Неизведанные гати судьбы [СИ]

Глава 44

Поселение «Урманное». В Алтайском Белогорье.

После памятного для поселян боя, на нашем Торговом подворье, прошло три относительно спокойных года. По рассказам отца и других участников тех событий, тот бой с зелёноармейцами получился тяжёлым и прошёл совсем не так, как они изначально предполагали. Наблюдатель зелёных, сидевший в дозоре на крыше самого большого дома на Торговом подворье, оказался на редкость глазастым и внимательным. Он как-то сумел заметить скрытое перемещение по лесу группы наших молодых дозорных, и каким-то непонятным образом смог предупредить своих.

В том бою с зелёными, наши поселяне потеряли пятерых человек убитыми, среди погибших оказались молодые дозорные Лисёнок и Леший, а ещё семеро наших охотников получили весьма тяжёлые ранения. Кроме них, в бою с отрядом зелёноармейцев, получили небольшие ранения Светозар и Шатун, но они продолжали яростно сражаться пока последний враг не был уничтожен. Несмотря на тяжёлые для поселения потери, наши поселяне всё же смогли полностью уничтожить отряд зелёных. Тела врагов, после окончания боя, сожгли вместе со всеми постройками Торгового подворья. Мой отец, отдавая приказ всё сжечь, думал лишь о том, что нашим поселянам очень не понравится, ежели заразные болезни, которые получили зелёные обирая трупы возле железной дороги, распространятся по округе.

Наши поселянские лекарки и знахарки смогли вылечить всех тяжелораненых охотников, и поставить их на ноги, хоть на лечение и ушло несколько месяцев. А для пятерых погибших в бою поселян, по распоряжению моего отца, недалеко от болота, на большой поляне в урмане, сделали общую кроду, а чуть позже, там же провели поминальную тризну. Моего небольшого отряда не было на прощальных обрядах, ибо мы сопровождали друзей-анархистов из Томска до почтового тракта ведущего в Барнаул.

Место, где ранее находилось наше сгоревшее Торговое подворье, за прошедшие три года, позаросло бурьяном вперемешку с кустарниками различной дикой ягоды. Теперь уже там ничего не напоминало о том, что когда-то, на данном месте, довольно активно торговали или общались между собой люди. Хочется добавить, что больше никто, из местных бандитов или каких-либо таёжных партизан, на наше Урманное поселение не только не нападал, но даже ближе десяти-пятнадцати вёрст от него не появлялся.

Повседневная жизнь в нашем поселении шла как и прежде, спокойно и размеренно, но уже без всяких боевых действий. Подрастали дети поселян и уже начинали перенимать жизненный опыт старших поколений, стараясь во всём быть похожими на них. Мои старшие дети не были исключением и старались быть похожими на меня и моего отца.

Последнее время отец подолгу пропадал в поселянской Управе, и домой приходил хмурым и задумчивым. После моих расспросов о причинах задумчивости, отец ответил, что всё это из-за того что наши запасы зерна, в схронах на болотах, постепенно начали заканчиваться. Решение мой отец всё же нашёл.

Дабы не допустить голода, Глава поселения на общем Сходе, вновь разрешил всем жителям посещать дальний урман, но ходить туда за грибами или за ягодами, а также в поисках лесного мёда, без сопровождения кого-то из опытных артельных охотников, было нежелательно. Всем поселянским охотникам и рыбакам отец отдал распоряжение, постараться увеличить промысел, и начать заготавливать различные копчения для обмена на муку и зерно. Поселянскому старосте Чеславу Нечаевичу, поручили отправить несколько человек в ближайшие деревни, дабы узнать, есть ли там у местных жителей хлеб для обмена на копчёности.

Шатуна и Светозара, мой отец отправил в Барнаул, разведать кто нынче находится у власти. Нам в поселении пока была неизвестна обстановка в уездах и губернии. Поедут они до почтового тракта верхом, а перед самым городом, в лесу, Шатун останется ждать с лошадьми возвращения Светозара. Отец строго-настрого предупредил своего помощника, что ежели ему будет грозить хоть какая-нибудь опасность, от представителей местной власти, то вооружённого сопротивления им не оказывать, а лучше всего будет, если он оставит всё своё оружие Шатуну. Первым делом, Светозар должен постараться как можно быстрее скрыться от любого преследования, и добраться до наших знакомых в аптеке. Они обещали нам помочь в случае опасности или какой-либо нужды. Заодно у аптекарских людей можно вызнать, у кого можно выменять копчёности на муку и зерно. Нам в поселении без хлеба тяжело жить будет, а у работников аптеки во всех харчевнях, трактирах и ресторациях, всегда хорошие знакомцы имелись. Да и торговцев зерном они многих знали. Ведь торговцы тоже люди, и болеют они также как все, а значит и за лекарствами в аптеку захаживают.

