Не ведомы пути богов

Глава 8

Андора. Ничего не изменилось. Енька молча смотрел на крышу домика, где провел столько ночей, глядя на звезды. Также, как и раньше, пищали в сточных канавах крысы, воняло отбросами и перебродившей брагой, и сидели на ступеньках сухие изможденные люди-тени, с темными морщинистыми лицами. Могла ли предположить упертая мальчишеская натура, куда забросит его судьба?

— Милостивая госпожа! — окружил рой грязных оборвышей, просительно дергающих за подол. — Подайте голодным…

Никогда не попрошайничал, будучи голопузым юнцом. Работу можно найти всегда. Если хочешь, конечно. У Вайркра в жестяницкой хватает железа, которое нужно чистить от ржи, у корчмы Бубы вечно забита сточная канава, а Мсаакру постоянно нужна помощь с битым стеклом для переплавки. В крайнем случае — управа по очистке. Гроши, конечно. Но на еду хватало.

Школа мечников — внутри сжалось… Мечта. До выстрела в спину.

Розовая улица, трехэтажный бордель. Разукрашенные девицы удивленно смотрят на богатую даму с охраной. Именно здесь когда-то дала отмашку судьба… Может, то насильно напяленное платье было намеком?

Апартаменты де Броза. Уалл угрюмо молчал, Енька тоже. Заперто, двор пуст, никого. Интересно, в Семимирье присутствует право ученика?

— Прошу милостиво простить, благородная госпожа, — вежливо отдал честь капитан городской стражи. — Позвольте узнать ваше имя?

— Не позволю, капитан, — равнодушно отвернулся Енька. — Я инкогнито.

Отказ местному тузу, распухшему от вседозволенности, приятно пощекотал самолюбие. Когда-то вгоняли в страх до дрожи в коленях — прятался по подворотням… Гусь зло сжал зубы… Давай. Не трусь!

Дружинники ухмыльнулись, пальцы на эфесах. Ну? Молча козырнул и зашагал прочь, пытаясь сохранить достоинство. Блестят, как павлины, а что до дела… Нищим зубы бить и беспризорников ловить. Никогда не видел в трущобах бедняков, а что до умений… Впрочем, с княжескими дружинами, ровно как и с личной гвардией королевы, вряд ли кто-то хотел спорить.

Может, и Енька когда-нибудь бы смог, пойди все по-другому?

За окошком уплыли аристократические улицы и снова затряслись поля-перелески — все дальше на юг…

В гвардии служили бойцы разных сословий, но офицером всегда был аристократ. Естественно, ведь простолюдин не мог командовать благородными. В армии и у обычного вояки был шанс дослужиться до лейтенанта — конечно, если среди его солдат не окажется дорна. Но солдат-дорн в армии — нонсенс.

Может, дослужился бы до армейского офицера, Енька? Приехал бы в Городею, в лейтенантском мундире… С денщиком. Как господин. Лихо подкрутил усы, прошелся по улицам, поглядывая на девок… Эх.

Ночевали в придорожных тавернах, не притягивая внимания. Конечно, насколько могла не притянуть молодая доресса с дюжиной стражей. Возможно, богатой леди, которая в состоянии позволить карету и хороший отряд охраны, не пристало ночевать в ночлежках, но визиты вежливости к благородным сквайрам по дороге… тьфу. К тому же, путь сразу бы стал широко известным всем, кому не лень.

Ближе к югу карету пришлось оставить — чем ближе граница, тем хуже тракт. Енька устал от ухабов и рытвин — задница потребовала обычное седло.

В очередном трактире перебирал струны менестрель. Народ обступил музыканта, в зале тишина.

Пройдя тернистый путь до княжеского трона

Дух девичьей рукой взнуздал судьбу

Но по велению небесного закона

Королева не увидела звезду

Енька открыл рот…

Не вняла жизненным урокам,

Подсказки неба не видны

Как по предсказаниям пророков

Открылась сила мужа у жены

Путь истории сокрытый

Аллаем подвиг оценен?

Не узрела, как в чреде событий

Вдруг пошатнулся королевский трон…

Уалл нахмурился, бойцы с любопытством молчали. Певец смолк, опасливо поглядывая на окруживших стражников сурового вида.

— Продолжай, дорогой, — не выдержал Уалл. — Дальше?

