Неизведанные земли

Глава двадцатая Кража пассажирского вагона

В старом паровозном депо города Чаттануга, штат Теннесси, собралось огромное облако призраков. Они пришли на праздник, событие, в этих местах давно забытое. Прибыл Шоколадный людоед, и по городу ходили слухи, что он собирается устроить волшебное представление.

На железнодорожных путях собралась компания из десяти призраков во главе с Людоедом. Ребята принесли с собой веревку и привязали ее к поясу мальчика, одетого в форму солдата Союзной армии. На самом деле, конечно же, это был не мальчик, а девочка — Потрошительница Цинния.

— Давай не будем делать из этого представления, — попросил ее Ник. — Проведем операцию по-быстрому, и все.

— Да нам ничего и не нужно делать. Это и так представление, — возразила Цин. — Причем отличное.

Девушка сконцентрировалась и вытянула вперед руку, ту самую, которой умела доставать вещи из мира живых. Для нее проникнуть в параллельный мир было так же легко, как для живого человека — сунуть руку в воду.

Толпа заохала и заахала от изумления. Через образовавшийся в воздухе небольшой портал Цин просунула руку в кольцо ржавой железнодорожной сцепки. Металлические детали сомкнулись на запястье, как челюсти медвежьего капкана. Для шоу был выбран старый списанный вагон, принадлежавший Национальной компании железнодорожных пассажирских сообщений, так как другого отцепленного вагона найти не удалось. Убедившись, что рука надежно застряла в сцепке, Цин обернулась к команде, державшей веревку.

— Так, отлично, вы знаете, что делать. Раз, два, три, тяните!

Десять призраков начали тянуть за веревку, обвязанную вокруг пояса Цин. Ник внимательно наблюдал за действом, но сам поучаствовать не мог, так как с недавних пор все, за что он брался руками, становилось слишком скользким.

Команда из десяти призраков тянула изо всех сил. Рука Цин была надежно защемлена сцепкой, и ее тело под воздействием тяги поднялось в воздух. Будь это тело живого человека, его бы наверняка разорвало пополам, но с призраком этого случиться не могло. Цин выдержала, и огромный, тяжелый вагон сдвинулся с места. Когда он медленно покатился по рельсам, маленький портал, диаметр которого поначалу соответствовал толщине руки, стал растягиваться, как резиновый, и увеличился до размеров вагона. Вскоре вагон исчез из мира живых и покатился по мертвым рельсам Страны затерянных душ.

Толпа ликовала, глядя, как размытые очертания вагона, казавшегося еще секунду назад большим, окрашенным линялой краской пятном, вдруг стали резкими. Хромированные части засияли, а на боках проявились пятна ржавчины и яркие цветные граффити. Когда вагон перешел из мира живых в Страну, портал закрылся с громким звуком, похожим на хлопок. Тянувшие Цин призраки отпустили конец веревки и бросились врассыпную, так как вагон быстро катился по мертвому запасному пути. Он быстро приближался к последнему вагону поезда, на котором путешествовал Ник.

— О, молодцы! — крикнула Цин, которую вагон тащил за собой. — Бросили меня тут! Классно будет, когда меня размажет между вагонами.

Ник улыбнулся:

— Так это же часть представления, Цин! — крикнул он.

Ник подбежал к вагону, чтобы освободить девушку. Он не мог бегать так быстро, как раньше, — на ноги непрерывно капал шоколад, мешая двигаться, но, на счастье, вагон катился не слишком быстро. Ник догнал его, запрыгнул на сцепку и смазал ее испачканной шоколадом левой рукой. Цин покрутила рукой и освободилась — как раз вовремя, так как вагон уже докатился до хвоста поезда. Ребята успели спрыгнуть за секунду до того, как сцепка нового вагона соприкоснулась с механизмом, установленным на последнем вагоне поезда. Состав содрогнулся от удара, сцепные устройства всех вагонов лязгнули, одно за другим. Теперь вагон, извлеченный Цин из мира живых, стал частью поезда, и Чарли отметил это событие громким гудком. Призраки, во все глаза наблюдавшие за представлением, ответили ему громкими ликующими криками.

— Нравится быть кумиром толпы? — спросил Ник.

— Я все еще скучаю по своему кораблю, сэр, — ответила Цин.

Но Ник видел по лицу девушки, что жизнь в центре внимания нравится ей куда больше, чем одиночество, в котором она провела так много лет.

Когда Ник отправился в путешествие на поезде, в составе было всего три вагона, теперь же благодаря Цин их было девять. Всего за несколько недель девушка нашла и перетащила в страну шесть вагонов. Их исчезновение не прошло незамеченным. Ник узнал об этом, но лишь благодаря случаю.

Джонни-О пытался научить Цин читать. Для этого он требовал, чтобы Цин брала в мире живых свежие газеты и журналы. Бывший предводитель бандитской шайки лишился своей вечной сигареты и пребывал по этому случаю в состоянии вечного раздражения из-за недостатка никотина. Естественно, в роли учителя он был крайне нетерпелив и плох. Хуже его была, пожалуй, только Цин в роли ученицы. Каждый день они тратили час или более на ругань, и на учебу как таковую времени почти не оставалось. Но, как бы там ни было, на следующий день они исправно собирались вновь, и взаимная экзекуция повторялась.

Однажды Джонни подошел к Нику, держа в руках «Ворлд Викли Геральд», желтоватую газетку, специализирующуюся на парадоксальных новостях. «Думаю, тебе стоит это прочесть», — предложил он. На второй странице набранный крупными буквами заголовок извещал читателей о том, что одна из южных железнодорожных компаний собирается подать в суд на параллельное измерение. В статье было написано о том, что из расположенных на юге железнодорожных депо периодически исчезают вагоны. Явление никак не объяснялось, зато одна из юридических фирм информировала читателей о том, что собирается заняться исчезновениями вплотную… Но поскольку в соседней статье сообщалось о том, что инопланетяне регулярно пожирают детей на американском военном полигоне возле авиабазы Неллис в Неваде, Ник решил, что придавать значение этому не стоит. Он решил, что миру живых и так есть о чем волноваться, и внезапное исчезновение каких-то там старых вагонов никому не интересно. То же самое можно было сказать и о Стране затерянных душ.

Известий о перемещениях Мэри Хайтауэр Ник не получал уже давно, и это обстоятельство стало для него источником беспокойства. Ник знал, на что способна Мэри, и опасался ее. Если бы предоставилась возможность, она охотно задушила бы в объятьях всех призраков, сколько бы их ни нашлось в Стране. Ник не сомневался в том, что Мэри не откажется от своих замыслов. Ее нужно было остановить во что бы то ни стало, и у Ника был план действий, основанный на талантах Циннии.

«Не понимаю, какой мне от вас толк, — сказала она в тот день, когда они шли по шоссе среди густого флоридского леса туда, где их ждал поезд. — Но вы взорвали мой арсенал, и теперь я не знаю, чем заняться».

Чарли дождался их. Узнав, кто такая Цинния, он старался как можно больше времени проводить в купе проводника, видимо, опасаясь, как бы девушка не вырвала ненароком из него что-нибудь. Зато Джонни-О продолжал регулярно задирать ее. Дело у них обычно доходило до того, что Цинния в запальчивости вырывала какую-нибудь часть тела Джонни, угрожая скормить ее Кудзу, и ему приходилось гоняться за девушкой, чтобы получить орган назад. Джонни-О развлекался подобным образом так часто, что Ник готов был поклясться — мальчик вошел во вкус.

Первым городом, который предстояло «взять» маленькой армии, была Атланта. Ник знал: стоит ему потерпеть поражение там, и с надеждой на победу в войне можно распрощаться.

Когда несколько недель назад поезд вернулся в подземный город, его снова встречала толпа призраков, выглядевшая все так же угрожающе. Собравшиеся, как и в первый раз, были вооружены обломками кирпичей и бейсбольными битами. Однако на этот раз амуниция служила лишь символом готовности жителей встать на защиту города.

Жители Атланты были любопытны, как все дети. Слухи о том, что Шоколадный людоед отправился на поиски Зака Потрошителя, давно уже распространились среди них, и все решили, что Ник больше не вернется. Однако он вернулся назло всем слухам, и этот факт в глазах жителей Атланты сделал из него чудовище высочайшей пробы. Всем хотелось знать, что он обнаружил на неизведанных территориях во Флориде.

Ник не хотел сразу показывать им Циннию. Для всего требуется подготовка. Но Цин, давно считавшая здравый смысл пережитком земного существования, обнаружила себя раньше, чем поезд успел остановиться. Взглянув на собравшуюся толпу, она высунулась в окно и заорала что было сил: «Только попробуйте начать бросаться этими штуками! Клянусь, я из вас такое вырву, что вы даже себе представить не можете! Кто хочет попробовать?» Она решила немедленно придать своим словам наглядность, протянув руку и вырвав селезенку из бедного Джонни-О, или, вернее, тот орган, который предводитель малолетних преступников по невежеству считал селезенкой. Вырвав нечто, напоминавшее одесскую колбасу, Цин снова победно высунулась в окно, держа орган в руке.

— Только попробуй ее уронить, мутант чертов, — заорал Джонни-О.

Несмотря на то, что продолговатый объект в руке Цин напоминал человеческий орган лишь приблизительно, на толпу событие произвело устрашающий эффект. Ребята побросали оружие и в ужасе разбежались, крича: «Зак Потрошитель! Зак Потрошитель!»

Джонни оттащил Цин от окна, отчасти с целью сохранить свою одесскую колбасу, вернее, селезенку, но было уже поздно: толпу накрыло паникой.

— Отлично! — сказал Ник злым голосом. — Почему бы тебе не вырвать собственный мозг из башки и не заменить его на другой, рабочий?

Цин и не подумала расстроиться.

— Ты бесишься, потому что твоим шоколадом никого не напугаешь!

— Советую тебе прекратить делать глупости и соблюдать субординацию! — сказал Ник, направив указующий перст прямо в лицо девочки.

Естественно, Цин тут же укусила подставленный палец.

— Простите, сэр, — сказала она, злобно ухмыляясь. — Но уж больно ваш палец похож на шоколадного зайца.

