На всех парах

Трудно понять Ничто, но множественная вселенная полна его. Ничто странствует везде, всегда ищет чего-то, и в великом Облаке неведения Ничто жаждет стать чем-то, чтобы стремиться, двигаться, чувствовать, изменяться, танцевать и исследовать - в общем, быть чем-то.

А теперь оно нашло свой шанс, дрейфующий в эфире. Ничто, конечно, знало о чем-то, но это что-то было другим, о, да, так что Ничто бесшумно соскользнуло на что-то и поплыло вниз с мыслью о чем-то и, к счастью, приземлилось на спину черепахи, очень большой черепахи, и поспешило стать чем-то еще скорее. Это было так просто и так прекрасно, и вдруг простота попалась в ловушку! Приманка сработала.

Любой, кто когда-нибудь видел реку Анк скользящей в ее полном всяких гадостей ложе, понимал, почему основная часть морепродуктов для населения Анк-Морпорка поставлялось рыболовным флотом Щеботана. В целях предотвращения страшных желудочных бедствий граждан, Анк-Морпоркские торговцы рыбой должны были гарантировать, что их товар прибывает далеко из-за пределов города.

Для Боудена Джеффриса, поставщика лучших морепродуктов, двести или более миль, лежавшие между рыбными доками Щеботана и клиентами в Анк-Морпорке были, к сожалению, значительным расстоянием в течение всей зимы, осени и весны и сущим наказанием летом: дорога превращалась в филиал литейной печи вплоть до Большого Города. Однажды столкнувшись с тонной перегретого осьминога, вы никогда больше не могли его забыть, запах держался в течение нескольких дней и следовал за вами всюду вплоть до вашей спальни. Вывести его с одежды было вообще невозможно.

Однако люди требовательны – а особенно элита Анк-Морпорка. Всем без исключения хотелось рыбы, даже в самый жаркий сезон. Даже с учетом ледника, построенного собственными руками и, по договоренности, второго ледника на середине маршрута, это могло и до слез довести, действительно могло.

Так же говорил и его кузен Релифф Джеффрис, огородник, глядя в свое пиво:

— Всегда одно и то же. Никто не хочет помочь мелкому предпринимателю. Представляешь, как быстро клубника в жару превращается из маленьких шаров в кашу? А я скажу: мгновенно. Моргнешь - и упустишь этот момент, как раз тогда, когда всем хочется клубники. Спроси торговцев салатом, как трудно получить в этом чертовом городе товар, пока он не увянет, как вчерашняя проповедь. Мы должны ходатайствовать перед правительством!

— Нет, - сказал кузен, - с меня хватит. Давай напишем в газеты! Вот так, чтобы добиться цели. Все жалуются на фрукты, овощи и морепродукты. Ветинари следует войти в бедственное положение малых предпринимателей. В конце концов, за что мы иногда платим налоги?..

Дику Симнелу было десять лет, когда, еще в семейной кузнице в Бараногорье, его отец просто исчез в облаке обломков печи и летящего металла, окутанных розовым паром. Его так и не нашли в страшном обжигающем тумане, но в тот же день молодой Дик Симнел пообещал всему, что осталось от его отца в этом клубящемся пару, что он сделает пар своим слугой.

У его матери были другие идеи. Она была акушеркой, и частенько говорила своим соседям: «Младенцы рождаются везде. Я никогда не останусь без клиента». Таким образом, вопреки желанию своего сына, Элси Симнел решила увезти его из места, которое теперь считала проклятым. Она собрала свои пожитки, и вместе они вернулись к ее семье на окраину Сто Лата, где люди не имеют свойства необъяснимо исчезать в горячем розовом облаке.

Вскоре после их прибытия с ее мальчиком произошло что-то необычное. Однажды, ожидая свою мать, которая должна была вернуться с трудных родов, Дик вошел в здание, которое показалось ему интересным. Здание оказалось библиотекой. Сначала он думал, что это место полно слащавых историй о царях и поэтах, любовниках и дуэлях, но в одной роковой книге он нашел то, что называется математикой и миром чисел.

И именно поэтому, в один прекрасный день, около десяти лет спустя, он собрал с каждой частицей своего духа и сказал:

— Мама, ты знаешь, в прошлом году, когда я сказал, что собираюсь побродить в горах Убервальда с товарищами, ну, это была отчасти ... вроде ... своего рода ложь, только очень маленькая, заметь. - Дик покраснел. - Видишь ли, я нашел ключи к старому сараю папы и, ну, я вернулся к Бараногорье и сделал некоторые эксперименты и ...- он посмотрел на мать с тревогой. - Я думаю, я понял, что он сделал не так.

Дик был готов к жестким возражениям, но он не рассчитывал на слезы - столько слез - и, пытаясь утешить ее, он добавил:

— Вы с дядей Флавием дали мне образование, вы дали мне знания о числах, в том числе об арифметике и всяких странных вещах, придуманных философами в Эфебе, где даже верблюды могут решать логарифмы в уме. Папа не знал всего этого. У него были правильные идеи, но у него не было... правильной тех-нол-логии.

Потом Дик позволил матери заговорить, и она сказала:

— Я знаю, что ничто не остановит тебя, Дик, ты такой же упрямый, как твой отец. Вот, чем ты постоянно занимаешься в сарае? Тек-логии? - Она посмотрела на него с укоризной, потом вздохнула. - Понимаю, я не могу указывать тебе, что делать, но скажи мне: как твои «эксперименты» могут уберечь тебя от участи, которая постигла твоего бедного старого отца?

Она начала рыдать снова.

Дик вытащил из-за пазухи нечто похожее на небольшой жезл, который мог бы принадлежать миниатюрному волшебнику, и провозгласил:

— Вот что защитит меня, мама! Я освоил счетную линейку! Я могу сказать синусу, что делать, и косинусу тоже, и решать квадратные уравнения! Давай, мама, хватит реветь и пойдем со мной в сарай. Ты должна увидеть ее!

Миссис Симнел неохотно потащилась вслед за сыном в большой открытый сарай, обставленный, как мастерская в Бараногорье. Вопреки всему она надеялась, что ее сын случайно нашел себе девушку. Внутри сарая она беспомощно посмотрела на большой металлический круг, который занимал большую часть пола. Что-то металлическое носилось по кругу со звуком, какой издает белка в клетке, испуская запах, похожий на камфару.

— Вот она, мама. разве она не прекрасна? - счастливо сказал Дик . - Я называю ее Железная Герда! - Он широко улыбнулся. - Это то, что называется про- то - тип , мама. Если собираешься заняться инженерным ремеслом, нужен про-то-тип.

