Глава 10. Он в рожу дал, а ему под дых. Ничья что ли или разминка?

***

Молодой человек, проходя мимо цветочного салона, внезапно остановился и стал придирчиво осматривать себя. Предстоял непростой визит, и он должен был выглядеть соответствующе.

- Вроде бы все как нужно, - Рафаэль прошелся взглядом по строго черному костюму, идеально начищенных штиблетах. Поправил прическу, придавая ей вид аристократической небрежности. - И цветы…

В руках держал серый картонный футляр, из которого выглядывали макушки огромных черных роз. Повод для встречи с княжной Голицыной не самый радостный - смерть ее супруга, поэтому и пришлось «разориться» на такой презент.

- Надеюсь, княжна будет поадекватнее своего мужа, - задумчиво пробормотал парень, вспоминая погибшего князя Голицына. Как раз сегодня минуло три дня, как Станислав Голицын сгорел в своем новомодном автомобиле. - Думаю, с ней, как с опекуншей Елизаветы, не будет никаких проблем.

Кивнув этим мыслям, Рафи прибавил шаг. Очень хотелось наконец-то «закрыть этот вопрос» окончательно.Его сестре Лане жизненно важно было находится рядом с Елизаветой Голицыной, и, кажется, теперь препятствий для этого больше не будет.

Оказавшись у знакомой двери с золоченным гербом старого имперского рода на фасаде, он остановился и в очередной раз смахнул несуществующую пылинку с рукава пиджака. На княжну нужно было произвести впечатление благоразумного молодого человека, с которым можно общаться.

- Эх, нужно было сначала все разузнать о ней, - едва коснувшись бронзового молоточка на двери, с досадой пробурчал он. - Я ведь о ней вообще ничего не знаю…

Удивительно, но при его частых визитах в этот дом (не раз и не два здесь встречался со старым князем, потом с его сыном) он ни разу не встречался с княгиней Голицыной. Признаться, сейчас это немного настораживало. Уж не специально ли ее скрывали? А зачем?

Однако вскоре все стало ясно.

- Кажется, кто-то идет…

Из-за двери, в самом деле, послышался шорох - тихий, едва уловимый. В прошлые его визиты все было наоборот: швейцаром выступал один из личных охранников князя, мордоворот под центнер веса, с такими шагами, что их за версту было слышно.

- Сударь? - скрипнула дверь, а на ее пороге оказалась невысокая женская фигурка, с ног и до головы одетая в темное: строгое черное атласное платье в пол, черные перчатки, такого же цвета кружевная мантилья, полностью скрывающая лицо. Единственной деталью, несколько выбивающейся из траурного образа, был перстень с невероятно крупным алмазом на одном из женских пальцев.

- Барон Мирский Рафаэль Станиславович, - парень коротко поклонился, подозревая, что перед ним сама княжна. Ведь служанка или даже домоправительница такое украшение не оденет. - Прибыл с визитом к ее сиятельству княгине Голицыной, чтобы засвидетельствовать свое почтение и высказать слова соболезнования. Это такая утрата…

Женская фигура дрогнула. Вдобавок, как он смог заметить через полупрозрачную мантилью, искривилось ее лицо. Кажется, покойного здесь не очень любили, что, собственно, и не удивительно.

- Я принимаю ваши соболезнования, господин барон, и благодарю вас, - женщина откинула накидку и оказалась совсем юной девушкой.- Проходите, если не склонны верить в суеверия.

Рафи шагнул через порог, бросая на княжну быстрые взгляды. Теперь-то ему было понятно, почему ее здесь ни разу не видел. Княжна оказалась классической серой мышью: светлые, едва не прозрачные волосы, бледная кожа, и с трудом скрываемый страх в глубине ее глаз. Похоже, была нелюбима, и взята замуж лишь из-за приданного или каких-либо преференций, из-за чего от мужа и натерпелась.

Все эти мысли промелькнули в его голове в какое-то мгновение. А с ними пришло и облегчение. Значит, с такой особой точно никаких проблем не будет, и ему удастся договориться.

