- Для нас важна скорость действий, - заявил мужчина. Виктор глянул на часы этого посланника: без названия производителя, с неподвижными стрелками. – К сожалению, по причине некоторых правовых моментов, мы не можем передать это дело судебным исполнителям, так что остается… - тут он помялся. – Ну ладно, как я уже говорил вашему начальству, - жестом головы он указал на пана Эдека, - собственно говоря, это не является проблемой какого-то крупного кредита. Это сотня тысяч, - уточнил он.
Какое-то время он молчал; пан Эдек постукивал костяшками по столешнице.
- Кредит, - продолжил, наконец, посланник, - был предоставлен пани, - тут он заглянул в свои заметки, - Веронике Кульпе. – Продукт весьма выгодный. С ним мы обходим различные крючки; все, что придумали законодатели, так что тут можно выйти на свое, а? – певуче протянул он. – Кредит был дан на три месяца. Ну и, к сожалению, эта пани как сквозь землю провалилась.
- Одним словом, - вмешался пан Эдек, - свистнула и смылась.
- Это правда, - серьезным тоном согласился с ним мужчина. – Свистнула и смылась, провалилась под землю. Здесь у нас, - подал он Виктору пачку черно-белых распечаток, - оба ее адреса. И как сквозь землю провалилась… Сами видите, она поменяла адрес в то время как… - он снова замялся. – Ну ладно, это неважно.
- Хорошо, а чего вы ожидаете? – спросил Виктор; пан Эдек испепелил его взглядом.
- Ну… - сказал мужчина сером костюме. – Нужно начать действовать.
- Но, - произнес Виктор, а пан Эдек откашлялся, явно разозленный, - что, собственно, я должен сделать, что я должен вам предоставить?
- Необходимо начать действовать, - повторил мужчина. – Решительно: начать действовать.
Пан Эдек потянулся, словно ленивый кот.
- Поскольку дело непростое, - произнес он, - думаю, здесь будет необходима оценка. Оценка нашей работы. Когда пан Виктор уже уйдет, - значаще глянул он на подчиненного, - тогда мы, наверное, сможем это установить. Как вы считаете?
- Да, наверняка, - согласился с ним мужчина. – Дело непростое. Видите ли, господа, нас интересует действие, но, - акцентировал он, - прошу не забывать, что мы желаем получить свои деньги назад. Если бы вам удалось что-нибудь сделать…
- Ну, это само собой разумеется, - громко сказал Виктор. – Быть может, я даже и сам как-то заплачу, если просто продать с аукциона будет недостаточно? – пошутил он, вот только никто как-то не рассмеялся.
- А это весьма интересная идея, - покачал головой мужчина в сером костюме. – Это весьма инновационно.
- Я думаю, - сказала Беата, - что это нечто вроде испытания. Ну, понимаешь, тебя хотят проверить.
- Проверить? – удивился Виктор.
- Наверняка. И ты не должен подвести их ожиданий. Ладно, поспеши! – подогнала она.
Они выходили; родители Виктора приняли решение, что было бы весьма мило совместно поужинать в апартаментах на Урсинове. "Сядем так вот, двумя парочками?" – спросила мать. Беата несколько дней перезванивалась с ней и что-то там рассказывала о собственных успехах; в конце концов, она заявила, что, похоже, они стали приятельницами. Виктор сконфуженно усмехнулся. На самом деле, родители настаивали на том, чтобы он пришел сам. "Ну ладно, как хочешь, только я этого не понимаю", - наконец-то согласилась мать, откладывая трубку.
- Эдек рассказывал нам про то дело, на которое решил тебя назначить, - сообщил в ходе ужина отец. – Он упоминал, что в разговоре ты понес какую-то чушь. Это правда? – спросил, а Беата в удивлении повернулась. – Мне кажется, - что ты обязан полностью отдаться этому делу. Это же не случай, что как раз тебе… Думаю, тебе, возможно, даже следовало на это время перебраться сюда. Что было бы лучше, если бы вы, двое, не были теперь так близко… чтобы ты не тратил напрасно время на ненужные вещи. Ну, ты понимаешь на что, - подмигнул он.
- Яцек! – укорила его мать. – Разве ты не видишь, как им хорошо живется вдвоем?
- Эдек, - продолжил развивать тему отец, - не сказал нам конкретно, в чем там суть дела. – По столу кружила миска с макаронами; большая, цветастая, она обжигала пальцы. – Он сказал, что это какая-то молодая женщина, что взяла кредит на ремонт квартиры и провалилась под землю. Что у нее нет даже своей квартиры, так сообщил нам Эдек. – Миска попала в руки Беаты; когда она переносила порцию на свою тарелку, макароны соскользнули с вилки и очутились на скатерти. – Наложи-ка ей, - указал отец Виктору. – Наложи. Так вот, у нее даже собственной квартиры нет, - продолжал он, напихиваясь макаронами, - а кредит взяла на ремонт. Чужое ремонтировать захотела? Ха-ха!
- Не знаю, - очень тихо ответил Виктор.
- Не знаешь, - без тени улыбки сказал отец. – Не знаешь. Ты поосторожнее, потому что знать должен.
- А вы только про деньги, мужчины! – пожаловалась мать. – Жизнь ведь не состоит только из них! Прежде всего, жизнь состоит из еды! – заявила она и атаковала уже остывшие макароны.
Когда все уже закончилось, Виктор посчитал, что они и вправду провели приятный вечер. "Пятьдесят тысяч!..., - вернулся к теме отец, сдерживая отрыжку. – На что потратила их эта женщина? Ты нашел чего-нибудь у нее на квартире?". Когда Виктор ответил, что да, на второй квартире – так как первую так еще и не посетил – немного одежды, отец недовольно фыркнул:
- Дзик[11] тебе не за то платит, чтобы ты одежду находил. Одежду и в магазине найти можно. Мог бы и сам какие-то тряпки купить и сказать, что это ее.
- Мне кажется, Виктор справится, - вмешалась Беата.
- Понятное дело, - согласился отец. – В этом он хорош, - подмигнул он сыну.
- Я думаю, что ты должен найти ту женщину, - заявила Беата, вылизывая языком блюдце от тирамису. Родители изумленно подняли брови; похоже, они хотели сделать то же самое. – Я думаю, - повторила девушка, как если бы ее никто не расслышал, - что Виктор должен найти ту женщину. Взять ее за руку и привести в тот кредитный офис.
- А это превосходная идея! – подхватила мать, а отец подтвердил, кивнув головой.
- Тебе следует показать, что ты стараешься, - посоветовал он. – Сейчас самое время, чтобы ты старался. Эдек говорил про ту твою идею, чтобы оплатить ее долг. Может… может в этом и есть какой-то смысл?
- Но зачем? – с удивлением спросила мать.
- Чтобы потом все уже пошло легче, - быстро пояснил Виктор.
- Вот именно, - согласился с ним отец. – Чтобы на семью заработать. Как только хорошенько и до конца сделаешь это дело, как мне кажется, сделаешься кем-то важным, начальником станешь.
Сделаться кем-то более важным: чем кто? Чем ты сам теперь; стать кем-то другим, будучи самим собой.
- Было весьма мило, - резюмировала мать, тем самым давая знак, что считает вечер законченным; что тлеющий в нем огонек, словно в камине далекого дома, погас.
- Было просто великолепно! – подхватила Беата. – Мама, папа… спасибо за приглашение.
- Нужно будет когда-нибудь повторить, - буркнул Виктор себе под нос.
- Автобусом будете возвращаться? – спросил отец, не реагируя на предложение Виктора.
- Нет. – Ну разве истинный мужчина отвез бы свою женщину домой на автобусе? Только лузер, у которого Виктор был бы способен отбить любовь жизни; да так, чтобы тот страдал. – Нет, мы на такси.
- На такси… - задумался отец.
- Это легкомысленно, - спешно шепнула Беата. – Папа прав! Тут рядом остановка, дежурные ездят. Пошли! – потянула она Виктора за руку. – Не строй из себя кого-то, кем мы не являемся.
В конце концов, он таки вызвал такси; потом еще раздумывал над тем, а не сохранить ли того мгновения, те восемь секунд разговора с оператором в истории соединений. Но не успел оглянуться, как пришли новые звонки, и память iPhone'a 3G уже не смогла всего поместить.
Весенняя ночь в Варшаве была теплой; курить сигареты перед входами в клубы можно было уже без необходимости греть ладони дыханием, и Виктор заметил множество молодых людей, хохочущих перед заведениями, мимо которых проезжал мотор. Наверное, это группки, группы приятелей; ну почему его ни разу не приглашали в такие? Парни и девушки, одетые, как на съем, в ухких штанах и платьях, открывающих горячечно вздымающиеся бюсты.
Авария случилась возле гостиницы "Мариотт". Поскольку "ягуар XF" ударил в такси со стороны водителя, прошло несколько секунд, прежде че Виктор потерял сознание. По словам дилеров, производимый, начиная с 2008 года в Бирмингеме, седан стоит от двухсот семидесяти до трехсот тысяч злотых. Виктору, если считать по его нынешней ставке, нужно было бы работать лет девять. Согласно Википедии, Айен Каллум, главный проектировщик "ягуара", определил этот автомобиль как "машину для любопытных и неспокойных людей"; и был ли таким человеком его водитель, владелец? Ударил ли он в таксомотор только потому, что был человеком любопытным и неспокойным, что не мог усидеть на месте?
По мнению британского журнала "WhatCar?", "ягуар XF" следует признать автомобилем 2008 года; Виктор с этим спорить не стал. Прежде чем потерять сознание, он лишь задумался, как любопытный, неспокойный человек переживет эту аварию. Начнет ли он ездить на автобусах? Или это Виктор, чтобы потом уже катиться с горки, будет обязан покрыть стоимость новой машины? И наверняка он останется любопытствующим и неспокойным человеком; это было ему дано, и этого уже невозможно изменить.
8
Наши историки утверждают, что в десятилетии, предшествующем кризис 2008-2025 годов, лотереи были весьма популярным у среднего класса развлечением. Можно предполагать, что уже тогда народ понимал, что единственной неподдельной радостью в жизни человека может быть получение от судьбы суммы, позволяющей презирать своих ближних.
На голубую будку "Тото-Лото" Вероника наткнулась одним зимним вечером. Было уже поздно; торговая галерея под Варшавой быстро пустела; манекены в витринах покрывались густыми тенями. Выиграть можно было двадцать миллионов, и народ, нервно толпящийся в очереди в кассу лотереи, нервно разглядывался по блестящему коридору, как будто бы опасался встретить кого-то, кто высмеял бы их надежды на феррари; на новую жизнь, sanssouci (без забот – фр.) Вероника задумалась, а не стоит ли ей сыграть; и внезапно до нее дошло, что она и так ничего не выиграет. Предназначенным для счастья следует родиться: только лишь кто в радости живет / тот достиг людского счастья[12].
Выйдя в снежную, темно-синюю темноту паркинга, Вероника печально глянула на металлический ангар торговой галереи; она приезжала сюда ежедневно. Автобусную остановку не было видно из-за метели; на скользком тротуаре было полно оледеневших сугробов.
"Хана вам!" – услышала она в свои шестнадцать лет. "Покончено с вами!..." – бросил на прощание пан Яцек, когда мать на коленях выползла из апартамента (после 1989 года недавно образовавшийся в Польше средний класс стал называть апартаментами квартирки в домах, чуть более современных, чем крупнопанельные чудовища семидесятых годов; ах, что ни край, то обычай). Вот что это значит: что с тобой покончено? Дверь в квартиру захлопнулась; мать, плача, ползла по покрытым кафельной плиткой ступеням. "Ну почему я?" – прорыдала она. – В чем я провинилась?". "Мама… - Вероника положила ей руку на плечо, - Не так громко". "Дорогая моя… - выдавила из себя мать. Крепко сжимая ладонь на перилах, она спустилась на первый этаж. Вероника, время от времени, показывала язык ее сгорбленной спине.
Телефон раззвонился еще тем же вечером. Большинство из звонивших было, как минимум, обеспокоено: "Мы услышали от наших приятелей, так что вы сами понимаете…", "К сожалению, наше сотрудничество продолжено не может быть". Мать включила громкоговорящий режим всего лишь раз. "Блядство нужно на корню истреблять", - начал свою тираду мужчина, акцентируя в слове "блядство" второй звук. "Я-то думал, что после свержения коммуны… - задумался он, а потом мстительно прибавил: "Но, как видно, нет. Разве вам не стыдно? Да пани хоть знает, кто я такой?" – спросил он. "Мы тут серьезно думаем над тем, а не подать ли иск в суд", - подчеркивая каждое слово, заявил он, а Вероника почувствовала, как у нее подгибаются ноги. "И как, хоть хорошо на этом зарабатывала?" - спросил он, как будто жалея, что сам д такого не додумался. "А вскоре вообще, уборкой станут заниматься машины и русачки, - пьяно промямлил он. – Машины… рус-сачк-ки…".
- Похоже, теперь мы станем бедными, - сказала мать.
Неужели они не могли рассчитывать на какую-нибудь помощь? Веронике сложно было в это поверить: ну разве не существуют учреждения – мэрии, бюро путешествий, всякие фонды? Бродя по Интернету, Вероника наткнулась на информацию про пособия для безработных. Пособия? Может попробовать?
- Нет, - категорически ответила мать. – Нет такой возможности.
Они молча ужинали. Дождь не прекращался уже несколько дней, барабаня по подоконнику. Вероника изучала пластинки желтого сыра: мать предупредила – не более одной на бутерброд.
- Но почему? – не понимая, спросила Вероника.
- А потому, - сурово ответила мать. – Потому что нам не полагается.
Вероника выпустила вилку из пальцев: бздынь.
- То есть как это? – удивилась она. – Ведь… - попробовала она продолжить.
- Потому что у нас есть за что жить. У меня имеются сбережения. – Мать поглядела на высохший хлебец. Сквозь приоткрытое окно в квартиру вползал запах ночи: сырой, мокрой, свежей. – Ты не подумала, - обратилась она к Веронике, - что имеется много людей, которые заслуживают пособия сильнее?
- Почему? – спросила отчаявшаяся Вероника. – Ведь это у них чего-то не получилось в жизни! И ведь это какие-то… чужие люди!
- Как раз потому, - тихо сказала мать.
- Но ведь, - Вероника попыталась еще раз, - нас за это никто не накажет…
На "Гроно"[13] и группе класса в Фейсбуке, в который Вероника должна была идти после каникул, она просмотрела снимки своих новых одноклассниц. Всем им было по шестнадцать лет, на всех были шорты от "Леви Страус" за три сотни; и все они были счастливы счастьем созревания, которое никогда уже больше не вернется.