Джонни-О позволил себе расхохотаться, и Ник наградил его испепеляющим взглядом.

— Прости, — сказал Джонни. — Но я и сам так порой думаю.

Ник решил, что пора сменить тактику.

— Своим поведением ты позоришь звание сержанта шоколадной бригады!

— Сержант? — удивилась Цин. — Ты вроде говорил, что я рядовой.

— Уже нет, — ответил Ник, нарисовав на рукаве формы Цин шоколадный шеврон. — Теперь — сержант, и, надеюсь, будешь вести себя подобающим образом.

Цин была абсолютно счастлива:

— Слушаюсь, сэр!

— Если будешь слушать, что тебе приказывают, и прилагать все усилия, чтобы исполнять указания начальства, возможно, сделаешься лейтенантом.

— Слушаюсь, сэр! Каков приказ, сэр?

Ник начал понимать, что чувство долга в Цин развито куда больше, чем чувство страха.

— Первый приказ: ничего не предпринимать, пока я не дам соответствующих указаний.

— Выполняйте, сержант, — сказал Джонни-О, улыбаясь.

Он спросил Ника, какое звание присвоено ему. Ник сказал, что он — начальник оперативного отдела армии, и Джонни был очень доволен.

Через пять минут появился Исайя, некоронованный король Атланты. Ник ожидал его. Парень вскарабкался по ступенькам и вошел в вагон.

— Какого черта здесь происходит? — потребовал он объяснений, едва успев переступить порог.

Исайя выглядел так грозно и говорил таким сердитым голосом, что Кудзу не выдержал, заскулил и спрятался за ногами хозяйки. Ник решил сначала отослать Цин куда-нибудь подальше, но потом подумал, что будет лучше, если она все время будет в пределах видимости. Джонни-О получил приказ навестить Чарли и узнать, не требуется ли ему вмешательство оперативного отдела.

Джонни-О поглядел на Исайю, дав понять, что ничуть не напуган грозным тоном мальчика, и отправился в кабину локомотива. В вагоне, кроме Исайи, остались только Цин и Ник, но обстановка от этого не стала легче.

Исайя посмотрел на Цин, потом перевел взгляд на Ника. Ник заметил, что мальчик испуган, но злился он явно больше.

— Забирай это и немедленно вон из Атланты.

— Кого тут он называет «это»? — зарычала Цин.

Ник крепко сжал ее плечо рукой, не испачканной шоколадом.

— Помни о приказе, — сказал он едва слышно. Цин закусила губу. Она действительно так и сделала — зажала зубами нижнюю губу, словно только так могла удержаться от дальнейших высказываний.

Только теперь до Ника дошло, что, привезя в Атланту Цин, он нанес Исайе двойное оскорбление. Рядом с ним стоял не просто «Зак Потрошитель», а солдат рабовладельческой армии; мальчик же, управлявший Атлантой, при жизни был рабом.

— Ее зовут Цинния, — сказал Ник. — Она совершенно безопасна.

— Ты хочешь сказать, это девочка?

Цинния фыркнула, но от высказываний воздержалась.

— Она умеет проникать в мир живых. Я привез ее сюда, чтобы обеспечить помощь нашему общему делу.

— Да мне плевать, что она умеет делать. Мне не нужна помощь от человека в этой серой форме.

Вдруг Цинния выступила вперед. Ник пытался ее остановить, но она просто стряхнула его руку с плеча. Да уж, будет она подчиняться приказам, подумал Ник.

— Я не много помню о прошлой жизни, — сказала Цин. — Но я помню точно, что пошла на войну не для того, чтобы защищать рабовладельцев. Я пошла туда, чтобы защищать семью. Я бы сняла эту дурацкую форму, если бы могла, но ты и сам знаешь, мне никогда от нее не избавиться, как тебе не снять рваные штаны или веревку, которой подвязана твоя рубаха. Мы вечно носим то, что надели перед смертью, но мы — не те, что были раньше.

Исайя сердито посмотрел на нее, но отвечать не стал. Стоял и ждал, скажет ли Цин еще что-нибудь в свое оправдание. К удивлению Ника, ей было что сказать.

— Я это дело вижу так, — заявила Цин. — С цветом кожи здесь, в Стране, проблем быть не должно. Ведь у нас на самом деле никакой кожи нет, так ведь?

Исайя кивнул.

— Я тебе больше скажу, — сказал он, вытягивая правую руку, чтобы Цин ее видела. — Протяни свою.

Цин показала правую руку.

— Видишь? — спросил Исайя. — Свечение у нас одинаковое.

— Да, это точно!

— Помни об этом, — сказал Исайя. — И я разрешу тебе остаться в городе.

— Заметано, — согласилась Цин.

Обстановка в вагоне заметно потеплела. Исайя повернулся к Нику:

— Так ты что, опять мимо едешь — или тебе что-нибудь от нас нужно?

Ник понял — наступил важный момент.

Глава двадцать первая Приказ для Цин

Завоевать доверие призраков из Атланты было делом тонким. Сделать это было так же непросто, как приготовить шоколад: слишком сильный газ — выкипает, слишком слабый — образуются комочки. Исайя неохотно дал разрешение Нику представить Цин местным призракам, которых в городе было не менее четырех сотен. Они снова выстроились вдоль подземных железнодорожных путей, но на этот раз без оружия. Терпеливый Ник и нетерпеливая Цин стояли и ждали, пока все соберутся. Джонни-О и Чарли занимались обеспечением безопасности: следили, чтобы толпа находилась на некотором отдалении от поезда.

— Если все пойдет не так, как следует, могу я кому-нибудь голову оторвать? — спросил Джонни-О.

— Ни в коем случае, — ответил Ник.

— Какой же ты зануда, — вздохнул разочарованный Джонни.

Когда у поезда собралось все население города, к Нику подошел Исайя.

— Мне как тебя представить? Сказать им, что ты Ник или Людоед?

Скромность подсказывала мальчику, что следует остановиться на первом варианте, назваться Ником, но, с другой стороны, они знали Мэри как Небесную ведьму, а следовательно, не восприняли бы всерьез ее главного противника, если бы он был каким-то там «просто Ником».

— Давай как Людоеда, — ответил он.

В конце концов, Мэри придумала ему это имя, чтобы пугать им детей, а тут в кои-то веки можно было воспользоваться им для придания себе веса в глазах публики.

Исайя поднял руку, призывая товарищей к тишине. Через несколько секунд толпа, в которой тут и там слышались разговоры, замерла в молчании.

— Всем привет, — сказал Исайя в очень неформальной манере, в которой тем не менее читалось несомненное величие. — У нас в гостях Шоколадный людоед. Вы об этом, думаю, уже слышали. Я с ним теперь знаком и заявляю: он славный парень. Он хотел бы сказать вам пару слов. Слушайте его спокойно и не злите, а то еще превратит вас в шоколадные батончики или что-нибудь в этом роде.

Ник дважды откашлялся. Когда он нервничал, в горле начинал предательски булькать шоколад.

— Призраки Атланты, — начал он. — Я пришел с миром. И чтобы подтвердить свои добрые намерения, я хочу представить вам Циннию Потрошительницу!

— Циннию? — переспросил какой-то мальчик. — Это как цветок, что ли?

— Заткни пасть! — немедленно отреагировала Цин.

Ник понял, что паузы губительны.

— Я знаю, вы о ней слышали много дурного, как, впрочем, и обо мне. Я приехал сюда, чтобы развеять дурацкие слухи. Потрошительница не будет вырывать из вас кишки…

— А я бы могла, — перебила его Цин.

Словно в подтверждение ее слов Кудзу зарычал и залаял.

— Верно, — сказал Ник, наградив Циннию сердитым взглядом. — Но отныне Потрошительница служит силам добра.

Сделав-таки паузу, чтобы подчеркнуть важность только что сказанных слов, Ник продолжал речь:

— Всем известно, что в Страну редко попадают вещи. А если и попадают, то, как правило, их находят сыщики, а они, как известно, и мать родную продадут, если предложить выгодную цену. Так вот, забудьте о сыщиках, потому что теперь у нас есть Потрошительница. Если кому-нибудь что-нибудь нужно, достаточно попросить ее, и все будет!

Ник знал, что последняя фраза прозвучала уже как откровенный рекламный ход, но дело было сделано — ему удалось захватить внимание аудитории. Он посмотрел на Исайю. Мальчик стоял, скрестив на груди руки. Видимо, пока шоу не произвело на него особого впечатления.

— Нужен доброволец! — сказал Ник.

Поначалу никто не решался выйти, а потом появилась маленькая девочка, которую, вероятно, вытолкнули из толпы друзья. Она не пыталась скрыть испуг. Джонни-О взял ее за руку и повел к Нику. Девочка выпучила глаза, увидев на своем плече его огромную руку.

— Не бойся, — сказал Ник ей на ухо. — Ничего страшного.

Повернувшись к зрителям, он продолжил речь:

— Скажите мне, что бы вы хотите иметь. Мы постараемся выполнить ваши самые сокровенные желания. Что-нибудь такое, чего вы, по вашему мнению, заслуживаете. То, чего здесь, в Стране, нет и никогда не было.

— Горячую шоколадную помадку?

Цин засмеялась.

— Да она тут и так есть. Вон она, рядом с тобой стоит.

Ее шутка насмешила только Чарли и Джонни-О. Остальные стояли и ждали, когда же Ник превратит Цин в шоколадный батончик. Ник повернулся к Исайе:

— Где в Атланте можно найти горячую помадку?

— Мне известно только одно место.

Исайя отвел всех в Музей кока-колы, место, известное, наверное, всем туристам, приезжающим в Атланту, — истинный храм, построенный в честь шипучего напитка. Внутри находился ресторан, в котором подавали блюда с добавлением кока-колы, к примеру, коктейли с мороженым или леденцы, сделанные из сиропа.

Толпа призраков вслед за Исайей, Ником и Цин прошла в здание прямо через стену. Все, кто смог поместиться, оказались в кафе, в котором было полным-полно живых людей. Стойку как раз осаждала толпа студентов в одинаковых ярко-желтых футболках. В четырех огромных шейкерах смешивались коктейли, но, учитывая наплыв народа, их производительности явно было недостаточно.

