Начальник милиции. Книга 6 (СИ)

Глава 22

Я стоял, остолбенев, всё ещё держа в руках документ, несколько секунд. Не видел и не слышал ничего вокруг, когда почувствовал, как что-то твёрдое упёрлось мне в спину.

Ствол! — мелькнуло в голове.

Хриплый голос за спиной прозвучал, как раскат грома:

— Руки в гору! Дернешься — стреляю!

Я узнал этот голос. Узнал сразу, это был Сафрон.

— Ты живой, Начальник… — он придавил стволом сильнее, будто не верил. — Не сыграл в ящик, значит… А кого ж я тогда пришил у тебя в кабинете?

— Того, за кого придется ответить, — зло процедил я.

— Фуфло-то не гони, начальник, не в том ты раскладе… Но как же я так лоханулся? Сыро ушёл, труп не проверил. В натуре, фартовый ты, в рубашке родился… Ну да ладно, ща это дельце поправим.

Мысли в голове метались с бешеной скоростью. Лихорадочно прикидывал, как вывернуться, как обезоружить его. Любое неосторожное движение — и он нажмёт на спуск. Я не видел оружия, но знал, что, скорее всего — это его любимый обрез. Достать в Зарыбинске или его окрестностях старое ружьишко — вообще не проблема. И уж тем более несложно отпилить часть ствола и приклад, чтобы носить его скрытно. Заряженный картечью, на коротких дистанциях обрез становился грозным оружием.

— Где Вера? — спросил я, пытаясь выиграть хоть пару секунд, тем более что вопрос этот меня волновал до глубины души.

Сафрон зло хмыкнул:

— Осади, Начальник, вопросы здесь задаю я.

— Она спасла тебя, — мой голос прозвучал глухо. — Я знаю, кто она тебе…

Ответа не последовало. Я услышал только его тяжёлое дыхание, будто он размышлял о чём-то своем. Потом он вдруг спросил:

— Фёдор… Где он, Фёдор? Чё за кипиш? Этот чокнутый фраер, что под сторожа косил. Куда ты его дел, Начальник?

Вот он, мой шанс. Нельзя говорить, что Фёдор мёртв. Зачем-то он Сафрону сильно понадобился… Я кивнул в сторону, обозначая ложное направление.

— Вон там… за беседкой, в корпусе. Я его связал. Ублюдок чуть не отравил меня.

Сафрон нахмурился, поверил, наверное, поэтому убивать меня не спешил. Значит, Фёдор был ему точно нужен. Но зачем?

— В каком корпусе? — допытывался он. — Их тут много.

Я пожал плечами.

— Тебе номер сказать? Номера давно стёрлись, откуда мне знать. Но он там.

— Да и похрен мне на номера, — буркнул он. — А ну пошли. Покажешь…

Я почувствовал, как его тяжёлая рука легла мне на плечо, а ствол обреза вдавился в спину сильнее.

— Только без фокусов. Прикончу на месте.

Я глубоко вдохнул, собрался. Сафрон отошел на пару шагов. Когда я разворачивался, мельком успел увидеть его лицо — злое, сосредоточенное. Да, и в руках у него действительно был обрез. Он будто врос в его толстые узловатые пальцы. Я оценил обстановку и свои возможности на сопротивление: раненый и уставший. Отрава, огонь, побег и драка обессилили меня. Так себе вводные, выбить оружие у матерого убийцы — не вариант, слишком велик риск.

Но у меня уже зрел план.

— Шагай, живее!.. — тем временем подтолкнул меня к выходу Грицук.

Мы вышли на улицу и медленно двинулись в сторону дальнего корпуса. Я шёл уверенно, делая вид, что веду его в то самое укромное место, где якобы лежит связанный Фёдор.

Небо начинало светлеть, дым с пожарища ещё стлался над лагерем белесой зыбью. Догорающий корпус отбрасывал красноватое зарево на пожухлую траву и опавшие деревья.

Я свернул за него, обошёл сторожку. Проходя мимо того самого места, куда недавно в темноте оттащил тело убитого сторожа, я знал — момент близок.