Услышав последнее наставление моего отца, я пожелал Светозару удачи и доброго пути. Всё дело в том, что за последние три года, после памятного боя на Торговом подворье, помощник отца довольно сильно пристрастился к оружию и охоте. Он старался, по возможности, как можно чаще сопровождать меня в выходах на охоту, перенимая мой многолетний опыт. Так что, на всё время отсутствия Светозара в поселении, то есть, пока он будет собирать различные новости и слухи в Барнауле, а также решать вопросы по обмену наших продуктов на зерно и муку, я решил на несколько дней сходить поохотиться на дальний урман. Можно будет отдохнуть душой в лесу, да заодно посмотреть, доступен ли нынче вход в пещеру с порталом или там продолжает обитать неизвестный мне партизанский отряд. Тут уж понятное дело, в таком опасном выходе за пределы поселения, мне сопровождающие и лишние глаза не нужны.

В моей памяти частенько всплывало позапрошлое лето, когда я, невольно нарушив запрет отца, всё же побывал в тех местах на дальнем урмане, и увидел, что в самой пещере с порталом, уж довольно по-хозяйски расположился, непонятно чей партизанский отряд, организовав там свою опорную базу. Кому те партизаны подчинялись, и за какую власть они сражались, мне так и не удалось разузнать, ибо близко к сопке я не приближался. Да и не это меня тогда интересовало. Мне лишь одно тогда стало понятно, что портальный переход на базу наблюдения мира Белрос для меня пока недоступен. Насчёт того, что через портал в пещере может случайно пройти кто-то из неизвестных партизан, я не переживал, ибо Сабур, в моё последнее посещение, предупредил, что все порталы настроены только на жизненные структуры наблюдателей, их детей и меня.

На дальний урман я тогда подался не потому что решил, будто меня не касался запрет отца, как Главы поселения, а потому что тогда у меня появились две довольно веские причины.

Первая причина состояла в том, что в лесах ближнего урмана уже почти не на кого было охотиться. Зверьё и пернатую дичь, либо повыбили различные партизаны или скрывающиеся в лесу бандиты для своего пропитания, либо большинство лесной живности просто разбежалась подальше от войны.

Второй причиной побудившей нарушить запрет было то, что в те дальние места возле сопок меня позвала лесная Хозяйка. По её встревоженному виду тогда было очень заметно, что у рыси случилась какая-то беда. Я просто не смог отказать в помощи, своей сильно постаревшей подруге, и пошёл следом за рысью.

Беда действительно оказалась очень серьёзной. Один из маленьких рысят угодил в старый одиночный окоп, расположенный посредине разросшегося кустарника смородины, недалеко от края леса. Похоже, окопом когда-то пользовался чей-то наблюдатель, внимательно следивший за обстановкой возле сопки с пещерой. О том что этот окоп довольно старый, можно было судить по набравшейся в него, за долгое время, дождевой воде. Именно в эту водяную ловушку свалился во время игры, и барахтался из последних сил, маленький рысёнок.

Вызволив рыську из водяного плена, а это оказалась довольно красивая рыжая самочка, мне пришлось использовать запасные портянки, лежавшие в заплечном мешке. Одной портянкой я насухо обтёр пушистую малышку, после чего завернул её во вторую, чтобы согреть. Потом мы с Хозяйкой ушли вглубь леса, подальше от того места, где случилась беда.

Пока я нёс на руках мелкую рыську, лесная Хозяйка постоянно куда-то убегала, но тем не менее, через некоторое время вновь возвращалась ко мне, сильно переживая всё ли в порядке с малышкой. Лесная котейка была завёрнута в портянку таким образом, чтобы плотная материя смогла впитать в себя остатки влаги. Так что, после моего пеленания, из сухой портянки осталась торчать только настороженная мордочка с маленькими, еле заметными, кисточками на ушках. Маленькая рыська, почти всю дорогу до намеченного места стоянки, постоянно дрожала у меня на руках, видать она довольно сильно продрогла и замёрзла в водяной ловушке. Но через какое-то время я заметил, что малышка успокоилась и умудрилась уснуть.

Прибыв на старое место, где я раньше много раз устраивал ночную стоянку во время охоты, и забравшись внутрь смешанного перелеска, заметил, что моё постоянное место, на небольшой полянке с родничком, теперь окружено довольно добротным «забором» из кустов дикорастущей смородины. Местами заросли дикой смородины были отплетены тонкими побегами ежевики, на ветвях которой уже висели спелые ягоды. Я несколько раз предельно внимательно оглядел всё вокруг, а потом прислушался, пытаясь услышать какие-либо звуки не свойственные лесу, но кроме лёгкого журчания воды в роднике, мне больше ничего необычного услышать не удалось.

