Наследница солёной воды

Было только два обещания, которые он когда-либо давал всерьёз, только два, которые он действительно намеревался сдержать. И этот секрет был одним из них.

Из-за этого все думали, что он больше не скорбит о ней. Каллиас кричал на него из-за этого во время того, что все теперь называли «инцидентом», в тот день, когда их семья едва не распалась навсегда. День, когда Каллиас превратился из уверенного, откровенного принца в неуверенного, отчаявшегося сына, пытающегося вернуть благосклонность своей семьи. Чтобы они простили и забыли.

Но у Финна не было сил на прощение, и он был неспособен забыть. Так что вместо этого он закопал это, отложив в сторону до тех пор, пока не понадобится, — оружие, которым пользовался Каллиас, когда тот был слишком близок к тому, чтобы наступить на пятки его личным замыслам.

Финн отбросил все эти мысли, заставив себя резко выдохнуть через округлившиеся губы. Это была просто комната. Она не могла сломить его. Раньше такого никогда не было.

Он вошёл внутрь и обнаружил Сорен, свисающую вниз головой с подоконника, кончики её волос касались пола, лоб был наморщен, а глаза закрыты. На ней была атласская одежда: шёлковые шорты цвета мандарина и топ без рукавов в тон, её мускулистые руки опирались на скамейку, ладони были прижаты к полу. Она хмурилась.

Финн запнулся.

— Эм. Я немного боюсь спрашивать, но что ты делаешь?

— Никсианский ритуал, — сказала она, не открывая глаз. — Я проклинаю Симуса и его семью на следующую тысячу лет.

— Забавно. Могу я помочь?

— Ты не знаешь, где я могу достать литр козьей крови и немного реликвий Мортем?

— К сожалению, у меня только что закончились козы. Подойдёт ли медуза?

Она тяжело вздохнула.

— Нет, я так не думаю.

— Жаль. Тогда ты могла бы также рассказать мне, что ты на самом деле делаешь, а?

Она так долго молчала, её глаза были закрыты, а губы слегка приоткрыты, что он подумал, что она, возможно, потеряла сознание. Затем, ещё раз вздохнув, она сказала:

— Размышляю.

— Пробовать что-то новое всегда хорошо, — сказал он, и она фыркнула — по крайней мере, многообещающее улучшение по сравнению с рычанием и оскалом зубов. — О чём?

Она пожала плечами, движение чуть не нарушило её равновесие, но она взяла себя в руки.

— Эта комната. Все вы. Просто… пытаюсь вспомнить.

Он почти, почти улыбнулся. Но вместо этого он откашлялся, прислонился к двери, чтобы закрыть её, и провёл виноградиной по внутренней стороне рта, наблюдая за ней. Разговор с набитым ртом был одним из лучших способов удержать людей от слишком пристального взгляда на него, когда он лгал.

— Сомневаюсь, что висение вниз головой тебе чем-то поможет.

— Моя ма… женщина, которая ухаживала за мной в Никсе, она всегда говорит, что мозг работает лучше, когда в нём больше крови.

— Да, может быть, но остальная часть твоего тела не будет чувствовать себя столь же хорошо.

Он прошёл через комнату, сел рядом с ней на скамейку и предложил ей руку.

— Есть более простые методы. Доверься мне.

К его удивлению, она приняла его руку и подтянулась одним быстрым движением, сморщившись от того, что он мог только предположить, было приступом головокружения.

— Тебе наскучило, что Каллиас мучает тебя?

Он моргнул.

— Ты шпионила за нами?

— Я не шпионила, — она указала на окно, подтянув колени к груди, чтобы удержать равновесие на скамейке. — Просто наблюдаю.

— Ты могла бы присоединиться к нам.

Её тело слегка напряглось. Страх, подумал он, а не готовность защищаться.

— Я не умею плавать.

— Ты хочешь сказать, что не помнишь.

— Я не понимаю, чем это отличается.

Он хотел, чтобы это не было таким ударом. Солейл любила плавать, почти настолько, чтобы соперничать с Каллиасом. Каждую свободную минуту между учёбой она была там со своей доской для серфинга.

— Ну, давай же. Ты не можешь говорить серьёзно. В Никсе есть реки, не так ли? Озера? Другие мелкие водоемы?

Сорен одарила его взглядом, который заставил его почувствовать, как выглядят их садовые растения после жаркого летнего дня.

— Большую часть года они покрыты льдом. И меня никогда не водили к ним, когда они оттаивали.

Хм. Неудивительно, если они беспокоились о том, чтобы вызвать её истинные воспоминания.

— Так что, если я спрошу тебя, хочешь ли ты сейчас пойти?..

Она сжала руки вокруг ног и уткнулась подбородком в голые колени.

— Нет, спасибо.

Но всё же она смотрела на Джерихо, Каллиаса и Вона, наблюдая за ними с изгибом рта, который не выглядел ни злым, ни безразличным, ни дерзким. Она смотрела… с грустью.

И боги, он не знал, что с ним не так, но сказал:

— Что, если мы сходим куда-нибудь ещё?

Она повернулась и посмотрела на него, теперь уже серьёзно нахмурившись и немного откинувшись назад.

— Например, куда?

— Ты вообще осматривала дворец с тех пор, как Кэл привез тебя домой?

Сорен обвела рукой комнату, в её глазах снова появился проблеск раздражения.

— Я не могу совсем свободно перемещаться, не так ли?

Он вёл себя как дурак. По тысяче и одной причине, не последняя из которых была той, что он рисковал всем из-за веры в свою способность удержать её от побега. Но всё же он сказал:

— Встретимся через полчаса. Думаю, я знаю, что может помочь тебе вспомнить.

ГЛАВА 25

СОРЕН

— Я, правда, не понимаю, как это может помочь!

Паника сквозила в каждом слове, но ей было наплевать на это. Она стояла на смертельной грани, её босые ноги были всего в нескольких сантиметрах от обещания смерти. Враг внизу корчился и издевался над ней своим булькающим смехом, протягивая к ней руки без пальцев, готовый утащить её вниз.

Финн за её спиной нетерпеливо вздохнул, вместе с трепетом перелистываемых страниц книги.

— Сорен, это бассейн, а не чан с кислотой.

А вот, по её мнению, это вовсе не имело никакого значения.

— Кого это волнует? Это точно так же убьёт меня!

— Ты стоишь на мелководье.

Она посмотрела через плечо на Финна, сжав кулаки на обнажённом животе. Она никогда не носила ничего подобного, никогда не видела ничего подобного — нижнее белье, более или менее, но из какого-то странного материала, пропускающего воду. Финн назвал это гидрокостюмом.

По общему признанию, она выглядела в нём чертовски хорошо, зелёный цвет красиво подчеркивал её глаза. Но даже её тщеславия было недостаточно, чтобы отвлечь её мышцы от напряжения при каждом круге воды у бортика этой гигантской кафельной ванны.

— Что это значит?

Финн лизнул большой палец, переворачивая страницу в своей книге. Он развалился на очень странном деревянном стуле, верхняя половина которого была слишком короткой, а сиденье — слишком длинным, ножки едва поднимали его на тридцать сантиметров над полом.

— Это значит, что ты там выше уровня воды. Ты не скроешься с головой, если не нырнешь специально.

Его голос эхом разнёсся по огромной комнате. «Плавательный бассейн» был более сорока пяти метров в длину, окруженный большими белыми колоннами, которые поддерживали балконы, огороженные кованым железом, выкрашенным в белый цвет. Сам бассейн был выложен плиткой насыщенного синего цвета, такого глубокого и интенсивного, что она была наполовину уверена, что он на самом деле наполнен синей краской, а не водой. Когда она вытянула один носок и погрузила самый кончик в воду, та оказалась тёплой, как в только что наполненной ванне.

— Я думала, будет холодно, — сказала она.

— Если ты хочешь поплавать в холодной воде, ты можешь отправиться к океану. Бассейн — это для развлечения.

— Зачем вам вообще нужно два места для купания? Это кажется пустой тратой ресурсов.

Финн нахмурился, глядя на неё.

— Неужели в Никсе нет ничего просто для удовольствия?

Она стиснула зубы, чтобы не дать резкого ответа.

— Когда зима в твоём королевстве длится полгода, ты учишься ничего не тратить впустую.

Включая время. Что она и делала, надевая странную одежду и позволяя Финну отвлекать её уроками плавания, в то время как Элиас был бог знает где, а Атлас готовился к следующему удару против Никса. Она должна быть с Джерихо и Воном, выпытывать у них информацию о Гадюках. Но она заметила отсутствие этой пары на завтраке, как и отсутствие королевы с королём, и с тех пор Сорен никого из них не видела.

Королева по-прежнему отказывалась разговаривать с ней или даже смотреть в её сторону, но это могло быть и к лучшему. Если Сорен окажется с ней в комнате наедине, она может просто отказаться от здравого смысла и попытаться нанести достойный удар ради Никса.

Она не могла, пока нет. Ради Элиаса ей пришлось вести долгую игру. Но, боги, как это было заманчиво.

— Сорен, — произнёс Финн, и она снова была поражена странностью слышать своё настоящее имя из уст Атласа.

Он и король были единственными, кто использовал его, а Финн только тогда, когда они были вдвоём. Как будто он тоже притворялся для других… но не для неё.

— Залезай в воду, пока я тебя не столкнул.

Она чуть не оскалила зубы, но сдержалась, вспомнив его комментарий о её волчьей натуре.

— Ты не посмеешь.

Он поправил очки, глядя на неё поверх них.

— Давай проверим.

О, она проверит его, само собой. Проверит его с ножом в руке и мишенью на его тощей шейке.

Она тихо выдохнула, затем втянула воздух обратно, наполняя лёгкие настолько, насколько это было возможно, на случай если случится худшее. Она хотела выиграть как можно больше времени, чтобы решить проблему, если что-то пойдёт не так.

Затем она скользнула в бассейн.

Это действительно было похоже на пребывание в гигантской ванне. Вода доходила ей до бёдер, едва касаясь талии, её новый шрам неприятно покалывало там, где к нему прикасалась вода. Все струпья и кусочки омертвевшей кожи теперь исчезли, оставив после себя верёвочный узел плоти, который тянулся от чуть ниже её пупка до чуть выше сердца. Несомненно, это самая впечатляющая из её многочисленных отметок и определённо наименее любимая.

Её любимым, должно быть, был её кривой нос, изгиб которого стал результатом многих, многих драк, которые она затевала. Она заслужила это несовершенство. Элиаса не волновало, насколько она была очарована этим — в основном потому, что он был отчасти ответственен за это.

— Видишь? — сказал Финн, и эта бесящая мелодичность в его голосе заставила её захотеть выпрыгнуть обратно. — Не так уж и плохо, не так ли?

— Всё в порядке, — коротко пробормотала она, молча удивляясь тому, какой скользкой была плитка под её пальцами.

— Хорошо. Теперь попробуй забраться поглубже. По самую грудь.

Она крепче обхватила себя руками.

— Мне и здесь хорошо, спасибо.

— Ты никогда ничему не научишься, если останешься на мелководье. Ты должна доверять воде.

— Я верю, что вода утопит меня при первой же возможности.

Его смешок не был ни в малейшей степени обнадёживающим.

— Просто попробуй.

Сантиметр за сантиметром она неохотно продвигалась вперёд, вода мягко плескалась в такт её движениям, пока она не погрузилась по самую линию подбородка, и могла коснуться дна, только встав на цыпочки. Она вытянула шею выше, прикосновение воды к подбородку было таким незнакомым ощущением, что она едва не запаниковала и, спотыкаясь, не вернулась в безопасное место — но не совсем. Ещё нет.

Её ноги были невесомыми, пальцы ног пытались оторваться от заземляющей плитки, но грудь была так сдавлена давлением, что она едва могла дышать, даже держа голову над водой. Вода окутала её коконом и душила, удерживала и подвешивала, заманивая ещё глубже. Как друг, шепчущий из тени.

«Иди сюда, — сказала она. — Я помню тебя».

В порыве смелости Сорен согнула пальцы ног, оттолкнулась от последней привязи, удерживавшей её на месте. Она врезалась в открытую воду, пол исчез под ней…

И утонула, как камень.

Её панический вздох не дал ей воздуха, только ещё больше этой проклятой богами воды, пробирающейся изо рта в горло, в лёгкие, обжигающей и удушающей, как её сухой и яростный родственник, как дым…

О боги, о боги, о боги.

Она замахала руками и ногами, пытаясь нащупать дно или поверхность, что-нибудь, что указало бы ей направление.

Ничего. Ничего, кроме открытой воды, глухо ревущей в ушах и сжимающей грудь.

— Мама, это слишком глубоко!

Нежные руки поддержали её как раз перед тем, как её голова погрузилась под воду, а мать смеялась над её головой.

— Не так быстро, Солейл! У воды скользкие руки, ты же знаешь. Она отбрасывает всё.

Руки резко обхватили её за талию, подтягивая обратно к этому благословенному краю бассейна. Её руки скребли шершавые кафельные стенки, и она царапалась изо всех сил, цепляясь за них и подтягиваясь над поверхностью с хриплым хлюпаньем. Финн вынырнул из воды мгновение спустя, мокрый, задыхающийся и очень злой.

— Что, чёрт возьми, это было? — рявкнул он, вытаскивая себя из бассейна и садясь на край, стряхивая воду с волос. — Я не говорил тебе заходить так далеко, тупица!

У неё не было ответа. Ни для него, ни для себя.

Она наклонилась и выплюнула пару глотков воды, каждый выплеск вызывал новую боль в её теле. Она и не знала, что вода может так обжигать.

Она прищурилась на Финна сквозь пелену воды и боли, затем бросила взгляд на глубокий конец бассейна.

— Покажи мне.

— Показать тебе что? Как утопиться? Я думаю, ты довольно хорошо это поняла!

— Нет.

Сорен повернулась к нему лицом, тихое возбуждение нарастало в её груди, что-то чуждое и новое… или старое.

— Покажи мне, как плавать по-настоящему. Скажи мне, что я сделала не так.

Хмурый вид Финна смягчился в уголках. Его глаза лани последовали его примеру, блеск стекал вместе с водой в его волосах. Он изучал её мгновение — два.