Шагал медленно, чувствуя, как напряжение скручивает мышцы. Брезент лежал перед нами, растянутый на земле, как покрывало. Он пропитался тёмными багровыми пятнами, которые уже начали подсыхать. Кровь ни с чем не спутаешь, и уж конечно, ее сразу узнает Сафрон — кровавых дел мастер. Под распластанным на земле куском брезента угадывались очертания тела. Я знал, кто там, а Сафрон — нет.

Заметив брезент, он замедлился.

— Это что ещё за фуфло? — он повел стволом на брезент.

Я пожал плечами, не отводя взгляда.

— Понятия не имею, лагерь же старый. Сам посмотри.

Сафрон, не убирая обреза, чуть наклонился и резким движением сдёрнул брезент. Под ним обнажилось бледное лицо Фёдора. Глаза его остались открытыми, безжизненный взгляд был направлен в небо.

— Ах ты, су-у… — начал Сафрон, но договорить не успел.

Я резко развернулся и рванул на него. Он дёрнулся, но я уже был близко. Раздался выстрел. Я ожидал этого и заранее ушёл в сторону. Картечь просвистела мимо, только несколько свинцовых шариков вспороли рукав и кожу на обожжённом плече, но боли я не почувствовал. В горячке её просто не существовало.

Я схватил ствол, прежде чем он успел нанести удар. Теперь обрез бесполезен как огнестрел, но оставался оружием — тяжёлым, и, будто дубина, мог проломить череп. Сафрон держал его мёртвой хваткой, будто в нём ещё оставались патроны, но распиленный «ИЖ» — однозарядный. Он рванул обрез на себя, но я крутанул его против часовой, пытаясь выхватить и размозжить им голову. Он не отпускал.

Вдруг противник резко подался вперёд и ударил меня головой. Я успел чуть отклониться, но всё равно сильно отхватил в скулу. Глаза ослепила вспышка, мир на секунду закружился, будто меня окунули в ледяную воду.

Снова удар, я не видел чем, наверное, кулаком. Ах, чёрт. Нельзя терять сознание! Нельзя падать!

Я отпустил обрез, наклонился и тут же ухватился за то, что было в поле зрения — его ноги, дёрнул изо всех сил. Он пошатнулся и стал падать, но вцепился в мою куртку, повис на мне, как бульдог, и мы оба повалились на землю. Я больно ударился плечом, но только стиснул зубы и зарычал, превращая боль в злость. Мы катались по холодной земле, бились, вгрызались друг в друга. Каждый понимал, что для проигравшего это будет последняя схватка в жизни.

Сафрон попытался задушить меня, передавив мне горло сильными цепкими пальцами. Его хватка — как стальные тиски. Воздух исчезал. В глазах то темнело, то сверкало. Я чувствовал, как из меня утекает жизнь, так явственно, словно это можно было увидеть. Утекает вместе со струйками крови в раненном плече.

Еще несколько секунд — и враг одолеет меня. Надо что-то предпринять.

Срочно.

Я изловчился и вцепился зубами в его запястье, сжал изо всех сил. Почувствовал, как во рту появился солоноватый, терпкий вкус крови.

Он закричал, дёрнул руку. Горло мое свободно. Я тут же зашарил по земле, нащупал обрез и изо всех сил ударил им Сафрона по рёбрам. Он резко вдохнул, перекатился, но все еще цеплялся за меня.

Второй удар.

Хруст.

То ли рёбра его треснули, то ли деревяшка обреза. Но Грицук не сдавался. Отползал от меня, закрывался. Уже лежа на земле, он вскинул ногу и ударил меня кирзачом в грудь. Меня отбросило назад, воздух вышибло из лёгких. Обрез снова выпал из рук. Я попытался подняться, но тут же получил удар сапогом по голове.

Я успел защитить лицо руками, но удар всё равно пронзил череп, боль взорвалась в мозгу и пробежала по позвоночнику. Меня снова отбросило на землю. Я почувствовал, что сил совсем не осталось, сказывалась кровопотеря. Если я так буду махать руками и ногами, то скоро… И я перестал двигаться.

Притворился. Замер, чувствуя, как каждая секунда превращается в бесконечность.

Сафрон думал, что меня вырубил. Он, тяжело дыша, подошёл ко мне особо уже не торопясь, поднял с земли здоровый камень и, занося его над моей головой, процедил:

— Ну вот и всё, Начальник. Сдохни.