Мать слабо улыбнулась, но Дик не останавливался.

— Дело в том, мама, что, прежде чем пытаться что-то сделать, надо иметь некоторое представление о том, что ты хочешь сделать… Одна из книг, которые я нашел в библиотеке, была об архитектуре. И в этой книге человек, который ее написал, сказал: прежде чем он строил очередное больше здание, он всегда делал миниатюрные модели , чтобы получить представление о том, как это все получится. Он сказал, что это кажется неудобным и прочее, но неторопливость и тщательность - это единственный способ продвижения вперед. И поэтому я пытаюсь двигаться неторопливо. Я определяю, что работает, а что нет. И на самом деле, я очень горжусь этим. Вначале я сделал к-колею деревянной, но потом решил, что двигатель, который я хотел бы запустить, стишком тяжелый, так что я порубил деревяшки в дрова и вернулся в кузницу.

Миссис Симнел посмотрела на маленький механизм, наматывающий круг за кругом на полу сарая, и сказала голосом человека, который действительно пытается понять:

— Э-э, мальчик мой, но для чего это нужно?

— Ну, я вспомнил, что сказал однажды папа. Он наблюдал, как закипает чайник, и заметил, что под давлением крышка ходит вверх-вниз. Он сказал мне, что однажды кто-то построит большой чайник, который сможет поднять что-то потяжелее крышки. И мне кажется, что я знаю способ, как построить правильный чайник, мам.

— А что полезного оно будет делать, мой мальчик? - сказала мать сурово. Она видела, как засияли глаза ее сына, когда он сказал:

— Все, мама. Все.

В некотором недоумении миссис Симнел смотрела, как он развернул большой и довольно неряшливый лист бумаги.

— Это называется чертеж, мама. У меня должен быть чертеж. Он показывает, как все соединяется.

— Это часть про- то- типа?

Мальчик посмотрел в лицо своей заботливой матери и понял, что ситуация требует новых объяснений. Он взял ее за руку и произнес:

— Мама, я понимаю, что для тебя все эти линии и круги ничего не значат, но если бы ты знала, что значат эти круги и лини, ты бы увидела в этом изображение двигателя.

Миссис Симнел схватила его за руку:

— Что ты собираешься делать с этим, Дик?

Юный Симнел усмехнулся:

— Менять вещи, которые требуют перемен, мама.

Миссис Симнел с любопытством смотрела на сына мгновение или два, потом, похоже, пришла к какому-то заключению и сказала:

— Пойдем со мной, мой мальчик.

Она повела его обратно в дом, где они поднялись вверх по лестнице на чердак. Она указала сыну на надежный моряцкий сундук, покрытый пылью.

— Твой дедушка дал мне это, чтобы я передала тебе, когда понадобится. Вот ключ.

Она была довольна, что он не не ринулся открывать сундук сразу и в самом деле сперва внимательно его осмотрел. Когда он поднял крышку, воздух вдруг наполнился блеском золота.

— Твой дедушка был немного пиратом, а потом ударился в религию и был… немного запуган. Но последние слова, которые он сказал мне на смертном одре были: «Этот молодой человек однажды сделает что-то замечательное, ты помяни мое слово, Элси, но будь я проклят, если я знаю, что это будет».

Люди города привыкли к лязгу и грохоту, исходящему каждый день от кузнечных горнов, которыми славилась эта область. Но похоже, что, даже имея собственную кузницу, юный Симнел решил не заниматься кузнечным бизнесом, по всей видимости из-за того, как именно мистер Симнел-старший внезапно покинул мир. Местные кузнецы скоро привыкли изготавливать таинственные предметы, которые юный Симнел методично зарисовывал. Он никогда не говорил им, что строит, но, поскольку они зарабатывали на этом немалые деньги, то никто и не возражал.

Известие о его наследстве, конечно, быстро разнеслось по округе - золото всегда себя обнаруживает, - и заставило чесать в затылках многих людей, особенно стариков, которые сидя на лавке возле таверны, ворчали: «Ну, черт возьми! Парень был благословлен таким наследством, получил целое состояние в золоте - и превратил его в кучу старого железа!»

Он смеялся, смеялись и все остальные, но тем не менее они продолжали видеть, как юный Дик Симнел ходит туда-сюда через дверь своего старого и почти заброшенного сарая, вечно запертого на два висячих замка.

Симнел нашел пару помощников – вероятно, из местных, - которые помогали ему делать какие-то вещи, а потом переносить их с места на место. Со временем старый сарай пополнился целым рядом пристроек. Появилось еще несколько парней, и стук молотков раздавался каждый день с утра до ночи. И именно тогда некоторая информация начала просачиваться в то, что можно было назвать местным сознанием.

Видимо, парень сделал насос, интересный насос, который закачивает воду очень высоко. А потом он вдруг все бросил и сказал что-то вроде: «Нам нужна сталь, а не железо».

Ходили слухи об огромных кипах бумаги, заваливающих стол, за которым юный Симнел работал над «замечательным предприятием», как он это называл.

Потом, предположительно произошел случайный взрыв, и люди узнали о штуке, которую парни называли «Бункер» и куда можно было прыгнуть, если случится подобная неприятность. А потом послышался незнакомый, но странным образом уютный, ритмичный, пыхтящий звук. Действительно довольно приятный шум, почти гипнотический, что было странным, потому что механическое существо, которое издавало такой шум, казалось более живым, чем можно было ожидать.

В округе стали замечать, что двое основных сотрудников мистера Симнела, или «Чокнутого Железячника Симнела», как некоторые его теперь называли, в чем-то изменились, стали более взрослыми, уверенными, словно они были адептами каких-то таинственных вещей, происходивших за дверями. И никакие взятки пивом или внимание женщин в пабе не могли заставить их предать драгоценные тайны сарая[1]. Они вели себя сейчас, как и подобает истинным мастерам пылающего горна.

А потом одним солнечным деньком Симнел и его когорта вырыли длинные канавы в поле рядом с сараем и наполнили их металлом.Печь полыхала день и ночь, и все вокруг качали головами и говорили: "Безумие". И это продолжалось, и продолжалось, и продолжалось, пока однажды не закончилось. Стук, лязг и клокотание плавящегося металла прекратились. В этот момент лейтенанты мистера Симнела распахнули двойные двери большого сарая и наполнили мир дымом.

