Начало пути

Глава 9 Совсем не «серая мышь»

Ответ на риторический вопрос я сам себе не дал, ведь в этот момент дверь в комнату отворилась. Шагов я не слышал и, вполне возможно, кто-то притаился недалеко, ожидая, когда я вернусь.

Я подпрыгнул как кузнечик и за время короткого полёта успел активировать щит. Обернулся и уставился на жену Фелимида. Заметил её грозный взгляд, будто она собиралась знатно пропесочить незваного гостя, из-за которого у неё и её мужа возникли проблемы, и замер, прикрывшись щитом.

Но щит не смог прикрыть один небольшой фактор моей аниранской значимости. Это я тоже успел заметить, когда Мириам словно окаменела. С её уст уже были готовы сорваться слова гнева, но она так и не смогла их произнести. Она выпучила глаза, уставилась на меня, затем на мой щит, а затем на тот предмет, который этот щит так и не смог полностью скрыть. Она покраснела, а я почувствовал себя полным дураком.

— Чёрт, — пробормотал я и стал вполоборота. Деактивировал щит и принялся искать, чем бы прикрыться. Нашёл лишь насквозь промокшие покрасневшие штаны. Подобрал их и прислонил к чреслам.

Но Мириан, судя по всему, это не помогло выйти из состояния шока. Наоборот: она в него вошла — тело гулко стукнуло об пол, когда женщина упала в обморок.

— Здорово… Просто здорово, — прокомментировал я. Затем выругался и принялся натягивать пропахшие вином мокрые штаны.

Я поднял женщину на руки и принялся смотреть по сторонам. Но положить её было некуда — от кровати с периной остались лишь воспоминания.

Я вышел в коридор и по ступенькам спустился на первый этаж. Там тоже творился полнейший бардак. Храмовники, видимо, прочесали весь дом с порядочным рвением. Так что мне пришлось положить женщину на скамейку, подложив ей под голову подушку. Мириам оставалась без сознания. Я пару раз шлёпнул её по щекам для проверки. Убедился, что всё так и есть, и отругал сам себя. Опять я принёс проблемы тем, кто вынужден был меня приютить. И это ещё неизвестно, что с Фелимидом произошло. В подвале храмовники говорили про дыбу. Не хватало…

Я сжал зубы в полном намерении избавить королевского дознавателя от потенциальных дыб. И сделать это я мог лишь одним способом — отправиться в Равенфир и показать всем кто я есть. Пусть тогда посмеют заговорить о дыбах. Я им устрою дыбы!

Я принялся крутить головой в поисках одежды. Но в этом доме я — гость, и понятия не имел, где-что находится. Зато имел кое-кто другой. А, возможно, он имел понятие о лошадях. Доеду на лошади до города. Это, вроде, несложно. Фелимид меня сюда без проблем доставил. А значит, и я справлюсь.

Я подобрался к окну на первом этаже и выглянул во двор. Рэнэ уже оклемался немного и, жмурясь, потягивал отвар. Рядом с ним обеспокоенно качали головами две сердобольные женщины, а два мужика похлопывали по плечам.

— Рэнэ! Рэнэ! — громко зашипел я через открытые ставни.

Мажордом меня услышал. Как и все остальные. Хоть я успел укрыться за деревянной стеной, они меня заметили. Я выглянул ещё раз и увидел, как бедняга Рэнэ встаёт и, шатаясь, идёт к дому, на ходу грозно приказывая остальным даже не думать о том, чтобы следовать за ним.

Рэнэ заскрипел входной дверью и запер её за собой. Затем несколько секунд удивлённо пялился то на полуобнажённого меня, то на лежащую без чувств Мириам, то на мои штаны, измазанные птичьим пухом. Мажордом удивлённо вскинул вверх бровь, а затем принялся тереть глаза.

— Рэнэ! — строго сказал я. — Она всего лишь упала без чувств. Приди в себя! Мне нужна одежда и лошадь. Слышишь? Я отправляюсь в Равенфир, чтобы отыскать твоего хозяина.

— Храмовники никого не нашли и убрались. Но это не значит, что они настолько глупы, чтобы оставить поместье без присмотра, — сказал он, отчаянно стараясь сопротивляться хмелю. — Возможно, ты не доедешь даже до мельницы, аниран.

— Да плевать мне! Что с твоим примо? Что сказали храмовники? Ты что не понимаешь, что ему нужна помощь?

