Невеста с ноутбуком

Эпилог

Я стою с кистью и направляю магию через кисточку в краску и на полотно.

Мне нравится рисовать, а уж совмещать приятное с полезным сама Система велела. Я почти не задумываюсь, кисть движется сама по себе, и линии сливаются в очертания танцующей пары. Он и она кружат в бальном зале, и никто из тысяч зрителей не смеет присоединиться к танцу.

В левой части картины вырисовывается возвышение. Троны императора и императрицы пусты, ведь мы танцуем. На высоте, над залом, остаётся величественная императрица-мать. Её поза преисполнена величия, но в уголках губ скрывается совсем не императорская, а тёплая материнская улыбка. Императрица-мать не одна, за её троном стоит её муж, принц-консорт. Брак, начавшийся, как политический союз, стал тихой семейной гаванью. Между императрицей-матерью и её консортом, возможно, нет жгучей страсти, зато есть взаимоуважение, тепло и трогательная забота друг о друге. А любовь? Мне кажется, она уже расцвела между ними, иначе почему на картине принц-консорт не следит за нашим с Риманом танцем, а с нежностью смотрит на супругу?

Но на картине нет и не будет отца Римана. Бывший король живёт в загородной резиденции и наслаждается покоем домашнего ареста. Вечного. Иногда он присылает поздравительные письма. Чаще отвечаю я, Риман писал в ответ дважды. Пока они не готовы встретиться лицом к лицу, но я верю, что что-то будет. Прощение? Наверное… Не все в королевской семье рождаются королями, способными управлять страной. Прощение не отменит арест, нет, но станет мостом между отцом и сыном. В конце концов, плохо, бездарно, но по-своему король пытался защитить маленького Римана.

На картине не будет павшей королевы Элизанны, не пожелавшей провести остаток жизни в монастыре и принявшей яд. Не будет принца Дорана, последовавшего за матерью. Решение очень тяжело далось Риману. Всё же младший брат… Когда я напомнила, что этот так называемый брат без колебаний и сожалений прислал Риману браслет, пропитанный соком лиоруанских цветов, Риман только вздохнул. Принц Доран, не утративший амбиций, оставался бы слишком опасным и притягательным для всех, кто желает свержения власти Римана, поэтому… он не мог оставаться в живых. Не только он. Монахиня, отравившая в монастыре мать Римана, была казнена, но по-своему Риман всё же проявил к ней милость — отложил исполнение приговора на время расследования трагической гибели её сестры и позволил девушке присутствовать на казни настоящих преступников.

На картине не будет принцессы Оливии. Она вошла во дворец императора Великой Солнечной империи и стала одной из многих красавиц, украшающих его гарем.

Принцесса Циная на картине будет. Циная составила счастье молодого канцлера, таланта из, как ни странно, Вигении. Будучи сыном опальной семьи, он не мечтал о государственной карьере, и вдруг вознёсся на небывалую высоту. У Римана чутьё на таланты… А Циная пообтесалась, перестала считать себя дочерью избранника богов в стаде дикарей, лишилась прежнего высокомерия и оказалась весьма милой девушкой.

Среди зрителей величественной осанкой выделяется графиня. Рядом с ней её внучка с женихом. Айяна несколько болезненно пережила осознание, что трон, о котором она грезила, достался мне. К чести Айяны, проблем она не доставляла, лишь поглядывала на мою корону с тщательно скрываемой тоской, пока в её жизни не появился молодой капитан, герой войны. Сейчас девушка счастлива, что осталась свободной и с нетерпением ждёт свадьбы.

На картине не будет опекуна Шелли и его семьи. На нашей свадьбе лорд с семьёй присутствовал, не прийти он не посмел. Но изображать его мне совсем не хочется, как не хочется вспоминать о том, что в честь свадьбы милостью императора ему всё-таки сократили установленную судом заоблачную компенсацию до приемлемой суммы, и теперь лорд Зеер ничем не примечательный разорившийся аристократ. Его сын был уволен на службы и пребывает в свободном поиске себя. Авось, однажды найдёт.

— Шелли, отдай кисточку или хотя бы смени полотно.

— О? Какое полотно?

Если бы я не была так увлечена, я бы не попалась на провокацию.

— Разве Солнечный посол не подарил тебе книгу об искусстве росписи по коже? И краски он тоже тебе подарил. Так зачем ты тратишь время на мольберт, когда у тебя есть муж?

Риман расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки, и я невольно слежу за медленным движением его пальцев. Риман нарочно медленно подбирается ко второй пуговице, обводит контур круга, расстёгивает. Кисточка выпадает из пальцев. На мраморном полу останется клякса, но меня это ни капли не волнует. Мрамор не ковёр, горничные протрут. Риман обнимает и целует:

— Шелли, войди в моё положение. Если ты будешь только рисовать, империя не будет успевать строить картинные галереи.

