Настанет время

ГЛАВА 8

Следующие несколько месяцев все было хорошо, — сказал мне Хэйвиг. — Однако я был очень осторожен. Например, я скрыл некоторые биографические события и точные даты. Более того я не стал раскрывать истинное предназначение хронолога, и Уоллис потерял к нему интерес. После этого я припрятал его. Если эти люди именно таковы, какими я хотел бы их видеть, они потом простят мне мои колебания и недоверие.

— Но что заставляло тебя тревожиться? — спросил я.

Он поморщился:

— О, сначала мелкие детали. Вроде общего стиля поведения Уоллиса. Хотя мне не удалось завести с ним более близкого знакомства, так как он сразу же переместился в будущий год. Представляете, какие возможности для контроля за своими подчиненными?

— Да, если во время его отсутствия подчиненные не устроят заговор.

Он покачал головой:

— Не та ситуация. В каждой эпохе у него есть верные сторонники, а кроме того, целый отряд преданных путешественников, которые постоянно курсируют во времени туда-сюда, контролируя положение вещей в любой точке пространства и времени.

К тому же, как можно устроить заговор с тупыми фермерами, рабочими, надменными солдатами и чиновниками? Да и с самими путешественниками? Ведь все они — разноязыкая толпа, не объединенная никакими общими интересами. Почти все они собраны из послесредневековой Западной Европы.

— Почему? Разве в других эпохах было меньше путешественников?

— Нет, не меньше. Просто в этом случае препятствием служит языковой барьер, культурное наследие. Трудности слишком велики, и результаты не оправдывают затраченных усилий. Путешествие в Иерусалим было только экспериментом. И, если не считать меня, результаты поиска оказались разочаровывающими.

В Ээрии официальным языком был английский, и каждый был обязан изучать его. Но, несмотря на это, я с трудом общался с обитателями замка. Дело не в том ужасающем акценте, с которым они говорили. Дело в том, что наше мышление было в корне различно. С моей точки зрения, все они были мошенниками. А я, с их точки зрения, был чистюлей, сосунком. Все они с подозрением относились друг к другу, следили друг за другом, каждого считали своим врагом. Как можно было объединить их?

И почему они должны были быть иными? Ведь им приходилось жить, как петухам, — в постоянной драке… Драка за лучшую пищу, за удобства, за слуг, за женщин для постели, за развлечения, за должность. Каждый из них обучался тому, к чему был способен. Наиболее умные занимали посты в администрации, наиболее сильные становились командирами отрядов воинов, остальные превращались в клерков. Меня стали тренировать на должность разведчика во времени. Хотя в целом поначалу мне не на что было жаловаться.

— Но все же тебе не понравились твои новые приятели, — заметил я.

— Почему? Некоторые понравились. Например, Уоллис вызывает симпатию своей целеустремленностью. Или его лейтенант Остин Колдуэлл, уже седой, но крепко сбитый, большой шутник, прекрасный наездник. Он любит выпить и знает много разных историй. К тому же он полон юмора и весьма дружески ко мне относится, что облегчило мое существование там в первое время. Рэйел Оррик, бывший ярмарочный маг, восхитительный старый мошенник, Джерри Дженнингс, английский школьник из 1918 года. И еще некоторые. И Леонса… — Он зачарованно улыбнулся. — Особенно Леонса…

Он только въехал в свои двухкомнатные апартаменты в замке, как тут же получил подарок. Леонса подарила ему медвежью шкуру и бутылку «Гленливета» из прошлого. Он не был уверен, что подарок вызван сердечностью, как не был уверен и в сердечности остальных, но ее манеры поражали Хэйвига еще больше, чем ее ужасный диалект. Жадный поцелуй всего через пять минут после знакомства, затем ее неприкрытое внимание… Но в то время Хэйвиг был занят обдумыванием более важных вещей и не обращал на это внимания. Он отказался от предложенной ему девушки. Этот обычай ему не совсем понравился. Это послужило еще одной причиной, чтобы согласиться на предложение Леонсы провести вместе выходной день.

Бандиты были давно изгнаны из близлежащих областей, и конные патрули постоянно следили за тем, чтобы они не появлялись вновь. Так что Можно было без охраны выехать в лес. Они взяли с собой пистолеты, но не для защиты, а скорее как знак принадлежности к привилегированной касте, которой разрешено иметь оружие.