— Сейчас Цинния возьмет из кафе помадку прямо у вас на глазах! — объявил Ник голосом рыночного зазывалы, что, видимо, доставляло ему истинное наслаждение.

Призраки вытянули шеи, чтобы видеть, не забывая при этом переминаться с ноги на ногу, так как Музей был частью мира живых. Зрелище было странным — сотни голов непрерывно покачивались.

Ник увидел, что в огромную серебристую чашу один из работников кафе буквально секунду назад выложил изрядное количество горячей смеси, из которой делают сливочную помадку. Его коллега собирался добавить туда из шланга кока-колы. Но то, что получилось бы в результате, явно не подходило маленькой девочке, сделавшей «заказ».

— Быстрее, — сказал он Цин. — Бери сейчас, а то гадость получится.

Цин протянула руку в мир живых. Толпа призраков оживленно загалдела.

Одним ловким движением Цин схватилась за край чаши с помадкой и втянула ее в Страну. Работник кафе ничего не видел, и когда он, не оборачиваясь, сунул в чашу шланг, из которого полилась кола, он только забрызгал липкой жидкостью мраморную столешницу. В течение нескольких секунд он с глупым видом смотрел на пустое место, где совсем недавно стояла чаша с помадкой.

— Так, кто у нас тут такой шутник? — наконец выдавил он.

— Да она просто исчезла! — сказал рыжеволосый мальчишка, сидевший за стойкой прямо напротив места, где стояла чаша. — Откуда-то появилась рука — раз! — и нету.

— Заткнись, Ральфи, — сказал ему сосед.

Работник кафе вздохнул и занялся приготовлением свежей смеси. Вероятно, ему было чем заняться, помимо размышлений о том, какая сила унесла чашу со сливочной помадкой.

Цин подала чашу девочке, которой уже не терпелось запустить в нее руку.

— Нет, — сказал Ник. — Постой.

Он протянул руку, сжал кулак и облил помадку изрядным количеством горячего шоколада.

— Ух ты! — выдохнула разом вся толпа призраков, выражая как изумление, так и некоторое отвращение.

— Да-да, — сказал Ник. — Помадка должна быть с шоколадом.

Девочка и ее подружки не стали ждать, пока Цин снабдит их ложками — они запустили в чашу руки чуть ли не по локоть.

— Значит, — сказал Исайя, — Шоколадный людоед не чудовище. Он вор.

Ник не стал отрицать. Он и сам долго думал о том, что такое — брать вещи из мира живых. Однако пришел к выводу, что в таком месте, как Страна, где не было практически ничего, такой поступок грехом считаться не может.

— Слышали про Робина Гуда? — спросил он, обращаясь к Исайе, а заодно и ко всем собравшимся.

— Конечно. Он грабил богатых, чтобы раздавать их добро бедным.

— Верно, — сказал Ник. — Живые богаты, хотя многие даже об этом не догадываются. Мне кажется, мы заслуживаем малую часть мира, который у нас украли.

Исайя не выразил согласия, но и спорить не стал.

— Хорошо, — спросил Ник. — Кто следующий?

Почти все подняли руки. Раздались крики: «Я! Я! Я!»

Ник повернулся к Исайе:

— Давай составим список из десяти разумных желаний. Посмотрим, что получится.

Ник правильно поступил, попросив Исайю решить, какая просьба разумна, а какая — продиктована жадностью. Он не был разочарован.

— Примерно половина ребят просит домашнее животное, — сказал Исайя, появившись на пароге вагона со списком в руках.

Он посмотрел на Кудзу. Пес деловито слизывал шоколад со всего, до чего мог дотянуться. От такого количества живая собака давно бы уже околела, но Кудзу все было нипочем — ведь он был призраком.

— Этого я и боялся, — признался Ник. — И что ты им сказал?

— Я сказал, что красть собак и кошек у живых людей — нехорошее дело.

— Я это только один раз сделала, — сказала Цин, смущенно глядя на Ника. — Бывший хозяин бил Кудзу. Нужно было его спасти. А что еще я могла?

Услышав имя, собака подбежала к хозяйке, легла, перевернулась на спину и подставила живот в ожидании ласки.

— Бить собаку! — возмутился Исайя. — Да надо было у этого чертова хозяина сердце из груди вырвать!

— Да я так и сделала! — подтвердила Цин. — Ну, ладно, чуть было не сделала, — призналась она, помедлив. — Я бы его на клочки изорвала, но собака же все видела. Разве я могла это сделать при Кудзу?

Исайя нагнулся, чтобы почесать собачий живот. Кудзу заурчал, как котенок.

— Да, милый песик, — сказал Исайя, поднимаясь.

— Вот список из десяти разумных просьб, — добавил он, подавая Нику лист бумаги. — Пусть девочка посмотрит, что из этого реально исполнить.

Просьбы, внесенные в список Исайей, были тщательно отобраны. Хотя на их выполнение требовалось время, ничего сверхъестественного в них не содержалось. Двое ребят просили саксофон и гитару, так как при жизни занимались музыкой, а после смерти лишились инструментов. Кому-то хотелось получить шестую книгу о приключениях Гарри Поттера, которая по каким-то причинам естественным образом в Страну ни разу не попала. Кто-то из детей нуждался в Библии. Священная книга часто пересекала границу Страны и не была редкостью, но в списке Исайи в качестве отдельного примечания было указано, что разыскивается книга на португальском языке. Цин нашла и принесла краски для занятий живописью по просьбе девочки, у которой были только кисти. Кто-то из малышей попросил набор из шестидесяти четырех цветных мелков. Одному мальчику нужны были очки, так как его зрение оставляло желать лучшего, даже несмотря на то, что он давно уже был призраком. В остальных пунктах содержались просьбы, касающиеся всевозможного спортивного оборудования, формы и снарядов. Ник был удивлен тем, что Исайя, видимо, намеренно исключил из списка продукты питания. Но, оказалось, у мальчика были на то свои причины.

Когда Цин исполнила все десять желаний, Исайя позвал Ника к себе для частного разговора. Мальчик жил в комфортабельной, но скромной квартире, скрывавшейся за ничем не выделяющейся стеной одного из подземных магазинов. Бытовые условия, созданные предводителем для себя, были не хуже и не лучше, чем у любого из его подопечных. Исайя лишь позволил себе поселиться в относительно большом помещении.

В квартире была кровать, хотя, вероятно, Исайя завел ее лишь для придания жилищу привычных черт, так как многие призраки, особенно обличенные властью, никогда не спят. Помимо кровати, в комнате был стол из слоистого пластика, произведенный, вероятно, в середине пятидесятых, оранжевый кожаный диван в стиле семидесятых и несколько хрупких на вид венских стульев с гнутыми спинками. Ник вспомнил, что видел такой гарнитур в доме бабушки. Оказавшись дома у Исайи, Ник подумал, что стоит попросить Цин притащить в Страну красивую мебель специально для предводителя призраков Атланты.

Ник сел на диван, решив, что с кожаной обивки удалить пятна шоколада будет легче всего. Исайя взял один из венских стульев и сел напротив.

— Итак, я позволил тебе сделать все, что ты хотел, — начал он. — Теперь я хотел бы знать, что ты хочешь от нас.

Ник понимал, что грань между взяткой и подарком тонка, и надеялся лишь на то, что не успел еще перейти ее.

— Я бы попросил Цин принести все то, что она нашла для твоих ребят, не прося ничего взамен, — сказал Ник. — Но, ты прав, есть кое-что, о чем я хотел бы попросить тебя.

— Спрашивай, — разрешил Исайя. — Но, естественно, я не могу пообещать тебе, что выполню просьбу.

Ник откашлялся, чтобы голос не звучал слишком уж приторно из-за скопившегося в горле шоколада.

— Прежде всего, мне нужна информация. Я хотел бы знать, есть ли призраки в других городах. Я имею в виду здесь, на юге. Если у тебя есть точные цифры — замечательно. Кроме того, хотелось бы знать, что за люди там живут, враги или друзья? Легко ли с ними иметь дело или их следует избегать? В общем, все в таком духе.

— Хорошо, — сказал Исайя. — Я расскажу тебе все, что знаю о южных городах. — Он наклонился к Нику, и стул под ним скрипнул. — Но это же не все, верно?

Ник сделал паузу. Задача перед ним стояла непростая. Он выпрямил спину, стараясь сесть прямо, настолько, насколько позволял мягкий кожаный диван. Теперь мальчики смотрели друг другу прямо в глаза.

— Мне нужны пятьдесят человек.

На лице Исайи воцарилось холодное выражение. Казалось, его лицо целиком преобразилось. На Ника как будто бы смотрел другой человек.

— Они не продаются, — прорычал он.

— Нет, я совсем не об этом, — пояснил Ник. — Мэри Хайтауэр — наша общая угроза. Я абсолютно уверен в том, что она собирает армию. А значит, мне тоже необходимо этим заняться. Я прошу у тебя пятьдесят добровольцев. Только тех, кто сам готов поехать со мной. Силой никого заставлять не нужно.

Исайя задумался.

— Мне все это не нравится, — наконец сказал он. — Ты даже не представляешь насколько. Но у меня такое чувство, что иметь дело с Небесной ведьмой куда хуже.

Ник наклонился к нему еще ближе:

— Так что же? Поможешь мне? Устроишь призыв добровольцев?

— Если я дам согласие, у тебя будут добровольцы, — ответил Исайя. — Но чтобы получить его, понадобится нечто большее, чем «десять разумных просьб». Цин придется попотеть.

— Хорошо, что нужно?

Оказалось, Исайя задумал устроить праздник. Рождество для всего облака. Его совершенно не смущал тот факт, что на дворе стояло лето. Ник решил, что он совершенно прав: в мире, где не ведется счет времени, Рождество можно устраивать хоть каждый день.

— Все знают, насколько трудно найти еду, попавшую в Страну затерянных душ, — заметил Исайя. — Я видел реакцию ребят на ту чашу с помадкой. Если бы меня там не было, случилась бы потасовка.

