Командира бригады Август встречал при полном параде в Эль-Увайнате. Тридцать человек выстроилось на центральной улице, по возможности приведя форму в порядок. Остальные были раздерганы по всей округе в патрулях, на укрепленных точках с картечницами и в Тазили. Там потихоньку заканчивали разбирать разрушенный чужой лагерь и хоронили погибших.
Оберстлейтенант Кляйн прошел вдоль строя, пожав каждому из бойцов руку, затем скомандовал “Вольно!” и предложил закончить с официальной частью. Торчать на солнце совершенно не хотелось.
– Август, не думал, что увижу тебя живым. Вас всех похоронили, как про зомби услышали.
– После того, как нас с песком британцы мешали, зомби оказались меньшей проблемой. Две батареи, картечницы, несколько тысяч пехоты. А у меня – остатки роты и ошметки от русских добровольцев. Комрады напоролись на вторую вражескую атаку, почти все погибли. Живых сейчас осталось четырнадцать человек, из них семеро в госпитале вместе с капитаном Седецким.
– Как он?
– Две пули в грудь, рядовые вытащили, буквально по головам к нему продирались.
– Русский штаб интересуется, что с их парнями.
– У нас единственный медик, одаренная из добровольцев. Когда кирху построю, ее именем назову, благодаря ей хоть кого-то удалось спасти.
Похлопав гауптмана по плечу, Кляйн проворчал:
– Видел, до сих пор вся дорога сюда телами завалена. И то, как парни твои выглядят, тоже о многом говорит... Со мной рота поддержки, еще две на марше. Что по оперативной обстановке?
– Север Тазили мы контролируем. Гат – надо брать. Не знаю, какой там гарнизон. Пленные сказали, что должно быть пару взводов, вряд ли больше.
– В газетах написали, что мертвецы сожрали всех отсюда и до побережья.
– Брешут в газетах, – поморщился Август. – Вся нежить сдохла на утро, как солнце взошло... Значит, мы скалы под себя подмяли, чуть больше полутора тысяч пленных. Я их на работы направил. Еще в бойне двести негров выжило, их вместо конвойных использую.
– Дикари? Не боишься, что в спину ударят?
– Нет. Я им пообещал, что джунгли на юге отдам. Пустыня – наша, им приграничье. Поэтому служат без нареканий. И томми их боятся до одури. Предупредили, что кто вздумает бунтовать или в побег пойдет, тех черным отдадим. А они мечтают поквитаться. Пригнали на убой и на картечницы бросили. Такое не прощают.
– Понял... Так, у меня с собой чуть шнапса, предлагаю сесть и отметить удачу, которая тебя не оставила. И надо серьезно поговорить.
Разговор проходил под навесом – днем в мазанках старались не сидеть, слишком жарко.
– Я тебе так скажу, Август. Моя семья после газетных статей встала на дыбы и сумела продавить место в штабе. Дома. Поэтому я здесь только с одной целью – добавить строку “участвовал в разгоне мертвечины”. Это будет очень хорошо смотреться в послужном списке. Мало того, мне выдали столько полномочий, что любой из высших имперских чиновников удавится. Карантин, военное положение, могу любого отсюда и до буров показательно к стенке ставить без суда и следствия. Ты просто не представляешь, как всю Европу трясет.
– Поздравляю.
– Подожди. К чему это я... Значит, я уезжаю. Может быть, даже послезавтра. Как инспекцию закончу, все здесь проверю и в обратную дорогу. А ты, мой старый друг, получишь погоны оберстлейтенанта и батальон под свое начало. На мое место. Включая полномочия. Кайзер подпишет любое мое назначение, когда я порадую, что мертвая чума закончилась, не успев начаться. Мы еще правильно акценты расставим и будет вообще хорошо.
– Я бы лучше в отставку подал. И на местных скалах осел. Пока топтался здесь, кое-какие мысли появились.
– На карте мысли покажешь?
– Легко... Смотри, вот Тазили. Вот дороги, которые я смогу контролировать. Вот тут, тут и здесь форты воткну. Картечниц и пушек я с британцев успел нахапать. Если еще родина не забудет и подбросит чего из стреляющего железа, то меня не сковырнуть.