Леонса выбрала дорогу, которая пролегала среди полей, дремавших под утренним солнцем. Затем они поехали по извилистой тропе и оказались в лесу, который всколыхнул в душе Хэйвига воспоминания о лесе Моргана. Запах свежескошенного сена смешивался с ароматами прелых листьев и сырого мха. Было тепло, но свежий ветерок шевелил листву и заставлял плясать солнечные зайчики в траве и на лице. Вверху между веток шныряли белки. Глухой звук копыт отдавался в тишине леса.

Но пути она расспрашивала его, и он с готовностью отвечал. Какой мужчина откажется рассказать о себе привлекательной женщине? Особенно когда для нее твое прошлое кажется непостижимым. Языковой барьер рухнул. Она была здесь недолго, всего год, если учитывать путешествия во времени, но уже сносно говорила по-английски, особенно сейчас, когда не была возбуждена. К тому же он привык к особенностям ее произношения.

— Значит, ты из Высоких Лет? — вздохнула она, наклонилась в седле и погладила его руку.

— Что ты называешь так? — спросил Хэйвиг. — Эпоху перед Судным Днем?

— О, это когда люди научились летать к Луне, звездам. — И он понял, что, несмотря на свои внушительные размеры, эта девушка совсем юная по возрасту. Ее раскосые глаза излучали свет, когда она смотрела на него. Они буквально светились под ее рыжими волосами, которые были сегодня аккуратно причесаны и затянуты лентами.

«Годы, когда мы сами себя осудили на смерть и подписали свой приговор», — подумал Хэйвиг. Но он не стад говорить этого.

— А ты, кажется, пришла из более благополучного времени, — сказал он.

Она улыбнулась, затем сразу сделалась задумчивой, потерла подбородок и долго смотрела на уши своей лошади. Наконец она сказала:

— И да и нет. Думаю, что и у тебя так же.

— Может, ты мне объяснишь? Я слышал, что ты из будущего, но больше ничего не знаю.

Она кивнула, и волны розового света прокатились по ее волосам.

— Примерно сто пятьдесят лет спустя. Народ гласьеров.

Когда они въехали в лес, стало невозможно передвигаться рядом. Она ехала впереди, а Хэйвиг — сзади, восхищаясь ее грациозной посадкой в седле. Она рассказывала, изредка оборачиваясь и посылая ему солнечную улыбку.

По ее описанию страны, где она родилась, он узнал гористую и красивую местность, известную ему сейчас как Гласьер и Уотертон-Парк. Сейчас ее предки находились где-то в восточной части, оттесненные ордами монголов, захватывающих пространства для своих стад. Уже сейчас они были больше охотники, чем фермеры, изредка грабили соседние племена, торговали мехами, кожей, шкурами. Пока что они не были объединены и жили замкнутыми кланами.

По со временем их численность и территория увеличатся, и тогда без твердой организации, без законов им не обойтись. Дикие люди перестают быть дикими, когда преимущества закона и порядка входят в их умы. Несомненно, их будущий вождь Ииджун Самаль, который начнет вколачивать новые понятия в головы своих соплеменников, разобьет при этом много голов.

— Когда я оставила свою родину, — говорила Леонса, — все уже было спокойно. Монголы ушли, и мой народ продолжал торговать и воевать с соседями. Причем все больше и больше начинал заимствовать от них. Как я узнала, через сотню лет после моего ухода гласьеры объединились с племенем Норвес-Юнион. Но я не хочу возвращаться к ним.

— Мне кажется, что здесь ты тоже ведешь довольно суровую жизнь.

— Могло быть и хуже. Да и не в этом дело. Я могла бы уйти и в другую эпоху… Вот мы и приехали.

Они привязали лошадей на небольшой лужайке. Вокруг них склонились деревья, шелестя листвой. В густой траве мелькали поздние одуванчики. Леонса распаковала пакет с провизией — огромное количество разнообразных фруктов я сэндвичей. Хэйвигу этого хватило бы на неделю.

Сначала они решили выпить и немного отдохнуть. Леонса села, прислонившись к стволу дерева, и разлила вино в серебряные стаканчики.

— Продолжай, — напомнил он. — Я хочу услышать о тебе.

Ее ресницы затрепетали. Он заметил легкие морщинки на носу.

— А, ничего интересного для тебя, Джек.

— Пожалуйста, мне интересно.

Она рассмеялась радостно. И все же история, которую она рассказала, была скорее печальной, чем веселой.

