня? — вместо ответа, спросил Крис.

— Слышу, — сказала Адалисса, завладевая мной. — Что ты собираешься делать, Самаэль?

«Самаэль? Почему Адалисса называет Криса Самаэлем?».

— У нас, ведь, одно желание, Адалисса, — продолжал Крис. — Мы оба хотим защитить Милену. Я хочу, чтобы она всё забыла. Хочу, чтобы кровь демона уснула в ней, хотя бы, до восемнадцати лет.

— Стереть ей память несложно, — усмехнулось моё второе «я». — А вот с кровью демона существует некоторая сложность. Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы её усыпить?

— Да, знаю.

— И ты пойдёшь на это ради Милены? Самаэль, ты понимаешь, что нарушишь закон самого мироздания?

— Разве, ты когда-то не сделала то же самое, Адалисса?

— Сделала. Но, ты видишь, что со мной стало из-за этого. За всё в этом мире надо платить. Даже мне и моей сестре Дайоне. Самаэль…

— Я уже всё решил, Адалисса.

— Для девочки нужно что-то сделать?

В комнате появился какой-то странный мальчик, старше меня, наверное, года на два-три. Отличало его от обычного человека наличие кошачьих ушей и кошачьих глаз.

— Салер? — удивился Крис. — Откуда он здесь?

— Милена спасла этого демона, когда его поймали учёные и засунули в клетку, блокирующую его способности, — сказала Адалисса.

«Неужели, это тот чёрный зверёк, которого я недавно выпустила из клетки? — поражённо смотрела я на подростка. — Сейчас он выглядит, как человек! И Адалисса сказала, что он демон! Получается, я освободила демона?!».

— Да, эта девочка спасла меня, — произнёс незнакомец. — Я в долгу перед ней. Если ей нужна какая-то помощь, то я готов.

— Если ты, действительно, решился, Самаэль, то помощь тебе не помешает, — обратилась Адалисса к Крису.

— Я прекрасно справлюсь со всем один.

— Я не спорю, что ты справишься. Но, позволь этому демонёнку отблагодарить Милену, помогая тебе.

— Ты просто хочешь, чтобы эта помощь привязала салера к Милене, — мрачно сказал мужчина. — Ведь, если он будет участвовать в том, что я задумал, демон навсегда свяжет свою судьбу с Миленой. Я прав?

— Милене нужен хоть кто-то, кому она будет дорога и кому она сможет верить. Пусть это и будет маленький салер. Ведь, после завтрашних событий, ты не сможешь быть с ней какое-то время. Согласен?

— А у меня есть выбор? — иронично приподнял бровь Крис. — Я так не думаю. Если ты что-то решила, то так оно и будет. Так что, салер мне поможет.

«О чём они, вообще? — я не понимала смысла ни одной фразы из их разговора. — Что такого собирается сделать Крис, что Адалисса говорит о том, что он нарушит какие-то законы мироздания? И почему, если этот незнакомый подросток будет участвовать в этом, то свяжет со мной свою судьбу? И почему Крис не сможет быть со мной какое-то время?».

Тем временем, салер (как его называл Крис) превратился в того, кого я освободила из клетки. Он подошёл к Адалиссе, припал на живот, прижал уши… В общем, всем своим видом выказывал подчинение. Адалисса протянула к нему руку и зверёк тут же потёрся об неё головой, довольно урча.

— Он чувствует, кто ты, — заметил Крис, наблюдая за этим. — Не понимает, но чувствует. Он чувствует, что ты — его хозяйка, но никогда не сможет объяснить — почему он так решил.

— Я знаю, — кивнула Адалисса. — Все демоны чувствуют то же самое в моём присутствии. Мне пора уходить. А когда я уйду, Милена заснёт и проснётся только тогда, когда всё будет кончено. А точнее, она придёт в себя только тогда, когда будет далеко отсюда. До встречи, Самаэль.

Адалисса «ушла», а я, действительно, провалилась в забытье. А пришла в себя уже в интернате, ничего не помня и искренне считая, что отец просто отказался от меня после смерти мамы.

Загрузка...