Я открыл глаза, собирая силы. Сафрон сжал зубы и довершал замах. В последнюю секунду я вскинул ногу и с силой врезал каблуком ему по коленной чашечке. Раздался хруст. Он вскрикнул, пошатнулся. Камень рухнул вниз, но уже не по моей голове, а на землю. Я откатился, а камень оставил на земле вмятину — в том самом месте, где миг назад была моя голова.

Я перевернулся, готовясь к следующему удару. Сафрон уже приходил в себя. Бой ещё не был окончен.

Я поднялся, тяжело дыша. Сафрон всё ещё держался за колено, скривившись от боли, но в глазах его читалась ярость. Он был ранен, но не сломлен. И судя по его виду, он даже не собирался сдаваться.

Теперь мы на равных — у меня плечо, у него колено. Но я подвижнее. И я рванулся вперёд, рассчитывая добить его, но в тот же миг он выхватил нож из голенища сапога. Клинок сверкнул в утреннем свете: длинный, широкий, явно не для тонкой работы — рубить, колоть, резать без раздумий.

Сафрон замахнулся, целясь мне в грудь, в сердце. Я, зная про его коронный удар, отпрянул назад. Грицук теперь нападал, он рванул следом, пытаясь загнать меня в угол между корпусом и пожарным щитом. И главное, на ногах стоит — колено его будто ожило. Или притворялся, сволочь?

Я уклонился от первого удара, но он был быстрым. Лезвие скользнуло по моей куртке, распороло ткань. Чуть глубже — и вошло бы в ребра. Я перехватил его руку, но он рванул её обратно, чуть не разрезав мне ладонь.

Сафрон усмехнулся:

— Сдохнешь быстро, Начальник. Не бойся. Раз — и всё.

— Ну, попробуй, — прохрипел я, отступая, оценивая момент и поглядывая на пожарный щит.

Как жаль, что на нем нет топора.

— Сдохни! — рыкнул Сафрон и бросился на меня с ножом.

Я чуть медлил, выждал момент, когда он приблизится, и выбросил ногу ему в колено — в то самое, которое уже было травмировано. Сафрон взвыл, потерял равновесие, и я тут же подскочил и вбил кулак ему в горло, одновременно перехватывая другой рукой нож. Он закашлялся, но нож и не выпустил.

Мы снова сцепились. Я держал его за запястье, не давая вогнать в меня клинок, но плечо слабело с каждой секундой. Его рука, наоборот, напирала с недюжинной силой, лезвие всё ближе к моей шее. Я собрал последние силы и резко крутанул его запястье в сторону, выворачивая нож. Сафрон захрипел от боли, но не отпустил оружия. Тогда я ударил его коленом в живот, затем локтем в висок. Его повело, а я снова ударил.

Сафрон рухнул на колени, но в последнем рывке полоснул ножом меня по боку.

Боль вспыхнула, но я уже не думал о ней. Сафрон осел, пытаясь отдышаться, а я ударил ногой — попал в грудь. Нож у него выпал, а я снова пнул, не давая передыху. Когда Сафрон под моими ударами совсем осел и, скрючившись, замер, я перевел дыхание и осмотрелся. Отбросил носком ботинка нож подальше в сторону и схватил доску, что лежала возле трупа Федора.

Сафрон попытался подняться, но я нанёс удар. Доска треснула от удара о его плечо, но не сломалась. Сафрон снова рухнул на землю. Я шагнул ближе, вскинул доску для финального удара.

— Ну, что, Грицук? — выдохнул я, стирая кровь со лба. — Всё… Ты проиграл…

— Я вернусь за тобой, Начальник, даже с того света, — зло хмыкнул Сафрон.

— Где Вера⁈ — повторил я вопрос, голос стал хриплым, тяжёлым, как свинец.

Но Сафрон лишь сплюнул кровь и сквозь разбитые губы зашипел проклятья мне в лицо. Его глаза всё ещё горели ненавистью, но я знал — он ничего не скажет. Даже если я начну резать его на ремни, он будет лишь скалиться в ответ, пока огонь жизни не погаснет окончательно в его глазах.

Но я и не собирался оставлять его в живых. Возмездие должно свершиться. За Ваню Гужевого, за Василину. За всех, кого он отправил в могилу.