- В этом как раз я не была бы так уверена, - покорно заметила мать.
Лицей находился неподалеку, на Белянах. Вероника настояла на том, что в первый школьный день отправится туда сама; мать, не обиженная этим, согласилась остаться дома. "Наверное, с парнями познакомиться хочешь! – захихикала она, а у Вероники закружилось в голове.
Торжество происходило в душном, не оборудованном кондиционером спортзале. Перепуганные подростки толпились под сосновыми шведскими стенками. Никто никого здесь не знал, и Веронике казалось, что все глядят на нее; что все над ней смеются. В своей речи директор лицея огласил, что эти вот шестнадцатилетки вступают в самый прекрасный период своей жизни.
- А через два года, - сообщил он, - вы станете взрослыми.
Вероника задрожала: то есть как? Уже?
Класс. Нагретое солнцем помещение дирекция решила украсить портретами авторитетов у молодежи: Эвы Джизги, Юрека Овсяка и профессора Владислава Бартошевского[14]. Места на стульях не хватило, так что Веронике пришлось встать в конце зала, вместе с многочисленными мамашами. Она услышала, как одна из них говорит своей дочке: "А тебе хорошо в этом моем платье…". Что, они обменивались одеждой? Это как? Дочкам не были противны тела матерей, запах аякса[15].
Ни о чем не думая, Вероника записывала расписание занятий; ей казалось, что на волосах под мышками накапливается громадное, вонючее потное пятно. Некоторые девочки водили взглядами за парнями в рубашках с подвернутыми рукавами. Матери наблюдали за этим с некоторым облегчением: уфф, моя доця вовсе не лесбиянка. Все выглядели переполненными энергией, хорошенько отдохнувшими: словно бы все были предназначены для счастья, обмена тряпками, словно счастье передавалось им из поколения в поколение. Здесь не место для меня, подумала Вероника, и вышла из зала, сбежала.
В первый же день занятий оказалось, что девочки из класса милы, на удивление милы; Вероника была поражена этим. Одна из девушек, Наталья, предложила, чтобы уже на первом уроке, биологии, они сели вместе; на Наталье была голубая рубашка от Zara и серые леггинсы, выглядела она такой, кто очень быстро способен попасть в школьную компашку. Преподавательница биологии продиктовала тему первого урока: принцип Гаузе, то есть принцип конкурентного исключения.
- Принцип Гаузе, - сказала биологиня, - говорит, что два вида, сражающиеся за одну и ту же нишу, не имеют права сосуществовать в экосистеме.
Вероника из всего этого не поняла ни слова. О Боже, а ведь здесь нужно будет учиться.
На перемене Наталья посчитала, что было бы по-настоящему заебательски, если бы Вероника пошла с ними на кофе. Куда? А в CoffeeHeaven, на ленивый полдень; там подают классные маленькие маффины. Вероника покрылась краской: десять злотых за кофе, это, похоже, тот самый минимум, за который можно провести приятные пополуденные часы; но если у тебя этого минимума не имеется, нафиг с пляжа, пиздуй, прыщавая, к спящей перед телевизором мамочке.
- Не могу, - сказала Вероника. – Я на английский иду, - соврала она.
- О-о, класс! – с энтузиазмом подхватила Наталья. – А я только завтра начинаю.
Вероника не принимала участия в беседах девушек-подростков; она не знала, о чем могла бы им рассказывать. А те болтали про занятия конной ездой, уро каникулы в Париже. Про актрис и певиц, которые в жизни делают то, что им нравится, так еще и бабки с этого рубят. У одной из девчонок была блузка, точно такая же, как у Кейт Мосс: да, серьезно, в Лондоне купила.
- И почему ты в ней не ходишь? – спросила Наталья, а Вероника подставила уши.
- Да успокойся, - махнула рукой спрошенная. – Ты понимаешь, у нас есть домработница, русская, - призналась она. – Так вот эта корова сунула мою блузку в стиральную машинку, нет, вы понимаете, нормально. И блузка пропала.
Пораженные девицы переглянулись: и что, русская бабки возвратила? Выпороть ее!
- И твои родители что-то с этим сделали? – отважилась отозваться Вероника.
- Нет, - ответила девица с отвращением в голосе. – Говорили, что ее следует простить, так как раньше никогда не сталкивалась с таким материалом… Понятное дело, что не имела, - выдула она губы. – А где она могла? Только не у русских. И вообще, она хоть знает, кто мы такие?!
Наталья с сомнением покачала головой.
- Так ведь она у вас же работает, так! И она как бы… принадлежит вам. И их необходимо учить сразу, потому что до самого конца жизни будут… только убирать.
Помимо тряпок старшеклассницы интересовались Холокостом. А помимо того – косметикой. Шестнадцатилетние девицы, чье тело в самом расцвете, постепенно начинают понимать хрупкость основ этого царства. Тональные кремы, пудры, помады; кремы под глаза, кремы для пизденки. Только лишь после того, как Наталья затронула данную тему, до Вероники дошло, что никому из этих девиц не хотелось бы касаться ее потрескавшейся кожи. Понятное дело, что она пользовалась мылом, шампунями, но она практически не имела понятия о специальных кондиционерах. "Вообще-то они дороговаты, но я меняюсь со своей мамой", - болтала Наталья.
Вечером, когда мать заснула, Вероника тихонечко встала в санузле перед шкафчиком, в котором Пани Половая Тряпка держала средства, которые применяла в домах прошлых своих клиентов: средство для мытья полов, полироль; Domestos, Ajax, Сif. И это все? Это все? А где пилинг для кожи? Где, прошу прощения, курва, маска из зерен какао? Вероника закрыла глаза, кончиками пальцев она ощупывала пластмассовые упаковки средств поддержания чистоты. Ага, это вот тюбик с кондиционером для кожи; а это – большая – еще не вскрытая упаковка пудры; это крем, который мама наносит на себя каждый вечер; это длинный ряд разнообразных лаков для ногтей: розовый, голубой, зеленый… С наслаждением она гладила тюбики и флаконы; под конец под руку попалась небольшая бутылочка жидкости для мытья унитазов. Это пилинг, сказала Вероника сама себе. Не открывая глаз, она взяла "доместос": выпустив большую каплю зеленого геля на поверхность ладони, она начала его размазывать; несколько капель нанесла на веки, а средство щипало. Воображение: делать так, чтобы мир выглядел красивее.
Вероника предпочитала не предлагать матери вложений в настоящую косметику. Выходноденные ближайшие закупки и так оказались большими, чем обычно. Ей хочется, чтобы я еще сильнее пополнела, чтобы я была более уродливой! – подумала Вероника. Когда дело дошло до оплаты, оказалось, что мать специально подобрала определенное количество продуктов: при таком-то и таком-то их числе "Ашан" предусматривал новейшую акцию: половина на шару.
Кассирша с неохотой пересчитала выставленные в пирамиду упаковки. Ожидающие в очереди нетерпеливо ворчали: мол, да, грошик к грошику, но, может, не сейчас, когда все вокруг богатые; и пани вообще знает: кто мы такие?
Когда через полчаса, с тележкой, заполненной покупками, они приближались к выходу из магазина, мать неожиданно увидела свисающий с потолка транспарант, сообщающий об очередной акции: при покупке трех упаковок йогурта четвертую ты получал совершенно даром.
- Вероника! – воскликнула мать. – Вероника, солнышко! Что ты об этом думаешь?
Девушка с неохотой поглядела на цветастую простынь.
- Но… - тихонечко выдавила она из себя. – Мама, прошу тебя…
- Подожди меня здесь.
Мать, не слушая, направилась к точке обслуживания клиентов. Напротив продовольственного магазина недавно открыли несколько бутиков с молодежными тряпками: Reporter, CroppTown, BigStar. Издали заглядывая в их интерьеры Вероника с испугом увидела знакомое лицо: Наталья?
- Ну вот, все в порядочке! – Мать вернулась от точки по обслуживанию с торжествующей улыбкой. Вероника отвернулась, может, со спины ее никто не узнает? – Ты чего так странно стоишь, пошли! – Она потянула дочку за ухо; Вероника зашипела от боли. – Слушай, сделаем так: запомни все, что мы купили. И отдадим все здесь. А потом отправимся за покупками еще раз, уже с йогуртом. Шевелись, девица! – И действительно, вещь просто неслыханная: акции можно прибавлять одну к другой.
Присев возле стойки пункта обслуживания клиента, Вероника старалась спрятаться за решетками низенькой тележки. Ее не должно было здесь быть, в этом торговом центре; не хотелось ей здесь быть; так почему она здесь? Зачем она тут, в неприязненном месте, к которому она абсолютно не соответствует?
- Ну, дорогуша, - выкладывающая очередные покупки из тележки на стойку мать схватилась за голову. – Только не строй из себя гномика. Помоги мне!
- Мама… - Вероника умоляюще поглядела на нее. – Мама, ну пожалуйста…
Унижение, ах, какое унижение.
- Ладно, подавай мне, думаю, пойдет быстрее.
Вероника еще больше присела; горячее дыхание от отопительных труб пошевелило ее пышными, спутанными волосами. Девушка начала вручать матери очередные пакеты. "Вот какая у меня помощница! Ах, какая помощница!". Вероника чувствовала, как пылают мочки ушей. Наталья вышла из салона BigStar, неся два бумажных пакета. Это ей осенняя коллекция попалась, ой, попалась. Оденет ли она эти одежки завтра в школу? Заметив Веронику, Наталья весело помахала ей. Интересно, а не сняла ли ее на телефон? Не окажутся ли снимки завтра в школьной газетке? Под статьей Юлека, лицейского писателя (псевдоним: Раскольников): "Среди учеников нашей школы имеются нуждающиеся. Завтра начинаем сбор на мыло от вшей".
_ А я видела тебя вчера, в "Воля Парке". – На следующий день Наталья сама начала разговор. На ней были вещи, уже известные Веронике. – Ты была с такой пани… - Вероника громко сглотнула слюну. – Это что, какая-то волонтерская акция? – спросила Наталья. – Да? Ты включаешься в помощь бедным?
Вероника не знала, что ей ответить.
- Да, - процедила она в конце концов. – Волонтерская организация. Вот, помогаю…
- Класс! – с энтузиазмом перебила ее Наталья. – Дело супер!
Ей тоже нечего делать со свободным временем; его дофига, а внешкольные занятия не являются для нее приоритетными.
- А ты, случаем, не знаешь: в этой организации, в которой ты этим занимаешься, нет ли у них каких-нибудь… - Наталья подыскивала подходящее слово, - вакансий? Я уже переговорила с некоторыми по этому вопросу, - сообщила она, а Вероника почувствовала, что ей делается не по себе. – Я бы и сама с удовольствием включилась в дело помощи.
- Не знаю, - шепнула Вероника.
- В школу она пришла только на второй урок; едучи на автобусе, она все время раздумывала над тем, как переживет этот стыд.
- Вот только, - тут же оговорила Наталья, - вот те лица, которым вы помогаете… они ведь нормальные, правда? Не какие-то там бездомные? Больные? Потому что, ты понимаешь, - пискнула девушка, - мне не хотелось бы заразиться…
- Да нормальные, - промямлила Вероника. – Совершенно нормальные.
- Тогда замечательно, - Наталья очень серьезно покачала головой. – Это действительно классно, потому что подобного рода вещи весьма учитываются при подаче заявления на учебу в Штатах… Ага, слушай, - прибавила она. – Тебя не было на первом уроке, а классная говорила про собрание по вопросу поездки, поездки в Англию. Я взяла бланк и для тебя, - она покопалась в элегантной кожаной сумке Mexxa. – Твои родители должны будут заполнить… - вручила она Веронике печатный бланк, - и прийти на специальное собрание. Ты же скажешь своему папе, да? Нас могли бы поместить в одном номере!
Скажу ли я своему папе? – размышляла Вероника. – Да, наверняка. Давно уже следовало это сделать: сказать своему папе; поехать на экскурсию в Англию, купить парочку раритетов из коллекции BigStar, взять большой стакан попкорна в кино, на Гарри Поттере; и радоваться падающим осенним листьям оранжевого, медного и желтого цвета.
Номера телефонов мать держала в маленьком блокнотике; Вероника тайком вырвала из него листок. Позвонила на следующий день: уже после второго гудка раздался женский голос.
- Вероника? – удивилась Зося. – А, ну да, я тебя помню. Так ты еще жива? Тут столько дел. Понятно. Нет, не в Константине. Знаешь, где суши на Мольера, возле оперы?... Так там. Заебательски.
Когда на следующий день Вероника вошла в ресторан, Зося ее уже ожидала. Уважение, с которым относились к молодой женщине, уделом Вероники не стало. Официант попросил не слишком тянуть с выбором маков, а суши она никогда не ела.
- Честное слово, никогда? – удивилась Зося. – Такая вкуснотища!... И если бы жила с папой, каждый день бы ела, - заверила она, - ну и другие всякие вкусняшки. Мы ужасно удивлялись, что мама на это не соглашается.
- Мама? – Вероника не могла найти места от изумления.
- Ну, - пробормотала Зося с заполненным темпура ртом. – Блииин, горячие какие. – Твой папа предлагал, чтобы вы у нас – она это акцентировала: чтобы вы, чтобы у нас – поселились.
- И мама, - Вероника побледнела, - мама на это не согласилась?
- Нет. – Зося отрицательно покачала головой. – Она вообще была вся какая-то напряжная. И вообще, не хотела расслабить головку! Папа предлагал честную договоренность, чтобы вы стали жить у нас, ну, понимаешь, как прислуга. Ведь это же было бы честно, разве нет? Понятно же, что было бы… - буркнула она. – Вы бы только стирали и убирали, ведь твоя мама, - наклонилась Зося к Веронике, - и так ведь этим по жизни занимается, или нет? Разик бы сортир после меня вычистила, так корона с головы бы не свалилась, разве нет?
- И мама не согласилась?
- Ну, говорю же, на все сто, что нет. – Зося пожала плечами. – Но ты понимаешь, раз не, то насильно мил не будешь.
Что же касается того, может ли папа прийти на собрание, то, скорее всего, нет, он за границей; весь в бизнесе, кажется, в Москве. Но если тебе чего было бы надо…
- То даст тебе все, - заверила Зося.
- Все? – обрадовалась Вероника. – А вот… - она не знала, как это оформить словами.
Зося искоса глянула на нее. Да знает ли Вероника, кто перед ней?
- Все, что может, - акцентировала молодая женщина. – То есть, все. Ну, понимаешь. На бабло рассчитывать, наверное, не стоит, но вот так… он даст тебе все, - поспешно заверила Зося. – Всю свою любовь.