— Ну, для начала, не теряй дно, — сказал он, наконец. — Пока ты не освоишь основы, тебе нужна подстраховка. Давай для начала попробуем поплавок мертвеца.

Она сморщила нос.

— Многообещающее название.

— Всё, что тебе нужно делать, это лежать там. Вот, я тебе покажу.

Он запрыгнул обратно к ней, и на этот раз она не увидела коварного взгляда, скрывающегося в его карих глазах. Он выглядел осторожным, скептически настроенным, но в нём был проблеск чего-то более тёплого.

— Мы заставим тебя проплыть из конца в конец в мгновение ока, просто смотри.

Остаток дня прошёл как в тумане, сплетаясь из воды, смеха и мышц, осваивающих новый способ передвижения. Финн был неплохим учителем, когда думал об этом, и более того, всякий раз, когда у него возникало начало мысли, Сорен находила её конец в своей собственной голове; и когда она начинала задавать вопрос, Финн уже давал ей ответ.

Управление водой было делом отталкивания и притягивания, и она начала задаваться вопросом, потребует ли управление этим принцем-обманщиком того же принципа. Не было никакого смысла играть с ним в честную игру, потому что он не станет играть честно — она много раз это видела. Обман и очарование были его стратегией, и она не могла надеяться победить его.

Но у неё был один или два собственных обмана. И, судя по тому, как он расслабился на время всего урока, даже дошёл до того, что искренне рассмеялся над одной из её шуток, она начала догадываться, какой из них потребуется этому принцу.

Она сидела на одном из этих уродливых стульев. От свежего воздуха по её влажной коже побежали мурашки. Она сделала перерыв, чтобы отдышаться и вытереть полотенцем мокрые волосы, когда со стороны входа в бассейн донёсся звук чьего-то стука. Каллиас стоял прямо в дверях, его волосы были заплетены в косу, перекинутую через плечо, а улыбка растянулась от уха до уха. И рядом с ним, выглядевший столь иначе в униформе Атласа, что её сердце ушло в пятки…

— Привет, тебе, — позвала она, как она надеялась, голосом, полным горечи. — Пришел снова схватить меня?

Элиас не поддался на её насмешку, что было совсем на него не похоже. Его щёки покраснели, глаза расширились, словно от боли, рот открывался и закрывался, как у умирающего оленя, задыхающегося при последнем вдохе, и на мгновение она испугалась, что он плохо себя чувствует, или болен, или, может быть, у него припадок.

Затем она поняла, на чём именно было сосредоточено его внимание. И самодовольный, покалывающий восторг смёл все тревоги.

Она лениво вытянула ноги, откинула голову на скрещенные руки, позволив ему в полной мере насладиться этим великолепным гидрокостюмом, который она бы вообще никогда не снимала.

— Нарисуй портрет, милый, он дольше продержится.

Взгляд её боевого товарища метнулся к её глазам и остался там — очень обдуманный шаг, догадалась она. Она прикусила язык от смеха, увидев, как дёрнулось его горло, что это выглядело болезненно.

— Простите меня, Ваше Высочество, — прохрипел он с тем атласским акцентом, который с трудом цеплялся за его никсианский голос.

Но его лоб оставался нахмуренным, а губы изогнулись в хмурой гримасе, которую он приберегал для тех случаев, когда она вела себя особенно по-язычески. Или, может быть, он просто пытался сдержать слюни.

— Я был погружен в свои мысли. Я не хотел пялиться.

— Веди себя хорошо, Солейл, — крикнул Каллиас, его голос эхом отразился от стен и воды.

Он похлопал Элиаса по больному плечу. Тот напрягся, его челюсти сжались, и внезапно Сорен совсем не захотелось дразнить его. Неужели всё уже было так плохо?

— Это Эли Дориан, как вижу, ты его помнишь. Я провожу для него небольшую экскурсию по территории дворца.

— Личная экскурсия от самого Первого Принца?

Финн выглядел ненамного счастливее Элиаса, всё это рвение исчезло теперь, когда появилась аудитория. Он откинулся на спинку своего стула, положив руки на колени, и поднял бровь, глядя на Каллиаса.

— Я не знаю, заслужили ли его услуги такой чести.

— Он справился с ситуацией, когда ты не смог, — напомнил ему Каллиас.

— Да, потому что я потерял сознание, вот уж спасибо! А в какой именно части он справился?

Сорен поморщилась, поймав взгляд Элиаса поверх плеча Каллиаса.

— В любом случае, Солейл, — сказал Каллиас, — привыкай видеть его лицо. Он будет частью смены, охраняющей твою комнату по ночам.

— Мне не нужна охрана, — огрызнулась Сорен, прежде чем поняла, что, конечно же, такая охрана была абсолютно нужна, потому что это было бы идеально.

Если они были настолько глупы, чтобы на самом деле приставить Элиаса прямо к её двери…

— Но если ты настаиваешь, то хорошо. Он здесь не для того, чтобы держать меня взаперти, не так ли?

— Вовсе нет. Он здесь, чтобы защитить тебя… и сопровождать тебя туда, куда ты захочешь пойти.

— Хм. Ладно, тогда я могу командовать им.

Она в последний раз выкрутила волосы, прежде чем позволила им упасть на плечо, и влажные концы оставили холодные линии на её коже.

— Не хочешь присоединиться к нашему уроку, офицер Дориан?

Элиас решительно смотрел поверх её головы.

— Боюсь, эта униформа не создана для того, чтобы лить на неё воду, миледи.

О, это было нечестно. То, как этот атласский акцент делал его голос не таким, как обычно, то, как он грохотал в его груди… и она определённо могла привыкнуть к тому, что он называл её миледи.

— Никто не говорил, что униформа обязательна.

— Ладно, хватит, — Финн шлепнул её по затылку своим свернутым полотенцем, уклоняясь от её попытки ударить его по рёбрам с пронзительным визгом. — Эй! Флирт с охранниками — дурной тон, ясно? Это их отвлекает. Не бери пример с Кэла, в прошлом году его застукали в кладовке с одной из девочек, и мама чуть не убила его за это.

Теперь настала очередь Сорен избегать взгляда Элиаса — они оба знали кое-что о солдатах, крадущих поцелуи в незнакомых местах, благодаря ночной игре «правда или действие» в начале их обучения. Игра, которую они с тех пор никогда не обсуждали.

Каллиас застонал.

— В последний раз говорю, этого никогда не было, и я не знаю, кто пустил этот слух…

Финн пренебрежительно махнул рукой.

— В любом случае, в него всё ещё влюблена половина гарнизона.

Каллиас покраснел.

— Нет.

— Ну, они определённо собираются, чтобы посмотреть, как ты тренируешься, не потому что думают, что они чему-то научатся.

Каллиас нахмурился.

— Я, чёрт возьми, намного лучше тебя.

— Я и не говорил, что это не так.

Финн бросил своё полотенце в сторону Сорен, и она едва успела схватить его, чтобы оно не ударило её по лицу.

— Давай, убийца. Урок на сегодня окончен. Мы начнем всё сначала завтра, если хочешь.

— Конечно. Но это должно быть вечером. Утром у меня встреча с Джерихо.

Краем глаза она увидела, как напрягся Элиас. Финн просто помахал рукой в знак согласия, на мгновение изобразив борьбу с Каллиасом, прежде чем неторопливо вышел за дверь, его свист трелями возвратился к ним в призрачной ряби.

— Я должна последовать за ним, — вздохнула Сорен. — Я не знаю, как самой вернуться в главный дворец.

— Мы проводим тебя, — сказал Каллиас. — В любом случае, это была наша последняя остановка.

И вот так Сорен снова оказалась между своим боевым товарищем и принцем, два разных вида напряжения извивались между ними, как свободные канаты. С Каллиасом это было односторонне, его незащищенная спина была слишком большим искушением, чтобы его игнорировать. С другой стороны…

Она понятия не имела, что делать с тем, что что-то туго натянулось между ней и Элиасом. Не зная, что это значило, если вообще что-то значило.

Она знала, что была красива, как и знала, что Элиас тоже так думал. По крайней мере, он несколько раз говорил ей об этом с невозмутимым видом, когда она падала поперёк кровати, раздутая и страдающая от боли из-за месячного цикла, стонала, что распухла до размеров мамонта, пока он растирал её сведённую судорогой спину, обещая, что она «самый красивый мамонт в тундре». Но это было не совсем одно и то же.

Если он и чувствовал что-то всерьёз — что-то большее, чем их любовь как боевых товарищей, что-то другое, что-то страстное — он никогда этого не говорил. И если он этого не сделал до сих пор, то, скорее всего, никогда не сделает.

Но это не помешало ей идти, слегка покачивая бёдрами в такт шагу. И это не помешало ему задержать дыхание так надолго, что ей пришлось оглянуться и убедиться, что он всё ещё жив.

ГЛАВА 26

ЭЛИАС

Эта женщина, проклятая самой Мортем, отправит Элиаса в Инферу, и он будет краснеть весь проклятый богами путь туда.

Он не мог смотреть на неё всю обратную дорогу. Он не мог перестать разглядывать её всю обратную дорогу. Он не мог ни дышать, ни думать, ни даже моргать.

Это был уже не первый раз, когда он видел её в чём-то откровенном; казармы и поля сражений не допускали особой скромности. Но, боги, сейчас всё было иначе. Нижнее белье в Никсе было толще и длиннее, прикрывало больше кожи, чем этот ансамбль. Слава богам, сейчас она была в своей ванной комнате, смывала воду из этого странного бассейна и пела во всю глотку. Причем жутко плохо, мог бы он добавить.

И, боги, он испытал такое облегчение от того, что она была жива, что у него болели уши, и он чуть снова не заплакал.

Он потёр затылок, повертев головой из стороны в сторону, пытаясь расслабить мышцы. Это была его первая смена в составе гарнизона Атласа и первый шпионаж в пользу Никса во дворце.

Было бы лучше, умнее остаться на своём посту в первую ночь. Но Сорен дала ему ровно десять минут, чтобы попытаться взять себя в руки в коридоре, вдохнуть хладнокровие и выдохнуть всё, что с ним было не так, прежде чем она высунула голову и спросила, собирается ли он обижаться и пыхтеть там всю ночь.

Нет, что он планировал сделать, так это спросить её, какого черта она прыгала в почти четырёхметровую глубину с одним из принцев Атласа, когда знала, что не умеет плавать. Он планировал сказать ей, что в этой уловке она заходит слишком далеко для своего благополучия или благополучия его и без того измотанных нервов.

Он сел на край её кровати и скривил лицо, оглядев комнату размером почти с весь его дом в Никсе. Всё для одного человека, одного ребёнка, не меньше, в то время как его семья из восьми человек жила практически друг на друге, взгромоздившись на нарах и в общих углах, его пятеро младших братьев и сестёр и один старший в результате не имели понятия о личном пространстве.

«Разница между царством богатства и царством щедрости», — предположил он. Энна многое отдала, чтобы никто из её граждан не остался без помощи, особенно в холодные месяцы. И в Никсе было обычным делом видеть, как сосед отдаёт соседу, все поддерживают друг друга, чтобы убедиться, что все они доживут до следующего тёплого сезона без ухудшения состояния. Существовало чувство взаимной ответственности, товарищества, люди никогда не отказывались помогать людям, которые в этом нуждались.

Здесь же они дали ребёнку комнату, утопающую в расточительстве.

Тем не менее, он не был удивлен, что Сорен наслаждалась этим. Она всегда западала на блестящие вещи, с самой первой их встречи — задолго до того, как они оба стали солдатами, и когда она знала его всего лишь как сына кузнеца, которого часто нанимала её мать, шестнадцатилетнего и застенчивого, как испуганный кролик.

Конечно, он слышал о ней. Все слышали. Подопечная королевы, которая должна была со дня на день отправиться на поле боя. Но она не выглядела как воин, когда он впервые встретил её на Зимней ярмарке, как раз перед тем, как он поступил в казармы.

С неба мягко падал снег, оседая на волосах Элиаса и замораживая кончик носа, пока он помогал матери расставлять их товары. Железо было таким холодным, что приходилось надевать перчатки, чтобы пальцы из-за пота не примерзали к металлу, но ему это нравилось. Он провёл в кузнице всё утро; снег был долгожданной передышкой.

Следующая встреча, однако, была не такой.

Сорен и старшая принцесса ссорились, как обычные сёстры, пока ныряли в веселую толпу, каждый резкий комментарий был на грани смеха. Ивонн была одета в строгое чёрное платье с серебряным орнаментом, чего все и ожидают от принцессы Никса, но Сорен, очевидно, носила всё, что ей нравилось, потому что ярко-золотое платье и сверкающий плащ выделяли её как белую ворону в море никсианской черноты.

Её волосы гармонировали не лучше, пылающие подобно солнечному огню, и усыпанные кусочками хрусталя. Её бледная кожа блестела от какого-то косметического средства, как будто кто-то провёл по её скулам пальцами, посыпанными золотом, а губы были красными, как кровь.

Элиас любил её с того момента, как увидел, и до того момента, как она открыла рот.

— Что это должно быть?

Она смотрела на его товары с недоверием, как будто не могла поверить, что они могут стоить внимания Ивонн. Избалованная, откровенная принцесса. Элиас, очевидно, выглядел оскорблённым её тоном, потому что она посмотрела на него тем взглядом, который, как он теперь знал, она приберегала для самых отъявленных идиотов.

— На что ты хмуришься?

Элиасу с трудом удалось сдержать язык за зубами.

— Простите, миледи?

Сорен моргнула, улыбнулась и обнажила зубы, как снежный барс — первый проблеск опасности, который он увидел в ней.

— О, миледи. Мне это нравится. Вонни, ты это слышала? Он назвал меня миледи.

Ивонн только нетерпеливо махнула в её сторону, так что внимание Сорен вернулось к нему. Она наклонилась ближе, и её улыбка стала насмешливой.

— У тебя что-то на щеке, сталь-вместо-мозгов.

Элиас с пылающим лицом быстро потёр то место, на которое она смотрела, но его пальцы остались чистыми. Сорен только усмехнулась, крошечная жестокая улыбка, которая говорила о том, что он был слишком доверчив.

Элиас не имел особой привычки ненавидеть членов королевской семьи, но она испытывала его решимость.