Положив спящую рыську на мягкую травку, я быстро расчистил место для костра, освободив небольшой кусочек земли от дёрна. Насчёт хвороста для костра можно было не переживать, благо сушняка в лесу всегда в достатке. Проще говоря, я решил расположиться пообедать на небольшой полянке начавшей зарастать ягодником, земляникой и костяникой. Из созревших лесных ягод я решил приготовить себе горячий взвар.

Набрав в походный котелок немного воды из весело журчащего родника, я запалил под ним небольшой костерок, после чего присел в двух саженях от огня на старом заросшем мхом пне, и достал из заплечного мешка различные копчёности, которые мне с собой положила Яринка. Она всегда старалась положить мне побольше еды, словно я уходил не на охоту, на несколько дней, а в долгий и далёкий поход за тридевять земель.

Едва я начал нарезать на куски копчёное мясо на рёбрышках, и растигай с рыбной начинкой, как из молодого ельника появилась Хозяйка, а следом за ней, довольно смешно переваливаясь на лапках, проследовали два маленьких пушистых комочка. Видать моя лесная подруга постоянно уходила в чащу, чтобы проверить спрятанных где-то малышей, а потом всё-таки решилась взять их с собой.

Увидев меня и горящий костёр, рысята остановились на краю полянки, а Хозяйка подошла к завернутой в портянку малышке. Вылизав её как следует, при этом разбудив спящую, моя подруга подошла и улеглась рядышком со мной, искоса поглядывая на горящий костёр. Посмотрев на спокойное поведение мамаши, рысята осмелели и вскоре расположились возле неё.

Поделившись с своей подругой копчёными рёбрышками с приличными кусками мяса на них, а с её котятами-рысятами добротными кусочками расстегая с рыбной начинкой, мы все вместе дружно принялись за еду. Первой справилась со своим куском спасённая малышка. Она наевшись, сначала подошла и стала обнюхивать меня, а потом видимо учуяв знакомый запах, забралась ко мне на колени. Я машинально стал гладить маленькую рыську, как свою Мурлыку, ей похоже это очень понравилось, так как на поляне послышалось довольное урчание малышки. С тех пор я стал называть её Урчаной. Лесной Хозяйке понравилось как я назвал её малышку, это я сразу же понял по доброжелательно-одобрительному взгляду своей подруги…

Мне вспомнилось это событие из недавнего прошлого потому, что я отправился на дальний урман в сопровождении Урчаны. Она непонятным для меня образом всегда чувствовала, когда я собирался на охоту и встречала меня, едва я покидал наше таёжное поселение. Моя старая лесная подруга была не только хорошей и заботливой матерью для своих рысят, но и весьма прекрасным наставником. Не знаю как, но Хозяйка научила Урчану общаться со мной мысленными образами. Так что, постоянное мысленное общение, во время моих одиночных выходов на охоту, пошло на пользу не только мне, но и молодой рыське.

Урчана как всегда пряталась в кустах дикорастущей смородины, возле самого краешка леса, и подходила ко мне лишь убедившись, что я отправился на охоту в одиночестве. Её постаревшая мать, моя лесная подруга по прозвищу Хозяйка, сгинула где-то прошлым летом. Я так и не смог выяснить, то ли её убил кто-то из лихих людей, до сих пор прячущихся в лесной чащобе, то ли она сама померла от старости, забравшись в какую-нибудь нору или под старый выворотень. Что стало с двумя другими рысятами, из последнего выводка лесной Хозяйки, мне также неизвестно. После той памятной совместной трапезы на лесной полянке, возле сопок на дальнем урмане, я их больше никогда не видел. Я пытался узнать про их дальнейшую судьбу у Хозяйки или Урчаны, но получал один и тот же ответ, что они теперь живут самостоятельно и совершенно в другом месте.

В общем, ничего нового в моём общении с молодой рысью не было. Как всегда красавица Урчана встречала меня в кустах смородины на краю леса, примыкавшего к нашему заднему двору и огороду. Каждый раз когда я отправлялся на охоту, она выходила ко мне, только тогда, когда я уходил в лес без Светозара или моих старших сыновей. Не знаю почему, но им Урчана старалась не показываться на глаза…

Район дальнего урмана. В Алтайском Белогорье.

Прибыли мы на знакомую лесную полянку с ягодником, когда Ярило-Солнышко уже решило опуститься на отдых за вершины деревьев, но близко к сопке решили пока не подходить, оставив осмотр всей прилегающей местности на утро. Расставив недалеко от своей стоянки ловчие петли и силки, я вернулся на полянку.

Напившись чистейшей воды из журчащего родника, и потрапезничав копчёностями из моих домашних припасов, мы с Урчаной стали располагаться на ночной отдых. Оставшиеся продукты, я завернул в большие листья лопуха и уложил в ямку под старым пнём, там в прохладе, они дольше сохраняться будут. После чего, быстро соорудил себе небольшую лежанку из лапника, набранного в ближайшем ельнике, а молодая рысь разместилась рядом со мной на мягкой травке.