9
На собственную церемонию венчания принц Уильям и Кейт прибыли на "ягуаре Х351" - модели, несколько более престижной, чем тот седан XF, который столкнулся с такси. Через двадцать лет "ягуар" должен был стать, наряду с "ауди" Тони Старка и "ламборджини" Брюса Уэйна, любимым средством передвижения высших сфер; необычной инновацией было признано отсутствие крыльев, что позволяло обрызгивать грязью даже далеко стоящую нищету. В соответствии с неофициальными донесениями блоггеров Фабулы, вскоре сервис предложит возможность подписаться на сцены обрызгивания вместе с голосованием: кто в данной ситуации был более всего унижен и сведен до положения собаки.
Через несколько часов после торжества в Интернете появилась запись, снабженная комментариями, поясняющими не понятные плебеям подробности этикета. Стащив из Сети одну из таких записей, Виктор накалякал на диске: "Наша свадьба" и решил отнести Беате в больницу.
Поскольку "ягуар" столкнулся с такси со стороны водителя – вот что с ним случилось? А кому какое дело до водителей? – Виктор покинул клинику на Сольце уже через пару дней. "Вы мужчина молодой…, - очень наблюдательно отметил выписывающий его врач. – Вы сможете водить машину, вести сексуальную жизнь", то есть смело изгибать тело.
Прошло несколько дней, прежде чем больничный персонал разрешил Виктору посетить Беату. Посетить: неподходящее слово, скорее уж: увидеть. Виктор опасался, что будет вынужден заявлять, будто бы это лишенное ног и рук тело красиво, поскольку принадлежит его маленькому плюшевому медвежонку. Он ошибался: совершенно не искалеченная, только лишь погруженная в кому, Беата выглядела лишь чуточку худощавей той, с которой он совсем недавно общался (наконец-то похудеет, подумал Виктор). Все в порядке, если только не считать запаховых моментов; они, должно быть, и привлекли мух. Лежащая на кровати, закрытой стальными прутьями, словно в детском манеже, словно в клетке, Беата ничем не отличалась от других женщин из отделения коматозных: она была подключена к таинственным дозаторам, руки в синяках; рядом – пищащий компьютер.
- Вы кто такой?
Виктор повернулся: у двери в палату торчала врачица в голубом халате.
- Меня зовут Виктор, - спешно объяснил он.
Взгляд врачицы спрашивал: ну и что с того?
- Вы… жених этой вот пани? – спросила она.
А где-то так, пизда ты дурная, и собираюсь разбудить ее жарким поцелуем.
- Думаю… - пробормотал он, - что не до конца…
- Я, - перебила его женщина-врач, - ординатор этого отделения. Нам необходимо с вами серьезно переговорить.
Ее кабинет оказался маленькой, прохладной комнаткой в конце коридора. Входя в помещение, оформленное в различных оттенках белого, Виктор понял, что никогда и предположить не мог, будто бы кто-то способен придумать столько цветов.
- Присаживайтесь, пожалуйста. – Указав на стул напротив письменного стола, врач налила себе воды в пластмассовый стаканчик. – Итак, вы сказали, что вы жених…
- Нет, ничего такого я не говорил, - поспешно начал отказываться Виктор.
Женщина-врач удивленно поглядела на него.
- Но… ведь вы кто-то такой… кому, можно сказать, эта пани важна?... Это так?
- Ну, так, - неохотно признал Виктор.
- И, - прибавила ординатор, - в какой-то степени вы несете за нее ответственность.
- Я что ли? – отшатнулся молодой человек.
- Вы чувствуете это, - уточнила уже теряющая терпение женщина. – Ведь чувствуете, так?
- Да, - буркнул Виктор. – Да, конечно.
- Тогда я буду говорить без обиняков, - женщина-врач поудобнее устроилась в своем кожаном кресле. – Мы не должны были принимать ее в больницу. Мы совершили ошибку. Большую ошибку.
Виктор стиснул пальцы на краю письменного стола.
- Ошибку? То есть как? Почему?
- Я не обязана вам этого объяснять, - четко заявила женщина. – У меня нет такой обязанности, но я это сделаю. Пани Беату мы приняли, поскольку в больницу к нам ее доставили в состоянии… угрозы для жизни. Можно сказать, то было проявлением доброй воли с нашей стороны.
- Доброй воли? – не понял Виктор. – То есть как? Вы не были обязаны ее принимать?
- Нет, - сообщила врач. – Не было у нас такой обязанности.
- В таком случае, чем же вы здесь занимаетесь? Ведь вы же… больница, так?
Может это он в чем-то ошибся? Вдруг это хоспис? Или частная клиника, не по его карману?
- Ну конечно же, мы – больница. – Женщина-ординатор гордо улыбнулась. – Вы, вообще, знаете, кто перед вами? Мы являемся больницей, а как больница мы, уж простите, коммерческая компания. Мы занимаемся исполнением обязательств.
- Обязательств? – спросил изумленный Виктор.
- Да, проше пана, обязательств. Тех обязательств, которые следуют из договоров между нами и Фондом Охраны Здоровья. В этом плане мы весьма оперативное учреждение, - с гордостью подчеркнула женщина. – Исключительно конкурентоспособным. Мало кто способен с нами сравниться. Мы нацелены на обязательства. Нацелены, то есть, выполняем их столько, сколько следует. Мы все это так хитро придумали, чтобы никого это особенно не должно было касаться.
- Так в чем проблема? – склонился Виктор в сторону женщины.
Пальцы врача забарабанили по столешнице.
- Вся проблема в том, что нам до сих пор не удалось связаться с кем-либо из семьи пани Беаты или с местом ее работы… У нас нет подтверждения тому, что пани Беата является правомочным бенефициаром. Что она застрахована.
- Застрахована? – с глупой миной переспросил Виктор.
- Да, застрахована. Вы же, похоже, знаете, что такое медицинская страховка? – резко спросила ординатор, как будто подозревала, что Виктор подобными знаниями не обладает. – Страховка – это такая вещь, о которой разумные люди всегда заботятся.
Виктор сжал потные ладони. Эти кулачки, эти вот детские кулачки? И этим вы предлагаете боксировать с жизнью?
- Разумные люди, - подчеркнула женщина-врач, - знают, что поначалу следует обеспечить себя страховкой. Застраховаться, - подмигнула она. – Вы понимаете, о чем я говорю? Если пан не желает детей, пан соответствующим образом подстраховывается, правда? Ну а со здоровьем оно то же самое. С жизнью оно то же самое. В настоящее время, - женщина взяла в руки несколько весьма серьезно выглядящих бланков, - пани Беата должна больнице… - она пробежала глазами по смятой бумажке, - двадцать три тысячи злотых.
- Двадцать три тысячи, - повторил Виктор. А ведь это даже и немного для спасения жизни.
- Вот именно, - согласно кивнула головой женщина-ординатор. – А сейчас, прошу вас, - продолжала она, - после той недели, что она провела здесь, у нас нет никаких оснований лечить ее дальше.
- Но ведь… она спит! – очень неуверенно заявил Виктор. – Ведь она же находится в коме! И неизвестно, когда проснется!
Женщина опять кивнула.
- Вы все это очень хорошо представили. Неизвестно, когда пани Беата проснется. А это означает, что расходы с каждым днем возрастают. И знаете, кто за это платит? Вы платите. Я плачу. А может… я совершенно не желаю платить? А может мне это, прошу прощения, до лампочки? Но нет, прошу не беспокоиться, - улыбнулась она, - лечение мы не прервем.
Виктор вздохнул с облегчением.
- Только нужно будет немножечко заплатить,- прибавила женщина дружелюбно. – Так что теперь мы должны будем вас немножко поспрашивать. – Вы же у нас большой мальчик, так что знать должны. Имеется ли у пани Беатки полис?
- Не знаю, - совершенно беспомощно ответил Виктор.
- Значит, не знаете. – Женщина неодобрительно покачала головой. – Это очень нехорошо.
- Но, - быстро сказал Виктор, - если бы такое было возможно, может… может, я мог бы, без особенных расходов, может бы как-то удалось записать… уступить ей свой.
Женщина-врач мирно рассмеялась.
- Вот тут, - ткнула она ногтем в бланк, - подобных решений не предусмотрено.
В записанном для Беаты видео с королевской свадьбы внимание Виктора привлекли девушки-подростки, милые такие телки. Анонимные, не приглашенные в собор, они бегали по Лондону в футболках "I will marry prince Harry". Рифма простая, но не лишенная смысла; в конце концов, так или иначе, но речь идет лишь о том, чтобы до конца своих дней не работать. "Вот я, например, считаю, что первый миллион нужно украсть. Лично я решила выйти замуж за миллионера", - заявила как-то Беата. – "У него имеются миллионы, а у меня – девственная плева". Когда у Виктора вытянулось лицо, она добродушным тоном прибавила: "Ну, сам видишь, как вышло".
Версия событий, которую Виктор приготовил для пана Эдека, не слишком расходилась с правдой; он лишь еще раз акцентировал, что с ним ничего не произошло, что он готов к новым заданиям. А что же, перешел в озабоченный тон пан Эдек, с викторовой невестой?
- А в рабочее время, пан президент, - умильно улыбнулся Виктор, - это не мое время.
- Пан очень храбрый, - с восхищением отметил пан Эдек, а Виктор покраснел от гордости. – Вы не хотите, чтобы личное мешало работе фирмы, так?
- Ну да… - дрожащим голосом подтвердил Виктор. – Здесь я, прежде всего, сотрудник.
- Ха-ха! – рассмеялся пан Эдек. – В первую очередь вы сотрудник, и только во вторую очередь – человек, так? Какое дело коллектору, что ваша девочка лежит там, правда? Это волнует вас только в нерабочее время.
- Естественно, - очень серьезно сказал Виктор, чувствуя, что потеет. – А как насчет авансика?
- Ну что же… Только я думаю, что вы должны взять несколько отгулов, - великодушно предложил пан Эдек. – И я не стану высчитывать их из зарплаты, старый Дзик умеет заботиться про своих. Знаете, я могу себе это позволить. Я… - задумался он, - я же человек, в первую очередь, человек. А заказанное той кредитной кассой дельце может и подождать; ничего, больше заплатят, у них есть из чего.
Принесенные из квартиры на Таргувке вещи Виктор даже не вытащил из картонных ящиков; можно будет распаковать, когда закончится отпуск, словно бы этих дней никогда и не случалось.
На эккаунте Беаты в Фейсбуке он заметил новую запись: "Держись!!!!!", когда она проснется, то сможет лайкнуть ее, если, конечно, Фейсбук до сих пор будет популярен. В своем профиле автор записи, давняя соседка Беаты по комнате, предоставляла незнакомцам даже номер телефона - наверняка, надеясь, что кто-нибудь, чуть ли не шеф агентства моделей, а может Джордж Клуни, а может Войтек Фибак[16], а может принц Гарри, когда-нибудь позвонит, чтобы все изменить.
Женщина хотела договориться о встрече в кафе; дороговато. Виктор предложил встретиться в квартире.
- Беата говорила, каким образом вам достались эти… апартаменты, - сказала она, только войдя в квартиру. С собой она принесла пачечку чая: "это подарок", сказала; когда же Виктор не понял, в чем тут дело, прибавила, что способна себе позволить только это. – И вы не чувствовали себя глупо?
- Глупо? А, из-за того, что она после выселения…
- Нет, нет! – перебила его женщина. – Ну, вы же знаете, Бетя так неожиданно переехала к вам, а что же со мной? Разве нельзя было этого как-то оттянуть? Что? – с претензией спросила она. – Да знает ли пан, кто перед ним? Ту квартиру мы снимали вдвоем поровну. Дорогая была, - мечтательно вспомнила она. – Но вдвоем мы как-то справились. Я обязана сказать вам, что даже предпочла бы проживать одна. В доме, где было бы много животных, - неожиданно призналась женщина. – Ну а из-за вас Беатка, моя маленькая птичка, из клетки улетела.
- Но у вас, надеюсь, никаких проблем не было… - - озаботился Виктор.
- Ох, ну, вы понимаете, ведь человек должен как-то справляться, правда? Лично я справилась, хотя, признаюсь честно, было нелегко. И знаете, что я сделала? Сдала комнату двум педикам, - захихикала она. – Короче, они спят в одной кровати, а вторая комната остается вся для одной меня! Я даже потребовала от них справку, нет ли у них какого-нибудь спида. И вот теперь я чувствую себя словно их хозяйка, - заявила она, - словно хозяйка людей.
- Вы работали с Беатой в одной фирме, - начал Виктор.
- Ну да. Даже больше вам скажу. То была моя идея, идти на работу. Беата непонятно чего хотела: только валяться и ждать принца из сказки. А я – нет. Я же из Радома приехала, так что карьеру делаю, или нет? Короче, пошли мы. Забавно, не думаете? Когда поступала в институт, то хотела быть менеджером, распоряжаться, управлять, всякие командировки, поездки, Сингапур, Сралапур… - Она задумалась. – А так все забавно сложилась, что я бухгалтер.
- По договору, на месте делопроизво… - догадался Виктор.
- В моем случае, - громко сглотнула слюну женщина, - вскоре все изменится. Мое начальство видит, что я к работе всей душой. Иногда даже ночую в фирме, - с явным удовлетворением сообщила она. – А педики готовят мне еду, ну да, это же педики, и я не хожу голодной.
- Прошу прощения, - громко перебил ее Виктор. – Был ли у Беаты полис медицинской страховки?
Та рассмеялась, словно бы услышала остроумную шутку.
- Стра-хов-ки? – повторила она. – Нет, честно? – Женщина глянула на Виктора с весельем в глазах. – Вы шутите? Бухгалтер – это бухгалтер, расходный материал.
Чай остыл; девушка попросила принести какие-нибудь чипсы.
- То есть, не было его у нее… - - Виктор хотел быть уверенным.
- Нет, не было! – подтвердила та, набив рот "лейсами". – А вот у меня, - похвасталась она, - есть.
- У вас есть полис? – удивился Виктор.
- Естественно. Никогда не знаешь, что в жизни станется. Беата предпочитала тратить зарплату на платья, ну, понимаете, красиво выглядеть… - усмехнулась она с издевкой, а ведь в секонде красивые тряпки тоже имеются! – Это она у Яцека Дехнела прочитала; такого выдающегося польского писателя, если бы Виктор не знал. – Наверное, было бы лучше, - неожиданно задумалась она, - если бы все это со мной случилось… Тогда бы я могла, ну, понимаете, воспользоваться этой страховкой, правда? А так я плачу, - заломила она руки, - плачу и сама не знаю, зачем. Чтобы что произошло!