— Из святых застенков редко кто выходит живым, — продолжил бурчать он.

Я услышал скрип собственных зубов, подошёл к мажордому и встряхнул его.

— Тогда все, кто держат его в застенках, там и останутся! Останутся навечно! А он выйдет! Я позабочусь об этом. Приди в себя, Рэнэ! Дай мне одежду! Дай мне лошадь! И расскажи всё, что знаешь.

— На указе о поиске беглого душегуба стояла королевская печать. И никто кроме принца Тревина не мог её поставить. Он поставил её собственноручно.

Неожиданно раздавшийся знакомый женский голос ошарашил нас обоих. Я обернулся и увидел жену Фелимида. Хоть она всё ещё была бледна лицом, говорила вполне уверенно. Всё ещё лежала на скамейке, но вполне осознавала происходящее.

Рэнэ сориентировался быстрее меня. Он вскочил, подобрал с пола разорванную скатерть и накинул мне на плечи. Возможно, в благородных домах не принято, чтобы гости шастали полуголыми. Но это предположение так и осталось без ответа.

Я отвесил лёгкий поклон.

— Прошу простить меня, примо Ми…

Она властно подняла руку, останавливая поток необязательных вежливостей. Сделала знак Рэнэ и тот поспешил к ней на помощь. Помог подняться и подвёл ко мне ближе.

Ранее Мириам не показалась мне привлекательной. Да даже сейчас суровое тонкогубое лицо высокой брюнетки я бы не назвал эталоном красоты. Но она обладала пронзительным взглядом, в котором читался ум, решительность и суровость. Её карие глаза изучали меня какое-то время и запоминали черты лица. Затем она облизала губы и посмотрела на мажордома.

— Рэнэ, ты знал? Мой муж… Он знал? Он знал, что это…

— Аниран? — вместо неё закончил Рэнэ. — Наверное. Примо не делятся со мной секретами. Они лишь говорят, что делать.

— С тобой он ведёт себя точно так же как и со мной, — прошептала Мириам и вновь посмотрела на меня. — Скажи, ты действительно аниран? Или… Или мне привиделось?

— Я и есть он, — я отошёл на шаг и активировал щит. Затем взмахнул левой рукой, перерезая стул, чудом переживший обыск. Затоптал начавшие тлеть головешки и посмотрел на Мириам. — И я не позволю кому-либо причинить вред тому, кто дал мне кров. Я сейчас же отправлюсь в Равенфир и всем и каждому покажу, что значит злить посланника небес.

— Аниран… Спаситель… — пробормотала женщина и, поддерживаемая мажордомом, попыталась опуститься на колени.

Но я остановил её от такого поступка.

— Не надо падать ниц. Лучше скажи мне, что происходит. А ты, Рэнэ, дай одежду и готовь лошадь. Я еду сейчас же…

— Нет! — властно выкрикнула она и вцепилась в плечо Рэнэ. — Никаких лошадей, Рэнэ. Только одежду. Ступай, принеси.

Я собирался возразить, но мажордом, видимо, знал кто здесь хозяин и кинулся выполнять приказание.

— Твоё геройство, аниран, не поможет спасти моего мужа. Даже если он ещё жив, это ненадолго, — обречённо сказала она и без сил опустилась на скамеечку, оставшись без поддержки управителя.

— Почему? В чём дело? — не на шутку испугался я.

— Указ за печатью принца. В нём сказано, что примо Фелимид подозревается в сокрытии беглого душегуба в своём имении, а так же к причастности к убийству эстарха Эолата. Дознание будет проведено силами воинов храма под покровительством первосвященника — святого отца Эокаста. Это значит, мой муж уже в его руках. Возможно, его уже пытают огнём. Или раскалённое железо прижи…

Я вскочил:

— Рэнэ-э-э! Лошадь быстро!… Никто никого не будет пытать! Пусть только попробуют!

Мириам предостерегающе вскинула руку.

— Это уже неважно, аниран. Неужели ты не понимаешь? Что бы не произошло с моим мужем, они вернутся. Вернутся и проверят всё тщательнее. И, может быть, будут настолько усердно искать, что в винном погребе не останется ни единой бочки. Они будут искать, пока тебя не найдут. Потому что они ищут не беглого душегуба, а анирана. Анирана, который нужен церкви лишь как мёртвый символ…

Я так и сел на задницу. Буквально. Опустился на полуразрушенный диванчик, отворил варежку и, выпучив глаза, смотрел на женщину. Но моё состояние её лишь позабавило. Она даже позволила себе улыбнуться.

