— Сперат! Ко мне!
Он подъехал чуть ближе — метра на полтора, не больше: Коровка мог укусить соседнего коня. Настроение у него было как раз задорное, подходящее для такой выходки. Понятливые конюхи тут же спешились и бросились к морде моего боевого коня, готовясь вцепиться в сбрую. Он фыркнул, глянул мне в глаза, как бы спрашивая разрешения на маленькую драку. Он, в конце концов, уже усвоил, что мне не нравится, когда он калечит конюхов. Но это не отменяло возможности немного повалять их по земле.
Я натянул поводья, давая понять, что сейчас надо стоять смирно. Резким движением кисти отослал слуг прочь и сам ногами подогнал Коровку ближе к Сперату. Заглянул в глаза своему оруженосцу — для этого пришлось откинуть забрало и задрать подбородок. Его лошадь уступала Коровиэлю всего десяток сантиметров в холке, а вот сам Сперат был выше меня значительно.
— Оставьте нас! — бросил я остальным.
И подождал.
С тем же успехом можно было пытаться разогнать воду в бочке по углам. Броуновское движение вокруг не утихало ни на секунду. Ко мне тут же подъехал Джевал с предложением организовать лучников. Теоретически, арбалетные болты могли достать до летающей страхолюдины — было трудно точно оценить её высоту. Я согласился, и только потом осознал, что зря отдаю столько власти этому человеку.
Я ещё смотрел ему вслед, когда Сперат тихо сказал:
— Надо выручать Элю.
Я раздражённо повернулся к нему. Он выдержал мой взгляд спокойно. Я начал медленно считать до десяти, чтобы не сорваться.
А то я не знаю.
Но даже это мне не дали доделать — сквозь всадников прорвались маги.
Именно прорвались — мои латники угрюмо преграждали им дорогу лошадьми, бросая на меня вопросительные взгляды.
— Пропустить! — рявкнул я, видя, что «студенты»-охранники — взрослые мужики с щучьими лицами и холодным взглядом — уже готовятся к драке.
В итоге ко мне пропустили только лекторов.
Ректор Бруно Джакобиан. Фарид. И, неожиданно, Катамир, сын покойного Эфеста. Каас Старонот, похоже, остался на стене.
— Примите наше восхищение вашей отважной вылазкой, сеньор герцог, — вежливо сказал Фарид и тут же перешёл к делу. — Я, тем временем…
— Ректор Бруно! — перебил я декана факультетов грёз, водных чар и естественных наук, обратившись к ректору.
Мне не понравилось, что Фарид обращается через голову своего начальника. Которого, между прочим, я сам и поставил. Людям иногда нужно напоминать, кто тут главный. Они, как дети, любят испытывать границы дозволенного. Только бед от них, как от взрослых.
Напомнив о субординации, я не придумал ничего лучше, чем добавить:
— Коротко и по делу.
— Декан Фарид хочет предложить вам способ борьбы с этой напастью. Выслушайте его, сеньор, — сухо ответил Бруно.
Я присмотрелся к нему внимательнее. Он провёл слишком много времени на болотах — и это его изменило. Добродушное раньше лицо заострилось, мягкий взгляд стал твёрже. Теперь он напоминал своего отца.
Фарид снял шапочку декана, наклонил лысую голову и уставился на меня исподлобья. То ли мелкая месть, то ли формальность.
Меня кольнула игла ярости, но я почти физическим усилием заставил себя оставаться спокойным. И медленно кивнул, разрешая говорить. Всё же досчитал до десяти. Быть диким, опасным и вспыльчивым — удивительно легко, если тебе за это ничего не будет. Постоянно кажется, что к тебе относятся недостаточно уважительно. Это люто, бешено раздражает. Коровка почувствовал моё настроение и обманчиво медленно потянулся мордой в сторону Фарида. Я натянул поводья. Скорее всего, раздражительность вызвана тем, что я в состоянии близком к панике. Я не знаю, что делать. Эта проблема даже теоретически не решается удачным ударом копья. Я чувствовал свою слабость и, как раненый вожак в группе шимпанзе, интуитивно скалил зубы. Поняв это — неожиданно успокоился.
Пока я обуздывал свой нрав, смысл того, что Фарид выпалил скороговоркой, от меня ускользнул.
