Невидимая невеста

XVI

Мира исчезла!..

Когда этот крик раздался в особняке, никто сначала не понял, чтó сие означает. Исчезла?.. Бессмыслица!.. Неправдоподобно!..

Полчаса назад госпожа Родерих и Марк еще находились в комнате, где Мира, ровно дыша, лежала на кровати, спокойная, уже одетая в дорожный костюм. Казалось, она спит. Незадолго до этого девушка немного поела, ее кормил Марк…

После ужина доктор и мой брат вновь поднялись к ней, чтобы перенести в ландо… Но на кровати ее уже не было… Комната оказалась пуста…

— Мира! — бросился к окну Марк.

Но окно было закрыто, дверь тоже.

Тут прибежала госпожа Родерих, за ней — капитан Харалан.

— Мира… Мира?! — разносилось по всему особняку.

Понятно, что Мира не ответила, да от нее и не ждали ответа. Но как объяснить, что Миры больше не было в девичьей?.. Возможно ли, что она встала с постели… прошла через комнату матери, спустилась по лестнице, и никто при этом ее не заметил?..

Когда раздались крики, я укладывал в ландо небольшие дорожные вещи. Я сразу поднялся на второй этаж.

Мой брат шагал из угла в угол как сумасшедший, повторяя с трагическим надломом:

— Мира… Мира!

— Мира?.. — спросил я его. — Что ты говоришь… что ты хочешь сказать, Марк?..

Доктор с трудом проговорил:

— Моя дочь… исчезла!

Госпожу Родерих, потерявшую сознание, пришлось положить на кровать.

Капитан Харалан с искаженным лицом, блуждающими глазами подошел ко мне и произнес:

— Это он… это все он!

Между тем я попытался обдумать случившееся: я находился около двери галереи, перед которой стояло ландо; как же Мира, не будучи замеченной мной, могла пройти через эту дверь и добраться до двери сада? Вильгельм Шториц — невидимка, — пусть так!.. Но она… она?..

Я снова спустился на галерею и вызвал слуг. Мы заперли дверь сада, выходившую на бульвар Телеки, и я взял себе ключ. Затем я обследовал весь дом до последнего угла, чердак, подвалы, пристройки, всю башню снизу доверху. Затем настала очередь сада…

— Нигде никого не было! Никого!

Я вернулся к Марку. Мой бедный брат горько плакал! Он не мог сдержать рыданий.

Надо было срочно сообщить о случившемся начальнику полиции, чтобы он немедленно начал поиски Миры.

— Я иду в ратушу… Пойдемте со мной! — предложил я капитану Харалану.

Мы спустились на первый этаж. Ландо стояло у подъезда, и мы сели в него. Когда большие ворота открылись, упряжка помчалась галопом и через несколько минут остановилась на площади Листа.

Господин Штепарк находился еще в кабинете, и я рассказал ему о случившемся.

Даже этот человек, привыкший ничему не удивляться, потерял хладнокровие.

— Мадемуазель Родерих исчезла! — вскричал он.

— Да… — ответил я. — Это кажется невероятным, но это так! Ее похитил Вильгельм Шториц!.. Он проник в особняк и вышел оттуда, так как был невидим. Но… она… она не была невидимой!..

— А почему вы так думаете? — спросил господин Штепарк.

Эти слова, вырвавшиеся у господина Штепарка (словно к нему пришло озарение), были, по-видимому, единственно логичным, единственно правильным объяснением… Разве Вильгельм Шториц не обладал способностью делать людей такими же невидимыми, как он сам?.. Разве мы не убедились, что его слуга Герман тоже невидим?

— Господа, — произнес начальник полиции, — не хотите ли вернуться в особняк вместе со мной?..

— Мы готовы, — ответил я.

— Я в вашем распоряжении, господа… Только отдам несколько приказаний.

Начальник полиции вызвал капрала и приказал ему отправиться с группой полицейских в особняк Родерихов. Он должен был дежурить там всю ночь. Затем мы все трое сели в ландо и поехали к доктору.

В особняке и вокруг него вновь был произведен самый тщательный обыск. Он ничего не дал и не мог ничего дать!.. Но как только господин Штепарк вошел в комнату Миры, он поделился с нами следующим наблюдением.

— Господин Видаль, — сказал он мне, — разве вы не чувствуете особого запаха, с которым мы уже где-то сталкивались?..

Действительно, в воздухе стоял едва уловимый запах. Я вспомнил, что уже вдыхал его однажды, и воскликнул:

— Это запах жидкости в склянке, которая разбилась, господин Штепарк, в тот момент, когда в лаборатории вы собирались взять ее.