— Я хочу это, — внезапно заявила она, указывая подбородком на что-то позади него. — Дай мне посмотреть.

Элиас моргнул, глядя на неё, на его лице медленно появилась безмятежная улыбка. Отражение, похожее на то, которое его мать носила для особо придирчивых клиентов.

— Прошу прощения?

Сорен нахмурилась — выражение, которое каким-то образом делало её ещё красивее, даже когда он был занят тем, что ненавидел её надменный тон.

— Я сказала, хочу посмотреть то кольцо на полке сзади.

Элиас демонстративно хлопнул себя по лбу в знак понимания, одарив её своей самой широкой, самой неискренней улыбкой.

— Ой! Конечно. Я так сожалею о недоразумении, миледи. Просто, видите ли, я не говорю с яростным снобом.

Рот Сорен сложился в идеальную маленькую букву «О», и Элиасу потребовалось мгновение, чтобы смириться со своей надвигающейся смертью.

— Элиас! — рявкнула его мать, её глаза расширились от ужаса.

Но, прежде чем кто-либо успел сделать что-то ещё, Ивонн спасла его, совершив кое-что простое: она расхохоталась.

Кронпринцесса согнулась пополам, уперев руки в колени, её смех раскатился по заснеженным улицам.

— Ты это заслужила, — сказала она Сорен, абсолютно сияя. — Ты полностью заслужила это.

Сорен моргнула раз или два, прежде чем отмахнуться от его матери, пробормотав что-то о том, что всё это было шуткой. Его мать смотрела недоверчиво, но она отвернулась, бросив на него последний взгляд широко раскрытых глаз, оставив Элиаса на удивление не убитым.

Когда он снова повернулся к Сорен, то обнаружил, что она смотрит на него — уже не с яростью, а с любопытством.

— Элиас Лоч. Ты присоединяешься к этому сезону сбора жатвы, верно? Кое-кто из капитанов говорил о тебе.

Он едва осмелился дать ей правдивый ответ, но всё же натянуто кивнул, не зная, радоваться ли тому факту, что она слышала о нём, или умолять её не рассказывать его будущему капитану о его поведении.

Она быстро оглядела его, тихо повторяя его имя себе под нос. Затем, с тем, что, он мог бы поклясться, было намёком на уважение, она сказала:

— Полагаю, увидимся на поле боя, Элиас.

Он едва сумел кивнуть, часть адреналина покинула его конечности.

— И просто чтобы ты знал, — добавила Сорен, обращая на него предательски блестящие глаза, — Ты ещё не видел мою ярость.

Он, и правда, этого не видел. Вплоть до того дня, когда они были вынуждены сойтись в качестве боевых товарищей, оба страдающие, убитые горем и жаждущие мести, он не знал настоящей ярости принцессы Сорен Никс.

В первый же день они чуть не убили друг друга. Не из-за того, что сделал другой, а из-за простого греха, не будучи Джирой или Кайей. За то, что рядом с ними не было боевых товарищей, которых они выбрали для себя.

Это проклятое кольцо. Оно всё ещё было у него, его маленький символ удачи, спрятанный сейчас в рюкзаке. Напоминание о том, что он столкнулся лицом к лицу с принцессой и остался невредимым — во всяком случае, в первый раз. Она отомстила во многих их последующих встречах.

Дверь ванной комнаты с грохотом распахнулась, и Сорен появилась в облаке пара, одетая в то, что, как он догадался, здесь можно было принять за ночную рубашку: шёлковый топ цвета барвинка с рукавами тоньше, чем ремешки на ботинках, и соответствующие брюки, которые, казалось, были обрезаны до середины бедра. То ли это был стиль, то ли она сделала это сама, чтобы попытаться вызвать у него ещё одно возбуждение, он не был уверен… но в любом случае, прокляни его Мортем, это сработало.

— Ты снова морщишься, — вздохнула она.

Длинные ноги в три быстрых шага преодолели расстояние между ними, полотенце перекинуто через плечо, а в руке щетка. Она раздвинула его брови кончиками пальцев, а затем передала ему щетку и села на пол между его ног, прислонившись спиной к кровати, её волосы были в пределах лёгкой досягаемости.

— Полегче, ладно? Они все запутались.

Он тяжело вздохнул, взял прядь её волос и начал расчёсывать, медленно и уверенно, распутывая пальцами упрямые узлы.

— Меня здесь не должно быть.

— Я тоже не должна быть здесь, но мы тут.

Она откинула голову назад, зелёные глаза искали его, на её лице было нехарактерно серьёзное выражение.

— Как твоё плечо?

— Всё в порядке.

Пульсирующее и горящее, как Инфера, но в порядке.

— Ты уверена, что хочешь пройти через это?

Он протянул руку к её лицу, и она рассеянно подала ему кожаную ленту, которую использовала, чтобы убирать волосы назад.

— Коса или конский хвост?

— Ты когда-нибудь видел, чтобы женщина спала с хвостом, Элиас?

Значит, коса. Он принялся за дело, прихватив кожаную ленту зубами, и переплетая пряди её волос вместе.

— И да, — сказала она более спокойно. — Я уверена. Расскажи мне, как твоё плечо, на этот раз безо лжи, осёл.

Элиас стиснул зубы, беззвучно выругавшись.

— Отлично, умница. Ну… немного болезненно. Но пока ничего опасного.

По крайней мере, он на это надеялся. Он старался не смотреть на плечо с той ночи в казарме.

Плечи Сорен не расслабились, но она не стала дальше давить на него. Вместо этого она приподняла одно колено, ещё больше наклонившись к кровати, позволив своей голове наклониться вбок и коснуться его колена.

— Я рада, что ты здесь, — прошептала она, усталость давила на её голос, глубокая усталость, которая сжимала его сердце. — Очень.

Он проглотил ком в горле, быстро провёл рукой по её волосам, а затем опомнился и отдёрнул руку назад.

— Я тоже рад, что я здесь.

Когда этот жест стал таким трудным? Когда прикосновения к ней начали наполнять его экстазом, ужасом и такой острой болью, что это было почти приятно?

Его ладонь практически пела от обжигающего тепла там, где он погладил её волосы. Его колено пульсировало там, где покоилась её голова. В горле у него пересохло, как в заброшенном колодце. Он не чувствовал ничего подобного с тех пор, как они стали боевыми товарищами… по крайней мере, он не позволял себе. В нём не осталось места для его глупой маленькой влюблённости, как называла это Кайя, которая била его по голове каждый раз, когда замечала, что он слишком долго пялится на принцессу, которая находила удовольствие в том, чтобы мучить его. Там не было места острым ощущениям и румянцу и, чёрт возьми, как один человек может быть таким ужасным и таким красивым одновременно.

Так что, что бы ни эволюционировало внутри него, ему нужно было снова взять это под контроль. Между ними не могло быть никакого напряжения, если они собирались выбраться из этой ситуации живыми.

Он не мог думать о том, как приятно пахли её волосы, как сладкие розы и персики на его руках. Или как сильно он хотел взять её самодовольное лицо в свои руки и…

Он тряхнул головой со свирепостью мокрого волка, отряхивающегося досуха. Больше этого не будет. Более ничего подобного.

— Тебе нужно немного отдохнуть, — прохрипел он. — У тебя был долгий день.

— Я так и сделаю, — тихо согласилась она. — Когда тебе придётся уйти.

Тогда-то он услышал это — тихое одиночество в её голосе. Та же самая тоска, которая преследовала его от Никса до Атласа, заставляя его не спать, молиться каждую ночь, как умирающий, который грешил каждый день своей жизни.

— Хорошо, — пробормотал он, протягивая руку и стискивая её плечо. — Я с тобой. Неважно, куда это нас заведёт, мы вместе. Ты слышишь меня, умница?

Она протянула руку и накрыла его ладонь своей, вцепившись так крепко, что побелели костяшки пальцев.

— Я слышу тебя, осёл.

Что-то катастрофическое и тихое с грохотом ожило в его груди, и это было всё, что он мог сделать, чтобы проглотить клубок слов, который поднялся вместе с этим.

Больше этого не будет.

Не сегодня.

Не так, как сейчас.

* * *

— Эй, Дориан. Вставай.

Элиасу понадобилось чуть больше половины удара сердца, чтобы вспомнить, как теперь его зовут. Он сел слишком быстро, ударившись головой о койку над собой. Звёзды взорвались, а его череп запел от боли, зубы врезались в язык. Глаза защипало, он сморгнул слёзы и увидел Симуса, пристально смотрящего на него. Капитан был в полном обмундировании, весь бирюзовый и золотой, с блестящими пуговицами, которые вызвали бы безжалостные насмешки над ним в Никсе, светлые волосы аккуратно расчёсаны и уложены гелем.

— Что случилось? — сонно спросил Элиас, чувствуя вкус крови на языке.

Такое ощущение, что его только что сменил со своего поста другой охранник. Не может быть, чтобы уже наступило утро.

Симус бросил ему чистую униформу, которая, к сожалению, была отнюдь не похожа на ту простую, которую он носил ранее, быстрее походила на ту, над которой он только что в душе смеялся.

— Одевайся. Принцу нужен эскорт в город.

Элиас затуманено моргнул, пытаясь прочитать этот взгляд сквозь кромешную тьму душной комнаты. Он догадался по тону Симуса, что это был не обычный властный взгляд, отдающий приказ, а что-то более личное. Капитан был не совсем доволен, когда Элиас появился у его порога в поте лица и стал утверждать, что был послан самим, чёрт возьми, Первым Принцем Атласа, из всех людей, молясь Мортем, чтобы они не потрудились допросить его слишком подробно… или не потребовали сначала обыскать его рюкзак.

К счастью, казалось, что имя Каллиаса имело особое значение в этом гарнизоне, вероятно, потому что он был единственным членом королевской семьи, который следовал за ними на поле боя и за его пределами, единственным, у кого были окровавлены руки. Благодаря этому, Элиаса пока никто не беспокоил, что его вполне устраивало.

Он поднялся с койки, опустился на пятки, слегка согнув колени, чтобы принять удар. Несмотря на это, его плечо пульсировало от жара, и ему стоило больших усилий не поморщиться.

По крайней мере, у униформы Атласа были длинные рукава.

Хотя он чувствовал себя незащищенным без клинка на поясе, стало облегчением покинуть сырую комнату и её храпящих обитателей, пот на его шее и спине остывал от прикосновения свежего воздуха из открытых окон. Лунный свет заливал зал — значит, всё ещё была ночь. От запаха рассола и соли у него язык скручивался во рту, хотелось подавиться, но, по крайней мере, влажность уменьшилась. Он уже скучал по резкому порыву никсианского ветра, чистому запаху снега и холода, такому глубокому, что он пробирал до костей и будил каждую спящую частичку его существа. Он не был рожден для жары, влажности и рыбы.

— Принц сказал, зачем ему эскорт? — спросил он как можно небрежнее, возясь с одной из тех смехотворно блестящих пуговиц, застегивая свой мундир.

Он был немного тесноват в груди и плечах, и он бы расстегнул одну или две, если бы мог, но что-то подсказывало ему, что Симусу это не очень понравится.

— Глубокой ночью?

Симус бросил на него предостерегающий взгляд.

— В этом гарнизоне мы не подвергаем сомнению решения королевской семьи. Они говорят «прыгай», мы спрашиваем: «Как высоко?»

— Понятно. Это просто кажется ненужным риском, вот и всё. Разве Порт-Атлас не опасен ночью?

Да, хорошо — это прозвучало так, как мог бы спросить новичок из какого-нибудь захолустного атласского городка.

— Да, это так. Вот почему ему требуется сопровождение. У тебя морская вода там, где должен быть твой мозг или что, Дориан?

«У тебя в этой красивой голове мозг, или сплошные стихи и молитвы?»

— Это предполагалось и раньше, — пробормотал Элиас.

— Шокирующе.

Саркастические нотки в голосе стражника на мгновение напомнили Элиасу Джейкоба, хотя Симусу определенно не хватало хорошего юмора никсианского капитана.

Боги, что бы он отдал, чтобы его рота была у него за спиной.

Они вдвоём направились в главное фойе, показное помещение, которое Элиас мгновенно возненавидел, когда впервые увидел его. Потолок парил высоко над их головами, завершаясь куполом из матового стекла с прозрачными полосками, пропускающими солнечный свет. Стены были голубого оттенка, которого он никогда не видел нигде, насыщенные и тёмные, подчёркнутые прожилками металлического золота, и были три алебастровые лестницы, которые вели на различные уровни дворца: одна слева, одна справа и одна в центре.

Симус направился к парадным дверям в дальнем конце, отдав честь стражникам быстрым ударом кулака по груди, действие, которое Элиас мгновенно повторил. Затем они вышли во внутренний двор, вымощенный булыжником и окружённый лесом пальм, тропических цветов и странных ягодных кустов. Каллиас ждал их в тени железных ворот, плащ скрывал его волосы от сплетницы-луны. Он скривил рот, пока рассматривал свою обувь; на этот раз сапоги, а не отвратительно громкие туфли, которые, как недавно узнал Элиас, назывались сандалиями. На бедре у него висели ножны с мечом.

Хочется надеяться, они предназначалось не ему.

Когда Симус остановился и поклонился, Элиас последовал его примеру, хотя его позвоночник восставал против идеи поклониться этому принцу Атласа, этому похитителю, этому убийце. Было трудно даже смотреть ему в глаза, говорить с некоторым подобием вежливости, зная, что он сделал с Сорен, с Джирой… со столькими людьми Элиаса.

— Ваше Высочество, — сказал Симус, всё ещё не поднимая головы.

Элиас почувствовал, как принц окинул его долгим взглядом.

— Ты привёл новичка.

— Я подумал, что это будет хороший шанс проверить его навыки.

Симус больше ничего не сказал, но Элиас достаточно хорошо расслышал подтекст. Я подумал, что это будет хороший шанс вернуть его в штат пажей.

— Ну, раз ты так считаешь, — вздохнул Каллиас. — Вы двое можете перестать сгибаться пополам. Вы что-нибудь потяните.

Элиас сжал зубами внутреннюю сторону щеки, чтобы не ответить, и его оскорблённый рот запротестовал; в последнее время он слишком много кусался.