– В песках? Оно тебе надо?
– Я с русскими поговорил. Думаю, помогут. И отец обещал бюргеров прислать из желающих свои наделы получить. Я здесь рай построю, рай на земле. Посреди пустыни.
– Даже так?.. Очень интересно... Знаешь, на побережье застряли первые фольксдойчи, кто рискнул и поехал за лучшей долей. Как про зомби заорали – про них и забыли. Сидят рядом с портом, не знают, куда податься. И русские инженерный батальон прислали, должны дороги начать строить. Что-то там хитрое, чтобы песок хотя бы год под колесами не разваливался. Потому уже нормальные замостят.
– Можно на все это наложить лапу?
– Ветку до тебя точно протянут, в первую очередь. Телеграф уже тащат.
– И людей. Мне очень нужны люди. Скорее всего, батальона для контроля территории хватит. Парни даже гиен к делу пристроили. Но простых работяг не хватает. Не в пещерах же зимовать, а уже сентябрь начался.
– Гиен?.. Я должен это видеть.
Убедившись, что про зверье никто не шутил, Кляйн позвал приданного фотографа и приказал сделать несколько фото. Умника с треногой оберстлейтенант собирался прихватить обратно, чтобы потом продать снимки газетчикам в качестве эксклюзивного материала. Поэтому фотографии в прессе появились позже, чем радист на развернутом искровом передатчике отрапортовал в штаб:
“Сводные части Рейха и Российской Империи уничтожили восставших мертвецов вместе с колдунами. Опасность ликвидирована. Гауптман Шольц и капитан Седецкий разгромили вражеские войска, обеспечив полную безопасность южных границ. Верные солдаты Германии и добровольцы Российской Империи поддерживают порядок на территории, готовясь принять первых поселенцев. Военным губернатором южной Сахары назначен фон Шольц. Детальный доклад по прибытии, оберстлейтенант Кляйн”.
Севший дирижабль встречала огромная делегация. И если босса Гарнер знал, то людей в плащах и широкополых шляпах видел впервые.
– Мальчик мой, ты не поверишь! Меня уже неделю трясут из правительства, оптом скупили весь груз, который ты доставил из Африки. Я заломил цену, так оплатили не торгуясь. Военные уже пытаются придумать, как использовать зомби себе на пользу.
– Добрый день, мистер Шильман. Значит, мне все выгружать этим парням?
– Да. И проверь в карманах, чтобы ничего не завалялось. Обшарят для профилактики все, от верхушки летающей калоши до самого низа.
– Можете мне поверить, после пережитого никто из экипажа даже пальцем не коснется этой дряни. Мы всю дорогу слушали новости по искровому приемнику, волосы дыбом стоят. Говорят, всю Африку съели.
– Я бы не расстроился. Но буквально по дороге в аэропорт купил газету на улице. Молния. Германцы прикончили колдунов, зараза уничтожена.
На разгрузку ушел час. Гарнер показал, где в трюме складированы трофеи, затем безропотно дал себя досконально обыскать. Люди из правительства не обратили никакого внимание на ручные картечницы Томпсона, зато заглянули буквально в каждую щель, выискивая шаманские амулеты. Вдруг кто-то решил рискнуть здоровьем?
Наконец, когда все закончилось, громила сел в автомобиль к шефу и лимузин покатил к выходу с летного поля.
– Прошу прощения, мистер Шильман. Я был вынужден выплатить капитану и матросам премиальные и сверхурочные. За указанные вами лимиты не вышел, но и сэкономить не получилось.
– В пять тысяч уложился?
– В три.
– Можешь забыть тогда. Оставшиеся две считай премией.
– Вы очень добры ко мне, босс.
– Хо, я просто не буду тебе говорить, сколько мы выручили из этой поездки. Жаль, второй раз туда отправиться не получится. Правительство официально ввело запрет на любые научные экспедиции в Африку. Прикрылись восставшими мертвецами. Хотя, скорее всего, там скоро будет не протолкнуться от хватких мальчиков, кто мечтает сделать карьеру.
– Там можно сдохнуть. А это не очень хорошо для карьеры.
