Невидимая невеста

XIV

Вот таков был теперь Рагз, обычно спокойный, счастливый, на зависть другим мадьярским городам. К нему лучше всего подходило сравнение с городом в захваченной стране, живущим в постоянном страхе перед бомбардировками, когда никто не знает, куда упадет первая бомба и не будет ли разрушен первым его дом!..

От Вильгельма Шторица можно было всего ожидать… Он не только не покинул город, но и старался все время напоминать о себе.

В особняке Родерихов положение было еще более тревожным. Прошло уже два дня, а к несчастной Мире все еще не вернулся рассудок. Ее губы произносили только бессвязные слова, ее блуждающий взгляд ни на ком не останавливался. Она нас не слышала, она не узнавала ни мать, ни Марка, сидевшего у ее изголовья в девичьей комнате, прежде такой веселой, а ныне столь печальной. Было ли это беспамятство преходящим, припадком, который отступит благодаря заботам окружающих?.. Или это — неизлечимое безумие?.. Никто не мог дать ответа…

Мира была крайне слаба, словно у нее сломались все пружины жизнедеятельности. Она лежала на кровати почти без движения. Иногда она слегка приподнимала руку, которая тут же падала. Казалось, она пытается отстранить пелену, окутывающую ее сознание. Или, может быть, она в последний раз старалась сделать волевое усилие… Марк склонялся над ней, что-то говорил, пытался прочитать ответ на ее губах, в ее глазах… но безуспешно!..

Что касается госпожи Родерих, то у нее чувства матери возобладали над женской слабостью. Она проявляла необыкновенную силу духа, позволяя себе лишь несколько часов отдыха, и то потому только, что ее к этому принуждал супруг. Но сон бедной женщины был полон кошмаров и прерывался при малейшем шуме!.. Ей казалось, что кто-то ходит у нее в комнате, она говорила себе, что это он, Вильгельм Шториц, что он проник в особняк… и что он бродит вокруг ее дочери!.. Она вставала и немного успокаивалась, только убедившись, что доктор или Марк бодрствуют у изголовья Миры… Если так будет продолжаться неделями, месяцами, выдержит ли она?..

Ежедневно несколько коллег доктора Родериха приходили для консультаций. Один из них, знаменитый психиатр, был вызван из Будапешта. Долго и тщательно осматривал он больную, ни не смог дать заключения относительно этой умственной инертности. У Миры отсутствовали реакции, не было приступов. Нет!.. Безразличие ко всему окружающему, полное отсутствие сознания, спокойствие мертвой, перед которым искусство врачевания было бессильно.

Мой брат занимал теперь одну из комнат флигеля, но, может быть, правильнее было бы сказать, что он жил в комнате самой Миры, от которой не хотел отходить. Я покидал особняк только для того, чтобы побывать в ратуше. Господин Штепарк держал меня в курсе всего, что говорилось в Рагзе. Благодаря ему я знал, что население города пребывает в сильнейшем страхе. Уже не только Вильгельм Шториц, но и целая банда невидимок, созданная им, орудует на улицах, оставшихся без защиты от их дьявольских ухищрений!.. Ах! Если бы хоть один из них был схвачен, его бы растерзали!

После случившегося в соборе я стал реже встречаться с капитаном Хараланом. Виделись мы только в особняке Родерихов. Преследуемый навязчивой мыслью, он постоянно бродил по городу и уже не просил меня его сопровождать. Был ли у него какой-нибудь план, и он боялся, что я буду его отговаривать?.. Рассчитывал ли он на какое-то невероятное стечение обстоятельств, чтобы встретить Вильгельма Шторица?.. Ждал ли он, что этот злодей объявится в Шпремберге или где-то еще? Я не стал бы удерживать брата Миры в его отчаянных попытках разыскать негодяя. Нет! Я поехал бы с капитаном… Я помог бы ему настичь этого дикого зверя!

Но могла ли представиться такая возможность?.. Нет, конечно. Ни в Рагзе, ни в другом месте!

Вечером 18 числа у меня с братом состоялся длинный разговор. Он казался более чем когда-либо удрученным, и я опасался, что он серьезно заболеет. Ему следовало бы уехать подальше из этого города, обратно во Францию; но согласится ли он оставить Миру?.. Разве, в конце концов, семья Родерих не могла на некоторое время уехать из Рагза?.. Разве не стоило рассмотреть этот вопрос?.. Я думал об этом и собирался поговорить с доктором.

Заканчивая в тот день наш разговор, я сказал Марку:

— Мой бедный брат! Я вижу, ты готов потерять всякую надежду, но так нельзя… Жизнь Миры вне опасности… На этом сходятся все врачи… Если она и утратила рассудок, то лишь на время, будь уверен… Сознание вернется к ней… Она придет в себя, вернется к тебе… ко всем своим близким…

— Ты хочешь, чтобы я не отчаивался, — ответил мне Марк голосом, прерываемым рыданиями. — Мира… моя бедная Мира… она вновь обретет рассудок!.. Да услышит тебя Господь Бог!.. Но разве она не будет всегда во власти этого чудовища?.. Ты считаешь, что ненависть его удовлетворится содеянным? А что, если он захочет Мстить и дальше, если он захочет?.. Послушай, Анри… пойми меня… я не знаю, как сказать тебе!.. Он все может… все!..

