Наследник огня и пепла. Том VIII. Золотой Змей

Глава 21 Кровь на клинке

Я остановился в тридцати шагах от хирда долгобородов, не дойдя пяти шагов до Ана. Его доспехи из пластин, каждая с со своим, тонко выполненым узором, блестели в тусклом свете утреннего солнца. Шлем, больше похожий на корону, насколько я мог понять, с гальдстафами мастера-кузнеца, венчал его голову, а за спиной шагал Хогспор с «боевой лопатой» в руках. Боевая песнь долгобородов не умолкала — куплетов в ней, похоже, было не меньше, чем в балладах караэнских работяг. Всё вместе выглядело… величественно. Ан смотрел на меня — не враждебно, но с холодной настороженностью, как кузнец, оценивающий подозрительный железный слиток.

— Ан, старый друг, — начал я, показывая ладони в жесте мира. Голос мой был громким, чтобы он услышал, но мягким, почти ласковым. Почти. Я давно привык, что несу угрозу. Мои слова, как ветер над пеплом, всегда таили намёк на опасность. Осторожно подбирая их, я продолжил: — Не думал, что увижу тебя здесь, среди знамён моих врагов. Помню, как мы плечом к плечу брали стены Ченти. Кровь текла рекой, но мы были на одной стороне. Соратниками. Я даже называл тебя другом. Что изменилось?

Ан замер, его глаза под шлемом сузились. Молчание длилось недолго — ровно столько, сколько нужно, чтобы искра вспыхнула пламенем. Затем он ударил кулаком по нагруднику, и резкий лязг металла раскатился вокруг, словно молотом ударили по рельсе.

— Люди! — рявкнул он, перекрывая гул хирда. — Все вы — подлые псы, что грызут кости клятв, пока не проголодаются! Ты смеешь говорить о Ченти, Магн? О дружбе? Где были твои слова, когда твои сородичи жгли наши шахты ради жалких крох руды? Где была твоя честь, когда гильдейцы Караэна обещали защиту, а потом бросили нас умирать от голода и продавали клинки из нашей стали нашим же врагам?

Я чуть склонил голову, не отводя взгляда. Пусть выговорится — ярость долгобородов как раскалённый металл: если не раздувать под ней огонь, она остынет. Но он замолчал. Сохраняя тлеющую ярость внутри. Берег её для боя. Плохо. Что-то прямо совсем никуда не годится. Пришлось мне заговорить снова:

— Ты прав, Ан, — сказал я без тени насмешки. — Люди лгут. Люди предают. Я видел это чаще, чем хотел бы. Но разве не ты говорил, что долгобороды выше этого? Что ваши слова высечены в камне, а наши — на песке? А теперь ты здесь, с теми, кто плюёт на твои шахты и могилы предков. Итвисы хотя бы чтили древние клятвы. Караэнцы не друзья тебе — они используют вас, как деревянный молот, что бросят в огонь, когда он треснет.

Ан шагнул вперёд, сжимая кулаки. Бицепсы вздулись так, что кольца кольчуги скрипнули. Его борода, густая и чёрная, задрожала от показного, наигранного гнева. Но глаза блестели холодной, равнодушной злобой — как острия арбалетных болтов, нацеленных мне в грудь.

— Камень? — прорычал он. — Наш камень трещит от ваших лживых языков! Вы, люди, клялись нам в дружбе век за веком, а потом торговали нашими жизнями, как скотом! Помнишь Ущелье Крови? Вы обещали припасы, а прислали ржавые клинки и гнилую похлёбку! Помнишь Скалу Песен? Вы вырезали наших старейшин за отказ делиться рудой и назвали это «справедливостью»! Мы держали слово, пока могли, Магн, но ваши клятвы — ветер в пустоте мертвых тоннелей!

