Глава 8. Борзосмысл и сладкая Малинка

Борзотка всегда слыл пареньком тихим, почти трусоватым. А на девок самых красивых засматривался, ярких да смешливых. А такие — все, как одна, — на язык острые, задиристые. За словом в карман не полезут, потому как… Да, не было еще на одеже карманов в те времена.

И где ж Борзотке смелости набраться к Малинке подойти?

Торговала Малина на ярмарке калачами да плюшками, баранками и ватрушками, пирогами да пряниками. И пахло от нее самой так сладко — сдобой и корицей, аж в носу щекотно, как вкусно было.

— Почем калачи, черноглазая? — бывает, спросит какой мужик у Малинки.

— Да, по грошику для хорошего, — разулыбается покупателю девица.

— Дорого… — прогнусит тот да мимо пройдет.

— Хочешь есть калачи — не лежи на печи! — прокричит ему вслед бойкая торговка да расхохочется. — Работай поболе, печная ездова!

И румянец во всю щеку у нее разыграется.

— Пирог с маком — всем лаком! Подходи — налетай — ватрушки покупай!

Как начнет Малинка свой товар нахваливать, покупателей громко зазывать, так к ней, бывало, толпа набежит и в очередь выстроится. Оттеснят Борзотку к овощным рядам.

Стоит он оттуда на зазнобу любуется, вздыхает тяжко, морковку грязную с чужого лотка грызет в задумчивости. Взашей погонят — так он к репкам подвинется. Подойти ближе к Малине не смеет.

Как-то баба богатая вдовая пришла пряники выбирать, а Малинка ей все старается большой пирог с рыбой сторговать. И хитро так подмигивает:

— Есть пирожок, есть и дружок!

Баба призадумалась. Дружка у себя в палатах завести она была бы не прочь, сама ж не старая еще, в самом соку ягодка.

А Малинка чует, что выгодный покупатель к ней в сети попался, не карасик какой, а щука сама. Не, не щука — почти стерлядь.

И не умолкает девка со своими прибаутками, дальше на бабу напирает:

— Где кисель — тут и сел, где пирог — тут и лег.

Борзотко аж краской по самую макушку залился, а баба у Малинки шесть пирогов сразу купила.

Ну, вот как? Как к такой девахе языкатой подступиться деревенскому ковалю? Борзосмысл с лошадьми только умеет управляться да с наковаленкой, а с бабами завсегда робел и пунцом заливался.

И вот одним погожим зимним деньком зашел Борзосмысл на ярмарку с другого края, не так, как обычно. А там мужик, как ворон глазами черный, смурной и сутулый с пареньком пригожим свистульками торгуют. Разливаются посвисты, трелями на морозе рассыпаются.

Рядом с Борзоткой одна девка другую локтем в бок толкнула и говорит:

— Хороши зайцы да утки! Приворотные.

Борзотка получше к девкам прислушался.

— Ага, — вторая как раз подружке поддакивает. — Слышала я, как Домослав — брат Завады самую красную девку себе из хоровода высвистал.

Борзосмысл ближе подступился, ни одного словца упустить не хочет.

— Мне больше других лошадки по сердцу, — вздохнула первая. — Если Оскол до конца следующей седмицы сватов не зашлет, куплю себе конька расписного и начну Осколу в ухи про любовь, про свадебку напевать.

— Дорого ж, — покачала головой вторая девица. — По две белки уже за коньков просят, а за тех, что с наездниками, — аж по три.

— По мне, так в девках засидеться — подороже выйдет, — хмыкнула первая. — А как Оскола моего Веселка уведет?

Тут болтуньи на шепот перешли, начали платками рты прикрывать, зашушукались — захихикали.

А Борзотка уже скумекал, что ему делать надобно.

Купил он на следующий день у мальчонки расписную уточку. За одну белку сторговал — недорого. Бережно принес свистульку домой, присел после работы на пороге кузни и начал насвистывать.

Снежок легонький на землю падает, песенка у Борзотки нежная, мелодичная выходит, задушевная. Больше седмицы он ее разучивал, наигрывал переливы на все лады, запоминал.

И уж когда научился хорошо, пошел на ярмарку.

Встал подле Малинкиного прилавка с калачами и заиграл песенку свою.