- Суеверия? - парень вдруг зацепился за странные слова Голицыной. - Как рядом с такой очаровательной госпожой я могу думать о каких-то там суевериях?

Сказал и тут же едва не споткнулся. Голицына на него бросила такой взгляд, от которых и в дрожь бросает, и заставляет покрываться потом. А княжна, похоже, была непростой штучкой, скрывающей внутри даже не огонь, а настоящий пожар.

- Представляете, господин барон, со смертью супруга вскрылись неприятные обстоятельства. Оказалось, что он оставил множество долгов. Некоторое родовое имущество перезаложено не по одному разу. От этого мне пришлось рассчитать почти всех слуг, - она развела руками, показывая, что в большом доме почти некого нет. - Вдобавок, кто-то пустил слух, что наш род проклят. Слишком часто, они говорили, здесь происходили трагические события. Сначала тяжело занемогла наша Катенька, потом случился пожар и пропал старый князь. Теперь вот Станислав…Среди родственников множатся нехорошие слухи. Вот уже второй день ни одного визита. Я даже не представляю, что теперь буду делать.

Рафи с сочувствием покачал головой. Мол, очень хорошо ее понимает и сочувствует. И только он открыл рот, чтобы еще раз сказать об этом, как в его руку с силой вцепились.

- А теперь поговорим серьезно!

Он даже не понял, как оказался прижат к стене. Обе его руки, словно в кандалах, пальцы у молодой женщины оказались цепкими, сильными. Остро чувствовался каждый бугорок и впадинка гибкого женского тела, настолько близка оказалась Голицына.

- С самого замужества, дорогой барон, меня держали здесь за деревенскую дурочку, от которой были нужны лишь батюшкины капиталы и мое чрево для наследника. Старый хрыч, вообще, меня ни во что не ставил. При встрече смотрел так, словно я пустое место, - говорила с горечью, с обидой. Голос сочился ненавистью, чего она и не путалась скрывать. Вот волнения грудь в лифе то и дело раздувалась, заставляя Рафи ерзать. - И когда он сгинул, я только порадовалась. А муженек тоже был кадром, не дай Бог! Самое лучшее, что я от него слышала за эти проклятые годы, было «Белесая моль». И губу при этом оттягивал, словно его противно даже находиться рядом. До сих пор вздрагиваю от отвращения, когда вспоминаю его. Бр-р…

Рафаэль пытался ее слушать, но с каждым мгновением делать это становилось все тяжелее. От княжны с дикой силой веяло нерастраченной женской силой, создававшей вокруг нее невероятно притягательную ауру. Все это усиливалось невероятным ароматом женского тела, к которому подмешивались какие-то масла и особые пряности. Получалась настолько адская смесь, что из напрочь выбивались все мысли. Оставалось только жадно дышать и стараться не сорваться.

- А тебя, Рафаэль, я сразу приметила, - ее затуманенный взгляд вновь обрел остроту. Теперь она смотрела ему прямо в глаза. - Ни князь, ни его сыночек поначалу ничего не поняли. Думали, что легко разберутся с тобой. А получилось, наоборот.

Голицына положила его руки сначала на свою талию, а потом сдвинула их ниже, еще ниже. Когда же ладони парня оказались на ее бедрах, она надавила на его руки.

- Я хорошо помню, как эти два надутых индюка говорили о тебе. Дверь в кабинет была приоткрыта, а полог тишины старик выставить забыл или может не захотел, - разорвав взгляд, женщина наклонилась к ее шее. От жаркого дыхания на коже парня сразу же пробила дрожь, а пальцы сами собой сжались на ее упругих ягодицах. - Списали тебя со всех счетов. Ха-ха-ха! А потом ты едва не угробил старика, уложив в инвалидное кресло. Следом странное нападение и похищение князя… Ты оказался очень, очень хорошо… Сожми сильнее, - она запрокинула голову назад и издала тихий стон. - Сильнее… Я сказала, сильнее…

Но его руки оторвались от ягодиц, поползли вверх и сжали уже ее плечи. С силой встряхнули, решительно ее отодвинув.