Он сплюнул на землю. Хирд загудел, подхватывая ярость вождя — топот ног и лязг алебард отозвались эхом. Я молчал, растерянный. Я не понимал, о каких обидах он говорит. Скорее всего, и не знал их. Мы, люди, склонны забывать.

— Теперь мы берём то, что можем, и как только можем! — продолжал Ан, ткнув пальцем в мою сторону. — Караэнцы дали нам золото, сталь и месть. Они подлые, да, но их подлость — открытый вегвизир. А вы прячете нож за улыбкой! У толстых гильдейцев этот нож в руках. А когда ты задумал пырнуть нас, Магн? Если старые обещания ничего не стоят для вас, людей, почему мы должны гнить в верности, как дураки? Долгобороды больше не верят — мы сами кузнецы своей судьбы!

Я выслушал его, не шевелясь. Ветер трепал мой плащ, а Гвена за спиной тихо хмыкнула. Явно готовясь сказать гадость. Демоница чуяла неизбежную кровь. Я поднял руку, останавливая её. Ан был прав в одном — люди предавали их чаще, чем держали обещания. Но я видел и другое: долгобороды, сломленные гордостью, сами лезут в ловушку.

— Ан, — сказал я медленно, пробуя каждое слово на вкус, — я не виню тебя за гнев. Камень трескается, если бить его слишком долго. Но подумай: Караэнцы дали тебе золото, а что потом? Они выжмут ваши шахты, как лимон, и оставят гнить в пыли. Ты говоришь о подлости людей, но разве не подлость бросить старого друга ради новых хозяев? Мы с тобой делили хлеб под стенами Ченти. Я не забыл этого. А ты?

Ан стиснул зубы, и на миг показалось, что он выхватит кирку и ударит. Его грудь тяжело вздымалась, кулаки дрожали. А потом он сказал:

— Они отдали нам Орлиное Гнездо, Магн Итвис. Древнюю крепь наших пращуров. Теперь оно наше, как и фермы вокруг. Это дороже твоей дружбы. Дороже любой дружбы. И чести.

Последние фразы он произнёс тише, но я разобрал. В его голосе мелькнуло сомнение, и я попытался раздуть его, как угли костра, осторожно выбирая слова.

— Вот как? И там уже стоит твой гарнизон? Или в Орлином Гнезде по-прежнему сидят люди, у которых своё мнение на ваши сделки с гильдиями Караэна?

Ан замер. Так и есть. Долгобородов легко обмануть — они привыкли исполнять свои обещания. Да, они поднаторели в торговых делах, но наглая ложь застаёт их врасплох. Я развил успех:

— Я никогда не обещал вам того, что не могу дать. Караэн богат. Хотите ткань? Будет. Мясо? Легко. Хотите, каждую неделю десяток телег с хлебом…

Ан перестал слушать. Он демонстративно отвернулся, глядя на хирд — крайняя степень неуважения. Так он не увидит знаков руками, что по обычаю долгобородов сопровождают их речь. Оскорбление, как зажать уши. Я замолчал. Ан повернулся обратно, шагнул ближе и произнёс почти шёпотом, но с горечью:

— Хлеб? Ваш хлеб гниёт, Магн, как ваши слова. Ты можешь быть лучше других, но ты — человек. А люди всегда выбирают себя. Мы устали ждать, пока вы вспомните о нас. Теперь мы берём своё — и пусть камень рухнет на нас всех, если так суждено.

Он махнул рукой, и хирд загудел громче, готовясь к бою. Разговор был окончен. Я отступил к Коровке, чувствуя, как тяжесть его слов оседает в груди.

— Я бросаю тебе вызов, Ан, что ведёт Инсубров! — крикнул я так, чтобы услышали бородатые бойцы. Ближайшие ряды притихли. Приятно знать чужие обычаи. Долгобороды любят решать конфликты поединком. И они верны слову…

— Я отвергаю вызов, — ровно ответил Ан, сбрасывая мой козырь, легко, как крошки с рукава. Хирд загудел одобрительно. Я не удержал лицо — увидев моё удивление, Ан улыбнулся в бороду. — Мы куём будущее наших детей, человек. В таких вещах нет места гордыне. Кто знает, вдруг ты выстоишь против моего бойца? Или выставишь не хуже?