Когда они прощались – "Холостяцкая жизнь… в доме одни только чипсы!" – девушка сказала:
- Может вы того и не знаете, но Беата в вас нуждается. Прошу вас быть рядом с ней.
Еще она заверила, что станет за Беату молиться. Откровенно говоря, посещение лежащих в больнице – это банальная потеря времени, как правило, еще и денег: на цветы или там на колбасу; все счастье, что это лишь для тех, кто горделиво решил не западать в кому.
Из автобуса Виктор вышел за несколько остановок перед больницей; было всего одиннадцать. Возле того, кто находится в спячке, невозможно сидеть долго: а чем позднее вернется он домой, тем меньше будет проблем с тем, как напрасно провести вечер перед компьютером. Он решил пройтись пешком; улицы были пустыми, с белого неба лениво лился жар поздней весны. Когда Виктор сворачивал с Маршалковской в Швентокшыскую, что-то привлекло его внимание. Нужно было какое-то время, чтобы осознать: то было отделение кредитной кассы, которая заказала коллекторской фирме дело кредита; адрес тоже совпадал.
Понятное дело, Виктор не занимался какой-то свободной профессией, не мог он считать себя прекариатом[17], чтобы работа каким-то образом могла занимать его в свободное время. Но – а вдруг беседа в учреждении данного кредитной кассы затянется больше, чем два часа? Потянет время? Глядишь, какой-нибудь кофеек, глядишь, печенька?
Интерьер: фиолетовый плюш. Занимающая место за одним из столов женщина, узнав, по какому делу пришел Виктор, позвала практиканта, на рубашке идентификатор (ДАРЕК АСМАН) с припиской мелким шрифтом: УЧУСЬ.
- Приветствую! – сказал блондин в дешевом костюме. – Меня, случаем, вам не рекомендовали? – с надеждой в голосе спросил он.
Виктор высоко поднял брови, после чего пояснил суть дела.
- К сожалению, - выпалил практикант, явно довольный собой, - я не могу давать какие-либо сведения по этой теме. – Когда Виктор сообщил, что он является коллектором (ну да, коллектором в отпуске, но все же), блондин прибавил: - Это следует проверить. Насколько я понимаю, вы человек занятой, вам бегать надо, так что…
- Нет, - акцентируя каждый звук, сообщил Виктор. – Я не спешу.
- Понятно, - промямлил практикант. – Понимаю, у такого, как вы, времени много, - с изумлением глянул он на посетителя. – В таком случае… прошу немного подождать.
Возвратился он через двадцать минут с выражением озабоченности на лице.
- Прошу прощения за собственную некомпетентность, - очень тихо произнес он; было похоже, что он вот-вот готов расплакаться. – Вы правы!... Кто-то такой, как я… я еще молод… - Он глянул на Виктора, ожидая слов критики, возможно, даже оскорбления. Чиновница за соседним столом подавила смешок; она явно черпала удовольствие из этого небольшого auto-da-fé. – Вот вы знаете, кто я такой?... Ну пожалуйста, - извивался парнишка, - только не сообщайте моему начальству…
- Я подумаю об этом, - нахмурил брови Виктор. Ему это ужасно нравилось: парень был моложе его самого на два-три года, а плющился, словно перед каким-нибудь стариком. – Расскажите мне, пожалуйста, о том кредите.
Практикант уложил потные ладони на столешнице; он весь дрожал.
- Это я предоставил его ей, - тихонечко признался он. – В декабре прошлого года. Та пани сказала, что деньги ей нужны на лечение матери. Ну как я мог отказать?... – завыл практикант. - Прошу прощения, тут же опомнился он. – Я предложил, - сглотнул он слюну, - этой клиентке новейший продукт нашей фирмы, так меня учили. Он был создан с мыслью о людях, которые желают отремонтировать жилище. Тех самых, которые желают жить красиво, но не могут позволить себе крупный расход. Это очень хороший заем, на несколько месяцев; мы считаем, что только радикальное изменение стиля жизни позволит пользователям этого продукта почувствовать, что все стало лучше…
- А потом? Она когда-нибудь еще приходила к вам?
- Ну да, - послушно ответил практикант. – Она позвонила и спросила, можем ли мы договориться о встрече… - Практикант покраснел. – Ну, вы понимаете, как настоящий… инвестор. Мы встретились днем позднее, и, я прошу прощения, что рассказываю вам, она была совершенно другой. Совершенно новая одежда, новая прическа.
- Это ваши личные чувства? – удивленно спросил Виктор.
- Нет. – Практикант напрягся на своем стуле. – У меня нет личных чувств, я… - он задумался, словно хотел сказать "жалкий", но вместо того сказал: - профессионал. Молодой профессионал! Ой, очень прошу у вас прощения, - опомнился он. – Я отметил, что это явно по причине выздоровления матери. Она улыбнулась и сказала, что хотела бы сменить адрес в нашей системе. У нее новая квартира, ремонтный кредит дал ей возможность ремонта собственной жизни, именно так она и выразилась. – Прошу вас, - практикант склонился к Виктору, - мое начальство сказало, что… только не бейте меня… что если коллекторской фирме не удастся найти ту пани, мне придется оплатить тот самый заем. Это правда?
Виктор глянул прямо в глаза парню.
- А вы как считали? – спросил он, подавляя смех. Чиновница за соседним столом громким шепотом заметила: "Накрылся ты пиздой". – Будто бы мы это так оставим?
Практикант упал на стул; руки у него дрожали.
- Но ведь это только практика, - тихо сказал он. – Мне здесь ничего не платят.
- Когда-нибудь начнут, - мстительно сообщил ему Виктор. – И тогда увидите, тогда будет с горки кувырком.
Сквозь наполовину опущенные жалюзи в зал коматозников вливалось вечернее солнце. Беата практически не изменилась с того времени, как Виктор видел ее в последний раз. Когда он подошел к кровати, до него дошло, что слой крема на лице девушки превратился в корку, что смрад сделался тяжелее.
- О, это снова вы, услышал он за собой женский голос. Повернулся; ординатор улыбнулась так, словно устроила ему мелкую гадость. – Один только пан Виктор проведывает свою невесту.
Виктор покраснел. В палате было гораздо жарче, чем в последний раз.
- А почему ее не умыли? – несмело спросил он. – Почему она…
- Воняет, вы это хотели спросить? Да, это и вправду хороший вопрос. Другие посетители тоже его задают. Почему тут так несет, спрашивают. Это почему такая вонь, раз уж мы в Варшаве.
- Задают… - повторил перепуганный Виктор.
Женщина-ординатор стала прохаживаться по палате; мягкие удары шлепанцев.
- Я уже пану Виктору говорила, только пан Виктор, похоже, не понимает, - заявила врач. - Наша больница занимается выполнением своих обязательств. Тех самых, которые мы обязаны исполнить. А пани Беата не представила нам никаких доказательств на то, что она застрахована.
И она выразительно поглядела на кровать-манеж, на клетку.
- Пани Беата, - дрожащим голосом сказал Виктор, - не могла их представить.
- А вы очень наблюдательны, - похвалила его женщина. – Но… это ведь несколько ненормально, что никто другой не представил их вместо нее, вы так не считаете? Что, одна-одинешенька на всем белом свете? Да нет, у нее есть свой пан Виктор, - насмешливо отметила она. – Настоящий мужчина. Взрослый.
Ординатор набрала воздуха в легкие.
- Как я понимаю, вы уже открыли, что мы не може перестать ее лечить, выгнать из больницы к ебаной матери, - произнесла она, явно данным фактом опечаленная. – Это правда, не можем. Потому что официально ее здесь нет. Ну как некто, кого у меня нет в бумагах, может здесь быть? Хмм? Ну ладно, а на кого в таком случае списать уборку говнеца, - усмехнулась она во весь рот, питаньице, коечку в этой палате? Вот именно, пан Виктор, - вздохнула она. – Думаю, мы должны поставить вопрос ребром. Нет, эту пани из больницы мы не выбросим. Но, - прибавила она направляясь к дввери, - если вы не представите нам доказательств… боюсь, что мы будем вынуждены выставить кровать в коридор. Или в кафе, а там по телику крутят свадьбу принца Уильяма. Разве пан не станет чувствовать себя глупо, когда в кафе у нас будет вонять, а?
И вышла.
Кровать, даже загончик Бети, была узенькой; когда он на ней ложился, нужно было следить, чтобы не нарушить трубок, накачивающих таинственные жидкости. Потрескавшаяся кожа, синяки после уколов; не сменяемые компрессы; оттенки желтого, черного, сиены. Беаты не было на бумаге, в перечне обязательств, которые следует исполнить, чтобы мир выглядел красивее, чтобы он мог и дальше крутиться. Обнимая спящее тело, Виктор почувствовал под ладонью мягкую плоскость животика. На самом деле всего того нет, подумал парень: почему же все это происходит направду?
10
В соответствии с графиком движения, ближайший автобус, отправляющийся от торгового центра под Варшавой, должен был появиться через час; продираясь сквозь оледеневшие сугробы, он приехал, опоздав на сорок минут – и никто, казалось, не был этому удивлен. "Жопу отсунь!", подтолкнула Веронику лысоватая старушонка, размещаясь на заранее высмотренном сидении, хотя их хватило бы на всех. Хотя, трудно было требовать, чтобы пассажиры вели себя как люди; бедняки, походящие, скорее, на дворняг, грязных и лающих; нередко и вшивых; хорошо еще, что, благодаря Фабуле, все с этим согласились.
"Ты наверняка уже спишь. А я только возвращаюсь;-)", - набила Вероника SMS-ку матери. Ответа, как правило, следующего через минуту-две, не пришло; автобусом резко забросило, когда он въезжал в тоннель под вечно грохочущей насыпью железнодорожного виадука. Это что, мать не ожидала ее с ужином?
Автобус поломался за несколько остановок перед жилым комплексом на Бемове. Он захрипел, потом остановился. "Не приспособлен он к таким температурам", - сообщил водитель. "А дальше прошу пешочком! Ночь сегодня – красотища!". Пассажиры ругались. Высланная матери SMS-ка оставалась без ответа. Вероника начинала беспокоиться. Неужели никто не станет ей сочувствовать, что она так долго сидела на работе, чтобы как-то подправить домашний бюджетик?
После получасового марша она добралась до дома; окна их каморки сияли желтым светом.
- Мама? – робко постучала Вероника в дверь. – Мама?
Коридор в подъезде был душный. Вероника осторожно приоткрыла дверь: мать ожидала в темной прихожей. На ней был халат цвета лосося, дырявые шлепанцы; на выпадающих волосах тюрбан из полотенца. И вся переполненная претензиями, словно старая самка шимпанзе.
- Мама? – шепнула Вероника.
Мать сжимала в пальцах мокрую тряпку.
- Ты где была?
- На работе… - промямлила Вероника. – Мама… я была на работе…
Мать добродушно улыбнулась.
- В той самой фирме, куда ты отсылала СиВи? – удостоверилась она.
Вероника кивнула; мать с неожиданной яростью взмахнула тряпкой.
Вероника почувствовал резкую боль, пронзающую щеку; девица пискнула, словно обиженный щенок.
- Я тоже была в той самой фирме, - медленно сказала мать. – Ну да, я тоже там сегодня была. – Она с испугом всматривалась в дочь. – Боже мой, как же мне было за тебя стыдно.
Раньше матери удалось прихватить Веронику на лжи только раз; та тогда ходила в лицей. Дорога из ресторана с суши на улице Мольера заняла у нее больше часа; когда она вернулась, стало совсем темно.
- Так поздно? – спросила мать с порога. – Почему мой ангелочек так поздно? – Она поцеловала дочь в щеку, Вероника, скривившись, отвернула голову. – Где ты была, дорогая?
А она не приготовила для такого случая ничего, что звучало бы правдоподобно.
- Я была… - тихо пробормотала Вероника, - на кружке… по интересам.
Мать неожиданно остановилась.
- В кружке? По интересам? – удостоверилась она.
- Ну да, - с неким запозданием подтвердила Вероника. – Чтобы познакомится… с какими-нибудь людьми из школы…
- В кружке по интересам. – Мать покачала головой.
- Ну да, - с вызовом заявила Вероника. – А-а-а… а что? Ты что, не хочешь, чтобы я нашла каких-нибудь друзей? Чувствуешь для себя угрозу? –спросила девица с издевкой.
- В кружке по интересам, - задумалась мать. – Кто бы мог подумать… Звонила Зося. - Вероника почувствовала, как колени делаются ватными. – Очень возмущенная. Вроде как ты пыталась вытянуть из нее какие-то деньги. Ох, - прибавила, - она уже раньше звонила. Бедная девушка. И совершенно не знала, что делать. Ты звонишь ей и…
Замолчала, через какое-то время подняла на Веронику умоляющий взгляд.
- Вероника, - шепнула она. – Зачем? Ведь… никто ведь от тебя ничего не требует. Только лишь того, чтобы… чтобы ты просто жила. – Губы матери искривились. – Вероника, прошу тебя…
Просто жить. Ходить с девчонками в кино, гулять с парнем, с которым недавно познакомилась; в каникулы ездить по свету, поглощая его; забивать в себя иностранные языки. Не самая лучшая идея, но и не самая худшая.
- Правда, - прошептала мать. – Честно… ничего больше я от тебя не хочу.
Вероника насупилась. Почему ничего больше? На полочке над ее кроватью дремали тома "Гарри Поттера", серии "Суперкрошек" на дубовых видеокассетах: с их заданиями по спасению мира она наверняка бы справилась.
- Да, и еще одно, - промурлыкала мать, прижимая дочь к себе. – Почему ты ничего не сказала про то собрание в школе? – Вероника почувствовала себя совершенно паршиво. – Ой, девушка! Нельзя быть такой рассеянной!
- Про собрание… - повторила Вероника, - отваливаясь от теплого тела матери.
- Про собрание! – Мать опустилась на колени, чтобы развязать шнурки на обуви Вероники. – По вопросу экскурсии в Англию. – Она улыбнулась. – Да, - произнесла она, сжимая пальцами шнурок "адидаса" Вероники, - повезло твоим одноклассникам, что туда поедут.
Собрание по вопросу поездки в Англию было объявлено на четверг; когда Вероника вернулась из школы, мать к нему уже готовилась. Она воспользовалась дезодорантом "Рексона": а чем будут пахнуть другие мамы? Кристиной Агильерой? Кайли Миноуг? Холли Берри?
- Ага, ты пришла! – обрадовалась мать. – Ты конверта, кстати, не видела?
