(ненужное зачеркнуть)

- Я нуждаюсь в помощи, - шепнула Вероника

- Помощи? – удивился священник. – Так ведь… мы здесь не помогаем, - рявкнул он.

- Речь о моей матери, - сказала девушка.

Ксендз Томек какое-то время молчал, всматриваясь в носки собственных туфель.

- Тааак… - промямлил он наконец. - Да. Я все знаю, она договаривалась со мной обо всем. Что касается памятника, похорон… Она не желала, чтобы ты на них присутствовала, ей не хотелось, чтобы ты страдала, чтобы…

- Нет, - перебила его Вероника. Нет, речь не об этом.

- Но… - неуверенным тоном произнес ксендз Томек. – Но… погоди, как это? Твоей мамы нет в живых, и…

- И что с того? – не дала ему продолжить Вероника. – Я взяла кредит!... – Ксендз Томек высоко поднял брови. – На ее лечение. Я взяла кредит, чтобы мама… мама могла…

- Так? – заинтересовался священник.

- И я его потратила, - пробормотала Вероника.

- Потратила, - с улыбкой повторил священник.

- Ну, я хотела. – дрожащим голосом объяснялась Вероника, - чтобы это было ей на лечение.

- И… - медленно произнес ксендз Томек. – И хорошо, но что с того?

- Я же хотела, как по-хорошему, - голос Вероники сделался громче. – И мне нужно помочь.

Ксендз Томек вздохнул, поудобнее устраиваясь на пластиковой лавке.

- Нет, - отрицательно покачал он головой. – Какая помощь? – Вероника прикусила губы. – Нет, Вероника. Ты не понимаешь? Вероника, даже если бы… на самом деле никакой помощи тебе не положено.

- То есть как? – удивилась девушка.

- А просто, - заявил ксендз Томек. – Просто не положено, не понимаешь? Такая уж ты уродилась, что тебе не положено.

- Ну а если бы… - начала Вероника.

- Может, если бы у тебя была иная жизнь, - скривился ксендз Томек. – Может. – Он поднялся, отряхнулся. – Понятное дело, что ты можешь остаться, но вечером мы закрываемся, - напомнил он. – Обычно, мы принимаем гостей, - пробормотал он, - но к вечеру здесь все закрыто.

Священник ушел в направлении ризницы. Долгое время Вероника вглядывалась в просторный неф; в нем царила абсолютная тишина. Девушка спрятала лицо в ладонях. Вырезанные перочинным ножом надписи: БОЛЬШОЙ ЖЕЛАЮЩИЙ ПОЗВОНИ; ДАЮ БЛАГОДАТЬ НА ЦЕНТРАЛЬНОМ; ГОТОВ ЗАДЕШЕВО; СТАНУ ДЛЯ ТЕБЯ ТЕМ, КЕМ ТЫ ЖЕЛАЕШЬ, ЧТОБЫ Я БЫЛ; предложения.

- Пожалуйста, - шепнула Вероника. – Пожалуйста.

Она сглотнула слюну; костел был пуст.

- Пожалуйста, - прошептала девушка, - верни мне ту жизнь, которую я не прожила.

- Нет, нет и нет, - тарахтела по телефону мать. – Викторчик, нет. Нет! И дело даже не в том, что мы

Не желаем этого сделать, правда? То есть… То есть, для меня крайне важно, чтобы ты понял. Потому что мы очень хотим! Но считаем, что это излишний расход, понимаешь? Что без этого можно обойтись.

Виктор прикусил губы.

- Это заем, - наконец выдавил он из себя.

- Заем? – тихонько рассмеялась мать. – А точно ли, Викторчик? Лично я всегда руководствовалась принципом, - сообщила она, - давайте любить себя как братья, а рассчитываться, как евреи!

- Это заем, - тихо повторил тот.

