И артиллеристы не подкачали. Со стороны наших позиций поднялись клубы дыма, до ушей донеслись звуки выстрелов и почти одновременно с этим я увидел, как вспыхнул первый танк в правой колонне. Второй снаряд, к сожалению, в первый танк правой колонны не попал, промазав, однако, пролетев вперёд, каким-то чудом поразил грузовик, который ехал в центре одной из колонн. Кабина машины разлетелась и транспорт, на полном ходу вылетев с дороги, ударился в телеграфный столб на обочине, после чего остановившись, загорелась. Из её кузова стали вылезать, вываливаться и выпрыгивать раненые и контуженые после аварии солдаты противника. Они помогали друг другу и отползали в кювет подальше от чадящего чёрным дымом грузовика. Так как эти фрицы ползли в мою сторону, то я не стал дожидаться взрыва мин, а решил их экспрессом отправить в геенну огненную теми средствами, что были под рукой.
Точную скорость, с которой вёл огонь, я, конечно же, не засекал. Но, на мой взгляд, я делал около сорока выстрелов в минуту. К этому выводу я пришёл потому, что не прошло и полминуты, а пехота врага в количестве двадцати трёх человек отправилась в преисподнюю. Не знаю, сколько их было в кузове транспортного средства, но наружу вылезло именно чуть больше двадцати особей. Хотя я могу и ошибаться, если честно, время в такие моменты не понять — оно то летит с околосветовой скоростью, то замедляется и растягивает мгновения в тягучие кисельные микровечности.
Всё ещё ожидая взрыва минной ловушки, переместил свой взор, а вместе с ним шквальный огонь, на противников, находящихся в моей лесопосадке. Те, вероятно, обрадовавшись, что с моей позиции в их сторону огонь не ведется, активизировались и вновь стали подползать.
Было очевидно, что противник продолжит давить. Я видел, что в деревьях лесопосадки то тут, то там, мелькают немецкие пехотинцы. Подкрепление это было или те, кто шёл позади уже уничтоженных солдат, но было их много. Не став долго думать, открыл огонь, вот только эта волна наступавших, на мой взгляд, была более проворной. Не всегда мне удавалось успеть выстрелить, настолько быстро фигуры прятались за стволами деревьев или прижимались к земле.
Стиснув зубы до скрежета, держал оборону, и каждый раз, вновь и вновь перезаряжая винтовку, радовался тому, что перед этим боем патроны я получил не врассыпную, а в обоймах. Это существенно увеличивало скорость перезарядки, и, следовательно, поражал я приближающиеся ко мне цели значительно чаще.
Ежесекундно концентрируясь и фокусируя зрение, я искал подходящую под ликвидацию цель и сразу же её уничтожал. И хотя немцы были проворными, но я был ещё проворнее и точнее. Как ни старались они спрятаться, я их находил и сразу же отправлял в сторону противника девять граммов смертоносного свинца.
Достаточно быстро уладив это дело, при этом уничтожив, как минимум, семь солдат и ранив двух, тем самым отбив на время желание лезть ко мне, вновь сосредоточился на колонне.
Секунда тянулась за секундой, а ожидаемого взрыва всё не было и не было.
«Почему не взрывают? Ведь уже пора!» — каждые несколько секунд задавал я себе вопрос, на который не мог знать ответ.
Так или иначе, а колонна замедлила ход и стала скапливаться, останавливаясь из-за перекрывшего дорогу танка и объезжая его.
Наши артиллеристы вновь выстрелили и подбили ещё два танка, которые, объехав по обочине горящего собрата, хотели продвинуться вперёд, однако между чадящими стальными препятствиями образовалось достаточное расстояние для того, чтобы следующая за ними тяжёлая техника могла беспрепятственно продолжить наступление.
Артиллеристы вновь произвели по выстрелу. Не знаю, как и по какому принципу они выбирали цели, но на этот раз был подбит танк, находящейся в середине дальней от пушек колонны. Боеукладка бронированного чудища сдетонировала, башню взрывом сорвало с погона и она улетела в кювет, накрыв своим весом часть ране уничтоженных мной пехотинцев.
А тем временем танки, что находились в начале колонн, стали объезжать поражённые машины и рваться к городу. Наши артиллеристы продолжали вести по ним огонь, но, к сожалению, пока развить успех им не удалось — выстрелы уходили в молоко, а от пары попаданий танковая броня на этот раз отмахнулась вспышкой с бестолковыми искрами.