— Да, господин Видаль, и именно эта жидкость делает людей невидимыми. Вильгельм Шториц превратил мадемуазель Миру Родерих в невидимку и унес ее, когда она стала такой же невидимкой, как он сам!..

Мы были сражены! Очевидно, все произошло именно так, и я больше не сомневался, что Вильгельм Шториц находился в своей лаборатории во время того обыска и разбил эту склянку с летучей жидкостью, чтобы она не попала нам в руки.

Да! Здесь мы почувствовали слабый запах именно этой жидкости!.. Да! Вильгельм Шториц приходил в эту комнату и похитил Миру Родерих!

Какую страшную ночь провели мы — я рядом со своим братом, доктор рядом с госпожой Родерих — и с каким нетерпением ждали мы наступления дня!

Но чего можно было ждать от рассвета?.. Разве свет существовал для Вильгельма Шторица?.. Разве свет возвращал ему его обычный облик?.. Разве Шториц не умел окружать себя непроницаемой тьмой?..

Господин Штепарк покинул нас только утром, когда направился в свою резиденцию. Около восьми часов прибыл губернатор. Он заверил доктора, что все будет сделано для того, чтобы найти его дочь…

Но что он мог сделать?

Между тем с наступлением дня известие о похищении Миры распространилось по кварталам Рагза. Я не в силах описать, какой оно произвело эффект.

Около десяти часов лейтенант Армгард присоединился к нам и заявил, что находится в распоряжении своего товарища капитана Харалана. Но мог ли он что-нибудь сделать? Во всяком случае, если капитан Харалан намеревался продолжить свои поиски, он будет не один.

И действительно, именно таков был его план, ибо, увидев лейтенанта, он сказал ему только одно слово:

— Пошли.

В тот момент, когда они оба выходили, мне неудержимо захотелось отправиться вместе с ними.

Я сказал об этом Марку. Не знаю, понял ли он меня, поскольку находился в состоянии прострации. Я вышел. Оба офицера были уже на набережной. Перепуганные прохожие смотрели на особняк со смешанным чувством ужаса и неприязни. Не отсюда ли исходил кошмарный страх, объявший город?..

Когда я догнал офицеров, капитан Харалан взглянул на меня невидящим взглядом.

— Вы идете с нами, господин Видаль? — спросил меня лейтенант Армгард.

— Да, а куда вы направляетесь?

Этот вопрос остался без ответа. Куда мы идем?.. Навстречу случаю… и не был ли случай нашим самым надежным проводником?..

Мы шли каким-то неуверенным шагом, не говоря ни слова.

Пересекли Мадьярскую площадь, потом поднялись по улице Князя Милоша, обошли вокруг площадь Святого Михаила с ее аркадами. Иногда капитан Харалан останавливался, как будто ноги отказывались нести его дальше, затем продолжал неуверенно двигаться вперед.

В глубине площади я увидел собор. Его двери были закрыты, колокола молчали. Посреди этого запустения собор казался каким-то зловещим; богослужения в нем еще не проводились…

Свернув налево, мы обогнули апсиду, и после некоторого колебания капитан Харалан пошел по улице Бихар.

Этот аристократический квартал Рагза словно вымер. Навстречу нам попалось лишь несколько торопливо идущих прохожих. У большинства особняков окна были закрыты, как в день всеобщего траура.

В конце улицы мы увидели, что бульвар Телеки на всем протяжении опустел. Никто не проходил по нему после пожара в доме Шторица.

Куда направится капитан Харалан: в верхнюю часть города, к замку, или к набережной Баттиани, в сторону Дуная?..

Внезапно у него вырвался крик.

— Там… там… — повторял он с горящими глазами, указывая рукой на еще дымившиеся развалины.

Капитан остановился, с ненавистью глядя на то, что осталось от дома Шторица! Эти руины, казалось, неудержимо притягивали его к себе, и он бросился к наполовину сломанной решетке.

Спустя мгновение мы все трое стояли посередине двора.

На пожарище остались лишь почерневшие от огня части стен. Около них громоздились обуглившиеся части остова дома, скрюченные металлические остатки арматуры, кучи еще не остывшего пепла с легкими струйками дыма, обломки мебели и на острие правого шпица крыши — флюгер, на котором отчетливо виднелись две буквы: В. Ш.

Капитан Харалан неотрывно смотрел на это скопище обломков. Ах! Как жаль, что в огне, подобно дому, не сожгли этого проклятого немца, а вместе с ним и тайну его ужасного открытия! Тогда на семью Родерих не обрушилось бы страшное несчастье!..

Лейтенант Армгард, испуганный крайним возбуждением своего товарища, хотел увести его.

— Уйдем отсюда, — проговорил он.

