51

Журка опоздал. Сказалась обычная после болезни слабость. Поначалу он шел быстро, не чувствуя усталости, но потом стал все чаще останавливаться. Его знобило и мучил кашель. На четвертый день пошел дождь. Вода текла Журке за шиворот и хлюпала в сапогах, но он упрямо плелся по размытой дороге. К Альте.

– Эй, посторонись!

Журка поднял голову и отступил к обочине. Колесо встречной телеги ухнуло в лужу и обдало его грязью. Возница придержал лошадей:

– Ослеп, что ли?! Чуть под копыта не угодил!

– Прости, задумался…

Журка разглядел на подводе людей. Они лежали голова к голове, до подбородков укрытые шкурами. На его голос некоторые повернулись.

– Чего невеселый? – поинтересовался один. – Победа!

Журка подошел к вознице:

– Откуда ты? .

– С Альты.

Промокший охабень возницы казался черным, и лишь сухая складка на животе оставалось светло-серой. Журка старался не глазеть на это светлое пятно, но почему-то не мог отвести от него глаз.

– Как там? – спросил он.

– Окаянный бежал, – ответил возница. – Пленных забрал Ярослав и двинулся через Родню. А раненых поручили мне. Велено доставить их в Киев.

Журка разглядел бредущих за подводой людей.

– А Коснятин? – спросил он.

Старый священник упоминал посадника. С ним уехала Найдена…

Возница ухмыльнулся:

– Кому война, а кому и мать родна… Женится Коснятин. А ты куда путь держишь?

Журка задумался. Куда он идет? На Альту? В Киев? В Новгород? Где нынче искать Найдену? И надо ли ее искать? Кажется, все страшное, о чем предупреждал сон, позади…

– Пожалуй, в Киев.

Возница удивленно причмокнул. Лошадь поняла сигнал по-своему: вздрогнула и двинулась вперед. Телега тронулась. Журка зашагал рядом.

– Посадник в бою невесту отбил? – продолжая разговор о Коснятине, спросил он.

– Какое там в бою! – Возница засмеялся. – Наша девка. Безродная, а красива так, что глаз не отвести. И смелая… Сколько народу ей жизнью обязано! Махонькая, тоненькая, а пику схватила и под печенежскую саблю – лишь бы раненых уберечь!

Журку передернуло. Этот кошмар мучил его каждую ночь. Искаженное страхом лицо Найдены, ее огромные недоумевающие глаза, кривая сабля над ее головой…

– Посадник вовремя подоспел, – продолжал возница – Уберег ее. А после и жениться надумал. Повезло ему. Да и ей.

– Наверное… – Журка не сомневался, что возница говорит о Найдене, но облегчения и радости не ощущал. Может, оттого, что его знобило?

– Любовь – великая штука, – под скрип колес рассуждал возница. – Не разбирает ни роду, ни племени.

Любовь… Журка наконец понял, что тревожило его душу. И испугался…

– А нынче они где? – спросил он. Возница почесал затылок:

– Верно, уже в Киеве. Потом поедут в Новгород. А тебе-то чего?

– Ничего… Просто интересно.

– А коли интересно, поехали с нами. Я один не справляюсь. Эту ораву и накорми, и напои, и перевяжи, а то и похорони, коли кто помрет. Я уже троих хоронил, думал, весь день буду яму рыть, да повезло – помогли добрые люди. Только на добрых людей надежда невелика. А ты… В общем, коли поможешь, отплачу.

Журка махнул рукой:

– Какая плата… Так помогу. Все одно по пути.

– Верно, – обрадовался возница. – В Киев.

В Киев… Журка отбросил невеселые думы. Что загадывать на будущее?

В Киев они прибыли через три дня. По дороге потеряли еще двоих. Первым умер тот, что говорил с Журкой с подводы. Это случилось ночью. Он хрипел, метался и что-то выкрикивал. Еней, так звали возницу, разбудил Журку и шепотом сообщил:

– Кончается…

Они сидели с умирающим до утра. Один читал молитвы и слушал бред раненого – вдруг прорвется последнее пожелание или просьба, а другой рыл яму. Потом сменялись.

Наутро, укладывая окоченевшее тело воина в земляную нишу, Журка почему-то вспомнил его счастливый голос: «Победа!» Бедняга хоть кому-то успел поведать о своей радости. Не матери, не жене, а случайному прохожему, но все-таки успел…

Показались купола Десятинной. Именно они первыми встречали любого пришедшего к Киеву путника. Большак разбежался тремя дорогами. Одна к реке, другая к полям, третья к городу… Раненые ускорили шаг.

Впереди на дороге замаячили фигуры всадников. Приблизились. Один оглядел Енея, Журку и строго приказал:

– Сворачивай с большака.

– Да ты что, очумел?! – возмутился возница. – Погляди, кого везу.

Всадник отмахнулся:

– Довезешь, никуда не денутся. Переждешь в стороне, пока проедут Коснятин с невестой, и двинешься дальше. А нынче все равно по этой дороге в Киев не попадешь. У ворот толпа. Весь город собрался поглазеть на посадникову невесту. О ней такое сказывают! А я сам видел, как она на Альте…

– Я тоже видел, – фыркнул Еней, плюнул и, подхватив лошадь под уздцы, потянул ее с дороги. Телега плавно скатилась на обочину.

– Чего там? Почему не пускают? – заволновались раненые.

– Новгородский посадник уезжает. Ждать будем, – коротко ответил возница. – Женится он.

– Давай, давай… – поторопил всадник.

Чертыхаясь и поругиваясь, раненые двинулись за подводой. Они были наслышаны о невесте посадника, однако хотелось обнять собственных жен и невест, а не глазеть на чужую.