Может, домой съездить? Вина выпить, с сыном поиграть? Война ведь от меня никуда не денется. У меня такая должность.
— Повторите, декан Фарид, — попросил я ровным голосом.
Он бросил на меня привычно насмешливый взгляд — как на туповатого студента. Но тут же спохватился, опустил глаза и начал заново:
— Я говорил о Кокум Тифоне…
— Пожиратель миров⁈ — перебил я.
По спине пробежал холод. Я едва сдержался, чтобы не вздрогнуть, как кошка, попавшая под капли воды.
— Это… Вульгарное название, но да, — Фарид одобрительно кивнул, будто студенту, который наконец-то дошёл до сути. — Предвидя сложности, я взял на себя смелость обратиться к господину Катамиру…
— Он не действует на нежить, — сказал я, не дожидаясь окончания. — Брезгует.
— Слава Вечной Тьме! — вырвалось у Катамира.
Он испуганно оглянулся и быстро поправился:
— То есть, Свету Императора, конечно! Я не перестаю объяснять уважаемым мужам, но они угрожают мне…
— Вам следовало не отстраняться, а стать частью университета, как ваш отец! — резко оборвал его Бруно. — Тогда бы мы больше ценили ваши знания, имея перед глазами доказательства их применимости!
После этой отповеди Бруно шагнул ближе ко мне. С опаской посмотрел на бьющего копытом в землю Коровку. Поправил очки — крохотные стёклышки в массивной роговой оправе. Очень похожие на те, что носил Нычка. Достал блокнот — прошитые серые листы. Это я ему посоветовал. А то бы всё таскал с собой свитки.
— Очень жаль. Это было наше самое эффективное оружие. Проблема в том, что на нежить не действуют и большинство других заклятий…
— Сеньор Бруно, оставьте рассуждения для более спокойного времени, — перебил я. — У вас есть конкретное предложение?
Бруно полистал блокнот и тяжело вздохнул.
— Нет. Разве что… взять пару ваших рыцарей с талантом повелевания воздухом, сделать для них крылья, которые они смогут наполнить ветром, и отправить…
Он посмотрел на далёкую тень в сумраке.
— Облить маслом. Возможно, усилить эффект огненными рунами… Но…
— Даже если получится, это займёт больше времени, чем у нас есть? — уточнил я.
Бруно развёл руками.
— Простите, сеньор Магн. Возможно, мы…
— Начните, — велел я. — И продолжайте думать. Посоветуйтесь с Каасом. Но времени мало. Действуйте без моего одобрения — только если не решите призвать очередного Пожирателя, чтобы скормить ему половину контадо!
Взмах руки, не терпящий возражений. Маги вежливо, но с достоинством поклонились и поспешили прочь. А ко мне уже шли новые делегации — пешие и конные.
Я взглянул на солнце. До вечера оставалось ещё несколько часов.
— Сперат, за мной. Самое время перекусить.
И я позорно бежал с поля боя — под защиту жениных юбок.
С одной стороны, после адреналина на меня напал зверский голод. С другой — похоже, только в стенах поместья мне удастся поговорить со Сператом наедине.
У местных есть присказка: «В Караэне можно сохранить в тайне только две вещи — свои мысли и слова, сказанные в надёжные уши. Но только если первое ты спрятал в голове, а второе сжёг на погребальном костре.»
Врут, конечно. Подозреваю, некроманты могут выудить что-то и у трупа. Тем не менее, меня не переставало поражать, с какой скоростью в этом городе разносятся новости.
Нам потребовалось не больше получаса, чтобы обогнуть стены и въехать в Караэн со стороны Военных Ворот. Мы ехали на рысях, довольно быстро, хотя по улицам и дороге тянулись беженцы. Их было немного. Большинству живущих в Старом городе было куда идти, но они предпочли остаться. Уходили приезжие — слуги и разнорабочие. Как бы ни был пугающим ужас под Вуалью, караэнцы не хотели бросать родные камни.
И вот мы буквально прискакали к поместью Итвис. А нас там уже ждали.
Вот как? Кто-то заметил нас со стены, сорвался и прибежал предупредить Адель? К ней просто так не пробиться…
Так или иначе, но за стеной, рядом с поместьем, мою свиту уже ждали импровизированные столы. На них стояли блюда с простой, но сытной едой. Жареное мясо — гуси, козы, даже целый барашек — таскали слуги из кухни. Служанки шустрили с кубками вина. Все чинно расселись, сняв часть доспехов. Я наскоро перекусил, поднял тост, напомнив, что «свет всегда разгоняет тьму».