– Я о том же. Поэтому – это направление сворачиваем и не будем раздражать людей в черном... Значит, у тебя отпуск до конца сентября. Первого числа жду обратно в офис. Посмотрим, что еще интересного получится организовать. У тебя ведь нюх на перспективные проекты.
– Камни за груз передаст капитан. Он спрятал посылку в оболочке. Как только суматоха закончится, заберет.
– Да, я с ним успел парой слов переброситься... Не хочешь вечером в театр? Выступает Парижская группа, танцы, песни и что-то новомодное.
– Спасибо, я лучше побуду дома. Устал с дороги.
– Представляю, мой мальчик. Тебе досталось... Хорошо. Не буду дергать. Жду, как отгуляешь отпуск. Надеюсь, премиальных хватит.
Теперь на любой звонок к дверям первой спешила Нина Августовна. Женщина все ждала хоть какую-нибудь весточку о пропавшей дочери. Вот и в этот раз, не успела прислуга подать чай к ужину, как зазвенел колокольчик и вся семья устремилась в прихожую.
Перешагнув порог, господин Бахрушин сразу заявил:
– Я с хорошими вестями, очень хорошими! Поэтому попрошу успокоиться, не лить слезы и не волноваться! Жива ваша младшенькая, цела и невредима.
Суматоха улеглась только через полчаса. Женской половиной были выпиты все успокоительные капли, вытерты заплаканные глаза и теперь Найсакины внимательно слушали, что рассказывает доверенное лицо графа Салтыкова.
– Его Сиятельство был очень недоволен. Вся эта история с мертвыми легла на репутацию черным пятном. Поэтому, как только все удалось узнать, подтвердить несколько раз, так сразу к вам. Значит, зомби всех изничтожили. Никакой опасности больше нет и не предвидится. Корпус укрепился на южной границе и туда скоро перебросят дополнительные части. Связи телеграфной пока нет, линию тянут. Но мы надавили на все возможные рычаги и сумели получить клятвенное заверение, что госпожа Александра Николаевна продолжает службу в роте гауптмана Шольца, ее всячески хвалят и хотят представить к награде за проявленные медицинские таланты. Как только дороги станут совершенно безопасны, с первым большим караваном отправят на побережье, а оттуда с остальными добровольцами, кому вышел срок, домой. Его Сиятельство со своей стороны похлопочет, чтобы вашу дочь обязательно приняли в университет и будет оказывать всяческую протекцию в дальнейшем. Для него в радость, что ваша семья остались его добрыми друзьями, не смотря на все случившиеся непрятности... Да, газеты новость уже печатают, экстренный выпуск будет до полуночи. И официальное заявление со всеми деталями обещают через неделю.
Откланялся господин Бахрушин через полчаса, сославшись на дела. Провожая знакомого, Николай Павлович перекрестился на висящую сбоку икону и облегченно вздохнул:
– Такой камень с души сняли, голубчик, вы просто не представляете.
– Я при второй половине говорить не хотел, но в телеграмме приписка была. Всех добровольцев, кто участвовал в южной кампании, представят к Георгию. Вашу дочь – тоже. Это не считая денежного поощрения и прочих благ... Я пока не знаю, как вы сможете объяснить это супруге, но чтобы знали.
– Георгий? Им же награждают только военнослужащих, если я правильно помню.
– Совершенно верно. За выдающиеся заслуги перед Отечеством и проявленный лично героизм и мужество. Деталей не знаю, но в списках Александра Николаевна есть. И даже приписка имеется: “лично рекомендована капитаном Седецким”... Поэтому, вы там потихоньку как-то постарайтесь близких подготовить. Чтобы не было обиды... Его Сиятельство каждого болтуна, кто наобещал разного, приказал в отдельный список внести и обязательно им воздаст по заслугам. Учудить подобное – детей в самое пекло отправить... Прошу прощения, мне в самом деле уже пора. Доброй ночи. И звоните в любое время, если что-то понадобится.
Закрыв дверь, Николай Павлович встал перед иконой, дрожащей рукой погладил позолоченный оклад и прошептал:
– Господи, за что нам эти испытания... Об одном молю, чтобы кровиночка моя домой вернулась цела и невредима!.. К Георгию. Святые угодники, что же тебе пережить пришлось в Африке, Сашенька...