Сказав это, Исайя указал на стоявшую в углу банку, в которой лежал один-единственный бисквит «Фортуна».

— Больше всего здесь этой вот дряни. А если в них еще и зловещие предсказания попадаются, никто даже крошки подбирать не станет.

— И что? — спросил Ник, лучше всех знавший о том, что все предсказания, содержащиеся в печенье «Фортуна», сбываются. — Какое предсказание ты прочел в последний раз? Хорошее или плохое?

Исайя приподнял брови:

— Сначала я подумал, что плохое, но, возможно, я ошибся, и оно на самом деле не такое уж зловещее.

— Что там было сказано?

— «Обними горько-сладкого».

На подготовку к празднику ушло довольно много времени. Поскольку доставкой еды могла заниматься только Цин, ей действительно пришлось попотеть, но, в конце концов, она была солдатом.

Ник приказал ей собрать еду для шведского стола. При этом он составил список из нескольких десятков ресторанов, рынков и частных домов.

— Да почему я не могу пойти в какой-нибудь банкетный зал, — спросила Цин, — и взять там все сразу?

— Да, так было бы проще, — согласился Ник. — Но и ущерб тогда будет заметнее. Если уж нам приходится красть еду по списку из доброй сотни наименований, мы должны хотя бы брать ее в разных местах, иначе кому-то из живых придется заплатить за украденное кругленькую сумму.

Цин явно не питала никакого уважения к живым и к их потерям. Концепция «ответственного воровства» была ей чужда. К счастью, за время, проведенное в Стране, ей никогда не приходило в голову украсть что-то действительно ценное, а оружие она крала у государства, поэтому платить за него конкретным людям не пришлось. Впрочем, кто-то за него все-таки заплатил.

В конце концов, Цин сделала все так, как требовал Ник. Завершив работу, Цин спросила, заслужила ли она продвижение по службе. Ник ответил, что хороший солдат никогда об этом не спрашивает.

Цин работала трое суток без перерыва, чтобы добыть еду для всех призраков Атланты, но результат того стоил. Когда призраки собрались на банкет, Ник понял, что никогда еще не видел в Стране так много счастливых и довольных лиц сразу. Не столь важно, удастся ему собрать добровольцев или нет, Ник знал, что сделал доброе дело.

Когда все речи были сказаны и каждый наелся досыта, Исайя рассказал призракам о том, что в армию Ника требуются добровольцы.

— Кто-то должен подняться на борьбу с Небесной ведьмой, — сказал он. — И мы должны принять участие в этом деле.

Ник просил пятьдесят добровольцев, а в итоге их набралось восемьдесят, что привело к нехватке посадочных мест на поезде, так как в составе был лишь сам паровоз, штабной вагон Ника и один пассажирский вагон.

Тогда Цин, ко всеобщему удивлению, впервые утащила вагон из мира живых.

Исайя сдержал слово и накануне отъезда дал Нику детальные инструкции по поводу того, где найти дружественных призраков и какие города следует обходить стороной. Закончив брифинг, он обратился к Нику с советом.

— Тебе нужно вспомнить, кем ты был, — сказал Исайя. — Потому что ты на глазах превращаешься в ком шоколада. Даже по сравнению с тем днем, когда мы впервые встретились, шоколада на рубашке стало больше. Теперь им покрыты даже волосы. Меня это беспокоит.

— Мы не властны над воспоминаниями, — ответил Ник, вспомнив слова, которые ему однажды сказала Мэри. — Но я постараюсь.

— Что ж, в таком случае желаю тебе удачи во всех начинаниях, — сказал Исайя, подавая ему руку для дружеского пожатия. Между ладонями мальчики зажали последний, остававшийся у Исайи бисквит «Фортуна».

На извлеченной из бисквита бумажке было написано: «Удача — худшая стратегия».

Исайя, вероятно, расстроился, но Ник воспринял предсказание как добрый знак. Значит, решил он, я поступаю правильно, готовясь заранее к предстоящему сражению с Мэри.

Прошел месяц. Покинув Атланту, поезд Ника двигался зигзагами, заходя во все попутные города, в которые можно было добраться по мертвым железнодорожным путям.

«Я могла бы украсть для нас новые рельсы, — сказала Цин. — Но, к сожалению, я в состоянии брать из мира живых лишь то, что могу сдвинуть с места».

Ник все больше превращался в «ком шоколада», как верно подметил Исайя. Изменения были все заметней и достигли уже такой степени, что однажды Ник подошел к зеркалу, висевшему в его штабном нагоне, и начал водить рукой по стеклу, чтобы покрыть его шоколадом. Вскоре корка достигла такой толщины, что отражение полностью исчезло. Перед Ником лежал непочатый край работы, и времени на то, чтобы думать о себе, совсем не оставалось. Мысли о том, что он превращается в «ком шоколада», лишь отвлекали его от главного.

Руководствуясь инструкциями, данными Исайей, Ник посетил полтора десятка крупных и малых городов в Джорджии и обеих Каролинах, пополняя армию новыми добровольцами. Цин достигла высочайшего мастерства, устраивая представления, во время которых извлекала из мира живых предметы прямо на глазах изумленной публики. Пока зрители переживали увиденное, Ник предлагал им устроить банкет, даже не спрашивая, хотят ли местные призраки этого или нет, потому что, если и было нечто общее между всеми городами Страны, так это вечное желание хорошенько пообедать.

К тому времени, когда поезд пришел в Чаттанугу, где Цин добавила к составу девятый пассажирский вагон, в армии Ника насчитывалось уже около четырехсот человек.

— Как приятно снова быть в армии, — сказала ему Цин, когда поезд отправился в город Бирмингем, расположенный в штате Алабама. — Я уже целую вечность жду, когда же можно будет с кем-нибудь подраться.

— Мы идем на войну, потому что нас зовет долг, — ответил ей Ник. — Мы сражаемся за правое дело, а не потому, что нам так хочется.

— Ты за всех не говори, — возразила Цин. — У всех свои причины делать то, что мы делаем. Главное, что все эти причины собрались под одним знаменем.

— У нас, кстати, нет знамени, — заметил Ник.

— Я могу сделать флаг.

— Только, пожалуйста, не Южный крест.

Цин задумалась.

— Слушай, я могу просто притащить сюда ткань, а мы нарисуем на ней какой-нибудь новый символ.

— Отлично, тогда ты станешь новой Бетси Росс[4].

— Нет уж, Бетси Росс была северянкой.

Ник часто задумывался о том, что, собирая армию, он понятия не имел о том, где находится предполагаемый противник.

— До меня дошли слухи о том, что Мэри отправилась на запад, — сообщил ему однажды Джонни-О. — Вроде бы даже собирается пересечь Миссисипи. Но я слышал, что этого никто не может сделать, так что, может, слухи и врут.

— Как ты думаешь, она побоится забраться так далеко на юг? — спросил Чарли.

— Мэри ничего не боится, — сказал Ник. — Но она человек осторожный и пойдет на нас, только когда будет уверена в том, что не проиграет.

Он задумался о том, знает ли Мэри, где он и чем занимается.

— И что, ты думаешь, случится, когда ты наконец с ней встретишься? — спросил Чарли.

Ник уже не в первый раз слышал этот вопрос и всегда давал на него стандартный ответ.

— Я не люблю гадать о том, что будет.

Но Ник кривил душой. Конечно же, он часто фантазировал о том, что произойдет во время их неминуемой судьбоносной встречи. Согласно одной из версий, он одерживал победу, но относился к поверженному врагу с таким глубоким снисхождением, что Мэри бросалась в его объятья и признавалась в том, что была неправа. Ее признание оказывалось для Ника чудодейственным бальзамом, благодаря которому исчезал весь шоколад, покрывавший его тело. И затем, взявшись за руки, они вместе шли по тоннелю к свету.

По другой версии, битву выигрывала Мэри, но была так тронута героизмом Ника и его искренним желанием освободить плененных ей призраков, что не могла больше сопротивляться голосу разума и отпускала детей восвояси, предоставив им самим выбирать судьбу. Они с Ником объединялись и вели Страну к светлому будущему.

Как бы то ни было, все фантазии Ника заканчивались объединением с Мэри. Этими мыслями он не мог ни с кем поделиться, понимая, что его авторитет лидера был бы растоптан, узнай его подчиненные о том, что он влюблен в их злейшего врага.

Сотни ребят, собравшихся под знаменами Ника, определенно не любили Мэри. Хотя на юг просочилось немало написанных ею книг, благоговейный ужас перед Небесной ведьмой и ее страшными чарами был сильней. Именно благодаря страху перед ней ребята считали, что встать под знамена Шоколадного людоеда — дело верное. В их глазах он был хоть и страшным, но не ужасным существом. Знакомое чудовище все же лучше незнакомого. Ник опасался другого: как бы страх, подтолкнувший добровольцев к вступлению в армию, не сделал из них дезертиров, случись им попасть в серьезную заваруху. Страна была местом, полным всевозможных чудес, тут жили призраки, способные вселяться в тела живых и красть из их мира нужные вещи, и Ник не знал, как заставить солдат поверить в то, что сама Мэри никаким волшебством не владеет.

— Я слышал о двух призраках, способных переносить в Страну вещи из мира живых, — попытался однажды объяснить Ник группе напуганных слушателей. — Одного зовут Шаман. Его посадили в бочку и отправили к центру Земли. Второй призрак — это Цин, и она с нами. Что касается тех, кто умеет вселяться в живых, то лишь однажды я встречал призрака, наделенного этой способностью. Ее зовут Элли, и она мой друг.

Впервые за долгое время Ник произнес имя Элли вслух. Ему сразу захотелось встретиться с ней, узнать, что случилось за то время, пока они не виделись. И словно в ответ на его невысказанное желание кто-то из добровольцев, присоединившихся к ним в Северной Каролине, сказал:

— Да, Элли Отверженная ненавидит Небесную ведьму, она сама нам об этом рассказывала.

Ник повернулся так быстро, что брызги шоколада попали парню прямо в глаз.

— Что ты сказал? Сама говорила? Ты ее видел? Где?

— Пару месяцев назад, в Гринсборо, — ответил мальчик. — С ней был друг, молчаливый такой. Она мне понравилась, а парень был какой-то страшноватый.