— Нет-нет! — воскликнул я (и признаюсь, что я сам так не думал). — Нет, Марк, ведь как-то можно было оградить, обезопасить себя от его угроз…

— Но как… как?.. — произнес Марк, оживляясь. — Нет, Анри, ты не говоришь мне того, что думаешь… То, что ты говоришь, абсурдно!.. Нет! Мы безоружны перед этим негодяем!.. Он находится в Рагзе… Он может в любую минуту войти в особняк, и никто его не увидит!

Марк был так возбужден, что я не мог ему отвечать. Он слушал только самого себя.

— Нет, Анри, — повторял он, — ты обманываешь себя… Ты не хочешь видеть ситуацию такой, какая она есть…

Затем, схватив меня за руки, он продолжал:

— Разве можно быть уверенным, что его сейчас нет в особняке?.. Я не могу пройти из одной комнаты в другую, выйти на галерею… в сад, не думая о том, что, быть может, он преследует меня… Мне кажется, кто-то идет рядом со мной!.. Кто-то, кто меня избегает… кто отступает, когда я иду вперед… А когда я хочу схватить его… я ничего не нахожу!

И он начинал ходить по комнате, словно бросаясь вдогонку за невидимым существом. Я уже не знал, как успокоить беднягу!.. Лучше всего было увезти его из особняка Родерихов… увезти далеко… очень далеко…

— И кто знает, — продолжал он, — не слышал ли он все, о чем мы только что с тобой говорили, думая, что мы одни… Подожди… вот за этой дверью я слышу шаги… Он там… Пойдем вдвоем!.. Схватим его, и я его собью с ног! Я его убью… Но… это — чудовище… возможно ли… подвластен ли он смерти?..

Вот в каком состоянии находился Марк, и разве я не должен был опасаться, что во время одного из таких припадков он лишится рассудка.

Ах! Зачем произошли открытие, позволяющее человеку стать невидимым… зачем, будучи и так достаточно вооруженным, чтобы творить зло, человек получил в руки еще и такое оружие!..

Не находя ответов на эти вопросы, я все время возвращался к своему проекту: убедить семью Родерих уехать… увезти подальше Миру, потерявшую рассудок, и Марка, которому угрожала такая же участь!

Хотя не произошло никаких других инцидентов с той поры, как Вильгельм Шториц словно прокричал с высоты дозорной башни: «Я здесь, я еще здесь!», все население Рагза было охвачено ужасом. Не было ни одного дома, жителей которого не преследовал бы страх перед невидимкой! И Шториц был не один!.. Ему подчинялась целая банда!.. После страшного случая в соборе даже церкви не могли теперь служить убежищем!.. Газеты пытались как-то воздействовать на умы горожан, но это им не удавалось, да и что можно было противопоставить страху?..

Вот пример того, до какой степени смятения дошли горожане.

Девятнадцатого мая утром я вышел из отеля «Темешвар» и отправился к начальнику полиции.

Дойдя до улицы Князя Милоша, в двухстах шагах от площади Святого Михаила, я увидел капитана Харалана и подошел к нему.

— Иду к господину Штепарку, — сказал я капитану. — Не хотите ли ко мне присоединиться?..

Ничего не ответив, он машинально пошел в том же направлении, что и я. Когда мы подошли к площади Листа, то услышали крики ужаса.

По улице мчался шарабан, запряженный двумя лошадьми. Прохожие разбегались кто куда, рискуя быть раздавленными. Наверное, кучер шарабана был сброшен на землю, и лошади, предоставленные самим себе, понесли.

Трудно поверить, но некоторые прохожие, «закусив удила», подобно коням в этой упряжке, вообразили, что повозкой правит невидимка… что на месте кучера — Вильгельм Шториц. До нас доносились крики: «Он!.. Он!.. Это он!»

Не успел я повернуться к капитану, как увидел, что его уже нет рядом со мной. Он бросился к шарабану, чтобы, поравнявшись с ним, остановить его.

В этот час улица была полна народа. Со всех сторон слышались крики: «Вильгельм Шториц!.. Вильгельм Шториц!..» Всеобщее возбуждение были так велико, что с шарабан полетели камни, а потом из магазина на углу улицы Князя Милоша прогремело несколько пистолетных выстрелов.

Одна из лошадей упала, пораженная пулей в бедро, и шарабан, наехав на нее, опрокинулся.

Тотчас же толпа кинулась к повозке. Люди цеплялись за колеса, за кузов, за оглобли… и два десятка рук протянулись, чтобы схватить невидимку… Но никого не было!

Может быть, он успел выпрыгнуть еще до того, как шарабан опрокинулся? Было очевидно, что возница хотел напугать город, промчавшись галопом в необычайном экипаже!..

Однако на этот раз ничего особенного не произошло, и это пришлось признать. Через несколько минут к месту происшествия прибежал крестьянин из пусты: лошади, оставленные им без присмотра на рынке Коломан, чего-то испугались и понесли. И как же он был взбешен, увидев, что одна из них лежала на мостовой!.. Его отказывались слушать, и я опасался, что толпа расправится с этим беднягой. Нам с трудом удалось увести его в безопасное место.