Семейный тост. В оригинале был огонь, но, поскольку огонь я призывать не умею — слегка отредактировал. И оставил парней одних.
Пусть пожрут спокойно. Как в последний раз.
Я двинулся в поместье. Сперат не отлипал от меня, а встревоженная Адель велела служанкам нести поднос с едой и последовала за мной.
По дороге я почти пнул Волока, чтобы тот пошёл к лошадям, и чуть менее грубо избавился от выступившего из тени Вокулы. Поднялся в свои покои.
— Муж мой. Насколько велика опасность? Следует ли мне спасать вашего сына и бежать не медля? — спросила Адель официальным тоном, но голос её дрожал от волнения, едва мы остались наедине. В её понимании, мы остались наедине. В моем нет. Поэтому я не ответил. Сначала я выгнал всех служанок, проверил, не притаился ли кто за ширмами, закрыл двери, оставив снаружи её телохранительницу в латах и моего щитоносца. Только после этого, по моим меркам, мы действительно остались почти наедине. Только я, она, Сперат, Гвена… и Фанго. Когда этот гад успел прошмыгнуть внутрь — решительно непонятно. Он тихо стоял в углу, сливаясь с мебелью.
Снова идти и снимать с двери засов, чтобы вышвырнуть его, уже не хотелось.
Я рухнул в кресло — ещё не готовое, требующее доработки. Делать опору под моё седалище надлежало со всем тщанием, и потому это требовало времени — правильно подготовить древесину, тщательно её обработать, нанести резьбу… Поэтому каждый новый вариант парадного стула по моему заказу был все ближе к удобному креслу. Но каждый раз на его создание уходили месяцы. Сделать кресло сразу людям никак не удавалась. Шаблон в мозгах не давал. В общем, пока мне удалось добиться от краснодеревщиков только стула с подушками. Но, кажется, принцип они уловили. Спинка, например, была ортопедически изогнута. Следующая попытка должна быть лучше.
— Магн? — тихо позвала Адель.
Я поднял на неё взгляд. Если бы я оказался в подобных обстоятельствах через месяц, или даже через год после появления в этом мире — не раздумывал бы. Бежать и прятаться — мудрый выбор, когда от тебя ничего не зависит. Но за это время я слишком вжился в шкуру Магна Итвиса. Это от меня бегут и прячутся.
— Фанго, — перевёл я взгляд на слугу. — Я уверен, что за всем этим стоят козни Инобал.
— Мой сеньор⁈ — тот удивлённо вскинул брови. — Заверяю вас: при всём коварстве этой семьи, если бы они владели столь тёмными силами, я бы уже давно…
Я чуть изменил взгляд — сделал его слегка недовольным. Фанго немного подумал, и на лице его появилось понимание.
— А ведь вы, несомненно, правы, мой сеньор. Кто, если не эти разбойники? Они и так не жалеют ни женщин, ни детей… А теперь, эти злодеи решили погубить весь Караэн! Им мало вражды с Итвис… Постойте! Это и было у них в мыслях с самого начала! Лишь Итвис отвёли беду от города — да и то временно. А теперь гадкие колдуны показали своё лицо, наслали на нас тьму…
Я поднял ладонь с подлокотника своего стула, показывая, что меня не интересуют подробности. Бросил:
— Полагаю, чем раньше об этом начнут говорить на улицах, тем лучше.
С чем бы он ни пришёл, Фанго решил, что сможет вернуться с этим попозже. А сейчас лучше проявить усердие. Он быстренько выскользнул за дверь, аккуратно прикрыв её за собой.
Я несколько секунд смотрел ему вслед. В любой беде важнее всего — найти виноватых. И понять, что делать. С виноватыми мы определились. Это хорошо. Со вторым пока сложнее.
— Сперат, — перевёл я взгляд на оруженосца. Он вежливо тёрся у входной двери. — Подойди.
Непривычно тихая Гвена открыла ставни окна и уставилась в небо. Сама на себя не похожа.
— Гвена, — позвал я. — Ты что-то знаешь об этой штуке?