В роду Гласьер существовала традиция равенства между родами, которая никогда не умирала, либо возродилась в ту эпоху. Женщины, как и мужчины, ходили на охоту, участвовали в сражениях. Разумеется, существовала и некоторая специализация. Так, мужчины выполняли работу тяжелую, требующую физической силы, а женщины делали то, что требовало терпения, усидчивости. Кроме того, прерогативой женщин было то, что Леонса называла «скуллой», — предсказания, разгадывание снов, чтение и письмо, лечение некоторых болезней, изгнание злых духов. И еще… напускание тумана на глаза, наведение порчи.

Но никто из женщин не делал тайны из своего умения.

Ее отец был (или будет) воином по имени Вольфскин-Джем. Он погиб во время нападения враждебного клана Лафи. Его жена Онда вместе с детьми спаслась и нашла убежище в клане Донналь. Затем последовали годы войн и интриг. И только потом остатки раньянов нашли союзников и после кровопролитного сражения вернулись в свою страну. Леонса, шпионка во времени, играла ключевую роль в этой войне. И она неизбежно стала новой Скуллой Вахорна.

Сначала она внушала друзьям не ужас, а почтение. Она жила и развлекалась, как и все остальные юноши и девушки. Но постепенно дар выделил ее из всех, окружил благоговейным трепетом. И, обладая такой Скуллой, Вахорн приобрёл могущество среди других кланов.

А Леонса стала совсем одинокой. Все ее сверстницы выходили замуж, и постепенно она осталась одна с Ондой в старом вигваме Джема. У нее были любовники, как это принято среди незамужних, но ни один не просил ее стать женой словно она была нечто неприкосновенное, запретное. А затем даже любовники оставили ее. Нет, иногда они приходили, но приходили просить совета, а не наслаждения. Разочаровавшись в дружбе, Леонса стала требовать, чтобы ее брали в разбойничьи набега на соседей. В этих набегах погибали люди, и она уже не раз слышала, как ее соплеменники требуют, чтобы она заколдовала их от смерти. Ведь она наверняка может, ведь она же Скулла… или не хочет? Затем умерла Онда.

Вскоре прибыли разведчики во времени и нашли ее по слухам. Она с радостью и слезами приветствовала их. Вахорн больше никогда не увидит ее.

— О Боже, — Хэйвиг обнял ее плечи. — С тобой поступили так жестоко.

— Там было так хорошо: охота, игры, лыжи, песни. — Она выпила немного вина. — Я неплохо пою. Хочешь послушать!

— Конечно.

Она вскочила, взяла из сумки маленькую гитару и тут же вернулась.

— Я также играю на костяной флейте. Но не могу же я играть на флейте и петь. Вот песня, которую я придумала сама. Когда я была одинока, я все время придумывала песни.

К его удивлению, пела она прекрасно. И те слова песни, которые он мог понять, наполняли его трепетом.

— Ну как? — спросила она, окончив пение.

— Прекрасно, — ответил Хэйвиг. — А что еще ты умеешь делать?

— О, я умею читать и писать. Играть в шахматы. Конечно, здесь правила игры несколько отличаются от тех, что были у меня дома, но я быстро освоила их. Остин научил меня играть в покер, и я много выигрываю: И еще я умею шутить.

— Что?

Она улыбнулась и прижалась к нему.

— Я думала, мы пошутим после ленча, Джек, сладкий мой, — прошептала она. — Но почему бы нам не пошутить до и после? Мммм?

И вскоре, когда неописуемое наслаждение поглотило его, он узнал, что еще одно слово к этому времени изменило свой первоначальный смысл.

— Вот так, — сказал он мне. — Мы жили вместе, пока я не покинул ту эпоху… несколько месяцев. И это было восхитительно. Мне нравилась эта девушка.

— Но ты не любил ее?

— Н-нет. Думаю, что нет. Хотя что такое любовь? Впрочем, оставим это. — Он посмотрел в окно нашей комнаты. Там была ночь. — У нее был очень горячий характер, и она часто заводилась по пустякам. Еще больше ее злило то, что я не вступал с нею в ссоры. — Он потер усталые глаза. — Непохоже на мой темперамент, да, док? И к тому же я ревновал ее. Она спала со многими до того, как появился я. Она продолжала делать это и теперь, хотя и не так часто. Она просто не представляла, как это можно не лечь в постель с мужчиной, если он тебе понравился. Естественно, она предоставила мне такую же свободу относительно других женщин. Но… мне это было не нужно.

— Почему же она ни от кого не забеременела?

Лицо его исказила гримаса.