В этой части Сто Лата происходило очень немного событий, так что этого события было достаточно, чтобы заставить людей сбежаться. Многие из их прибыли как раз вовремя, чтобы увидеть, как нечто двинулось к ним, тяжело дыша и исходя паром, с быстро вращающимися колесами и вибрирующими стержнями, устрашающе мелькающими в дыму и тумане. А на вершине всего этого, словно король дыма и пламени, покачивался Дик Симнел, и его лицо выражало предельную сосредоточенность. То, что угрожающее нечто находилось, по-видимому, под контролем человека, слегка обнадеживало, - хотя более здравомыслящий зритель мог бы сказать: «Ну, и что? Вот ведь недотепа» - и приготовиться бежать, - но тут исходящий паром, пляшущий, вертящийся поршневой двигатель покинул сарай и погрузился на рельсы, проложенные в поле. И свидетели, большинство из которых были теперь посвященными, а в некоторых случаях даже вовлеченными, улепетывали, всячески выражая недовольство, кроме, разумеется, маленьких мальчиков всех возрастов, которые следили за механизмом с широко открытыми глазами, пообещав себе тут же, что в один прекрасный день каждый из них будет капитаном страшного опасного двигателя, ах, да, непременно. Князем Пара! Повелителем Пламени! Наездником Молнии!

А там, снаружи, наконец-то освобожденный, дым целенаправленно дрейфовал от сарая по направлению к величайшему городу Диска. Двигался медленно, но все набирая и набирая скорость.

Позже в тот же день, после нескольких триумфальных витков по коротким рельсам в поле, Симнел собрал своих помощников.

— Уолли, Дэйв, - сказал он, - я истратился до последнего гроша. Попросите ваших матерей уложить ваши вещи, соберите нескольких товарищей и выводите лошадей. Мы повезем Железную Герду в Анк-Морпорк. Я слышал, это место, где возможно все.

Конечно, лорд Ветинари, тиран Анк-Морпорка, иногда встречался с леди Марголоттой, правительницей Убервальда. Почему бы и нет? В конце концов, он ведь время от времени встречался и с Алмазным Королем троллей, и с Низким Королем гномов Рисом Риссоном, в его пещерах под Убервальдом. Это, как было известно каждому, чистой воды политика.

Да, политика. Секретное средство, останавливающее мир на полпути к войне. В прошлом было так много войн, слишком много. Но, как каждый школьник знает, или, по крайней мере, знал в те дни, когда школьникам случалось читать что-то более серьезное, чем пакет чипсов, не так давно чуть нет случилась новая страшная война - последняя война Кумской долины, но гномы и тролли все-таки сумели достичь если не мира, то хотя бы понимания, из которого, как мы надеемся, может вырасти мир. Пожимались руки, важные руки, пожимались от всей души, и появилась надежда - хрупкая, как мысль.

В самом деле, думал лорд Ветинари, пока его карета грохотала по направлению к Убервальду, в розовом тумане, которым было окутано знаменитое Соглашение Долины Кум, даже гоблины были признаны разумными существами, и теперь метафорически должны рассматриваться как братский народ, хотя и не обязательно равноправный. Он подумал отстраненно, что, как бы мир ни стремился к покою, дело все равно рано или поздно оканчивается войной.

Он вздрогнул, когда карета подскочила на очередном ухабе. В карете были сиденья с дополнительными подушками, но даже они не могли превратить путь в Убервальд во что-то, кроме кары небесной, а каждая выбоина на дороге становилась источником существенного дискомфорта. Путешествие продвигалось очень медленно, хотя остановки у семафорных башен вдоль маршрута следования позволяли его секретарю Стукпостуку получить ежедневный кроссворд, без которого день лорда Ветинари был бы неполным.

Снаружи раздался грохот.

— О боги! Неужели нам обязательно попадать в каждую выбоину на дороге, Стукпостук?

— Извините, сэр, но, кажется, Ее Светлость даже сейчас не в состоянии держать под контролем бандитов вокруг перевала Вилинус. Зачистки проводятся регулярно, но, боюсь, этот маршрут и так считается наименее опасным.

Снаружи послышался крик, за которым последовал еще залп. Ветинари задул свою лампу для чтения за мгновение до того, как свирепо выглядящая особа ткнула наконечником арбалетной стрелы в окно кареты, в которой теперь царила тьма, и сказала:

— Живо выходи со своим добром, иначе тебе несдобровать, понял? И без фокусов! Мы убийцы!

— Лорд Ветинари спокойно опустил книгу, которую читал, вздохнул и сказал Стукпостуку:

— Погляди-ка, Стукпостук, на нас напали убийцы. Разве это... не мило.

Теперь и Стукпостук слегка улыбнулся.

— Да, сэр, это так мило. Вы всегда рады встрече с убийцами. Не буду мешать вам, сэр.

Ветинари закутался в плащ и вышел из кареты со словами:

— Не нужно насилия, джентльмены. Я отдам вам все, что у меня есть...

Не прошло и двух минут как Его светлость снова забрался в карету и дал сигнал кучеру ехать дальше, как ни в чем не бывало.

Чуть позже, из явного любопытства Стукпостук спросил:

— Что случилось на этот раз, милорд? Я ничего не слышал.

— Они тоже ничего не слышали, Стукпостук, - сказал лорд Ветинари. - О боги! Остается удивляться, почему они не научились читать. Тогда они узнали бы герб на карете, который достаточно информативен.

Когда карета вернулась к тому, что можно было бы назвать чудаковатой манерой передвижения, Стукпостук сказал:

— Но ваш герб черный, сэр, на черном фоне, и сейчас очень темная ночь.

— Ах да, Стукпостук, - сказал лорд Ветинари с мимолетной улыбкой. - Знаешь, я как-то не подумал об этом.

Что-то неотвратимое ощущалось в замке леди Марголотты. То, как медленно, скрипя каждым шарниром, открывались большие двери. В конце концов, существует такое понятие, как социально приемлемая атмосфера. В самом деле, что за вампир позволит себе жить в замке, который не скрипит и не стонет на каждом шагу? Игори не представляли себе ничего иного, и сейчас дворецкий Игорь пригласил лорда Ветинари и его секретаря в пещероподобный зал с колышущейся завесой паутины, свисающей с самого потолка. А еще было ощущение, странное чувство, будто в подвале кто-то кричит.

Но, разумеется, отметил Ветинари, здесь была чудесная леди, которая заставила вампиров понять, что восставать из могилы с такой скоростью, что от этого начинает кружиться голова, довольно глупо, и которая убедила их хотя бы немного убавить свою ночную активность. Кроме того, она ввела в Убервальде моду на кофе, чтобы, по-видимому, вытеснить одну страсть другой.