— Меня зовут Мириам, — с лёгкой улыбкой она склонила голову.

— Я знаю, — прошамкал я. — А я — Иван.

— Прости, что не запомнила твоего имени ранее. Я думала, ты всего лишь один из знакомцев мужа, которые иногда у нас гостят. Тогда я не знала кто ты такой…

— Твои слова, — перебил я. — Твои слова про мёртвый символ. О чём они? Ты что-то знаешь о аниранах? О аниранах и их связью с церковью? Ты же…

— Женщина? — переспросила она. — Просто женщина? Да, женщина… Но совсем непростая. Как и мой муж, я родом из столицы — из Обертона. Я — единственная законная дочь святого отца Эоанита, обладателя церковной тиары Астризии и первосвященника храма Смирения в Обертоне! — в её голосе опять прорезались нотки той самой ледяной холодности. — Я дочь человека, который равен могуществом самому королю Анфудану Третьему. А может, могущественнее его. И я достаточно много знаю о том, почему церковь считает аниранов опасными.

Опять сама по себе щёлкнула моя челюсть. Никогда бы не признал в этой невзрачной с виду брюнетке столь важную особу. Нет, я видел, конечно, как надменно она себя ведёт со слугами, как отдаёт указания. Но с Фелимидом она была тише воды ниже травы. Он даже относился к ней с некой брезгливостью, как мне показалось. А он сам кто? Неужели незаконнорожденный сын короля?

— Я не понимаю, — пробормотал я. — Как тогда они посмели?… Они же тоже должны знать кто ты такая… Я видел, как тебя бросили на землю храмовники. Командир их…

— Все знают, что я — отверженная. Мой отец не желает обо мне слышать. Он ненавидит меня… Когда великая хворь поразила наш мир и он осознал, что произошло, то пришёл в ярость. Он злился на меня за то, что я… Что я… Что я не оправдала его надежд. Он отрёкся от меня. Отрёкся, но терпел. Терпел до тех пор, пока две зимы назад на заставил короля прогнать нас из столицы. Здесь, в Равенфире, мы обречены доживать свой век. Подальше от глаз моего отца, который сказал на прощанье, что надеется никогда меня больше не увидеть… Здесь к нам нет никакого почтения, аниран. Храмовники презирают, а представители знати уже не раз ложили на стол принца указ для печати с просьбой лишить нас репутации «примо». Но я всё ещё хорошо помню, как в далёком детстве мы играли вместе. А Тревин помнит меня. Эта старая связь помогает нам держаться подальше от храма… Помогала… Сегодня я поняла, что всё закончилось. Печать поставил сам Тревин. А значит, он больше не желает вспоминать обо мне. И моего мужа теперь ничто не спасёт…

— Я спасу! — горячо возразил я. — Я сейчас же пойду к этому вашему Тревину и сам себя продемонстрирую.

— Но я же сказала, аниран, что и тебе спасения не видать.

— Пусть попробуют…

— Они не только попробуют. Они ни перед чем не остановятся, лишь бы водрузить голову анирана на кол, разослать его мощи во все концы страны и во всеуслышание заявить, что он пожертвовал жизнью во славу Фласэза милосердного и во славу смирения.

— Я ничего не понимаю, — растерянно замотал головой я. — Зачем им это? Какой смысл? И ты-то откуда об этом знаешь?

— Отец водил меня в главный храм в Обертоне, возведённый в честь триединого Бога, ещё когда я была маленькой. Показывал охраняемую книгу и много рассказывал о том, что начертано в ней. Он с детства меня готовил к чему-то… Хоть я мало что запомнила, помню, что рассказы отца казались мне сказкой. Страшной сказкой, которую не стоит рассказывать на ночь. Но куда страшнее было слышать разговоры отца с братьями по вере, когда карающий огонь всё-таки пришёл. Когда история из страшной сказки превратилась в быль. Часто святые отцы запирались в храме и испуганно обсуждали, что им делать. Какой выбрать путь. Тогда ещё не было известно, какой хворью покарал нас Фласэз. Но святые отцы уже тогда говорили о том, что анираны несут для всех опасность.

— Какую?