Неделя оставила непонятное послевкусие бесконечной суеты. Прибывали войска, бригада занимала новую территорию. Пленные закончили с похоронами и теперь начали строительство будущих укрепленных пунктов. Одновременно с этим потянулись местные бедуины, кто по сарафанному радио сумел по соседним крохотным деревушкам разослать объявление: новый король на своих землях убил всех нзуму. Теперь разрешает поселиться рядом, будет обеспечивать защиту от мародеров. Нанимает на работу, платит хорошей одеждой. Потом даст надел, куда проведет воду.
Две сотни дикарей полностью освоились, став чем-то вроде порученцев у германских штурмовиков. Часть ночью охраняла пленных, в остальное время бегали по всей округе, помогали восстанавливать разрушенные дома, тащили вождям и колдунам любую тряпку, которую получали в награду. Между собой уже обсуждали, как скоро смогут отправиться назад, нагруженные добычей. То, что для белых не представляло ценности, вполне можно было выменять на разные полезные вещи на краю пустыни. Именно туда собирались откочевать племена, чьи вожди принесли присягу великому королю Шольцу.
Поздно вечером Макаров пришел в палаточный лагерь. Попросил позвать местных назначенных сотников и просто уважаемых людей, кто готов обсудить важную новость. Рядом с парнем на песок уселись две огромные гиены. Самки выбрали для себя роль телохранителей и сопровождали “альфа-самца” везде, недобро посматривая по сторонам.
– Английский все понимают? – уточнил Сергий. – Вроде у вас и французы были, и вообще всякой твари по паре.
– Понимают, господин Макьярьов, – ответил невысокий худой мужчина с правой рукой на перевязи. Похоже, про некроманта знали не только в роте. – Кто не знал, те или погибли, или выучили. Жрать захочешь – быстро начинаешь язык понимать.
– Руку где повредил? – усмехнулся представитель военных властей. Похоже, на призыв подтянулись действительно обладающие авторитетом. Чтобы с травмой и не сдохнуть от голода в лагере военнопленных, надо иметь хороших друзей, способных прикрыть спину. Кто не работал, с тем выданной баландой не делились.
– На скалы взбирался, упал. Хорошо, брат выдернул, а то бы съели.
– Понятно... Значит, новости такие. Всю территорию контролирует сводный экспедиционный корпус. Военным губернатором назначен оберстлейтенант Шольц. Он теперь здесь царь и бог, может карать и миловать. За попытку мятежа – виселица. За неповиновение отданным приказам – аналогично... Это кнут. Для тех, кто до сих пор не понял.
Вокруг Макарова на песке расселось человек сорок. Слушали внимательно, старались не встречаться с гиенами взглядом – те тут же начинали дыбить загривок. С охраной особо не поговоришь, поэтому пришедшего в “гости” встретили с интересом. Власти в лагере – явно к переменам.
– Какой будет пряник?
– Пряник простой. До конца месяца Рейх собирается утвердить новые границы. Я так понимаю, вся Сахара будет у германцев. Может, даже кусок побережья захватят вниз от Марокко: Гамбию и прочие куски бывших французских владений... Для вас же главное – другое. Как только объявят перемирие, всех военнопленных вернут домой. Пешком или на грузовиках отправят в порты и на корабли.
– В октябре?
– Если дипломаты договорятся так быстро – то да. Мне кажется, затягивать не станут. Потому что кайзер человек практичный. Может не только западное побережье попросить, а еще и на юг дальше пойдет. До самого Конго. И дальше... Значит – вас домой. Поэтому я очень рекомендую не делать глупостей. Мы с вами неплохо друг другу кишки по округе размотали, надо с этим заканчивать. Вы проиграли, мы победили. Британцев здесь нет, чтобы голодом в концлагерях держать, как буров. Работайте, ждите назначенное время и скоро увидите родных.
Услышав про британцев, по медленно увеличивающейся толпе пошел ропот. Проклятые жулики всех навербованных поимели в циничной форме. Сначала бросили вслед за дикарями на картечницы и оружейный огонь в упор, потом расплатились их жизнями, оставив отбиваться от зомби. Как всегда – империя заботится только о своих интересах. Проблемы ирландцев и простых бедняков – закопают в песок вместе с недовольными.