Пришло полное осознание того, что с минной ловушкой что-то пошло не так, и она уже не сможет обеспечить нам преимущество в виде внезапности и организации паники среди врага. Наблюдая за тем, как хищные силуэты танков вот-вот наберут скорость, и тогда их уже будет не остановить, покосился на ту часть лесополосы, которая вела к Новску. Чуда не произошло. В мою сторону никто не направлялся. Не увидев возвращающегося на позицию Воронцова или какого-то другого командира, который мог бы отдать приказ, решил взять командование засадным отрядом на себя.
Самоуправство, конечно. Но что делать? Того требовала боевая обстановка. А потому пришлось нарушить устав и, не будучи командиром, начать командовать. Но то, что командовать я собирался только лишь самим собой, это дело десятое и к сути не относится.
А потому, как и ранее до этого, я прекрасно понимал, что сейчас мне придётся действовать строго по обстановке.
Поэтому без тени сожаления подстрелив из винтовки ещё пару немцев, которые не пытались подойти к моему окопу, а старались вытянуть то ли раненых, толи убитых камрадов, вновь зарядил мосинку и отставил её в сторону. Поправив на поясе пистолет ТТ, который мне командование дивизии в виде награды выдало для личного пользования, подошёл к стоящему в трёх шагах и ждущему своего часа ПТР, глубоко вздохнул и, понимая, что начинается новый этап битвы, сфокусировав зрение, перешёл к делу.
— Выстрел! — скомандовал себе я и нажал на спусковой крючок.
«Бабах!» — послушно ухнуло противотанковое ружье, и первый гостинец отправился в полёт к своей бронированной цели.
Противотанковое ружьё системы Рукавишникова образца 1938 года не подвело, и спустя пару секунд пуля познакомилась с крупповской бронёй. Это было воистину первое знакомство моего ПТР с танком противника, и, нужно сказать, прошло оно весьма удачно. Немецкий Т-3, получив попадание в двигатель, практически сразу остановился и задымил.
Этот танк был четвёртым в колонне и пытался объехать подбитые танки, но я ему это сделать не дал.
Как по сигналу ожила вражеская пехота, рассредоточенная по полю и лесопосадке. Я чувствовал какую-то неправильность в происходящем, и, кажется, вот в чём она была — по моей позиции не вели ответного огня. Да, маскировка и затишье до поры до времени скрывали меня от гансов, но вечно так продолжаться не могло.
Понятное дело, что в утреннем сыром тумане и прочих подарках природы можно лишь обнаружить редкие вспышки выстрелов моего оружия, и то случайно, но по всему полю боя начали вспыхивать султанчики огня — в мою сторону открыли огонь на подавление, кажется, это так называется. Где-то неподалёку застрекотали пистолеты-пулемёты, по территории начали вспухать раскромсанные свинцом комья земли. Пару раз пули с противным свистом пролетали достаточно близко, но пока опасность от стрелкового оружия скрывалась разве что в его количестве у немцев и том факте, что пуля, по словам великого полководца Суворова, интеллектом не особо отличается.
Вообще, мне сегодня очень везло. Стоявшая в последние дни непогода в виде дождя и тумана меня сильно выручила. Дело в том, что ПТР — оружие для борьбы с танками, в общем-то, неплохое, хорошее оружие, но вот только дело в том, что, кроме всего прочего, при выстреле из него от пороховых газов вылетающего патрона, который больше напоминает небольшой снаряд, вокруг стрелка в сухую погоду образовывается облако пыли. Этот недостаток данного вида вооружения крайне отрицательно сказался на наших отрядах истребителей танков. Немцы буквально сразу, как только столкнулись с советскими ПТР, отметили эту особенность, задокументировали её со всей своей немецкой педантичностью, и при атаках немецким танкистам было приказано: при обнаружении таких облаков пыли в обороняющихся позициях сразу же начинать сосредотачивать по выявленным позициям непрерывный огонь. Собственно, по этой причине жизнь бойца, истребляющего танки, в начале войны, как правило, была недолгой.
Но в моём случае мне на руку играло два фактора. Первый, как я упомянул ранее, это ненастная погода, при которой никакие пылевые облака априори подниматься не могут. И второе, это неожиданность и незнание противника о том, что у советских защитников есть подобное вооружение.
Сейчас середина августа 1941 года, а массовое применение ПТР советские воины начнут только в ноябре в Битве за Москву. Сейчас же первые противотанковые ружья Симонова и Дегтярёва ещё только находятся в разработке, и, разумеется, в войска пока не поступают. Противотанковое ружьё же, которое я сейчас применяю против противника, было изготовлено буквально в штучных количествах и на вооружение армии так и не поступило. Вообще, тот факт, что оно оказалось на складах дивизии, сам по себе является большой удачей. Вероятно, его везли на какие-то испытания, или же, наоборот, после испытаний, но так и не довезли. И, нужно сказать, что для нас это было очень приятным сюрпризом.