Леди Марголотта была маленькой женщиной, и равно небольшим был разговор, случившийся за великолепным ужином несколько дней спустя.

— Это глубинники. Опять глубинники, да, Хэвлок? Столько времени прошло! Боги, это даже хуже, чем вы, мой дорогой, предполагали. Как вам удалось это предвидеть?

— Ну, мадам, Король Троллей спросил меня о том же самом, но все, что я могу сказать, - ответ лежит в неутомимой природе разумных существ. Короче говоря, они не могут быть довольны все одновременно. Вы же не думали, что флаги, фейерверки, рукопожатия, обещания после Кумской долины были подписью и печатью, положившими всему конец? Лично я всегда считал это просто антрактом. Короче говоря, Марголотта, мир – это то, что происходит, пока готовится новая война. Невозможно приспособиться ко всем и вдвойне невозможно угодить всем гномам. Видите ли, когда я говорю с Алмазным Королем, он является рупором всех троллей, он говорит от имени всех троллей. В своей своеобразной разумности они предоставляют ему решать все, что касается политики. С другой стороны, у нас есть вы, сударыня: вы говорите от лица своего народа в целом, и большинство соглашений, заключаемых вами, вполне приемлемы для остальных. Но гномы… Это настоящее бедствие. Когда вам кажется, что вы говорите с лидером гномов, из-под земли вдруг выскакивают какие-то глубинники с дикими глазами, и все договоры превращаются в ноль, все соглашения теряют силу, и нет никакой возможности кому-то доверять. Как вы знаете, в каждом руднике на Диске есть свой король – дезка-кник[2], как они его называют. Как можно вести дела с подобными существами? Каждый гном – сам себе тиран.

— Хорошо, - сказала леди Марголотта, - Рис Риссон неплохо справляется в сложившихся обстоятельствах, и верхушка общества Убервальда… - теперь Ее Светлость почти шептала, - во многом на стороне прогресса… Но да, как победить раз и навсегда – я тоже хотела бы это знать.

Его Сиятельство осторожно поставил свой бокал.

— Увы, навсегда этого не сделаешь. Звезды меняются, люди меняются, и все, что мы можем, - это помочь миру в будущем с осторожной и вдумчивой решительностью установиться в покое и равновесии, даже если это означает, что некоторые из особо серьезных угроз придется раньше времени препроводить в могилу. Хотя, я должен сказать, что тонкие и тщательные расспросы о вещах, происходящих в мире, позволяют мне предположить, что Низкий Король – с которым, как диктует протокол, я связался, прежде чем приехать к вам, - уже строит планы, а когда он вступит в игру, мы бросим все силы ему на помощь. Он делает большие ставки на будущее. Он считает, что время пришло, тем более что в Анк-Морпорке проживает самое большое гномье сообщество в мире.

— Но, мне кажется, его люди не слишком приветствуют преобразования. И должна признать, я понимаю, почему. Прогресс – такая беспокойная вещь, когда в одиночку пытаешься сохранить мир во всем мире. Такая… непредсказуемая. Могу ли я напомнить вам, Хэвлок, что много, много лет назад эфебские философы построили двигатель, очень мощный, очень пугающий. Если бы эти люди добились того, чтобы пар приводил машину в движение, вся жизнь сейчас могла бы быть совсем другой. Как управлять будущим, когда один идиот может построить механизм, способный изменить все?

Лорд Ветинари выплеснул последнюю каплю бренди в свой стакан и весело сказал:

— Мадам, только дурак будет стоять на пути прогресса. Глас народа – глас бога, разумеется, под чутким управлением вдумчивого правителя. Поэтому я считаю: если настало время парового двигателя, паровой двигатель придет.

— И что, по-твоему, ты делаешь, гном?

Молодой Магнус Магнуссон старался не обращать особого внимания на старшего гнома, чье лицо, насколько он мог видеть, отличалось выразительной мрачностью гнома, который сам никогда не был молодым, так что он пожал плечами и ответил:

— Без обид, о преподобный, но мне кажется, что я разгуливаю в одиночестве, обдумывая свои дела, в то время как другие, полагаю, обдумывают свои. Надеюсь, ты вкапываешься[3]?

Говорят, что кроткий ответ предотвращает гнев, но это утверждение имеет много общего с пустыми надеждами и сейчас признается откровенно неточным, поскольку даже тщательно обдуманный кроткий ответ с хорошо подобранными словами может привести неправильного человека в настоящую ярость, если он и так испытывал гнев, а это именно в этом состоянии старший гном сейчас пребывал.

— Почему ты носишь шлем задом наперед, молодой гном?

Магнус был беззаботным гномом и потому совершил опрометчивый поступок, который, впрочем, показался ему логичным.

— Ну, преподобный, я ношу на нем свой скаутский значок. Знаете, что такое скаутское движение? На свежем воздухе? Не приносящее никакого вреда и служащее для укрепления товарищеских связей?

Похоже, это перечисление благих намерений не помогло Магнусу обратить врага в друга, и его чувство опасности запоздало заработало в полную силу. Старший гном оказался очень, очень недоволен его словами, и, пока продолжалась эта короткая перепалка, несколько других гномов прогулочным шагом приблизились к ним, глядя на Магнуса вызывающе.

Магнус впервые был один в двойном городе Здец[4] и Шмальцберг, и он не ожидал такого приветствия. Эти гномы были не похожи на тех, рядом с которыми он вырос на улице Паточной Шахты, и он попятился, торопливо бормоча:

— Я приехал навестить свою бабушку, если вы не возражаете, она не здорова, я проделал весь этот путь из Анк-Морпорка на попутных телегах, ночевал в стогах сена и сараях, это был такой длинный путь…

А потом все это произошло.

Магнус бегал быстро, как и подобает Анк-Морпоркскому Крысолову[5], и на бегу он все размышлял, что же он сделал не так. В конце концов, он столько перенес, чтобы добраться до Убервальда, и он был гномом, и они были гномами…

До него дошло, что в газетах дома говорилось о некоторых гномьих сообществах, которые не желали иметь ничего общего с какой бы то ни было организацией, включающей в себя троллей - традиционных и исконных врагов. Ну, разумеется, в его команде тоже было несколько троллей, и они были хорошими спортсменами; конечно, они соображали медленнее, но время от времени он заглядывал к ним на чашечку чая, а они – к нему. Только сейчас он вспомнил, что старшие тролли и старшие гномы были расстроены потому, что, после сотен лет взаимных попыток убить друг друга, они должны были считаться друзьями из-за единственного рукопожатия.

