Незаменимый

Куда уж больше-то?

***

Новоиспеченный глава Отдельного корпуса жандармов рьяно начал свою службу на новом месте. Кое-кто в Высшем свете пенял, что тот даже слишком рьяно взялся за своё дело. Мол, так и надорваться можно с непривычки. Но то были злопыхатели, завистники, веры которым было ни на грош. Хотя...

С того самого дня, как был подписан высочайший указ о назначении графа Орлова главой Отдельного жандармского корпуса, на улицы столицы уже вышли удвоенные патрули полиции и жандармов. Причем все были не в парадной, как бывало, а в повседневной форме, и "вооружены до зубов". У каждого вдобавок к уставному карабину к поясу была ещё приторочена и кобура с увесистым револьвером.

К концу недели уже появились первые результаты, о которых с придыханием писали столичные газеты. О князе Мирском, бывшем Главе, никто и не вспоминал, словно никогда и не было такого человека. Зато новому Главе целые газетные развороты посвящали, на которых красочно и со смаком освещали каждый его шаг. Тут он лично вышел в патруль со своими людьми, там красуется в героической позе с револьвером в руке. Одним словом, газеты лепили настоящего солдата и верного императору подданного.

Почти все газеты вышли с заголовками о том, что наконец-то в борьбе с преступностью произошел перелом, и скоро можно будет без всякого страха ходить по самым злачным местам с пачкой ассигнаций в руках. Печатали фото десятков мужчин и женщин в наручниках, кучи отобранных ножей, кинжалов и револьверов. В статьях на все лады смаковали жалостливые истории о купцам и юных девушках, спасённых из жестоких лап мошенников, грабителей и вымогателей всех мастей.Такое усердие, проявленное на службе, не преминул отметить император, официально выразив свою благодарность главному жандарму столицы и пожаловав ему звание действительного тайного советника. К последнему, кстати сказать, полагались не только почёт и уважение, но и существенная прибавка к денежному содержанию.

Только изнанка всего этого была совсем не такой, как её старательно расписывали для простых столичных обывателей. К сожалению, здесь все не благоухало порядком, а жутко смердело обманом и показухой. Газетчики, словно оправдывая прозвище падальщики, просто отрабатывали свой гонорар, щедро занесённый им молчаливыми господами в хороших одинаковых костюмах и кепках. Специально нанятые люди рассказывали истории о чудесном избавлении от бандитов, не забывая поминать полицию и жандармов.

Наконец, в кутузках вместо настоящих матерых воров сидела всякая шантрапа, собранная во время массовых облав на окраинах города. По-настоящему серьезных людей в камерах сидело шиш до маленько. Хотя и эти здесь больно не задерживались. За оговоренную мзду их быстро выпускали наружу, даже вызывая экипаж ко входу тюрьмы.

Мздоимство стало настоящим бичом, что первыми на себе ощутили торговые люди. Что жандармы, что полиция, словно с цепи сорвались после назначения графа Орлова на новую должность. Если раньше про «барашка в бумажке» говорили шепотом, то теперь никто даже не пытался таиться. В салон или лавку заходил служивый человек и говорил, сколько и когда денег нужно заплатить. Вдобавок, еще грозился, что жаловаться не имеет смысла, так как за его спиной стоят большие люди.

Обо всем этом граф самолично рассказывал своему негласного покровителю - князю Сабурову, благодаря связям которого и занял столь высокую должность. Жестикулировал, широко улыбался. Не забывал выпячивать грудь, где красовался недавно врученный ему орден.

- ... А ты заигрался тут? - вдруг огородили его вопросом, молчавший весь разговор покровитель. Сабурову, а он этого и не скрывал, очень не понравилась такая явная демонстрация собственной значимости. - Забыл для чего тут поставлен? Набивать карманы и потрахивать благородных просительниц можно было и в другом месте. Ведь, могу, Саша, все отмотать назад.

У того чуть удар не случился. Поперхнулся вином, вмиг побледнел, хватаясь за тесный ворот мундира.

- Будешь, думать только о мошне и чреслах, а не о деле, вмиг окажешься в той же самой дыре, из которой я тебя вытащил...