Но бард уже испугался:

— Простите бедного музыканта, — растеряно подхватил лютню и подскочил. — Горло промочить…

Бойцы поняли. Не реагировали. Дружина вообще вела себя на удивление мирно в дороге — не гнала постояльцев, не закрывала трактиры для путников, как в Айхоне. Прям образец вежливости.

Ассаец обнаружил хозяина и быстро договорился насчет комнат — через пару минут Енька уже опустил свой дорожный мешок на постель… На душе неспокойно.

О нем не могут не ходить слухи. Ясиндол, Аллай — отличная тема для эпичных легенд и романтических грез. Знаменитость, черт.

Пророчества? Королевский трон?

Что это было?

Королева в курсе, о чем шепчутся в народе?

Умылся. Расчесался — волосы все больше и больше требовали к себя внимания. Оправил платье и скрипнул дверью…

Как раз вовремя.

В зале тишина. И напряжение…

— …Земли и леса. И этот постоялый двор. Собственность есть собственность, лейтенант.

Просторная горница битком набита незнакомыми воинами. Пара десятков, не меньше. Без лат, в черно-бордовой униформе. Впереди мрачного вида дорн, с бакенбардами.

— Тракт — общая земля, уважаемый, — сквозь зубы процедил Уалл. — Входит в концепцию о ничейных территориях. Ровно, как и придорожные таверны.

Научился ядовито-снисходительному тону, высокомерием так и несет. Дорн, ептить. Дружина в полной боевой готовности — рядом Магулис и Пепейра, тоже ребята из благородных. Остальные молчат. Перепуганные посетители спешно покидают трактир…

— Спросите у господина барона, — предлагают бакенбарды. — Двадцать миль, сразу за лесом.

— Мы?! — удивился Уалл.

— Что здесь происходит?

Все одновременно оглянулись. Затяжная пауза… Гость с интересом ощупал глазками-точками, догадавшись, кто здесь главный.

— Этот господин предлагает нам убраться вон, — с улыбкой разъяснил Уалл. — Их милости негде ночевать.

По-видимому, барин ехал к другу в гости. Почти добрался, уже «своя» земля… Но застала ночь в дороге. Остановился переночевать, а тут занято. Мест нет. Что делать?

Естественно, меряться… тем, чем мужчины обычно меряются.

— Ну зачем же так невежливо, — ухмыльнулся гость, продолжая елозить по Еньке зенками. — Благородная доресса может оставить себе комнату. Нам хватит.

Идиот?

— Благородная доресса оставит себе все комнаты, — огрызнулся Енька. — За которые она заплатила.

Север когда-нибудь кому-нибудь уступал?

Похоже, не дилетанты, и в два раза больше. Но дружину не напугаешь количеством.

— Не думаю, что это благоразумно, уважаемая госпожа.

— Не думаю, что благоразумие в перечне моих достоинств.

Будет драка. Большая. Или хочешь, чтобы тебя презирал весь Айхон? Северян уважают во всех концах света. Трактирщик ни жив, ни мертв…

— Господин барон будет очень недоволен.

— Меня не интересует стенания господина барона.

Все напряглись… Гости полукольцом окружили зал, дружинники пинками отбросили ближайшие столы. Как вдруг с обоих сторон осыпалось оконное стекло, и внутрь уставились несколько взведенных арбалетов. Все замерли…

Енька медленно выдохнул — свои. Дружину не надо учить драться — пара ребят снаружи обошла дом… Гости недоуменно вертели шеями, северяне уверенно распределились по комнате, чтобы не упустить из поля зрения всех.

— Вы пожалеете… — не выдержали бакенбарды, резко развернулись и двинули на выход.

— Все? — разочарованно скривился в спину Уалл. — Фу, как невежливо.

Черно-бордовые осторожно потянулись следом, стараясь не выпускать из виду врагов.

Фух…

— Заплатим за твое стекло, не ной… — остановил слезливый поток хозяина ассаец — бедолага не знал, куда деться, от всех этих разборок.

Ночью пошел дождь, и охрана Еньки храпела с удовлетворением. Уалл на всякий случай выставил дежурство, хотя если обращать внимание на каждый обмен любезностями… Дорны петушат хвосты по поводу и без повода.

Утро встретило лужами, ярким солнышком и свежевымытой листвой. Енька неспешно умылся, позавтракал — выдвинулись, когда солнце высоко поднялось над вершинами сосен. В лесу Уалл задержался:

— Пара минут… — будто к чему-то прислушиваясь.