— Могу я спросить, почему мы здесь, Ваше Высочество?

Симус бросил на него взгляд, который обещал, что его дни без издевательств вот-вот закончатся, но Каллиас просто ответил:

— Следуйте за мной.

Каллиас толкнул ворота, и они застонали. Элиас нахмурился, когда они прошли через них.

— У вас проблемы с ржавчиной.

Каллиас остановился и, оглянувшись, посмотреть на Элиаса.

— Извини?

Боги, ему нужно было заткнуться.

— Просто… ваши ворота. Железо заржавело.

— Именно это и происходит с железом, — снисходительно сказал Симус. — Мы можем продолжать двигаться?

— Вы когда-нибудь чистили их?

Элиас провёл рукой по воротам и поморщился. Их состояние было ужасающим.

— Немного соли и лайма сотворят чудеса.

— Какие? Сотворят напитки? — Симус фыркнул, но Каллиас сузил глаза.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

Элиас колебался, но эта частица правды не могла повредить.

— Моя мать — металлург. Сестра — кузнец клинков. Отец тоже занимался этим ремеслом до своей смерти. Я кое-что знаю.

Каллиас приподнял одну бровь.

— Напомни, откуда, ты сказал, ты родом?

— Из места, о котором вы не слышали, Ваше Высочество.

Казалось, он принял этот ответ, хотя любопытство всё ещё светилось в его глазах.

— Давайте двигаться дальше.

Над ними и вокруг них грохотал сухой гром, между облаками проносились молнии, освещая им путь по извилистым улочкам и белоснежные дома с разноцветными дверями и крышами, явно не рассчитанными на снег и холод. Следы песка были погребены между уличными камнями, вокруг них разбросаны странные камешки похожие на веер и завитки. Он подхватил один с дороги, пока они шли, изучая его, нахмурив брови, водя пальцами по канавкам, гладкой поверхности, странно ярких цветов.

— Не отставай, — рявкнул Симус через плечо. — Ты, что, никогда раньше не видел ракушек?

Элиас моргнул.

— Ну… вообще-то, нет.

Каллиас остановился, как вкопанный, так внезапно, что Элиас почти подумал, что он на что-то наткнулся.

— Подожди, ты серьёзно?

Мортем спаси его. Он был ужасен в этом. Он сглотнул, немного усилив свой атласский акцент.

— Мой город находится не очень близко к морю, Ваше Высочество. Мы никогда не могли позволить себе поездку сюда, чтобы увидеть его.

— Ты никогда не видел океана? — Каллиас говорил так, словно не мог представить себе участи хуже.

— Ваше Высочество, — сказал Симус. — При всём моём уважении, разве нам не нужно кое о чём позаботиться?

— Как всегда на задании, Симус.

Принц снова пошёл. Не похоже, чтобы у него был твёрдый стержень.

Не то, чтобы у Элиаса были какие-то твёрдые ожидания относительно того, куда их приведёт эта прогулка — если только они не раскрыли его личность и не планировали сделать так, чтобы его первый настоящий взгляд на океан был также и последним, — но так или иначе, оказаться на кладбище даже не было в списке.

Алебастровые надгробия были расположены аккуратными, почти навязчивыми рядами, трава была более яркой зелёной, чем Элиас когда-либо видел прежде, влажная и сочная под его сапогами. Кладбище было заполнено цветочными клумбами, живыми изгородями и каменными фонтанами, всё идеально ухожено, всё в безупречном состоянии.

— Тут… красиво, — сказал он с удивлением.

В Никсе больше не было кладбищ; у них были мраморные мавзолеи, в которых хоронили мёртвых, которых не сжигали на кострах, их гробы хранились под замком. Старые суеверия тех времен, когда некромантия была легальной, а носители её культа терроризировали королевства, эта вызывающая привыкание магия разъедала их, пока они сами не превращались в трупы.

Каллиас покачал головой.

— Не каждая его часть.

Вместе они пробирались через кладбище, пока не остановились на месте, которое не соответствовало окружающему пространству. Симус выругался себе под нос, и ужас пробрал Элиаса до костей; потребовалось усилие, чтобы подавить молитву Мортем, когда он, спотыкаясь, отступил на пару шагов от издевательства перед ними.

Могила была осквернена. В земле зияла дыра, как пасть какого-то нечестивого существа, осколки расщепленного дерева были разбросаны по куче грязи. Крышка гроба — деревянная, простая — была оторвана, как будто кто-то ворвался внутрь.

Нет. Как будто кто-то вырвался наружу. Края отверстия в гробу были загнуты наружу, а не внутрь, распахнуты изнутри.

Элиаса должно было стошнить.

— Грабители могил, — произнёс Симус, как проклятие, не видя, что видел Элиас, испытывая отвращение к совершенно другой идее. — Я думал, мы положили этому конец.

— Не грабители могил, — прохрипел Элиас. — Некромантия.

Принц и капитан посмотрели на него проницательными глазами. Каллиас заговорил первым, указывая на могилу:

— Ты что-то знаешь об этом?

Ему придётся научиться лучше лгать, если он собирается и дальше продолжать болтать.

— Я много читал, — запинаясь, сказал он. — И моя мать была девочкой, когда последние остатки некромантии были искоренены. Она рассказывала мне разные истории.

Истории о мертвецах, выбирающихся из могил, о скелетах и полусгнивших трупах, терроризирующих ферму и деревню, город и усадьбу. Об их шаркающей походке и их неземных криках. Как их владельцы, которые были ненамного лучше, кожа и кости питались кожей и костями, их пустые глаза светились болезненным облегчением, когда они играли в кукловодов с безжизненными марионетками. Элиасу всё ещё снились кошмары, в которых костлявые руки хватали его за лодыжки и вытаскивали из постели.

Каллиас скрестил руки на груди, его толстый чёрный плащ развевался вокруг него, как любимая тень. Он мотнул головой в сторону ужасного зрелища, открывшегося перед ними.

— Скажи мне, что ты видишь, Эли.

Элиас сглотнул, мышцы его ног практически согнулись назад, когда он попытался приблизиться к этой могиле. Сама его кровь сопротивлялась этой близости, глубокая душевная болезнь затопила его внутренности, как лопнувшая труба. Но он заставил себя встать на край ямы, присел перед ней на корточки. Грязь осыпалась с края и падала в разбитый гроб со зловещими глухими ударами.

— Посмотрите на гроб, — сказал он через мгновение. — Грабители могил сломали бы застежку и открыли бы его за край. Кто стал бы утруждать себя тем, чтобы пробивать твёрдую древесину, если бы в этом не было необходимости? А здесь, видите весь этот мусор? Если бы кто-то вломился внутрь, осколки были бы внутри гроба, а не снаружи. Кто-то вырвался изнутри. И я никогда не видел, чтобы мёртвые тела спонтанно решали, что им надоели их могилы, а вы?

На этот раз даже у Симуса не нашлось неприятного возражения. Двое мужчин просто таращились на могилу, нахмурив брови; на лице Симуса медленно проступал ужас, а на лице Каллиаса — безропотный страх.

Плечи Элиаса напряглись.

— Вы уже подозревали.

— Я надеялся, что слишком остро реагирую.

Каллиас провел руками по бороде, слишком внимательно изучая Элиаса, чтобы чувствовать себя комфортно.

— Как много, по-твоему, ты знаешь о подобном?

Благодаря своему духовному сану он слишком много знал обо всех видах магии, даже о незаконных.

— Достаточно. Больше, чем большинство.

— Хорошо. Считай себя нанятым.

— Что? — Элиас и Симус сказали одновременно, в голосе Элиаса слышалась едва сдерживаемая паника, в голосе Симуса — откровенное недоверие.

— У меня точно нет никакого опыта в этой области. Моя сестра может знать больше, но она… — принц запнулся, и Элиас навострил уши. Может быть, разлад в семье? — Она занята повседневным правлением. Это останется между нами троими. Я хочу, чтобы было начато полное расследование.

— Мы сами по себе вдвоём не можем справиться с целым расследованием, — запротестовал Симус. — Особенно с Эли, таким новичком.

— Может, я и новичок, но я всё равно видел больше, чем ты, — холодно напомнил ему Элиас.

Челюсть Симуса задрожала.

— Как бы то ни было, двух человек будет недостаточно.

— Тогда возьми ещё парочку, но не больше трёх. Чем больше умов хранит тайну, тем больше найдётся ртов, готовых её раскрыть.

— Вы не собираетесь рассказать королеве?

Челюсть Каллиаса дрогнула.

— Нет, пока не будет чего-то конкретного, что я могу ей рассказать. Сейчас она занята военной работой.

Это было ещё не всё. Несмотря на то, что Элиас так мало общался с этим принцем, он знал эту едва уловимую перемену в его тоне, странный угол, под которым звучали его слова. Это был тот же тон, что и у Сорен, когда она лгала.

Он отогнал эту мысль, молча проклиная себя. Они с ней не могли оба начать идти по этому пути. Один из них должен был придерживаться реальности.

— Я счастлив служить.

Каллиас слегка ухмыльнулся.

— Хороший ответ. А пока давайте закапаем эту могилу. Не хочу, чтобы кто-нибудь наткнулся на это и поднял панику на весь город.

Элиас кивнул, хотя страх скрутил его изнутри. Его уже тошнило от этого королевства, от каждой его части: его странной магии, его кровожадных и лживых королевских особ, его рыбного запаха и тяжёлого воздуха. Но оно вцепилось когтями в его боевого товарища, а зубами — в его руку, и пока они не придумали, как вытащить их обоих…

Он поймал лопату, которую бросил ему Каллиас, и начал копать.

ГЛАВА 27

КАЛЛИАС

Были только две обязанности Первого Принца, которые Каллиас по-настоящему ненавидел. Первая, конечно, был брак по договоренности, но он не хотел сейчас зацикливаться на этом. А вторая…

— Говорю тебе, — рявкнул Финн, злее, чем когда-либо слышал его Каллиас, растопыривая руки, как будто хотел задушить их старшую сестру, — ты не можешь запускать фейерверки во дворе!

— А я тебе говорю, — возмутилась Джерихо голосом, граничащим с криком, щёки раскраснелись от пыла, а накрашенный ноготь был в дюйме от носа Финна, — что на пляже ты их не запустишь! Это загрязняет воду и пачкает песок на недели…

— А если ты запустишь их во дворе, нам придётся перестраивать дворец во второй раз!

Второе, что Каллиас ненавидел, очень ненавидел, всем своим нутром ненавидел, — это планирование мероприятий. Он уехал бы жить в кишащий жуками лес со всеми семью своими дикими двоюродными братьями-арборианцами, если бы это означало, что ему никогда больше не придётся планировать ещё один проклятый богами фестиваль.

Каллиас и Вон сидели на одном из многочисленных диванов в центре дворца, передавая друг другу пакетик ирисок из солёной воды и наблюдая за препирательствами Финна и Джерихо. Этим утром аппетит Вона проснулся с удвоенной силой; Каллиас не видел, чтобы он переставал есть с самого завтрака. Его глаза стали ярче, и на этот раз на щеках появился румянец. Каллиас был бы гораздо больше раздосадован ссорой, если бы не испытал такое облегчение, увидев, что у его шурина хороший день.

— Послушайте, — наконец, прервала Джерихо свои разглагольствования о здоровье морских черепах, махнув рукой, чтобы привлечь их внимание. — Забудьте о фейерверках. Что, если мы посмотрим, что устраивает Никс во время своих празднований, и включим некоторые из этих традиций? Это может заставить Солейл чувствовать себя как дома.

— Это противоположно тому, что мы хотим сделать, — запротестовал Финн. — Мы пытаемся увести её от Никса.

Джерихо нахмурилась.

— Я знаю это. Но, боги, разве вы не видели её лицо? Она грустная. Уже не просто злая, а грустная. Она скучает по дому. Может быть, если бы мы потрудились проявить немного сострадания…

— Это неплохая идея, — прервал её Каллиас, прежде чем Финн снова смог вцепиться ей в горло. — Но это должно быть тонко. Иначе у мамы случится припадок.

— Удачи с этим. Они, вероятно, приносят жертвы на алтарях и украшают дворец кровью, — мрачно сказал Финн, заработав пинок от Джерихо.

— Ты ужасен, — пожурила она его. — Они, вероятно, говорят то же самое о нас. Война порождает монстров в умах каждой стороны, но правда не часто бывает такой ужасной.

Каллиас поморщился, вспышки поля боя играли в прятки в его голове.

— Сказала как человек, который ещё ни разу не пробовал чужой крови во рту.

— Я так и знал. Я знал, что ты вампир, — выпалил Финн, подтолкнув Каллиаса ботинком в голень. — Все эти размышления должны были откуда-то взяться.

— Вампиров не существует, Финн, — хором произнесли Каллиас, Вон и Джерихо, их тон варьировался от усталого до откровенно раздраженного.

Финн ткнул в них пальцем.

— Вы увидите. Однажды вы все увидите. Говорю вам, старая леди Агата с Конч Стрит, она слишком жуткая, чёрт возьми, чтобы принадлежать к этому миру.

— Ей девяносто лет, Финн. И она очень милая, — сказал Вон. — Она печёт хорошее печенье.

Джерихо изумленно уставилась на мужа.

— Она давала тебе печенье?

Улыбка Вона, какой бы маленькой она ни была, стала самодовольной.

— Она говорит, что я очень милый молодой человек.

— Научи меня своим приёмам, — сказал Финн. — В прошлый раз, когда я проходил мимо её дома, она швырнула в меня метлой.

Джерихо бросила на него взгляд.

— И что ты делал, когда проходил мимо её дома?

Финн нахмурился.

— По её словам, я прятался, как хулиган.

— И я уверен, что так оно и было, — сказал Вон, протягивая руку своей жене.

Джерихо подошла и села рядом с ним, уткнулась носом в его бок и рассеянно поцеловала в уголок его подбородка. Каллиас поймал обеспокоенный взгляд, который она бросила в сторону своего мужа, который на её безмолвный вопрос ответил спокойной улыбкой и поцелуем в лоб, разгладившим морщины. Под её глазами затаились тени, следы того пыла, о котором упоминал Вон, отчаяния в попытках спасти его от безмолвного монстра, пожирающего его изнутри. Никто из них не знал, сколько времени осталось у Вона, и как будет прогрессировать эта болезнь.

