Наследник огня и пепла. Том IХ

Глава 18 Язык для красного песка

Каким бы наставительным тоном я ни советовал Волоку учиться терпению, первым не выдержал именно я.

— Ты меня слышишь?

Узник внезапно сел в яме. Видно стало, что кожа у него сохранилась лишь на плечах. Ниже — руки были ободраны до живых мышц, словно по учебнику анатомии. Впрочем, узника это, казалось, больше не волновало. На затылке у него устроился комок песка, связанный с Красным Волоком тонкой пульсирующей «пуповиной». Всё это напоминало сыпучую версию хедкраба.

— Да! — с трубным голосом провозгласил узник, как паровозный гудок. При этом, отвечая, он с хрустом вывернул себе челюсть. Так и остался сидеть с разинутым ртом — настолько широко, что туда можно было бы вставить два кулака. Сперат отстегнул клапан на чехле топора, а я, преодолев секундное оцепенение, шагнул ближе, положив узнику руку на шею.

Ноги подъедены, кожа полностью почти по всему телу съедена, бубенцы того… Связкам конец. Челюсть не сломана, но вывихнута, мышцы и связки челюсти порваны. Я вздохнул и пропустил через бедолагу мощную волну исцеления. Сосредоточившись на голосовом аппарате. Челюсть с хрустом встала на место.

— Послушай, — сказал я. — Я пришёл к тебе с предложением.

Узник вращал глазами врозь, как хамелеон, и вздрагивал всем телом.

— Ты меня понимаешь?

На этот раз он не стал рисковать и просто кивнул. Резко, амплитудно — так, что сам ударил себя подбородком в грудь. Я услышал треск, но, к моему удивлению, шея осталась цела.

— Тогда слушай. Ты лежишь здесь уже тысячу лет. И, если ничего не изменится, пролежишь ещё тысячу. Но у меня есть предложение: помочь нам. Мне. Мы ищем способ открыть порталы. Найти путь наружу. Если не я, то те, кто придут за мной, дойдут до цели. Люди — изобретательны. Мы не сдаёмся. Мы растём. Если ты станешь нашим союзником, сначала — одного города, потом — всей долины, ты поможешь нам вырасти, расширить влияние, восстановить Империю. Ты понимаешь?

— Да… — прошипел он, издавая жуткие, нелюдские звуки. Затем добавил: — Мне нужна плата. Еда и магия.

Я улыбнулся, достал медную пробирку с философской ртутью и аккуратно капнул немного на песок в стороне от узника.

— Неееет… яяяяд! — зашипел он, и тут же песок, где упала капля, зашевелился, вспучился и посинел, переходя в фиолетовый оттенок. Волна цвета поползла по поверхности, едва не зацепив узника.

Хорошо, что я отошёл подальше от него — неприятное соседство. Быстро закрыл флакон, спрятал его. Меня это обескуражило.

Чем глубже я погружался в местную магию, тем сильнее убеждался — в ней нет настоящих правил. Или, по крайней мере, я их не понимал. Алхимия особенно ясно это демонстрировала. В отличие от врождённого дара магии у аристократов, алхимики будто бы волей изменяли саму суть материи. И философская ртуть — серебристая, плотная, как масло, жидкость — была их краеугольным камнем. Я считал, что это концентрированная магия, чистая мана, созданная вручную.

Месяцы упрямой работы над каплей. А Каас Старонот, великий алхимик, варил её ведрами. Или, может, я преувеличивал. Хотя… может и нет. В делах ему помогало всё, что хоть как-то связано с магией — от сердец нежити до кишок тварей из Гибельных земель. Но алхимия — не химия. Однажды Каас похвастался, что улучшил «формулу», заменил «капли пота первородного быка» на «пол унции гнева». Я спрашивал Бруно, что это значит. Он ответил: гнев можно выразить через кровь, цветы, пепел с поля битвы. Всё символично, всё ритуал.

В этом и была суть: каждый алхимик из Университета создавал уникальные, неповторимые вещи. Сейчас, например, они мазали крылья новой версии «Горшка» раствором на основе ртути, чтобы обеспечить подъёмную силу. А направления задавали, рисуя на них особые знаки. Просто чернила, но с ритуалом. В Цветочном городе, говорили, всё проще — там писали «лети» магическими чернилами, и это работало. Как-то.

Но везде была философская ртуть. А значит, это не просто магия. Это мана. Чистая. Лилия утверждала, что Красный Волок жрет магию и из артефактов. И уже давно на голодном пайке… Видимо, все же, он не всеядный.