– Господин губернатор хочет сделать вам предложение. Но если вы согласитесь, то каждый даст слово. И если кто-то один нарушит – накажут всех... Хотите остаток времени считаться военнопленными – ваш выбор. Живите в палатках, кормить будут как и раньше, два раза в день. В самую жару три часа отдыха, остальное время копать, таскать, помогать на стройках. Если же местное правительство получит ваше честное слово, то вам предложат работу. Учитывая условия работы, станете получать марку в день. Я порасcпрашивал у камрадов, это зарплата как в самом Рейхе. Жить здесь же или перебраться в пещеры Тазили, там есть место. Вполне может быть, что построите дома для будущих поселенцев, временно в них разместитесь. Вода и кормежка бесплатно. Все, что накопите к моменту отъезда можно будет забрать с собой или обменять на фунты по курсу... Никто вас охранять не будет, порядок станет поддерживать местная жандармерия, которую уже формируют. За мордобой, воровство или еще какую глупость – судить станут по законам Рейха. Так как здесь пока военное положение, карать станут жестоко. Поэтому ерундой заниматься не советую. И последнее... Для тех, кто вольным отправится в порт, власти готовы сделать послабление и выдать часть оружия. Чтобы в дороге не обидели.
Идею с оружием, которое можно раздать хорошо работавшим ирландцам, парень подбросил вчера. Формально Макаров оставался рядовым, совершенно не желая принимать на себя какие-либо официальные обязанности и расти в званиях. По всем вопросам – к вахмистру Кизиме. Он замещает раненого капитана, загружен по маковку и пользуется непререкаемым авторитетом у добровольцев. А я – так, рядом стоял. Иногда Герасиму помогаю, тот вместе с поднявшимся на ноги капелланом паству окормляет. Или с неразлучной троицей староверов какую-нибудь срочную проблему в песках решаю. Или с теми же гиенами управляюсь, у которых характер так и остался паршивым, все норовят кому-нибудь в задницу вцепиться. Но как не отбрыкивался, на вечерних совещаниях приходилось присутствовать, хотя бы полчаса. Там и ляпнул:
– А чего это британцы такие счастливые останутся? Они что-то наобещали, потом людей подыхать бросили. Давайте тоже пообещаем. И выполним. Например, бузотерам лишнего железа подбросим. Приплывут домой и припомнят все хорошее. Тем более, что у нас железа разного хватит на всех пленных и еще останется. Дикарям дарить – это проблему себе на будущее создавать. На складах держать – разворовать могут. Но – вы люди военные, все грамотные. Если где ляпнул, то не со зла.
Разговор в лагере затянулся еще на час. Уточняли по зарплате, по тому, кого можно будет выбрать старшим в ватаге строителей и прочих чернорабочих. Что с одеждой, потому что поистрепались уже многие. И многое другое, включая оплату за будущий место на корабле. В итоге Сергий даже охрип. Закончив пропагандировать пленных, подвел итог:
– Короче, завтра пока еще по старому распорядку. Заодно подумаете и общее решение примете. Кто вольным хочет, кто дальше пленным числиться. Для вольных добавлю, что лечение будет тоже бесплатным, обещали госпиталь нормальный сделать. С батальоном еще лекари подъехали и в дороге еще несколько человек. А, чтобы вам лучше думалось, последнее. Император германский людей на новые земли прислал. Фольксдойчи называются. Несколько тысяч человек. И они тоже вроде как согласны здесь осесть, в Тазили. Как приедут, многие свободные места займут на стройках и везде, где господину губернатору срочно что-то сделать нужно. Тех, кто первым себя хорошо зарекомендует, отношение будет соответствующее. Я бы вам дал возможность домой с деньгами в кармане и винтовой за плечом вернуться. Вы не британцы, у меня к вам вражды нет.
На следующий вечер Макарову задали единственный вопрос:
– Если кто-то из бывших пленных захочет здесь остаться, ему разрешат?