Ник не мог справиться с волнением.

— Расскажи подробней! — попросил он. — Как у нее дела? Как она выглядит? Что она делала в Гринсборо?

Ник попросил прийти остальных ребят, севших на поезд в Гринсборо. Те обрадовались возможности помочь своему предводителю, Шоколадному людоеду, и наперебой рассказывали все, что знали об Элли. Они поведали ему о том, что девочка стала сыщиком, о том, что она прискакала в город на лошади с другим мальчиком, что к бокам лошади были приторочены седельные сумки, полные различных предметов, перешедших в Страну из мира живых. Ник сразу решил, что мальчик, о котором рассказали дети, мог быть только Мики Макгиллом.

— У них было много хорошего, — сказал один из ребят. — Обычно у сыщиков много мусора. И торговали они по-честному. Мы попросили ее показать, как она вселяется в живых, но она не согласилась.

Вдруг все смолкли, услышав громкий звук, похожий на хруст. Нику он уже был знаком: это Джонни-О хрустнул костяшками своих огромных пальцев. Когда он начинал это делать, можно было точно сказать: Джонни либо предчувствует какую-то опасность, либо просто сильно взволнован.

— Слушай… — сказал Джонни-О. — Если мы найдем Элли, она станет отличным партнером для Потрошительницы. С этой парочкой можно таких дел наворотить!

Но Ник уже не слушал, его мысли блуждали где-то далеко.

— Куда она направилась? — спросил Ник ребят из Гринсборо.

Он не ожидал от них ответа. В конце концов, сыщики были не из тех людей, кто рассказывает другим о предполагаемых маршрутах. Но мальчик, к которому обратился Ник, дал четкий и ясный ответ.

— В Мемфис, — сказал он.

— Хорошо ли ты знаешь железные дороги к западу от нас? — спросил Ник Чарли. Он думал, что вопрос заставит мальчика задуматься, но Чарли был опытным машинистом, работавшим не по нужде, а по призванию. Оказалось, он готов к новому маршруту. У Чарли было вдоволь бумаги, и он успел скопировать карту, начерченную на закопченной стенке, отделявшей топочную от кабины машиниста. Он считал работу картографа, возможно, первого в Стране, особой миссией и гордился тем, что выполняет ее.

— Я знаю, в каких городах должно быть много мертвых путей, но не могу точно сказать, пока мы туда не доберемся. Значит, в Бирмингем мы не едем?

— Планы изменились, — сообщил ему Ник. — Мы едем в Мемфис.

— Я слышал, там проходит граница Страны, — заметил Чарли. — По Миссисипи.

— Так давай узнаем это точно?

Ник собрался уходить, но Чарли с некоторой неловкостью показал на его щеку.

— Слушай… у тебя там небольшое пятно.

Ник вздохнул:

— Знаешь, Чарли, мне что-то сегодня не смешно.

— Я не шучу, — сказал Чарли. — У тебя пятно на чистой щеке.

Ник поднял руку и прикоснулся к лицу. Посмотрев на пальцы, он обнаружил, что они испачканы шоколадом. Он растер липкую массу между пальцами.

— Поехали в Мемфис.

Ник знал: время работает против него. Отрицать очевидное было невозможно. Дело не ограничивалось пятном шоколада на лице. Ранки, источавшие липкое лакомство, открывались по всему телу. Сначала они напоминали прыщи, а потом шоколад начинал постепенно просачиваться прямо сквозь ткань костюма. Вся одежда была покрыта коричневыми пятнами. Они увеличивались и сливались воедино, как пятна воды на бетонной поверхности в самом начале дождя. Пятна увеличивались в размере, их становилось все больше и больше. Теперь их можно было найти на спине, на голове и в таких местах, о которых Нику даже не хотелось думать. Рука, изначально покрытая шоколадом, слабела с каждым днем. Пальцы на ней практически слиплись. Левым глазом мальчик уже почти ничего не видел. С каждым днем пелена, затруднявшая зрение, становилась все темнее и темнее. Когда-то казалось, что белая рубашка покрыта редкими коричневыми пятнами, теперь же она стала бурой, а какого цвета был галстук, не мог вспомнить даже сам Ник. На черных брюках раньше пятен видно не было, но теперь они, как и рубашка, стали бурыми, а ботинки напоминали бесформенные комья жидкой грязи и оставляли на полу безобразные бурые отпечатки. Казалось, тело мальчика растет прямо из земли.

Ник понимал: источником заражения стала его собственная память, вернее, почти полное ее отсутствие. Он почти совсем забыл, кем был в мире живых, и именно по этой причине от его былого облика практически ничего не осталось. Семья, друзья — воспоминания о них стерлись, как будто их не было. Он помнил только одно: в момент смерти он ел шоколад и испачкал им лицо. Вскоре шоколад заполнит память, и что тогда? Что будет, когда от него совсем ничего не останется?

Он не хотел думать об этом — не было времени. Гораздо важнее были текущие планы, и создание армии было лишь частью их. Другие замыслы Ник держал в секрете, потому что знал: расскажи он другим, какое безумие замыслил, дезертиров будет не счесть.

Перед отъездом из Чаттануги Цин показала Нику сделанный ей флаг, и он тут же велел Чарли повесить его на переднюю часть паровозного котла, чтобы всем было видно. Цин при помощи серебряных звезд вышила на ярком коричневом полотнище Белую медведицу.

— Папа рассказывал мне, что Большая медведица не дает звездам упасть с неба, — сказала она. — Прямо как ты здесь.

Ник почувствовал, как к горлу подкатился комок, и он был сделан не из шоколада.

— Ты даже не представляешь, как это важно для меня, Цин.

— Значит, я стану лейтенантом?

— Не сейчас, — ответил Ник. — Но очень, очень скоро.

Ему ужасно захотелось обнять девочку, но он не знал, как сделать это, не испачкав ее.

Глава двадцать вторая Эксперимент с леденцом

Цин была хорошим солдатом и гордилась этим. Ей было недостаточно уважения, которое оказывали ей окружающие за то, что она могла таскать для них разные вещи из мира живых. Цин считала, что хороший солдат заслуживает куда большего уважения, чем удачливый вор, и старалась как можно усердней выполнять приказы начальства. Ее генералом был Шоколадный людоед, и она считала, что служить ему верой и правдой — необыкновенно важная задача. Хороший солдат подчиняется приказам и не задает вопросов. Но иногда Цин поражалась характеру приказов, отдаваемых генералом. Особенно это касалось секретных распоряжений, которые он назвал «особыми поручениями».

Однажды Шоколадный людоед попросил Цин добыть огромный леденец на палочке. Большой, величиной с голову, и липкий, как клей. Если попытаться откусить кусок от такого леденца, зубы застрянут и потом будут болеть.

Один из таких леденцов попал в Страну вместе с маленьким мальчиком, ехавшим теперь в поезде вместе с Ником. Парень, вероятно, сосал его каждый день с того момента, когда попал в Страну, но леденец меньше не становился. При жизни парень успел съесть лишь половину, а оставшейся части была уготована вечность, вне зависимости от того, сосал его мальчик или нет. Однажды Ник повел Цин и этого мальчугана в кондитерскую лавку. Магазин, в который они зашли, не был частью Страны, и покупатели в нем были живые. Они сновали во всех направлениях, выбирая сладости.

— Достань для него новый леденец, — приказал Цин Ник.

Девочка не поняла, в чем смысл, ведь у малыша и так был леденец, и не похоже было, чтобы он когда-нибудь закончил с ним. Но, будучи исполнительным солдатом, она не стала задавать вопросы.

— Да, сэр, сию минуту, — сказала Цин.

Она нашла стойку, похожую на небольшую металлическую елку, на которой рядами стояли леденцы. Цин, как обычно, вытянула руку и достала для мальчика новый леденец, еще крупнее и вкуснее того, что у него был. Затем она взяла из руки мальчика старый леденец. Такое под силу было только Цин, так как леденец был частью облика мальчишки, и сам он не смог бы избавиться от него, даже если бы и хотел. Цин заменила старый леденец на новый. Мальчик повел себя точно так же, как любой ребенок его возраста, попавший в кондитерскую лавку, то есть несказанно обрадовался.

Но потом началось нечто странное. Мальчик вприпрыжку убежал, размахивая новой конфетой, а Ник указал на старый леденец, который Цин продолжала держать в руке.

— Теперь у него есть новое лакомство. Давай положим назад старое.

Цин удивилась:

— Как это «положим назад»?

— Я хочу, чтобы ты сделала именно так, как я сказал. Проделай дыру в пространстве и положи леденец на стойку в мире живых.

Цин рассердилась. Какого черта, подумала она, Ник совсем, что ли, с ума сошел? Одно дело брать вещи из мира живых, но класть что-то назад? Когда Цин что-то брала, то всегда чувствовала себя кем-то вроде повивальной бабки, присутствующей при рождении ребенка. Ей всегда казалось, что мир живых, как человек, чувствует все, что в нем происходит. Нельзя запихнуть ребенка назад.

— Сэр, нельзя взять предмет, попавший в Страну из мира живых, и положить обратно. Такого не бывает.

Но Людоед не сдавался.

— А ты когда-нибудь пробовала?

Цин хотела объяснить Нику, что происходит, когда она берет вещь из мира живых, но слова так и остались у нее на языке. Она вдруг поняла, что действительно даже никогда и не пыталась положить что-нибудь назад. Такая мысль просто не приходила ей в голову. Да и зачем? Всегда нужно было что-то взять.

— Нет, я никогда не пробовала, — призналась Цин. — Но что, если я положу туда леденец и окажется, что мы проделали один из этих дурацких научных опытов, от которых взрывается мир?

— Если мир взорвется, — сказал Ник, — можешь считать, что в этом виноват я.

Цин этого было достаточно. В конце концов, перед ней стоял старший по званию. Если ей когда-нибудь придется идти в рай сквозь сияющие врата, она сможет под присягой честно сказать, что лишь следовала приказу.

— Так точно, сэр, будет исполнено.