Да ладно. Тоже мне, секрет. Выслал кого-то на разведку? Оглянулся на бойцов — Грошика не видно…

Точно. Минут через десять из-за поворота показался Грошик, один из лучших разведчиков-следопытов:

— Человек пятьдесят, — махнул за спину. — Миль через десять, перекрыли дорогу.

Ого. Не умеет достойно проигрывать благородный дорн… Нажаловался другу, задели самолюбие напыщенного гавнюка. Все смотрели на Еньку.

Разве есть над чем думать? Им нужны эти проблемы?

— Обойдем лесом, — глянул на следопыта: — Не заблудишься?

— Хотите обидеть, Ваше сиятельство? — проворчал боевой разведчик.

Через лес продирались не меньше пары часов, проклиная разбухшее эго случайного барина. Там, где подлесок позволял — пускали коней рысью, где перекрывали сплошные колючие заросли — прорубались мечами. Енькино платье стало напоминать мокрый саван. Но через пару часов деревья раздвинулись, впереди заблестели просветы и наконец выбрались на опушку. И остановились, задумчиво оглядывая панораму…

Лента равнинной речушки, игриво поблескивая солнышком. Столбики дыма деревушки на берегу… и башни приземистого замка. Вот те раз. Выползли.

Гм…

— Баронский замок, — блеснул умом Уалл.

Понятно, не Дарт-холл. Даже донжон пониже любой из Енькиных высоток — не те масштабы…

— Наведаемся? — загорелись вокруг бойцы.

С ума сошли?

— Вся охрана на дороге, — развивал мысль Уалл. — А мы засвидетельствуем почтение, перекусим… в смысле, попросим завернуть с собой! Зачем проявлять невежливость? Еще обидятся — мимо же едем.

Еньку стал разбирать смех. Действительно, зачем?

— А если не вся охрана на дороге?

— Ваше сиятельство, — укоризненно закачали головами бойцы. — Это же не Айхон.

Конечно, сколько может позволить себе охраны обычный поместный аристократ, чуть повыше сквайра? Три десятка? Четыре? Пять? Это не северные князья, содержащие армии…

— Ладно, голытьба. Откройте гербы, чтобы не объявили грабителями. И не сожрите там все, совесть имейте, обжоры.

Дружина с радостью накинула гербовые плащи, весело перемахнула вброд речушку, поднимая веер брызг, и с гиком промчалась по улицам деревушки. Ворота замка распахнуты, подъемный мост опущен — никто не ждет гостей. У входа проявилась пара растерянных военных физиономий:

— Господина барона нет в замке!

— Печально, — посочувствовал Енька, въезжая во двор. — Полагаете, хозяин отказал бы в кусочке хлеба голодным?

Дружина радостно вломилась, поднимая переполох перепуганных кур — обслуга исчезла за дверями. Со стен взирала еще пара черно-бордовых, на этот раз в латах, но вниз спускаться почему-то не спешили. Бойцы споро взбежали по ступенькам в центральное здание, откуда из трубы валил дым.

— Ваша милость? — рядом образовался пожилой герр, по-видимому, камердинер. — Вы с севера? — задумчиво покосился на гербового медведя на фоне гор. — Аллай? Окажите честь, прошу в гостевую…

— Не утруждайтесь, — успокоил его Енька. — Мы на пару минут.

Захлопали двери — показался первый, с трудом волоча огромную оленью копченую ногу. Следом второй, обвешанный колбасами, как цепями, потом с высокой стопкой сырных кругов…

— Это же грабеж! — испуганно заверещал слуга. — Господин барон будет в ярости!

— Ну что вы, — лучезарно улыбнулся Енька. — Разве его милость отказал бы страждущим? Вы такого мнения о своем господине?

Кавалькаду довершили Грошик и Пепейра, с натугой таща солидную бочку с вином. Кони обиженно захрапели — дружина покидала гостеприимный дом, дружелюбно помахав на прощание, нагруженные доверху, как мулы. И жизнерадостно воображая лицо хозяина, когда вернется, так и не дождавшись нахальных путников на дороге…

Лучше прислушивайся к тому, что говорят люди. И не связывайся с севером.

Погоню барон таки не выслал, хотя Уалл всю дорогу до границы оглядывался. Гербы возымели действие? К тому же, гербовые плащи носила княжеская дружина, если благородный дорн в курсе айхонских регалий. Не трудно провести логическую цепочку: дружина, дерзкая девчонка… Почему нет? Барды как раз поют о молодой самоуверенной особе. Два плюс два.

Кому-то понравится невзначай обнаружить у ворот многотысячную северную армию?

