Нет в крыльях правды

История из деревенской жизни Виктории

Каждый день, едва солнце выглядывало из-за горизонта и озаряло своим светом все вокруг, я бесшумный тенью, отточенной до автоматизма за последние годы, выскальзывала из дома и шла к Мирославу Елизаровичу на тренировку. Сегодняшний — не исключение.

Правда, мне совершенно не хотелось куда-либо идти. На улице осень вовсю боролась за права с наступающей зимой, так и норовя спровадить строптивую соперницу. Мне всегда было интересно наблюдать за их противостоянием, но из дома, когда лютый ветер не норовит забраться под старую и поношенную одежду, которая уже давно перестала быть впору, и обласкать своим ледяным прикосновением и без того замерзшую кожу.

Я невольно прилипла к окну, завороженная борьбой жёлтых пожухлых листьев с мелкими хлопьями снега, заворачивающихся в маленькие смерчи.

Пора сбора урожая уже давно закончилась, и теперь родители больше времени стали проводить дома, а я — у своего учителя. С годами ненависть родителей постепенно возрастала, а когда исполнилось четырнадцать лет, и сельские парни начали ухлестывать за мной, они учинили и вовсе зверскую шутку, которую я до сих пор не могла им простить.

Мать, видя, что я все чаще стала приходить домой в компании поклонника, пустила по деревне шепоток, что я прокаженная. Мол, дьявол в меня вселяется каждое новолуние, и как они устали бороться с этой астральной сущностью. Узнав об этом, я долго и звонко смеялась, но когда поняла, ради чего это было сделано, горько плакала.

Теперь уже не только молодые люди обходили меня стороной, но и вся деревня. Особо смелые (или невоспитанные) дети кидались камнями, тухлыми овощами, которые жалко даже животным скормить. И без того грязная и помятая одежда пропиталась смрадом, который я тщетно пыталась выстирать, но в глазах родителей, особенно матери, я не видела раскаяния за содеянное.

С того случая прошло почти два года, но я до сих пор не могу понять, что плохого успела сделать в свое время, что на мне так жестоко отыгрывались, казалось бы, самые близкие люди.

Впрочем, что-то я опять углубилась в воспоминания. Кое-как отвалившись от созерцания природы за маленьким и покосившимся окном, я нехотя натянула более-менее чистую одежду и, стараясь не попадаться на глаза, бесшумно покинула дом.

В воздухе витал приятный морозец, несмотря на то, что на дворе только-только начинался ноябрь. Я зябко поежилась. Активность, конечно, приятно согревала в ненастную погоду, но слечь после такого с воспалением легких не хотелось.

Накануне прошёл сильный дождь, и тайные тропинки, которыми я бегала на занятия, размыло до засасывающей трясины. Невольно пришлось идти по главным тропинкам деревни, пытаясь не опускать взор при встрече с кем-либо. Последние годы я усердно старалась над вырабатыванием этой привычки, но работы был ещё непочатый край.

Из-за угла очередной потрепанной избушки вышел мальчик лет девяти и окинул меня неприязненным взглядом. Я закатила глаза и уже хотела развернуться, но было поздно. Я давно стала объектом насмешек этого малолетки, младшего брата своего бывшего парня, и постоянно хотела врезать ему в нос, но не желала давать повод для ещё больших насмешек. В свои годы тот уже обогнал меня по росту и явно был сильнее. Поэтому, стиснув зубы, двинулись мимо ненавистного дома, молча выслушивая оскорбления в свой адрес:

— Дьявол, дьявол, выходи

Пищу дам я во плоти.

Девка там не девка тут!

Вики наша здесь тундук!

И он громко засмеялся, посчитав свою шутку очень весёлой. Какая-то бабка, проходившая в этот момент, хмуро посмотрела на меня и неистово окрестила себя троеперстием, а затем недовольно оглянулась на веселящегося мальца.

Жизнь в деревне и до того случая, конечно, мёдом не казалась, а после и вовсе стала несносной. Я задумчиво брела дальше, не обращая внимания. Из этого состояния меня вывел тухлый помидор, оставшийся после сбора урожая и брошенный под ноги очередным невоспитанным отродьем. Наверное, специально припас его для того, чтобы поиздеваться.

Я не успела остановиться, противный вязкий сок брызнул на махры, свисающие со штанин, и намертво въелся в ткань. Наградой за ответственную роль главного посмешища деревни мне послужил заливистый смех мальчишки, к которому постепенно присоединились остальные из компании.

Я вновь оставила их жалкие потуги вывести меня на эмоции безрезультатными. Едва те поняли, что реакции не будет, потеряли интерес и вернулись к своим повседневным делам.