Я перехватил доску поудобнее. Это была та самая — та, которой я ударил Фёдора, вонзив гвоздь в спину. А ржавый гвоздь не согнулся, все так же торчал на конце доски, напитавшись кровью. Она уже засохла, и гвоздь казался ещё темнее, словно стал зловещей чёрной меткой, предвестником смерти.

Сафрон лежал, тяжело дыша, но всё ещё ухмылялся, показывая окровавленные зубы.

— Ну что, Грицук… — устало выдохнул я и склонился над ним, чувствуя, как во мне закипает ярость. — Последний шанс тебе даю остаться в живых. Если ответишь, то убивать не буду, слово… офицера. Где Вера? Ну⁈..

— Да пошёл ты! — ухмыльнулся кровавым ртом урка.

— Ну тогда… Счастливого пути тебе в ад. Святоше передавай привет… — я плюнул ему в лицо.

Замах. Удар.

Доска просвистела в воздухе, и с мерзким всхлипом гвоздь пробил висок. Острие, хоть и ржавое, с лёгкостью вошло в кость, как нож в гнилую плоть.

Сафрон продолжал улыбаться. Даже не дрогнул. Казалось, он и не почувствовал удара.

Я едва не отшатнулся, вглядываюсь в его ухмылку. Живой? Не может быть!

Но нет… Его глаза стали пустыми, улыбка сползла, как треснувшая маска, вместе с остатками жизни. Последний вздох сорвался с его губ, и лишь тонкая струйка крови потекла из пробитого виска, впитываясь в холодную осеннюю землю.

Я дёрнул доску, гвоздь со скрипом вышел из височной кости. Замахнулся снова и замер.

Но нет… Это уже лишнее.

Ведь передо мной лежал труп. Пустая оболочка с застывшими глазами. Для любого человека такой удар смертелен. Но… человек ли это был?

И тогда я ударил ещё раз. Гвоздь прошил теменную кость, проламывая череп.

Да по хрену, кто он! Пусть даже демон — я раскрошу ему голову. Так, что ни одна тварь не оживёт.

Я ударил снова. А потом еще. Снова и снова…

Глухой стук доски о кость сменился влажным хлюпаньем. Лицо исчезло, превратившись в сплошное кровавое месиво. Такой Грицук мне больше по душе.

Сделано.

Я отшвырнул окровавленную доску, выдохнул. Но вместо облегчения внутри тянула душу пустота. Бескрайняя и беспощадная, как вся моя предыдущая жизнь. Я победил, но почему не чувствую радости? Одолел злейшего врага, который, не уничтожь я его, был готов убивать и дальше, но усталость и тоска сковали тело, будто тяжёлые цепи.

Вера… Я думаю о ней. Я не могу смириться. Она — предательница, она дочь Грицука. Но ведь остались вопросы. Вопросы, на которые только она могла дать ответы. Где мне её искать? И тут меня осенило. Сафрон рвался даже не убить меня поскорее, а найти Фёдора. Что-то ему было нужно. Что-то важное, смертельно важное. Но что?

Я подошёл к трупу Фёдора. Тот лежал в неестественной позе, как выброшенная кукла. Я начал обыскивать карманы: сигареты, перочинный нож, фонарик — обычный набор. Но на шее, под грязной, скомканной тканью телогрейки, я нащупал твердь металла. Ключ.

Он был не таким, как у советских замков. Старый, массивный, с изогнутой головной частью и узорчатыми зубцами. Почти чёрный металл, покрытый налетом старины. Непростой ключ. Это было нечто большее — словно артефакт, реликвия. Возможно, именно он был нужен Сафрону.

Я дёрнул за цепочку, рванул. Фёдор колыхнулся, шея наклонилась в сторону, будто в безмолвном укоре. Уголки его потрескавшихся губ исказились в застывшей ухмылке, словно смерть возмущалась тем, что я забираю её тайны.

Ключ лежал в моей ладони, холодный, словно кусок тьмы. Что он открывает? Какую тайну хранил Фёдор?

Я взглянул на мёртвое лицо. Ответа не было. Оставалось одно — искать самому. Я не стал ждать, когда придёт помощь. Времени мало. Силы уходили, но оставалось одно — желание докопаться до истины.