От князя ощутимо дохнуло холодом. К своему ужаса барон не просто это почувствовал, но и увидел собственными глазами. От ног гостя по дубовому паркету медленно поползла изморозь, распространяя замысловатые ледяные узоры во все стороны.

- Я... Я никогда... Ваше Сиятельство...

С графом в одно мгновение произошла удивительная метаморфоза. Из вальяжного, гордого и довольного собой господина и барина он разом превратился в жалкое, заискивающее существо. Губы дрожали, кривились. Поросячьи глазки являли такое отчаяние и страх, что не каждый день увидишь.

- Я же для общего дела, Ваше Сиятельство. Исключительно, ради общего блага, - придя в себя, граф заговорил более осмысленно. - Я всецело вам верен и готов сделать все...

Ба-ац! Сабуров со всей силы хлопнул ладонью по столу, заставляя подпрыгнуть папки с документами. Отшатнувшийся жандарм от испуга чуть с кресла не свалился.

- Чего ты готов сделать? Ты же животное! - князь ткнул в него пальцем, перепугав того ещё сильнее. Хотя, казалось бы, куда больше. Жандарм и так уже был весь серый с синеющими губами. - Кто два дня назад приказал взять под стражу барона Ягужинского, а после вызвал в этот кабинет его дочь? А про вдову Воротынский, которую ты тут целые сутки объезжал? Об этом уже весь Свет гудит! Думаешь, не найдутся благодетели, которые все донесут императору в нужном свете? Ты, сучья немощь, все дело загубишь!

А у графа язык от страха отнялся. Он только бомотал что-то непонятное и не мог оторвать глаз от пола, где в его сторону медленно ползли ледяные щупальца.

- Ты, б...ь, был поставлен, чтобы почву подготовить для переворота, чтобы приглядывать за всем и... Чего глаза пучину? Говори.Граф, и правда, явно пытался что-то сказать. Открывал рот снова и снова, хотя оттуда ничего вразумительного так и не раздавалось.- Говори!

И того, наконец, прорвало.

- Ваше Сиятельство, так я делаю все это. Я же все продумал заранее, что в точности по вашим словам сделать, - быстро, едва не захлебываясь, говорил граф. - С этим Ягужинским, к примеру, ведь все непросто...

Как смог, главный жандарм сделал хитрое выражение лица. Подмигнуть, правда, не решился. Кстати, правильно сделал, что не подмигнул. Еще неизвестно, как на такое панибратство гость бы отреагировал. Мог скривиться, а мог и шарахнуть льдом.

- Я ведь завтра задумал заговор раскрыть…

И снова хитро улыбнулся. Мол, оцените, Ваше Сиятельство, мою хитровыделанную задумку.

- С самого утра приду к Его Величеству и доложу о заговоре. Так мол и так, государь, ваш верный слуга раскрыл заговор против Вашего Величества. Я тут уже кое-какие бумаги подготовил, чтобы все смотрелось очень даже благопристойно. Есть письма, в которых этот самый барон Ягужинский высказывался очень и очень вольно об императоре. Даже позволял себе кое-какие крамольные мысли, например, о республике. Есть и ответные письма от его армейских дружков, что и похлеще его говорят. Чем не заговор? – граф мерзко улыбнулся. – Вот вы про его дочку говорили, Ваше Сиятельство? А ведь эта самая особа и рассказал про письма. Так как вам такая задумка? Годная для нашего дела?

Князь задумался. Облокотился на стол и начал барабанить пальцами о столешницу, что было явным признаком его глубокой задумчивости. Затих и хозяин кабинета, боясь потревожить важного гостя.

Продолжалось это тревожное молчание ровно до тех пор, как гулко ударили огромные кабинетные часы, отсчитывая полдень. Вровень с третьим ударом Сабуров оторвал взгляд от окна, куда все это время и был направлен его взгляд.

- Похоже, правду о тебе говорили, - граф тут же угодливо вытянул шею. Мол, говорите, готов все выслушать. – Что за своей выгодой и об общем деле не забываешь. Хорошо придумал. Только…

Граф, вообще, превратился в одно большое ухо.