Наконец я добралась до тренировочного зала под открытым небом. Его Мирослав Елизарович давно подобрал под себя, переделав для этого старое и заброшенное поле. Воплей недовольных сельчан было немерено, но, когда те увидели, на что способен коренастый чужак, быстро замолчали и потихоньку стали отдавать своих детей на тренировки.

Сегодня застала учителя, стоявшим посередине импровизированной арены и уперевшим испещрённое мелкими занозами лезвие деревянного меча в землю. Пойманный баланс между оружием и носками обуви был столь шаток, что я могла бы подумать, что Мирослав Елизарович не удержится, но за время тренировок успела хорошо его изучить.

Несмотря на мои старания подойти к мужчине поближе бесшумно, все было тщетно. Едва нога пересекла черту, отделявшую обычную землю от специально подготовленного поля, мужчина перенес свой вес с натужно скрипящего меча на ноги и стремительно повернулся, делая выпад в мою сторону. Глаза его при этом были закрыты. Я выхватила из перевязи подаренный им же нож и парировала удар, но ответный наносить не спешила.

Учитель же вернулся в исходное положение, позволяя мне пройти дальше, чем просто за черту, и открыл глаза.

— Маленький воин, — улыбнулся он. — Ты сегодня опоздала.

Я невольно поморщилась и отвела взгляд.

— Учитель, сколько я просила вас так меня не называть?

— Сколько я просил тебя так не называть меня, маленький воин? — парировал он. Деревянный клинок он отбросил в сторону, заменяя его на настоящий кинжал. В лучах полуденного солнца сталь тускло отливала серебряным светом.

— Простите, Мирослав Елизарович. Я не рассчитала время, и еще меня опять пытались вывести на эмоции.

— И как? — поинтересовался тот, взвешивая на ладони оружие, очевидно вымеряя его сбалансированность.

— У них ничего не получилось.

Учитель удовлетворенно кивнул головой и подбросил нож в воздух. Он описал широкую дугу и уверенно приземлился рукоятью в раскрытую широкую ладонь. Любимый фокус. Но меня ему обучать не хотел, говорил, что подаренные ножи не подходят для таких выкрутасов, и у них другое дарование, а всегда смеялась на это. Какое еще у них может быть предназначение? Я скоро должна была покинуть родительский дом и куда-то уйти, скорее всего, в другое поселение, куда еще не добралась моя дурная репутация. И все. Все, что я могла бы ими делать, это разделывать туши убитых животных с будущего имения, если повезет им обзавестись, или вырезать фигурки на продажу. Но наставник уверял в обратном, и я со временем перестала обращать на это внимание, списывая на причуды характера.

Тренировалась я обыкновенно перед основной волной учеников. И если раньше со мной рядом кто мало хотел стоять, то сейчас и вовсе плевал в ноги, проходя мимо, несмотря на грозные увещевания Мирослава Елизаровича и пояснения, что поле — нейтральная от предрассудков и пересудов территория. Но кого это когда волновало?

Учитель принял боевую позу, собственным примером вынуждая сделать то же самое. Я зябко поежилась, но встала, прижимая руку к телу и отводя лезвие в сторону соперника. Выпад за выпадом ярость, клокотавшая внутри, постепенно отступала, уступая место холодному расчету. Удары, сначала слабые и неточные, сменились жесткими и попадали точно в цель.

Мы давно тренировались с настоящим оружием и не боялись нанести серьёзные увечья друг другу. Ссадин и царапин, конечно, было не избежать, но это меньшая из зол.

Заунывный ветер нещадно хлестал по щекам, заталкивал полусухие и холодные листья за шкирку. Солнце, и без того слабо светившее с самого утра, вовсе спряталось за тучу, оставляя землю в неприятных дневных потемках. Но мы не замечали ничего вокруг, кружа по намеченной траектории. Молчание между нами не было тягостным, скорее, сосредоточенным.

Но все хорошее рано или поздно имеет свойство быстро заканчиваться. Наша тренировка не была исключением. Казалось бы, я только пришла, как настало время уходить. За пределами поля уже столпились парни, кидавшие в мою сторону недовольные взгляды, но не смевшие ступать на территорию.

Мирослав Елизарович отряхнул штаны от пятен грязи, оставшихся после сражения, и одобрительно посмотрел на меня.

— Маленький воин поднаторел в своем мастерстве, — улыбнулся мужчина и повернулся в сторону недавно пришедших. — Вам, большим охотникам, не помешало бы поучиться у этой девушки некоторым особенностям ведения боя.

После этого некоторые парни разозленно надулись, словно петухи, и были готовы загрызть меня прямо на глазах учителя. Но я не боялась, Мирослав Елизарович никогда не давал меня в обиду. Воистину, мужчины крайне тяжело переживали собственное ничтожество, когда доходят до сравнения с девушками, обошедшими их в исконно мужских занятиях.