- Конверта? – удивилась Вероника.
- Да… - думая о чем-то другом, буркнула мать. – Там разные листовки… Про уборку. На тех ведь снобах с Урсынова мир ведь не кончается! Ага, вот он! – Листочки рассыпались; Вероника осторожно подняла одну. Помимо несколько хвастливых фраз и цены (60 злотых/час; мать сделала ставку на простейший расчет, оценив по злотому каждую минуту собственной жизни), на листовке имелась еще и фотография. Мать: в фартуке, со шваброй. Широкая улыбка: вот в чем я реализую себя; эта работа приносит мне настоящее удовлетворение.
- Мама… - Вероника была в шоке. – Мама… ты не можешь… этого сделать…
- Что? – мать застыла на месте. – Вероника, да что ты такое говоришь? Слушай. Теперь все будет хорошо. – Она похлопала дочь по спине. Найду каких-нибудь нерях, грязнуль! Все будет хорошо, - с уверенностью в голосе повторила она. – Будет.
"Будет хорошо": вернувшись домой, мать гордо сообщила, что ей удалось раздать все листовки. Ну ладно, не все, часть из них она попросту разбросала по коридорам лицея. Вероника колыхалась вперед и назад на табурете. Раз нет опоры, значит скоро грохнется; и будет больно. С собрания мать принесла распечатку расписания поездки, чтобы можно было узнать, что посетит Наталья с девочками. Да, еще одно: она предложила другим родителям, что раз ее доця в Англию не едет, то для путешествующей детворы она могла бы приготовить небольшой путеводитель; и это был бы ее вклад.
- Так вот что тебе больно, так? – крикнула Вероника. – Что я хотела иметь какую-то жизнь, а?
Небольшие, подвешенные над шкафчиками зеркала отражали голову матери, непокорные курчавые волосы Вероники; линию бровей в перспективном сокращении, контуры носов и выступающие подбородки. Прихожая была небольшой; впрочем, в этом доме все квартиры выглядели одинаково. Сорок квадратных метров: исследования наших историков показывают, что, как правило, на них проживало по несколько человек, какие-то семьи, дети, собаки; только они молчат о том, что обитатели могли делать в их склепанных из пустотелого кирпича стенах. Радоваться жизни? Уже сам факт, что все они размещались на этом небольшом пространстве, был достоин сожаления.
- Я была в твоей фирме, - прошептала мать. – В которую тебя приняли!... – Ее зрачки: черные угольки, переполненные укором и слезами. – Ты же так сказала мне, любовь моя!
- Скааааазааааалааа чтоооо теееебяаааа приииняааалииии! – смеялась Вероника. - Скааазааааалаааа! А ты что там делала? Делать нечего? Отвечай! – Мать спрятала лицо в ладонях. – У тебя столько свободного времени, что ты туда поперлась?
- Вероникушка… Вероникусь…
- Что, шатаешься от нехрен делать, бомжиха? – кричала Вероника; мать, тихо постанывая, улеглась на пол. Полы ее халата разошлись. Вероника глядела на ее заросшую вагину. Это я оттуда вышла? Оттуда ли я родом?
- Я была на твоей работе, - тихо оправдывалась мать. – И разговаривала с теми ужасными людьми. Та женщина по рекрутингу показала твое СиВи… наше СиВи! Так ведь там сплошной обман…
- А ты что там делала? Ну? Меня проверяла? Что, мамочка, меня проверяла?
- Они смеялись надо мной. Устроили надо мной целый спектакль…
- Что ты там делала! – перебила ее Вероника. – Я спрашиваю, меня проверяла? Да ты вообще знаешь, кто я такая?!
- Я… - объяснялась мать. – Я просто хотела тебе кое-что передать.
Идя в школу на следующее утро после собрания, Вероника не знала, на что надеяться. Проливные дожди прекратились; плотная морось обмывала бетонные жилые комплексы на границе Бемова и Белян. Пульсация луж; плеск дождевых капель; в раздевалке было жарко и душно.
- О, Вероника! – обрадовалась Наталья; ее подружки обменялись серьезными взглядами. – Вероника, давай сюда! – Та недоверчиво подошла к группке девушек-подростков. – Слушай, тут такая тема, - сообщила Наталья. – Мои родители выехали, вечером я устраиваю сходку. И я пригласила самых классных ребят! – захихикала она. – Так что, придешь? Ну скажи, что придешь!
И она даже нетерпеливо затопала, словно тут же собиралась намочить трусики.
Родители Натальи проживали на последнем этаже старого каменного дома у площади Вильсона; вид, открывающийся из окон их салона, был по-настоящему импозантным. Этим осенним вечером Варшава была удивительно красивым городом: освещенные контуры Дворца Культуры, Варшавского Финансового Центра, молочно-белое освещение Швентокшыского моста – можно подумать, что это вовсе даже и не Польша.
Перед вечеринкой Вероника решила заскочить в магазин Rossman на Жолибоже; когда никто не мог увидеть, она обрызгала себя пробными духами Versace The Dreamer. Она не знала, следовало ли покупать спиртное – мать никогда не пила. Во время походов в "Ашан" она только печально поглядывала на отдел "Вина и сыры", после чего покупала Веронике какие-нибудь сладости. В конце концов, в гастрономе МиниЕвропа Вероника решилась купить небольшую бутылку водки ("Желудочная Горькая"), а еще через десять минут нажала на кнопку еще довоенного звонка.
Наталья открыла практически сразу же; на ней было короткое платье, маленькое черное; в руке у нее был бокал с белым вином.
- О, вот и ты! – приветствовала она Веронику. – А мы уже побаивались, что ты не придешь. Проходи… Нет, обувь не снимай! Завтра… завтра кто-нибудь уберет. Только не гаси бычки об пол…
Большинство участников вечеринки собралось в салоне: теплом, наполненном книгами помещении, украшенном написанными маслом копиями известных картин. Девчонки из класса помахали Веронике, приглашая в свой кружок; та ответила неуверенной улыбкой. Кружа между кожаными диванами и дубовыми книжными шкафами, она увидела невысокого, полноватого парня в черной футболке с надписью "NoLogo". Это был Юлек, школьный гей и интеллектуал; заметив Веронику, он фыркнул и вернулся к обзору собранной на полках литературы. Все выглядели по-настоящему элегантно: взрослые, залитые золотисто-медовым полумраком, на толстом кашмирском ковре. Ребята в расстегнутых на одну пуговку больше, чем следовало бы, рубашках из-под полуприкрытых век следили за тем, как их шестнадцатилетние одноклассницы движутся искушающим образом, по-кошачьи. На обитых натянутой зеленой кожей креслах парочки уже лапались, ласкали друг друга: большинство из них, наверняка, уже засчитало первый секс, спокойный и дошедший до экстаза.. Комната была наполнена дымом кальяна: запах черешни, ванили и вишни. Некоторые беседовали о том, что скоро уже можно будет выехать на лыжи; другие расспрашивали о том, что стоит посмотреть в кино, а может и в театре. Затягивающаяся сигаретой марки "Djarum" девушка рекомендовала "Мадам Баттерфляй" в постановке Трелиньского. Еще недавно она сидела в ложе, а потом с дедушкой и бабушкой отправилась в замечательную французскую забегаловку: самые лучшие лобстеры к востоку от Сен-Барта. А интересно, в какой школе лучше всего начать изучение китайского? Вероника несмело потянула водки; образ прямоугольной комнаты размывался. Из стоявших по углам колонок сочилась сонная, спокойная песня со свистнутого у родителей Наталии диска:
I smile when I’m angry.
I cheat and I lie.
I do what I have to do
To get by.
But I know what is wrong,
And I know what is right.
And I’d die for the truth.
In My Secret Life[18].
Вероника сделала очередной глоток водки; она совершенно не знала, что с собой делать. Было ошибкой прийти сюда, подумала она; но нужно выдержать еще несколько часов. И она решила начать колыхаться в ритм затихающей музыки; вытянула перед собой руки, начала подрыгиваться. Она закрыла глаза; только через несколько минут до нее дошло, что песня уже закончилась, что после нее стала играть следующая. В салоне зажгли свет, все глядели на Веронику; от изумления та споткнулась и разлила водку прямо на лица лижущейся парочки. У этих двоих было сильное желание продолжения их сюси-пуси и пуловеры с логотипом Lacoste: все карманные расходы Вероники за два года.
- Ты, бля, смотри, курва, куда прешь! – заорал парень, смахивая с лица спиртное. Его девушка нервно сосала пальцы, похоже, в этом деле у нее уже был приличный опыт.
- Извините... – промямлила Вероника.
- Алло… Все в порядке? – в салон забежала Наталья, держа за руку высокого парня в очках марки Ray-Ban; на его щетинистой щеке был виден след губной помады, сам же он подмигивал коллегам, движениями пальцев изображающим сексуальный контакт. – Ой-ой… - озабоченно всплеснула она руками. – Вероня… облилась…
Мисс мокрая майка появилась неожиданно рано.
- Я уже лучше пойду, - решительно заявила Вероника.
Наталья вытаращила на нее глаза.
- Нет! Нет! – очень громко возразила она. – И речи нет! Ты остаешься здесь! Жизнь ведь затем нужна, чтобы мы могли замечательно развлекаться. Впрочем, - неожиданно прибавила она, - у нас тут для тебя имеется сюрприз. – Она сделала жест пальцем, и одна из девиц в платье из Jackpot принесла большой синий мусорный пакет. Неужто его ей натянут на голову? Задушат ее? – У нас ведь имеется сюрприз для Вероники, правда? – Вероника почувствовала, как кто-то хватает ее сзади за руки и начала вырываться. – Да не бойся ты, - шепнула Наталья; кто-то еще завязал Веронике глаза; девица вырывалась, как норовистая кобылка. Чьи-то гибкие пальцы расстегнули на ней блузку – бзык! Веронике сделалось холодно; на ней уже не было ни блузки, ни брюк; и еще стянули носки. Неожиданно ее покрыла мягкая ткань; кто-то надел на нее какую-то обувь. – Тадааам!!! – крикнула Наталья, и шелковая повязка с глаз исчезла.
Все аплодировали; Вероника глянула в стоящее поперек салона зеркало.
- Ты выглядишь круче всех! – оценила Наталья.
Сейчас на Веронике было короткое красное платье; девушка невольно начала исследовать его ладонями в поисках дырок, торчащих ниток; только ничего подобного не обнаружилось. Ноги? Почему ей так удобно? Легенькие замшевые шпильки, открытые на кончиках; желтые ногти на ногах выглядели гротескно. Браво! Браво! Цимес! Обалдеть!
- Тебе нравится? – дрожащим голосом спросила Наталья. – Это платье мы купили специально для тебя. Ну, покажись!
Вероника начала выгибаться и выпячивать разные части тела; некоторые из глядевших прятали лица в ладонях, сдерживая смех. Меня раздели, мелькнуло в голове; все видели меня: меня унизили.
- А теперь пошли в мой гардероб! – скомандовала Наталья. – Мы тебя подкрасим, и вы увидите, какая наша Вероника на самом деле!. – Она подтолкнула Веронику. Та старалась переступать с каблука на каблук. Не удалось, девчонка полетела лицом прямо в пол. Она услышала какие-то крики, призывы. У нее кружилась голова, выпитая водка булькала в желудке, и через пару секунд она вырвала его содержимое в виде длинного коричнево-рыжего хвоста блевотины. Нет ли там остатков обеденных голубцов? А может, удастся убедить всех, что это самые лучшие во всей Варшаве суши, что это маффины из CoffeeHeaven? Там она была с мамой. Они сидели вдвоем, как подруги!
Аплодисменты смолкли.
- Блин, и это должна была быть благодарность?! – воскликнул кто-то.
Тишина. Вероника начала тихонечко отползать в сторону дверей; ей хотелось как можно скорее удрать отсюда, а если и вернуться, то когда-нибудь, никем не узнанной.
- Останься! – крикнула Наталья. – Наши родители сбросились на это платье для тебя!
А Вероника уже сбегала по лестнице; левый каблук сломался очень быстро. На какой-то из площадок девушка упала, втиснулась в пыльный уголок; ей совершенно не хотелось выглядеть красивее других. За окошком лестницы центр крупного города сиял ярким светом, манил жизнью: такой, что протекает в каком-то ином месте.
- Вероника! – испробовала последнюю попытку Наталья; ее голос терялся в улитке лестницы. – Честное слово, не надо брать в голову!
- Спасибо тебе! – медленно произнесла Вероника. Голос Натальи затихал. Вероника еще успела услышать, что ей и вправду не нужно будет убирать; на утро они уже заказали ту уборщицу, что разбросала объявления по школе; то есть – ее маму. Она придет утром.
- Ты проверяла меня! – прошипела Вероника, подталкивая отступающую от нее на согнутых ногах мать. – Так что думай теперь. Проверяла, значит? Посчитала, что мне нельзя доверять?
- Дорогая… - тихо прошептала мать. Ягодицами она начала отираться о стиральную машину; случайно нажала на кнопку POWER, и через несколько секунд санузел заполнил звук забора воды; литр, второй; а все по ошибке. – Веронюся…
- Или ты хотела, чтобы все надо мной там, на работе, посмеялись? Чтобы я не могла зарабатывать на себя?
Мать с трудом захватывала воздух. Может она сейчас извинится передо мной, подумала Вероника. Может все закончится и хорошо, а мы пойдем и пообедаем?
- Это ведь я дала тебе все! – крикнула мать.
Она разнылась. А может и удастся, подумала Вероника: возможно, я еще подою эту ноющую корову. Ведь у нее когда-то была аллергия на ее молоко?
- Ну что, дошло уже до тебя? Что мне было бы лучше без тебя?
Произнеся эти жестокие слова, Вероника нежно приблизилась к матери и стала гладить ей лицо.
- Неееет… - простонала та. – Неее-ееет…
- Ну все, мамочка… - кончиком пальца она погладила мать по покрасневшей щеке… - Ну все, мамочка…
- Неееет, - перебила ее мать. – Было бы… тебе было бы лучше без меня? Без меня, так? Но ведь… ведь у тебя нет той работы, зарплаты… ведь нету, - шептала мать.
- Мама, - проурчала Вероника. – Все уже хорошо. Ужин приготовишь?...