— Ох, ты ж как! — выдохнула девка, когда он закончил. — Прям все в душе всколыхнулось!

Борзосмысл ушам своим не поверил. Получилось! Тронула его песня раскрасавицу Малинку.

Так-то оно так, да не одна Малинка слыхала ту мелодию.

Звездан, что с мясного ряда, тоже давно на торговку ватрушками глаз положил. Имя у мужика сказочное, а рожа простая деревенская, даже туповатая. Ума не много, зато силищи в кулаках — быка с ног валит. Но вот в музыках ничего не смыслит — не дано уразуметь. Ни к чему вся эта замысловатость чуйств — так себе Звездан жизнь понимает.

Не нравится ему, что Малинка на коваля малохольного со свистулькой засматриваться начала. А тот все ходит и ходит, ничего не говорит, а встанет рядом с ее прилавком и трелями рассыпается, тянет ноты долгие, протяжные.

— Меня Малинкой зовут, — сама, наконец, помахала она ему пуховой варежкой.

— Брз. Бззр…Борзосмысл, — наконец, выговорил влюбленный коваль. — Красивая ты Малинка, как цветочек аленький, — почти не смущаясь, добавил он.

— А ну, пошел, отсель, — Звездан поднял Борзотку за шиворот одной рукой.

В другой он держал окровавленную секиру. Не стерпел уже — как башку свиную вдоль рубил, так и бросил все и сюда побежал.

— Виданное ли дело, люди добрые! — густым басом на всю ярмарочную площадь загудел мясник. — На торговом месте в чертову дудку свистеть! Он нам все деньги повысвистит — сила бесовская!

— Да! Да! Это ведьмины свистульки, — поддакнул кто-то.

— С тех пор, как он повадился сюда ходить, у меня платков меньше покупать стали, — скрипучим плаксивым голосом пожаловалась старушонка, вся шалями цветными крест-накрест перемотанная.

— У меня вчерась три ленты украли — прям на этом самом месте — у калачей под пересвисты, — бойко вступил разговор коробейник.

— Рыбу вяленную по прежней цене никто не берет! — с обидой забасил мужик головастый со своего ряда. — Все за так, почитай, отдавать приходится.

— Молоко всю неделю киснет в кринках, — зашумела баба, что торговала с обоза. — Ничего не успевают раскупать!

— Из-за колдуньи это все! — взвизгнула снова старуха с платками и шалями.

— У нас тятьку из семьи баба чужая свела, приворожила посвистами бесовскими! — расплакалась девка, что торговала меховыми шапками. — Мамка занеможила, не встает, а нас у нее восемь ртов.

— А давайте его накажем? — снова, как из бочки прогудел Звездан.

Мясник отбросил секиру на снег, выхватил у коваля свистульку, бросил о земь и растоптал яростно. Этого мужику показалось мало, и он съездил Борзотке по зубам.

— Ведьмачка новых свиристелок налепит! — не унималась старуха.

— Влас из Поспелки ими торгует, — услужливо доложил мужичонка в зипуне.

Под шумок он стащил два калача с прилавка Малинки и скрылся в толпе.

— Гнать их с ярмарки надо! Гнать!! — подхватили с разных рядов.

— Нечего тут свистеть, денежки наши высвистывать! — сжал кулаки головастый мужик и двинул в ту сторону, где Влас с сыном торговали.

— Пусть убираются в свою Поспелку! — закричала баба с обоза.

— А кто нам тятьку вернет? — продолжала растирать горючие слезы девка с шапками.

Малинка присела перед Борзоткой и снегом ему кровь с лица утирала.

— Не ходи сюда больше, — отряхивала она своими рукавицами его тулуп. — Звездан — межеумок королобый, зашибет он тебя али топором своим зарубает.

Борзосмыслу захотелось расплакаться от горькой обиды.

— К дому моему приходи — пекарня за два дома от мельницы, что на Лебяжьем пруду, — скороговоркой прошептала в ухо Малинка и нечаянно коснулась губами его щеки.

Значит, все ж таки по сердцу ей пришлись его песни. Не врали девки про свистульки приворотные. Борзотко широко улыбнулся. За любовь таку и двух зубов было не жаль.

Загрузка...