Он стрельнул взглядом на Гвену.

— Отведи своих людей, Магн, — вдруг сказал Хогспор громко и спокойно. Приходилось прислушиваться, чтобы разобрать его слова. — Тогда между Итвисами и Инсубрами не будет крови. Наш договор с Караэном таков: Горящий Пик в обмен на Орлиное Гнездо. Отдай замок и уводи армию. А потом вернись.

Вот она, хвалёная предусмотрительность долгобородов. Они выверяют формулировки. Если так, ещё не всё потеряно. Я помнил, как рыцарям королевств пришлось обломать зубы о хирд вполовину меньше этого. Я убью об него слишком много людей… Пусть подавятся Орлиным Гнездом — оно и не моё. Ополчение Караэна тоже долго не выдержит — люди захотят домой. Неделя, может меньше. Но смогу ли я потянуть время? Где взять припасы? Грабить контадо Караэна? Сегодня мои привыкшие к разбою пехотинцы возьмут укрепленный городок, а завтра под стенами соберутся три тысячи злых горожан. Увести мою армию назад? Путь, по которому она пришла, — череда разграбленных хуторов. Сколько у меня запасов? На неделю, две? Или на дни?

Без Горящего Пика у гильдейцев есть шанс перетерпеть меня. Хотя… Опасаться надо не их, а Джэвала. Этот гад изобретателен…

Мысли проскакали в голове, как табун лошадей. Вдруг Ан рассмеялся. Посмотрев на него, я понял, что он глядит мне за плечо.

— Мой сеньор, меч, что вы просили, — пробасил Сперат. Вот на что смотрел лидер Инсубров. Я не удержался и тихо выматерился на русском. Сперат выбрал худший момент.

— Ты надеялся подкупить меня этим? — в голосе Ана звенело показное веселье, но брови сошлись в гримасе неподдельной ярости. — Если бы мой клан хранил такой мусор, у нас был бы арсенал не хуже караэнского! Вот как часто ко мне приходят лжецы, предлагая «меч Стража Гор»! Давай, Магн Итвис, скажи свою ложь вслух!

— Это просто подарок, — я растерялся от его напора. Он схватился за рукоять боевой кирки заткнутой за его поясом и шагнул ко мне. Теперь я был уверен, что он ударит. Но, может, это мой шанс? Что будет, если я убью Ана? Будь он предводителем людского отряда, это вычеркнуло бы их из боя — люди бы разбежались или замешкались, перестраивая связи. В любом случае, в битве этот отряд бы участие не принял. Нет, с долгобродами так не сработает. Они продолжат начатое. Это ничего не изменит. Мне нужен ритуальный поединок с конкретной ставкой. Я вздёрнул подбородок:

— Я нашёл этот меч в подземельях Таэна. Вырвал из лап чудовища. Хотел подарить его тебе, ибо мне показалось, что он связан с твоим народом, Ан из клана Инсубров. А ты оскорбляешь меня в лицо. Ты недостоин своих предков!

Большего оскорбления я сходу придумать не смог. Были варианты про его мамку, но Ан не дал мне шанса. Он фыркнул и отступил. Несколько шагов пятился спиной, а затем развернулся и скрылся за щитами хирда — не углубляясь, впрочем, в строй. Хогспор, напротив, остался на месте. Он заговорил, пытливо заглядывая мне в глаза. Прямо как человек.