Цин напрягла волю, взяла леденец в правую руку и попыталась проделать дыру в пространстве, чтобы положить его на стойку. Это оказалось нелегко, не то что просто открыть портал. Для этого требовались другие намерения. Проделать дыру в пространстве, чтобы взять из мира живых вещь, было все равно что открыть дверь. Чтобы положить в мир живых вещь, оказалось, нужно не только открыть дверь, но и взломать замок. В конце концов Цин смогла это сделать, но портал открывался медленно — мир живых сопротивлялся.

— Не получится, сэр, — сказала Цин. — Мне кажется, в мире живых так много всего, что ему больше ничего не нужно.

— Попробуй еще.

Цин сжала зубы и собрала в кулак всю свою волю. Она пыталась пропихнуть леденец сквозь неохотно открывавшуюся дыру и чувствовала: идет борьба между волей мира и ее волей. Вопрос был в том, чья воля сильней и сможет ли мир противостоять желанию Цин поместить в него леденец.

К удивлению девочки, победила она: мир неохотно сдался и принял леденец назад. Когда Цин закончила, ребята увидели, как лежащий на стойке леденец стал бледнеть и терять четкие очертания, превратившись в часть мира живых. Цин убрала руку и поежилась.

— У тебя получилось! — воскликнул Ник.

— Да, — ответила Цин, одновременно довольная тем, что открыла в себе новый талант, и напуганная, так как не знала, чего от него ожидать. — Мне казалось, я делаю что-то плохое…

— Это верно только в том случае, если ты используешь свой дар во имя зла, — заверил ее Ник.

— Но миру это не нравится, сэр.

— А ему нравилось, что ты берешь вещи, когда ты только начала этим заниматься?

Цин мысленно вернулась в то время, когда только попала в Страну. Да, брать вещи было поначалу так же нелегко. Мир не хотел отдавать их, сопротивлялся, словно капризный ребенок.

— Нет, — призналась она. — Сначала было трудно.

— Но потом мир привык, не так ли?

— Ну, наверное…

— Если он привык к тому, что ты берешь вещи, привыкнет и к тому, что ты их отдаешь.

Ребята одновременно взглянули на початый леденец, лежавший на стойке и ставший частью мира живых. Его заметил один из продавцов. Он посмотрел на измусоленную конфету с омерзением, аккуратно приподнял ее и выбросил в мусорную корзину.

— Ты должна попрактиковаться, — приказал Ник. — Возвращай вещи в мир живых при любой подходящей возможности. Ты должна научиться делать это так же быстро и незаметно, как берешь их.

Цин задала вопрос, которого Ник ожидал:

— А зачем?

— Тебе обязательно знать сейчас, зачем это? — спросил ее Ник. — Тебе недостаточно того, что ты заполнила еще один пробел в знаниях о самой себе?

Цин знала и уважала одну из черт характера своего начальника — он был не только генералом, но и хорошим стратегом… Все, что он делал, было частью одного грандиозного замысла.

Глава двадцать третья Перекресток

Дорис Метцлер прожила долгую и интересную жизнь. В возрасте восьмидесяти трех лет она понимала, что времени у нее осталось немного, но считала, что все эти годы были прожиты не зря.

Всю жизнь Дорис носила часы на левой руке, а когда нужно было узнать, сколько времени, первым делом смотрела на правую. Посмотрев, она обычно потирала правую руку левой и говорила себе, что дело в нервах, что такая уж у нее привычка и тому подобное. Но настоящая причина лежала за гранью ее понимания. Иногда она была близка к разгадке, например, во время пробуждения или в тот момент, когда погружалась в сон. В такие моменты душа человека подходит ближе всего к границам Страны. Конечно, Дорис никогда не пересекала эти границы, но в такие моменты она чувствовала: есть что-то за пределами человеческого понимания.

Все началось во время выпускного бала по окончании школы. В тот день произошло важное событие, но не то, которого все ожидали. Дорис встречалась с молодым человеком по имени Билли, в которого была влюблена еще со средней школы. Она мечтала выйти за него замуж, а в те времена такие браки были скорее правилом, а не исключением, как сейчас.

Билли только что научился водить автомобиль и с большим удовольствием предавался этому занятию. Он был чрезвычайно горд тем, что сумел доставить Дорис на бал, не совершая заметных ошибок в управлении, хотя ему пришлось вести старый полуразвалившийся отцовский «Де Сото».

Билли подарил Дорис очаровательный букетик желтых роз, который следовало носить на руке, для чего к нему был прикреплен специальный ремешок. Букетик великолепно сочетался с платьем, в котором Дорис собиралась пойти на бал. Оно было сшито из лимонного шифона. Дорис надела на правую руку букетик на ремешке и весь вечер подносила его к лицу, чтобы насладиться великолепным запахом. Дорис уже тогда поняла, что всю оставшуюся жизнь, услышав аромат роз, будет думать о том вечере. И о Билли.

Бал удался на славу, прошел именно так, как должен пройти хороший выпускной вечер. Но когда он окончился, все пошло наперекосяк. Билли не был виноват, он соблюдал правила дорожного движения. Но когда судьба сводит человека с другим, пьяным, водителем, уже не важно, соблюдал ли правила тот, кто сидел за рулем трезвым. Именно это и произошло, когда автомобиль, полный пьяных школьников, пересек на красный сигнал светофора перекресток, на который выехали Билли и Дорис.

Бедняга ничего не почувствовал. Когда автомобиль перестал переворачиваться, Билли уже не было в живых. Он полетел вперед по тоннелю к свету. Для него остановок на пути не существовало — для тех, кому восемнадцать, стены тоннеля слишком уж толстые, и в Страну им не попасть. Для Билли маршрут из мира живых в загробный мир оказался прямым, как автомагистраль.

Для Дорис все оказалось сложнее. Она видела вход в тоннель, но время отправиться в путь для нее еще не настало. Ей позволили лишь наблюдать за тем, как уходит Билли. Через несколько дней она очнулась в больнице и увидела у кровати всех членов семьи. Родственники были счастливы и благодарили Господа за то, что он услышал их молитвы. Дорис выжила и вскоре поправилась. Ее букетик исчез во время автокатастрофы вместе с мальчиком, за которого она могла выйти замуж. Дорис получила перелом в районе поясничных позвонков и ходить уже не могла, но это никак не повлияло на ее долгую счастливую жизнь. Она вышла замуж, родила детей и активно занималась торговлей антиквариатом во времена, когда в обществе все еще считали, что место женщины дома у плиты.

Конечно же, Дорис никак не могла знать о том, что букетик, слетевший с ее руки, не исчез безвозвратно.

Он много значил для юноши, преподнесшего ей этот букетик в подарок, и сама Дорис никогда о нем не забывала. Вот почему он попал в Страну затерянных душ. Прошло шестьдесят пять лет, а он ничуть не изменился — розы благоухали точно так же, как в тот вечер, когда Дорис надела на руку ремешок.

Более того, букетик никогда не покидал ее запястья.

Она всегда носила его на руке, куда бы ни поехала, просто ремешок, нежно стягивавший запястье, был невидимым. Зато когда Дорис нуждалась в утешении, букетик приходил на выручку. Она нервничала и смотрела на часы, но те всегда были на левой руке, а Дорис всегда начинала с правой, и, потирая руку, Дорис, сама того не понимая, каждый раз гладила невидимый букет.

И вот, в один прекрасный день мальчик, наполовину превратившийся в шоколад, заметил букетик на руке пожилой женщины.

Ник просто проходил мимо. Он искал призраков, потенциальных добровольцев, а нашел пучок желтых роз вперемежку с крошечными цветками гипсофилы. Ему бросились в глаза яркие цветы — они без сомнения были частью Страны, но их, тем не менее, носила на руке живая женщина, сидевшая на крыльце в инвалидном кресле.

Нику еще такого видеть не доводилось. Ему всегда казалось, что, раз уж вещь попала в Страну, никакой связи с миром живых у нее не остается. Но он видел перед собой букет, прикрепленный к руке живого человека. Букет, продолжавший существование в Стране затерянных душ.

Ник вспомнил о том, что читал когда-то о духах, повсюду следовавших за живыми людьми. Он даже вспомнил название — инкубы. Но он никогда не встречал и даже не слышал о духах, живущих в Стране и ведущих себя подобным образом. Но этот букет — он стал как бы сотканным из цветов инкубом, решившим во что бы то ни стало не покидать возлюбленную.

Да, возможно, букетик не хотел покидать руку старушки, но Нику стоило лишь протянуть руку, и он покорно лег на его ладонь. В конце концов, букетик был частью Страны.

Когда это случилось, Дорис почувствовала: происходит что-то странное. Но что именно, она, конечно же, сказать не могла. Она привела в движение коляску и внимательно обыскала каждый угол крыльца. Она что-то потеряла, но что? Да, подумала она, старость не радость. Вот так все время: мысли, обрывающиеся на середине, воспоминания о забытых воспоминаниях. Она посмотрела на запястье, потерла его, потом почесала. Чувство потери не проходило. Старушке стало не по себе.

В то же самое время, по другую сторону границы, разделяющей параллельные миры, Ник отправился за Цин.

— Смотри, этот букет попал в Страну, — сказал Ник, найдя девушку. — Мне кажется, это произошло очень давно.

— И что? — спросила Цин. — К чему ты клонишь?

— Я хочу, чтобы ты отправила его обратно.

Цин неустанно тренировалась, отправляя в мир живых все новые и новые предметы. Этого требовал Ник, ее начальник, но на этот раз Цин показалось, что перед ней нечто совершенно необычное. Но чем именно букетик отличался от других предметов, она сказать не могла.

Девушка повертела вещицу в руке, вдохнула прекрасный аромат роз, и вдруг ее осенило. Она поняла, в чем его отличие.

— Цветы живые…

Цин показалось, что по лицу Людоеда пробежала тень улыбки.

— Да, похоже, — сказал он. — По крайней мере, настолько, насколько это возможно в Стране. Приказываю тебе вернуть букет в мир живых.

Девушка инстинктивно почувствовала, что при попытке сделать это она может столкнуться с непредвиденными трудностями. Возможно, придется искать какой-то новый путь.

— Не знаю, смогу ли я это сделать, сэр, — призналась она.