- А я как раз хотела тебе сообщить… поделиться с тобой… сказать тебе… - бормотала мать. – Я в больнице была… И вовсе не от нечего делать… Совсем не просто так…
Если говорить про место на кладбище, прибавила мать потом, Веронике нечего беспокоиться. "Я ужасно извиняюсь… но тут эти средства нужно было внести…". Ели они молча: бутерброды со свиной ветчиной и половинкой помидора. "Возьми, тебе нужно расти". После продажи той квартиры осталось тридцать тысяч злотых; похоже, мать поставила на инвестицию в недвижимость. Пользование в течение ста лет; Вероника была поражена тем, что это, несмотря ни на что, так дешево. Имеются резиденции, виллы, апартаменты, контейнеры, социальные жилища; а есть и могилы. Как оказалось, мать целый век сможет полежать за небольшие деньги; словно бы у нее имелся собственный кусочек планеты, к которому, непонятно почему, никто побогаче, не может иметь доступа.
11
Среди жалоб на возможности, предлагаемые подглядывающим сервисом Фабула, чаще всего появляется претензия относительно того, что камеры неподвижны. Любая из львиного количества сцен брала начало в одной, стоящей напротив линзы точке, но потом продолжалась в передачах из других помещений, других интерьеров. Хотя еще мгновение назад перед камерой разыгрывалась неплохая такая драмочка, настоящий геологический переворот, и во – неподвижный объектив регистрировал брошенные интерьеры: разворошенные диваны, развеваемые ветерком занавески, полы, которые только что отражали чьи-то неуверенные шаги. Все счастье в том, что подглядывающие очень быстро пришли к выводу, что то, как выглядит кульминация какой угодно истории по сути своей не важно: ибо она точно так же могла выглядеть совершенно иначе.
Телефонный номер родителей Беаты Виктор получил от ее бывшей соседки по комнате. Та предупредила, что это стационарный телефон: "ужасно", - так она это выразила, "что люди все еще живут в деревне, вместо того, чтобы переехать в Варшаву, найти работу в какой-нибудь корпорации". Она же посоветовала, чтобы Виктор был поосторожнее: они ведь могут быть гомофобами или кем-то в таком стиле. Он не спросил, сообщала ли она им про аварию, про кому; подозревая, что нет. То есть, ему пришло в голову, что он будет первым лицом, которая представит этим двоим информацию, что их дочка может вообще никогда не проснуться, что, и такое тоже было возможным, они никогда уже с ней не поговорят. Вообще-то, если говорить формально, они были ее родителями, так что их должны были предупредить еще две недели назад; но, как видно, это знание, безжалостное и успокоительное, им попросту не была предназначена.
Голос отца Беаты был на удивление тихим:
- То есть… она в больнице лежит.
- Да, - подтвердил Виктор. – Только неизвестно, не придется ли ей ее покинуть.
- То есть, выйти из больницы? – спросил мужчина с надеждой. – Вернуться на работу, так?
Работа. Виктор предполагал, что Беату выгнали уже в первый день ее отсутствия, сотрудник, позволяющий себе провалиться в кому, это плохой бизнес-партнер.
- Не до конца, - сообщил он. Речь идет о страховке. Что у нее нет медицинского полиса…
- Нет полиса? – удивился отец Беаты. – А как с работой? Нам она говорила, - поспешно прибавил он, - что у нее имеется все, что необходимо. Что именно потому она и может высылать нам деньги.
- Высылать деньги? – удивился Виктор.
- Да, деньги, - спокойным тоном подтвердил мужчина. – А что? Вы ничего не знаете? Беата платила нам ежемесячно, чтобы мы не приезжали в Варшаву. Немного, но все-таки… - сообщил он таким голосом, словно бы считал эту сделку замечательной.
- Она платила вам, чтобы вы не приезжали? – не мог отойти от изумления Виктор.
- Ну да, - подтвердил отец Беаты. – Так, ну вы понимаете… Возможно вы и не заметили, но она… - Наверное он хотел сказать: "она немного нас стыдилась"; но, в конце концов, произнес: - Возможно вы и не знаете, кто мы такие.
Виктор молчал, стирая пальцем пыль с кухонного шкафчика.
- По мне, - сказал наконец мужчина, - по мне, так я думаю, что, конечно же, мы вам очень благодарны за сообщение, но… у нас уже нет на все это сил. Думаю, так вы должны все это взять, ну вы понимаете, на себя.
Перед тем, как окончательно повесить трубку, отец Беаты загадочно заявил, что Виктор должен радоваться, что он обязан быть горд. По сути своей, он был прав; через два десятка лет камеры портала Фабула показали в качестве HD, что очень немногим дается подобного рода шанс: проявить себя, доказать чего-то самому себе. Всю жизнь можно дрейфовать по поверхности убегающих дней, находиться в вечной уверенности, будто бы ты серость, другими словами, что ты личность подлая: а тут вдруг такая вот оказия.
- Знаете, - сказал отец Беаты под самый конец, - я надеюсь на то, что те переводы от Бети, что они не кончатся…
Шанс на пожертвование: сидя за кухонным столом, Виктор припомнил дату своего восемнадцатого дня рождения. Перед устроенным в квартире родителей приемом он решил отправиться в пункт сдачи крови. Когда игла гладенько вошла в его вену, парень с печалью подумал, что до восемнадцати ему не удалось потерять девственности; что именно это, эта вот сдача крови, был единственным взрослым поступком, доступным его бледному телу. Вся церемония прошла, как следует; несколько минут он еще посидел в кресле, всматриваясь в вишневого цвета жидкость, булькающую в пакетах из толстого пластика.
- Еще чего-то хочешь? – спросила уродливая медсестра, глядя на парня с отвращением. Он отрицательно покачал головой. – Ну, тогда чего ты здесь торчишь?
Когда несколькими часами позднее приглашенные на восемнадцатилетие знакомые – ах, ведь то были времена, когда у него имелись знакомые – спросили, а на кой ляд он это сделал, Виктор не мог найти ответа. Родительская квартира гремела оглушительным электро; все были слегка под дымком и под кайфом, некоторые девчонки закрылись в комнатах в компании больших, сильных парней. Мир искушал, наполненный возможностями, он открывался, словно лепестки цветка. Одна сексуально выглядящая рыжеволосая попочка по имени Алиция даже спросила, не считает ли он, случаем, свое поведение жалким. На ней была коротенькая черная юбочка, на ногах шпильки, явно захваченные на время у элегантной мамаши; декольте было опущено так, что потные лицеисты могли в него заглядывать, после чего играться с Дуней Кулаковой. Вне всякого сомнения, тем вечером она хотела отправиться с кем-нибудь в кровать, позволить кому-нибудь себя трахнуть. Семнадцатилетние понимают, что период отрочества чрезвычайно короток; их тело никогда уже не будет первой свежести, высшего сорта; но они желают почувствовать себя свободными, #yolo[19].
- Жалким? – глянул на нее Виктор собачьим взглядом.
- Ну, знаешь, - глянула девица на него с совершенно не отработанным превосходством. – Ты не должен делаться слабым. Придется побороться. В конце концов: ты же мужчина… - насмешливо заметила она и отошла. Кто-то из возбужденных парней сообщил Виктору, что девочка ищет новых впечатлений, что любит пробовать; короче говоря, что дает даже в задницу. И что сделать, чтобы ее эксплуатнуть? Уничтожить конкурента так, чтобы все это видели.
Незапланированный и принудительный отпуск закончился. Утром понедельника Виктор тупо глядел на ящики, притащенные из квартиры на Таргувке; в конце концов, он решил их не расклеивать. Началась жара дней поздней весны, грозы: бледное солнце просвечивало из-за смолистых туч. Виктор уселся за компьютер: Ютьюб, Фейсбук, интернет-издание "Факта". Свободное время он мог использовать на изучение какого-нибудь иностранного языка; он же просиживал, читая истории, случившиеся с другими, взрослыми пользователями Интернета: муж Анны, креативного директора, пьяным завалился на свадьбу свекрови; сантехник Владислав не мог признаться жене, что у него рак; флористка Эльжбета утаила перед близкими, что тратит на тряпки просто астрономические суммы. То же самое могло бы случиться с каждым: количество возможных для проживания на этой земле существований ограничено.
На следующий день он проснулся еще до семи; при этом он размышлял над тем, а не попробовать ли снова заснуть, чтобы вылезти из койки только около полудня. В открытое окно в комнату вползал сухой, нагретый воздух; под одеялом ему было определенно жарко. Глянув на телефон, Виктор увидел красно-белый восклицательный знак, напоминающий: именно сегодня, уже сегодня день рождения Беаты.
За последний год он сделал Беате много подарков, которые ему самому казались подарками от взрослого мужчины: парфюмерия из Rossman, бижутерия из Allegro. Типы в его возрасте, с минимальными финансовыми возможностями, как правило, в качестве подарка для своих партнерш пекут шоколадное печенье, чтобы потом делать аллюзии к этому шоколаду. Понятное дело, что это жалкие подарки; женщины, особенно молодые, отличаются жадностью; все они хитрые лисички. Отец научил Виктора не верить кому-то такому, кто истекает кровью в течение пяти дней и не умирает.
Неизвестно почему, но в тот день он заблудился в больнице; совершенно неожиданно попав в детское отделение. По коридорам кружило дофига внимательных медсестер. Долгое время Виктор блуждал по темно-серым вестибюлям: все здесь казалось ему пыльным и серым. Перегоревшие лампы не давали света, и только когда он попал в послеродовое отделение, мрак куда-то уступил. Но как раз отсюда детей, которые только-только появились на свет, забирали, чтобы они очутились в темноте: в пыли и каких-то развалинах.
Наконец-то он попал в палату коматозников. Но кровати Беаты там не было; войдя в небольшое помещение, Виктор задержал дыхание. Неужели все-таки?... Когда? Что он тогда делал?
- Вы ищете ту пани, что лежала в углу? – спросила у Виктора женщина, сидящая у кровати пожилой дамы. – Буквально только что здесь была какая-то пара. Ее вывезли.
- Вывезли? – удивился Виктор. – И какая пара? И куда?
- Этого я не знаю.
Женщина покачала плечами и погладила ладонь спящей в коме.
Минут двадцать Виктор бегал по больнице; никто не предложил ему помощи. Наконец - удалось: кровать, подвижный манеж, стояла возле выхода из клиники, ежесекундно освещаясь пятном горячего света. Яркие, успокаивающие рефлексы лениво проползали по лицу Беаты; Виктор осторожно коснулся ее пухлой щеки. Беата родилась двадцать четыре года назад: на этом свете она прожила двести восемьдесят восемь месяцев; восемь тысяч семьсот шестьдесят дней, двести десять тысяч и двести сорок часов; двенадцать миллионов шестьсот четырнадцать тысяч и четыреста минут; семьсот пятьдесят шесть миллионов восемьсот шестьдесят четыре тысячи секунд. Большую часть из этого времени она провела, задумываясь над тем, а что делать с днями, которые ей остались. После получения диплома по специальности "управление", величайшей ее мечтой была работа в Ernst&Young; что же касается личной жизни, она собиралась попросту быть безупречной домохозяйкой, тушить тефтели и часто брать в рот. Она связалась с молодым человеком, любимой развлечением которого было мастурбировать перед фотографиями Селены Гомес; она никогда не была в Париже, Токио или на Сейшелах; не познакомилась с Кеньи Уэстом, Мадонной, Ким Джонг Уном. Жрать, срать и спать; на что она рассчитывала, выполняя эти неспешные церемонии? Похоже было на то, подумал Виктор, что она, попросту, не была призвана, чтобы насытиться на этом изысканном пиру, называемом жизнью. В таком случае, для чего она была нужна? Разве что для работы: ну да, работа звучит не так уже и паршиво. Беата: работник. Работник: instrumentum vocale.
- Прошу прощения… Виктор резко повернулся; голос принадлежал низкому, полноватому мужчине в футболке баскетбольного клуба Chicago Bulls и в бермудах с надписью "Bomber". – Вы… вы ведь Виктор, правда? Мы по телефону говорили, вы наверное не помните…
- Ах! – Виктор покраснел. – А вы, вы – отец, так?
Мужчина печально кивнул, от него сильно несло потом, гниющей мужественностью.
- Так, так! – В разговор включилась приземистая тетушка; бюст у нее был чудовищный в объеме и обвислый. – Это отец, - сообщила она, - я – мать, а пан – любовничек. Короче, пан уже знает, кто мы такие? А вот здесь, - указала она на койку, - лежит Беата, святая. Семья в сборе.
Она с гордостью глянула на Виктора.
- Ну, не сосем… - робко вмешался мужчина. – Мы ожидаем ваших родителей…
- Ты гляди, мозги не до конца прогнили, что помнишь, - женщина, смеясь, похлопала его по спине. – Ожидаем, это правда, - согласилась она. – У вас в этой Варшаве, что, мобилок нет? Пришлось позвонить в вашу фирму, чтобы нам дали номер, - сообщила она, а Виктору сделалось плохо. Кому позвонили? Его родителям? Пану Эдеку? Неужто Беата сообщила им, где он работает? Неужто большие, взрослые люди не влепят ему за это хорошего шалабана?
- Но… - промямлил Виктор, - что, собственно, вы хотите сделать с, с…
- С нашей доченькой? – перебила его женщина. – Как это что? Забрать ее из этого… из этого, я вас прошу, ада! – Лучшего определения она явно не могла найти. – Мы разговаривали с ординаторшей, она хотела каких-то денег…
- Вы не понимаете, - с отчаянием в голосе произнес Виктор. – Это страховой полис…
- Ты не умничай, - погасила его женщина. – Не умничай, молодой, а то не вырастешь. Об этом мы поговорим с твоими родителями. О… А это, случаем, не эта вот пара? Такая симпатичная! Милая такая парочка, ну прямо как с картинки. Эй, а может ты ответишь, когда тебя спрашивают? – Женщина легонько стукнула Виктора по голове. – Э-эй! – завопила она. – Да подойдите же сюда! - Когда же изумленные родители Виктора подошли к этому странному трио, женщина, не колеблясь, бросила им: - Что, в этой вашей столице так зарылись в бумажках, что слух испортился? А?
Выяснение всей ситуации заняло у приземистой женщины несколько минут. Родители Виктора предлагали по этому делу беседу, возможно даже диалог, плюрализм и консенсус; протестовать они стали только тогда, когда сельская предложила всю историю сделать достоянием общественности."Наше жилище", - робко отозвалась мама Виктора, - "когда-то было в "Доме и Интерьере", и нам бы не хотелось, чтобы нас со всем этим ассоциировали, вы понимаете?...". Но это отцу досталась задача пояснить родителям Беаты, что, возможно, они и разбираются в почвах и скотине, вполне возможно, что в зерновых, но уж, наверняка, не в системах страхования, не в настоящей жизни.
- Дорогой, - мать оттащила Виктора в сторону. – Пошли, нам надо поговорить. Сынок, - простонала она. – Сынок, что это за ужасные люди?
