Не отступать и не сдаваться. Том 4

Глава 7 Форсаж

Мы выехали поутру. В четыре, когда на улицах еще темно. Погода последние дни стояла сухая и теплая. Скоро наступит бабье лето.

На душе все равно было хорошо. Настроение приподнятое, как всегда бывает, когда выезжаешь в дальнюю дорогу, а погода обещает быть отличной. На душе светло, хочется петь песни. И не важно, что впереди непонятные соревнования, вроде квалификационного отбора, который собрались проводить в кратчайшие сроки, не дав даже времени на нормальную подготовку.

Между прочим, пройдет этот отбор в два этапа, один в Риге, а второй — в Москве. На него будут уже допущены только те, кто прошел первый этап. Условия дурацкие и жесткие, но совершенно выше моего разумения. С другой стороны, если поглядеть на подготовку с точки зрения чиновников, то они явно хотят отсеять всех самых слабых. По их мнению, те, кто не смог вынести квалификационный отбор, явно не достойны представлять нашу державу на международной Олимпиаде в Мюнхене в будущем году.

Хотя многие боксеры и тренеры были недовольны таким решением Спорткомитета и НОК. Что же получается, теперь и звание чемпиона СССР для них не показатель? Для чего тогда вообще проводить чемпионаты? Но решение есть решение и его пришлось исполнять. Тем более, что его приняли не только в отношении бокса, но и борьбы, плаванья, а также художественной гимнастики.

Кроме того, наш директор «Орленка» Лебедь Юрий Борисович, повращавшись в околоправительственных кругах, сообщил, что это довольно странное решение связано с некой подковерной борьбой в министерстве. Кто-то специально протолкнул такое решение, чтобы протолкнуть дополнительно своих кандидатов на Олимпиаду, а затем использовать итоги Всемирных игр для зарабатывания карьерных очков.

Короче говоря, это политика, а туда лучше не соваться. Плохо только то, что нас, простых спортсменов используют во всех этих грязных разборках втемную.

А еще мне предстояли совсем не непостижимые моему пониманию автогонки, на которых, судя по рассказам Карпеева, можно не только легко ухайдохать машину, но и разбиться самому. С одной стороны, если судить строго, мне это совершенно не надо. Более того, это будет нарушать мой режим тренировок, да и вообще помешает мне участвовать в соревнованиях. Это вообще мне противопоказано.

Но нет, по какому-то непонятному сначала для меня убеждению, я твердо решил участвовать в автогонках. Машу это привело в ужас, поскольку я имел глупость по неосторожности проболтаться ей о своих планах. Светка тоже сначала расстроилась и хотела поехать вместе со мной, несмотря ни на что.

Но сестренку я обрадовал приобретением щенка. Помесь пуделя и дворняги, я нашел его в гараже у автослесарей, которые помогали модернизировать мою машину для гонок. Мать его была чистокровным пуделем, а потом принесла приплод от какой-то шустрой дворняги. Когда я тусовался в гараже механиков, эти щенки как раз там тыкались по всему двору, пищали, скулили и просили кушать.

Стоило мне только заикнуться о том, что я ищу щенка, как механики сами предложили мне выбрать любого понравившегося собакена. Тот, кого я выбрал, сам в этот момент уже подошел ко мне и ткнулся в ботинок. Конечно же, я выбрал именно его. Щенок получился совершенно черным и поэтому мы назвали его Черныш.

Когда я принес его домой и показал Светке, радости сестренки не было предела. Она визжала от восторга и вмиг забыла о своих горестях.

Кроме того, на время моего отъезда к нам снова приехала тетя Галя и дядя Миша, а еще каждый день должны были приезжать подружки Светки, ее одноклассницы.

Таким образом, на время проблема с тревогами сестренки была решена. Я пообещал себе уделять ей больше внимания после приезда, все вечера проводить дома, даже иногда в ущерб тренировкам. Само собой понятно, что в зимнее время, как раз когда и произошла трагедия с нашими родственниками, у сестренки могут разыграться рецидивы депрессии. А может даже и чего похуже, потому что она все-таки получила нехилую психологическую травму. Но что поделать, мне остается только в это время быть рядом с ней и постараться утешить.