Жратвы столько, что бойцы на привалах раздувались, как пивные бочки, каждый раз поминая добрым словом людскую гордость. Хватило до самого Вайалона…

Таможня встретила длинной очередью купеческих подвод и гулом томящейся толпы. Кавалькада дружно обогнула телеги и вломилась прямо в народ — люди испуганно освободили проход. Офицер-пограничник в надраенной кирасе раздраженно скривился:

— Для благородных существует отдельная проходная…

— Вы много говорите, уважаемый, — Уалл небрежно сунул в руки дорожную грамоту.

— А вы не расплавитесь, уважаемые, — вернул тот бумагу и кивнул в сторону, где в теньке дожидались своей очереди парочка дорнов. У вышки зашевелились солдаты, почуяв нарастающий конфликт…

Мдя.

Нахрапом не возьмешь. Привыкли. Енька уже собирался отступить — ничего, полезно… Как в поле зрения вдруг нарисовался капитан. Что-то вполголоса сказал лейтенанту и развернулся к ассайцу:

— Давайте вашу грамоту, милейший.

Снова северная слава? Уважение к родным пенатам приятно пощекотало самолюбие. Лейтенант с прищуром покосился на гербы и махнул бойцам, чтобы освободили путь.

Однако. Мелочь, а приятно.

Дорога серпантином крутилась с взгорка — такие же деревья, трава, цветы… И совсем не такие. Енька впервые оказался за пределами Семимирья.

Вайалон не поразил, как когда-то Андора.

Привык к масштабам?

Узенькие кривые улочки, высокие башни-дома. Мало зелени, жара. В центре конечно красиво. Ухожено. От фонтанов веет прохладой, тихие заводи отражают острые шпили. По выгнутым мостикам прогуливаются дамы, в легких нарядах — вот откуда мода на короткое… Ни одного платья ниже колен.

Но пара шагов в сторону… и уже другая страна. Гулко, полумрак. Узкая полоска неба. Темные улицы-ущелья, куда солнце заглядывает лишь в полдень…

Город прячется от солнца.

Южная земля вообще отличалась скученностью. Необозримые просторы сухих степей и каменистых пустынь, и в оазисах, где зелень и вода… Людей битком. Домики чуть ли не на головах.

И… рабы.

Люди как вещи.

На каждом шагу невольники в цепях, выполняющие какую-то работу, под строгое пощелкивание бича: «Шевелитесь, скоты», — ффф-ить… Глаза без жизни, спины в шрамах. Весь грязный труд в Вайалоне — удел рабов. Даже уличная голопузая ребятня не опускается до свалок и сточных канав.

И зря. Нормальный заработок.

В Семимирье не часто встречаются, там больше развито крепостничество. В Айхоне вообще не было ни рабов, ни крепостных — хотя деревни и считались собственностью барина, и крестьяне платили налоги почище стоимости раба. Но все же — свой дом и земля, только закатывай рукава…

Это когда-то оказалось фатальной ошибкой мятежников Белой лилии — север не поддержал. Не всколыхнулся. Крестьян не зацепили высокие речи о свободе — свобода будоражит рабов…

А огонь не горит без топлива.

Среди сквайров, конечно, хватает спеси, высокомерия и чванливости, презрения и жестокости, тупости и ублюдства… Но немало также понимания и участия. Баланса и справедливости. Барин не напрягает выше сил — зачем? Крепкое зажиточное хозяйство заплатит больше и легче, чем нищее. Тут умеют считать деньги. А за горами точат завистливый зуб — зажравшийся Айхон…

В полдень город вымирал, прячась от зноя. Зато ближе к вечеру, когда спадал полуденный зной — улицы наполнялись бурляще-клокочущей рекой. Здесь можно встретить представителей всех концов света — антрацитово-черных гигантов-бауров, с южного континента, широколицых степняков-улларов, низкорослых крепышей-лесовиков из Еля, и даже раширцев, в своих любимых мехах, несмотря на жару…

Здесь покупалось и продавалось все. Начиная от рабов и заканчивая трехмачтовыми морскими каравеллами. Рынки, как отдельные миры, тоже подразделялись по товарам — невольничий, лошадиный, оружейный, морской… На улицах крик, шум, гам — каждый напрягает глотку, протискиваясь через кипящее море. Кучера щедро раздают плетью, лошади вельмож прут напролом, не глядя под копыта…

Вайалон.