- Ну хорошо, хорошо, заем, - согласилась мать. – Вот только: зачем? А? Вот подумай, - сказала она, - сколько бы ты мог иметь за эти деньги других замечательных вещей. Ведь это же all inclusive на Борнео, да и не один раз! Я бы поняла, если бы ты был обязан это сделать. Обязан, обязан, Обязательный Обязунчик! Но со всем этим обязаны сделать только лишь эти Беатины, - это слово она произнесла с отвращением, - родители… Только пускай это будет для них наказанием! Пускай это станет для них наказанием за то, что в жизни у них ничего не сложилось. Разори их, пусти по свету с нищенской сумой! Вот какое твое задание. Задание номер один для моего маленького чемпиона!

Виктор молчал.

- Виктор, - продолжала мать тоном убеждения. – Ну почему ты не желаешь этого понять, дорогой? Не видишь, как замечательно мог бы за эти деньги развлечься? С какой-нибудь девушкой? Ну? Мы даже не имели бы ничего против парня! – заверила она. – Только же сделай с этим что-нибудь современное, нечто инновационное, толерантное, либеральное или демократичное! Как ты вообще мог считать, будто бы это твоя обязанность? Такого маленького мальчика? Ведь это же, - продолжала убеждать мать, - никакое не reality show, не танцы со звездами, никто не станет высылать SMS-ок в твою пользу. Сколько это ты должен заплатить, как сказала та женщина ординатор, - хриплым голосом продолжила она, - за все это медицинское оснащение?... Виктор, сам подумай, сколько это денег! Денежек! Таких прекрасных денежек!

Виктор отключил соединение.

В квартире закрытого жилого комплекса царила тишина. Парень беспомощно осмотрелся по гостиной: украденная у выселенных жителей мебель отбрасывала длинные, светло-коричневые тени.

Вчера днем он принял телефонный звонок из банка. Сумма, снятая с его счета была слишком малой, чтобы покрыть взнос по квартирному кредиту, известно ли ему, в чем тут может быть дело? Виктор прикусил губы; ну да, конечно. Сумма, дополняющая необходимые выплаты до сих пор бралась со счета Беаты, а счет Беаты был пуст, ведь лежащие в коме не зарабатывают, коматозникам ничего не положено. Виктор всматривался в положенный на кухонный стол телефон; когда проснется, подумал он мстительно, ей придется мне все отдать… с процентами! Что за инновационная идея! – неожиданно загорелся он. – Это же я на этом такие бабки выкручу, такой бизнес!... Предприимчивость, предпринимательство…

- Ну, не знаю… - сказала ему на следующий день рыжеволосая сотрудница филиала City Bank на Театральной площади. – То есть, мне кажется, что по данному делу мне следует проконсультироваться с моим начальством, - прочистила она горло. – Объясните мне, пожалуйста: ведь это инвестиция, так?

- Конечно, - подтвердил Виктор.

- Инвестиция… инвестиция в медицинское оборудование… - крутит головой рыжеволосая. – Должна признаться, я вообще ничего не понимаю в данном сегменте рынка, - испуганно призналась она. – По этой теме я вообще ничего не знаю, и мне поэтому ужасно стыдно. Будьте добры объяснить мне еще раз: почему вам хотелось бы инвестировать именно в этот сегмент?

Виктор, извинительно улыбнулся и вытащил из сумки ноутбук. Рыжеволосая поужобнее уселась на небольшом, обитом бархатом кресле: презентация.

Слайд номер 1: Приветствую! Краткое описание проекта (сегмент рынка жизни другого человека является недостаточно инвестированным; нам кажется, что мы обнаружили существенную нишу). Слайд номер 2: планируемые расходы (то-се, всякая лабуда). Слайд номер 3: цели инвестиции (мы считаем, что в нынешней геополитической ситуации проект инвестирования в жизнь другого человека является инновационным, и шансы его успеха на находящихся на подъеме рынках являются неизменными). Слайд номер 4: планируемое время реализации инвестиции, к сожалению, не определено. Слайд номер 5: сердечно благодарю за внимание; визитка в Интернета. Самые теплые приветствия! Рекомендуюсь от всего сердца! Дайте мне работу, иначе повешусь!