Она обернулась, серьёзная.
— Не могу ответить, — мягко сказала она. И тут же улыбнулась, сглаживая эффект: — У каждой женщины должна быть тайна. Лучше — десяток. И чтобы каждая дарила ей подарки!
Адель неодобрительно фыркнула. Гвена хихикнула.
— Не может говорить, — пробасил Сперат. — Это из-за её… природы.
Он уже подошёл ближе. Я посмотрел на него. Зачем говорить очевидное? Ах да, они с Гвеной близки. Защищает. Вот только защищать ему нужно себя.
— Где твоя фея, Сперат? — мягко спросил я.
— А… Эм… Не знаю, мой сеньор… Я не видел её после того, как мы преломили копья с Фредериком и его людьми…
— Значит, это правда? Фредерик мёртв? — вмешалась Адель. — Твоя тётя Роза будет…
Она замолчала, поймав мой недовольный взгляд. Женщины очень чутки. Всегда чувствуют даже крохотный оттенок эмоций. Но не тогда, когда нужно молчать. Вот тут никакой чувствительности нет. К счастью, Адель всё поняла — хоть и не сразу.
Я снова повернулся к Сперату.
— Значит, она появилась, показала мне чудовище, развеяла морок — и исчезла. И ты не заметил, как?
— Я… говорил, что чувствую её. Но… — Сперат поморщился. — Их. Они каждый раз разные. И я чую… Связь не исчезла. Стала слабее, да. Хоть тот рогатый и заявил, что лишил меня силы, данной самим Императором, я в это не верю. Внутри я чувствую: я всё ещё могу ударить по струнам, и в ответ задрожат души людей. Просто… как будто передо мной ледяная стена. Преграда.
Пока я слушал его печальные откровения, я думал.
Пан явно следит за нами. Он «лишил» Сперата даров, которые сам же и дал. Наверное, по капризу. Но забрать дар не так просто, как дать. Скорее он их заблокировал. Но оставил лазейку для себя.
— Мне нужно с тобой поговорить, Пан, — сказал я вслух. Нелепая попытка. Но я был близок к отчаянию.
Если это существо долетит до Караэна — будет беда. Оно как-то превратило Фредерика и его людей в пусть и молоденьких, но почти полноценных вампиров — в их сердцах нашли лишь крохотные, с ржаное зерно, вкрапления чёрных кристаллов. Вендиката, жующие мертвецы, не появляются в таких количествах сами. Так что же оно сотворит с жителями Караэна, когда долетит?
И не зря оно ждёт ночи. Боится спугнуть раньше времени? Тянуть Вуаль ей явно тяжело, или бы уже накрыла половину долины.
— Я хочу сыграть, — прервал мои мысли Сперат. — Мне кажется… Я… Сейчас!
Сперат закрыл глаза, глубоко вдохнул, достал лютню и провёл пальцами по струнам. Ту, старую. Побывавшую в сточных водах Караэна. Конечно, все последствия уже давно устранены, и выглядит она целой и новой. Изменился Сперат. Теперь лютня кажется игрушкой в его огромных руках. И всё же его пальцы двигаются изящно и невесомо, как крылья бабочки. Негромко, не спеша, осторожно — словно прощупывая дорогу в темноте. Я услышал первые аккорды. В них было что-то знакомое — не мелодия, скорее чувство. Тоска. Надежда. Вина. И желание быть прощённым.
И в тот же миг… я провалился в сон. Как бывает, когда очень хочешь спать, и последнее, что помнишь — как щека коснулась подушки. И тут же, как будто из розетки выдернули. Вот у меня случилось похоже. Но не совсем так. Я отчётливо почувствовал, как провалился в сон, будто подо мной сработала ловушка с прокручивающейся плитой. И тут же начался сон.
Ветер. Высокая трава. Липкий, сладковатый воздух, в котором витает шёпот. Я стою на поляне. Но не в нашем мире. Здесь нет солнца. Всё освещено мягким светом изнутри — будто бы само небо сделано из янтаря. Впереди — холм. Над ним сверкает огромный, зелёный, почти прозрачный камень, величиной с мельницу. Внутри — женская фигура, будто бы спящая. Или мёртвая. Или живая, но вечно отдалённая.
У подножия камня сидит Пан.
