Чтобы пройти во внутренний двор княжеского терема, надо было доложить о себе двум малиновым великанам. Кафтаны у них расшиты золотыми галунами, усищи вверх штопором закручены — так Морица придумала, сильна в ней была тяга к Цвелизации.
Поклонилась девчонка служивым людям, а у самой внутри все от страха слиплося, думала, и назад не разогнется. Хотя, мож, то не от страха — от двух кружек сладкого горячего шоколада со сливками.
— Мне к княгине Рогнеде надобно, — на удивление уверенно и бодро доложила она. — У нас с князем уговор был.
— Княгиня в саду на качелях качается — нехотя откликнулся левый малиновый. — Не велено в те часы никого пущать.
— А уж не Славка ли ты из Заозерного? — прищурившись, спросил правый.
— Славка, Славка! — охотно закивала девчонка.
Да, уж откуда они про Заозерное прознались? Нежданка только вчерась придумала себе цельную новую жизнь, еще и обсказать никому не успела, а в терему уже знают.
Потом-то вспомнила, что Озар то сочинил еще, что сестра у него в Заозерном живет. Токмо у Озара в его сказочке сестра замужем давно, детушек мужу рожает одного за другим, кажный год прямо, а в какой год и по двое успевает. Хорошо, что Заозерное почти на краю земли, в обратную от Цвелизованных земель сторону, — авось, не поедет туды никто Озаркиных племяшей пересчитывать. Все это разом пронеслось у Нежданки в голове, как молния сверкнула.
— Славка! Славка я! Она самая! — сызнова завопила девчонка.
— Откуда в Княжий Град прибыла? — строго спросил левый малиновый.
— Так с Заозерного ж, — ответила девчонка, оторопев. — Сами ужо знаете, сами ж сказали.
— Порядок таков, не нам его нарушать, — погрозил пальцем малиновый, что вопрошал.
— Проходь, ужо, не задерживай, — левый отпер внутренние ворота.
— Да, помни, что до заката солнца выйти все посторонние должны из княжеского терема, коли не будет иных распоряжений от самого Прозора, — опять пригрозил правый.
— А кто это? — спросила Славка.
Она вытаращила удивленные глаза и постаралась обворожительно улыбнуться.
До Ванды в этом деле ей еще было далеко, но она старалась. Все в жизни пригодится — уже поняла. Особенно в такой жизни, как у нее, — что по ямам да колдобинам летит с самого начала.
Вместо ответа на вопрос о Прозоре малиновые загоготали в голос.
«Интересно, они усы на желудИ закручивают?» — зло подумала Нежданка. Видала они такие у Ванды — все с тех же Цвелизованных краев пошло. Пока на дубу висят, они, значится, жЁлуди, а как волосья прядками накрутить да тряпицей обмотать, ужО — желудИ, на горланский манер.
В княжеском саду росли яблоньки, рябины, шиповник, а с краю дуб вековой стоял, могучий. На том дубу на цепях качель висела, деревянная резная, со спинкой высокой да с подлокотниками, — как скамейка длинная, вдвоем можно усадиться, а то и втроем. На спинке кот вырезан, уж больно ученый, судя по морде.
На тех-то качелях и сидела сейчас княгиня Рогнеда. Жена князя Владивоя была под стать супругу — статная, высокая, чело светлое, глаза серые, вроде добрые, только уставшие какие-то. Качалась она не шибко, да задумчиво все вдаль глядела.
Вместо того, чтобы поклониться да поздороваться, как положено, Нежданка почему-то спросила:
— А что видать за синим лесом?
Так дед Василь, бывало, ее спрашивал, когда раскачивал сильно. И так тогда хотелось девчонке заглянуть за синий лес, хоть одним глазком на княжий терем посмотреть. И вот она здесь, с самой княгиней разговаривает!
Какая же она красивая, эта княгиня Рогнеда, даже красивее, чем Ванда. В терему узорном живет, детушки такие пригожие младшие, ну, Морица-мокрица не в счет, ее и замуж можно выдать. Почему же радости не чувствуется, почему так печальна княгиня?
— Да, ничего из-за крепостной стены не видать, — грустно ответила она.
Подвинулась на качелях, место для Славки освободила.
— А что за синим лесом, я и без качелей знаю, мне то докладывают девять раз на дню, я тебе и так скажу, — чуть повеселее ответила она.
Наверное, княгине захотелось удивить девчонку, и стала Рогнеда перечислять:
— В поле за Тыхтышами дружина княжья стоит, лагерь разбила, учения у них там ратные. Воевода опасается, что местные красавицы в полон всех его богатырей возьмут, уж больно девахи бойкие. В Коромыслях три избы новые построили, в Поспелке корова в лес ушла, обещалась к вечеру вернуться. В Кузовках скоморохи велели баню топить, да так и не заплатили, не помылись, съехали из деревни чумазые. В Новых Журавликах у коваля Борзосмысла и жены его Малинки двойня давеча народилась, вторая уж.
Нежданка улыбнулась и Рогнеда улыбнулась ей в ответ.
— А моих детушек, Олега да Игоря, погубить кто-то хочет, сила злая все за ними охотится, по пятам ходит — печально призналась Рогнеда. — То змею в колыбель подкинут, то саночки зимой с крутой горы под обрыв толкнут, то в лес кто-то завел… И в пруд бросали, и в бане жаркой запирали, и подушками душили, — много уж разного было. Чудом каждый раз спасались, Боги древние их берегут, не иначе. Давеча вон леденцами отравить хотели. Хорошо твой брат те петушки выхватил да в пыль бросил.