– Оберстлейтенант Шольц сказал, что для новых поселенцев из вас можно будет получить наделы на юге Тазили. Между землями Рейха и местными. Вы получите вид на жительство нового Африканского протектората, все права и обязанности фольксдойче. Гражданство через десять лет, если кто захочет. Для граждан послабление в налогах. Это все, что запомнил. Секретарь господина губернатора обещал листовки сделать, которые всем приехавшим станут раздавать. Там про ваш вопрос тоже напишут. Не вы одни хотите к сильному господину прислониться. Дикари уже какой день на эту тему пороги обивают.
После заката солнца при горящих кострах прямо в лагере бывшие военнопленные построились и торжественно пообещали: никаких волнений или бунтов; добровольная работа за установленную плату там, куда направят; возвращение домой по бесплатному билету со всем нажитым, включая огнестрельное оружие. Про билеты фон Шольц обещал продавить вопрос на самых верхах. Чтобы лишний раз показать всему миру, как именно обращаются с проигравшими войну новые власти.
Охрану с лагеря сняли. Если кто хочет бежать – дорога свободная, солнце и жара тебя убьют за пару-тройку дней, даже на пулю тратиться не придется. Забузишь? Свои же пристукнут, ты для них надежду на скорое возвращение рубишь. Ну и черные с копьями по округе мелькают, выбрав, с кем дружить хотят. Да и про гиен никто не забывал. Помнили, как в ту страшную ночь твари людей на куски рвали. А дикари и зверье в рот Макарову заглядывают, любой приказ бегут исполнять без оглядки. Мизинцем шевельнет – и все, только безымянная могилка от бузотера. Если в котел не отправят.
С этого момента для любых передвижений действовало единственное ограничение – на любые территории батальона проходить могут только члены сводного корпуса. Гражданским – при наличии выданного пропуска. Это касалось центрального лагеря и опорных точек, куда перетащили картечницы. Победители медленно подминали под себя весь Тазили, нацелившись на превращение его в гигантский форпост в центре Сахары. И не было в местных песках никакой силы, способной им помешать.
Закончив утром распределять хвостатых по патрулям, Сергий присел у входа в хижину, откинул крышку ящика. Нужно было проверить, что все необходимое будет с собой: патроны, две большие фляги со свежей водой, тесак в потертых ножнах. Парень собирался в последний раз встретиться с вождями и колдунами. Те уже упаковались, теперь готовились двинуться назад. Рассказать своим, как хитрые белые обманом заставили идти на войну. И как великий вождь и страшный пожиратель душ добры к выжившим, разрешив жить рядом. Нужно было согласовать последние детали, обсудить возможные вопросы и договориться о связи. Племена собирались обязательно связаться с будущим покровителем и попросить поддержку в обустройстве на новых землях.
В дверном проеме замер горбун, с интересом разглядывая, как молодой человек ловко цепляет на широкие брезентовые ремни разные полезные штучки. Как только у Макарова дошли руки до чужих захваченных припасов, он не поленился, изобразил подобие разгрузки. Потеешь все равно на солнце, зато руки свободные, спина не болит, тот же “Кольт 1911” в кобуре, а запасные магазины к нему – в чехольчиках, от песка прикрыты, достать можно одним движением. Хороший пистолет, кстати, с убитого британца как трофей достался. Янки начали союзникам продавать, вот покойный и прибарахлился при случае.
– Расслабился ты, Сергий, даже не дернулся, как я подошел. А вдруг бы кто чужой?
– А там справа у забора старшая морда лежит, даже сюда храп долетает. Пришел бы чужой, она бы его на завтрак, обед и ужин разобрала. Да и слышно тебя, когда ходишь... Ногу подлечил? Хромал после той ночи.
– Да, лекарка наша поправила. Фельдшеры новые приехали, рутину на себя взяли. У нее только сложные случаи остались. Вот и меня обиходила, да спину чуть подлатала. Конечно, красавцем не буду, но хотя бы болячки донимать перестали.
– Когда ее домой отправим? Что командование говорит?
– Здесь пока все сидят. Только ты суетишься, побыстрее с глаз долой спровадить хочешь. Не знаю, что вы там не поделили между собой.