— Неуправляемость или независимость в мыслях. Двуличие в поступках или лживое лицемерие перед лицом служителей храма. Но самое главное — возможное спасение мира.

— Вообще ничего не понимаю! — вскричал я. — Они не хотят, чтобы ваш мир был спасён?

— Нет, не хотят. А зачем он им? Через много зим, когда мир начнёт рушится на части, они давно будут вместе с Фласэзом. Стоять рядом или возглавлять его армию. Им нет дела до того, что останется после них. Они опасаются лишь потери власти. Если анираны смогут помочь нашему миру, найдут возможность его излечить, и это будет сделано вопреки желаниям церкви или же без её участия, власть святых отцов, распространяющих догмы смирения, падёт. И тогда чернь сожжёт не только «Чудо Астризии» — Храм Смирения, — но и каждый храм в каждом городе. Любой, кто носит белую рясу и сейчас считает себя устами Фласэза, будет наказан за тиранию, распространяемую церковью.

— Они боятся, что если чудесное спасение случится, это произойдёт не благодаря им, а вопреки? И тогда анираны потенциально более вредны, чем полезны?

Мириам поморщилась, видимо, пытаясь понять смысл моих слов.

— Для них они вредны в любом случае. Мой отец читал книгу много раз. Я помню, как он предупреждал, что анираны будут двуличны. Они могут быть красноречивы, как Фласэз, но слова их не будут соответствовать поступкам… Они могут быть добром, не осознающим, что внутри сидит зло, которое рано или поздно выберется наружу. И тогда, пылающим огнём нескончаемых войн, они уничтожат нас всех… Что они могут быть опаснее матана на цепи — всегда будут мечтать о свободе, могут сорваться, если цепь окажется недостаточно крепка, и за ногу обязательно ухватят, если проявить малейшую беспечность. Потому их даже не стоит пытаться приручить…

— Один всё же попытался приручить, — хмыкнул я. — Прости, примо Мириам. Я просто вспомнил одного святого отца… бывшего святого отца, с кем долго пришлось делить очаг. Он хотел отправиться со мной в Обертон. А затем подослал убийц… Элестин его имя. Может, ты…

— Элестин? — перебила она. — Тот самый святой отец Элестин? Я помню это имя очень хорошо. Он являлся третьим претендентом на церковную тиару. Выступал на мировом конклаве после падения карающего огня и потерпел поражение. Я не знаю подробностей, но отец как-то проговорился, что Элестин предлагал неприемлемые вещи. Потому тиара Астризии досталась моему отцу. С тех пор я не слышала про него. Он просто исчез.

— Ну-ну, — я усмехнулся. — Исчез, но всплыл. Как тот предмет, что никогда не тонет. В отличие от того, что ты мне сейчас рассказываешь, он наоборот хотел, чтобы я выжил. Чтобы выжил, закалился и возмужал. А затем отправился вместе с ним в Обертон и предстал перед королём. Может он-то хочет, чтобы ваш мир был спасён?

— Я не знаю. Святой отец Элестин никогда не ладил с моим отцом. Возможно, он опасался, что его убьют. А потому исчез сразу после того, как потерпел поражение. Я не могу сказать, что им движет. Но я помню его. Он всегда казался мне очень умным и дальновидным. Что с ним случилось?

— Без понятия. Вроде бы, он направился в Обертон. Он пустил по моему следу убийц, которые провалили миссию, и должен дожидаться их там.

— И тебе тоже туда надо, аниран. Ты тоже должен отправиться в Обертон!

Мириам решительно стукнула кулачком о ладошку. Будто являясь голосом из моих снов, она тоже призывала отправляться в столицу.

— Почему? — подозрительно прищурился я.

— Послушай меня. Лишь в Равенфире пройдёт слух о аниране, его отыщут. Тебя отыщут. Но пока, я думаю, церковники не до конца уверены кто ты такой. А значит, даже если моего мужа уже пытают, он всё ещё молчит. Но рано или поздно он сломается. Раскалённый металл развязывает рты лучше секхи, увещеваний и золота, как говорил мой отец… Они придут. Вновь придут сюда. И если тебя отыщут, сожгут нас всех. Поэтому, аниран, ты должен уйти. Уйти как можно скорее.

— Но почему именно в Обертон?

