Наемник

7

В далеком прошлом Кингстон некоторое время был столицей Соединенных Штатов — когда армия Вашингтона отступила из Нью-Йорка, потерпев поражение, и правительство Объединенных Колоний провело свое заседание в этом городке на Гудзоне. Это был звездный час в истории города, после чего Кингстон отошел на задний план, как захолустный городок близ Кэтскилла, где-то на полпути между Нью-Йорком и Олбани.

В последние годы в городке разместился один из двух вербовочных центров, граничивших с военной резервацией. Всего таких резерваций в стране набиралось с десяток, и представляли они ненаселенную местность, где соперничающие компании и синдикаты могли выяснить отношения в бою — для этого требовалось разрешение Военного ведомства. И получить такое разрешение становилось все проще.

Спорные вопросы все чаще решались между соперничающими сторонами — будь то компании, корпорации или союзы, — не путем судебного разбирательства, а на поле брани. Тенденция усиливалась медленно, но неуклонно. С самого начала первой промышленной революции конфликты между этими структурами зачастую сопровождались вспышками насилия, сравнимыми иногда по масштабу с боевыми действиями. Одним из первых таких случаев явилось столкновение между вооруженным отрядом Западной Федерации Шахтеров и также-вооруженными «детективами», нанятыми шахтовладельцами, а затем и с федеральными войсками, посланными на защиту второй стороны.

В дальнейшем сражения участились, а с развитием телевидения стали происходить буквально на глазах у всей нации. Вездесущие репортеры из кожи вон лезли, чтобы донести подлинное насилие до телезрителей, и никогда еще их усилия не вознаграждались столь щедро.

Общество, основанное на частном предпринимательстве, так же заполняет вакуум, как и мать-природа. Стоит появиться желанию, которое можно было бы удовлетворить, получив при этом прибыль, — и пути к удовлетворению такого желания будут изысканы. На определенном этапе развития страны экономикой заправляли владельцы железных дорог, затем их сменили нефтяные магнаты Техаса, но к концу двадцатого столетия командные высоты постепенно захватили телекомпании. Ничто не пользовалось таким спросом, как зрелища, ежечасно подаваемые ненасытным телефанатикам, и решительно ничто не давало компаниям большей прибыли.

Постепенно зрители пристрастились к наиболее жестоким из программ, представляемых телевидением. Уже в ранние годы развития телеиндустрии было замечено, что самыми популярными темами у зрителей являются убийство и нанесение увечий, война и перестрелки. Музыку вытеснили звуки стрельбы, танцы заменила возня ковбоев, палящих друг в друга из шестизарядных револьверов на пыльных улицах.

Но со временем стал возрастать спрос на прямые телерепортажи об аресте преступника, желательно убийцы, о столкновениях соперничающих гангстерских группировок или крупномасштабной потасовке портовых рабочих с большим числом госпитализированных.

Когда же были предприняты попытки запретить такие передачи, то поднялась шумиха об ущемлениях свободы слова и права на информацию, которая финансировалась магнатами телеиндустрии, прекрасно понимающими всю выгодность таких телепередач.

Но вакуум, потребность, неудовлетворенные желания все равно оставались. Всё население имело хлеб насущный; транки были доступны всем. Оставалась потребность в зрелищах, свирепых, садистских зрелищах, и постепенно, в течение десятилетий, был найден путь, как в обход законов и традиций все же удовлетворить эту потребность.

Итак, путь был найден. Последнее соглашение по разоружению — Всеобщий Пакт о Разоружении — запрещало все виды оружия, изобретенные после 1900 года и предусматривало тщательные инспекции, но так и не избавило от страха перед войной. Этот страх явился поводом, чтобы дать возможность будущим солдатам, потенциальным защитникам страны, приобретать практические навыки на случай межгосударственного конфликта.