Цин, бывало, забывала прибавить «сэр», но делала это каждый раз, когда хотела возразить начальнику.

— Ты не узнаешь этого, если не попробуешь, — ответил Ник, для которого слова «нет» не существовало.

Они вместе вернулись к крыльцу, на котором Ник обнаружил букетик, но старушки на месте не было. Живые люди никогда не стоят на месте, подумал Ник. Однако он и не подумал расстроиться и занялся поисками. Хотя из-за нерезких очертаний отличить одного живого человека от другого для призрака всегда было трудновато, Ник решил, что пожилую даму в инвалидном кресле он как-нибудь найдет.

Дорис не было дома. Она позвонила внуку, молодому человеку, и попросила его вывезти ее на прогулку. Ей по-прежнему было не по себе. Нет, она не паниковала, но чувствовала себя не в своей тарелке.

— Я что-то потеряла, — призналась она, разговаривая с мальчиком.

— Я уверен, ты это найдешь, — заверил ее внук, который, конечно же, ни на секунду не поверил в «пропажу».

Дети и внуки Дорис считали ее куда более дряхлой, чем она была на самом деле. Благодаря этому они относились ко всем словам бабушки, как к чему-то несерьезному и странному, как это обычно и бывает в отношениях стариков и молодежи. Дорис это ужасно раздражало, а дети и внуки принимали ее ворчание за признаки развивающегося маразма.

Мальчик катил коляску по тротуару, улица окончилась, началась другая, и в этот момент Дорис решила посмотреть на стоявший у обочины указатель.

Они были на том самом перекрестке.

Конечно же, Дорис тысячу раз проезжала это место за время, прошедшее с того дня, когда произошла автокатастрофа. Она не испытывала по отношению к этому месту никаких особых чувств, кроме горечи от утраты, да и то лишь в те моменты, когда слишком уж усердно предавалась воспоминаниям, а она это делала редко. Но в тот день ей показалось, что пришло время отдать им должное, и попросила внука остановиться на углу.

Пока Дорис сидела в кресле, размышляя о том, как один трагический момент может изменить жизнь, она вдруг почувствовала на правом запястье что-то странное. Посмотрев вниз, на руку, Дорис обнаружила, что на ней мистическим образом оказался букетик из желтых роз на ремешке. И не просто какой-нибудь там букетик, а тот самый. Она ничего не знала ни о Стране затерянных душ, ни о Цин, успешно вернувшей его в мир живых и даже сумевшей надеть его на руку пожилой дамы, но ей и не нужно было всего этого знать. У нее не возникло и тени сомнения, старушка просто знала: на руке тот самый букет. Благодаря обостренной интуиции Дорис догадалась, что он никогда и не покидал ее руки, что его на время убрали с привычного места, а затем вернули ей, сделав на этот раз видимым. Все эти годы цветы не могли ни жить, ни умереть. Теперь им предоставилась такая возможность.

Внук ничего не заметил — его внимание привлекли две девушки примерно его возраста, шагавшие по улице. Лишь когда девушки повернули за угол, мальчик обратил внимание на букетик.

— Откуда он взялся? — спросил он.

— Билли подарил мне его, — ответила Дорис, не желавшая говорить неправду. — Он преподнес мне его в тот вечер, когда мы должны были пойти на выпускной бал.

Мальчик огляделся и увидел стоявшую на перекрестке урну.

— Да, конечно, бабушка, — сказал он, не желая спорить, но пообещал себе отныне не приближаться к урнам, когда в следующий раз вывезет бабушку на прогулку.

К вечеру розы начали увядать, и это было нормально. Дорис понимала, что так случается со всеми цветами, и каждый упавший лепесток был для нее нежным напоминанием о том, что скоро, может быть, завтра, а может, через неделю, придет и ее время. Откроется тоннель, и она пойдет к свету, чувствуя, что ее разум чист и безоблачен, как усыпанное звездами ночное небо.

Глава двадцать четвертая Собачья жизнь

Ник сразу понял: в Нашвилле что-то не так. В таком огромном городе не могло не быть призраков, но их нигде не было видно. Они нашли брошенное жилище, старую фабрику, ставшую частью Страны. Повсюду были видны следы присутствия людей, но помещение было совершенно безлюдным.

— Может, они все нашли монеты и отправились туда, куда должны были отправиться? — спросил Джонни-О.

— А может, их взяла в плен Мэри, — предположил Чарли.

— А может, и еще что похуже, — сказала Цин.

По реакции Кудзу каждый мог бы решить, что ее предположение недалеко от истины. Конечно, Кудзу не был тренированной служебной собакой, но нюх у него был все равно куда сильней, чем у человека. Когда Цин подвела его к зданию, пес завыл, уперся всеми четырьмя лапами и попятился. Даже близко ко входу Кудзу подходить отказался. В воздухе действительно было что-то странное. Ощущение было такое, что в здании случилось что-то ужасное. В общем, потребовалась помощь Нюхача. Мальчик, носивший такое странное прозвище, примкнул к армии Шоколадного людоеда в Чаттануге. Он обладал таким тонким нюхом, что чуял даже вещи, запаха не имевшие. Нюхач мог, к примеру, учуять, если кто-нибудь при нем слишком усиленно думал (по его словам, от головы тогда шел запах, похожий на вонь горящего абажура настольной лампы). У призрака, наделенного такими способностями, логично было бы предположить наличие огромного носа, но ничего такого на лице Нюхача не наблюдалось. Нос был обычным, слегка вздернутым.

— Дело не в размере носа, — пояснил Нюхач. — Дело в глубине полости.

У самого Нюхача носовая полость, похоже, заканчивалась где-то в районе пяток. Но как бы там ни было, когда он чихал, то мог забрызгать слизью всю комнату. Слизь была призрачной и отличалась от обычной тем, что никогда не высыхала.

Его привели к зданию фабрики, и он, подобно Кудзу, не захотел входить в дверь. Но, по крайней мере, в отличие от собаки, он мог объяснить почему.

— Здесь пахнет страданием, — сказал он. — Это место им просто переполнено.

Он указал на юго-запад, примерно туда, где был Мемфис.

— Следы того, кто был здесь, ведут туда.

— Вот это замечательно, — сказала Цин, пытавшаяся успокоить Кудзу, прекратившего выть и начавшего скулить.

— Кто бы здесь ни побывал, надеюсь, мы с ним не встретимся по дороге, — добавил Ник.

Кто бы ни побывал на старой фабрике, он был достаточно страшен, раз Нюхач испугался его. Через некоторое время оказалось, что мальчик дезертировал, не желая, видимо, идти по следам неизвестного чудовища.

Цин просто хотелось поскорей покинуть город. По ее мнению, чем раньше отправится поезд, тем лучше. Но у Шоколадного людоеда, как всегда, была своя повестка дня, и всем пришлось задержаться. Ник сказал, что хочет поискать призраков, которым, возможно, удалось избежать участи остальных, но это была неправда. У него было очередное секретное поручение для Цин. Задание было чрезвычайно важным, и когда Цин впоследствии вспоминала о нем, она поняла, что для Ника, вероятно, ничего более серьезного в то время не существовало.

Вернувшись после неудавшейся миссии в здании старой фабрики, Цин потеряла Кудзу. Обычно пес не любил ходить куда-либо без хозяйки, но, возможно, он учуял что-то необычное. Возможно, что-то нехорошее.

В конце концов, собака нашлась в штабном вагоне, который по совместительству выполнял роль резиденции Шоколадного людоеда. Пес стоял возле Ника и слизывал с его руки шоколад.

— Кудзу! Ко мне! — сказала Цин.

Пес неохотно оставил руку и медленно затрусил к хозяйке.

— Кудзу всегда был хорошим другом, правда? — спросил Ник.

— Лучшим другом, — сказала Цин.

— Я знаю, он тебе дорог. Мне кажется, я понимаю, почему ты сделала то, что сделала. В смысле, украла его у плохого человека.

Цин опустилась на колени и принялась чесать шею Кудзу.

— Это нужно было сделать. Я избавила его от того, что хуже смерти.

— Может быть, может быть… Но факт остается фактом: ты вырвала живое существо из мира живых.

Цин подняла голову и посмотрела на Ника, сидевшего в испачканном шоколадом кресле. Интересно, подумала она, это мое воображение или он действительно испачкан шоколадом больше, чем вчера?

— Позволь мне спросить тебя кое о чем, Цин. Это очень важно.

Ник наклонился, чтобы она лучше его слышала.

— Когда ты взяла Кудзу, ты перенесла сюда его дух или в Стране оказалась вся собака?

— Мне кажется, вся собака, сэр, — сказала Цин. — В смысле, непохоже было, чтобы я вырвала из бедняги душу или что-то такое. Я его схватила, втащила через дыру, как обычно. Никакой мертвой собаки, оставшейся по ту сторону дыры, я не видела. Я его сюда перенесла целиком, с душой и телом.

Кудзу лег на пол и перевернулся на спину, подставив живот. Цин почесала его, и пес заурчал, как котенок.

— Он не спал девять месяцев, как люди, потому что так и не умер.

— Значит… — сказал Людоед. — Он был живым, прежде чем ты забрала его… а теперь он умер.

— Да, точно. Теперь он призрак, как все мы. Он не стареет, не болеет, не меняется. И светится, как мы.

— И все же, забрав его сюда, ты совершила дурной поступок.

Цин не понравилось то, к чему клонил Ник.

— То, что я сделала, немногим хуже других моих поступков, — сказала она, защищаясь. — Не хуже того, что ты меня заставляешь делать. Сэр, — добавила Цин спустя пару секунд, не слишком охотно.

— Нет, это куда хуже. Я думаю, ты и сама знаешь.

— Может, и так, но с тех пор много воды утекло. Теперь уже ничего не поделаешь.

— Нет, это не так, — сказал Ник спокойным и тихим голосом.

Цин окончательно расхотелось продолжать разговор.

— Так, Кудзу, пошли отсюда.

Она оторвала собаку от пола и заставила встать на ноги. Сделав это, Цин направилась к двери.

— Вернись немедленно, — потребовал Людоед.

Цин не подчинилась.