Рыжеволосая прокашлялась.

- Это что, какая-то шутка?

- Шутка? – удивился Виктор. – Вовсе нет! Это инвестиция, в рынок… в жизнь! В жизнь!

Чиновница тщательно присматривается к нему.

- Нет, не понимаю, - сказала она. – Вы хотли бы взять кредит, чтобы инвестировать в жизнь данной пани? Так? Мы соблазнили вас низкой процентной ставкой? – удостоверялась она. – Ведь… ведь это же никакая не инвестиция! – воскликнула она, когда Виктор подтвердил. – Ни в коей степени! Это… - начала она, но замолчала. – Нет, не понимаю: вы хотите взять этот кредит, чтобы профинансировать лечение… своей… то есть, я хотела сказать, своего партнера?

Виктор снова кивнул.

- Так вед это же никакая не инвестиция! – повторяла смущенная банковская сотрудница. – Это никакая не инвестиция, это какая-то благотворительность, какое-то… что-то вроде пожертвование!

- Да нет же! – возмутился Виктор.

- Конечно же: да! Пан Виктор, вы обязаны понять, что мы здесь такими вещами не занимаемся! Вы хоть знаете, кто перед вами находится?

- То есть, вы не инвестируете? – удивился Виктор.

- Почему же не инвестируем. В некоторые, - акцентировала рыжеволосая, - в некоторые сегменты рынка. А кроме того, - она вынула из стопки бумаг папочку с логотипом "City Bank", - думаю, что стоило бы поговорить о ваших обязательствах в отношении нашего банка. Мы чрезвычайно высоко ценим доверие, которым вы нас одарили, - заверила она. – Вы взяли у нас жилищный кредит, чтобы вам было где жить, правда? Ну, это дело серьезное. Зрелое дело. А сейчас? Вот что вы себе думали? – Она скептично качала головой. – Пан Виктор. Вот частное слово. Никому, ясное дело - конфиденциально заметила она, - я не расскажу о вашей идее, о вашей… инвестиции. Потому что, говоря приватно, соглашусь, что звучит это вполне инновационно. Это такой проект с точскрином; вы как раз такой человек с точскрином, с Сири[56]. Искусственный разум. Но пока что… будет лучше, если вы, пан Виктор, займетесь реальной жизнью. Взрослой жизнью.

Все пошло в соответствии с планом, злорадно подумала Вероника, захлопывая дверь квартиры закрытого жилого комплекса. Она сама себя поздравила с идеей выслать ему от имени Виолетты Мордезевич SMS-ки с одноразовой SIM-карты; еще перед тем, как успела вытащить ее их старенькой Нокии, Виктор еще написал в ответ: "Уже еду, буду через час". Хо-хо!

Не подождав хотя бы несколько минут, она бросилась к стоящему на кухонном столе компьютеру. На сей раз папка "nice" ее не заинтересовала; Войдя в меню Пуск, она кликнула в Поиск. Поначалу Вероника и не знала, а что туда ввести. Но, подумав, ввела туда имя "Беата", компьютер предложил ей несколько десятков результатов, в том числе и названную так папку; клик.

Здесь не было никаких роликов, никаких фотографий, только изображения JPG, выглядящие как сканы документов. Вероника в удивлении подняла брови; а чего, собственно, было ожидать? Она выбрала первый попавшийся имэйл с темой "Напоминание".

Уважаемый господин, сообщал имейл, от имени кредитной кассы "Bank" напоминаю о сроке выплаты кредита, взятого Вами 20 июня 2011 года. Кредит, вместе с начисленными процентами, составляет 70 000 злотых. С выражениями глубочайшего уважения, Дариуш Асман.