Тысячу лет назад город был практически стерт с лица земли. Интересно, как он выглядел до великого побоища?

Магическая академия предусмотрительно располагалась за городом — громадный четырехугольный замок, с башнями-шпилями на углах. Во дворе располагались тиры-арены для начинающих, а более зримые и мощные… Выжженные пустоши к югу говорили сами за себя.

Ректора звали лорд Звертиц де Мун — высокий тщедушный старичок, с зализанными седыми волосами и острыми колючими глазками. Добиться аудиенции оказалось совсем непросто — два дня дожидался, пока секретарь передаст письмо…

— Как? Знакомый? — господин лорд возмущенно потряс сжатыми кулаками. — И не покраснел?

Вот так новость. Мерим оказался Мантийским отпрыском знатного рода магов… и родным братом ректора Вайалонской академии. Мальчишка родился пустым… без малейшего проблеска небесной силы. Но умнее и благороднее всего рода, вместе взятого. И, как оказалось, с гордостью…

— Главный управляющий, да? — старичок наконец успокоился и уселся рядом с Енькой. — Аллая? Дорос-таки, шельмец… — блаженно заулыбался. — Доказал… — посидел, покачиваясь и мечтательно прикрыв глаза, но через минуту спохватился: — Простите… Так что за дело?

Енька рассказал. Честно, умолчав только про перемену пола. На краешке мелькнула осознание… Все еще не мог забыть, кем был всего лишь несколько месяцев назад. Что с тобой, парень? Даешь по щам целому барону по дороге, болтаешь с лордом, ректором главной магической академии всех обозримых земель? Хотя… какой ты теперь парень?

— Очень интересно, — задумчиво сощурился господин де Мун, кивком вопросив: — Позволите? — аккуратно поднял Енькину руку, осмотрел со всех сторон, и также аккуратно положил на место. — Очень интересно… — затеребил свою седую бородку.

Енька ждал.

— В посвящении Кромвальда нет ничего тайного, — наконец пояснил ученый. — Учитель дарит ученику свой клинок, через который передаются навыки и умения поколений рыцарей. Обязательное условие — ученик должен подходить по ритму.

— Что? — не понял Енька.

— Ну… — ректор сделал неопределенный жест рукой. — Каждый человек обладает своеобразным ритмом, вибрацией… Понимаете? И если у претендента окажется другая амплитуда — не выдержит. Умрет. Плюс требования по воспитанию, — брат Мерима чуть помолчал, задумавшись. — Кромвальд недаром определил трех носителей для посвящения, чтобы избежать небрежность.

— Ясно, — протянул Енька. Ни черта не ясно.

— Но никогда не слышал, чтобы посвящались девушки! — загорелись глаза у старика. — У женщин, простите меня, миледи, по определению другой ритм, — покосился на Енькину руку. — Женский!

— Гм, — сказал Енька. Чтобы что-то сказать.

— Магия рыцарей основана на Резусе, эфире невидимой части луны, — продолжал седой ученый. — Что в переводе с древнего означается «гибель Ааля…»

— Что-о? — подумал, что ослышался Енька.

— Не знали? — усмехнулся старик. — Ааль — видимая луна, наибольшую силу набирает в полнолуние. Противоположность новолунию Резуса. Первоначальной задачей ордена являлась… борьба с ведьмами. Кромвальд не хотел, чтобы в будущем повторилась Вайалонская бойня.

— Что?! — еще больше опешил бывший мальчишка.

— Не слышали, с кем в действительности дрались маги, тысячу лет назад? И почему во всем мире до сих пор истребляют ведьм? Эх, молодежь, — добродушно проворчал старик. — Вам совсем не интересна история…

Енька дышал. Вот же черт.

Мелисса ошиблась? Или солгала?

Он хотел верить вештице, всегда доверял внутреннему чутью на людей…

— Я не могу определить, откуда обмороки, — резюмировал ректор. — У нас в школе не изучают магию Кромвальда, орден — закрытое общество. Но знаете, — чуть помолчал, обдумывая мысль. — Вы можете поучиться. Вам будут полезны начальные этапы, где тренируются видеть, и концентрировать энергию.

— Я приехала не учится… — ошарашенно произнес Енька.

— Вы хотите узнать причину? — перебил старик.

Трудно возразить. Как еще заглянуть внутрь самого себя?

Вайалонская академия магов — мечта чуть ли не каждого дорна, во всех обозримых землях. Тебя уговаривает сам ректор, а ты упираешься, как пень. Куда катится мир?