— Это приказ, — добавил он грозно.

Цин остановилась у самой двери и резко повернулись к нему.

— Можешь приказывать мне что угодно, но с Кудзу я ничего делать не буду. Это мой пес, а не твой!

— Если хочешь, чтобы в дальнейшем все было хорошо, — сказал Ник все тем же спокойным голосом, — придется поместить Кудзу в мир живых, как те цветы, что мы вернули вчера.

— Нет! — рявкнула Цин, не потрудившись на этот раз прибавить «сэр».

— Это нужно сделать, ты сама прекрасно знаешь.

— Если я его туда отправлю, куда он пойдет? — спросила Цин плачущим голосом.

— Ты можешь позаботиться об этом, найти ему хорошую семью.

— Если я его туда отправлю, он умрет!

— Не раньше, чем проживет обычную собачью жизнь.

Цин кричала, а Ник оставался спокойным, как скала. От этого девочка еще больше распалялась.

— Да на кой черт ты меня заставляешь это делать?

Ник не ответил на поставленный вопрос.

— Я твой начальник и старший по званию, — сказал он резко. — Приказываю тебе найти для Кудзу хороший дом. А потом воспользоваться твоим искусством и поместить его туда.

— Можешь приказывать хоть до Страшного суда, но этого я делать не буду!

Ник замолчал на секунду.

— Если ты сделаешь это, я поставлю тебя во главе целого полка, — сказал он наконец.

Людоед положил свой грязный, липкий палец на струну, звук которой всегда вызывал в душе Цин большой резонанс. Цин почувствовала отвращение к себе, поняв, как легко ее купить.

— Сколько солдат в полку? — спросила она.

Больше всего Цин ненавидела себя за то, что понимала: чертов Людоед, провалиться бы ему, абсолютно прав. Она притащила в Страну живую собаку, не спросив себя даже, имеет ли она на это право. Да и взять хотя бы историю о хозяине, который якобы бил Кудзу. Кому, как не ей, было лучше всех известно, что это ложь? Кудзу жил неплохо, а люди его окружали хорошие. Они были такими хорошими, что ее даже затошнило от них. Тогда она еще не решила стать отшельницей, ей казалось, нужно остаться с людьми и делать вид, что она одна из них, хоть они и не догадывались о ее существовании. Она прожила в той семье больше месяца, сидела вместе со всеми за столом и крала с их тарелок крошки еды. Она была с малышами в детской комнате, брала их вещи и наблюдала за тем, как брат с сестрой дерутся, обвиняя друг друга в потере игрушек.

Только собака чуяла ее присутствие. Не в прямом смысле, конечно, но начинала нервничать, когда в комнату входила Цин. Через некоторое время собака определенно почувствовала к привидению симпатию. Она подходила к тому месту, где стояла Цин, ложилась на спину и как бы предлагала ей почесать живот. Однажды Цин воспользовалась своими возможностями и погладила собаку. Девочка осмотрела руку и увидела на ней собачью шерсть. Тогда-то ей и пришла в голову мысль о краже. Если сквозь портал можно пронести шерсть, почему бы не втянуть в него всю собаку?

Люди, у которых жил Кудзу, так никогда и не узнали, что случилось с их любимым питомцем. Они решили, что пес стал жертвой койотов или еще каких-нибудь хищных зверей. Зато у Цин появился друг, в котором она отчаянно нуждалась. Она дала собаке другое имя. Раз уж ее саму назвали в честь цветка, решила Цин, собаку стоит назвать именем какого-нибудь растения. Она вспомнила о пуэрарии. Или кудзу, больше всего известной благодаря способности быстро расти. Цин показалось, что собака у нее выросла, как цветок в горшке. Да и настоящее имя пса она не помнила.

Но об этом она никому не рассказывала, особенно Нику, потому что знала, что, украв собаку, она совершила неблаговидный поступок. Но в жизни всегда приходится платить по счетам, и Страна в этом смысле ничем не отличается от мира живых. Пора было исправлять допущенные ошибки. Умом Цин это понимала, но сердцем принять не могла.

Она выполнила приказ Людоеда — нашла семью для Кудзу. Не просто семью, а похожую на ту, из которой в свое время украла собаку. Она выбрала хорошо обеспеченную пару с двумя детьми. Цин долго наблюдала за ними, чтобы понять, хорошие они люди или нет. Она сидела с ними за столом и время от времени, когда люди отворачивались, таскала вареную кукурузу. Когда Цин убедилась в том, что выбрала правильную семью, она привела в дом Кудзу и Людоеда.

Когда они подходили к крыльцу, вдалеке прогремел гром. Горизонт на востоке затянули грозовые тучи. На душе у Цин творилось то же самое.

— Похоже, у них уже есть собака, — сказал Ник, когда они вступили на задний двор. Там действительно стояла конура, а рядом две большие упаковки с собачьим кормом.

— Это я принесла, — сказала Цин.

Она утащила конуру и мешки с кормом из соседнего зоомагазина, принесла к дому и снова поместила в мир живых. Члены семьи заметили конуру и очень удивились. Дети решили, что это сюрприз, который преподнесли им родители. Они обрадовались тому, что в доме скоро появится собака. Родители же пытались понять, кто из друзей или родственников мог совершить такой экстравагантный поступок.

— Пришлось их подготовить, — объяснила Цин. — Если бы собака ни с того ни с сего появилась во дворе, они бы ее скорее всего отвели в приют. Но если она появится вместе со всем необходимым, они поймут, что собака не бродячая. Они будут знать, что ее кто-то привел, хотя вряд ли догадаются, кто именно.

— Здорово придумано, — согласился Людоед.

Люди находились в доме. Родители, вероятно, решили обзвонить родственников и друзей и узнать, кто преподнес им сюрприз. Цин взяла Кудзу на руки и долго-долго не отпускала. Собака была умной, но вряд ли могла представить себе, что вскоре произойдет.

— Может, ничего и не получится, — сказала Цин. — Собака — это не какой-нибудь там дурацкий букетик. Такое крупное существо, и живое к тому же, не сможет пересечь границу Страны, как считаешь?

— Может быть, — сказал Ник. — Но мы должны в этом убедиться.

Цин от него ничего другого и не ожидала.

Она что-то прошептала на ухо Кудзу. Вероятно, все те слова, которые хочется сказать тому, кого ты больше никогда не увидишь.

— Пора, — сказал Людоед.

Цин схватила Кудзу за загривок правой рукой.

— Прости меня, малыш, — сказала она и приступила к работе.

В последнее время Цин много тренировалась, поэтому приобрела сноровку и научилась переносить вещи в мир живых без особых усилий. Людоед, приказавший ей практиковаться, был, как всегда, прав. Но задача, стоявшая перед ней в тот момент, была не из легких. Цин предстояло не просто сломать замок. Выполнить требование начальника было так же трудно, как ворваться в Государственное казначейство.

Как раз в тот момент, когда портал начал открываться, Кудзу начал скулить и отбиваться. Стало еще тяжелей.

— Помоги мне! — крикнула Цин, изо всех сил старавшаяся протолкнуть собаку в отверстие.

Постепенно на другой стороне оказался нос, потом голова, потом передние лапы. Ник подоспел на помощь, и давить стало легче. Кудзу жалобно завыл. Когда сквозь портал прошли задние лапы, дыра в пространстве закрылась, отбросив Цин с Ником с такой силой, что оба упали на спину.

Кудзу бегал взад-вперед по двору, смущенный тем, что все вокруг изменилось.

— Смотри! — воскликнул Людоед. — Свечение исчезло! Он больше не светится! Видишь?

Кудзу оказался в мире живых! Теперь ребята не могли разглядеть кончики шерсти Кудзу, не хватало резкости. Шоколадная шкура собаки, еще несколько мгновений назад бывшая яркой, казалось, полиняла. Собака вновь стала частью мира живых, обрела плоть и кровь. Кудзу метался из стороны в сторону в поисках Цин и жалобно скулил. Шестым чувством собака понимала, что хозяйка находится рядом, но увидеться вновь им было не суждено.

— Он жив! — кричал Людоед, напоминавший сумасшедшего ученого, только что окончившего важный и опасный эксперимент. — Он жив!

— Бедный мальчик, бедный малыш, — хныкала Цин. — Мне так жаль, боже мой…

Но Кудзу ее не слышал.

Члены семьи, услышав собачий лай, высыпали во двор. Через несколько минут дети наладили контакт с испуганной собакой. Они стояли на коленях рядом с Кудзу и обнимали его за шею.

— Как тебя зовут, малыш? — спросила девочка.

— Его зовут Кудзу! — крикнула Цин, но ее, увы, никто не слышал.

Вновь прогремел гром. На этот раз ближе, чем раньше. Родители с опасением посмотрели на грозовое небо.

— Давайте назовем его Громом! — воскликнул мальчик.

Круг замкнулся. Цин внезапно вспомнила, что именно так и звали собаку в той семье, из которой она похитила ее много лет назад.

Кудзу еще немного погавкал, потом жалобно заскулил и затих. Было слышно только, как он учащенно дышит. Прошло еще немного времени, и Цин увидела, как Гром лег на спину и подставил живот, а члены семьи радостно потянулись к нему руками, чтобы почесать.

Цин повернулась к Людоеду.

— Я тебя ненавижу, — сказала она, чувствуя то, что говорила, всеми фибрами души.

— Можешь ненавидеть меня, я не против, — сказал Людоед. — Но ты только что продемонстрировала лояльность и готовность подчиняться приказам. Я вижу, что служба для тебя важней личных интересов. И за это ты заслуживаешь поощрения… лейтенант.

Он наклонился к Цин и протянул покрытую шоколадом руку к рукаву. Вскоре на нем появился новый шеврон. А потом Ник сказал нечто такое, что полностью захватило внимание Цин. Услышав то, что ей поведал Ник, она почувствовала, что к ненависти, которую она к нему испытывала, примешивается восхищение.

— Я хочу, чтобы ты запомнила те ощущения, которые тебе пришлось испытать, когда ты проталкивала Кудзу в мир живых, — сказал Ник. — Потому что очень скоро ты сделаешь то же самое с Мэри Хайтауэр.