Постепенно общество все терпимее относилось к сражениям между корпорациями с использованием наемников. Вырабатывались правила проведения таких боев. Потом возникло соответствующее министерство, а затем — и Военная категория. Наемник стал ценным членом общества, его почитали как героя. Участие в битвах стало практически единственным способом повышения в касте при существующей социоэкономической системе, направленной на сохранение у каждого члена общества его статус-кво, обретаемого с момента рождения.

Джо Мозер и Макс Майнц брели по улицам Кингстона, на которых царил дух всеобщего веселья.

Это объяснялось не только близостью крупного, на уровне дивизий, сражения, но также и свободой дня выборов. Карнавал, праздник, фиеста — День выборов, когда каждый аристократ становится обычным человеком, а любой человек — аристократом, свободным от всех искусственно созданных ритуалов и табу, направленных на увековечение каст.

Карнавал! День только начинался, но на улицах было полно гуляк, танцоров, пьяных. Играла дюжина оркестров, жарилось мясо, было много пива.

Макс с воодушевлением предложил:

— Хочешь выпить, Джо? Или ты, наверное, больше любишь транки?

Он не скрывал, что ему нравится называть своего начальника по имени.

Джо призадумался на секунду, часто ли выпадала коротышке такая возможность — называть средне-среднего по имени.

— Транков не надо, — ответил он. — Я предпочитаю алкоголь, старинного друга человечества.

— Неужели, — усомнился Макс. — После спиртного на следующее утро страдаешь от похмелья, а после транков — просыпаешься с улыбкой.

— И с желанием принять еще транков, чтобы поддержать хорошее настроение, — сказал Джо с кривой усмешкой. — От алкоголя, даже если переберешь, не такие уж тяжкие страдания.

— Ну, это смотря как считать, — спорил со счастливым видом Макс. — Что ж, давай что-нибудь быстренько выпьем в баре для высших.

Джо огляделся по сторонам. Он не очень хорошо знал Кингстон, но, судя по фасаду здания, они были перед самым шикарным отелем города. Он пожал плечами. Конечно, бары, рестораны и отели для средней касты были более удобны, чем те заведения, которые он посещал, будучи низшем. Однако Мозер не испытывал желания немедленно попасть в место, предназначенное для высших, — не ранее, чем он законно, повысившись в касте, получит такое право.

Но в данном случае его спутнику хотелось выпить в баре для высших. Ладно, сегодня день выборов.

— Пошли, — сказал он Максу.

По военной форме и званию капитана трудно было распознать кастовую принадлежность, и обычно, напустив бесшабашный вид, Джо Мозер и глазом не моргнув проходил куда угодно — до тех пор, пока не приходилось предъявлять кредитную карточку, на которой указывалась каста. Другое дело Макс. У него просто на лбу написано, что он низший, а возможно даже — низше-низший.

Для них нашлось место в баре, переполненном избирателями, политическими деятелями, задействованными в выборной кампании, высшими офицерами армии Хаэра, у которых сегодня был выходной, и различными представителями олигархии обоих полов.

— Пива, — сказал Джо бармену.

— Мне — нет, — объявил Макс. — Шампанского. Для Макса Майнца только самое лучшее. Дайте мне шампанского, о котором я столько слышал.

Джо рассчитался своей кредитной карточкой, и они, взяв бутылки и стаканы, направились к только что освободившемуся столику.

Народу в баре было слишком много, чтобы можно было рассчитывать на услуги официанта, хотя бедному Максу, вероятно, такое внимание пришлось бы по душе. Бары и рестораны для низших и даже для средних были полностью автоматизированы, так что официанты и официантки стали диковинкой.

Макс с благоговением осматривался по сторонам.

— Вот это да, — сказал он. — Интересно, что бы было, если б я подошел к портье и заказал бы номер.

На Джо Мозера обстановка не произвела столь большого впечатления. По сути дела, он часто, бывая в более значительных городах, останавливался в отелях не хуже этого, только для средней касты. Лучший отель Кингстона был посредственным. Он ответил:

— Наверное, тебе бы ответили, что свободных мест нет.