Вероника изумленно подняла брови: кредит?

Следующий файл, на сей раз Microsoft Word: это, похоже, был какой-то список. Названия мало что ей говорили: респиратор, аппарат для капельниц, набор компрессов, пероральная жидкость, вагинальная жидкость. Так, еще один документ, называющийся "важно". Формат ТХТ, тут Вероника замялась…

Поначалу ей казалось, будто бы звук доносится из коридора, но потом убедилась, что его источник в спальне.

Спящая лежала с широко раскрытыми глазами; Вероника перепугано поглядела на нее. Беата начала что-то бормотать, шевелиться, пытаться подняться с кровати.

- Кто… - она кашлянула; раз, другой.

Кто? А ведь и правда хороший вопрос, подумала Вероника и выбежала из спальни.

По дороге она сбросила с полки коричневого медвежонка; подняв игрушку, она инстинктивно бросила ее в сумку. Прежде чем уйти из квартиры, она еще успела глянуть на экран компьютера. Файл "важно" открылся быстро: всего несколько строчек с расчетами. "Проценты?". Под результатом (40 000) был короткий вопрос: "Следующий кредит?" и имя: "Беата", а потом не законченное точкой, незавершенное предложение: "никто не должен об этом узнать".

.

20

Наши социологи отмечают, что искусство красивой жизни, ранее столь популярное в эпоху Фабулы, полностью ушло в отставку: только ведь никакая жизнь не может быть красивой, если она передается на весь свет двадцать четыре часа в сутки.

Но в этом месте стоит вспомнить об одно своеобразном исключении: те жизни, которые проживающие их индивидуумы решили подчинить анахроничной идее пожертвования. Эта задумка: заполнения одноразового существования поступками, полезными исключительно для другого человека, наши эстеты достаточно солидарно признают последним отблеском красоты в обществе Фабулы; кто знает, а не последней ли вспышкой красоты, разрешенной всякому; и кто знает, не последней ли вообще вспышкой красоты на земле.

Поначалу подглядывающие привыкли следить те самые – не будем бояться этого определения! – фабулы с некоторым возбуждением. Те самые фабулы: в которых кто-то, абсолютно неизвестно – кто, заслоняет другого человека собственным телом, обрекая самого себя на пожизненную инвалидность; в которых некто, все так же, неизвестно – кто, делится с другим с таким трудом добытой едой, хотя понимает, что теперь, неизвестно сколько времени, будет ходить голодным; в которых кто-то – и кто бы это мог быть? – отбирает у самого себя некую часть тела, лишь бы кто-то другой мог бы и дальше прокучивать уходящие дни. И вообще, соглашаются наши эстеты, эти истории были слезливыми, в каком-то смысле, слишком простыми, чтобы быть настоящими. Возможно, именно потому, в конце концов, они пробуждали в подглядывающих столько гнева.

Наши историки с некоторым смущением призывают сегодня те события средины XXI века, называемые "бунтом подглядывающих". Так что же решили сделать наши миленькие, сидящие перед экранами портала Фабула? Так вот, они решили осуществить экспедиции в наиболее отдаленные регионы нашей планеты, чтобы обнаружить жертвующих собой: чтобы любой ценой уничтожить, развеять в прах результаты пожертвования. У накормленных была отобрана еда, чтобы (позднее, правда, чем это было предусмотрено в великой книге мира) те сдохли от голода; тем, которые избежали инвалидности путем самопожертвования кого-то чужого, такую обеспечили: до нынешнего дня в музеях той самой революции хранятся отрезанные конечности, фотографии парализованных, аудиозаписи погруженных в идиотизме. Тех, кто получили от кого-нибудь деньги, обокрали, а их имущество конфисковано; пересаженные почки или легкие были выдраны их страдающих тел, как будто бы то пожертвование никогда и не происходило.