- Нужен больший масштаб. Заговор из десятка старых служак, которые выжили из ума, никому не интересен. В их окружении, Саша, нужно еще покопаться, хорошенько покопаться. Должны быть еще недовольные, проворовавшиеся, дураки, в конце концов. Пусть тоже чего-нибудь напишут… Может, об оружии или о взрывчатке. Нужно что-то эдакое придумать, чтобы у нашего императора мурашки по спине побежали. А… придумал! Постарайся найти такое письмо, где бы про семью императора шла речь…

Жандарм тут же кивнул, «схватывая мысль на лету». Конечно же, он найдет такое письмо. Обязательно найдет, даже его если еще и в помине нет.

- Понял меня?

- Все понял, Ваше Сиятельство! Все сделаю, - с готовностью снова кивнул граф, встав и поклонившись от усердия. – Только нужно несколько дней на подготовку, чтобы все было, как должно быть.

Сабуров качнул головой, давая свое разрешение.

- Сегодня же начну, Ваше Сиятельство.

- И еще, - встав с кресла, князь вновь задумался. – Ты не забыл о моей маленькой просьбе?

Граф без промедления поклонился.

- Уже звонил в гимназию, Ваше Сиятельство. Сделал внушение, сказав так, как и было обговорено.

***

Санкт-Петербургская императорская гимназия, кабинет директора

Михаил Валентинович Добролюбов, бессменный вот уже два десятка лет директор Санкт-Петербургской императорской гимназии, положил трубку телефонного аппарата и замер, как мышь под взглядом матерого уличного кота. Все казалось, что вновь раздаться звонкая трель и из трубки послышится властный голос одного из самых могущественных людей империи.

- Чуяло мое сердце, что будет продолжение всей этой истории, - задумчиво проговорил мужчина, блуждая взглядом по стенам кабинета. После такого разговора ему точно нужно было посидеть и подумать. – Надо же, только одного сняли, и сразу же за второго взялись… Хм, а я все думал, сын его или нет. Похоже, все-таки родная кровь. Иначе так бы не гнобили…

Сказал, и тут же с тревогой огляделся, словно кто-то его мог подслушать в его собственном кабинете. Слишком уже опасные речи вел, за что можно было не только должности, но и жизни лишиться.

- Может быть это и к лучшему, - после долгого раздумья кивнул он своему отражению в зеркале. – Все равно ему здесь жизни не дадут. Вон поговаривают, что скоро княжич Сабуров вернется… Да и нам будет спокойнее.

Вздохнув, директор поднял телефонную трубку. Нечего откладывать этот дело, нужно с ним прямо сейчас разобраться.

- Анна Петровна, вызовите ко мне господина Мирского. Да, прямо сейчас. И потрудитесь занести его табели посещаемости занятий и успеваемости.

Через несколько минут на его стол легла небольшая кожаная папка с нужной фамилией. Внутри и находились табели – толстая пачка бумаг.

- Так… А вот и повод нашелся, - удовлетворенно кивнул он, ногтем подчеркнув несколько цифр в первом же табеле. – Оформим, предъявим.

Ожидание гимназиста надолго не затянулось. Вскоре в дверь постучали, и через мгновение на пороге кабинета появился господин Мирский. Немного бледный, с горячими глазами. Неужели что-то уже слышал?

- Присаживайтесь.

Негромко, но твердо поздоровавшись, парень сел в кресло.

- Этот разговор мне совсем не доставляет удовольствия, но я вынужден его вести. Признаюсь, вы меня разочаровали.

Мирский не дрогнул. Как сидел с идеально ровной стеной, так и остался сидеть. Ни одна мышца на лице не шевельнулась.

- Вот ваши табели об успеваемости и посещении учебных занятий, - директор подвинул бумаги в сторону юноши. – У вас большое число прогулов, молодой человек. Есть предметы, по которым вы проявляется возмутительное незнание. Скажу прямо, с таким букетом неудовлетворительных отметок вы просто физически не можете оставаться гимназистом Санкт-Петербургской императорской гимназии.