Магнус всегда понимал, что Низкий Город Низкого Короля – довольно темное место, и что для гномов это хорошо, потому что гномы и темнота всегда прекрасно ладили, но сейчас он ощутил куда более глубокую тьму. В этот момент ему показалось, что в этом городе у него нет друзей, кроме бабушки, а от ее дома его отделяет целый сонм неприятностей.

Он задыхался, но все еще слышал звуки погони, даже несмотря на то, что он оставил позади глубокие коридоры и тоннели и уже выбегал наверх из подземного города Шмальцберга. Он понял, что ему придется прийти в другой день… или другим путем.

Когда он ненадолго остановился, чтобы перевести дух, стражник у городских ворот преградил ему путь. На его лице играло явно алчное выражение.

— И куда же вы так торопитесь, а, мистер Анк-Морпорк? Наверх, к свету и своим дружкам-троллям?

Эспонтон стражника сбил его с ног; Магнус ощутил сильный пинок. Магнус откатился в сторону и почти рефлекторно воскликнул: «Так не хочет, чтобы мы думали о нем, но он хочет, чтобы мы думали!»

Он застонал и выплюнул выбитый зуб. Потом он увидел другого гнома, приблизившегося к нему. К его ужасу, новоприбывший был среднего возраста и выглядел обеспеченным, что означало, что никакими дружескими намерениями и не пахло. Но, вместо того, чтобы пустить в ход ноги, старший гном рявкнул голосом, тяжелым, как молот:

— Слушай меня, молодой гном! Ты не смеешь так позорить стражу!

С похвальной свирепостью, демонстрируя совсем необязательную жестокость, новоприбывший великолепным ударом отправил нападавшего на землю, и когда тот со стоном растянулся в горизонтальном положении, помог Магнусу подняться.

— Ну, малыш, бегаешь ты намного лучше большинства известных мне гномов, но ты должен понимать, мальчик, что анк-морпоркские гномы сейчас не в фаворе, по крайней мере, в этих краях. По правде сказать, я и сам от них не в восторге, но если уж дошло до драки, то она должна быть честной.

Он как следует пнул охранника и продолжил:

— Меня зовут Башфулл Башфулссон. Тебе, парень, лучше бы обзавестись микрокольчугой, если ты собираешься навещать свою бабулю, весь из себя такой анк-морпоркский. И это позор, что мои товарищи так плохо обращаются с молодым гномом только из-за того, во что он одет.

Он прервал эту напыщенную речь, чтобы отвесить еще один пинок лежащему стражнику.

— Честное слово, парень, я никогда не видел, чтобы гном бегал так быстро, как ты. И знаешь, ты можешь бежать, но, сейчас, наверное, время научиться прятаться.

Магнус отряхнулся и уставился на своего спасителя.

— Башфулл Башфулссон! – сказал он. – Но ты ведь легенда! – он шагнул назад. – Я читал о тебе! Ты стал глубинником, потому что тебе не нравится Анк-Морпорк.

— Может, и так, юный гном, но я не совершаю убийств под покровом темноты, как эти глубинные ублюдки и бурильщики, мне по душе бой лицом к лицу.

Сказав это, Башфулл Башфулссон еще раз пнул лежащего стражника своим тяжело подкованным железным башмаком.

И один из самых известных и уважаемых гномов в мире протянул Магнусу руку и произнес:

— Позволь своему таланту позаботиться о тебе. Как ты сам сказал, Так не хочет, чтобы мы думали о нем, но он хочет, чтобы мы думали, так вот, пораскинь мозгами о том, как приодеться, когда снова вздумаешь навестить свою бабушку. Да и сама старушка может не оценить анк-морпоркской моды. Приятно было познакомиться с тобой, мистер Быстрые Ноги, но теперь пора бы тебе убрать отсюда подальше свою жалкую задницу, - в следующий раз меня может не оказаться рядом.

В это самое время очень далеко от Убервальда господин Гарри Король размышлял о делах на день. Он был широко известен как Король Золотой Реки, и свое состояние он заработал на обдумывании дел других людей.

Обычно Гарри был веселым человеком с хорошим пищеварением, но только не сегодня. Он был заботливым отцом и много лет без ума любил свою жену Эфимию, но только не сегодня. А еще Гарри был хорошим работодателем, но только не сегодня, поскольку его желудок надул его при злокозненном содействии палтуса, к которому фраза «Привет, давно не виделись» не могла быть применена в хорошем смысле. Его вид не понравился Гарри еще на тарелке (палтус – вообще такая рыба, которая имеет свойство глядеть на вас с укоризной), и в последние несколько часов он обдумал эту чертову штуку, созерцая содержимое своего желудка.

Проблема состояла в том, думал он, что Эфимия до сих пор помнит старые добрые времена, когда они были бедны, как церковные мыши и, как следствие, скромны в своих тратах, и эти привычки, пронизывающие их до мозга костей, очень похожи на не до конца переваренную рыбу, которая плавала где-то в районе кишечника Гарри и. судя по всему, намеревалась плавать там и дальше.

К несчастью, Гарри был приучен доедать все, что лежит перед ним, и это значило, что он доел все. Когда он, наконец, вышел из уборной, где, как ему мерещилось, чертова рыба наблюдала за ним из унитаза, он дернул цепочку с такой силой, что она оборвалась, после чего у женщины, которую он иногда называл Герцогиней, появилось к нему несколько слов. А слова частенько приводят к появлению еще большего количества слов, противные злобные маленькие слова, которые, если бы Гарри мог распорядиться, отправились бы прямиком вслед за той жалкой рыбой, с которой все и началось. Но вместо этого у него с женой началось то, что они всю жизнь называли побоищем. И, конечно, Эффи, родившаяся в соседней с Гарри канаве, могла дать ему сто очков вперед, особенно будучи вооруженной достаточно ценным декоративным кувшином. Язычок Эффи мог заставить даже уличного торгаша залиться краской, и она назвала Гарри «Королем дерьма», в результате чего Гарри сделал то, о чем никогда даже не помышлял, - он замахнулся на нее в гневе, тем более что, что кувшин, которым была вооружена Эффи, тоже было довольно тяжелым[6].

Конечно, все это забудется, как всегда, и привычная гармония семейного очага вернется на круги своя. Но, тем не менее, Гарри весь день бродил вокруг своих построек, как престарелый лев. Король дерьма, ну, да, и благодаря ему улицы были чистыми, или, по крайней мере, значительно чище, чем они были до того, что можно было бы назвать правлением Гарри Короля. Он размышлял, прогуливаясь, что его работа состояла из тех немыслимых вещей, которые люди хотели бы оставить позади. И поэтому его не слишком жаловали сливки общества. О да, он был сэром Гарри, но он знал также, что Эффи действительно хотелось бы отказаться от этого зловонного бизнеса.