Проснулся я на рассвете от того, что Урчана легонько дёргала меня за рукав. Она всегда так делала, если где-то рядом была опасность.

«Что случилось, Урчана?» — мысленно спросил я рысь глядя ей в глаза.

«Чужие недалеко. Много. От них всех плохо пахнет».

«Ты куда-то уходила с нашей поляны?»

«Да. Я проверила места твоих остановок. В них уже есть добыча».

«Урчана, а где сейчас находятся чужие?»

«Одни чужие, от которых очень плохо пахнет, прячутся за камнями и внутри большой норы в каменном холме. А другие чужие, подкрадываются к спрятавшимся, тихо перемещаясь по лесу».

«Я понял тебя, Урчана. Будь тут и никуда не уходи с поляны. У каменного холма может быть очень опасно».

Вести принесённые рысью меня очень насторожили. Видать, когда Урчана проснулась, она решила проверить все мои ловушки, что я поставил вчера, и после проверки смогла учуять запахи чужих. Похоже на то, что в пещере с порталом до сих пор прятались партизаны. А вот неизвестные чужаки, тихо подкрадывающиеся к ним под прикрытием леса, скорее всего их враги. Сообщение рыси о том, что «От них всех плохо пахнет», может означать лишь одно, что и те, и другие, давно не мылись, а их одежда пропиталась застарелым потом. Так или иначе, но мне в противостояние чужаков вмешиваться не надобно. Придётся подождать, чем у них там всё закончится. А пока они будут разбираться между собой, я успею проверить расставленные ловчие петли и силки. Ведь не зря же мне Урчана сообщила, что в них уже есть добыча.

Рысь оказалась права, в расставленных ловушках меня дожидались четыре крупных зайца и одна молоденькая лиса. Рыжая плутовка, похоже, решила полакомиться зайчатиной попавшей в мои силки, но сама угодила в ловчую петлю. Вырываясь, она так сильно умудрилось запутаться, что уже еле слышно хрипела, почти задохнувшись. Увидев меня, молоденькая лиса ещё сильнее забилась в ловушке, тем самым полностью затянув петлю на своей шее. Когда я подошёл к ней, рыжая плутовка уже не дышала. Мне оставалось лишь аккуратно высвободить свою добычу из ловчей петли. Забрав лису и четырёх живых зайцев, которым как всегда связал лапки кожаными ремешками, я тихонько вернулся на ягодную полянку.

Быстро освежевав лису и сняв с неё шкурку, я всё мясо положил на листья лопуха растущего на самом краю поляны. Урчана посмотрела на меня, и получив одобрительный кивок, приступила к трапезе. Я уже давно узнал от Хозяйки, что рыси охотятся не только на зайцев и глухарей, но и на лис тоже. А раз они на них охотятся, то и питаются ими. Ни один лесной житель не будет на кого-то охотиться, если объект охоты не является будущей пищей.

Растянув лисью шкурку на колышках, собранных в рамку по размеру, я тщательно соскоблил весь подкожный жир и остатки мяса, после чего обильно пересыпал охотничий трофей крупной солью смешанной с толчёной корой. До возвращения домой, такое сохранение самое надёжное, а дома уже займусь выделкой шкурки как положено.

От важного для каждого охотника дела, меня даже не отвлекла начавшаяся в районе сопки стрельба. Винтовочные выстрелы и пулемётные очереди, то и дело заглушались звуками взрывов. Находясь на полянке, я так и не смог по звуку определить, стреляла ли в районе сопки пушка, или там взрывались только ручные гранаты и бомбы. Как звучат выстрелы из пушки, мне приходилось слышать ещё во времена русско-японской войны. Я тогда привёл обоз с продовольствием в Барнаул и смог увидеть как на армейском полигоне упражнялись солдаты в стрельбе из пушек. Так что эти звуки я запомнил на всю оставшуюся жизнь.

Лишь когда полностью стихла вся стрельба в районе сопки, я наконец-то решил посмотреть что там происходит. Оставив Урчану на полянке присматривать за лисьей шкуркой, я накинул на плечи мешок с охотничьими трофеями, прихватил старенький «Винчестер», и лишь после этого, направился в сторону недавно закончившегося боя.

Выглядывая из-за кустов, я заметил, как какие-то люди в военной форме стаскивают трупы в две большие ямы от взрывов. В одну аккуратно укладывались тела погибших в такой же военной форме, а в другую скидывались трупы раздетые до исподнего. Снятые с них вещи, в основном это была поношенная крестьянская одежда, скидывались в одну кучу возле подвод.

Двое человек в военной форме занимались приготовлением пищи на костре, над которым был размещён большой шестиведёрный котёл. Всмотревшись в лица военных, я заметил старого знакомого. Он был одет в добротную кожаную тужурку, которую раньше носили все водители автомобилей, а на его голове была кожаная восьмиклинка с красной звездой над козырьком. Это и был мой старый знакомый, одессит Зиновий, из Барнаульской аптеки на Петропавловской. По тому тону, каким он отдавал приказы военным, можно было догадаться, что Зиновий был у них за командира.