– Потому что здесь пока тихо. А стрелять могут начать в любой момент. Ударит моча в голову кому на побережье, пнут тот же Иностранный Легион, снова будем кровью умываться. Сколько ты похоронок на погибших за его благородие написал? Почти сотню? Маме и папе девочки этой несмышленой что на бумаге излагать станешь? Как она под пулями не кланялась и “Марсельезу” на бруствере пела?.. Извини, Герасим. Я тебе уже не один раз говорил. Меня убьют, плакать никто не станет. Вся родня как в Сибирь уехала, так и с концами. Даже не вспоминают больше. Песочком сверху присыплете, рюмку разок за помин души поднимете – и все. А девочка эта, она талантливая. Она сотни людей еще вылечить сможет. Поэтому вывозить ее отсюда надо.
– Надо... Только как? Уперлась, пока роту не будут по ротации убирать, никуда не поедет. А мы еще надолго застряли. И оберст отпускать не хочет, обещает целую больницу тут выстроить, людей из Рейха привезти. Говорит, папа у фон Шольца серьезный человек в Германии, поможет.
– Ну и дура она, если такое слушает...
Закончив собираться, Сергий закрыл крышку и выбрался на улицу. Пробковый шлем он не носил, не нравился он ему. А вот подобие куфии соорудил. И не так жарко, и весит всего ничего. Да и в любой момент от ветра с песком прикрыться можно. Пока вахмистр не ворчит, можно чуть-чуть расслабиться. Пластуны и остатки русских добровольцев в лагере вообще оказались в непонятном полу-партизанском статусе. Официальный командир – в госпитале. Как дорогу дотянут и нормальный грузовик пришлют, вместе с остальными лежачими ранеными на побережье поедет. Остальные – слушают только Анисия Лазаревича, а тот уже через младший командный состав нарезает каждому задачу. Кто в караул, кто помогать закапризничавшую картечницу до ума доводить. Кто со строительной бригадой на новую точку – планы чертить, сектора обстрела прикидывать, будущие стены намечать. Благо, народ почти весь в годах, жизненных неприятностей хлебнул с лишком, поэтому суетиться не любят и делают все обстоятельно. Да и мало их, добровольцев, по пальцам трех рук пересчитать можно. Это германцев уже под тысячу, с новыми пушками, имуществом, шайтан-машиной для разговоров по воздуху. Вот и не теребят камрады русских, берегут. И за возможное отклонение в форме одежды не спрашивают. Какая форма, вы о чем? Те, кто с оберстлейтенантом через мясорубку прошел, через одного вечерами в шортах щеголяют. Местный шик – выбрать штаны с британских запасов получше, откромсать лишнее и подшить кромку. Все – статусная вещь. Сразу видно, кто пороха местного понюхал, а кто пока не достоин.
– Ты как до дикарей пойдешь, загляни все же в госпиталь. Их завтра в пещеры хотят потихоньку перевозить, там прохладнее. Поговори с девушкой. От себя прошу, – горбун на секунду придержал Макарова за лямку разгрузки. Сбоку еле слышно зарычала гиена. – Цыц, лохматая, не с тобой разговаривают!.. Так что, сходишь?
– Ладно. Пошли вместе, тебя шаманы тоже видеть хотят. Они меня одного боятся, говорят, ты злобного мчави успокаивать хорошо умеешь. За каждого провинившегося просишь... К раненым зайдешь, а я пока повидаюсь с заполошной. И что ей дома не сиделось?
Парочка отсалютовала спешащему мимо патрулю, после чего повернула налево и потопала по бурой пыли к понуро висящему над дальним домом белому флагу с красным крестом. Сбоку тут же пристроилась зверюга. Вторую самку Сергий отправил с частью стаи на охоту. Федор заметил у дальнего оазиса местных оленей. Пусть гиены мяса добудут. Потому что кормить их трупами парень категорически не хотел, а жрали зубастые телохранители много.
Только в последние дни Сашенька чуть-чуть пришла в себя. Отоспалась, восстановила силы. Четверо новых фельдшеров из германцев сильно облегчили жизнь. Перевязки, уход за лежачими, раздача медикаментов. Кстати, они ведь с собой и целую гору разных препаратов привезли! Это тебе не внутренними силами раны чистить, боль снимать и крохотный огонек жизни поддерживать. Здесь и сейчас можно было опереться на всю мощь медицины, разложенной по многочисленным полочкам, коробочкам и не падать в обморок от переутомления. Можно сказать – выкрутилась лекарка, по самому краешку прошла. Кого не смогла спасти, тех уже похоронили. Но остальных – удержала на грани, дотащила через немогу к этому моменту. Теперь можно и дыхание перевести. Самую малость.