- Родители… это родители…
- Но зачем, зачем ты им сообщил? – заломила руки мать. – Слушай, может, они и ее родители, в это я не вникаю, но… Но зачем ты подставил нас на встречу с этими… гадкими людьми? Ты видел, какая футболка у этого типа? И волосатые подмышки? А ведь сколько есть блогов, посвященных стилю, ну да… блогосфера. – Она покачала головой с явным неодобрением. Виктор молчал. - Впрочем, - набралась смелости мать, - вот ты и имеешь то, чего хотел. Посадил себе на шею эту бабу… ну и вот. Теперь тебя используют.
- Используют? – удивился Виктор.
По стене переместились тени врачей, бегущих в операционную; они спешили и покрикивали.
- А ты что думал? Используют. Это же сельские, фашисты, антисемиты… хулиганы. Никаких высших желаний. Ты обязан быть осторожным!...
- Они ни к чему не могут меня вынудить, - выпалил Виктор.
Мать с явным облегчением выдохнула.
- Вот именно! – констатировала она. – Как раз ничего и не должен, - обрадовалась она. – Ну а этот страховой полис! Ясно ведь, раз кто не платит, то случается чего-то нехорошее. – Мать покачала головой. – Виктор, ты слушай! Быть может, та ее кома - это тебе знак, знак от Господа нашего Иисуса, а? Ты посмотри на е родителей; ты погляди, кто ее сотворил!
В совершеннейшем волнении, она оперлась о стену. Оглянувшись, Виктор краем уха услышал, как его отец рассказывает родителям Беаты анекдоты про баночки; похоже, ему хотелось разрядить атмосферу.
- Ну, - с улыбкой заявила женщина-ординатор отделения коматозников. – Вижу, что вам удалось как-то прийти со всем этим к какой-то договоренности. Понадобилось какое-то время, - оскалилась она, - но, думаю, оно того стоило.
Родители Беаты удовлетворенно стали кивать. Они сообщили Виктору, что раньше их пугали какими-то обязательствами, чем-то подобным; но все это лишь потому, что он сам все так запутал. А ведь дело простенькое, как дважды два: Беату необходимо отсюда выписать, потому что здесь, попросту, это не место для нее.
- Хорошо, - сказала женщина-врач, складывая бумаги у себя на столе. – Прежде всего, прошу не нервничать. Сейчас я найду документик…
- И что теперь? – подумал Виктор. Передвижной манеж Беаты стоял перед дверью кабинета. Что ее родители собираются с этой кроватью сделать? Прогуляться по Варшаве, сесть в поезд? Разве не нужно приобрести дополнительные билеты на негабаритный багаж?
- И счетец за лечение до нынешнего дня. Прошу, - произнесла разрумянившаяся ординатор, вручая отцу Беаты бланк. – Это следует сразу же подписать, вот тут…
- Вообще-то, - отец Беаты почесал голову, - я думал, что… может, вы… - Он положил бланк перед Виктором. – Что мы можем обо всем этом знать…
- Вот именно, - обрадовалась женщина-врач. – Ну, пан Виктор. Быстренько. Как взрослый мужчина.
В то время, как счетец за предыдущее лечение требовал только краткой подписи с инициалами, сам бланк выписки был длинным: женщина-врач барабанила пальцами по столешнице. Под некоторыми строками имелось указание: "(ненужное зачеркнуть)". Виктор с изумлением констатировал, что помнит данные, приписанные Беате, даже номер PESEL[20]; кто знает, может, любовь в этом и заключается? "Причины выписки": здесь он не мог написать "у меня нет денег"; это было такое дело, о котором не следовало всех извещать. Тогда – что-то другое?
В конце концов, Виктор накалякал несколько нечетких значков, отработанным образом размашисто подписался, и его внимание снова привлекло указание "ненужное зачеркнуть". На сей раз оно не относилось к конкретному пункту; похоже было на то, что оно касалось целости выписки. Для начала он зачеркнул фамилию Беаты. Женщина-врач удивленно поглядела на него; несколько помявшись, он зачеркнул и собственную фамилию.
Часть вторая
В ПОДВЕШЕННОМ СОСТОЯНИИ
12
Два коренастых санитара прибыли рано утром: матово-серые ряды почтовых ящиков на лестничной клетке жилого дома выглядели так, будто разносчики рекламных листовок еще не успели их посетить. Несмотря на дуновения прохладного ветерка, внутри было душно: дорожки закрытого жилого комплекса парили смолой от мягкого асфальта. Лысоватые санитары хихикали перед полуоткрытой дверью кареты скорой помощи.
- Ну что, поможешь, пан? – с хитрым выражением лица спросил тот, что был повыше.
Виктор без особой охоты кивнул. Подъемник фургона не действовал, им пришлось хорошенько помучиться, чтобы вытащить инвалидную коляску. Виктор присел, чтобы схватить обтянутые тонкими покрышками колеса. "Тяжелая, блин!", - громко охнул один из лысых. "Поосторожнее!", - предупредил Виктора второй санитар, когда трубка капельницы зацепилась о край машины.
"Вот же тяжелая, блин!", - снова охнул санитар, когда им удалось загрузить коляску в лифт: зеркало на стене отражало полуоткрытые губы и высунувшийся мягкий язык Беаты. Ну, блин, тяжелое: это тело, эта жизнь, это все. "С коляской мы наверняка не поместимся", - весело отметил второй из санитаров. "Четвертый этаж, точно?", - удостоверился он, и Виктор подтвердил кивком. "Ладно, тогда кто быстрее!", - предложил санитар – и они оба, выпячивая мускулистые ягодицы, энергично помчались по узкой лестнице.
Когда Виктор вскарабкался наверх, коляска уже ожидала его там; один из мужчин катал ее то взад, то вперед. "Ну!", - сказал он Виктору. –Похоже, вы сильный мужик! Только поглядите, как спящая королева пускает на вас слюнки!". И он пару раз потрепал Беату по волосам.
- Двери! – агрессивно подгонял его второй.
Виктор вчера не успел убрать: несколько мокрых синих мусорных мешков блокировало вход в прихожую. Санитары обменялись взглядами.
- Ну что же… очень даже ничего квартирка, - оценил тот, что повыше. – Чес'слово! – прибавил он, внимательно осматриваясь. – Нет, правда, должен сказать, что вы тут неплохо все устроили. – Он просочился в гостиную. Кончиком пальца проверил фактуру одного из кресел. – Кожа! – сообщил он второму, не скрывая изумления. Виктор прикрыл глаза, крепко хватаясь за коляску. – Ну ладно, - в конце концов, бросил санитар. – Вы попробуете перекантовать девушку, а мы осмотрим санузел. И еще кухню!
Виктор покорно толкнул коляску в сторону спальни. Как пускает по нему слюнку спящая королевна: появлялся ли он в ее снах? Виктору, конечно, доставляла неподдельную радость мысль, что кто-то вдит его во сне; хотя сам он предпочел бы, чтобы подобные сны этот кто-то позабыл. Он попытался осторожно, медленно снять спящую с коляски и уложить ее на кровать. Беата вывалилась из его рук на пол. Воткнутые в ее руки иглы сломались; из трубки капельницы вырвался поток бесцветной жидкости.
Дверь спальни раздвинулась; один из санитаров с сомнением качал головой.
- Помогите мне… - умоляюще шепнул Виктор.
Выломанные обломки игл торчали в недвижимой, напухшей руке. Пижамка (попугайчики и слоники) бесстыдно подвернулась, и Виктор заметил, что в больнице на Беату не надели трусов.
- Да не беспокойтесь вы так, спешить нечего, - нехотя буркнул санитар, после чего умело переложил на кровать похожее на мешок с картошкой тело. – Блииин… - извлеченным из кармана шприцом он выискивал нужную вену. – Ага, вооот…
Он вонзил иглу; Виктор лишь широко раскрыл глаза.
- Ну вот, все и получилось, - заявил санитар. Он глянул на выставленные в спальне приборы: слишком громкое пикание измерителя пульса. – Сами купили? – заинтересовался он.
Виктор молчал.
- Все сам? – не мог надивиться санитар. – Но… вы хоть знаете, как этим всем пользоваться? Что это не игрушки? – Виктор изумленно повел взглядом по спальне; санитар захихикал. – Ну ладно, мы тут кончили, - сообщил он. – Удачи вам! – выкрикнул он, после чего громко расхохотался, словно только что рассказал замечательный анекдот.
Захлопнув двери за все еще хохочущими лысыми санитарами, Виктор потащился в спальню. "Удачи!". Он осторожно присел на краю кровати, стараясь не примять Беату. Когда-нибудь ему придется ее помыть, переодеть; вколоть в ее тело новые иглы, подключить другие растворы.
За последнюю неделю опухшее, розовое лицо Беаты исхудало. Волосы были липкими; погрузив в них пальцы, Виктор нащупал несколько набрякших фурункулов, твердых и наполненных гноем. Что он должен сделать? Может ли она его услышать: что говорит, как крутится по дому; придется ли отказаться от мастурбации в салоне, перебраться в сортир? Виктор попробовал сунуть палец в небольшое отверстие полуоткрытых губ: дыхание было горячим и кислым.
Дзынькнул домофон: раз, другой. Виктор хотел подняться, побежать, но он чувствовал себя прикованным к кровати, не мог пошевельнуться. Я задержан, внезапно подумалось ему: и без какого-либо алиби.
Домофон все звонил и звонил. Не было никаких сомнений: появилась единственная особа, ответившая на его объявление, размещенное несколько дней назад в Интернете.
Шастая по Нэту, благодаря недавно купленному компьютеру – предыдущий остался в квартире на Таргувке – просматривая совершенно случайные выражения из Википедии, Вероника наткнулась на одну интересную тему: что все болтающиеся в снах персонажи существуют на самом деле; все это отражения лиц когда-то замеченных спящими; это отражения статистов. Фыркнув, она закрыла программу Google Chrom, после чего тщательно набрала данный в объявлении номер.
- Я предлагаю, - с другой стороны отозвался замученный голос, - встретиться у меня, на квартире. Эта работа, уход… - начал было он. – Вы приедете, а я покажу: что и как.
Автобус, едущий в сторону Вилянова был просторным и прохладным; неожиданно до Вероники дошло, что статисты не действуют исключительно в снах. Лавочники, кассиры, сотрудники колл центров, уборщицы, пассажиры, толкались и мерзли в потоке запущенного на всю катушку кондиционера струе воздуха. На белизне открытых предплечий Вероника заметила гусиную кожицу. Статисты: а вот если бы эта бешеная кассирша сегодня решила не продавать чужих яблок? Если бы румяный парень лет двадцати сбросил свою гарнитуру в колл центре? А вот до этого усатого сантехника вдруг дошло, что у него нет ни малейшей охоты пробивать трубы под сливом? Имелась бы в мире сила крутиться и дальше? Автобус выехал на широкую равнину. Под низко подвешенным синим небом вздымались вихри нагретого песка; комплекс закрытых жилищ появлялся из ослепительных лучей летнего солнца.
Здесь дома были ниже, чем в комплексах крупнопанельной застройки: из дерева, натурального камня, с высокими, застекленными стенами; с покатыми крышами. Здесь на первых этажах размещались продовольственные магазины, прачечная, небольшой фитнесс-центр; вырастающие из зеленой, ровно подстриженной травки оросительные установки шумными, стаккатными очередями распыляли капельки воды. Найдя нужный дом, Вероника робко нажала на кнопку домофона; тот забурчал, а выглядывающий из-за пластиковых дверей портье подозрительно зыркнул на нее. Никто не открыл. Вероника попробовала во второй раз; пожилой усач уже начал приподниматься со своего стула. Это что, шутка такая? Двадцатью голами позднее, на сервисе Фабула были популярны шуточки над ищущими работы, их приглашали на встречи, которые никогда и не должны были состояться; просто так, чтобы крикнуть; "Обманули дурака на четыре кулака!", "Базинга!"[21].
После третьей попытки в динамике что-то зашумело; треск и писк…
- А у вас очень красивая квартира, - бросила Вероника, как только дверь открылась. Хозяин поглядел на нее с сомнением; на нем были тренировочные брюки и мятая рубашка. – Очень, очень красивая, - подчеркнула она, просочившись, хотя никто ее и не приглашал, в гостиную. Юольшая, прямоугольная комната с двумя креслами и диваном, без телевизора. – Вы это… сами обустраивали? – спросила девушка, не успев прикусить язык.
Данное предложение не требовало предоставления СиВи, никто не проверял, насколько богатое у нее воображение.
- Ну, в чем-то, - улыбнулся хозяин про себя.
Только через секунду до нее дошло, что, собственно говоря, никакой предмет мебели в гостиной, кроме двух кресел-близнецов, друг другу не соответствует. Краем глаза она глянула на застекленный шкаф с книгами в потертых суперобложках (серия: Биографии Великих Людей) и заметила плюшевую игрушку-талисман: дремлющего в углу полки бурого медвежонка с опущенной головкой.
- А здесь, наверное, приятно… жить, - заметила девушка.
- Да, это правда, очень приятно, - согласился хозяин. – Здесь хочется жить!... – прибавил он, а Вероника со сверхпрограммным энтузиазмом кивнула. – Ну ладно, - продолжил хозяин, - может, пройдем… Потому что она там… лежит.
- Естественно, - спешно согласилась Вероника.
Жирные черные волосы, высохшая кожа; женщину, лежавшую на обширной кровати, покрывала пижама в слониках и птичках. Дыхание спящей не было мерным: декольте пижам то вздымалось, то опадало, время от времени она еще и раскрывала рот. Пикание: пик-пик. Вероника удивленно поглядела на приборы, сунутые в угол кровати. В покрасневших ладонях торчало несколько игл. И это она, Вероника, должна все это обслуживать?
- Да, - неуверенно подтвердил хозяин. – Да, именно так. Вы знаете, как это делать?
Вероника отрицательно покачала головой. Если бы вы меня научили, тогда, может?...
- Ну да, научил, - протяжно повторил хозяин. – Ну естественно! – воскликнул он. – Если бы только… Ну, не знаю, инструкции по обслуживанию…
- Но вы же знаете, - быстро спросила Вероника, - что со всем этим… делают, так? Я имею в виду, все эти приборы…
- Нет, - перебил он ее. – Никто, - прибавил он через какое-то время, - никто никогда не подумал, что это все мне сможет когда-нибудь для чего-то пригодиться.