— Надо было взять с собой сердце нежити… — пробормотал я. И тут меня осенило.

Я снял наруч, вспорол подкладку Когтем и достал оттуда тонкие пилёные пластинки демонических рогов. Отступил, выкопал ямку в песке и опустил туда один кусочек размером с ноготь. На пробу.

— Дааа… — протянул узник. — Это плата хороша.

Я и сам видел, как по песку прошла бордовая волна, как он зашевелился, затрепетал.

Я прищурился. Не спешил.

— Что ты можешь дать? — спросил я. Время торговаться.

Ответ был… странный. Длинная тирада. Голос будто сломанный магнитофон: хрип, треск, чужеродные звуки. Потом он затих, обмяк — и начал уходить в песок.

Я бросился вперёд, коснулся его шеи. Мертв.

— Я смог разобрать почти всё. И запомнить, — к моему облегчению, сказал Сперат. Вот что значит музыкальный слух.

— Он предлагал рабочих, — уточнил я. — Они едят, их надо кормить. Но понимают команды голосом. А потом?

— Если будет достаточно еды и магии, он даст ещё кое-что. Обещал сто, но пока у него только семь. За остальными прийти через год. Еды надо много. Лучше мясо. Но можно и растения. Только он считал это в объёмах — я не понял, сколько.

— И просил разговаривать чаще, — кивнул я. — Ему скучно. А говорил он — с трудом. Почему бы ему не сделать постоянное ухо?

Я раздражённо посмотрел, как тело медленно втягивало песок. Очень много возни для приятельских бесед.

— Про рабочих: он сказал, когда их выдаст?

— Нет, — покачал головой Сперат. — Но просил вернуть одного через год.

Видимо, снять «показания». Я передал Сперату наруч с прорванной подкладкой. Сперат бережно завернул его в ткань и спрятал под кольчугу. Ни один кусочек демонического рога не должен был упасть на песок. Больше — ни один. Хотя, может такая щедрость от Красного Волока, это аванс. Как ни крути, это у него единственный шанс выбраться. Хоть какой-то.

Мы промаялись на красном песке не меньше часа. В конце концов проголодались и вернулись в лагерь. До вечера ничто со стороны Красного Волока так и не пришло. Мы поужинали, выставили посты охраны и легли спать после обязательной рифмованной легенды от Сперата.

Сегодня он пел о Тельтау. О том, как рыцарь по имени Сир Белоран из Камнелесья проник глубоко внутрь леса, сражаясь с великанами, сплетёнными из ветвей, и ожившими тенями. Прорубился сквозь плотные ядовитые кусты, нашёл королеву эльфов — и изнасиловал её. А потом прыгнул в реку Во и уплыл на другой берег, избежав погони.

Против обыкновения, на этот раз во время песни никто не замер, наслаждаясь голосом Сперата. Вместо этого начались бурные возмущения — мол, река Во слишком широка. Я сам видел — километра полтора, не меньше. Её не переплыть в доспехах. Кто-то предположил, что в песне рыцарь должен был быть хотя бы в шлеме. Мог ли он оставить такую дорогую вещь?

Я был вынужден вмешаться — хотелось спать, я изрядно потратился на лечение узника. Да и вообще, переговоры с Красным Волоком дались мне тяжелее, чем мне казалось.

— Смысл песни не в этом, — сказал я. — Она рассказывает об опасностях леса и о том, как их преодолеть. И о том, что даже от эльфов можно сбежать. Думаю, у нашего героя с самого начала была с собой армия. Уплыли на плотах. Просто в песне такие детали не нужны — не так красиво, да и сложно сочинить рифму.

Все решили, что я прав. Подождав, пока люди закончат расхваливать мою мудрость, Сперат продолжил.

Согласно песне, рыцарь нашёл в предгорьях плодородное место, куда ещё не добрались ни эльфы, ни люди. Там он основал город Вару. Говорили, что он вынес из Тельтау волшебное семя — Сердце Ветвей, — и посадил его в центре будущего города. Из него выросло первое дерево Варры: испускающее мягкий свет, отгоняющее страх и ночь. Вскоре вокруг дерева выросли дома, потом — крепостная стена. Так возник город.

А через год к воротам Варры подкинули младенца, завернутого в листья Тельтау. У него на лбу было родимое пятно в виде древесного узора. Он был необычайно красив — и, по слухам, очень похож на сира Белорана. Белоран признал в нем своего сына, и он наследовал ему. С тех пор древние рода Варры обладают даром воздействия на умы людей.