Я начал обходить лагерь. Проверял каждую дверь, каждую скважину, каждый закоулок. Где-то здесь должен быть замок, который ожидает этого ключа. И, чёрт возьми, я его найду.

Но всё было безуспешно. Ключ никуда не подходил. Ни к одному замку. Я уже было подумал, что это просто случайная безделушка или какой-то амулет чокнутого убийцы. Может, Сафрон искал вовсе не его.

Я присел у раскидистой сосны возле заброшенного футбольного поля. Нужно отдышаться. Из ран сочилась кровь. Ещё немного — и можно схлопотать заражение. Или вообще глупо сдохнуть от потери крови.

«Вот сейчас посижу, соберусь с силами, вернусь в домик сторожа, найду тряпицу, порежу её на лоскуты, прокипячу и замотаю раны. Только минутку, передохну… ещё чуть-чуть…» — говорил я сам себе, чтобы не отключиться. Но голос этот становился всё тише. Глуше. А дальше — пустота. Сам не заметил, как вырубился.

Сколько прошло времени — минут, часов, я не знал. Только внезапно почувствовал, как солнце касается моего лица тёплым лучиком. Мягким. Липким. И почему-то мокрым. Что за ерунда? И почему кто-то скулит?

Я открыл глаза. Передо мной стоял Мухтар. Его тёплый язык касался щёк, губ, носа, слизывая засохшую кровь. Он скулил, толкал меня носом, заглядывал в лицо.

— Привет, друг, — мой голос был хриплым, но улыбка всё же тронула сухие губы. Я протянул руку, провёл пальцами по загривку пса. — Ты нашёл меня… Как ты меня нашёл? А где все?

Я только сейчас заметил, что к ошейнику у Мухтара примотан клочок бумаги. Записка. Сорвал её, развернул скомканный, грязный листок. Почерк я узнал сразу. Вернее, его полное отсутствие: кривые, косые буквы плясали вкривь и вкось по разлинованному листу в клетку. И ошибки, много ошибок.

Что-то мне подсказывало — ответ на главный вопрос уже здесь. Только бы хватило сил его прочитать.

Записка гласила:

«Саныча, мы идём. Машина не проехать. Мухтар пустил по твоему следу. Скоро будем. Тулуш»

Всё ясно. Я потрёпал слабой рукой Мухтара по загривку, какая всё-таки шерсть у него — приятно тёплая, знакомая и родная.

— Ты пришёл первым, друг. Ты молодец.

Но пёс беспокоился. Он поскуливал, жалобно заглядывал мне в лицо, словно пытался сказать: «Ты не в порядке». Он видел, что мне нужна помощь. Но всё, что он мог, — это лизать мои раны. А от этого они не заживут.

— Пойдём, пойдём, хватит ныть, — пробормотал я. — Не раскисай, брат. Я нормально, ещё повоюем.

Я уцепился за ошейник. Мухтар упёрся четырьмя лапами в землю, стал неподвижной статуей, словно понимал: мне нужна опора. Я напрягся, потянулся вверх и с трудом встал на ноги. Голова тут же закружилась, перед глазами поплыли пятна. Видимо, потеря крови была серьёзнее, чем я думал. Главное — не делать резких движений. Держаться за Мухтара.

И тут меня осенило. Нельзя уходить сейчас, никак нельзя. Именно сейчас я должен найти ту самую дверь.

Я сунул руку в карман, достал ключ на цепочке и протянул псу.

— Ну-ка, брат, понюхай. Это что-то важное. Наверное, очень важное. Давай, ищи!

Мухтар шумно втянул воздух, поводил носом сантиметрах в десяти от почвы, даже нахмурился. Затем резким движением ткнулся в землю, коротко гавкнул и рванул вперёд.

— Эй! — крикнул я. — Жди меня, не так быстро!

Но он уже мчался вперёд, пригнув голову, вынюхивая, будто нашёл ту самую ниточку, что ведёт его и меня к разгадке.

Я выругался, схватился за бок и, спотыкаясь, побрёл следом. Внутри разгоралось предчувствие. Этот чёртов ключ — точно не просто побрякушка. И Мухтар, самый лучший пёс, знает, куда нас вести.