Но вот разногласия с Машей так просто решить не удалось. Как только она услышала про гонки, то сразу оказалась категорически против них. Я даже удивился, почему она так твердо выступила против. Из-за этого мы с ней поругались, впервые после того, как стали парой.

— Ты не понимаешь, — сказала она в тот вечер, когда я сообщил ей о своем участии в гонках и мы с ней устроили жаркие разборки. — Я тебе говорю то же самое, что сказал бы мой дедушка. Это же тебе совершенно не нужно. Это будет отвлекать тебя от соревнований. Оно тебе надо? Ты никогда в жизни не занимался гонками, Великий Боже, да ты же даже под машину не залез ни разу, ты не умеешь ее ремонтировать и обслуживать. Что же ты хочешь добиться этими дурацкими гонками?

Совершенно верно, я уже тогда понимал правильность ее слов. Но как ей рассказать, что еще я ощущаю нечто другое? Что со времени смерти Егора Дмитриевича я чувствую себя как-то не так? Хожу, как опущенный в воду и совершенно не знаю, как мне быть дальше. Каждую тренировку мне приходится выдавливать из себя с силой, заставлять вставать себя по утрам, выходить на пробежку, ходить на занятия.

Может, все дело в пресловутой прокрастинации и мотивации? В прошлой жизни я всегда считал, что все эти дурацкие новомодные слова придумали только для того, чтобы прикрыть красивыми иностранными высказываниями простую истину — не хочется поднимать задницу с дивана и делать то, что надо делать. Вот и все. И в спортивный зал люди ходят с индивидуальными тренерами и коучами только потому, что они заставляют лентяев делать то, что сами они сделать неспособны. Я всегда презирал таких людей и считал, что у них нет силы воли.

Но вот сейчас я сам попал в такую ситуацию. Теперь, после того, как я в один год выиграл два чемпионата и почти достиг всего того, чего желал, мне очень трудно было сосредоточиться на достижении других целей. В особенности в отношении Олимпиады.

Да, мне очень хотелось попасть на эти Олимпийские Игры, но в то же время я иногда задавался себе вопросом, а это мне надо? Разве я уже не достиг всего того, о чем мечтает каждый мальчишка в СССР, который занимается боксом? И хотя я тут же сам себе отвечал, что нет, конечно же я достиг очень многого, но есть и другие, более высокие цели.

Та же Олимпиада, тот же чемпионат мира. У меня есть еще много непокоренных вершин, вот только очень страшно и лень туда забираться. И особенно трудно делать это сейчас, когда за спиной нет громкого крика Егора Дмитриевича, который мог заставить меня выполнять самые немыслимые и трудные задания. Маша, при всех ее достоинствах, конечно же, не могла заменить своего легендарного деда.

Я честно пытался все это время взбираться на эти вершины самостоятельно, но в последние дни почувствовал, что больше не могу. Не могу держать этот бешеный темп, не могу одновременно учиться и тренироваться. Я хочу насладиться жизнью, пока она проходит мимо меня, такого молодого и крепкого.

Ведь для того, чтобы пройти Олимпиаду мне снова надо погрузиться в тренировки с головой, отказаться от всего прочего, не замечать, что творится на улице и за окном. А я хочу притормозить и расслабиться.

— Ты не понимаешь, — ответил я Маше тогда. — Эти гонки для меня просто предлог для того, чтобы немного сбавить бешеные обороты, на которых работает мой организм. Я должен немного притормозить, чтобы мой мотор совсем не вышел из строя.

Маша тогда посмотрела на меня как-то по-новому. С некоторым даже презрением, я бы сказал.

— Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу от тебя эти слова, — сказала она. — Ты ведь Рубцов Виктор, ты самый результативный боксер этого года. Ты новая звезда, ты взлетел вверх, как на ракете. Ты знаешь, как мой дедушка надеялся на тебя? Он думал, что ты возьмешь все цели, которые захочешь. Ты станешь самым великим боксером в истории. И что самое главное, он знал то, что у тебя для этого есть все данные.