– Пойду гляну, что там. – Журка повернулся к Енею.

– Иди, – безучастно откликнулся тот.

У въезда в город собралась большая толпа. Из-за спин киевлян Журка видел лишь угол ворот и самый краешек выползающей из города дороги.

– Едут! Едут!

Журка привстал на цыпочки. Его сердце подпрыгнуло, заколотилось. А если он ошибся? Если это не Найдена?

Из ворот выехали всадники. Поднимая пыль, они помчались по большаку. Над их головами развевались пестрые ленты. Свадебный обоз…

Толпа зашумела. Журку стиснуло, толкнуло вперед…

– Едут!!!

Он вытянул шею и увидел Коснятина. Красивый, в коротком, отороченном мехом плаще из синего шелка, в высокой куньей шапке, на сером в крупных яблоках жеребце, посадник казался сказочным витязем. Подле него в крытой мехами телеге ехала невеста. Жемчужный ворот и голубые атласные рукава летника высовывались из-под небрежно накинутой на нее шубы, а с кокошника на белые щеки свисали гроздья жемчугов.

Сердце у Журки сжалось. Еще никогда Найдена не была так красива и так… Воришка не мог подобрать слов. Эта похожая на Найдену красавица была… мертва! Она улыбалась, но глаза оставались пустыми, словно выжженный луг. Эта Найдена уже никому не верила и ничему не удивлялась. Она готовилась стать послушной женой. И посадник никогда не узнает, что убилее в тот миг, когда надеялся осчастливить…

Журка вспомнил давний сон Найдены. Тогда она мечтала, что однажды нарядится в роскошные одежды и поедет по Киеву. Все будут любоваться ею, выкрикивать приветствия и снимать шапки… Сон сбылся, но она перестала мечтать.

Журка застонал. Боль рвала его на части. Найдена уходила, умирала, таяла, а он ничего не мог поделать! Теперь он понимал: в ночном кошмаре, что выгнал его из дому, он видел не сверкающую печенежскую саблю! Богатство и слава были той саблей! Нужно остановить ее, пока не поздно.

– Найдена! – надеясь перекричать восторженный гул толпы, заорал он. – Не делай этого! Откажись от него, Найдена!

Женщина в роскошных одеждах повернула голову. Услышала! Радость охватила Журку. Услышала! Сейчас она слезет с подводы, скинет дорогие наряды…

Неожиданно стало совсем тихо. Из-за него? Готовясь к отпору, Журка сжал кулаки и огляделся. Смотрели не на него – на дорогу. Вернее, на худую, ободранную девку с веригами на шее и растрепанными седыми волосами. Девка прыгала по грязи перед жеребцом посадника и что-то кричала. Он прислушался.

– Печенежскую потаскуху берешь! – вопила девка. – Найди Арканая! Он меня чести лишал, а эта глядела и ухмылялась! Потаскуха! Сестру мою убили! Убийца! – Она метнулась к Найдене. – Где Арканай?! По его указке милуешься? Или печенег бросил тебя, безродную сучку?

– Уйди! – Коснятин хлыстом огрел землю перед безумной.

Та задергалась и заплясала на месте:

– Дурак посадник! В дом змею вводишь. Ужалит в сердце! -и вдруг запела:

– Ах, как я веночек милому плела,

Ах, как я за милым по полю пошла,

Ах, да милый мой меня не пожелал,

Ах, да милый мой другую целовал,..

Посадник взмахнул рукой. Двое воинов подскочили к упавшей на колени кликуше, подняли ее и потянули ее прочь. Обоз двинулся дальше. Найдена больше не улыбалась. Ее лицо стало печально-настороженным. Что-то было не так…

Журка поймал брошенный на невесту задумчивый взгляд Коснятина. Почуяв тревогу жениха, Найдена подняла голову и вымученно улыбнулась. Тот сразу посветлел, вытащил из кармана горсть серебряных монет и швырнул в толпу.

«Торопится, – подумал Журка. – Еще не венчан, а уже кидает деньги. Спешит, словно чего-то боится».

– Арканай! Помни про Арканая! – Последний вопль безумицы смолк за восторженными криками.

Обоз выехал из города. Возница присвистнул на лошадей, те рванули, понеслись…

Журка принялся выбираться из толпы. Все… Он ничего не смог сделать.

– Пленные! Пленные!

Воришка обернулся. Вслед за обозом из города выходили рабы. Бывшие слуги и воины Святополка. По слухам, любой из них стоил не меньше пяти кун. Однако Коснятин не хотел смущать невесту, поэтому пленные шли за обозом, на большом расстоянии. Их руки были скручены веревками, а железная вязь тянулась сквозь ножные кандалы, соединяя их в одну длинную унылую цепочку. Пленники шли медленно, пошатываясь. Некоторые были ранены.

– Выродки! Звери! – завопил женский голос.

Из толпы полетело несколько камней. Кое-кто из рабов согнулся, другие втянули головы в плечи, только один повернулся и обжег кричавшую пустым злым взглядом.

– Горясер! – прошептал Журка. Щеки наемника заросли щетиной, одежда была изорвана, а плечо перетягивала коричневая от крови повязка, но Журка не мог ошибиться.

Горясер – раб Коснятина и Найдены?! Что будет, когда она узнает?! Надо что-то делать…

– Журка! Миленький! – Он узнал голос Марьяны.

Журка не хотел ее видеть. Не мог. Не сейчас… Пошатываясь как пьяный, он пошел прочь. Сначала пошел, потом побежал… Марьяна не догонит, и он понимал это, но все равно продолжал бежать.

«Найдена, Найдена, Найдена», – чавкала грязь под его ногами. Он бежал в Новгород.

Загрузка...