— Она потребовала, чтобы ее отправили в годы, непосредственно предшествующие Судному Дню. Отчасти для того, чтобы посмотреть, но главная ее цель была запастись противозачаточными средствами. Она хотела иметь детей, но только тогда; когда будет к этому готова. А до тех пор она хотела наслаждаться жизнью. Она так любила наслаждения…

— Но раз она все время оставалась с тобой, значит, между вами существовали какие-то узы, привязанность.

— Конечно. Я пытался разъяснить вам, что меня притягивало в Леонсе. Что же касается ее… трудно сказать. Хорошо ли мы знали друг друга? Да и насколько вообще могут узнать друг друга мужчина и женщина? Мои знания и интеллигентность возбуждали ее. Буду честным, пожалуй, там у меня был самый высокий уровень интеллектуального развития. А я полагаю, люди всегда чувствуют тягу к своим антиподам. Я вовсе не бел похож на какого-нибудь дикого горца или твердолобого наемника эпохи Ренессанса. — Он снова загадочно улыбнулся. — Тем не менее она подарила мне много радости, и я всегда буду благодарен ей за это и за то, что произошло потом.

Подозрения Хэйвига развивались постепенно. Он старался сопротивляться им, но они крепли, особенно когда он заметил, что здесь в разговорах стараются не касаться некоторых тем, не отвечать на некоторые вопросы. Остин Колдуэлл заметно терялся, когда Хэйвиг затевал беседы на запретные темы, а Рэйел Оррик старался перевести разговор на выпивку или, когда выхода не было, цедил неохотно: «Придет время, ты все узнаешь, сын мой». Другие же просто советовали ему заткнуться.

Он был не один в подобной изоляции. Но другие просто не обращали внимания на это, и только юный Джерри Дженнингс как-то воскликнул: «Клянусь Богом, ты прав!»

То же самое сказала и Леонса, правда, в более крепких выражениях и сразу же постаралась оправдать этот заговор молчания: «Мы с Конрадом появились в одно время. А ты еще раньше».

— Я пробудил ее любопытство, и она нашла свои методы удовлетворить его. О, совсем не то, что ты думаешь, док. Нет, она просто воспользовалась тем, что могла перепить любого и, споив того или иного мужчину, начинала выпытывать у него все, что ее интересовало. А по ночам, хихикая, как нашкодившая школьница, она рассказывала мне о том, как проникла в самые запретные тайны Ээрии, проскользнула в самые различные периоды времени ее существования, чтобы узнать, вынюхать.

— Насколько я могла понять, — сказала она, — Уоллис просто боится, что ты и подобные тебе возмутитесь, — когда увидите, что делают его агенты в некоторое время и в некоторых местах.

— Впрочем, я и сам пришел к такому же выводу, — сказал Хэйвиг. — Я видел ранние века и знаю, какие люди рождались в них. Путешественники ничем не отличаются от людей их времени. То, что они приходят сюда, не меняет их природы.

— Судя по всему, тебя будут постепенно вводить в курс дела, — уверяла его Леонса. — А от меня все это скрывали только потому, что я с тобой.

— Ты имеешь в виду, что примиришься со всем этим?

— А что? Иногда приходится быть жестоким. Разве люди твоего времени не такие?

И он с болью вспомнил свое время, его бесчеловечные деяния: жестокую эксплуатацию коренных жителей в колониях, изгнание индейских племен с их исконных земель и многое другое.

Леонса простодушно продолжала:

— Слабых всегда притесняют и угнетают, если только им не повезет и кто-либо сильный не встанет на их защиту. Если бы я была бессмертна, я никогда не убила бы ни одного животного, даже для пищи. Во я умру. Значит, я тоже в игре. И ты тоже, мой дорогой. Так давай же играть так, чтобы получать выигрыш.

Он долго раздумывая над этими словами.

— Во всяком случае, — сказал он, и в голосе его я услышал горечь, — я еще раз убедился, что золото лучше, чем дерьмо.

— И то, что цель не всегда оправдывает средства, — заметил я. — Иначе говоря, совершенства достигнуть невозможно. Хотя в реальном мире всегда можно выбрать меньшее из зол. Хотя как врач могу сказать, что иногда выбор очень труден. Например, чтобы избавить пациента от неизлечимой мучительной болезни, кажется милосердием дать ему яд. Но продолжай, пожалуйста.

— Мне показали эпоху Маури, чтобы я сам мог убедиться, что их лидеры стали тиранами и делают все, чтобы остановить прогресс. Правда, это был переходный период, и мне пришлось согласиться, что когда гегемония Маури начнет распространяться по всему миру, нам надо будет вмешаться, остановить рост их могущества и обусловить возврат к прогрессу.