Добродетель, говорят нам подглядывающие, это никак не чувствительность к чьему-то страданию; добродетель – это безразличие и чувство юмора. Takeiteasy, dude; keepcalmandcarryon; trololo[57]. Добродетель – это умело насмехаться над несчастьем кого-либо; чтобы тот или другой почувствовал себя еще сильнее униженным; добродетель – это способность громко гоготать над страданиями кого-либо; добродетель – знать, что другому человеку счастье попросту не полагается.

Прежде чем разболтанный автобус добрался на Таргувек, пан Эдек звонил не менее десятка раз. Поначалу Виктор игнорировал эти звонки, делая вид, что их не слышит; после чего вообще вытащил телефон из кармана и выключил его.

Неподалеку от Центрального вокзала автобус застрял в дорожной пробке; серез приоткрытое окошко внутрь ворвался смрад выхлопных газов, громкое гудение клаксонов. Заблокированные на перекрестке Иерусалимских Аллей и улицы Эмилии Плятер автомобили бешено трубили друг на друга, несколько водителей даже вышло из своих машин. Все были злые и потные, и плохо одетые; все куда-то спешили. Только правая полоса оставалась свободной; но когда один из автомобилей попытался проехать по ней, полиция тут же направила его вовнутрь пробки. Через мгновение по свободной полосе промчался темно-синий "порше каррера", на вид двадцатилетний шофер которого разбрасывал банкноты по сотне злотых. Орущие друг на друга водители на мгновение застыли, после чего тут же начали толкаться и приседать, чтобы из парящей в воздухе и валяющейся на дороге фортуны урвать чего-нибудь и для себя.

Автобус въехал на мост Понятовского. Висла совершенно иссохла: поглядывая из окна Виктор увидел только громадные пятна песка, обмываемого загогулинами серо-зеленой тины. На Праге автобус повернул и помчал вдоль ряда электромагнитных станций. Отдельные жилые дома вырастали из куч сухой травы; в некоторых из них звали на помощь черно-смолистые дыры сожженных квартир. Выходя на перекрестке Радзиминьской с Троцкой, Виктор заметил, что пан Эдек оставил ему сообщение в голосовой почте.

Июльский полдень на скопище блочных домов Таргувка был вонючим и душным; сделав глубокий вдох, Виктор почувствовал запах жаренных с лучком цыплят, разваренной брюссельской капусты, вишневого компотика. Солнце жарило все сильнее. На одном балконе несколько полуголых мужиков лениво разгребало уголь для гриля.

Номер Виолетты Мордазевич был недоступен. Зато доступна была голосовая почта, соединение с которой Виктор установил совершенно машинально, а потом уже никак не мог отключиться.

- Виктор, - сообщал в записи пан Эдек. – Слушай: тут у меня как раз был представитель кредитной кассы, но совершенно по другому, чем обычно, делу. Слушай, ты что, брал у них кредит? Потому что, - продолжал весело пан Эдек, - они были как раз из-за этого, так они хотят, чтобы ты сам у себя взыскал задолженность. Так как, взыщешь?

Когда заказанное из-под COCOFLI такси остановилось перед жилым домом на Таргувке, было уже начало второго ночи; Вероника почувствовала, что трусики у нее делаются влажными. Мужчина представился как Эдек (но попросил, чтобы она называла его Кабаном[58]); он сунул таксисту сто злотых и упрямо ожидал, когда ему дадут сдачу. Машина не уехала.

Вероника спешно открыла дверь каморки; мужчина все спотыкался и спотыкался. Ежесекундно он жадно пялился на нее, прикасался к ее шее и щекам, лизал ее; подумав, Вероник подняла склоненную головку, давая ему доступ к своему декольте. Так вот оно как все это делается, подумала она, чувствуя, как его ладони прокрадываются между ее большими грудями, как тормошат ее; так вот оно как это делают взрослые. Нужно ли мне уже начать тяжело дышать? – задумалась Вероника. Ну ладно: ох, ох.