Дождавшись, когда мой знакомый одессит отойдёт в сторону, от занятых делами военных, и разместится в пролётке стоявшей возле края леса, я неслышно подошел к высоким кустам, и тихо поздоровался:

— Здравия, Зиновий. Рад вас видеть. Мы можем поговорить?

— Кто тут? А ну выходи, — крикнул одессит и быстро выхватил свой «Наган» из кобуры.

Глядя на такое поведение командира, все остальные военные также быстро вооружились винтовками, перестав стаскивать тела погибших в ямы, и начали осматриваться по сторонам.

— Нехорошо встречать своих друзей с оружием в руках, Зиновий. Разве Семён Маркович вам про то не говорил? — так же тихо сказал я.

Услышав упоминание про Семёна Марковича, одессит немножко успокоился и нехотя убрал свой «Наган» в кобуру. Видать Зиновий всё же вспомнил мой голос, ибо тотчас прозвучало его распоряжение:

— Ложная тревога. Всем продолжать заниматься выполнением приказа. Тут ко мне знакомый лесной житель в гости пожаловал. Выходите из леса, Князь, пообщаемся.

Услышав слово «Князь», военные опять всполошились, и вновь схватились за своё оружие, направив его в мою сторону.

— Вы шо?! Не слышали, шо я сказал?! — обратился одессит к встревоженным военным. — Вам же русским языком было сказано: «Ложная тревога. Всем продолжать заниматься выполнением приказа». Или кто-то хочет иметь проблемы на свою дурную голову?

— Но там же князь в лесу прячется! — не унимался один из военных, также полностью облачённый в кожаные одежды. — Душегуб и эксплуататор трудового народа. Его надо допросить, как следует, и к стенке поставить!

— Вы шо идиёт, Гордей Исаакович, я вас самого сейчас прикажу к стенке поставить, а потом самолично расстреляю за пререкания со своим командиром. Неужели я вам не ясно сказал, шо в кустах находится мой знакомый охотник. Он из таёжной деревушки, а «Князем» его прозвали местные анархисты.

— Так анархисты для нас такие же враги, как беляки, зелёные и всякие прочие бандиты, — не унимался Гордей Исаакович, — так что я, как комиссар данного отряда Красной армии, настаиваю на допросе вашего личного знакомого, и его последующем расстреле. А расстрелом мне можете не грозить. Нет у вас, командир, прав меня под расстрел подводить. Меня на эту должность наша партия поставила, и только высшее руководство большевистской партии может отдать приказ на мой расстрел, — гордо заявил комиссар отряда и обвёл всех присутствующих победным взглядом.

— Все слышали, шо сказал комиссар?

— Слышали, — раздались нестройные голоса военных.

— Тогда вы все будете мне свидетелями, как комиссар отряда, единолично решил допросить и расстрелять человека, лично спасшего жизнь товарищу Дзержинскому, — от таких слов комиссар поперхнулся и закашлялся, и не мог успокоить свой кашель, пока ему кто-то из бойцов по спине не постучал. — Ну а теперича, прежде чем вы таки приступите к поимке данного человека, по приказу вашего комиссара. Подумайте, какие оправдания вы будете говорить членам военного трибунала, перед тем, как вас поставят лицом к стенке, и расстреляют, как врагов народа и партии, вместе с этим идиётом комиссаром.

— Как командир боевого отряда Красной армии, вы не имеете права порочить честь своего комиссара перед рядовыми бойцами, — не унимался Гордей Исаакович, — а сам факт спасения жизни Феликса Эдмундовича, должны подтвердить компетентные партийные товарищи.

— Мне нет необходимости порочить вашу репутацию перед бойцами, Гордей Исаакович. Мы с вами сейчас не на Привозе в Одессе, а вы таки не торговец несвежей таранькой. Вы и без моей помощи неплохо справляетесь с порчей своей репутации. Своё слово в защиту своего знакомого охотника, я вам таки уже сказал, и очень надеюсь, шо все тут присутствующие, его таки услышали. А насчёт подтверждения факта спасения жизни товарища Дзержинского, то это уже не ко мне, товарищ комиссар. Вам сие может подтвердить либо Феликс Эдмундович собственной персоной, ежели вы такая важная цаца и вхожи к нему в кабинет, либо Яков Ефимович и Семён Маркович, которым Князь лично передал с рук на руки спасённого товарища Дзержинского. Так что думайте, товарищи бойцы, пока ещё есть время, и решайте сами, будете вы выполнять преступный приказ вашего комиссара или нет…

Услышав последние слова своего командира, военные положили на повозки всё оружие, и продолжили заниматься порученными делами. Расстроенный такой отповедью комиссар, бросая на бойцов злобные взгляды, удалился в сторону сопки с пещерой. А я выйдя из кустов, подошёл и поздоровался с Зиновием за руку. Он предложил располагаться в его пролётке. Когда я сняв свой заплечный мешок расположился на сидении, одессит начал разговор:

— Не ожидал я вас тут увидеть, Князь. Каким судьбами вы в этих местах оказались?