— Подумай над моими словами. И поверь — отступи сейчас, и мы, возможно, не станем врагами. Большими, чем обычно люди и долгобороды. А может, ты, Магн Итвис, ещё найдёшь в нас друзей. Ты ведь так ищешь нашей дружбы? Так отступись…

Хогспор. Эта бородатая скотина сразу мне не понравилась. Слишком много в нём человеческого. Нахватался худшего. Ставлю ченти против дуката, это его хитрый план тут воплощает Ан. Сначала выдоить гильдейцев, встав на их сторону против меня, а потом перекметнуться ко мне в обмен на… да на всё, что я смогу предложить, и ещё немного сверху. И, похоже, я сделаю, как он сказал. Меня захлестнула волна бешенства — незамутнённое раздражение, почти незнакомое по прошлой жизни. Как будто в говно наступил. Гнев без последствий. Остро захотелось разрубить кого-то или разбить что-то. Или наоборот.

Сперат все это время вежливо протягивал мне бронзовый меч рукоятью вперёд. Не сдержав вспышку ярости, я выхватил его из рук. Древнее оружие было всё ещё острым — я чудом не отхватил Сперату пальцы. В первый момент, схватив меч и глядя на Хогспора, я не знал, что хочу сделать, но, вспомнив удивительную прочность этой штуки, придумал кое-что получше. Сделал несколько быстрых шагов к Хогспору и поднял меч, держа его вертикально, лезвием вниз. С удовольствием наблюдал, как долгобород испуганно отшатнулся и закрылся своей «лопатой». А затем я вогнал клинок в землю. Древняя бронза не подвела — вошла, как лом в глину, даже лучше. Почти провалилась в почву долины Караэна, оставив над землёй сантиметров двадцать до перекрестия гарды. Всё остальное ушло под землю. Хогспор запоздало отпрыгнул в сторону. Мелкая месть, но я выпустил пар. Ко мне даже вернулась способность рассуждать. С весёлой злостью я крикнул:

— Эй, Ан, ты забыл свой подарок! — и начал пятиться назад. Да, это постыдное поведение. Мне не подобает выказывать страх. Надо развернуться спиной, гордо уйти. Но у долгобородов чертовски хороши арбалеты, а мне однажды прилетело в спину арбалетным болтом — масса неприятных воспоминаний, повторять не хочу. Сперат, умница, сориентировался и заторопился прикрыть меня щитом. Но ещё до того, как он успел, Ан вынырнул из хирда, растолкав щитоносцев. Нагнулся и с натугой вытащил меч из земли. Демонстрируя свою силу. Затем крикнул на подгорном:

— «В следующий раз я отдарюсь с той же честью!»

Видимо, шутка для своих — долгобороды вокруг одобрительно захмыкали. Ан издевательски помахал мне одной рукой, небрежно держа бронзовый меч другой — в кольчужной рукавице, ниже рукояти, прямо за клинок. Меч был слишком длинным для него, чуть выше его роста, поэтому он предусмотрительно схватился так. Но он не знал, насколько древнее оружие острое и твёрдое. Несколько колец кольчуги лопнули — я услышал треск, а затем увидел, как по зелёной патине покатилась капля крови. Самодовольно ухмыльнувшись этой маленькой мести, я отвернулся, собираясь гордо уйти к Коровке.

А потом замер и обернулся. Нашёл взглядом Ана. Хирд за его спиной шумел — они, как и люди, чувствовали, что я проиграл. Хогспор осторожно молчал, зато небрежно махнул в мою сторону рукой и отвернулся, демонстрируя крайнее пренебрежение. А вот Ан… Ан застыл. Он, как и я, смотрел на зажатый в руке меч. Странно. Я видел, как под зелёной патиной внутри клинка разливалось мощное, насыщенное сияние магии — как расплавленная бронза, текущая по жилам оружия. Он этого видеть не мог. Значит, он что-то чувствовал.