«В конце концов, - говорила она, - ты и так богат, как Креозот. Разве мы не можем найти еще какое-нибудь занятие – то, что люди хотят, а не то, что им необходимо?»

Вообще-то, Гарри не был очень уж хорошим философом. Он гордился тем, чего достиг, но крошечная его часть соглашалась с Эффи в том, что для него найдется кое-что получше, чем шакша[7] и наблюдение за тем, чтобы городские нужники не переполнялись. Конечно, кто-то должен был делать это, но не обязательно, чтобы это делал именно Гарри. К тому же, он платил уборщикам и ныряльщикам выгребных ям, а еще была целая армия гоблинов, которые как никто другой справлялись с грязной работой. Сейчас, подумал он, ему нужно занятие, достойное мужчины, но при этом не отвратительное.

С отсутствующим видом он уволил последнего своего адвоката, гнома, которого он застукал на горячем, когда тот запустил в кассу свои маленькие грязные пальцы, и даже обошелся при это без традиционного спускания паршивца с лестницы.

Гарри бродил в необычайном унынии, стараясь успокоить нервы. На границе своих владений он настолько пренебрег опасностью, что втянул воздух полной грудью. Ветер дул с Пупа, и Гарри уловил новый запах, мужественный, целеустремленный запах, запах, готовый занять свое место под солнцем, и этот запах сулил перспективы.

Отношения между Мокристом фон Губвигом и Ангелой Красотой Добросерд оставались крепкими и счастливыми, возможно потому, что они подолгу не виделись. Она была занята управлением Великим Путем, а он имел дело с Банком, Почтамтом и Монетным двором. Что бы там ни думал лорд Ветинари, Мокристу было чем заняться в этих организациях, а именно, по его собственному выражению, ему приходилось держать все под контролем. Все работало, пусть не очень хорошо, но работало. Мокрист считал, что этим он обязан тому, что в Банке, Монетном дворе или Почтамте его знали исключительно как мистера Банка, Мистера Почтамта или мистера Монетного двора.

Он болтал с людьми, спрашивал их о работе, осведомлялся об их женах и мужьях, считал необходимым держать в памяти имена членов их семей. Это была сноровка, замечательная ловкость, и это отлично срабатывало. Вы проявляли интерес к каждому, и они проявляли интерес к своей работе, и было жизненно важно, чтобы он всегда был рядом, поддерживая течение этого магического потока.

Что касается Ангелы, то семафоры были у нее в крови, это было ее наследие, и горе тому, кто встанет между ними[8], даже если это будет ее муж.

Как бы то ни было, а система работала так же напряженно, как и они, поэтому они позволили себе нанять дворецкого Кроссли вкупе с миссис Кроссли[9]. В их доме на Лепешечной улице был также и садовник, который, похоже, прилагался в комплекте к территории. Крисп[10] неплохо справлялся со своими обязанностями и был довольно разговорчив, хотя Мокрист не мог понять ни слова из того, что он говорил. Он пришел откуда-то с равнин и говорил на языке, который, теоретически, был морпоркским, но множество сомнительных слов в нем вкупе со слогом «-ахх» немало затрудняли разговор. Он делал сидр в сарайчике в дальней части сада, используя плоды яблонь, которые предыдущий владелец тщательно оберегал. Само собой, он также мыл окна, а также с помощью ящика, в котором были все мыслимые и немыслимые виды молотков, пил, дрелей, отверток и зубил, мешка гвоздей и других предметов, которых Мокрист так и не смог (да и не старался) распознать, облегчал жизнь Мокриста, в то же время продвигаясь к званию богатейшего мастера на все руки в округе.

Мокрист фон Губвиг занимался тяжелой работой только раз в жизни и надеялся никогда больше не делать ее в будущем, но он мог часами наблюдать за тем, как ее выполняют другие, разумеется, при условии, что им нравится то, что они делают. Так что он чувствовал себя вполне счастливым тем, что Крисп счастлив быть разнорабочим, в то время как Мокрист был счастлив не брать в руки ничего тяжелее стакана. В конце концов, его работа была невидимой и зависела от слов, которые, к счастью, не имеют веса и не нуждаются в смазке. В карьере жулика они хорошо послужили ему, и теперь он ощущал некоторое самодовольство, оборачивая их на пользу людям.

Между банкиром и жуликом есть разница, и хотя она очень, очень невелика, Мокрист чувствовал, что должен подчеркнуть, что эта разница существует, и кроме того, лорд Ветинари всегда следил за ним.

Итак, все были счастливы, и Мокрист приступил к работе в очень чистой одежде и с очень чистой совестью.

Умывшись и облачившись в вышеупомянутую одежду в своей собственной ванной[11], Мокрист отправился повидаться с женой, по пути репетируя улыбку и стараясь выглядеть веселым. Никогда не знаешь, чем тебя встретит Ангела[12]. Она бывает чрезвычайно язвительной. В конце концов, теперь она управляет целой семафорной системой.

Еще ей нравились гоблины, и поэтому некоторые из них жили за деревянными панелями дома и под крышей. Гоблины пахли, хотя все могло бы быть гораздо хуже. К тому же, запах компенсировался тем, что гоблины были влюблены в семафоры, все и каждый. Колеса и рычаги очаровали их. Мокрист знал, что гоблины предпочитали прятаться в пещерах и других вредных для человека местах, но сейчас, когда их внезапно признали равными людям, они нашли свою стихию, которая оказалась небом. Они могли карабкаться на семафорные башни быстрее, чем люди умели бегать, и грохот и лязг рычагов и весь непрерывно работающий механизм семафоров навсегда покорили их.

Уже через несколько месяцев пребывания в городе гоблины втрое увеличили эффективность работы семафоров по всей равнине Сто. Они были порождениями тьмы, но их восприятие света было безупречным. Гоблины на крыше были целой напастью[13], но если вам хотелось, чтобы ваши сообщения доставлялись быстро, вы не говорили об этом вслух. Злодеи из старых книжек нашли свое место в обществе. Этого требовала технология.