Он выглядит… иначе. Не таким, как в прошлых снах. То ли старик с козлиными ногами, то ли ребёнок с лицом куклы, покрытой мхом. Его глаза — если это глаза — светятся изнутри, как лампы за мутным стеклом. Он играет на своей свирели грустную мелодию, поднимает голову, глядит на меня. Опускает свирель — но та продолжает играть.
— А, Охотник, — говорит он. — Сегодня будешь молить и требовать. Как обычный человек.
Я понимаю, что он знает, зачем я здесь. И, возможно, всегда знал.
Я молчу, не двигаясь.
— Это она. Великая Мать. — Пан указывает на камень. — Спряталась от меня, представляешь? От меня.
Я чувствую, как внутри вспыхивает подозрение. Пан говорит это без злобы. Без обиды. Только с изумлением. Как будто дитя, оставшееся без любимой игрушки.
— Она тебя разбудила? — спрашивает он, прежде чем я успел открыть рот. И продолжает странно изменившимся тоном: — Оно голодно. Как ты был в детстве. Но ты — человек. А оно — нет. Оно помнит, как было до начала. Я это уже говорил?
Я напрягаюсь. Только собираюсь спросить, что он имеет в виду — он снова опережает:
— Научишь меня стрельбе из лука?
Я некоторое время пытаюсь придумать, как повернуть разговор в нужное мне русло. Не выдерживаю и спрашиваю прямо:
— Что это за существо, что приближается к Караэну? Таких же она разбудила далеко на севере? Оно создаёт вампиров, как те, что правят в Золотой Империи. Это одно и то же, да?
Пан усмехается своим мыслям. Мои слова не привлекают его внимания. Словно услышал что-то на другом языке. Или, скорее, как пение сверчка.
— Оно голодно, — повторяет он. — Как ты был в детстве. Но ты — человек. А оно — нет. Оно помнит, как было до начала.
Я сжимаю кулаки.
— Как его остановить?
— А разве ты хочешь? — спрашивает он.
— Я не позволю ему пожрать мой город.
— Город? — Пан наклоняет голову. — Город не твой. И не их. Он её.
Я смотрю на камень. На женщину внутри. Она не шевелится, но я чувствую взгляд. Я знаю, что она слышит. Ведь это она разбудила меня. Призвала из счастливого неведения, где я просто проживал свои жизни. Значит, у неё есть для меня план. Ей что-то от меня нужно. А в Караэне это означает, что можно заключить сделку.
— Скажи мне, как остановить его, — рычу я на камень. — Как… спугнуть. Ты знаешь. Ты знаешь, кто оно. Ты знаешь, что сейчас правит в Золотой Империи. Это же оно, да?
— Частично, — мечтательно отвечает Пан. — Оно вошло и не вышло. Оно не любит двери. Только трещины.
Камень молчит. Пан хотя бы говорит. Поэтому я снова обращаюсь к нему:
— А она может им управлять? Или хотя бы отпугнуть?
Пан не отвечает.
— Так⁈ — кричу я. — Так или нет⁈
Он смотрит на меня. Медленно кивает. Потом указывает на камень:
— Помоги мне её вынуть. Она мне не даёт… быть.
Я делаю шаг вперёд. И тут вдруг замираю. Что-то не так. Это ловушка? Он не может её вынуть? В своём собственном мире? Или не хочет?
— А ты можешь хотя бы раз… говорить внятно⁈ — срываюсь я. — Есть владыки, способные отвечать на вопросы⁈
Пан вдруг широко улыбается. Словно в первый раз по-настоящему доволен.
— Есть, — шепчет он.
И в стене леса открывается тропа. Я уже знаю — так в этом мире выглядит портал. Пан встаёт. И встаёт. И встаёт. Я прикрываю глаза — моей пространственной ориентации больно. Но вот он стоит — огромный, рога его протыкают облака. Он подхватывает с земли зелёный кристалл, который теперь полностью скрывается в его кулаке. И шагает ко мне. И оказывается рядом. И мы с ним одного роста.
Он хихикает и смотрит на меня сквозь зелёный камень размером с дукат, зажатый между двумя пальцами. А потом весело скачет в сторону портала, как ребёнок — высоко поднимая колени и наигрывая на флейте бодрый мотив.
Я тяжело вздыхаю — и иду за ним.