Ан схватился за меч обеими руками — прямо за лезвие — и сдавил. Раздался хруст. Я испугался, что он сейчас отрежет себе пальцы, но нет. На землю посыпались лишь прорубленные кольца кольчуги, звеня, как монеты. Сам Ан отделался глубокими порезами. Его кровь потекла по бронзе, и от клинка начало исходить ровное, мощное сияние — словно световая сабля из «Звёздных войн», воплощённая в форме древнего меча. Магия проникала в Ана — я видел, как засветились вены на его шее, а затем глаза, вспыхнувшие янтарным огнём. Это тоже никто видеть не мог. Однако, долгобороды явно что-то почувствовали. Хирд замер, а затем из рядов донёсся изумлённый ропот, переходящий в низкий гул. Кто-то выкрикнул что-то на подгорном, и несколько щитов дрогнули, будто бойцы невольно отступили на шаг.

Наши с Аном взгляды встретились на одно мгновение. Потом он отвернулся, перехватил древний меч за рукоять, поднял над головой и крикнул страшным, гулким голосом, от которого задрожала земля под ногами:

— Карг дар град Харгримр!

«Кровь пробуждает Харгримра» — так бы это звучало на человеческом. Наверное. Я не силен в подгорном. Не понимаю и половины слов, и совсем не знаю жестов. Но эту фразу я откуда-то знал. Зато я не знал, кто или что такое Харгримр — бог, предок или древний дух клана Инсубров, — но в этом крике было что-то первобытное, как зов гор, проснувшихся после веков сна.

Я стоял, не в силах отвести взгляд. Этот меч… Я не вырвал его из когтей твари в Таэне, как соврал Ану. Я нашел его среди отложений трупов. Достал из глубин, где магия смерти сочилась из стен, как яд. Тогда он был просто оружием — острым, прочным, но мёртвым. А теперь? Что-то в нём ожило. Может, кровь Ана — ключ? Или это эхо тех клятв, что Инсубры дали моим предкам, о которых я даже не знаю? Что это за меч на самом деле? И что я разбудил, отдав его Ану?

Хирд затих. Гул и ропот смолкли, будто кто-то перекрыл пылающий горн. Ан медленно опустил меч, всё ещё держа его за рукоять. Сияние не угасало — оно пульсировало, как сердце, отражаясь в его глазах, теперь похожих на раскалённые угли. Он сделал шаг к своим, и ряды долгобородов расступились — не резко, а плавно, словно вода перед камнем.

Я смотрел, как он идёт вдоль строя. Щиты опускались, алебарды клонились к земле. Лица под шлемами, обычно каменные и суровые, дрогнули — брови поднимались, губы сжимались, глаза расширялись. Они не говорили ни слова, но я читал их позы: спины, привыкшие к тяжести доспехов, чуть сгибались, будто перед чем-то большим, чем они сами. Руки, сжимавшие оружие, расслаблялись, пальцы дрожали.

Ан протянул меч вперёд, держа его горизонтально. Ближайший долгобород — седой ветеран с лицом, изрезанным шрамами, — медленно поднял руку. Его пальцы коснулись клинка, но тут же отдёрнулись, как от огня. За ним другой — молодой, с недлинной бородой, — повторил то же, и его ладонь задрожала, едва коснувшись бронзы. Они окружали Ана, смыкаясь вокруг него, как листья вокруг водоворота. Один за другим долгобороды тянулись к реликвии, осторожно, почти благоговейно, но каждый в последний момент отводил руку, будто меч обжигал его.

Ан не смотрел на меня. Его взгляд был прикован к мечу, к крови, что всё ещё стекала по лезвию. Хирд молчал — ни криков, ни песен, только тяжёлое дыхание и тихий звон доспехов. Они что-то поняли. Я угадал. Для них это не просто оружие. Это их прошлое, вырванное из легенд, ожившее в руках их вождя. Но я, похоже, не понимал насколько это для них важно.

Я развернулся к Коровке, чувствуя, как холод пробирает спину. Что бы ни пробудилось в этом клинке, оно больше не моё. Да никогда и не было. И все, чему меня научила жизнь, подсказывало — переговоры окончены. И сейчас лучше оказаться на коне.