Макса это задело:

— Потому что я низший? Но сегодня день выборов. Джо мягко возразил:

— Потому что у них, наверное, и в самом деле нет свободных мест. Но в данном случае, тебя могли бы просто вышвырнуть. Это не то же самое, как если бы аристократ явился в отель для средних или низших и спросил номер. Но что ты хочешь, справедливости?

Макс оставил эту тему. Он заглянул в свой стакан и пожаловался:

— Фу, что это мне дали? Эта дрянь по вкусу напоминает слабенький сидр.

Джо рассмеялся:

— А на что оно, по-твоему, должно быть похоже? Макс с горестным видом сделал еще глоток:

— Я думал, что это лучшее питье, какое только можно купить. По-настоящему крепкое, я имею в виду. А это просто шипучка.

Чей-то голос сухо произнес:

— А ваш спутник, похоже, не ценитель французских вин, капитан.

Джо обернулся. За соседним столиком сидели Болт Хаэр и еще двое.

Джо, дружелюбно хмыкнув, сказал:

— Честно говоря, я реагировал точно так же, когда первый раз пробовал шампанское, сэр.

— В самом деле, — сказал Хаэр. — Можно вообразить. Он повел рукой в сторону своих спутников:

— Подполковник Пол Уоррен из штаба маршала Когсвела и полковник Лайош Арпад из Будапешта — капитан Джозеф Мозер.

Джо Мозер поднялся, щелкнув каблуками и, согласно военному протоколу, низко поклонился. Оба представленных ему не потрудились встать, но снизошли до рукопожатия.

Венгерский офицер апатично произнес:

— А это ведь один из ваших широко пропагандируемых обычаев, не так ли? В день выборов все равны, все могут идти куда угодно. И, — он хихикнул — общаться с кем угодно.

Джо Мозер возвратился на свое место, и оттуда взглянул на полковника:

— Да, это так. Обычай, уходящий в глубь истории страны, когда все люди считались равными в таких вещах, как закон и гражданские права. Господа, я представляю вам рядового Макса Майнца, моего ординарца.

Болт Хаэр, очевидно уже достаточно хлебнувший, мрачно взглянул на него:

— Вы способны доводить вещи до абсурда, капитан. Для человека с вашими амбициями это удивительно.

Офицер-пехотинец, которого молодой Хаэр представил как подполковника Уоррена из штаба Стоунвола Когсвела, лениво протянул:

— Амбиции? У капитана есть амбиции? Но какие, господа, амбиции могут быть у человека из средней касты, Болт? — Он высокомерно уставился на Джо Мозера, но затем, нахмурившись, спросил:

— А не встречались ли мы прежде? Джо спокойно ответил:

— Да, сэр. Пять лет тому назад мы воевали под командованием маршала в сражении в резервации Литл-Биг Хорн. Вашу роту обстреливала батарея полевой артиллерии противника, занявшая господствующую высоту. Маршал послал меня к вам на подмогу, и тогда удалось вытащить из-под огня много ваших раненых.

— Я был ранен, — сказал подполковник. В его голосе появились новые нотки.

Джо Мозер не сказал ничего. Макс Майнц сидел с грустным видом. Эти офицеры разговаривали поверх его головы, словно его и не было.

Он смутно догадывался, что капитан Мозер защищает его, но не понимал, как именно и зачем.

Болт Хаэр, заказавший еще выпить, повернулся к столу:

— Ну, полковник, амбиции капитана Мозера — большой секрет. Я знаю, что капитан в прошлом служил у маршала Когсвела адьютантом, но маршал, наверное, огорчился бы, узнай он случайно, что капитан Мозер знает тайный способ, как победить в предстоящем сражении. Капитан и в самом деле стратег, — Болт Хаэр коротко рассмеялся. — И какая от этого польза будет капитану? Как же, мой отец дал слово, что в случае успеха приложит все усилия, чтобы капитан сравнялся в касте с нами. Не только в День выборов, заметьте, а все 365 дней года.

Джо Мозер поднялся с бесстрастным лицом.

