47

Новгородский посадник и сам не знал, почему заступился за безродную девку. Он не собирался этого делать. Ее судьбу решал Ярослав, но ее молящий взгляд и голос… Он не выдержал. Топор сам лег в руку и отразил направленный на девку удар. А дальше все было просто. Маленькая рука, такая маленькая, что он застыдился собственной неуклюжести, доверчиво легла в его ладонь, и само по себе вырвалось безрассудное: «Согласен, князь».

Нет, Коснятин не жалел, что согласился опекать сказительницу, просто боялся. Найдена пугала и завораживала его. Еще в Новгороде посадник зарекся держаться от нее подальше. Зарекся, а вспоминал до сей поры… Она походила на костер. Не то прирученное пламя, что в угоду человеку ровно горит в печи, а загадочное, вольное, которое то стелется по земле, ластясь к вымокшим сапогам, а то вдруг вспыхивает и огненной змеей рвется к небу, рассыпая вокруг яркие искры. Коснятин догадывался, что такова она будет и в постели. Ненасытная и страстная любовница, нежная и покорная возлюбленная, преданная и ласковая жена…

Он старался об этом не думать.

Ярослав разместил его людей в доме боярина Кнута. Коснятин давно знал маленького и трусливого боярина. За последние годы рост Кнута не изменился, но пузо стало круглее, а нутро трусливее. Он кланялся Ярославовым дружинникам, словно дворовый раб. Коснятин подозревал, что Кнут столь же усердно прислуживал людям Святополка, однако не отказался от предложенного на постой дома. Испуганную и дрожащую Найдену он привел туда же. Боярин сперва насупился – мол, безродную девку в горницу, – но, заметив угрюмую ухмылку посадника, смолк и быстро убрался прочь. Едва оказавшись в тепле и безопасности, Найдена свернулась калачиком на лавке и уснула. Даже не поблагодарила…

Посадник снял сапоги, отложил меч и растянулся рядом. Ему давно хотелось этого. С Новгорода… Немного иначе, но хотелось.

Он подвинулся ближе. Теплое дыхание спящей коснулось его щеки, завиток волос лег в протянутую ладонь. Захотелось впиться ртом в приоткрытые во сне девичьи губы, стиснуть мягкое тело, сорвать ставшую лишней одежду… «Господи, убереги от греха», – закусив губу, шепнул посадник.

– Князь зовет! – В дверь сунулось лицо младшего дружинника. Хитрые карие глаза обежали клеть, натолкнулись на два распростертых на лавке тела и понимающе сощурились.

«Балда! Если бы он хоть что-то понимал!» Коснятин цыкнул на любопытного парня и встал. Словно желая удержать его, Найдена зашевелилась.

Посадник взглянул на нее и грязно выругался. Глупо! Думать о нищей девке?! Дрожать от прикосновения к ней, жаждать ее тела – и не брать?! Глупо!

Посадник перекинул через плечо меч, заправил за пояс рубаху и открыл дверь. В сенях по углам жались дворовые девки Кнута. Хихикали…

Коснятин брезгливо повел плечами. Сотни раз он слышал такие стыдливо-зазывающие смешки, сотни раз видел горящие любопытством и надеждой глаза. Любая из этих «скромниц» пойдет за ним по первому зову и скинет исподницу[34] за ласковое слово, чтоб потом плакать и просить вечной любви. А коли не любви, так хоть денег, чтоб прикрыть позор и найти мужа поглупее и побогаче. Любая, но не та, что осталась в горнице на лавке…

Коснятин вздохнул и прошагал мимо хихикающих девок. Нет, он не будет думать о Найдене, но и не отпустит ее. Она останется с ним. До тех пор, пока он не разберется…

Загрузка...