Размещая парой дней ранее на полутора десятках Интернет-порталах свое объявление, Виктор констатировал, что, собственно, никогда не кликал в расположенную под станицей иконку "трудоустройство работника"; он был ужасно удивлен числом необходимых для заполнения рубрик. Когда он сам заглядывал на подобного рода стороны, чтобы просмотреть предложения юридических канцелярий, агентств по public relations, рекламных контор – единственным его заданием было кликнуть в "Вышли СиВи", которое было заранее подготовлено. Виктор предполагал, что для работодателей портал предусматривал какие-то облегчения. Тем временем, все было иначе: нужно было не только самостоятельно сформулировать объявление, но и представить точное описание предполагаемого рабочего мета. Точное описание? А вот точное описание, милые мои, способно подвергаться изменениям: это зависит от чувства юмора работодателя, который может ожидать, что принятый им мастер на все руки будет день в день чистить помидоры, крутить сальто или пердеть по первому же требованию. Поначалу Виктор обдумывал выбор из перечня профессий "Услуги медсестры"; в конце концов решился на "Уход". В подрубриках можно было сформулировать еще более тщательное описание ("Уход за инвалидом", различные виды инвалидности: ручек там не хватает или мозгов; "Уход за ребенком", правда, здесь никто не писал, то ли это ребенок желанный или плод прокола), но явно не хватало "Ухода за больным в коматозном состоянии": как будто бы только он мог задумать столь идиотскую идею.
На другом портале необходимо было заполнить и рубрику "Вознаграждение"; когда же Виктор пытался ее пропустить, Интернет красным шрифтом посоветовал: "Впиши, сколько обязан заплатить за исполняемые услуги". "Обязан": плохое слово. Может, скорее: "хотел бы"?
Когда на следующий день Виктор залогинился на портале, его объявление просмотрело уже несколько тысяч человек. То есть, объявление прочитали несколько тысяч людей: прочитали его слова. И никто не позвонил? Поначалу он думал, что сообщил неверный телефонный номер или адрес электронной почты; да нет, все сходилось. В конце концов, принял единственное сообщение; и понятия не имел, что теперь делать.
- Простите… - шепнула Вероника. Подошвы ступней лежащей на кровати женщины были покрыты желтым эхинококкозом. – Поглядите… Но ведь это же не ваша вина, правда?
- Не понял, - промямлил Виктор.
- Я налью вам воды, - предложила девушка.
В кухне она нашла несколько чистых стаканов. Большая часть посуды, облепленной остатками еды (лазанья, канеллони, пицца), валялась в мойке.
- Да ничего не случилось, - успокоила она его; Виктор выдул стакан воды одним махом. – А вам еще налью. Вы… Вы ведь чувствуете себя виноватым, правда?
А тебе, блин, какое собачье дело? – должен был прозвучать ответ.
- Виноватым? – не слишком осознанно переспросил Виктор.
- Ну… - попыталась пояснить Вероника. – Ну… ну, вы понимаете, за ту кому.
При звуке слова "кома" Виктор снова отвел взгляд: на сей раз он всматривался в сидящей на коричневой полке медвежонка. Вероника же не знала, как ей объяснить.
- Потому что… если вы каким-то образом несете за это ответственность, ну, не знаю… - начала заикаться девушка. – То есть… наверняка какой-то несчастный случай…
- Несчастный случай, - неожиданно отозвался Виктор; в его глазах девушка заметила блеск. – К сожалению, моя вина. Моя вина! – И он успокоился. – Ну да… я… я тогда вел машину; у меня никакой машины нет! А ведь автомобиль для мужчины – это лучший приятель. Наилучший приятель, - промямлил он. – Мужчины. А у меня теперь его нет.
Вероника улыбнулась шире.
- Но… - прибавила она, забрасывая ногу на ногу. – Но ведь вы ухаживаете… С вашей стороны это очень… - прикусила она язык, не зная, каким словом воспользоваться. "Благородно": ну да, "благородно" вроде как казалось более всего подходящим; но и тяжеловатым во все своей возвышенности. – Это очень по-предприимательски, - произнесла Вероника наконец. Виктор откашлялся.
- Ну да. Только пускай пани не думает, будто бы я это так, в связи с… - не закончил. – Потому что мне за это тоже платят. Я тоже на этом зарабатываю.
Вероника тепло улыбнулась. Через грязное окно в квартиру попадало молочно-белое июльское солнышко, высоко повисшее над многоэтажными домами. Тот мир, мир перед появлением сервиса Фабула, то был по-настоящему красивый мир: необыкновенно гармоничный, в котором все вещи, от наслаждения до страдания, что-то соединяло, что-то проникало, одно и то же самое: на всем можно было раскрутить маленький такой бизнес.
This is a game, this is a million dollar game; неделей ранее Виктор начал жалеть, что это так поздно до него дошло. Почерканный им документ следовало выбросить; тетка-ординатор с отвращением крутила головой. "В таком виде мы не можем это никому представить", - говорила она, и в ее голосе была слышна тока страха. Кто-то еще будет это осматривать?
- И на самом деле, знаешь что!... – в свою очередь рассерженно бросила мать Беаты. – Веди себя достойно! – громовым тоном укорила она его, когда он в очередной раз начал вписывать стройные буквы личных данных. - Я тут начинаю задумываться, а можем ли мы вообще доверить тебе эту опеку.
Виктор с изумлением поднял голову. Ему? Опеку?
- Вот только не тяните кота за хвост, - очень тепло посоветовала женщина-ординатор.
Через десять минут он расписался в нижней части формуляра; кто знает, а вдруг еще следовало там написать: "Дорогой… имя, тире…", раздавать автографы? Женщина-ординатор потребовала, чтобы он подтвердил подписью каждый пункт документа в одну страничку – это на тот случай, если бы Виктор пожелал воспользоваться каким-то путем отступления, планом В: так вот, чтобы не дать ему такого шанса. Закончив, Виктор уставился на собственные пальцы; ручка оставила на них пятнышки пасты, материальные доказательства.
- Так мы уже пойдем?! – спешно объявила мать Беаты. Виктор никак не отреагировал, когда она похлопала его по спине. – Вставай, быстро, - обратилась она к мужу, словно желая дать ему понять, что отсюда нужно как можно быстрее валить. Через мгновение дверь кабинета захлопнулась. Виктор всматривался в свои пальцы: грязь под ногтями.
- Что-то еще, пан Виктор? – умильным голосом спросила ординатор.
Виктор медленно сполз с обитого шершавой обивкой стула; ординатор, сплетя пальцы, игриво склонила голову. Закрывая дверь, Виктор старался не глядеть на нее: она же специально привстала за столом, чтобы помахать ему на прощание.
Больничный коридор был пустым и прохладным. Брошенная кровать Беаты стояла у входа в анестезиологическое отделение. А ведь она должна быть ближе, Беата должна ожидать под дверью кабинета; я обязан отвезти ее туда, сказал Виктор сам себе, и это, собственно, было единственной вещью, в которой он был уверен. Шел он медленно, еще медленнее подталкивал манеж на колесиках, и когда минут через десять ему удалось добрести до дверей кабинета, Виктор посчитал, что ему следует отдохнуть.
Несколько последующих часов – через какое-то время выходящее на больничный дворик окошко засветилось оранжевым светом от наружного фонаря – Виктор беспомощно ежился на пластиковой лавочке. По коридору не ходили ни пациенты, ни врачи, ни посетители; не было никого, кто мог бы заполнить для него эти растянутые часы ожидания. Ожидания чего? Когда уже стало хорошенько темно, и в коридоре, совершенно автоматически, загорелись молочно-белые прямоугольники ламп дневного света, Виктор подумал, что, возможно, следовало бы сконцентрироваться на стоящей перед ним кровати на колесиках. Когда он слегка поднял голову, увидел складки пижамы в слониках. Почему не появился никто, чтобы теперь, после выписки, раздеть пациентку, снять с кровати?
Где-то около девяти дверь кабинета женщины-ординатора открылась: заметив сидящего, врач громко рассмеялась.
- Что, пан Виктор! – с запевом произнесла она, берясь под бока. – Не очень вы у нас чувствуете себя, как дома? Потому что, знаете, теперь-то, - она прищелкнула языком, - это уже и вправду не наше дело.
Вправду: выходит, теперь все это уже вправду.
- Но… - неуверенно начал было Виктор, - кто… кто теперь обязан за ней ухаживать?
- То есть как это: кто? – удивилась женщина-ординатор. – Так ведь вы. Вы.
Она присела на краешке пластиковой лавки; Виктору пришлось подвинуться, чтобы дать ей место.
- Вы же подписали – так что теперь за ней ухаживаете вы, - продолжала та. – Разве не ясно?
Виктор отрицательно покачал головой.
- Так вы же подписали! – выдавила из себя врач, вращая ладонями. – Впрочем… Это ведь ваша невеста, так? Тогда о чем вы вообще спрашиваете? Уезжайте отсюда, с вами ей будет, - тут она рассмеялась, - лучше всего! А вы, наверное… - неожиданно дошло до нее. – А вы ничего еще не оформили?
- Оформил? – спросил Виктор.
- Ну… Чтобы ее перевезти, - терпеливо инструктировала та.
- Перевезти? Но: куда перевезти?
- А мне лично это до лампочки, - задорно заявила ординатор. – До лампочки, до лампочки и вообще по барабану. Вы перевозите ее, куда вам только пожелается, мир велик!... Мир – он большой, жизнь – штука длинная: как правило, ее хватает, чтобы пустить псу под хвост. Погодите… - шепнула она, когда Виктор ей ничего не ответил. – Я-то думала… что вы тянете резину, чтобы… а вы ничего, сосем ничего? – не переставала удивляться она.
- Я не знал… - начал было Виктор.
- Вы не знали. – Женщина-ординатор кивнула, скептично стянув губы. – И что вы собираетесь теперь делать, а? – спросила она надменно. – Хмм? Оставить все таким вот образом?
Виктор пожал плечами, женщина скорчила брезгливую гримасу.
- Ведь вы же обязаны ее забрать! – убеждала она. – Вы же взяли обя-за-тель-ства по уходу за ней! – Она выдула губы. – Сразу же предупреждаю, что это и так выйдет дешевле, чем оставить больную здесь, неизвестно на сколько… Но если…
Она задумалась.
- Понятное дело… - продолжила она, - мы могли бы как-то все это организовать. – Это не бесплатно, - отметила она, - тем не менее… Вы и вправду ничего не приготовили? Совсем ничего? – не могла надивиться она. Виктор отрицательно покачал головой. – Так это же ваша обязанность! Вы как, считали, будто бы подпишете, и все сразу закончится? Что вот так все сразу же и поменяется?
Виктор молчал.
- Теперь это, прошу прощения, ваше дело. Теперь это ваша обязанность по жизни, и вы ее исполните, - заявила она, после чего прибавила. – Вы обязаны. Вы же взрослый человек.
Вероника маниакально оценивала отдельные предметы мебели. Некоторые из них были запыленными; когда она в очередной раз похвалила жилище, Виктор робко заметил – наконец-то! – что это не его заслуга; что ему очень помогли родители, что без них он, собственно, и не справился бы.
- А чем… - робко спросила Вероника, - чем вы занимаетесь?
- Я… - задумался тот. – Адвокат, - сказал он наконец. – Да, я адвокат.
- Адвокат! – громко удивилась Вероника.
- Ну да, - с улыбкой подтвердил Виктор. – у да, могу сказать… что я защищаю людей, которые сами не способны защитить себя. Которые не понимают этого мира на бумаге.
Ну а уж если говорить про аварию, небрежно прибавил он, то это и вправду его дельце. Возвращались, ну, в смысле: он и… с мероприятия, с празднества. Праздновали, - сообщил он, но Вероника и не спросила: а что же праздновали: любой повод для празднования будет хорош. Ну а так, вообще, это был новый автомобиль. Совершенно новый; такой вот подарок от родителей, на взрослость, на широкие дороги жизни.
- Вот так вот на самом деле, - хвастливо заявил он, - я должен вам сказать, что в сумме это даже большой плюс, вся эта ситуация. Ну да, - задумался он. – В сумме все это весьма облегчает.
Ибо, пояснил он, дело выглядит следующим образом; ее родители, как только узнали обо всем этом, решили попросту хорошенько воспользоваться данной ситуацией.
- Воспользоваться? – удивилась Вероника.
Они предприниматели, - пояснил Виктор. Вероника вздохнула. Вот именно. И они знают, что сегодня на всем можно сколотить капитал. И они заявили, что, вот знаете что: что нет никаких проблем. Ни малейших. Пускай только он все возьмет на себя, покажет, что он…
- Какой? – спросила Вероника.
- Ну… - замялся Виктор. – Взрослый! – выпалил он. – Взрослый!
- И что это означает? – заинтересовалась Вероника.
Это означает, что ему удастся как-то скомбинировать бабло на лечение.
- Но, - заметила Вероника, - а вы, случаем, не думаете, что это каким-то образом, ну, не знаю… То есть… Вы ее как-нибудь… любите?
Неожиданно это слово показалось ей жалким. Не следует больше им пользоваться.
- Да? – резко спросил Виктор. – Да! – неожиданно крикнул он, словно бы до него что-то дошло.
Вероника усмехнулась.
- Опять же, - прибавил Виктор, - ведь это вот-вот закончится. Она проснется, вскоре.
- Но ведь она, - промямлила девушка. – Она вон там лежит. Она как-то… Разве вы по ней не скучаете? - И это тоже показалось ей глупым, неприличным, смешным. – Ну а… я… Чем я, собственно должна была бы заниматься?
- Чем вы должны заниматься, что делать… Не знаю, - произнес он в конце концов. – На самом деле я и не знаю, что вы должны здесь делать.
Оказалось, что женщина-ординатор уже заранее приготовила образец договора, который больница могла бы заключить с Виктором Фабровским. Обязательство, на сей раз двухстороннее: за десять тысяч злотых они соглашаются – соглашаются? – подержать у себя Беату еще неделю. В таком же случае тот документ, подписанный несколько часов назад, является, можно сказать, нихрена не стоящим. Виктор поднял голову.
- Исключая, понятное дело, финансовый аспект. Этого мы вам не простим! – довольно прямо, подкрепив еще и неприличным жестом, заявила врач, вручив Виктору новый бланк. – Заполните его еще раз, вот тут… А мы охотно поможем, - отметила она. – Мы очень любим помогать.
Часы на ее письменном столе показывали десять часов вечера. Окна кабинета выходили на пустой перекресток на Повисле; из-под ободранных домов на улице Ярача донесся смех, звон битых бутылок. Неподалеку располагалась железнодорожная насыпь, несколько хипстерских кафешек: проехал поезд, заглушая стуком колес вопль юной девушки. На оплату по новому обязательству больница дает месяц с момента завершения лечебных процедур.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