Говорил, и начинал сам в это верить. Излагаемые вещи уже виделись именно такими, какими они и должны были быть. И если раньше внутри него шевелился какой-то червячок сомнений, то теперь была тишь да гладь.

Однако, Мирский снова смог его удивить, как и делал до этого множество раз. Он насмешливо посмотрел на Добролюбова и задал всего лишь один вопрос совершенно безэмоциональным тоном:

- Кто вам звонил по поводу меня?

- Что? – переспросил директор с таким видом, словно не понял вопроса. – Какой еще звонок? О чем вы говорите? Никто мне не звонил и не должен был звонить! Эти бумаги сами за себя говорят. Разве их недостаточно?

Мирский взял пачку табелей, мазнул по ним взглядом, и положил их обратно на стол.

- Нет, недостаточно. Пол гимназии имеет точно такие же оценки и столько же, не отмеченных в табеле, занятий, - криво усмехнулся гимназист. Причем глядел на директора так, что тот ерзать начал, почуяв себя очень даже неуютно. – И вдруг именно я оказался крайним. Правда, странно?

Добролюбов не выдержал и отвел взгляд. Правда, тут же вскинул голову. Разозлился на самого себя, что какой-то пацан смог его смутить и почувствовать виноватым. Никогда такого не было и не будет!

- Не советую так со мной шутить, господин Мирский! Напоминаю, вы гимназист Санкт-Петербургской императорской гимназии и имеете важные обязанности в связи с этим. Вы должны иметь отличную успеваемость по всем предметам и, естественно, посещать занятия. Вы же демонстративно нарушаете эти правила! Таким людям не место в нашем заведении! Надеюсь, вы меня понимаете?

Не переставая ухмыляться, Мирский кивнул.

- Тогда жду от вас заявления, господин Мирский, - сухо подытожил Добролюбов. – Если же вы будете упрямиться и своим поведением позорить наше заведение, то мне придется принять меры. Надеюсь, вам не хочется огласки?

Парень подвинул к себе листок бумаги, взял автоматическую ручку. Видя это. Добролюбов с облегчением вздохнул. Наконец-то, он избавится от этой заносы и все вернется на круги своя. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

Мирский вдруг резко встал и наклонился над столом, оказавшись в самой близи от директора.

- Не пугай меня, старый хрен, пуганый уже, - с угрозой заговорил парень. – Я тебе сам такую огласку устрою, что завтра уже от стыда пулю себе в лоб пустишь. Думаешь, не смогу?

Добролюбов скрипнул зубами. К сожалению, Мирского он уже успел хорошо узнать. Упертый, наглый, очень хитрый. Точно сделает так, как обещает.

- Но…

Директор напрягся. Ему явно предлагали сделку.

- Скажешь, кто тебе звонил, и сразу же напишу то, что нужно. Ну?

Уже Добролюбов подвинул к себе листок бумаги, на котором дрожащей ручкой вывел одно единственное слово. Мирский быстро глянул на листок и кивнул.

- Отлично.

***

Оба незадачливых приятеля – Рафаэль и Витян – сидели в темной комнате. Свет в доме Камовой они, по-прежнему, включать не решались, чтобы не смущать соседей.

- Знатно нас обложили, суки, - ухмыльнулся молодой вор, поглаживая рукоять револьвера. Рядом на столе стояли золотистые патроны, от которых исходило еле заметное мерцание. Зачарованные, значит. – Тебя из гимназии турнули… Меня из воров поперли, падлы. Гнали, что я на каторге ссучился. Мол, какой-то верный человек им про это сказал.

Рафи положил на стол еще один револьвер, откинул барабан и начал его набивать патронами.

- Смотрю, Рафа, решился, наконец. Хочешь, разобраться по-свойски с этими суками, да? – Витян ощерился, не выпуская из рук пистолет. – С такими патронами мы всем дырок наделаем. И таких дырок, что ногу просунуть можно будет.

- Думаю, это только начало, Витян, - задумчиво проговорил парень, не обратив внимания на откровения вора. – Дальше будут давить. Скорее всего по жесткому разбираться станут. Я бы точно так сделал.