Когда Дик Симнел отправился искать встречи с Гарри Королем, он и не подозревал, что ему придется переговорить с таким количеством народа. Тем не менее, ему удалось проговорить себе путь сквозь работников главного офиса, которые были весьма предвзяты в суждениях и, видимо, считали своим прямым долгом воспрепятствовать кому бы то ни было увидеть Гарри Короля, особенно скользкого вида молодым людям с дикими глазами, изо всех сил старающимся выглядеть респектабельно несмотря на свою крайне поношенную одежду, которой, как полагали эти стражи, чего-то не хватало - возможно, костра. Однако Дик обладал настойчивостью осы и прямолинейностью бритвенного лезвия, и в конечном итоге он закончил свои искания перед столом большого человека в качестве просителя.

Гарри, краснолицый и нетерпеливый, посмотрел на него поверх стола и сказал:

— Парень, время – деньги, а я человек занятой. Ты сказал Нэнси внизу в приемной, что у тебя есть что-то, что может меня заинтересовать. Так что прекрати ерзать и взгляни мне в лицо честно. Если ты еще один мошенник, желающий меня надуть, мне придется спустить тебя с гадской лестницы[14], так и знай.

Дик молча таращился на Гарри несколько мгновений, после чего заговорил:

— Господин Король, я построил машину, которая способна перевозить людей и грузы почти везде, и ей не нужны л-лошади, она работает на воде и угле. Это моя машина, я ее построил и мог бы сделать ее еще лучше, если только вы найдете возможным вложить в это деньги.

Гарри полез в карман и вынул тяжелые золотые часы. Дик не мог не заметить на его руках целого комплекта массивных золотых колец, которые, как ему сказали, Гарри носил всегда, возможно, в качестве социально приемлемого и очень дорогого кастета.

— Я правильно тебя расслышал, парень? Ты Симнел, так? Я даю тебе пять минут на то, чтобы заинтересовать меня, и если мне покажется, что ты очередной базарный наперсточник, ты выкатишься отсюда быстрее, чем вошел.

— Моя старушка мать всегда говорит: не увидишь – не поверишь, господин Король, так что я пришел не с пустыми руками. Если вы дадите мне немного времени, чтобы позвать ребят и подогнать лошадей… - Дик кашлянул. – Мне стоило вам сказать, я нашел в себе смелость пригнать их прямо к вашему предприятию, потому что я поговорил с некоторыми людьми, и мне сказали, что если Гари Король хочет, чтобы что-то произошло, это должно произойти быстро.

Он заколебался. Не почудился ли ему этот блеск в глазах Гарри?..

— Ну-у, - несколько театрально протянул магнат. – Молодой человек, хотя время – это деньги, но болтовня дорого не ценится. Я выйду через пять минут, и лучше бы вам показать мне что-нибудь более вещественное.

— Спасибо, господин Король, это очень мило с вашей стороны, но сперва нам надо разогреть котел и поддерживать кипение более двух часов.

Гарри Король вынул сигару изо рта:

— Что? Кипение?

Дик нервно улыбнулся:

— Вы увидите, сэр, вы все увидите.

Спустя совсем немного времени, и как раз вовремя, дым и пар окутали предприятие, и Гарри король увидел…. И действительно был поражен.

Гарри Король действительно был поражен. Было что-то насекомоподобное в этой металлической конструкции, части которой непрерывно вертелись в густом облаке дыма и пара собственного производства. Гарри Король увидел воплощенный замысел. Замысел, который, к тому же, вряд ли когда-нибудь попросит выходной для похорон своей бабушки.

Перекрикивая шум, он спросил:

— Так как, ты говоришь, эта штука называется, мой мальчик?

— Паровоз, сэр. Двигатель, который использует расширение и быструю конденсацию пара для производства энергии. Энергии для перемещения, то есть, движение, сэр. И если вы позволите проложить для него рельсы, сэр, мы покажем, что он может на самом деле.

— Рельсы?

— Ага, сэр. Он движется по железной дороге, сэр, сейчас посмотрите.

Внезапно раздался вопль баньши. Это Уолли дернул рычаг.

— Простите, сэр, иногда приходится выпускать пар. Это все для обуздания пара. Вы слышали ее песню, сэр, она хочет движения, энергия тратится впустую, пока она простаивает здесь. Дайте нам время и позвольте проложить испытательную колею вокруг вашей фабрики, и обещаю, очень скоро она побежит».

Гарри был нехарактерно молчалив. Пыхтение машины действовало на него как своего рода заклинание. Металлический голос пара снова разнесся над предприятием, и он понял, что не может уйти. Гарри не был склонен к самоанализу и прочей подобной ерунде, но он подумал, что это было, ну, чем-то таким, на что стоит взглянуть поближе. А потом он заметил лица толпы во дворе, , гоблинов, взбирающихся повыше, чтобы поглазеть на этого разъяренного демона под контролем двух немногословных парней в плоских кепках.

Собравшись с мыслями, Гарри повернулся к Дику Симнелу и произнес:

— Мистер Симнел, у вас есть два дня, не больше. Я даю вам шанс, не упустите его. Я, как я уже говорил, человек занятой. Два дня, чтобы меня удивить. Продолжайте».

Гномы и люди сидели и внимательно слушали парня, сидящего на углу Паточной Шахты[15], возможно, человека, но с бородой, которой позавидовал бы любой уважающий себя гном. Человек который решил поделиться своими познаниями о мире паточных шахт.

— Садитесь ближе, ребята, плесните чего-нибудь, и я расскажу вам темную липкую историю.

Он многозначительно посмотрел на свою пустую кружку, и послышались смешки, когда какой-то доброжелатель заменил ее. Отхлебнув пива, парень начал рассказ.

Много лет назад под Анк-Морпорком были обнаружены залежи патоки, очень глубоко, а каждый паточный шахтер знал: чем глубже шахта, тем лучше структура патоки и, соответственно, ее вкус. На самом деле, и, по крайней мере, в Анк-Морпорке, между гномьими кланами не было особых разногласий по этому поводу, и вопрос о том, кто будет разрабатывать месторождение, был вполне дружелюбно разрешен между людьми и гномами.

Все единодушно признали, что, когда заходит речь о работе под землей, никто не справлялся с этим лучше гномов, но, к ужасу старшего поколения шахтеров, очень немногие из молодых гномов интересовались шахтерским промыслом. Поэтому седые парни были рады приветствовать местных шахтеров любой видовой принадлежности, желавших работать под славными улицами Анк-Морпорка, только из удовольствия видеть, как патока снова добывается должным образом, и шахтеры, кем бы они ни были, углубились в свой липкий бизнес в поисках глубоких мерцающих залежей патоки.

А потом что-то случилось неподалеку от Равнин, где гномские шахтеры разрабатывали мощный пласт, часть которого находилась под землей, которая в то время принадлежала Низкому Королю гномов. В те не слишком давние времена отношения между людьми и гномами были несколько напряженными.