- А может… - шепнула она; мужчина не отреагировал, - может, зайдем? Я внизу живу…

Она специально потратила весь этот снежный январский день на уборку квартиры, на том, что выбросила мусор, картонные пакеты из-под молока и сока; заплесневевшие творожки…

- Я тут живу… - прошептала она. – Тут… зайдем… - Жадные ладони мужчины обнаружили дельту ее ног. – Ну, прошу тебя, пошли… Кто-нибудь может увидеть…

Разве ей не нужно было, чтобы кто-нибудь увидел, чтобы ей завидовали?

Он прижал ее к радиатору. До недавнего времени голый, серый, несколько недель назад он был выкрашен толстым слоем темно-зеленой краски, и Вероника чувствовала небольшие утолщения засохшей эмали. Мужчина напирал сильнее и сильнее; ему уже удалось стащить с нее колготы, повернуть к себе спиной. "В попочку!...". Прижатая к ребрам радиатора, Вероника вдыхала заскорузлую пыль, комки чьих-то волос; на лестничной клетке царила душная темнота, освещаемая белесым отсветом наружного фонаря. Через мгновение она почувствовала, как что-то ее заполняет, сильнее, раз, два, еще сильнее; ах. Почему все время задом? Ну почему он не хочет ее увидеть?

- Больно! – вырывалась Вероника.

Ну да, было больно. Но только лишь болело? Нет, еще щипало, еще щекотало, еще ошеломляло запахом пыли и духотой. Мужчина двигался все быстрее и быстрее, под самый конец громко простонал. Вероника сползла на пол. Напольная плитка была холодной; она чувствовала, как к ее голым, покрытым гусиной шкуркой бедрам липнет пыль

- Короче, попользовался! – прохрипел мужчина, пошатываясь от стенки к стенке.

Вероника скорчилась возле радиатора. Мужчина загоготал и, грохоча металлической двербю, выпал из подъезда. Фары такси понимающе мигнули; через мгновение автомобиль уехал. Ночь была темной и снежной; Вероника быстро потеряла машину из виду.

- Прошу!

Постучав в дверь с надписью К+М+В=2008, Виктор услышал невыразительный голос изнутри квартиры. В коридоре жилого блочного дома на Таргувке царила приятная прохлада. Он откашлялся после чего попробовал еще раз.

- Прошу! – Это не было голосом женщины, наверняка не матери Вероники: ни настоящей, ни выдуманной. – Проходите, дверь открыта!

Поначалу Виктор не узнал этой квартиры: теперь прихожая казалась просторной и чистой. Он приоткрыл дверь санузла; пол блестел, на нем не было грязных отпечатков обуви; кто-то сменил заслонку душевой кабины. Продолжая удивляться, он направился в большую комнату.

Услышав его шаги, хозяин поднялся с корточек, отряхнул одежду.

- Приветствую! – весело произнес он. – Вы вернулись за телевизором, да? – указал он на ящик в углу. – Еще чего-нибудь забрать, долги оплатить? Взыскать чего – захихикал он.

Виктор застыл.

- Это… - сомневаясь, произнес он. – Это вы?...

- Я, - усмехнулся владелец. – Готовлю квартиру для новых жильцов, сами понимаете, - сообщил он, а Виктор осмотрелся по жилищу. Несколькими часами ранее владелец снял со стенки над диваном портрет Иоанна-Павла II, выбросил скоросшиватели с кухонными рецептами и кучи журналов для сплетниц. Кроме пыльного телевизора, от предыдущей квартирантки не осталось и следа.

- Я должен был… - начал Виктор, - должен был встретиться с… с Вероникой, с ее… - мямлил он. – То есть…

- А вы снова с той историей! – раздраженно бросил хозяин. – Вам не надоело? Ну почему это вас так интересует? Ведь это же выходит за рамки вашей работы… ведь правда?