— Ты должен попасть к королю раньше, чем о тебе прознают храмовники. Ты должен встретиться с ним и рассказать кто ты. Король потерян. Но он всё ещё способен трезво мыслить. Если он увидит в тебе возможность, он даст тебе такую защиту, которую не сможет пробить своим влиянием даже мой отец!

— А как же принц? Он же совсем рядом. Я же могу встретиться с ним.

— Принц — это всего лишь принц. Он не король. Здесь он всего лишь наместник, управитель города. Он не защитит тебя. Он находится под влиянием святого отца Эокаста. Тревин знает меня, знает Фелимида. Нас связывают долгие зимы дружбы. Но всё же он отыскал в себе силы и поставил печать на указе, обвиняющем моего мужа. Это говорит о многом. Чтобы спасти себя, чтобы спасти нас, ты должен уйти.

— Это всё, конечно, очень любопытно, — пробурчал я. — Но я-то действительно могу помочь Фелимиду. Он меня выручил и привёл сюда. Как я его могу бросить на произвол судьбы?

— И как ты это сделаешь, аниран? Храм охраняют храмовники. И, я уверена, сейчас охраняют и покои принца. Ты никогда не попадёшь внутрь. Не попадёшь внутрь живым.

— Да что за бред-то!? — вскричал я. — Я же действительно могу помочь! Помочь вашему миру! Я же даже… — я осёкся, и вовремя остановился. Остановился прежде, чем предательский рот поведал бы сокровенную тайну. Я чуть было не ляпнул, что женщина этого мира, несмотря на всеобщую хворь, смогла зачать от меня дитя. Что-то ёкнуло внутри и заставило держать рот на замке.

Но Мириам расценила мою секундную неловкость по-своему:

— Каким бы ты не был великим воином, тебе не одолеть тех, для кого целью является смерть анирана. Не одолеть в одиночку. Для этого тебе нужен тот, кто защитит. Отправляйся в Обертон и доберись до короля. Найди его раньше, чем храмовники найдут тебя. Иначе твоя голова будет красоваться на пике перед храмовыми вратами… Но, так или иначе, своей головой ты не спасёшь голову моего мужа.

— Тогда проведи меня к принцу! — резко сказал я. — Ты говоришь, он помнит тебя? Знает. Значит, вспомнит кто ты!

— Я и пойду к нему, аниран. Но пойду одна. Пойду просить за мужа. Может, Тревин сжалится над нами… Но к этому времени тебя уже здесь быть не должно. Даже памяти у слуг не должно остаться о странном чужаке, что гостил в нашем доме. Если ты уйдёшь как можно быстрее, тебя не смогут отыскать. И тогда, возможно, если Фелимид выдержит муки, принц поверит мне во имя старых времён. Если же муж не выдержит, умрём мы все.

Я задумался на мгновение, ведь в словах Мириам было разумное зерно. Даже целая корзина разумных зёрен. В Равенфире я уже наследил. И, по словам Мириам, протекции от принца мне не видать. Если я к нему пойду, пусть даже не в одиночку, вряд ли дойду живой. Может и порублю в фарш пару десятков храмовников, но финал будет один. И он не будет позитивным. К тому же голос тоже гнал меня в Обертон. И к голосу, как я успел убедиться, стоит прислушиваться.

За стеной, перед ведущей наверх лестницей, раздался сдавленный кашель. Я обернулся и увидел Рэнэ. Выглядел он испуганным, прикрывал рот рукой и прижимался к стенке. Наверное, услышал куда больше, чем смог переварить.

— Рэнэ, ты подслушивал? — спросила Мириам тоном «Снежной Королевы». — Ну-ка выходи и передай анирану одежду.

— Я лучше переоденусь, прячась за стеной, — я неловко кашлянул, сам подошёл к растерянному мажордому, отобрал у него штаны и рубаху из тонкого сукна, и быстро переоделся. — Не дрейфь, Рэнэ. Всё будет хорошо, — я ободряюще похлопал по плечу. — Ты молодец, кстати. Не растерялся. Находчивость твоя была на высоте.

— Кто «на высоте»?

— Рэнэ, ты подслушивал, я спросила!?

— Простите, примо. Я очень хочу помочь хозяину.

Добрая улыбка разительно изменила некрасивое лицо Мириам. На секунду она даже показалась мне привлекательной.