Я взял капитана Харалана под руку, и он, не говоря ни слова, направился вместе со мной в ратушу.

Господин Штепарк был уже информирован о том, что произошло на улице Князя Милоша.

— Жители города потеряли голову от страха, — сказал он мне. — И никто не знает, до чего дойдет это безумие…

Тогда я его спросил, как обычно:

— Вы узнали что-нибудь новое?

— Да, — ответил господин Штепарк, протягивая мне номер газеты «Винер экстраблатт».

— И что сказано в этой газете?

— В ней говорится, что Вильгельм Шториц в Шпремберге…

— В Шпремберге?! — вскричал капитан Харалан.

Быстро прочитав заметку, он повернулся ко мне.

— Поехали, — произнес он. — Вы мне обещали… Ночью будем на месте…

Я не знал, чтó ответить; я был убежден, что эта поездка окажется бесполезной.

— Подождите, капитан, — сказал господин Штепарк, — я запросил в Шпремберге подтверждение этого сообщения, и телеграмма вот-вот придет.

Не прошло и трех минут, как связной передал начальнику полиции депешу.

Новость, сообщенная газетой, не имела под собой никаких серьезных оснований. Присутствие Вильгельма Шторица в Шпремберге отрицалось. Там, напротив, были уверены, что он еще в Рагзе.

— Дорогой Харалан, — заявил я, — я дал вам обещание и сдержу его. Но сейчас ваша семья нуждается в нашем присутствии.

Капитан Харалан простился с господином Штепарком, а я вернулся один в гостиницу «Темешвар».

Само собой разумеется, что газеты Рагза поспешили дать правильное объяснение происшествия с шарабаном, но я не уверен, что оно всех убедило!

Прошло два дня, и в состоянии Миры Родерих не произошло никаких изменений. Что касается моего брата, то он казался немного спокойнее. Я ждал удобного момента, чтобы посвятить доктора в свой проект отъезда из Рагза, и надеялся получить поддержку.

День 21 мая оказался менее спокойным, чем два предыдущих. На этот раз власти почувствовали свое полное бессилие сдержать толпу, дошедшую до крайней степени возбуждения.

Около одиннадцати часов, прогуливаясь по набережной Баттиани, я внезапно услышал поразившие меня слова:

— Он вернулся… Он вернулся!

Нетрудно было догадаться, о ком шла речь. Из двух или трех прохожих, к которым я обратился, один сказал:

— Видели дым из трубы его дома!

Другой добавил:

— За занавесками бельведера видели его лицо.

Не зная, верить или нет этим россказням, я направился к бульвару Телеки.

Какова вероятность того, что Вильгельм Шториц так неосторожно обнаружил себя в Рагзе? Он не мог не знать, что его ждет, если он будет схвачен!.. Разве он пошел бы на такой риск, когда бы ничто его к этому не принуждало, разве показался бы он в одном из окон своего жилища?..

Новость, истинная или ложная, принесла свои плоды. Сотни людей уже окружили дом Шторица со стороны бульвара и дозорного пути. Вскоре прибыли отряды полиции под командованием господина Штепарка, их было недостаточно, чтобы сдержать толпу и очистить бульвар. Со всех сторон стекались люди, мужчины и женщины, крайне возбужденные, то и дело выкрикивавшие: «Смерть ему!»

Что могли власти противопоставить неосознанному и вместе с тем неискоренимому убеждению, что «он» там?! Может быть, со слугой Германом… может быть, с сообщниками… И толпа так плотно окружила проклятый дом, что убежать из него, пройти, не будучи схваченным, никто не сможет… Впрочем, когда Вильгельма Шторица заметили в окне бельведера, он был, так сказать, в своей материальной оболочке. Значит, он будет схвачен, прежде чем сделается невидимым! На этот раз ему не избежать народной мести!..

Короче говоря, несмотря на противодействие полицейских, несмотря на усилия начальника полиции, решетка была сломана. Толпа ворвалась в дом, выломала двери, выбила окна, выбросила мебель в сад и во двор, разломала аппаратуру лаборатории. Затем языки пламени охватили верхний этаж, поднялись над крышей, и вскоре бельведер рухнул в огне пожарища.

Что касается Вильгельма Шторица, то его тщетно искали в доме, во дворе, в саду… Его там не было или, по крайней мере, его не смогли там обнаружить, ни его, ни кого-либо другого…

Теперь дом пылал в огне, зажженном в десятках мест, и спустя час от жилища Шторица остались только четыре стены.

Кто знает, может быть, и хорошо, что оно было разрушено… что за этим последует успокоение умов… и население Рагза поверит, что невидимка Вильгельм Шториц погиб при пожаре…

Однако господину Штепарку удалось спасти значительную часть бумаг, находившихся в рабочем кабинете немца. Они были доставлены в ратушу. Возможно, изучив их, удастся раскрыть тайну… или тайны Отто Шторица… которые так злонамеренно использовал его сын!..