— Разумеется, не открыто, — возразил я, — так как человечество не будет готово воспринять ваше появление.

— Конечно, конечна Нам придется ждать целые столетия, пока мы не станем достаточно сильны для такого вмешательства.

— Леонсе разрешили путешествия в будущее?

— Да. Уоллис благоволил к ней. Она много рассказывала мне о том, каких высот достигла будущая цивилизация. Правда, она не была уверена, что это и есть прогресс. Она говорила о воздушных кораблях, о дирижаблях с электромоторами, ранчо в океане, солнечных батареях, широком использовании бактерий для изготовления топлива, развитии теоретических и прикладных наук, особенно биологии.

Он остановился передохнуть, и я вставил вопрос:

— Неужели именно в таких выражениях рассказывала тебе обо всем твоя дикарка?

— Нет, нет. Ее впечатления были более общими. Но она, как охотница и шаманка, прекрасно умела наблюдать и делать выводы. Она могла проследить общий ход событий. Я понял, что люди будущего, достигнув одной высоты, не поспешат к следующей. Они не будут совершенствовать своих достижений, только расширят сферу их применения.

Вряд ли это подходило Уоллису с его стремлением к постоянному совершенствованию, к идеальному обществу. Общество быстро двигалось к своей последней, как мне показалось, стадии — регрессии, всеобщей жестокости. Агенты Ээрии еще не создали достаточно мощной организации и потому не рисковали проводить детальных исследований. К тому же они не понимали, что лежит за всем этим. Все казалось достаточно мирным, спокойным, но непонятным. По опыту своих редких путешествий в будущее я уже готов был поверить Уоллису.

— Что это было за общество? — спросил я. — Ты можешь мне что-нибудь сказать?

— Очень немного. У меня не было времени. Странно звучит, не правда ли? Но это так. Не забывайте, что я это делал почти в секрете от всех.

— Насколько я понимаю, твои путешествия в будущее не уничтожили скептицизма в отношении целей Уоллиса? — спросил я внешне спокойно, но испытывая волнение.

Он пробежал пальцами по волосам.

— Подумайте, док. Вспомните таких высокоинтеллигентных людей, как Бертран Рассел и Герберт Уэллс. Они совершили путешествие по сталинской России и по приезде домой заявили, что там, конечно, как и везде, есть свой проблемы, но они в основном обусловлены чисто внешними факторами и при доброй воле правительства могут быть успешно решены. И, конечно, будут решены. Однако не забывайте также, что их проводники послушно следовали инструкциям Кремля и показывали только то, что иностранные визитеры не смогли бы неправильно, с их точки зрения, интерпретировать. — Улыбка его не была приятной. — Может, проклятие всей моей жизни и состоит в том, что я потерял желание верить.

— Значит, ты не веришь в то, что Ээрия принесет миру пользу? И ты думаешь, что у Маури тебе показывали только нетипично плохие черты цивилизации?

— Не совсем так… Все зависит от интерпретации. А вот вам пример…

В одном из своих походов в будущее он сумел познакомиться с неким сверхсекретным документом. В нем говорилось, что ученые Хиндурая разработали водородный генератор, который покончит с извечной нехваткой горючего на Земле. Однако правительство Маури сделало все, чтобы об этом открытии не стало известно народу. Мотивом служило то, что такой генератор послужит возрождению машинной цивилизации, а Земля не вынесет второго такого удара.

И все же в будущем цивилизации Маури Хэйвиг видел огромные бесшумные машины, видел людей, животных, свежую траву… и чистый воздух.

— Были ли социологи Ээрии искрении в своей вере? Или же они просто старались сохранить свое положение? Или и то и другое? Или ни того ни другого? Или что? И несет ли людям добро это будущее? Откуда я могу знать?

— А ты спрашивал своих компаньонов? — спросил я.

— Конечно. Во-первых, Остина Колдуэлла, честного человека, твердого, как те индейцы, которые охотились за его скальпом.

— Что же он сказал тебе?

— Он посоветовал прекратить задавать свои дурацкие вопросы и во всем довериться Сахэму. «Сахэм уже сделал очень много, не так ли? Сахэм все изучил и все обдумал. Он не считает, что знает все, но для этого у него есть мы. Он пользуется нашей объединенной мудростью и ведет по правильному пути…»

Я извинился и вернулся в Ээрию вместе с ним.