Чтобы убедить меня, она подошла поближе, обняла и поцеловала. Потмо сказала:

— Понимаешь, Витя? Ты не можешь сейчас притормаживать. Я понимаю, что ты устал, что ты хочешь отдохнуть. Но ты сейчас набрал такой хороший старт, что тебе нельзя сбрасывать скорость. Ты сойдешь с дороги.

Я улыбнулся и тоже хотел ее обнять.

— Ну вот видишь, ты сама не заметила, как заговорила терминами из автогонок. Дорога, старт, скорость. Похоже, что мне все-таки суждено поучаствовать в этих гонках.

Маша тогда отпрянула от меня. Потом покачал головой и сказала:

— Нет, Витя, я так не могу. Ты меня не слушаешь. Я хочу тебе как лучше, а ты все равно идешь на поводу своей лени. Извини, но мы пока не можем общаться. Уходи. Пока ты не сможешь вернуть свое серьезное отношение к тренировкам, ты не можешь появляться в этом доме. Мой дед сказал бы тебе то же самое.

И она выставила меня, выставила, как нашкодившего котенка. Я тогда тоже вскипел от ярости и ушел, даже не стал мириться. И вот поэтому после этого все это время до моего отъезда мы с Машей не общались. Я не звонил ей, хотя мне было трудно не делать этого и она тоже не звонила мне.

Впрочем, тренировки и последующее переоборудование машины и так отнимали у меня все время. Кроме того, теперь я больше времени проводил дома, почти все вечера, делал со Светкой уроки и играл с Чернышом. Тетя Галя тоже частенько заезжала к нам и помогала готовить ужин.

Между тем, для подготовки автомобиля к гонкам и в самом деле пришлось внести в его конструкцию существенные изменения. Модернизировать пришлось и салон машины, ее двигатель и ходовые характеристики.

Чтобы найти грамотных мастеров, пришлось потрудиться. Впрочем, поскольку Славка Карпеев уже не впервые варился в автогоночном мире, у него уже имелись знакомства среди автослесарей, занимавшихся такими делами. Но найти мастеров все равно оказалось трудным делом.

Когда мы вышли на одних умельцев, оказалось, что они завалены заказами на месяцы вперед. Другие тоже были заняты. Третьи вообще отказались сотрудничать с нами по непонятными причинам. Славка потом выяснил, что они сами готовят машину для отправки на гонки и поэтому, конечно же, не хотели плодить конкурентов.

Наконец, после многочисленных попыток, мы нашли подходящих мастеров. Они и проделали всю работу по подготовке моей ласточки к гонкам. При этом, как я понял, они действовали по правилу, что самая хорошая запчасть в гоночном автомобиле — это та, которая не мешает разогнаться, поэтому они вытащили из машины все, что только можно было убрать.

«Волга ГАЗ-24» вообще-то не самая подходящая машина для того, чтобы гонять на ней по извилистой трассе. Маневренности, честно говоря, совсем маловато. Она больше походила на громадную и неповоротливую баржу, чем на юркую и проворную яхту. Но зато двигатель ее и количество лошадиных сил в нем давали возможность развить невероятную для нынешних времен скорость.

Все, чего можно было достичь, в основном, заключалось в следующем: это самый мощный форсаж двигателя путем увеличения оборотов и степени сжатия, облегчение веса автомобиля за счет безжалостного выкидывания всего ненужного, зажатие подвески, чтобы достичь еще большей устойчивости машины и разварка колесных дисков под широкие шины.

Кроме того, от своих щедрот мастера предложили сделать на кузове не совсем нужные и непродуманные аэродинамические ухищрения, вроде «юбок», молдингов, «фартуков» и антикрыльев. Все эти приспособления они вытащили из фотографий из модных западных журналов и настаивали на том, что их обязательно нужно произвести, иначе машина не выиграет даже первого круга.

Мне их аргументы, конечно же, были совершенно ясны и понятно, что эти новомодные скопированные ухищрения вряд ли смогут повысить скорость и производительность машины, но мастера так настаивали, что пришлось согласиться. Бедолагам было невдомек, что на Западе каждое такое приспособление тщательно проверяется на стендах и в лабораториях, их месяцами и годами тестируют на специальных дорогах. А слепое копирование, конечно же, не поможет, только навредит.