— Пошли, Макс, — сказал он. — Благодарим за компанию, господа. Был рад познакомиться с вами, полковник Арпад. Рад был снова увидеть вас, подполковник Уоррен.

Джо Мозер повернулся и удалился в сопровождении своего ординарца.

Побледневший подполковник Уоррен также поднялся на ноги.

Болт Хаэр хмыкнул:

— Садись, Пол, садись. Не стоит сердиться из-за мелочей. Этот малый просто олух.

Уоррен мрачно посмотрел на него:

— Я не сержусь, Болт. Последний раз, когда я встречался с капитаном Мозером, он тащил меня на своем горбу. Нес, тащил, волок меня две мили под неприятельским огнем.

Болт Хаэр пожал плечами:

— Ну, так это его работа. Военная категория. Наемник. Думаю, он получил за это деньги.

— Он мог бы бросить меня. Так подсказывал здравый смысл.

Болту Хаэру надоел разговор:

— Ну, тогда это говорит о том, в чем я с самого начала был уверен: честолюбивый капитан не обладает здравым смыслом.

Подполковник Уоррен покачал головой:

— Ошибаешься. У Джозефа Мозера есть здравый смысл. И значительные способности. Это один из лучших людей в Военной категории. Но я не хотел бы воевать вместе с ним.

— Почему? — поинтересовался венгерский офицер.

— Потому что ему не хватает везенья, а в бою без этого нельзя. — Уоррен вздохнул. — Если бы телекамеры были направлены на Джо Мозера там, в Литл-Биг Хорне, он бы стал у всех телефанатов сенсацией месяца, со всем, что отсюда вытекает. — Он опять вздохнул. — Но там в радиусе мили не было ни одной телекамеры.

— Наверное, капитан об этом не знал, — хмыкнул Болт Хаэр, — иначе поумерил бы свой героизм.

Уоррен сел, метнув на Хаэра недовольный взгляд. Он сказал:

— Может, мы лучше поговорим о деле? Если твой отец не против, сражение может начаться через три дня. — Он повернулся к представителю лагеря Советов: — Вы убедились, что ни одна из сторон не нарушает Пакта о Разоружении?

Лайош Арпад кивнул:

— Конечно, наши представители еще будут наблюдать на поле сражения, но предварительная инспекция нас удовлетворила.

Его заинтересовала сцена, разыгравшаяся между двумя его спутниками и офицером из низшей касты. Он спросил:

— Прошу меня извинить, но это первый мой визит в… гм… Западный мир, и мне здесь все интересно. Насколько я понял, этот капитан Мозер — способный офицер, стремящийся получить повышение в воинском звании и в касте. — Он посмотрел на Болта Хаэра. — Почему же вы так против его повышения?

Хаэр-младший болезненно воспринимал эту тему:

— А зачем же тогда высшая каста, если любой Том, Дик или Гарри сможет в нее попасть, стоит ему только захотеть?

Уоррен посмотрел на дверь, за которой скрылись Джо с Максом, открыл было рот чтобы возразить, но передумал и промолчал.

Венгерский офицер сказал, переводя взгляд с одного своего спутника на другого:

— В Советском мире таких амбициозных людей замечают и используют их способности.

Подполковник Уоррен коротко рассмеялся:

— У нас точно так же — теоретически. Мы свободны, в широком смысле этого слова. Однако, — добавил он с сарказмом, — не мешает окончить престижную школу, иметь связи, влиятельных родичей, побольше акций, да хороших, и все в таком роде.

— Признаки загнивающего общества, — сказал советский военный наблюдатель.

Болт Хаэр повернулся в его сторону.

— Ay вас разве не так? — спросил он с усмешкой. — Или это просто совпадение, что все лучшие должности в обществе Советов занимают члены партии, и любому, чьи родители не партийцы, занять хороший пост просто невозможно. И разве в ваших лучших школах учатся не дети членов партии? И кому, кроме членов партии, разрешается иметь прислугу? А разве…

Подполковник Уоррен сказал:

— Господа, давайте не будем начинать третью мировую войну по такому поводу, да еще и не новому.