- Сначала поговорим, - многозначительно прошептал он, кидая быстрый взгляд в топырившейся лиф женского платья. Соблазнительное зрелище еще действовало, несмотря на охватившую его тревогу. – Не боишься, о таком мне в лицо говорить?

Рафи уже понял, что Голицына слишком много знает о нем. Пусть у нее и нет доказательств его участия в последних событиях, но от этого легче не становилось.

- Боюсь, - с готовностью кивнула княгиня. – Ты особый, другой, не как они все. С виду обычный, простой, а внутрь взглянешь, страшно становится. Мы, женщины, сразу такое чувствуем, - встав на цыпочки, она вновь вплотную прижалась к нему. Глаза в глаза. - Вижу, что у тебя внутри, поэтому и боюсь. Но я уже устала бояться, Рафаэль. Устала бояться старого князя, потом мужа, а теперь еще родственников. Хочу нормальной, хорошей жизни, чтобы спокойно жить, чтобы любить…

Ее глаза повлажнели. Несколько слезинок скользнули по щекам вниз. С такой жуткой надеждой на него смотрела, что не по себе становилось.

- Понимаешь? – ее руки оказались на его груди. – Ты поможешь мне?

Он почти не раздумывал. Несколько мгновений, не больше. Перед ним открывались такие возможности, что не видеть этого было никак нельзя. Княгиня, как законная наследница старинного имперского рода, была очень выгодной для него союзницей. Несмотря на многочисленные долги, сделанные ее непутевым муженьком, родовые активы, по-прежнему, оставались довольно лакомым куском. Под ее крылом можно было такие торговые дела творить, что голова от предвкушения начинает кружиться. К тому же, проблема с его сестренкой Ланой в таком случае сама собой отпадала.

- Помогу, конечно помогу, - Рафи широко улыбнулся, и уверенно хватанул ее за талию, жадно облапив и сами бедра. Теперь уже было можно, считай, о главном договорились. – Я тебе помогу, ты мне…

Тяжело задышав, женщина вцепилась в него. Стала жадно целовать шею. Дергала ворот рубахи стараясь расстегнуть ее.

***

В конторе стряпчего Пантюшина было по сонному тихо. Солнечные лучи проходили сквозь оконное стекло и оказывались на деревянном полу. Где-то в углу жужжала муха, перелетая с места на место.

- Нехорошая история, господин стряпчий, очень нехорошая, - задумчиво бурчал сам хозяин конторы, господин Пантюшин, оказавшийся в дальнем углу комнаты, в своем любимом кресле. Качался туда-сюда, поглаживая в руках любимую курительную трубку. - Очень дурно пахнущая.

Вообще, как-то так оказывалось, что все дела его последнего клиента – того странного паренька с фамилией главного столичного жандарма – дурно пахли. Вроде бы нарушения закона не было, а душок все равно оставался. Вот и сейчас с новым делом об украденных патентах вскрылись такие обстоятельства, что впору было вешать на дверь конторы амбарный замок и прятаться в чулане. Оказалось, что за тем недоумком-купцом Сивохой, бывшим торговым партнером Рафаэля Мирского, стояли птицы очень высокого полета – родственники одного из великих князей. Даже от мысли переть на таких дурно становилось.

- В суд идти толку не будет. Они подотрутся любой бумажкой, с любой печатью, - скривился стряпчий, бездумно разглядывая свою трубку. – Лучше даже не пытаться. Деньгами деньгами, а жизнь дороже… Хм, а это еще кто? Повесил же табличку, что закрыто.

С улицы раздались твердые шаги. Кто-то подошел к двери и с силой постучал.

- Настырный какой, - буркнул Пантюшин, видя, как сотрясается входная дверь. Незнакомец и не думает уходить, стучит и стучит. – Что-то случилось, значит.

Со вздохом встал и подошел к двери. Щелкнул замком.