— Так дичи уже не стало в ближних от поселения лесах, вся поразбежалась от войны, вот я на дальний урман и отправился на охотничий промысел. Сами поразмыслите. Вот у меня самого семья большая, да родственников почти половина поселения, и все они кушать хотят, что старые, что малые. А ежели я им не принесу ничего со своей охоты, то они же все голодными останутся. Потому-то я сюда и пришёл на охоту. Да похоже и в здешнем урмане не судьба мне поохотиться.

— Почему вы так решили, Князь?

— Так я только вчера сюда пришёл, расставил силки и ловушки, думал с утречка с ружьишком поохочусь, но видимо не судьба мне в здешнем урмане охотничьими трофеями разжиться. Я как проснулся ранним утром, так сразу свои ловушки проверять пошёл. Едва взял первые трофеи, как раздался грохот от стрельбы и взрывов, а от них, сами понимаете, вся лесная живность убегает за многие вёрсты, как от большого лесного пожара. Так что придётся мне теперь за местные сопки ещё дальше вглубь тайги уходить.

— Скажите, Князь, а вы когда последний раз кушали?

— Вчера. В сухомятку перекусил, тем что из дома взял, да родниковой водой запил. А что?

— Да у нас повара начали обед готовить, наверное уже скоро каша будет готова. Так что я вас приглашаю с нами отобедать. Правда хочу сразу извиниться перед вами, что каша пустая будет. Граната зелёных бандитов попала в наш ящик с мясными консервами и полностью уничтожила их.

— Я принимаю ваше приглашение на обед, Зиновий, и позвольте мне внести свой небольшой вклад.

— Что вы имеете в виду, Князь?

— Чтобы каша в обед не была пустой и пресной, я отдам вам двух крупных зайцев, которые сегодня утром угодили в мои силки. Надеюсь, ваши повара смогут сделать из них какую-нибудь зажарку или как-то по-другому заправят пустую кашу.

— А мясо у них не пропало? Ведь с утра Солнце печёт так, что любое мясо быстро испортится.

— Да ничего с мясом случиться не может, ведь зайцы до сих пор живые.

— Как живые?!

— Да так же, как и раньше были живыми. Они у меня в мешке лежат со связанными лапами. Я же всегда на несколько дней на охоту ухожу, а если зайцев сразу убить, то пока вернусь домой мясо обязательно испортится. Лишь зимой, когда морозы стоят, их можно сразу под нож пускать.

Зиновий остановил проходившего мимо бойца и велел ему позвать кого-нибудь из поваров. Когда подошёл пожилой повар, я открыл горловину своего мешка и отдал ему двух живых зайцев.

— Яков Фадеевич, приготовьте из них зажарку к каше, или ещё что-нибудь придумайте, чтобы каша на обед не пустой была, — сказал повару Зиновий.

— Всё сделаем, командир, — довольно улыбаясь ответил повар, — всё как в ресторане будет, можете не сумлеваться. Я из них такую приправу к каше сделаю, что вы все пальчики оближите и добавки попросите.

— Что, действительно может приготовить блюдо как в ресторане? — спросил я Зиновия, когда повар быстрым шагом ушёл в сторону котла на костре.

— Конечно, сможет. Наш Яков Фадеевич пятнадцать лет в ресторане, недалеко от Соборной площади, шеф-поваром трудился.

— А у вас как в отряде он оказался? — спросил я Зиновия, замечая как к пролётке постепенно подходят бойцы без оружия. Видать всем стало интересно, о чём командир с пришлым охотником может беседовать. Но мой собеседник, похоже, даже не обратил на бойцов внимания и начал свой рассказ:

— У нашего Якова Фадеевича, младший брат со своею супружницей, в том же ресторане подавальщиками работали. Однажды случилась неприятность, споткнулся Осип Фадеевич о чью-то подставленную ногу, да и окатил горячим супом белогвардейского офицера, что с казачьими унтер-офицерами что-то отмечал. А старший офицер тот, к тому времени, уже шибко пьяный был, но поднял такой шум на весь зал ресторана, будто его в кипятке черти заживо варить начали. Вот старший офицер-то и приказал своим казакам-сотрапезникам Осипа Фадеевича на конюшне, что за зданием ресторана располагалась, как следует выпороть. Выпившие унтер-офицеры от всей казачьей души постарались, и таки выполнили приказ своего офицера. Так страдальцу нагайками спину исполосовали, что на ней просто живого места не осталось. Яков Фадеевич, как узнал про то самодурство, сразу же к нам в аптеку прибежал, и помощи у меня попросил. Мы собрали всё шо надобно, и поспешили на помощь его брату, но всё оказалось зря. Когда мы прибежали на конюшню, Осип Фадеевич уже представился. Не смог снести боль, вот его сердце и не выдержало. Его супружница Марфа обезумев от горя, схватила вилы в конюшне и когда тот старший офицер выходил из ресторана, она ему вилы в живот и направила. Тут ему и конец пришёл. Казаки увидев смерть своего офицера, тут же всем скопом накинулись и Марфу-подавальщицу шашками в куски порубили. Мы от греха подальше, увели плачущего Якова Фадеевича с собой, он у нас потом, в подвальном помещении, целую неделю отлёживался. А когда я предложил ему занять свободное место повара в нашем отряде, он не раздумывая согласился.

— Скажите, Зиновий, а вы случайно не знаете кто сейчас у власти в Барнауле? И известно ли когда нынешняя война закончится? — от услышанных от меня вопросов, у многих бойцов на лицах появились улыбки.

— Князь, вы меня поражаете. Вы из какой глухой дыры вылезли? Гражданская война уже год как закончилась. Рабоче-крестьянская Красная армия и партия большевиков победили всех своих врагов, а сплотившийся народ теперь строит новое социалистическое общество.

— А тут тогда, что за бой происходил, ежели гражданская война закончилась?

— А здесь мы уничтожили очередную банду, которая нападала на деревни, убивала крестьян, и грабила обозы с продовольствием. Вы разве ничего не слышали про эту банду?

— Именно про них я ничего не слышал, даже не знаю кто в здешних лесах обитал. Слишком далеко отсюда наше таёжное поселение находится. Мы, за прошедшее время с начала войны, другие банды нападавшие на наше поселение уничтожали. Последнее нападение было около года назад, отряд хунхузов нас пограбить решил. Да вот только ничегошеньки у них не вышло, мы их всех на подступах к поселению положили, а потом тела в болоте утопили. Так что с тех пор у нас тишина и покой. Ни мы из поселения никуда не ходим. Ну разве что на охоту или за грибами, за ягодами. Ни у нас никто из чужих не появляется. Вот так мы и живём.

— Послушайте, Князь, а вы когда последние новости слышали?

— Да года три назад я слышал последние новости, Зиновий. Наши охотники и поселяне тогда большой отряд зелёноармейцев полностью уничтожили. Зелёные, как мне помнится, на какой-то железнодорожной станции ваш санитарный поезд уничтожили, а потом уже решились напасть на наше поселение. Они на оставленном нами Торговом подворье на постой встали, и там же свои чёрные дела замышляли. Вот только дозорные их вовремя заметили и Главу нашего поселения предупредили. Он собрал всех артельных охотников, да взрослых парней и мужчин. Они пришли и постреляли всех зелёных бандитов, а потом сожгли вместе с постройками Торгового подворья. Отец мне говорил, что среди зелёных много заразных было, вот он и отдал приказ всё сжечь, дабы зараза по округе не распространилась.

— Вот оно как, — задумчиво произнёс Зиновий, — а мы-то всё думали и гадали где же эта банда зелёных спряталась. Мы просто не могли поверить, шо такой большой отряд, в одночасье мог как сквозь землю провалиться. А это значит вы нам помогли, и всю банду под корень уничтожили. Вы слышали, бойцы? — обратился командир к своим подчинённым. — Мы долго искали тех бандитов, кто уничтожил наш санитарный поезд на железнодорожной станции, а их отряд оказывается наши друзья-анархисты, из таёжной деревушки под корень извели, и даже косточек от наших врагов не осталось.

— Командир, можно задать вопрос? — спросил один из пожилых бойцов, которого я видел в помощниках у повара отряда красноармейцев.

— Спрашивай, Никодим, шо тебя интересует, — ответил бойцу Зиновий.

— Вот вы токмо что нам сказали, что анархисты наши друзья, а комиссар отряда заявляет, что все анархисты наши враги. Вы оба партейные, так кому же нам верить теперича?

— Зиновий, позволь мне бойцу ответить? — опередил я своим вопросом ответ одессита.

— Попробуйте. Ты не против, Никодим, ежели на твой вопрос Князь ответит?

— Я не против, — смущённо ответил тот.

— Скажите, Никодим, а как вас по батюшке звать? — задал я вопрос пожилому бойцу.

От неожиданного вопроса он слегка опешил, а потом всё же взял себя в руки и ответил:

— Силантием батьку моего звали.