Впрочем, как и для немцев. Ведь они тоже фактически впервые сегодня должны будут на себе опробовать, что такое советские ПТР.
Тут нужно заметить, что к этому времени в Вермахте тоже были свои противотанковые ружья. Одно из самых известных — «Panzerbüchse 1938». В войска оно начало поступать на вооружение в 1938 году и сейчас оно также есть и применяется на Восточном фронте. Однако стоит отметить, что эти противотанковые ружья оказались далеко не совершенны и не соответствовали требованию времени. Большой вес и габариты, сложность конструкции и плохая пробиваемость (если не сказать «непробиваемость») новейших советских танков Т-34 и КВ-1. Всё это говорило о том, что данный вид вооружения у немцев не получил своего должного развития, как, скажем, те же самые танки или самолёты. Впрочем, оно и к лучшему.
Таким образом, фрица сегодня и сейчас тоже ждали некое подобие сюрприза и радость первооткрывателей. Точнее, поджидали.
— Вот только вряд ли они такому обрадуются, — сказал себе я и вновь отдал команду на уничтожение: — Выстрел!
Второй выстрел был не менее точен, чем первый.
Им я уничтожил ещё один Т-2 в голове колонны. Тот, получив попадание, закрутился на месте, а потом повернулся боком перпендикулярно движению колонны и застыл на месте. Этим посмертным манёвром он надолго перекрыл проезд, и я немного успокоился.
«Теперь немцы быстро добраться до наших передовых позиций точно не смогут».
Как и положено согласно наработкам военного искусства, после поражения головной техники колонн я занялся уничтожением техники, которая эти самые колонны замыкала.
Мне нужно было запереть основную массу танков и бронетранспортёров противника в «мешок», в котором они не смогут двигаться ни вперед, ни назад. Таким образом, надеялся, что после того, как враг лишится манёвра, я и наши артиллеристы, не спеша, сможем расстреливать всю их бронетехнику, которая почти ничего не сможет с этим избиением поделать, по факту оказавшись в гигантской западне.
Однако, когда я навёл ПТР на замыкающую колонны технику, то увидел, что там находятся не танки, а вполне обычные грузовики. Патронов для противотанкового ружья у меня было ограниченное количество, поэтому я отодвинулся от него и вернулся на позицию, где стояла «мосинка». Взял в руки ружьё, разрядил его по первым, попавшимся в поле зрение вражеским солдатам, а затем заполнил обойму бронебойно-зажигательными патронами.
Помня, что в первом бою, который у меня случился пару дней назад, я уничтожал грузовики, попадая им в бензобак, не стал выдумывать ничего нового, небезосновательно полагая, что раз это эффективно сработало ранее, то и сейчас этот способ поражения будет эффективен настолько же.
Но я ошибся. Как только сфокусировал зрение на одной из машин, увидел, что бак закрыт досками в два ряда. Это меня крайне удивило. Как и то, что после беглого осмотра я увидел, что подобной защитой обладает и кузов машины, и даже кабина.
— Вот же гады хитровыдуманые! — расстроился я, понимая, что теперь поражать грузовики будет сложнее.
С другой стороны, их стремление жить было вполне понятно. Хотя, разумеется, лично я это стремление категорически не разделял.
Но, несмотря на то, что немчура серьёзно защитилась, попробовать экспериментальным путём пробить доски, было не только можно, но и нужно.
«Интересно, возьмёт или не возьмёт с такого расстояния?»
Ну, я и попробовал, выстрелил в тот грузовик, который шёл самым последним. Как и ожидалось, пуля доски не пробила, а, застряв в первом ряду древесных препятствий, просто задымила.
Для чистоты эксперимента выстрелил ещё раз по бензобаку, а затем, вновь убедившись, что ничего не происходит, остальную часть обоймы пустил в кабину, которая тоже была зашита досками и мелкими брёвнами. Так как грузовая машина находилась ко мне под неудобным углом, то в амбразуру в виде щели, в которую смотрел при движении водитель, мне попасть не удалось. Брёвна же, разумеется, моя пуля тоже пробить не смогла.