Я извиняюще улыбнулась и пожала протянутую руку учителя.

— Спасибо за тренировку, Мирослав Елизарович.

— Жду тебя завтра, в то же время, маленький воин, — усмехнулся он и пошел в сторону следующих учеников. — Проходите, не стесняйтесь. Что вы из раза в раз одно и то же?!

Я незаметной тенью попыталась выскользнуть за пределы тренировочного поля. Кончики пальцев онемели от завернувшего холода, хотелось поскорее вернуться домой и примоститься около печки, погреть замерзшие конечности. Но моей мечте не суждено было сбыться.

Едва я перешагнула границу, ткань на плече надрывно захрустела. В образовавшуюся очередную дыру противно начал задувать ветер, невольно заставивший поежиться. Я оглянулась, стараясь не выказывать страха.

— Маленький воин, значит? — прошипел знакомо противный голос. — Как же мелкая шавка заслужила подобное громкое прозвище?

Передо мной стоял Григор, парень, который пару лет назад ухлестывал и старался получить мое расположение. Едкая ухмылочка расплылась на лице, подобно бочке дегтя, отравлявшей все вокруг. Я резко вырвала руку из его хватки и отошла на пару шагов назад.

— Что тебе надо? — воскликнула я. — Чего сюда приперся? Давно же уже закончил обучение.

— На тебя посмотреть хотел, — улыбнулся он, проводя рукой по щеке. Я отпрянула еще на несколько шагов.

— Отва… — я попыталась крикнуть, но тот закрыл рот.

— Тише, ты же не хочешь, чтобы учитель узнал? — прошептал он мне на ухо, придвигаясь максимально близко. От неожиданного сокращения расстояния желчь прилила к горлу, но я стоически сглотнула и пробормотала, отрывая его руку ото рта.

— Что тебе надо? Не боишься заразиться от меня?

— Еще чего, — рассмеялся парень, уводя меня в сторону от островка безопасности. Я с тоской оглянулась на Мирослава Елизаровича в надежде, что тот меня заметит, но учитель был занят новичками, монотонно вздыхая от непроходимой тупости последних.

Когда мы наконец отошли на достаточное расстояние, как показалось Григору, я в очередной раз вырвала руку и отбежала.

— Ну что ты шарахаешься? — притворно ласково проговорил парень, заставляя меня шаг за шагом пятиться назад. — Не ты ли пару лет назад была готова отдаться мне?

— Еще чего вспомнил, — огрызнулась я, оглядываясь по сторонам. Вокруг не было ни души. Он завел меня в непроходимую лесную глушь, для чего, ему одному было известно. Что ж, тем хуже для него. — Не боишься меня?

В ответ Григор звонко рассмеялся.

— Конечно же, нет. Дурак тот, кто верит в эти россказни. Дьявола, как и Бога, попросту не существует, а кто это распускает, еще больший дурак. Ты абсолютно адекватная девушка с хорошей фигурой и смазливым личиком.

Я задумчиво покачала головой, активно делая вид, что внимательно его слушаю.

— И с ножом, — добавила я.

— И с ножом, — механически повторил он. Запнулся и посмотрел на меня так, словно видел в первый раз. — Что?!

Воспользовавшись эффектом неожиданности, так кстати сыгравшим мне на руку, я стрелой бросилась на парня, ударила коленом в пах, заставив того буквально согнуться пополам, свалила лицом в незастывшую на морозе грязь, прижимая колено к шейному позвонку. Затем устроилась поудобнее, передвинувшись немного ниже, чтобы пристроить около артерии кинжал, в мгновение ока оказавшийся в руке.

— Неужели ты думал, что я хожу на тренировки без оружия? — усмехнулась я, прижимая острое лезвие и слегка надавливая на него. Крохотная капелька крови выступила на коже и потекла вниз, прокладывая по шее красную дорожку. Против воли Григор нервно сглотнул, все еще пытаясь прижать руку к больному причинному месту. — Что тебе надо? Отвечай! Я больше не буду повторять!

— Да ничего я не хотел! — воскликнул парень, но теперь его интонация сменилась с нетерпящей отказов на просящую. — Я что, соскучиться не могу? Я же тебя, дуру, любил!

— Все-то у тебя нынче дураками стали, — пробормотала я, ослабляя хватку на ноже. — А сам и не лучше. Не приближайся ко мне, Григор. Да, ты прав, я не проклята, никакой дьявол в меня не вселялся. Я сама дьявол во плоти, кинжалы — мои рога. И сейчас ни капельки не шучу, — на этих словах нож вновь прижался к шее, прорезая кожу и загоняясь под нее. Парень жалобно заскулил, набирая полный рот грязи. Но это зрелище не вызывало ни капельки сожалений. Последние несколько лет убили во мне даже зачатки милосердия.