— Благодарю за ответ, Никодим Силантьевич. Поясню для остальных бойцов, почему я про ваше отчество спросил. Меня воспитали дед и родители таким образом, что негоже обращаться к старшему по возрасту просто по имени, как к молодому, — увидев одобрительные улыбки на лицах взрослых бойцов, я продолжил: — Не все анархисты одинаковые, да и направлений в анархизме множество. Ваш командир встречался с настоящими анархистами, которые живут только своим трудом, воспитывают своих детей и всегда заботятся о своих стариках. Они ни за какую партию или власть не сражаются, а берут в руки оружие, только для того, чтобы защитить своих родных и близких, или например на охоту сходить, — концовка фразы вызвала улыбки у всех подошедших бойцов. — Настоящие анархисты живут и чтят наставления Михаила Бакунина, которого имперская власть пыталась в тюрьмах, да на каторге сгноить. А ваш комиссар отряда, скорее всего встречался с другими анархистами, не с последователями Михаила Бакунина, а с теми кто принял учения его учеников. Вы наверное все уже слышали про анархистов-индивидуалистов, которые не признают никакой власти, считают, что могут творить всё что хотят и никакое сообщество людей им не указ. Они предпочитают жить только в своё удовольствие и забирают у людей всё что им понравится. Свобода, заявляют они, потому-то мы можем творить всё что захотим. Я так думаю, что комиссар вашего отряда именно с такими анархистами-индивидуалистами в своей жизни повстречался и не смог принять их разгульную жизнь. Кроме них существуют анархисты-коммунисты, или как они ещё себя называют «анархо-коммунисты», — увидев утвердительные кивки бойцов стоящих вокруг пролётки, я продолжил рассказывать дальше: — Так вот, все они являются последователями нового учения об анархизме, которое составил и явил миру князь Кропоткин Пётр Алексеевич. Насколько мне известно, именно анархо-коммунисты поддержали большевиков в борьбе против царского режима и Временного правительства. Так что сами можете, рассудить, что анархисты все разные.

— Князь Кропоткин умер два года назад, — сказал один из молодых бойцов. — Гроб с его телом привезли в Москву из Дмитрова, и установили для народного прощания в бывшем здании московского Дворянского собрания на Большой Дмитровке. Простые люди с князем Кропоткиным прощались в течение двух дней. Там побывали сотни делегаций от заводов, фабрик и учреждений Москвы, а также тысячи простых жителей. Его похоронили в Москве на Новодевичьем кладбище.

— Федька, тебе-то откуда про это известно? — спросил молодого бойца Зиновий.

— Командир, так про смерть князя Кропоткина всем было известно. Я же в то время в Москве был. Все центральные газеты на первых полосах поместили траурное объявление Президиума Московского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, извещавшее о смерти «старого закалённого борца революционной России против самодержавия и власти буржуазии». Странно что вы об этом не слышали…

— Так я тоже ничего про смерть князя Кропоткина не слышал, Фёдор, — отвлёк я внимание бойцов от своего командира. — Ты сам подумай, где стоит Москва, а где находится наше таёжное поселение. Раньше мы все новости узнавали лишь от торговцев приезжавших на наше Торговое подворье, или через наших друзей работающих в аптеке Барнаула. А как гражданская война в стране началась, так никаких новостей мы больше и не получали.

Наше общение прервал подошедший повар Яков Фадеевич.

— Командир, обед готов. Пойдёмте кушать пока не остыло. Я уже всё приготовил.

Услышав про обед, все бойцы дружной толпой потянулись в сторону кухни. Мы с Зиновием проследовали за ними.

Едва мы расположились на стволе поваленного дерева, как повар Яков Фадеевич принёс нам солдатские чашки полные каши и заправленные зажаркой из зайчатины с подливкой. Ложки у всех были свои, так что мы сразу принялись за обед.

Примерно через пять минут после начала обеда, к кухне вышел хмурый комиссар.

— Что там в пещере, Гордей Исаакович?

— А нет больше никакой пещеры, командир, — ответил комиссар принимая чашку с кашей из рук пожилого повара.

— Погоди, комиссар. Как это нет пещеры?! — от удивления Зиновий даже кушать перестал. — А куда же она подевалась?

— Кончилась пещера. Как я понял, осмотрев там всю прилегающую местность, один из наших пушечных снарядов угодил прямо в ящики со взрывчаткой или с гранатами, что хранили бандиты у самого входа в пещеру. В общем там рвануло с такой силой, что вход в пещеру, где скрывались раньше бандиты, полностью обрушился. Смотреть там больше не на что, а раскапывать завал я не вижу никакого смысла. Ежели в пещере кто-то из бандитов и смог выжить после такого взрыва, и последующего обвала, то умирать он будет хоть и недолго, но очень мучительно, — со злорадством в голосе произнёс комиссар, после чего принялся за уничтожение каши.

А я доев свою порцию каши с подливкой, поблагодарил пожилого повара за вкусный обед, попрощался с Зиновием и остальными бойцами, после чего отправился на охотничий промысел. Ведь от моей расторопности зависит, что будут есть завтра мои дети, супруга и родичи…