— Тебе не стоило узнавать то, что ты узнал, Рэнэ. Но уже ничего не поделать… Если хочешь помочь моему мужу, принеси-ка сирея. Отправляйся к заводчику, и быстро обратно… Аниран, я отправлю весточку Каталаму — другу Фелимида и сотнику военного гарнизона. Ему можно доверять. Попрошу его разузнать о муже, а затем прибыть в имение.

— Уже спешу, примо! — Рэнэ несколько раз поклонился и исчез за дверью.

Я проводил его взглядом, осмотрел себя с ног до головы, и снова присел на диванчик. Наблюдая за женой королевского дознавателя, которая, казалось, ушла в себя, я пришёл к выводу, что из них вышла отличная пара. Она, судя по всему, далеко не глупа. Родная дочь местного Папы Римского — это не шутки. По-любому она была окружена вниманием и получила хорошее, по местным меркам, образование. И Фелимид мужик явно непростой. Иначе такую бабу ему в жизни не видать… Жаль только, мне не удалось с ним нормально пообщаться. Он явно знает куда больше, чем показывал.

— Я бы хотел попросить прощения, примо Мириам, за то, что втянул вас двоих во всё это, — на меня внезапно накатила горечь от того, что я испортил очередные жизни. — Я просто не мог пройти мимо, когда увидел, как работорговцы отбирают детей у крестьян. Это был бы не я…

— Работорговцы? — удивилась она…

Я рассказал ей о себе всё. Всё о себе в этом мире. Рассказал о том, как тут очутился, как выживал, как долго бродил в одиночестве и вместе с матаном. Рассказал, как жил в лагере, рассказал про Джона Казинса и про то, как потерял матана. Рассказал про голоса в голове и про то, как они меня постоянно куда-то гонят. Не стал лишь рассказывать о беременности Дейдры. Что-то опять меня остановило от стопроцентной откровенности.

Мириам слушала внимательно и перебила лишь однажды, когда Рэнэ притащил садок с сиреем. В деревянной клетке сидела остроклювая птица с длинными когтями, внешне очень похожая на сокола. Хоть глаза птицы были закрыты колпаком, чтобы не пугалась, Рэнэ продолжал нашёптывать что-то успокаивающее. Пока я разглядывал птицу вблизи, Мириан написала послание, торопливо водя пером по пергаменту. Затем передала Рэнэ, сказала, чтобы не мешкал с отправкой и, если будет ответ, сразу шёл к ней.

А когда мажордом ушёл, нам с Мириам пришлось переехать в другую комнату. Пришли слуги и занялись уборкой. Нам принесли фруктов и я закончил свою историю рассказом о том, как во время ужасного ливня вышел из леса к деревне. Что там увидел и как поступил с теми, кто вызвал в моём сердце чудовищную по силе ненависть.

— Я уверена, аниран так и должен был поступить! — вместо того, чтобы пустить сочувствующую слезу о тяжёлом пути неприспособленного к местной жизни пришельца, она сурово рубанула рукой по воздуху. — Тот, кто прошёл бы мимо, имея возможность вмешаться, не нужен нам! Такой аниран никогда не станет «милихом»! Ты правильно поступил, Иван. Хоть… Хоть… Хоть я не знаю, как должна вести себя мать, у которой отбирают ребёнка, уверена, не стала бы стоять в сторонке.

Мириам тяжело вздохнула и сделала хороший глоток из чаши. Я хотел успокоить её, взбодрить, сказав, что ещё не всё потеряно, что всё ещё можно изменить. Что она всё ещё молода и время у неё есть. Но не успел и рта раскрыть как из женских глаз потекли слёзы. Видимо, сегодняшних событий ей хватило с лихвой.

Я не знал, что делать. Не знал, что сказать. Не мог себя заставить встать с места, погладить женщину по голове и сказать пару успокаивающих слов. В тот момент моё сердце словно игла пронзила — я осознал, что такие слёзы, скорее всего, увижу ещё не раз. Не один десяток раз.

— Мириам, — тихо произнёс я, умышленно не став добавлять «примо». — Я обещаю тебе, что бы не случилось, что бы не произошло, я не сдамся. Я упорно буду идти вперёд и обязательно найду способ вам помочь. Помочь вашему миру. И начну с того, что послушаю тебя и отправлюсь в Обертон. Постараюсь заручиться поддержкой короля и попрошу за вас. Я обещаю вас не забыть.

Женщина посмотрела на меня, слегка улыбнулась и утёрла слезинки у глаз.

— Я верю тебе, аниран.