Он покачал головой.

- Кстати, - прибавил он, - телевизор я исправил, - указал он головой на пыльный ящик. - Похоже, он уже не будет показывать исключительно "в следующей серии"; наверное, он уже способен передавать и более длинные истории, гораздо… Ну, с каким-то там окончанием.

В доказательство он нажал на кнопку POWER, и экран телевизора загорелся голубым светом. Передавали какое-то "реалити шоу"; Виктор не мог пошевелиться.

- Ну что же. Мне весьма жаль, но придется выйти, - бросил хозяин. – А вы, - сказал он, - вы, конечно же, можете остаться. Возьмите только эти вот ключи, - подал он Виктору связку, - и бросить потом в почтовый ящик, хорошо? Договорились?

После его ухода Виктор тяжело упал на диван. В шоу как раз шла странна ссора относительно того, кто первым пойдет в туалет, после чего пятиминутная очередь в сортир. Виктор, затаив дух, следил за этими громкими перипетиями. А что будем делать потом? – спросила одна из участниц шоу в доме больших братьев. Случится ли что-нибудь? Приготовили ли для нас какую-нибудь развлекуху, что-нибудь неожиданное?

Через минуту телевизор захрипел, басово зашумел и погас. Когда хозяин вернулся, ему уже не удалось его заново включить.

Читатели, наверняка, без труда догадываются, что в последующие годы Виктор Фабровский как-то не привык хвалиться своим участием в некоторых из описанных здесь историй. Последние годы жизни Виктора были наблюдаемы достаточно регулярно; что, в свою очередь, особых сложностей не представляло. Соединение с сервером, на котором было размещено видео с камеры, подсматривающей за Виктором, отличалось приличной пропускной способностью; не думаем, что у него было много подсматривающих за ним. Так разве чего-либо стоит жизнь, за которой ни у кого нет желания подглядывать, которую ни у кого нет желания пережить?

В архивах портала Фабула находится один связанный с Виктором видеофайл, заслуживающий особого внимания. Ролик снят в декабре 2027 года, во временной зоне GMT +1, в развалинах комплекса жилых домов повышенной комфортности в предместьях Варшавы.

Потому что мир, ничего не поделать, скатился в развалину. Скажем иначе: может, и не мир, но то, что средние обыватели начала XXI столетия знали как мир; наш любимый Запад, где так миленько и симпатичненько жилось. Его завоевали пришельцы из южных континентов; оттуда, где в свое время родители первого поколения пользователей Фабулы проводили отпуска, выпивая, трахаясь и подлегая иллюзорному впечатлению, что счастье им попросту положено. То, что через какое-то время колесо Фортуны повернулось в другом направлении, это не историческая, но генетическая перемена.

Сценка закодирована в контейнер AVI на примитивном языке программирования конца ХХ века. Лампы внутри квартиры закрытого жилого комплекса погашены: Виктор, голышом, сидит на корточках на полу, со звериным испугом всматриваясь в экран компьютера. Только что он кликнул по кнопке "Прекрати подглядывание", камеры, прослеживающей за колонией непристойных старцев, располагающейся в окрестностях давней Ривьеры. Целый день подглядывал он за своими родителями, а так же за паном Эдеком, объединившимися в троицу по общению. Виктор только предполагает, что это они, так как лица похотливых стариков скрыты масками: господина Трололо, Сердитой Кошки и Ололоева[59].

"Прекрати подглядывание". Кеш Фабулы очищается медленно, медленнее даже, чем на некоторых порносайтах; только лишь через длительное время на экране компьютера показывается новый интерьер. Подглядываемая: зрелая женщина, уродливая, с курчавыми волосами. Она скалится в сторону подглядывающего, облизывается, выпячивает губы. На ней затасканный халат; в руке она судорожно сжимает плюшевую игрушку, невинного медвежонка.