— М-м-м…

— Мурр, — хмыкает Риман, подхватывает меня на руки и похищает из моей мастерской.

— Что-то хорошее случилось? Ты подозрительно доволен.

— Пришла весточка от Безумного капитана. Завтра наша экспедиция возвращается с победой.

— Да?! Ура! — я подпрыгиваю, забыв, что Риман держит меня на руках.

К счастью, муж у меня сильный во всех смыслах, мои попытки уронить нас, он не замечает, аккуратно усаживает меня на диван и принимается обратно застёгивать пуговицы рубашки.

— Эй, так не честно! — возмущаюсь я.

Риман хохочет, падает в кресло, закидывает ногу на ноги и смотрит на меня самодовольным взглядом победителя. Вот кошак он и есть кошак, ничего не изменилось. Его взгляд становится лукавым, а я прищуриваюсь. У меня есть, чем удивить и сорвать это выражение превосходства. Одна фраза, и уже я буду смотреть на Римана с превосходством.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ах так? Тогда я не скажу тебе, что скоро мы станем родителями, — и выразительно кладу ладонь на свой живот.

Вся показная игривость с Римана слетает. И Риман сам с кресла тоже слетает, опускается передо мной на колено:

— Шелли?

Смотрит на меня со смесью счастья и недоверия, будто боится, что я пошутила. Риман протягивает руку, но замирает, так и не коснувшись меня. По его мнению, я вдруг стала хрустальной? Меня накрывает волной нежности, я наклоняюсь вперёд, провожу по его волосам, и Риман жмурится от удовольствия, как котёнок, и совсем не важно, что для других он матёрый хищник. Я ловлю Римана за руку и опускаю его ладонь на свой живот. Риман прислушивается к ощущениям, постепенно начинает дышать ровнее.

— Шелли…

Я не даю договорить, целую.

Риман срывается. Подхватывает меня на руки, кружит по комнате, держит крепко и в то же время бережно. И, наконец, позволяет мне встать:

— Шелли, я попрошу учителя больше не оставлять тебя ни на шаг, пока ты без меня.

Что?

После коронации Римана учитель мог вернуться на родину, но, таинственно улыбнувшись, учитель отрицательно качнул головой и продолжил цедить чай. Сколько он захочет оставаться с нами? Лично я надеюсь, что он выучит не только наших с Риманом детей, но и внуков, а пока что учитель мучает Лару. Она-таки взяла его измором и добилась согласия принять её в ученицы.

— Котик, ты ведь понимаешь, что это безумие? Материнство — естественное состояние для женщины.

— Шелли, мне так будет спокойнее.

И все мои возражения разбиваются.

От того, что учитель присмотрит, хуже уж точно не будет.

— Сам его убеждай.

— Легко! — усмехается Риман. — Заметь, я не прошу тебя бросить работу.

Я не сильна ни в политике, ни дипломатии, ни в военном деле. Я взяла на себя традиционно «женскую» сферу — медицину и образование. Сплавив воедино исторический опыт государств моего родного мира и опыт Великой Солнечной империи, мы втроём — императрица-мать, принц-консорт и я — выстраиваем двухвекторную социальную программу. С одной стороны, мы делаем образование и медицину доступными всему населению, с другой — ищем и продвигаем таланты. Даже ребёнок последнего нищего сможет подняться до невиданных высот, если у него есть ум и трудолюбие.

Ну и мой персональный проект — постепенное, исподволь, шаг за шагом, с малого, уравнение в правах женщин и мужчин.

— Риман, я обещаю быть внимательной и беречь нашего малыша, себя и… тебя.

Я не знаю, сколько я уютно молчу в его объятиях, а Риман гладит меня по спине, целует в макушку. Нам давно не нужны слова, мы научились понимать друг друга без них.

Час проходит, два? Вряд ли столько. Я поднимаю голову:

— Ты сказал, Безумный капитан возвращается?

— Да, завтра в полдень он войдёт в главный порт, и мы торжественно встретим победителя. Он открыл оба континента, и вместе с ним к нам прибудет посол с материка, который ты назвала Северным.

Нас прерывает дробный стук в стекло.

Я понимающе хмыкаю, а Риман распахивает окно:

— Налетался?

— Кря-карр!

Дамр окончательно вырос и превратился в покрытый золотым пухом шар, из которого торчит широкий ярко-жёлтый клюв.

— Кря! — повторяет теперь уже не птенец, а Птиц.

Как-то так получилось, что я перебирала имена, никак не могла выбрать, какое подходит больше, и к питомцу приросла временная кличка. Ни на что другое вредный Птиц отзываться больше не соглашался.

Я чешу подставленный подбородок, Птиц млеет и топорщит пух.

— Шелли, ты думаешь о том же, о чём и я? — спрашивает Риман, целуя меня в макушку.

— Да.

Выбрать имя ребёнку во сто крат сложнее, чем цыплёнку. Кажется, пора начинать перебирать варианты прямо сейчас.

Конец