Ему придётся помочь Джерихо в поисках, как только всё уладится с Солейл.

Как только эта мысль пришла ему в голову, Симус вошёл в гостиную. Обойдя смеющихся и бездельничающих придворных, он встал перед ними, заложив одну руку за спину, и отвесил неглубокий поклон.

— Высочества. Ваши родители позвали вас в обеденный зал.

— Ты что-нибудь здесь делаешь, кроме того, что созываешь людей? — спросил Финн.

— Разве ты не можешь сказать им, что мы чем-то заняты? — взмолилась Джерихо, бросив на Финна ещё один сердитый взгляд.

Губы Симуса дрогнули.

— Это касается Солейл.

У Каллиаса свело грудь, и он оттолкнулся от дивана, уже готовый к спору.

— Что-то случилось?

— Уже идём, Симус, — вмешалась Джерихо, прежде чем Симус успел ответить, бросив на Каллиаса предупреждающий взгляд.

Гул разговоров вокруг них стих, придворные пялились, пытаясь сделать вид, что это не так. Каллиас проглотил остальные свои вопросы, стиснув зубы от резкой реплики, которая так и рвалась наружу.

Он не мог спорить с Наследницей публично; это не будет восприниматься так же, как ссоры Финна. Но он сомневался, что вопрос или два были бы неуместны.

Вон встал первым, его походка была пружинистой, когда он взял Джерихо за руку и поднял её с дивана, встретив её испуганный смех поцелуем, на который быстро стало неудобно смотреть. Каллиас застонал в знак протеста, Финн прямо-таки заткнул рот, и они оба поспешили в зал, оставив голубков на время позади.

— Я вижу, Вон чувствует себя лучше, — сказал Финн со смехом, засовывая руки в карманы, пока они шли.

Сегодня на нём была толстая серая рубашка с длинными рукавами, более приглушенная, чем та, в которой он обычно любил расхаживать.

— Это хорошо. К сожалению, с мерзкими последствиями. Но хорошо.

Каллиас усмехнулся.

— Я удивлён, что он ждал так долго.

— Как люди получают удовольствие, жуя друг другу лица на публике? Это неловко!

— Я, честно говоря, не думаю, что они вообще понимают, что там есть другие люди.

Дойдя до двери в обеденный зал, они на мгновение остановились, оба искоса посмотрели друг на друга.

— Хорошо это или плохо, как ты думаешь? — тихо спросил Каллиас.

Финн фыркнул, но в его голосе не было веселья, когда он сказал:

— Если схема сохранится, мы можем никогда больше не получить хороших новостей.

* * *

Либо кто-то умер, либо кто-то собирался это сделать.

Одного взгляда на стол было достаточно, чтобы Каллиас понял это, потому что впервые за бог знает сколько времени его родители сидели рядом друг с другом, а не напротив друг друга, бок о бок во главе стола. Кресло его отца было неловко повернуто внутрь, его локти были на коленях, и он наклонился вперёд, что-то настойчиво шепча Адриате еле слышно. В кои-то веки она, казалось, уделяла всё своё внимание, зелёные глаза смотрели на своего короля мягче, чем Каллиас привык видеть, за исключением особых случаев. Их руки были переплетены, покоясь на соприкасающихся коленях.

О, кто-то определённо был мертв.

У них не осталось ни бабушек, ни дедушек. Их дяди со стороны отца были моряками, так что, возможно, произошло крушение. Но они не были настолько близки, и его отец, казалось, не испытывал никакого горя, кроме того, что он испытал после потери Солейл. А старшая сестра их матери была королевой-консортом Арбориуса, так что они бы все уже слышали, если бы она умерла. Весть о смерти члена королевской семьи, независимо от королевства, распространяется быстрее чумы.

У него начиналась головная боль, пока он пытался вспомнить все имена своих кузенов, которых могла постичь ужасная участь, когда вошла сама Солейл, Эли за её спиной — днём? Должно быть, он заступил на смену другого рекрута.

Каллиас был впечатлён его самоотверженностью. Обычно, когда к ним присоединялся новый рекрут, было непросто удержать его на своём посту в течение первых двух недель. Эли относился к своим обязанностям более серьёзно, чем некоторые из их опытных стражников. Он будет полезен, если сохранит эту трудовую этику. И его познания об их новейшей проблеме до сих пор оказывались бесценными.

Воспоминание о взломанном гробе превратило головную боль в острую точку, непрерывно вонзающуюся в основание черепа. Холодный пот выступил у него на ладонях, и он рассеянно вытер его о штаны.

Между обнаружением Солейл, и возвращением некромантии, казалось, что в последнее время Мортем не чувствовала себя очень преданной своему ремеслу.

— Хорошо, — объявила Солейл тем беззаботным голосом, в котором он начал узнавать её напряжение и желание скрыть это, — что за важные новости?

Она упала на сиденье между ним и Финном, положив локоть ему на плечо, а лодыжку — на ногу Финна. Шок пронзил Каллиаса от её небрежного прикосновения, что-то настолько похожее на Финна, что ему, в самом деле, пришлось проверить и убедиться, что его брат действительно сидит на стуле в стороне от него, что это не какая-то шутка, которую его напряжённый разум сыграл с ним.

Сам Финн казался невозмутимым, едва взглянув на её назойливую лодыжку, прежде чем перевёл взгляд через стол на их родителей.

— Да, давайте покончим с этим ожиданием, пожалуйста. Кто умер?

— Мы объясним через минуту, — уклончиво сказала Адриата, сидя с прямой спиной на стуле, сжав губы и выражая напряжение момента в каждой черте своего лица. Что бы это ни было, она не была этому рада. — Давайте подождём Джерихо и Вона.

Спина Каллиаса напряглась, готовясь к удару. Даже воздух казался заряженным, вот-вот разразится буря, между сжатыми губами его матери застряла молния.

Он получил достаточно сюрпризов в последнее время.

Джерихо ворвалась в зал, за ней следовал Вон, но даже она казалась встревоженной, сжав кулаки вокруг юбок и подняв подбородок, как оружие. Блеск на её губах был размазан, но она, казалось, не беспокоилась о том, чтобы это исправить.

— Спасибо, что подождали, — сказала она, садясь по другую сторону стола напротив Солейл.

Вон занял место напротив Каллиаса, на мгновение встретившись с ним взглядом. Каллиас слегка постучал себя по губе. Вон, покраснев, быстро вытер полоску блеска, оставшуюся у него на губах, сверкнув благодарной улыбкой.

— Я сделаю это быстро, — сказала Адриата, положив руки ладонями вниз по обеим сторонам стопки бумаг. Выглядящих весьма официально. — Мы собрали вас всех здесь, чтобы обсудить, что происходит теперь, когда Солейл… здесь.

Солейл уставилась на их мать, слегка нахмурившись, отчего на её щеке появилась ямочка.

— Что вы имеете в виду, что происходит?

Челюсть Адриаты дернулась.

— Я не уверена, помнишь ли ты это, но в Атласе линия наследования начинается с младшей дочери. Это, в традиционном смысле, сделало бы тебя нашей наследницей.

Лёд сковал каждый из суставов Каллиаса.

Нет. Они никак не могли быть готовы к этому разговору.

Вон потерял весь цвет лица, к которому вернулся за последние несколько дней, его губы слегка приоткрылись, а его глаза метнулись к жене, которая просто смотрела на свои сложенные на столешнице руки. Лодыжка Солейл упала с колен Финна, и Финн вцепился в край стола с непроницаемым выражением лица. Никакого блеска в его глазах. Никакой ухмылки на его лице. Ничего.

— О, — сказала Солейл.

И это было всё.

— В настоящее время Джерихо обладает этим титулом и выполняла эту функцию в течение десяти лет, пока тебя… не было.

Рамзес внимательно изучал реакцию Солейл, крепко сжимая руку Адриаты.

— Но мы подробно обсудили это, и при условии, что ты будешь доброжелательна…

— Мы хотели бы восстановить тебя в качестве нашей наследницы, — сказала Адриата, и у Каллиаса закружилась голова, когда он увидел, как она, наконец, одарила Солейл нежным, материнским взглядом.

Когда он наблюдал, как она забирает эту привилегию, эту свободу, этот ключ, которого он желал, к которому стремился и за который чуть не подкупил… и навсегда убирает эту привилегию из его досягаемости.

— Джерихо проведёт тебя через твои обязанности, и она будет рядом с тобой, пока ты не будешь готова стоять самостоятельно. Если ты чувствуешь, что готова забрать этот титул обратно.

В тишине, которая опустилась в центр комнаты, как лезвие гильотины, Каллиас услышал, как спина Эли ударилась о дверь. Он услышал, как Солейл резко втянула воздух.

И самое главное, он абсолютно ничего не услышал от Джерихо.

— Что? — Финн и Вон сказали одновременно, самый бесстрастный голос, который он когда-либо слышал от Финна, самый злой, который он когда-либо слышал от Вона.

Оба мужчины встали, и Каллиас последовал их примеру; он понятия не имел, почему или что, по его мнению, он мог сделать, но сидеть и принимать это, было так же неправильно. Ему нужно было бороться с этим, вразумить их, чтобы… сделать что-то, чёрт возьми, потому что это не могло быть правильным. Они приняли это решение без него, не спросив его совета. Даже не предупредив его.

— Мама, ещё слишком рано… — попытался он, но Финн заговорил за него.

— Ты, должно быть, шутишь! Мама, это безумие. Ты не можешь быть серьёзной, Джерихо, скажи мне, что она несерьёзно!

Джерихо не сделала ничего подобного. Вместо этого она вскочила на ноги, стряхнув руку Вона, когда он пытался её удержать, и проигнорировала его попытки позвать её обратно. Она прошла мимо Эли, даже не оглянувшись, дверь так сильно врезалась в косяк, что пыль посыпалась с петель.

Рамзес и Адриата обменялись взглядами. Финн, всё ещё недоверчиво глядя на родителей, оттолкнулся от стола и поспешил за старшей сестрой. Но Каллиас стоял как вкопанный, ладони у него были холодные, колени стучали, а разум кружил, как торнадо.

Солейл тоже, казалось, застряла. И впервые она выглядела маленькой, пойманной в ловушку, цепляясь за края своего стула, наблюдая, как он и Вон возвышаются над столом.

— Всё прошло хорошо, — вздохнула Адриата, потирая висок.

И у Каллиаса не было слов, чтобы спросить её, чего именно она ожидала. Не было слов, чтобы спросить её, почему, если всегда была возможность изменить Наследника, она не дала Джерихо того, что она хотела все эти годы… и не выбрала его взамен.

ГЛАВА 28

ФИНН

— Джерихо!

Финн погнался за своей старшей сестрой по коридору, но она только ускорила шаг. Пастельно-зелёные юбки развевались при каждом быстром шаге, удаляющемся прочь от обеденного зала. Её волосы свободно струились по спине — сегодня не было диадемы, способной заколоть их назад.

Он должен был знать — должен был предвидеть…

— Джерихо! — снова рявкнул он, схватив её за плечо в тот момент, когда оказался достаточно близко, и развернул её лицом к себе. — Джерихо, перестань, это неправильно, они не могут так поступить с тобой…

Он замолчал, как только смог увидеть её лицо. Она плакала, тяжёлые слёзы стекали с края её подбородка полностью сформировавшимися каплями.

— Джер, — прошептал он, и одна мягкая частичка его сердца затвердела. — Я поговорю с ними. Я, Кэл, Вон, мы все заставим их понять, насколько это нелепо, они не могут забрать у тебя корону…

— Финн, прекрати, — она взяла его руку, сжала её обеими своими и сделала медленный, дрожащий вдох, пряди её волос застряли в дорожках от слёз на лице. — Они не принимали этого решения. Я это сделала.

Пол провалился под босыми пятками Финна.

— Что?

— Они попросили у меня совета. Они планировали оставить всё как есть. Традиция требует, чтобы наследницей была названа младшая девочка, но, учитывая смягчающие обстоятельства Солейл, они не чувствовали себя готовыми вернуть ей титул.

— Да, потому что это худшая идея, которую я когда-либо слышал…

— Я сказала им сделать это, — перебила Джерихо более резко, чем она обычно говорила, — потому что я больше не гожусь на эту должность. Моё… моё внимание разделено. Так было уже долгое время. Мне нужно больше времени, чтобы помочь Вону. Больше времени, чтобы найти способ спасти его.

— Джер, ты не должна передавать ей трон из-за этого. Мы можем помочь, мы все можем разделить нагрузку, у меня есть источники…

— Финн.

Она отпустила его руки и вместо этого обрамила его лицо, одарив его взглядом, в котором было больше боли и изнеможения, чем он думал было позволено жить в Солнечной принцессе.

— Наследница должна любить своё королевство превыше всего и всех остальных. Но Вон…

Лёгкая дрожь пробежала по её рукам, землетрясение перед обрушением, обвал, ожидающий своего часа.

— Вон — моё королевство. Вон мой дом. И он нуждается во мне больше, чем когда-либо Атлас.

Как он был единственным, кто мог это видеть? Его семья не была глупой, единственно по сравнению с ним.

— Ты думаешь, Сорен справится с работой лучше? Боги, Джерихо, это безумие, она всё ещё принадлежит им! Отдай корону Кэлу, если ты так отчаянно хочешь от неё избавиться, боги знают, что он этого хочет!

— Солейл возвращается к нам, — отрезала Джерихо. — Медленно, но так и есть. Я вижу это. Кэл видит это. Она вспомнит нас, Финн. Я верю в это. И, возможно, принятие на себя некоторых из её старых обязанностей поможет вытянуть это воспоминание. А пока я сделала свой выбор, и ты должен уважать его. Будь я Наследницей, или Первой Принцессой, или кем бы я ни была сейчас, я всё равно твоя старшая сестра.

Финн с трудом сглотнул.

— Ты дала клятву, когда взяла эту корону.

Не то чтобы он когда-либо особо заботился о клятвах, коронах или любых других цепях, которые королевство пыталось надеть на своих принцев и принцесс. Он давным-давно отмахнулся от своих собственных. Но сейчас всё было иначе. Это было безумие.