— Но это не помешало двум сотням наёмников из Железной Империи завоевать всю долину на том берегу Во! — выкрикнул Дукат.

Я вспомнил Фредерика. Пожалуй, его таланты к магии помогали скорее командовать людьми, чем поражать их в бою.

— А где это, Камнелесье? — спросил Волок.

— Сейчас ни одно из известных мест так не называется, — пробасил Сперат. — Либо я просто о нём не знаю.

— Да к ведьме не ходи, он из Луминаре! — выкрикнул рыцарь, присоединившийся к нам в Таэне. — Только там такие лихие парни!

— Ты ведь тоже оттуда? — ответили ему. — Ну и где твоя эльфийка?

— Пока мне хватает твоей мамы! — не замешкался с ответом луминарец. — Удобство в том, что на сама ко мне бегает!

Оскорблённый вскочил, его рука окуталась сиянием — предвестником боевого заклинания.

— Тихо! — рявкнул я. — Немедленно извинитесь, сеньор…

— Сеньор Ралеско, — подсказал Сперат имя луминарца.

— Быстрее. И впредь ведите себя сдержаннее. Это была хорошая шутка — приберегите её для наших врагов.

— Так Луминаре и есть наши враги, — выпалил оскорблённый, хотя магию уже потушил.

Я вспомнил близнецов, которые магическим огненным ударом развалили костяного голема в битве на Древнем тракте. Многие местности славились магией своих рыцарей. Все, кроме таких как долины горцев. Но я лично видел, что о рыцарях предгорья Луминаре это правда как минимум в паре случаев. Я бы предпочел иметь их как союзников, а не как врагов.

— Не совсем, — сказал я и сел на попону. — Наш враг — Инобал. А они, в свою очередь, лишь пешки Таэна. Они как кость в горле Регентства, торчат в Луминаре, мешают торговать и богатеть. Люди думают, что могут быстро разбогатеть на чужой крови. Это ошибка. Они как рыцарь, что стоит у моста и грабит всех проходящих мимо. Такое может продолжаться только до тех пор, пока он не начнёт мешать кому-то по-настоящему важному.

— Разве они уже не мешают вам, сеньор? — тихо спросил кто-то.

— Я собираюсь уничтожить Инобал до последнего человека, — громко ответил я. — Просто меня всё время отвлекают. Глупо бегать давить мышь, когда у тебя во дворе волк.

Все смущённо замолчали. Вспомнили недавние события. Недаром неведомую хрень назвали Ужасом Непостижимым. Господа рыцари притихли, вспомнив, кто победил эту тварь. По их версии — я со Сператом. Забавно, что им приходится об этом напоминать.

Сперат нарушил молчание:

— Я могу спеть балладу об огне и жемчужине. Она о рыцаре из Луминаре…

Разумеется, все его поддержали. Сперат перебрал струны лютни, и звук изменился — будто в мелодию вплелись плеск волн тёплого моря и холодный ветер гор.

Он запел:

Это была почти типичная рыцарская баллада. Сеньор Каэрон, с обязательной, хоть и весьма мутной родословной, отправился за море — из любви к даме. Она хотела жемчужину. И, разумеется, он её добыл. Жемчужину, не даму. Вот только концовка отличалась от традиционного хеппи-энда: вместо того чтобы основать род, построить замок и доблестно погибнуть в бою, оказалось, что всё приключение было лишь сном. А сир Каэрон — просто пьяница, уснувший за пивом.

Я заснул под горячие споры рыцарей о том, можно ли считать подвигом то, что было совершено лишь во сне.

Утром меня разбудили тревожные крики. Я вскочил даже раньше Сперата — и сразу понял причину тревоги. Недалеко от нас, именно там, где мы отдали красному песку человека, стояло семь существ.

Я, не глядя, протянул руку — и почти сразу ощутил рукоять Крушителя, вложенного мне в ладонь Сператом.

Через некоторое время стало ясно, что существа не нападают. Я спешно оделся в доспех, сел на Коровиэля и осторожно приблизился к семи фигурам.

Они были высокие, метра под три — но во многом за счёт шипов на спине. Сюрреалистичные. И, пожалуй, самые человекоподобные из всего, что я до сих пор видел в Красном Волоке. Выехав чуть вперёд, но не приближаясь слишком близко (я помнил, что как минимум одна тварь из Красного Волока умеет взрывать предметы), я окликнул их:

— Вы работники для Караэна?

Существа стояли, переминаясь и подёргиваясь. Я подумал и крикнул:

— Поднимите одну руку, если слышите меня!