Но не мог же я им объяснить, откуда знаю это. Меня вмиг бы заподозрили в связях с капиталистическими автомобильными концернами, а мне в моем положении нельзя было кидать даже тень подозрения на себя. Некоторые мастера, правда, и сами были достаточно сообразительными, чтобы догадаться об этом.

Они тоже посмеивались над наивностью коллег и из-за этого в гараже иногда получались жаркие споры, доходило иногда и до драк. Мне приходилось разнимать спорщиков, пока они в запале ссоры не сломали мою машину.

Во всяком случае, все эти устрашающие штуки, делающие мою машину монстром автомобильных дорог, оказывали мощное психологическое воздействие. Сразу становилось видно, что моя машина не простая обычная тачка, а именно гоночная и теперь отправится покорять самые сложные и опасные трассы.

Вишенкой на торте преображения стало приспособление к моей «Волге» легких магниевых дисков колес от вертолета Ми-2. Для того, чтобы достать их, пришлось пройти целую эпопею, и это само по себе целая отдельная история.

Кроме того, с капота срезали ребра жесткости, причем сделав их не жестче газетного листка, а во всех скрытых кузовных панелях, которые не испытывали серьезных нагрузок при езде, мастера просверлили огромные дырки.

Когда дело дошло до подвески, механики расширили колею, вынули из рессор заднего моста несколько листов, а спереди подпилили пружины и поставили более толстый стабилизатор поперечной устойчивости. Таким образом мы добились того, что центр тяжести моей малышки ощутимо снизился, а реакции стали гораздо более шустрыми и не такими инертными.

Правда, после каждых пять тысяч километров подвеску нужно было шприцевать, но механики показали, как это делается, и вскоре я уже сам научился делать это за полчаса.

В итоге, моя баржа стала гораздо быстрее и оборотистей. Язык уже не поворачивался называть ее баржей. Это уже был маневренный военный катер. Правда, механики предупредили, что после доработок моторесурс резко снизился, зато форсаж мотора, конечно же, стоил того.

Что касается кузова, то туда мы приварили каркас безопасности. Внутрь вставили мощную силовую клетку из труб, которая защищала водителя и оператора при столкновении и перевороте автомобиля. Когда мы занялись этим, я только тогда и понял, в насколько серьезную передрягу влип и действительно могу покалечиться, а значит, совсем потом быть потерянным для бокса.

Но я уже зашел слишком далеко, чтобы отказаться от участия в гонках. Единственное, что я мог сделать, так это предоставить машину в полное распоряжение Карпеева, а самому остаться в сторонке, но сомневался, что пойду на это. Может быть, только в самом крайнем случае.

В остальном салон трогать не стали. Все-таки, по тем временам, он был очень даже ничего, всюду многочисленные пепельницы, есть радио и новомодная обивка.

Передние фары заранее заклеили крест-накрест по старомодной автоспортивной традиции, чтобы в случае столкновения осколки фар не рассыпались по всей трассе.

Отдельно стоит сказать о том, что при форсировании и переоборудовании машины механики проявили чудеса изобретательности в поиске и создании нужных деталей. Многие запчасти вытачивали сами на станке ближайшего завода по блату, расплачиваясь бутылками «Столичной». Хорошо еще, что в комплекте шел набор инструментов и самых разных приспособлений, включавший в себя даже шланг для прокачивания гидротормозов.

В итоге, когда моя «Волга» приехала на стоянку, осматривать ее собралась такая толпа, что местному участковому пришлось применять некоторую силу. Он умолял меня убрать машину со стоянки с глаз долой, потому что поглазеть на нее останавливались даже водители с дороги. Я поддался уговорам и перегнал малышку в гараж дяди Миши.

И вот теперь мы погнали на форсированной «Волге» в Ригу. Путешествие началось и я был полон самых радужных надежд и мечтаний. Но едва мы только выехали из города, как за нами, ревя сиреной, погналась милицейская машина.

Ничего не поделаешь, мы не стали корчить из себя преступников и скрываться от погони, хотя с легкостью могли сделать это. Я остановил машину и прижал ее к обочине. Милицейская машина остановилась за нами, из нее вышли два милиционера и направились к нам.