— И я дала клятву своему мужу, когда взяла его кольцо. Я намерена сохранить и то, и другое в меру своих возможностей, и прямо сейчас это означает, что я ухожу в отставку.

— Вон не знал?

— Это было не его решение. И он бы всё равно воспротивился этому, — она сжала юбки в кулаках. — Он считает, что его жизнь не стоит того, чтобы я отказалась от своего положения.

— А ты не согласна.

— Его жизнь стоит любой цены, которую я должна за неё заплатить. Ты же знаешь, каково это, — она снова начала ходить. — Я слышала, о чём ты молился после пожара.

По спине Финна пробежала дрожь, горячая и холодная, но на этот раз он не преследовал её. Он смотрел, как она уходит — убегает — и неохотно смирился с тем фактом, что следующие несколько ночей он проведёт в городе. И, возможно, дни тоже. Эта новость не понравится народу. Он и Кэл проделали слишком много работы, чтобы вызвать симпатию у простых людей к Джерихо, уговорить их полюбить новую Наследницу после того, как они так много вложили в первую.

Когда Солейл умерла, большинство людей догадывались, что Джерихо не планирует оставаться в Атласе. Мельница слухов крутилась вокруг её романа с Воном в течение нескольких месяцев после пожара, даже после того, как они поженились, когда это уже не должно было быть достойным скандала. И по мере того, как время ползло, а они двое не зачали собственного наследника, слухи становились всё более жестокими. Громче. Пробираясь сквозь подбрюшье города и заползая в дворцовые залы, нашептывали из уст дворцовых людей, эхом отдаваясь в ушах Джерихо.

Это был самый опрометчивый поступок, который он когда-либо предпринимал, самый безжалостный из всех, что он когда-либо делал, вмешиваясь, чтобы подавить отвратительное мнение публики. Он воспользовался всеми услугами, которые накопил, применил все средства шантажа, которые у него были, чтобы быстро убить эту сплетню. Негативное внимание не было чем-то новым, когда дело касалось королевской семьи. Некоторые вещи должны были идти своим чередом. Но он подвёл черту, когда эти вещи разбили сердце Джерихо.

Теперь же всё то время потрачено впустую.

Он закрыл лицо руками, делая долгий, успокаивающий вдох.

Это нормально. Всё хорошо. Он приспособится. Он всегда приспосабливался.

Но это не означало, что ему это должно нравиться.

ГЛАВА 29

СОРЕН

Сорен не могла уснуть. Каждое движение и поворот ощущались как имитация волн, принятие того, во что они её превращали. Каждый удар её сердца казался предательством, каждое биение крови шептало «наследница, наследница, наследница», разбавляя звёздную пыль в её крови морской водой.

Наследница Атласа.

Это было либо её самое блестящее достижение, либо её самый безумный трюк, по поводу чего, они с Элиасом громко и в течение нескольких минут спорили. К счастью, его освободили со смены и заменили Алией, девушкой вдвое меньше Сорен, которая и близко не была склонна разговаривать с ней, так что ей оставалось пялиться в потолок и молча считать бесконечное количество горных баранов.

Хорошо. Было не совсем тихо. Чудовищные сплетни за её окном, казалось, никогда не прекращались, а шум вздымающихся и опускающихся волн был её постоянным спутником, в какую бы комнату она ни заходила.

Сорен вытащила одну из подушек из своей маленькой горы и натянула её на голову, сильно зажав уши и зарывшись лицом во вторую подушку. Океан по-прежнему ревел.

Из неё в колыбель из ткани и перьев вырвался стон, и она оттолкнулась от груды подушек и одеял, протирая затуманенные глаза тыльной стороной ладоней.

Это было бесполезно. В любом случае, приближался рассвет. Ей нужно было двигаться. Ей нужно было пройтись.

Она скатилась с кровати, легко приземлилась на пятки, схватила персиково-розовый шёлковый халат, висевший в изножье кровати, и накинула его. Он странно касался её шрамов, не совсем неприятно, но и не совсем успокаивающе. Ей так отчаянно хотелось прикоснуться к чему-то знакомому, что она почти умоляла Финна позволить ей украсть один из его свитеров, прежде чем вспомнила, что проявление слабости к этому конкретному принцу, вероятно, загонит её ещё глубже в яму, чем она уже была.

Дома она бы спала в одной из рубашек Элиаса. Но это, очевидно, тоже не было вариантом.

Он вёл себя странно; она старалась не вникать в это слишком глубоко, но сейчас он, казалось, нервничал рядом с ней. Он чуть не выпрыгнул из своей кожи тем утром, когда она вышла из комнаты и мимоходом коснулась пальцами его спины, молчаливое напоминание о том, что она с ним, что у них всё в порядке.

Может быть, не всё так хорошо, как она думала, если он собирался вести себя как кролик, попавший в ловушку каждый раз, когда она прикасалась к нему. Может быть, он снова сомневался в ней. Думая, что она слишком глубоко впустила их в свою голову.

И боги, может быть, он был прав. О чём она думала, наслаждаясь уроками плавания и семейными ужинами? У неё была миссия, которую нужно было выполнить. У Элиаса не было времени в запасе.

Решимость ожесточила её сердце. Она могла доказать ему, что всё ещё не спускает глаз с приза… и она точно знала, с чего начать.

Когда она вышла из своей комнаты, шлепая босыми ногами по полированному полу, она направилась в кабинет Джерихо. Внутри были зажжены лампы, мягкое золотистое сияние исходило из щели под дверью, смягчая края коридора за ней. Сердце Сорен заколотилось, когда она подошла ближе, мышцы её живота напряглись, каждый сантиметр её тела гудел от адреналина.

Когда она подняла кулак, чтобы постучать, свет под дверью стал ярче, резче, а затем погас.

Дверь открылась от её занесенного кулака, и появилась Джерихо, потирая глаз тыльной стороной ладони. Усталость отразилась в наклоне её плеч, унылом уголке рта, опущенных веках. Но когда она увидела Сорен, всё ещё стоявшую там с поднятым кулаком, с приоткрытыми губами на полпути к объяснению или оправданию, она выпрямилась и выдавила полуулыбку на своём лице.

— Не можешь уснуть? — спросила она, осторожно закрывая за собой дверь.

За ней плыл запах гибискуса и чего-то более кислого, может быть, лекарственного.

— Ни на секунду.

— Нужна компания?

Сорен пожала плечами, и Джерихо пристроилась рядом с ней, ведя её обратно по коридору. Наследница — нет, теперь первая принцесса — была одета в простую зелёную ночную рубашку, её волосы цвета ядовитой ягоды были распущены по спине, тени под глазами начали соперничать с тенями её болезненного мужа.

— Что ты делаешь наверху в такой час? — спросила Сорен, как она надеялась, небрежным тоном. Она не умела ничего, кроме как быть прямолинейной. — Выглядишь так, будто тебе сон нужен больше, чем мне.

Джерихо улыбнулась, но это была неубедительная улыбка.

— А Вону лекарство нужно больше, чем мне сон.

Желудок Сорен неприятно скрутило. Эти слова могли бы слететь прямо с её губ, если бы она поменяла имя Вона на Элиаса.

— Значит, сплетни, которые я слышу, правдивы?

Челюсть Джерихо дрогнула.

— Сплетни о том, что я отказываюсь быть наследницей, или сплетни о его смерти?

Ах. Неловко. Она не ожидала такой откровенности.

— Эм… обе?

— Я не могу служить своему королевству и спасать его одновременно.

Джерихо запустила руки под волосы, переплетя пальцы за шеей, сгибая её из стороны в сторону, пока та не затрещала. Сорен старалась не обращать внимания на то, насколько знакомым было это действие, как часто она делала это сама, как часто Элиас подпрыгивал от звука и громко проклинал её за попытку сломать себе шею.

— И этим выбором всегда будет он.

Татуированные плечи. Тёмные волосы. Разговаривающий во сне. Сонные ухмылки. Руки, заплетающие ей волосы.

— Я кое-что об этом знаю.

Джерихо взглянула на неё краем глаза, и на затылке Сорен выступил пот.

— Ты всё ещё надеешься спасти своего друга? — спросила Джерихо слишком мягко.

Солги. Лги, ты, проклятая богами дура.

— Да.

Чёрт возьми, Сорен.

Джерихо молчала, когда они выскользнули из коридора и вошли в общую зону дворца. Каким-то образом это было настолько жутко, когда их направлял только лунный свет, расплавляя каждый край пространства до ртути. Затем она продолжила говорить:

— Даже зная, что Никс сделал с тобой?

— Он не был ответственен за это. Что бы они ни сделали, он хороший человек. Лучший. Он не заслуживает смерти. Я… я не могу позволить ему умереть.

Она не собиралась выкладывать так много, если быть совсем уж честной. Но что сделано, то сделано.

Но она поняла, что возможно именно так и надо было поступить, когда что-то во взгляде Джерихо смягчилось.

— Я обязана ему своей жизнью, — продолжила она, позволяя себе приступ отчаяния, который охватывал её всякий раз, когда она представляла свою жизнь без Элиаса. — Бесчисленное количество раз. И он должен мне свою. Мы…

Это было что-то, чему она понятия не имела, как дать название. Не просто друзья. Не просто боевые товарищи. Что-то драгоценное, совершенное и ужасающее, и, если она потеряет это, она не знает, кем станет.

Они разводили костры, делились рубашками и украденными носками. Это были удары локтями по рёбрам, разбитые носы и затылки. Это были обещания, произнесённые шёпотом в темноте. Они были ослом и умницей.

— Он мой лучший друг, — тихо закончила она. — И даже если я никогда больше его не увижу, я никогда не откажусь от его спасения.

Джерихо вцепилась руками в юбку, костяшки пальцев побелели.

— Я слышу тебя. Вот так и Вон для меня.

Сёстры некоторое время шли молча. Шаг за шагом. Боль за болью.

— У меня есть контакты в Арбориусе, — наконец сказала Джерихо. — Одна семья. Очевидно, что сейчас ситуация слишком напряжённая, но, может быть, со временем… может быть, мы сможем найти способ организовать проезд для твоего друга. Или мы можем послать туда кого-нибудь из Арбориуса.

Сердце Сорен ушло в пятки.

— Почему бы просто не…

— Солейл, здесь нет… — Джерихо замолчала с тихим вздохом, теребя прядь своих волос. — Ты, правда, думаешь, что мама позволит мне просто отдать противоядие от яда Гадюки? Ей будет всё равно, кто этот парень для тебя, только то, что он никсианец.

Сорен подавила свой гнев.

— Я думала, вы… мы выигрываем эту войну. Какое ей дело, если ты спасёшь жизнь одному никсианцу?

Глаза Джерихо вспыхнули; на мгновение Сорен могла бы поклясться, что они вспыхнули зелёным светом.

— Никто не выигрывает эту войну. Мы занимаем больше места, они забирают его обратно. Мы убиваем, они убивают. Мы просто будем продолжать сражаться, проливая новую кровь, пока она не иссякнет. Мы либо будем жить вечно, либо уничтожим друг друга.

Сорен не понравилась злобная усмешка Джерихо, когда она произнесла эти слова. Или то, как она звучала так уверенно, без всякой надежды на конец.

В глубине её сознания зародилась идея. Такая дикая, выдающая желаемое за действительное идея, что она немедленно отбросила её обратно в бездну, откуда приходили её худшие идеи.

Однако. Был больше, чем один способ закончить войну. И если она не смогла пробить себе дорогу, может быть, она могла бы попробовать что-нибудь ещё. В конце концов, теперь она была наследницей трона Атласа. Никто не мог сказать, куда это могло её завести. Что это могло ей предложить.

— Ты готова начать уроки завтра? — Джерихо прервала её размышления, глядя на неё с едва заметной улыбкой. — Наследование сопряжено с ответственностью, ты же знаешь.

Сорен сморщила нос.

— Например, с какой?

На этот раз Джерихо ухмыльнулась по-настоящему.

— Например, с планированием Бала Солёной воды.

О, боги. Только не очередная вечеринка.

— Почему бы тебе просто не убить меня сейчас? Я уверена, Финн поможет тебе обставить это как несчастный случай.

Джерихо рассмеялась, подтолкнув Сорен бедром.

— О, расслабься. Будет весело. Держу пари, у тебя хорошо получится. У тебя хороший нюх на цвет.

Ой. Неужели?

— Прекрасно, — пробормотала она. — Но мы могли бы с таким же успехом начать прямо сейчас. Я не хочу выглядеть дурочкой перед остальными.

Глаза Джерихо заблестели так же, как у Элиаса, когда Сорен однажды допустила ошибку, попросив его объяснить ей что-то религиозное.

— Следуй за мной.

* * *

Несколько часов спустя солнце залило общую зону розоватым рассветным светом. Книги были разбросаны по разным диванам и стульям. Дворцовый люд только начинал расходиться по своим делам, тарелки с завтраком были пусты, а желудки полны. А Сорен по-прежнему не спала.

— Фестиваль Солёной воды был учрежден двести четыре года назад, чтобы отпраздновать конец года, — продекламировала она, расхаживая взад-вперёд по одному из диванов, при каждом шаге ноги беспорядочно утопали в подушках. — Продавцы покидают свои магазины и устанавливают ларьки на улицах, весь город присоединяется к украшению, а на пляже проводятся игры. Организуются турниры, и победители получают награды от самой королевской семьи. Люди приезжают со всего королевства, чтобы посетить недельный фестиваль, начинающийся с Бала Солёной воды и заканчивающийся выступлением… Я не знаю, пироманьяков…

— Пиротехники, — поправил её Вон, уткнувшись носом в книгу.

Сорен махнула на него рукой, раздражение жгло её суставы.

— Неважно. Они играют с огнём, что кажется ироничным, исходя от королевства, у которого сгорел дворец…

— Вина Никса, — вставила Джерихо со своего стула, грызя ручку, в то время как она рассеянно крутила полоску зелёного света между пальцами.

— Семантика. И в течение недели происходит обмен подарками, люди навещают свои семьи и так далее, и тому подобное.

Сорен раскинула руки и отвесила широкий поклон, качнувшись вперёд, едва сумев удержать равновесие.

— Я прошла ваш тест?