И они подчинились. Картинка стала ещё более сюрреалистичной.

— А теперь попрыгайте на одной ноге! — выкрикнул Дукат.

Порождения Красного Волока не пошевелились.

— Сделайте, как он сказал! — добавил я.

И они начали неуклюже подпрыгивать. Одно из существ упало на бок и долго пыталось подняться. Это заметно успокоило людей. Напряжение не ушло полностью, но теперь можно было не бояться, что кто-то первым швырнёт в них магией. А я понял: эти существа подчиняются только мне. Но я могу делегировать приказы. Это… очень удобно.

Можно было бы долго рассказывать о нашем путешествии обратно в Караэн с этими существами. Но достаточно сказать одно: выражение лиц встречных были бесценны. Несмотря на всю свою неуклюжесть, големы Красного Волока не отставали от быстро идущего конного отряда. И это, признаться, немного удивляло.

За время путешествия люди не то чтобы притерпелись к внешнему виду существ… Они даже начали находить в них некое очарование.

Дукат полдороги ныл, что охотники убили его великолепного боевого коня ценой в сто дукатов. Врал, конечно — не больше шестидесяти. У нас были запасные лошади, обычные, дукатов за двадцать. Дукату было очень грустно ехать на такой, хотя я пообещал подарить ему одного из своих, когда мы вернёмся. Это было не столько из любви к Дукату, сколько из практического расчёта. Рыцари больше всего боялись потерять лошадь. Потому что это могло выбить их не только из седла, но и вообще из сословия. Поэтому правильно было компенсировать потерю.

В конце концов, на одном из привалов Дукат подошёл к одному из големов, взгромоздился на него — и так и доехал до Караэна. Этим он заслужил репутацию сумасшедшего… но храброго сумасшедшего. И одновременно заметно успокоил горожан. Всё же внешний вид чудищ располагал к панике гораздо больше, чем к доверию.

Я сразу же направил големов к продолжающимся работам по расчистке каналов. Приказал им слушаться одного из членов комиссии. И они слушались. Быстро стало ясно, что големы не отличаются умом и сообразительностью. Зато они компенсировали это исполнительностью. И силой. И выносливостью.

Я провёл немало времени, наблюдая, как притерпевшиеся к виду новых работников бригадиры орут на них, показывая, что и как делать. Один голем, оставшийся без присмотра, подошёл к мусорной яме, начал рыться в отбросах, достал оттуда кости и… сожрал их. Причём отверстие для этого оказалось вовсе не в голове — оно открылось в груди.

— Надо их покормить, — запоздало дошло до меня.

В еде големы оказались неприхотливы. Мы разложили перед ними немного гнилого дерева, кости, вязанку сена, потроха и кусок свежего мяса. По моей команде они подкрепились, хватая всё подряд — без особых предпочтений. Разве что деревяшками слегка побрезговали. Животы у них слегка надулись. Но на работоспособность это никак не повлияло.

Я наэкспериментировался. Вскоре прибыла делегация из Университета, и их извращённые умы начали придумывать новые и интересные команды.

К моему удивлению, в громкий и яростный спор с уважаемыми магами вступили члены комиссии. Они уже успели распробовать, что один голем может заменить пятерых человек, хоть и только на самых простых работах: хватай, таскай, складывай. Только моё личное вмешательство заставило горожан уступить Университету одного голема для опытов — и то с условием, что опыты будут проходить в непосредственной близости от объекта, чтобы ничего ценного не испортили.

Я в который раз подивился гибкости ума караэнцев.

Домой я вернулся довольно поздно. И только недалеко от Поместья понял: Адель так и не приехала ко мне. Обычно она всегда встречала меня, когда я возвращался из поездок.

Объяснение нашлось быстро:

— Сеньора Адель отбыла в Горящий Пик вскоре после вашего отъезда.

Я немного посидел на старом, вырезанном из костей гигантского змея троне Итвис в главной гостиной, обдумывая это. Адель забрала с собой мебель, ткань, которой раньше был закрыт трон, и даже магические освещающие сферы.

Пора было с Адель серьёзно поговорить. Мы оба это знали. И эта мысль наполнила меня тем же тяжёлым нежеланием, с каким я думал про неизбежную большую битву с войсками Инобал. Поэтому на следующий день я решил выехать во главе большой свиты из почти сотни всадников — но в противоположную от Горящего Пика сторону.

Я предпочёл разговору с женой сложные и опасные дела с горными кланами и долгобородами.

Так на троне, меня и застали деканы Университета. Все же созрели для торговли за Костяной Город.