— Нет! — вскричал капитан Харалан сам не свой. — Нет!.. Я хочу обыскать эти руины!.. Мне кажется, что этот человек там… и моя сестра с ним!.. Мы его не видим, но он там… Послушайте… по саду кто-то идет… Это он… он!

Капитан Харалан прислушался и сделал нам знак не двигаться.

Это было скорее всего только галлюцинацией, но мне тоже послышались шаги по песку…

В этот момент, оттолкнув лейтенанта, который пытался его увести, капитан Харалан бросился к развалинам, ступая по пеплу и всевозможным обломкам, и остановился на том месте, где находилась лаборатория, на первом этаже со стороны двора… Он кричал:

— Мира… Мира…

И казалось, что эхо повторяет это имя…

Я взглянул на лейтенанта Армгарда в тот момент, когда он тоже вопросительно посмотрел на меня…

В это время капитан Харалан прошел по руинам до сада, сбежал по ступенькам вниз и пошел по траве лужайки.

Мы почти догнали его, когда он как будто натолкнулся на какое-то препятствие… Он продвигался вперед, потом отступал, хотел кого-то схватить, наклонялся, выпрямлялся, как борец, который обхватил руками противника.

— Я его держу! — крикнул капитан.

Лейтенант Армгард и я бросились к нему, и я слышал, как он тяжело дышит…

— Я держу негодяя… я его держу… — повторял капитан. — Ко мне, Видаль… ко мне, Армгард!

Вдруг я почувствовал, что меня отталкивает какая-то невидимая рука и кто-то шумно дышит прямо мне в лицо!

Нет! Да!.. Настоящая рукопашная схватка! Он здесь, этот невидимка… Вильгельм Шториц или кто другой!.. Кто бы он ни был, он в наших руках, и мы его не упустим… Мы заставим его сказать, где Мира!

Таким образом (как я всегда и думал) он может скрыть свою видимую форму, но не материальность! Это не призрак, а тело, существующее в трех измерениях, и его движения мы пытались парализовать ценой неимоверных усилий!.. Вильгельм Шториц здесь один, ведь если бы в саду, где мы его схватили, были другие невидимки, они уже набросились бы на нас! Да… он один… Но почему он не убежал при нашем появлении?.. Значит, он был неожиданно застигнут и схвачен капитаном Хараланом?.. Да… очевидно, все так и произошло!..

Скоро мы держали нашего невидимого противника за руки. Я — за одну, лейтенант Армгард — за другую.

— Где Мира… где Мира? — кричал пленнику капитан Харалан.

Вместо ответа тот яростно пытался высвободиться, и я чувствовал, что мы имеем дело с очень сильным человеком. Доведись ему вырваться, он бросится бежать через сад, через руины, достигнет бульвара, и придется навсегда отказаться от мысли вновь его схватить!

— Ты скажешь, где Мира?.. — повторяет капитан Харалан.

И в ответ слышится:

— Никогда!.. Никогда!

Конечно, это Вильгельм Шториц!.. Это его голос!..

Борьба с ним становится все ожесточенней… Хотя нас трое против одного, наши силы иссякают. Вот уже лейтенант Армгард отброшен в сторону и падает на лужайку; рука негодяя, которую я держу, вырывается. И прежде чем лейтенант Армгард поднимается на ноги, его сабля оказывается выхваченной из ножен; рука, которая ею потрясает, — это рука Вильгельма Шторица… Да… гнев ослепляет его, и он уже не пытается убежать… он хочет убить капитана Харалана!.. Тот хватает свою саблю, и вот они оба стоят друг против друга, как на дуэли: один из них виден, другой — нет!..

Мы не можем вмешаться в эту странную схватку, завязавшуюся в столь неблагоприятных для капитана Харалана условиях, поскольку, если он может отражать наносимые ему удары, ему трудно отвечать на них. Поэтому, не пытаясь защищаться, он непрерывно атакует, чтобы поразить своего противника. Сабли скрещиваются. Одну из них держит рука, которую мы видим, другую — невидимая рука.

Ясно, что Вильгельм Шториц владеет этим оружием; ударом в предплечье, быстро отраженным, капитан Харалан ранен в плечо… Но следует его выпад… раздается крик боли… и что-то массивное падает на траву лужайки.

Вероятно, удар пришелся прямо в грудь Вильгельму Шторицу… Хлынула кровь, и вот, но мере того как жизнь уходит из тела, оно обретает свою материальную форму… появляется в последних конвульсиях смерти…

Капитан Харалан бросается к умирающему и снова кричит:

— Мира… моя сестра… где Мира?..

Но перед нами только труп с искаженным судорогой лицом, открытыми глазами, еще угрожающим взглядом, — труп злого и странного человека, каким был Вильгельм Шториц!