А теперь давайте поглядим на то, что происходит по другую сторону. Раздраженная Вероника барабанит по сенсорной клавиатуре компьютера. После того, как кредитная касса захватила унаследованную от матери конуру на восьмом этаже крупнопанельного дома, она ютится в заброшенной квартирке с маленьким садиком; ее жизнь практически полностью занята подглядыванием за другими. Целыми днями она скачет по каналам Фабулы в поисках лиц, которым она могла бы рассказать собственную жизнь.

Кеширование заканчивается: она видит лицо мужчины в Ultra High Definition. Лицо недо конца выбритое, костлявое, покрытое прыщами. Вероника его узнает; ясное дело, что узнает; она знает, кто перед ней. Женщина пытается что-то промямлить, пробормотать, только голос застряет в горле.

И вновь мы по другой стороне. Виктор тупо всматривается в экран. Это старенький ноутбук, в старом корпусе: тот самый, который он когда-то забрал из квартиры на Таргувке; единственный, которым он сейчас владеет. Предыдущий присвоила себе Беата, когда, через несколько лет после пробуждения из комы, она выбралась от Виктора к некоему молодому богачу, обожающему толстых и сонных женщин. Вместе они образуют довольно-таки забавную пару: в отличие от других аристократов, им нравится, когда за ними подглядывают. И не то, чтобы их лафстайл будил особенную зависть; они не владеют ни яхтами, ни самолетами. Владеют они, раз уж мы решили играться в бухгалтеров, стольким, что им хватает, и ничего больше, больше ничего им не следует.

Виктор: имущественное состояние. Печальная тема. Помимо компьютера, квартиры и нарастающих с каждым днем долгов, взятых еще в первые десятилетия XXI века, он не владеет, собственно говоря, ничем; собственно говоря, ничего ему не принадлежит. Но никто его за это не преследует; давние владельцы кредитной кассы, равно как и практикант Дарек Асман, могут позволить проявить милосердие. Но нашего Викторчика имеется некая проблема, потому что наш Викторчик очень бы хотел выплатить свои кредиты. Он выискивает идею для бизнеса, который бы дал ему такую возможность. И он питает странные надежды, что как только он это сделает, то будет иметь возможность жить иначе, он сможет начать жить по-настоящему. К сожалению, до него так и не дошло, а что это "по-настоящему" по-настоящему значит.

Вновь вторая сторона. Когда сервис информирует Веронику, что пользователь Виктор Фабровский перестал участвовать в данной фабуле, ей хочется протестовать. Экран освещается стеклянистой, прозрачной чернотой. Бессознательно она несколько раз кликает в "Обновить", и есть, удалось. Это лицо тоже кажется ей знакомым: кто это? Кто это? Неужели камера превратилась в зеркало?

"Завершить подглядывание": это, наверное, какая-то авария, поскольку экран все так же затянут зеркальной темнотой. Но вероника усмехается: с какой-то точки зрения это не такая уж и плохая ситуация. Наконец-то она нашла кого-то, кто на самом деле желает ее выслушать. И она хочет уже начать рассказ, историю, фабулу; открывает рот. Вероника на экране – тоже: и они всматриваются друг в друга – в абсолютной тишине. А потом уже Вероника, сама уже не знающая, какая из них, приходит к выводу, что собственно – а им и нечего сказать одна другой.

Вокруг неё толпа

Вонючих, ярых, неуничтожимых младенцев черни.

Они наследуют землю[60]

Варшава, июнь 2012 – май 2014 г.

БЛАГОДАРНОСТИ

Автор этой книги хотел бы поблагодарить всех, без которых ее появление было бы невозможным: в особенности и прежде всего, Касе, а еще – Отцу, Михалу (поскольку он вправе), Соне и Лукашу Найдеру. Еще благодарю m. и N. – в не меньшей и не большей степени, чем обе того заслуживают.

Перевод: Марченко Владимир Борисович, июнь – июль 2020 г.