Конечно, абсолютно ясно, что, если хорошенько изучить конструкцию защиты, потратив на это некоторое количество времени, то, скорее всего, уязвимые места в данном примитивном обвесе найти будет вполне возможно. Я и сейчас, даже не углубляясь в детали и глубоко не анализируя эту защиту, мог навскидку назвать сразу несколько уязвимых мест, при стрельбе в которые будет существовать большая вероятность, что либо цели внутри будут поражены, либо транспортное средство остановлено. Например, такими местами могут быть капот, под которым расположен двигатель, двери кабины или колёса грузовика. Эти места почти не были защищены и при желании, достатке патронов и наличии всё того же времени я вполне мог нанести урон даже обычными пулями. Но в том-то и беда, что времени у меня катастрофически не было. Колонна пёрла и её надо было не просто остановить, а лишить возможности отступления, да и вообще какого-либо манёвра.
А потому отложил верную винтовку системы Мосина в сторону и перешёл на более крупный калибр.
И, нужно сказать, что такой переход грузовику сразу очень не понравился. От моего выстрела бензобак машины вспыхнул и та, уйдя в сторону, врезалась в соседнюю. Они обе остановились, и вторая машина тоже начала дымить.
«Очевидно, огонь от первой перекинулся», — хмыкнул я, отмечая, что моё поражение цели прошло очень удачно.
Даже такой относительно небольшой аварии было достаточно для того, чтобы на первое время перекрыть возможность колонне двигаться назад. Если бы в моём распоряжении было бы неограниченное число боеприпаса для ПТР, то я бы уничтожал им всю технику подряд. Но, увы, патронов для противотанкового ружья имелось крайне мало, а потому я был вынужден расходовать их только на танки, надеясь, что, поразив их всех, в дальнейшем, с бронетранспортёрами и грузовыми машинами с пехотой, я уж как-нибудь справлюсь, сумев-таки найти уязвимые места.
А тем временем часть немецких танков в голове колонн, не имея возможности двигаться, открыли огонь по позициям, обороняющим город. Другая же часть, развернув башни, стала безжалостно обстреливать мою лесополосу.
Этого следовало ожидать, поэтому, в общем-то, я был готов к тому, что снаряды будут рваться рядом со мной. Но одно дело ожидать этого, а другое — находится под обстрелом.
То тут, то там раздавались взрывы, свистели осколки, и куски земли падали с неба на меня. На свист пуль я уже даже внимания особого не обращал, а чтобы не оглохнуть, открыл рот, но продолжал вести огонь по немецким колоннам.
Патроны для ПТР у меня пока оставались, и танков на ходу у врага ещё хватало, а потому надо было торопиться и максимально уменьшить количество бронированной техники, лишь изредка делая небольшие паузы, чтобы глаза от постоянной фокусировки зрения хоть немного отдохнули.
Но длилось это недолго. Не успел я подбить очередной, восьмой по счёту танк, как ответный обстрел неожиданно прекратился. К счастью, в меня не один осколок от снарядов и уж тем более сами снаряды, что летели в ответ, не попали. Более того, я даже рядом со своим окопом никаких воронок не обнаружил. То перелёты были, то недолёты, то вообще мазилы танкисты по началу лесопосадки вели огонь, так и не обнаружив мой ПТР. Но, хотя стреляли враги по большей части мимо, мне всё равно было очень страшно. И, когда выстрелы противника прекратились, я облегчённо выдохнул, не сразу поняв, что происходит.
Кислая пороховая гарь рвала горло. Утомлённые глаза слезились, бедро жгло — в горячке боя я умудрился ткнуться в раскалённый ствол своего оружия. Сделал судорожный вдох, посмотрел по сторонам и увидел шевеление сразу в двух направлениях. Но, к моему удивлению, пехота противника не ползла в мою сторону, а наоборот, отступала в низину. И обратил внимание, что со стороны Троекуровска в небо взлетело две красных ракеты. Шёл мелкий дождь, поэтому горели они недолго, но всё же достаточно, чтобы их увидели.
«Очень интересно. Неужели это сигнал отступления?» — очень удивился я и, взяв винтовку, подстрелил того немца, который пытался ползти на четвереньках, а не на животе.
Он был прекрасной целью, а потому пуля, вошедшая в его бестолковую голову, вполне возможно, успела рассказать ему, что, когда по тебе работает снайпер, нужно вжаться в землю и дышать через раз, а не на карачках лазить туда-сюда.
— Ну да ладно, хрен с ними, с убогими, — констатировал я очевидное и в этот момент услышал в воздухе сильный свист.
«Это чего? Артиллерия? Артиллерия⁈ Артиллерия противника!! И раз я слышу свист, то она начала работать по мне!» — пронеслось в голове, и недалеко от моего окопа раздался мощный взрыв, прекрасно разъясняющий, почему именно солдаты врага перестали предпринимать попытки атаки моей позиции.
«Бабах!»