- Ого, легок, как на помине! – перед ним появился тот, о ком стряпчий только что вспоминал. – Господин Мирский, собственной персоной. Только что думал о вашем деле, а, значит, долго жить будите. Подождите-ка, что у вас с лицом? Ну-ка, ну-ка… Уж не влюбились ли вы, господин хороший?!

Лицо у паренька, и правда, чуть ли не светилось. Довольный, глаза красные, воспаленные, не выспавшиеся, похоже. На шее прямо у ворота рубашки засос виднелся. Явно всю ночь с любушкой миловался. Мартовский кот, одно слово. У стряпчего даже кольнуло от ревности: он всю ночь над его делом голову ломал, а этот развлекался.

- Чем порадуете, Алексей Николаевич? – Мирский потянулся с хрустом костей, а после заразительно зевнул. Точно всю ночь «гулял». – Когда мы этим утыркам, наконец, хвост прижмем? Уже, наверное, и в суд заявление накатали, да? Что?

Пантюшин развел руками, всем своим видом показывая, что здесь бессилен.

- К сожалению, Рафаэль Станиславович, ваше дело оказалось не таким простым, как мне представлялось. Здесь задействованы интересы очень серьезных людей, - стряпчий выразительно кивнул на потолок и прищелкнул языком. – Я бы даже сказал, что из каждой бумажки торчат уши кое-кого из великих князей. Вы готовы влезть в такое дело? Я вот нет!

От улыбки на лице Мирского не осталось и следа. Весь подобрался, как бойцовский пес перед прыжком. Пантюшину даже звериный оскал почудился. Кажется, вот-вот и раздаться звериный рык.

- Рафаэль Станиславович, настоятельно вам советую оставить это дело. Бог с ними с деньгами и привилегиями. Вы невероятно талантливый и удачливый человек, обязательно еще что-нибудь придумаете. Прошу вас, не делайте глупостей.

Только не было от его слов никакого толка. Словно об стену горох, все отскакивало. Парень явно хотел «пободаться»: сжал губы, прищурил глаза.

- У нас же есть доказательства, Алексей Николаевич, - упрямился Мирский. – Я документы не подписывал. Притащим в суд Сивоху, чтобы он все как было рассказал.

Стряпчий в ответ покачал головой:

- Ваш партнер имел право подписи. Его поступок, конечно, спорный, но в некоторой степени законный. Оспорить это буден не просто. К тому же, насколько я понял, про господина Сивоху вы еще не слышали? – парень недоуменно дернул головой. Точно ни слухом, ни духом. – Вчера вечером бездыханное тело господина Сивохи было найдено в заливе. Вердикт полиции – самолично утоп. Получается, нет у нас никакого свидетеля.

Некоторое время после этого оба молчали. Пантюшин сказал все, что хотел; Мирский, похоже, еще думал.

- Хорошо, Алексей Николаевич, - наконец, прервал молчание парень. – Я буду думать, а вы подготовьте мне сведения обо всех, кто имеет к этому отношение. Не бойтесь, пишите всех. Есть великий князь, пишите великого князя. Хоть самого императора пишите.

Парень сжал пальцы в кулаки так, что они побелели.

- Мне, Алексей Николаевич, чужого не надо, но и своего я никому не отдам. Горло перегрызу, если нужно. Поэтому пишите все.

Напоследок, застыв у двери и уже схватившись за ручку, Мирский ухмыльнулся - нехорошо, угрожающе, заставив Пантюшина сглотнуть ком в горле.

***

Пролетка лихо подкатила к крыльцу. Кучер, крупный парень с русыми вихрами, спрыгнул на мостовую и помог женщине спуститься.

- Госпожа, как и обещал, с ветерком домчал! – махнул рукой, показывая на улицу. – Лошади аж вспотели. Чай, заслужил лишний рублик?

Камова, улыбаясь, кивнула. Кучер напомнил ей былинного добра молодца из русских сказок, где именно такие русоволосые богатыри побеждают страшных злодеев. Пообещала ему рубль сверху, если с ветерком ее до дома добросит. И добросил таки, чертяка! Не побоялся не городового, ни околоточных, которые на таких лихачей завсегда зубы точат.