Главной среди новых медиков считалась высокая костлявая дама лет пятидесяти с невероятно скрипучим голосом и глазами навыкате. Трое мужчин разного возраста с бакенбардами “под Вильгельма” слушались ее беспрекословно. День фрау Кениг присматривалась, затем начала наводить педантичный порядок. Кровати расставили по ниточке, приданных в помощь штурмовиков озадачили сборкой шкафов и столов со стульями. На следующий день обе хижины были изнутри вылизаны и наконец-то стали походить на госпитальные палаты. Но больше всего Сашеньку поразил разговор, который произошел вечером за ужином. Один из фельдшеров дежурил, остальные чинно расселись за столом и аккуратно хлебали горячий суп.
– Фройляйн Александра, прошу понять меня правильно, но я бы рекомендовала вам чуть-чуть изменить правила работы. Вы – главный врач в госпитале, ваше слово для нас – закон. Любое слово. Но сейчас у вас уже достаточно персонала, чтобы передать часть необременительных обязанностей другим.
– Врач? Фрау Кениг, я просто лекарка, помощница фельдшера.
– Пф, можете рассказывать эту глупость другим, не мне... Кстати, вы хорошо понимаете, что я говорю? Мой дед после войны был в плену в Российской Империи. Через три года вернулся и заставил выучить язык. Говорил, что это рано или поздно пригодится. Либо мы снова станем воевать и я могу попасть в плен. Или наши императоры перестанут собачиться и начнем дружить. Тогда тем более лучше знать язык соседа.
– Ваш русский очень хорош. Небольшой акцент, но я вас прекрасно понимаю.
– Это хорошо. Потому что ваш хохдойч ужасен, очень много слов, которые приличной девушке не стоит произносить вслух. Я понимаю, среди кого вы изучали немецкий, но по возвращению домой лучше походить на курсы.
Смутившись, Сашенька попросила:
– Фрау Кениг, а вы не могли бы со мной чуть позаниматься? Вечерами, например. Или в течении дня, во время процедур?
– Вы считаете, что старая мымра из портовой больницы Гамбурга может научить вас хорошим манерам? Пф, вы слишком хорошо меня цените. Но, если вам так хочется, я буду рада. Эти дуболомы из всей медицины предпочитают ампутации и ром в качестве обезболивания. Будет интересно поассистировать вам. Люблю узнавать что-то новое.
Так получилось, что чопорная и резкая на язык фрау оказалась кем-то вроде классной дамы при Сашеньке, шепотом иногда поправляя те или иные действия и кивая, когда девушка занималась очередным больным. Мелкие проблемы аккуратно переложила на подчиненных, кто прекрасно мог справляться со сбитыми ногами, мелкими ранками и гнойниками. Освободившееся время позволило заняться действительно тяжелыми случаями, одновременно с этим не работая на износ. И теперь госпожа Найсакина была уверена, что через неделю-другую все раненые перенесут дорогу в центральный госпиталь на побережье. А она останется с горсткой добровольцев, потому что никто не приносил ей приказ о новом месте службы.
Подойдя к столу, где девушка заполняла историю болезни, немка тихо кашлянула:
– Фройляйн Александра, вы можете оторваться на полчаса?
– Разумеется, фрау Кениг, что случилось?
– Господин некромант хочет с вами повидаться. Если это необходимо, можно принять его и внутри, только пусть оставит зверя на улице. Хотя гиену и купают каждый вечер, на ней все равно полно заразы.
– Спасибо, фрау Кениг, я выйду, не будем беспокоить больных.
Расправив ладонями складки на сером платье, Сашенька пошла к выходу. Она давно хотела поговорить со своим спасителем, но сейчас все заготовленные слова куда-то испарились. Может быть, получится что-то придумать, пока господин Макаров о своей проблеме расскажет? Без нужды он в госпиталь не заглядывает никогда. И не поймешь, в чем провинилась.