— Анима, помоги нам, ты действительно начинаешь говорить как Финн, — простонала Джерихо, но она улыбалась, что, по мнению Сорен, было хорошим знаком. — Ты забыла только одну вещь.

— И какую же?

— Они официально объявят о твоём наследовании на балу.

Вон поднял глаза и поправил очки для чтения. Сегодня он казался более усталым, его взгляд потускнел, та энергия ярких глаз, которую он излучал вчера, уже сошла на нет. И она догадалась, что трубка в его зубах не помогала, он курил какую-то сладко пахнущую штуку, от которой у неё самой слегка кружилась голова. Она предположила, что это было какое-то обезболивающее.

— И ты официально будешь дома.

Нет, дом был за много миль отсюда. Дома готовились бы к Зимней ярмарке, чему-то на самом деле очень похожему на этот праздник, хотя и несколько менее грандиозному. Не бросали шары и не запускали фейерверки, но разжигали костры и готовили торты, пекли печенье и вязали свитера. Она бы работала над подарком Элиасу, если бы они были дома. Он, вероятно, преподнес бы ей новый комплект доспехов, так как Атлас испортил комплект, который он сделал ей в прошлом году.

Она плакала, когда он подарил его ей. Ей это так понравилось, что она почти чувствовала себя виноватой, вручая ему ужасное одеяло ручной вязки. Но потом он спал с ним каждую ночь, и она почувствовала себя немного лучше.

У неё был очень короткий список желаний, но заставить Элиаса признаться, что он ненавидит её подарки ручной работы, было на самом верху. Каждый праздник ей удавалось соорудить что-то более уродливое, чем предыдущий, и каждый праздник ему удавалось вести себя более благодарно, более взволнованно. Он носил свитер, который она связала ему два года назад, пока он буквально не развалился на части.

Она сломит его. Это только вопрос времени.

— Хорошо, — прохрипела она. — Дома.

— Я не могу поверить, что это подкралось к нам вот так, — Джерихо отмахнулась от своего завитка магии взмахом руки. — Я даже не начала ходить по магазинам.

Вон затянулся своей трубкой, закрыв глаза.

— Я закончил ещё за две недели.

— Я же сказала тебе подождать меня! Теперь я должна идти одна.

Внезапная мысль заставила Сорен отступить на пятки, надежда вспыхнула в ней.

— Могу я пойти с тобой?

Джерихо и Вон оба уставились на неё так, словно у неё выросли рога.

— Ты… хочешь пойти? — медленно спросила Джерихо. — Со мной?

Сорен прочистила горло, стараясь вернуть свой энтузиазм так быстро, как только могла.

— То есть… если ты не возражаешь. Я бы хотела. У меня нет денег, но…

Джерихо засветилась, как проклятое богами солнце, её улыбка растянулась почти до ушей.

— Конечно, ты можешь пойти! Не беспокойся о деньгах, я уверена, мама не будет возражать, если мы дадим тебе кое-что на праздник.

Она вскочила на ноги, отбросив в сторону свои вещи и болтая со скоростью переполненного бобслея, выпущенного с вершины горы.

— Это будет так весело, это будет совсем как тогда, когда ты была маленькой… о, может, нам пригласить мальчиков? Нет, не бери в голову, они всё испортят. Ты, правда, хочешь пойти со мной?

Она не ожидала, что Джерихо будет так взволнована. Но, честно говоря, было приятно, когда твоего внимания так сильно хотели. Даже если это была ужасающая атласская ведьма.

— Да, — сказала Сорен, с удивлением обнаружив, что она всерьез подразумевала это. — Я хочу. Это будет весело.

Это помогло бы. В городе увидят, как она ходит по магазинам и смеётся со своей старшей сестрой. И помимо этого… в конце концов, она могла бы просто купить подарок для Элиаса.

Джерихо сняла свой плащ с крючка на стене, быстро застегнула застежку и накинула капюшон на волосы.

— Это будет здорово. Если нам повезёт, мы, возможно, даже найдём тебе сопровождающего на Бал Солёной воды!

Сердце Сорен остановилось.

— Что?

— Эскорт. Наследница всегда приводит кого-нибудь с собой на бал, это традиция!

— Значит ли это, что в этом году я сорвусь с крючка? — с надеждой спросил Вон.

Джерихо бросила на него уничтожающий взгляд.

— Я всё ещё иду, ты, безвольный кусок водорослей.

В ответ Вон одарил её любящей улыбкой, его глаза были нежными и умоляющими.

— Ты знаешь, я бы никогда не упустил шанса потанцевать с тобой, любовь моя.

Джерихо что-то проворчала себе под нос.

— Лесть тебя ни к чему не приведёт.

— А как насчёт цветов?

— Может быть.

— Шоколадки?

— Теперь ты говоришь на моём языке, красавчик.

Сорен пришлось побороть желание фыркнуть. По крайней мере, они отошли от темы той традиции, которую ей просто придётся нарушить первой.

— Если вы двое закончили флиртовать, мы можем идти? Я уже пропустила из-за вас завтрак, и я бы предпочла не пропускать так же и обед.

Джерихо быстро поцеловала Вона в щеку и сжала его плечо, а потом повела её к главному входу во дворец.

— Ты торопишься. У тебя должно быть, запланировано что-то грандиозное.

Ухмылка заиграла на губах Сорен, и она потянулась, её плечи расправились от движения.

— Ты и не представляешь.

ГЛАВА 30

КАЛЛИАС

Каллиас сгорал заживо.

Невыносимый жар давил на него, стены огня двигались всё ближе и ближе с каждым паническим вздохом, пронзающим его грудь. Он пополз назад, обжигая ладони об пол — не пол. Яма с пульсирующими углями, которые прогрызли подошвы его сандалий, вызывая к жизни крошечные огоньки на его штанах и тунике.

Должен был быть выход, брешь, щепка, что угодно. Но он не мог этого увидеть, не видел ничего, кроме пламени и углей, огненного ящика, у которого не было ни крышки, ни дверцы.

Он не мог умереть, не здесь, не сейчас. Он должен был найти Солейл. Она нуждалась в нём, она нуждалась в нём…

Каждый вдох ощущался как само оружие, удушающе горячее, и казалось, что его поджаривают изнутри и снаружи, его кожа плавится, его ботинки дымятся. Всё было ужасом, потом и дымом, и он… он…

Он не найдёт её.

Не снова. Он не мог подвести её, только не снова.

Холодная, кристально чистая ярость вспыхнула в его груди, страх превратился в гнев, и он взревел во всю мощь, бросая вызов пламени и углю, бросая вызов смерти и обреченности.

Каллиас Атлас не принадлежал этой всепожирающей твари. Он принадлежал морю и прибою, небу и шторму, и он отказывался умирать здесь.

Когда он погрузил пальцы в раскаленные угли под собой, они не обжигали. Вместо этого они зашипели, от них повалил дым, они потемнели, потушенные его прикосновением. Что-то горело в его руках, но это был не огонь, что-то скользкое, странное и холодное.

Инстинкт взял верх, и когда Каллиас протянул руки к одной из стен огня…

Его крик разорвал темноту, когда он вырвался из сна, ноги коснулись пола ещё до того, как он осознал, что проснулся, инерция заставила его шатнуться вперёд. Он прижался к стене, растопырив пальцы, пригнув голову и тяжело вздымая грудь, ужасная дрожь угрожала разрушить каждую хрупкую конструкцию, которая удерживала его тело вместе.

Он прижался лбом к стене, из него вырвалось тихое дыхание, прохладная краска сняла лихорадочный жар с его лица.

Я дома. Я дома. Я в порядке.

Всё было так, как и должно быть. Запах моря смешивался с прохладным бризом, проникающим в окно, холод в воздухе обещал, что зима наконец-то наступила и скоро пляж будет принадлежать только ему, и он сможет плавать, спасаясь от жары своих кошмаров, вместо того чтобы полагаться на стену, которая принимает тепло его тела слишком быстро, чтобы долго утешать.

Только… стена не нагревалась под его кожей. Вместо этого она становилось всё холоднее и холоднее, пока она больше не перестала успокаивать, пока не стало больно.

Каллиас поднял глаза и увидел, что его собственное лицо отражается от слоя льда.

— Глубины! — выругался он, отшатываясь от стены, его глаза изо всех сил пытались охватить открывшееся перед ним зрелище, его разум отказывался понимать, на что он смотрит.

Тонкий, идеально прозрачный слой льда покрывал стену, едва видимый в лучах утреннего солнца, льющегося из окна позади него.

Он моргнул. Снова выругался, как будто это могло помочь. Сильно потёр глаза тыльными сторонами ладоней, достаточно сильно, чтобы его зрение затуманилось на несколько секунд, прежде чем он моргнул, чтобы прояснить его.

Лёд исчез; только несколько капель мерцали там, где он прижимался, или там, где он думал, что был лёд, конденсат весело искрился на тёмно-синей краске.

Каллиас сделал медленный, дрожащий вдох и со свистом выдохнул. Чисто — ни дыма, ни мороза, не осталось ничего странного, что могло бы издеваться над его чувствами. Единственное, что он чувствовал сейчас, его собственное утреннее дыхание.

Он схватил рубашку, которую бросил прошлой ночью, скомкал её в кулаке и вытер ею влагу со стены. Тем не менее, каждый волос на его теле встал дыбом, костяшки пальцев время от времени сжимались, вспоминая ощущение, потрескивающее глубоко внутри них… давление, похожее на силу.

Галлюцинация, определённо. Стресс давил на него, путая его голову так, как он не мог себе позволить, когда некромант на свободе, а новая наследница должна быть в курсе событий и присутствовать на балу.

Стон болезненно вырвался из его напряжённой груди.

Ох, глубины заберите его. Бал. Он опаздывал на встречу с остальными для примерки. Он пообещал Финну, что будет там, чтобы не только он выглядел как чучело павлина и, боги знали, что ему прожужжат все уши, если не успеет вовремя.

Накинув толстую трикотажную рубашку и штаны, которые первыми попались ему под руку, Каллиас вышел из своей комнаты, прыгая на одной ноге, натягивая ботинок, и выругавшись вполголоса, когда другая зацепилась за свободный кусок пола и чуть не поставила его на колени. Слава богам, коридор был пуст, только слабый солнечный свет приветствовал его и напоминал, насколько он уже опоздал.

Он чувствовал, как раздражение Финна нарастает на расстоянии нескольких этажей, давя ему на пятки, пока он не побежал, как будто ему снова было четырнадцать, и он опаздывал на уроки со своим дядей-фехтовальщиком, который думал, что бегать кругами по выжженному солнцем пляжу босиком было надлежащим наказанием за опоздание. День, когда дядя Ривер отправился в кругосветное плавание, стал самым большим облегчением в жизни Каллиаса, даже если он немного скучал по нему, когда тот уплыл.

Его брат и сёстры, как и ожидалось, уже ждали у двери: Финн сидел на полу, скрестив ноги, и что-то строчил в блокноте; Солейл, прислонившись к стене, играла в «кошачью колыбельку» с кусочком пряжи; Джерихо и Вон соревновались, кто сможет удержать больше миндаля на носу. Когда Каллиас подбежал к ним, прихрамывая из-за колотой раны в боку, Вон протянул руку и пощекотал живот Джерихо, вызвав у неё такой визг, от которого могло бы разбиться стекло, миндаль полетел во все стороны.

— Мне так жаль, — выдохнул Каллиас. — Я проспал.

— Невероятные новости! — произнёс Финн фальшиво-бодрым голосом, не отрываясь от своего блокнота. — Человек, который всегда на всё опаздывает, поразительно опаздывает и к своему новому обязательству! Он просто продолжает удивлять нас.

Джерихо бросила в Финна миндалем. Он отскочил от его головы.

— Не будь таким кислым, — затем, обращаясь к Каллиасу: — В любом случае, мы только что вытащили Сосо из постели.

Она определённо выглядела именно так. Её брови были плотно сдвинуты, хмурый взгляд предвещал смерть, волосы растрёпанны, как грива одной из горных кошек, которые рыскали по окраинам Таллиса.

— Они даже не позволили мне поправить прическу.

— Уверен, ты это переживёшь.

Каллиас протянул руку, чтобы взъерошить её волосы ещё сильнее, но под взглядом широко раскрытых глаз, который она устремила на него, он медленно опустил руку и сделал шаг назад. Может быть, даже несколько шагов.

— Я скучал по этому, — внезапно объявил Вон, ухмыляясь от уха до уха. — Вы четверо препираетесь. До этого момента я не осознавал, насколько сильно.

— Рада, что мы тебя развлекли, — проворчала Солейл.

Но сейчас в этом была более мягкая грань; даже она не могла найти в себе силы быть жестокой по отношению к Вону.

— Что ж, давайте начнём, пока это не превратилось в борцовский поединок. Иначе волосы Солейл действительно пострадают, — сказал Финн, поднимаясь на ноги и захлопывая блокнот. — Джерихо — любитель дёргать за волосы.

Джерихо невинно захлопала ресницами.

— Пожалуйста. Я переросла это давным-давно, — нахмурившись, она окинула Солейл быстрым взглядом. — Ты действительно уверена, что хочешь надеть это?

Солейл моргнула, затем посмотрела вниз на свой наряд: туника без рукавов, окрашенная в золотистый цвет, завязанная на талии, и тёмные леггинсы с манжетами на лодыжках.

— С этим что-то не так?

— Тебе может быть немного холодно, вот и всё.

Солейл и Финн одарили Джерихо такими похожими снисходительными взглядами, что Каллиас снова моргнул, задаваясь вопросом, не двоится ли у него в глазах. Но когда он снова открыл глаза, только у Солейл всё ещё было такое выражение лица.

— Я из Никса. Ваша зима теплее, чем наше лето. Думаю, что справлюсь.

Это решило дискуссию, и они направились к выходу, Каллиас натянул свою куртку, когда они вышли на свежий воздух. Двор был заполнен до краёв, люди суетились с гирляндами, фонариками и хрустальными нитями в руках, возбуждённая болтовня поднималась и опадала, как невидимый прилив. Яркие тона драгоценных камней и радостные улыбки мелькали повсюду, куда бы он ни посмотрел, праздник был в самом разгаре ещё до того, как он официально наступил.