- Заслужил. Держи, - кинула серебряную монету, которую кучер тут же ловко поймал.

Кивнула в ответ на его шутливый поклон, махнув при этом рукой. Мол, иди уж, а то на скомороха похож.

- И в самом деле, как шут гороховый, - вроде бы и ругательно сказала, но улыбалась при этом широко, заразительно.

Правда, ей понравился. Даже что-то такое внутри ощутило, казалось бы давно уже забытое. И сама же этому чувству удивилась. Хоть и не старуха еще, но давно уже все эти чувства похоронила, и даже запретила себе о них думать.

- Шалишь? – снова улыбнулась. Настроение стало легким, игривым. – А говорят про мужиков, седина в бороду, бес в ребро…

Напевая неожиданно пришедшую в голову срамную частушку, открыла дверь ключом и тут же замерла. В какой-то миг с ней произошла удивительная метаморфоза: сильно побледнела, дыхание сбилось, а пальцы ощутили привычный металл острого шила в кармане.

Прямо на коротком коврике за порогом красовались грязные следы, цепочкой уходивших куда-то в сторону гостиной комнаты. Значит, у нее гости, а точнее незваные гости.

- Кто здесь? Зачем вы пугаете бедную женщину? У ведь ничего нет, совсем ничего, - нарочито дрожащим голоском прокричала она. Пусть думают, что она от страха готова чувств лишиться. А ей бы только поближе подобраться, а уж потом-то она не оплошает. Многие уже так ошиблись, принимая ее за глупую клушу, а потом хрипели со сталью в брюхе. – Уходите, прошу вас. Забирайте, что хотите и уходите. Вот, кольцо с камешком с пальца возьмите, - она специально вытянула левую руку с кольцом на безымянном пальце вперед, чтобы грабитель или грабители видели только кольцо. – У меня только это колечка с камешком… От муженька покойного досталось. Забирайте и уходите…

В гостиной кто-то зашевелился - послышался звук шагов. Выходит, клюнул, поганец. Камова перехватила поудобнее рукоять шила, с которым давно уже не расставалась. Еще немного и все закончиться.

- Тетушка, дорогая тетушка! – вдруг, как гром среди ясного неба, раздался очень знакомый ей голос. Правда, услышать его она уж и не надеялась. Ведь, родного племянника Витяна упекли в северные лагеря на каторгу, с которой, как известно, редко кто возвращается. – Вы бы спрятали шило в рукав, где ему и место. Неужели родненького племянника не ждали?

И в самом деле, через мгновение на пороге гостиной комнаты показался Витян, каторжанин, которого никак здесь не должно было быть. Стоял, щерился, как урка на базаре. На носках грязных ботинок покачивался. Ничуть, стервец, не изменился.

- Убег, выходит, - кивнула Камова, пряча шило в карман. – Зря это. На северах пожил бы, а теперь свинца пропишут в брюхо и пиши пропало. Чего заявился?

С кривой ухмылкой Витян прошелся до стены и обратно, демонстративно оставляя грязные следы.

- Должок пришел стребовать, тетушка, - развязно проговори он. – По нашему воровскому закону в тот день ты меня должна была спрятать, тетушка. А ты что сделала? На дверь показала, да? Неправильно, нехорошо это. Ответить бы за это надо.

Посеревшая женщина прижалась к стене. Племянник не врал. Воровайкой она, как была, так и осталась, а значит, и уличный закон должна была чтить.

- Чего нужно? Денег? Вон в шкатулке лежат, - Камова кивнула на большую китайскую лаковую шкатулку на тумбе. – Или взял уже? Там тебе надолго хватит.

Витян сыто облизнулся, и снова ощерился, показывая гнилые зубы.

- Хрусты – это хорошо, тетушка. Мне бы еще с одним бывшим кентом поквитаться, а потом можно и на юга податься, кости погреть. С Рафы тожу хочу должок сквитать…

Загрузка...