Теперь-то Нежданка поняла, почему у княгини такое лицо печальное, страдания они, поди, и в княжьем терему хороводы водят.
— А меня матушка Макошь бережет, мне сказывали, — зачем-то доложила девчонка. — Она добрая и справедливая, не дает в обиду. Макошь она всехняя, она и за княжьих детушек, поди, заступается.
— Не иначе, улыбнулась Рогнеда.
Они даже со Славкой раскачались посильнее. Да, правду княгиня говорила — ничего из-за крепостной стены высокой с тех качелей не видать. Там только внутрь себя смотреть можно, да думки думать.
— Беги к малым, — наконец, княгиня вспомнила, зачем Славка пришла. — Ждут они тебя, сказок просят.
У Нежданки все внутри, как солнышком озарило. Приняли! В княжий терем ее приняли!
— Попрошу я тебя еще, кроме сказок, присматривать за сыночками моими, чужих не подпускать.
Нежданка охотно закивала.
— Спать рядом с их покоями будешь, согласна?
Конечно, она на все была согласная. В княжьем терему спать рядом с детской горницей, чистенькой и уютной, с нарядными покрывалами, — это все ж таки не на постоялых дворах с восемью скоморохами за барабаном, да, бывало, что и с медведем под боком.
Все ж таки, коли девкой уродилась, тогда и жить девкой гораздо удобнее, что говорить.
Княжичи встретили свою новую няньку радостно. А уж как она им историю про кикимору рассказала, стали Олег да Игорь со Славкой лучшими друзьями. Ходили мальчишки за ней хвостом и все новых сказок да потешек просили. А у нее того добра — что ягоды в лесу в разгар лета
Чернику они тоже все втроем лопали, смеялись, синие языки друг другу показывали.
Вспомнилось почему-то, как у Ваньки все губы в чернике были в тот день, когда они познакомились. Три года уж прошло… Было ей тогда двенадцать, а сейчас уж пятнадцать с половинкой.
— Славка, а откуда у тебя столько сказок? — спросил Игорь-младшенький княжич.
— Так я везде хожу, коли сказочку какую увижу, так ее и подбираю, за пазуху под рубаху прячу, а потом оттуда, от самого сердца рассказываю, — смеялась Нежданка.
Как ей нравились их радостные личики, поднятые от удивления бровки, открытые от восхищения рты…
Да, как можно? У кого рука поднялась на малых детушек? Кто ж леденчики те..?
И тут сызнова Нежданку как дятел клювом тюкнул, токмо на это раз она успела его за хвост поймать. Вспомнила.
Тот разговор, подслушанный зимой на постоялом дворе, когда от бед своих в сене пряталась, а две бабы под покровом ночи жизни детушек торговали. Одна прямо так и говорила «леденчики» — именно это самое слово! Да, старушечий такой голос, противный был. Наверное, поэтому бабка шепелявая ей и не понравилась, что к мальцам у бани пристала, поэтому и петушки Нежданка в пыль бросила — вспомнила она. Тогда еще не поняла, но вспомнила.
Остальное пока не вспоминалось, — чай, два года ужо прошло с лишним.
Вечером, перед закатом, устроил Прозор построение всем малиновых во внутреннем дворе терема. Были тут и малиновые с золотыми галунами, и малиновые с золотыми шнурками, и малиновые с золотыми пуговицами.
Узнала она его. Оказывается, в ту злую ночь тот самый Прозор у нее на родном крыльце вопрошал, лепит ли она свистульки приворотные.
Глядела, да не верила, что смотрит в глаза тому, кто приказал Ваньку казнить. Все ее собственные беды, поди, тоже с него, Прозора, начались. Хотя… Боялась она его и ненавидела. Но пуще — боялась.
А уж когда этот страшный человек выкликнул ее имя на весь двор, да велел вперед выйти, опять страх уцепился мохнатыми лапами за лодыжки, да не пускал. Княгиня Рогнеда подошла, обняла за плечи, да вперед и вывела.
А всего-то для того на этот раз звали, чтоб объявить всем малиновым, что Славка- новая нянька княжичей, что в терему теперь живет.
Хотела уж она вроде расслабиться после малинового построения. Сидели они с Олегом да Игорем под яблонькой да песенку про коня богатырского разучивали. Тут прибежала чернавка и передала, что Прозор к себе Славку кличет. Пальцем грязным ткнула, куды бежать, да ничего не объяснила.
С каким тяжелым сердцем Нежданка туда поплелась… Ноги еле переставлялись, в груди жгло нестерпимо. Вот, поди, и вскрылся ее обман, все ее обманы один за другим. Разузнали, что она ведьма из Поспелки, скоморохом ряженая, велят плаху перед теремом ставить.
А Прозор всего-то велел завтра брата позвать к нему на разговор. Зачем — не сказал.
Вроде и отлегло от сердца чуток, только за Озара тоже ей, Нежданке, идти. На завтра, видать, казнь переносится просто.
Отпросилась Славка с утра у княгини за братом сходить, да поплелась на улицу Гнилая Кочерыжка. Недолго ж в терему, княжьих хоромах, пожила — токмо полденька и ночку. К мальчишкам уже прикипеть успела, славные они.
Брела красивая девка от терема на окраину Града — то видели бабы, девки, мужики, малые дети, собаки, вороны, лошади, четыре кота да пестрый петух, что сбежал от кухаря.
А что на душе у девки творилось, то никому не разглядеть.