Город тоже чувствовал себя иначе — больше не ждал, затаив дыхание, новостей с войны. Вместо этого люди улыбались друг другу, выкрикивали приветствия и спрашивали о супругах, детях, бабушках и дедушках, предлагали угощения и смеялись над плохими шутками. Мистер Харгривз уже устанавливал свой стенд с воздушными змеями, с гордостью рисуя новую вывеску, объявляющую его самым давним продавцом Фестиваля Солёной воды. Братья Килгрейв помогали ему, их собственный оружейный стенд уже был открыт. Владельцы пекарни по соседству, Джемма и Эрика, были слишком заняты, чтобы много работать, разучивая вальс посреди улицы и хихикая над неуклюжестью друг друга.

Стеснение в груди Каллиаса, наконец, ослабло, как только он вдохнул знакомый воздух и выдохнул затяжной диссонанс из своего кошмара. Плохие сны не имели ничего общего с этим: видеть своих людей счастливыми, свой дом оживлённым… всё, наконец, начало вставать на свои места.

Краем глаза он видел, как Солейл медленно продвигается вперёд, впитывая всё происходящее.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он.

Никакого ответа. Нахмурившись, он коснулся её плеча.

— Солейл?

Она подскочила, словно от его прикосновения её пронзил шок, прошипев тихое проклятие себе под нос.

— Боги, Каллиас, что?

— Я просто хотел спросить… что случилось?

— Ничего.

Её взгляд казался отсутствующим, когда она снова отвела его от него.

— Я просто… я думаю… — дрожь пробежала по её плечам. — Мне кажется, я помню это. Больше, чем я думала.

Волнение озарило его, как фейерверк, и он тут же отпустил её, не желая уводить её из того места, куда её занес разум.

— Ты вспоминаешь?

— Немного.

— Эй, Каллиас! — позвал один из братьев Килгрейв.

«Малеко, — подумал он, — судя по дерзкой ухмылке». Старший из близнецов прислонился к стойке Харгривза, быстро отсалютовав Каллиасу.

— Лучше бы тебе приберечь для меня танец на балу.

— Всегда так делаю, Ле, — отозвался он, отвешивая драматический поклон. — Может, мне тоже оставить один для Макани?

— Не в этом году, ваше высочество, — крикнул Макани, его глаза заблестели, когда он выскочил из-за стойки. — У меня свидание.

— Вы с Лирой наконец-то перестали мучить друг друга, да?

Макани покраснел, а Малеко расхохотался, похлопав брата по спине.

— Говорил тебе. Все знали, кроме вас двоих.

— Ну, теперь мы знаем, — проворчал Макани.

Когда он помахал им на прощание и повернулся, чтобы проверить Солейл, то обнаружил, что она уже смотрит на него, сощурив глаза.

— Ты знаешь все их имена. Ты поздоровался с ними со всеми.

Уши Каллиаса загорелись.

— Что-то не так с этим?

— Нет.

Но она не выглядела довольной, и хотя он знал, что этот взгляд невозможно разгадать, ему всё же хотелось попробовать.

Братья и сестры пробирались по многолюдным, пропахшим специями улицам, пока не добрались до портного, дверь которого была открыта, словно ожидая их прихода. Прекрасные платья и костюмы сверкали в витрине, и Джерихо захныкала от зависти и восторга. Даже Солейл сморгнула эту дымку в своих глазах, что-то голодное заменило её, когда она увидела груды ткани, мерцание и блеск.

— Хорошо, — сказала она. — Возможно, я смогу справиться с этим.

— В любом случае, слишком поздно бежать, — вздохнул Финн, когда Джерихо втолкнула его внутрь и потащила Вона за собой.

Он встретил её визжащий энтузиазм своей обычной терпеливой улыбкой, позволив ей окунуть их обоих в стеллажи, лишь бросив короткий беспомощный взгляд в сторону Каллиаса.

Каллиасу не потребовалось много времени, чтобы найти то, что ему понравилось — прекрасную синюю парчовую куртку с золотой подкладкой и блестящими пуговицами. Финн, чудо из чудес, на самом деле неохотно согласился на нечто подобное, хотя его ансамбль был ярко-фиолетового оттенка. Вон, как обычно, надел самую простую вещь, которую он мог заставить Джерихо одобрить, и Джерихо, казалось, забыла, что она больше не наследница, что на этот раз не все будут смотреть на неё. Её платье было тёмного, насыщенного зелёного цвета. Рюши рукавов ниспадали с плеч. Лиф был расшит пастельными цветами и виноградными лозами, спускавшимися к юбке из тафты, которая шуршала и кружилась вместе с ней, когда она двигалась, её смех пузырился, как откупоренное шампанское, когда Вон помог ей опробовать его посреди магазина, кружа её так элегантно, что люди на улице останавливались, чтобы заглянуть внутрь и поаплодировать.

Солейл ещё не успела выйти из примерочной, где она исчезла с горой платьев всевозможных цветов и покроев. Каллиас понятия не имел, чего от неё ожидать.

— Солейл! — Финн постучал костяшками пальцев по двери, уже снова в штанах и свитере, с надутым лицом. — Давай, малышка, я умираю с голоду. Мы уже пропустили обед.

— Это мой первый королевский бал в качестве наследницы, который я помню, — крикнула она в ответ, — и я хочу убедиться, что всё сделаю правильно.

— Невозможно ошибиться! Это просто платье.

— Первое впечатление очень важно!

— Оставь её в покое, Финн, — сказал Каллиас достаточно тихо, чтобы Солейл не услышала. — Это первый раз, когда я вижу, как ей весело с тех пор, как она приехала сюда.

— Кэл, если я не получу сэндвич с жареной рыбой примерно через тридцать секунд, я усохну и умру.

— Позор, — невозмутимо произнесла Солейл. — В сторону, драматичный засранец, я выхожу.

Когда она вышла из примерочной, весь магазин погрузился в тишину, наполненную тихим эхом ударов челюстей об пол.

— Ну? — вспыхнув, Солейл стряхивает невидимую ворсинку со своей юбки. — Сработает это или нет?

Финн взял себя в руки первым, издав мрачный, восхищённый смешок.

— О, нового стражника хватит инсульт.

ГЛАВА 31

ЭЛИАС

Первое, что Элиас усвоил, будучи молодым послушником, это то, что во всём есть порядок, естественная закономерность, которой всегда нужно следовать в точности: рождение, жизнь, смерть. И больше ничего после. Во всяком случае, не в этом мире, а дела Инферы и Аркеи были гораздо сложнее. Но здесь это не имело значения. На самом деле, по словам Симуса, который, казалось, был полон решимости доказать, что Элиас совершенно бесполезен, ни одно из его знаний вообще не было полезным.

Что, конечно, было неправдой, если только Симус не провёл восемь лет своей жизни, плетясь за жрецами и жрицами, не ложась спать до поздней ночи, читая любую божественную литературу, которая попадалась ему в руки, или оплакивал своего потерянного отца в шестнадцать лет и был одержим необычайной потребностью знать, что происходит с мёртвыми после того, как их души покинули свои тела. Или если его мать тоже испытала на себе бич некромантии в юности.

Всё это Элиас находил крайне маловероятным.

— Это бесполезно, — объявил Симус, отбрасывая в сторону уже третью книгу за столько же часов, потирая виски, как будто за ними действительно что-то работало. — Здесь нет ничего такого, что не было бы общеизвестно. Ничего, что помогло бы нам найти этого монстра и посадить за решетку.

— Я уже говорил тебе, — сказал Элиас, его терпение иссякало, на зубах был странный привкус из-за того, что они были слишком сильно стиснуты, — мы ищем не в тех местах. В публичных библиотеках не будет выставлено ничего полезного. Книги по некромантии были собраны и спрятаны давным-давно. Нам нужно искать частные коллекции.

Он хотел бы, чтобы Каллиас не дал добро на их совместную работу над этой проблемой. Обычно он преуспевал в охоте на кого-то, кто разрушал работу Мортем. Но когда дело дошло до неуклюжей белокурой няни, это казалось значительно менее стоящим.

Словно вызванный этой мыслью, мгновением позже в дверном проёме показался Каллиас. Он выглядел измученным, его волосы были собраны в беспорядочный узел вместо обычной аккуратной косы, губы потрескались от пережевывания, совсем как у Сорен, когда она была чем-то взволнована.

— Есть какой-нибудь прогресс?

— Нет, Ваше Высочество, — хором ответили Элиас и Симус.

Элиас ненавидел, когда это происходило; его паранойя каждый раз вспыхивала, он был уверен, что законный акцент Симуса делает его голос явно фальшивым.

Каллиас выдохнул проклятие, потирая уголки глаз.

— Тогда забудьте об этом. Симус, возьми Эли и отправляйтесь сегодня вечером в обычные места для сплетен. Посмотрите, не шепчется ли кто-нибудь о расхитителях могил. Я хочу разобраться с этим к Фестивалю Солёной воды.

— Да, Ваше Высочество, — сказал Симус, на этот раз один.

Элиасу не слишком хотелось преклонять колени, в основном потому, что он не был подлизой… хотя Сорен могла бы и не согласиться.

— И ведите себя незаметно, — добавил Каллиас. — Пока у нас нет представления о том, кто несёт ответственность, любой является подозреваемым. Я не хочу, чтобы они поняли, что мы охотимся, и сбежали куда-то ещё в королевстве, прежде чем мы сможем их поймать.

Не только это; Элиас понял, что Каллиас также не хотел, чтобы королева узнала об этих инцидентах. То ли потому, что это была обязанность Каллиаса, то ли по какой-то другой, более странной причине, но Элиаса это не особо волновало. Всё, что имело значение, это то, что это сигнализировало о ещё одной потенциальной слабости семьи Атлас.

— Ваше Высочество, — медленно произнёс Элиас, — если я могу спросить… что именно представляет собой Фестиваль Солёной воды?

Каллиас и Симус оба посмотрели на него так, словно он выплюнул перья.

— Насколько на самом деле мал твой город, Эли? — спросил Каллиас.

Его щёки вспыхнули, и он потёр затылок, пожимая одним плечом. Казалось разумным стыдиться своего невежества перед принцем.

— Достаточно маленький, чтобы город был небольшим преувеличением.

От дальнейших трудностей его спас стук в дверь, и голова Алии просунулась внутрь, её тёмные глаза уставились на Каллиаса.

— Ваше Высочество, ваши сёстры хотят, чтобы вы присоединились к ним в комнате принцессы Джерихо.

Сёстры. Кислый страх пронзил язык Элиаса. Он обещал Сорен время, но каждый день, который они проводили здесь, казалось, отдалял её всё дальше от него, распутывая её по крупицам, затягивая всё глубже в лоно Атласа.

Он думал, что знает, что такое пытка. Он не ожидал, что будет просто наблюдать за тем, как его боевой товарищ медленно отдаётся этим лжецам ради него самого. Кнуты, солёная вода и цепи — он мог бы вынести. Но вид его уверенной в себе, дерзкой, нахальной боевой подруги, выглядевшей такой потерянной, убьёт его задолго до того, как это сделает этот яд.

Он проглотил этот страх, приготовившись к тому, что вкус будет таким, словно он выпил рюмку крепкого алкоголя. Сорен знала, что делает, всегда знала, даже когда они сталкивались с невероятными трудностями и непредвиденными обстоятельствами. Она стояла на ногах, подпрыгивая и уворачиваясь от ударов, обрушиваемых на неё, всегда готовая нанести острый хук справа.

Она была выжившей, вот и всё. Она делала всё, что требовалось, чтобы выдержать, и каким бы беспомощным он себя ни чувствовал, он никому не помогал, погружаясь в беспокойство. Прямо сейчас лучшим способом помочь Сорен было продолжать проявлять себя, даже если он предпочёл бы засунуть свои чётки в глотку Каллиаса и равнодушно помолиться Мортем за душу принца.

— Отлично, — вздохнул Каллиас, но улыбка на его лице противоречила его раздражённому тону. — Интересно, чем они сейчас занимаются?

— Мы разберёмся с этим, Ваше Высочество, — сказал Элиас, заработав ещё один горький взгляд Симуса.

— Вы идите.

Боги, к этому нужно было привыкнуть.

* * *

Только когда он сидел один, вдали от дворца и городской суеты, которая продолжалась далеко за полночь, Элиас понял, что было причиной острой боли в груди, ощущения, как будто его грызли изнутри. Боль, которая не исчезала в течение нескольких дней, даже когда он пытался помассировать её или расслабить мышцы тёплым душем, даже когда он прижимал к ней подушку, чтобы попытаться зафиксировать то, что было выбито.

Он тосковал по дому.

Он скучал по дворцовым кухням, куда они пробирались вместе с Сорен, когда весь персонал ложился спать, пытаясь испечь печенье, не давая ей вместо этого съесть всю миску сырого теста. Он скучал по матери, по её тёплым объятиям, пахнущим дымом, по урокам кулинарии и по её строгому, твёрдому способу дать ему понять, что его безмерно любят. Он скучал по братьям и сёстрам, по их смеху и ногам, бегающим по их маленькому домику, пока окна не начинали дрожать в рамах, их вес валил его на пол, когда они все разом хватали его.

Этот праздник не помогал. Там дома, время подходило к Зимней ярмарке, и сходство было почти невыносимым. Уличных торговцев, аппетитных запахов выпечки и ощутимой радости, витавшей в воздухе, когда он шёл от дворца к этой таверне, было достаточно, чтобы ему захотелось вытащить Сорен и отвезти её домой прямо сейчас, к чёрту все её хитроумные планы.

В этом году у него даже не было для неё подарка. Ничего, кроме того факта, что он во всяком случае был здесь, а это не казалось большим подарком.

Хорошо. В его рюкзаке было кольцо. Но это открыло бы совершенно новую сферу шуток от неё, которые он не был уверен, что в этот раз сможет вынести.

Он сбросил рюкзак со спины, роясь в нём, пока не нашёл кольцо. Он надел его на кончик второго пальца, рассеянно крутя, наблюдая, как оно сверкает в свете удивительно красивой люстры таверны, которая подсказала ему, что это подходящее место для сплетен. Таверна, которая могла позволить себе быть красиво оформленной, получала деньги более чем от одного человека за хранение своих секретов, и не было необходимости хранить секреты в местах, где о них не рассказывали — и не продавали.