После таких радостей в терему поехала Жданка в родную деревню с гостинцами. Очень уж волновалася, как сызнова с родными братьями-сестрами встретится, с племянниками познакомится.
В Поспелке не все так складно и весело было, как хотелось.
Утопилась Сорока в колодце все ж таки. До середины зимы не дожила.
Как страдали ее детушки — никаким словами не передать. Уж и не общались вроде давно, а боль сразу почувствовали — мать все-таки она им родная.
Богдаша хрипел тяжко, исхудал сильно — вполовину себя прежнего сделался, с постельки вторую седмицу не вставал.
Жданка золотых орехов с ярмарки из Града привезла и китайных мандаринов ей в терему отсыпали. Даже бодрый дух мандариновый Богдана не порадовал.
— Отмаливать надо детей, прощения у богов просить за грехи родителей, от черной нити приворотной детушек отрезать али отвязывать как, — кто-то из старух сказал, а остальные уж седыми головами закивали.
Не те ли это тетки, что маленькой Нежданке обиды в спину кричали, платками укрываясь? Как постарели все…Да, может, поумнели уж?
Пошла Жданка уж на край деревни, к тому дубу, где раньше на качелях ее дед Василь качал. Роднее других что ли ей то дерево великое было. Встала под ним на колени и начала просить.
От самого сердца слова шептала, всех по именам младших братьев-сестер назвала: Милаша, Прекраса, Голуба, Богдан, Щекарь, Удал да Авоська. Для всех лучшей доли у Матушки Макоши просила.
Молила не наказывать малых детушек за глупость родительскую, просила отцепить, отвязать, отрезать их судьбы от приговора колдовского, что мать натворила.
Долго уж на коленях у дуба стояла, долго мольбу свою повторяла на все лады. Никогда так отчаянно не просила она за себя, как за братьев и сестер старалася.
Потянуло дерево сильное соки живые из черной земли да в светлые небеса. Просьба Жданки заветная с ними в небо потянулась.
Налетел ветер, закачались ветви дубовые, задрожали нити судеб меж пальчиками Доли и Недоли по ту сторону небес. Притихли мастерицы, остановились, не знают уж, как дальше узоры свои плести.
Глянула Матушка Макошь на перерыв в работе дочерей, щелкнула ножницами серебряными семь разочков, да и обрезала черную ниточку, что Щекочиха меж пальцами в свое время заплела.
Семь детей Сорока с Власом народила, семь концов у той черной нити в разны стороны потянулись. Да, уж все теперь. Отмолила их сестрица старшая. Уж больше всех ее Сорока обижала, да все девка выдержала, не зачерствела сердцем, к боли чужой чуткой осталась по-прежнему.
Уж коли так, то уважит великая богиня и эту ее просьбу. Жить дальше Богдану без черной петельки на шее, не потянет Прекрасу черна нить за нутро, народит она еще своих детушек. Да, и остальным братьям-сестрам жить вольготнее станет — кого за ножку, кого за ручку с рождения та ниточка тянула. Всех от черного приворота отрезала Матушка Макошь сегодня — всех девчонка отмолила.
Когда вернулась Жданка в избу к Искре и Златоцвету, Богдаша уж на кроватке сидел, китайный мандарин огневой потихоньку слабыми мальчиками чистил. Заплакала Искра от счастья, как такое увидела, крепко ее Златоцвет держал, чтобы чувств не лишилась. Да, у самого уж в носу щекотно стало — то ли от духу мандаринового, то ли уж от любви…
Хоть и не родные они Богдаше родители, да любят сынка шибко. Всю душу в него вкладывали, с болезнями и другими напастями с первого денька боролись, да и дальше уж стараться будут изо всех сил.
Глянула на них Жданка, улыбнулась. Счастья этой маленькой семье пожелала да по другим избам пошла. Всю родню в Поспелке золотыми орехами да китайными мандаринами одарила — никого не забыла.
К Надее с Ванькой зашли — целый вечер уж просидели.
А в санях еще корзины стоят с гостинцами для Медоваров. И там Жданку ждут.