В те дни случился обвал темной глазури, чрезвычайно ценной и очень редкой, но которой каждый паточный шахтер опасался из-за склонности к спонтанному обрушению тоннелей.

По словам очевидцев, пока политики спорили по обе стороны политических баррикад, люди вместе с гномами трудились в шахтах. И обрушение произошло, в основном, с человеческой стороны пласта, и многие люди оказались в плену неумолимо липкого потопа.

Рассказчик на мгновение замялся.

—Ну, возможно, это случилось и с гномьей стороны, как я теперь думаю… - он смутился, но продолжал: - Шахтеры, работавшие над пластом с другой стороны, услышали, как многих других затопило потоком рафинированного сахара, и сказали: «Давайте, ребята, хватайте свое барахло и давайте вытащим их оттуда».

Рассказчик помедлил, возможно, для большего эффекта, и сказал:

— Но это, конечно, означало, что, для того чтобы попасть в нужное место, им пришлось бы преодолеть два рубежа охраны с вооруженными стражниками. Стражники, к тому же были не из тех, кто заботится о шахтерах, и не собирались пускать чужаков на свою территорию.

Последовала новая многозначительная пауза, и рассказ продолжился.

Шахтеры собрались у сторожевого поста. Кто-то сказал: «Мы с ними не справимся: они вооружены!» Они обменялись понимающими взглядами, и кто-то другой воскликнул: «Но у нас тоже есть оружие, если разобраться, и к тому же, нас больше!» Говоривший взмахнул огромным кулаком и добавил: «И мы каждый день трудимся в шахтах, а не стоим вокруг с умным видом».

И все как один гном или, может, человек, они бросились на ограждения, а стражники, понимая, что не справятся, удрали в укрытие, когда шахтеры с кирками и лопатами налетели на них. И шестьдесят шахтеров были спасены из очень липкой ситуации по обе стороны пласта.

Никаких официальных заявлений сделано не было, потому что чиновники хотели избежать позора.

Рассказчик огляделся, сияя, словно он был одним из тех шахтеров, хотя, возможно, так он и было, и когда его кружку снова наполнили, произнес:

— Это были старые добрые времена. Хотел бы я, чтобы так всегда и было.

На исходе второго дня Симнел и его парни медленно и целенаправленно пустили Железную Герду по короткому маршруту вокруг предприятия Гарри.

Гарри не мог не заметить, что внешний вид двигателя изменился, его очертания стали более мягкими, он бы даже сказал – прилизанными, хотя и трудно назвать пятьдесят тонн стали прилизанными, но, в конце концов, почему бы и нет? Машина не должна была быть красивой, но была красива своей заикающейся, воняющей, рычащей, дымящей красотой.

— Мы продвигаемся потихоньку, - сказал Дик весело. – Нам нужно погрузить кое-какой реальный балласт, прежде чем мы позволим ей разогнаться, но она подросла, вам не кажется? Мы надстроили ее, добавили пару вагонов, так что теперь ее просто невозможно будет остановить.

Ну вот, опять. Это определенно должен был быть «он», думал Гарри, но почему-то упорно цеплялась «она».

А потом и без того изборожденный морщинами лоб Гарри наморщился еще сильнее. Этот молодой человек определенно знает свое дело, и он говорит, что его машина может перевозить людей и грузы, но… кто захочет ездить на этом огромном лязгающем монстре?

С другой стороны, предприятие наполнял теперь запах пара, угля и нагретой смазки – мужественный, здоровый запах… Да, он даст им еще немного времени. Возможно неделю. В конце концов, уголь стоит недорого, да и платить этим парням не надо. Гарри Король понял, что чувствует себя совершенно счастливым. Да, он даст им еще время. И запах приятный, в отличие от того, с которым они с Эффи мирились годами. О, да, они определенно заслуживали еще некоторого времени, хотя ребят и стоит подержать в напряжении. Он взглянул верх, на неустанно мигающие семафорные башни. Гарри Король смотрел в будущее.

Ветер над семафорными башнями дул со стороны Пупа, холодный и целеустремленный, и Ангеле Красоте Добросерд казалось, что отсюда она видит край мира. Ей нравились такие моменты. Они напоминали ей времена, когда она была маленькой, совсем крохой, и ее мать во время кодирования подвешивала ее колыбель на вершине башни, оставляя дочь весело лепетать на высоте нескольких сотен футов над землей. Ее первым словом, как говорила мама, было «Контрольная сумма».

И теперь она ясно видела сквозь легкую дымку гору Кори Челести, похожую на сверкающую зеленую сосульку. Она ликовала, затягивая втулки в верхней галерее. Она была далеко от офиса, так далеко, как только возможно, и это было здорово. В конце концов, она видела отсюда свой офис. На самом деле, она могла увидеть отсюда чей угодно офис, но сейчас она разбиралась в тонких механизмах и наслаждалась миром, в котором она могла протянуть руку и коснуться солнца, по крайней мере, образно выражаясь. Ее лирический настрой был нарушен одним из гоблинов-семафорщиков.

— Я принес двенадцать втулок и флягу с кофе, очень гигиенично, я вымыл кружку своими руками. Я. Сумрак Тьмы, - сказал он гордо.

Ангела взглянула в лицо, который не смог бы полюбить и целый батальон безумных матерей, но все же улыбнулась и сказала:

— Спасибо, мистер. Должна сказать, ты действительно неплохо приспособился, как для того, кто всю жизнь провел в пещере. Не могу поверить, что тебя совершенно не беспокоит высота, это не перестает меня удивлять. Еще раз спасибо, кофе действительно хорош, к тому же все еще теплый.

Сумрак Тьмы пожал плечами так, как это мог только гоблин. Зрелище напоминало клубок извивающихся змей.

— Миссис Босс, гоблинам не впервой приспосабливаться. Не приспособиться – не выживать. И вообще, все идет отлично! Гоблины иметь уважжение!. А как поживает мистер Мокрый?

— Мокрист поживает неплохо, друг мой, и кстати, моему мужу не нравится, как его называют гоблины. Он думает, вы нарочно это делаете.

— Вы хотите мы перестали так называть?

— О нет! Это преподаст ему урок смирения. Ему стоит этому поучиться.

Гоблин заговорщически улыбнулся, видя, что Ангела старается не смеяться, а над их головами семафоры продолжали рассылать свои сообщения по миру.

Ангела почти могла читать сообщения, просто глядя на башни, но для этого приходилось соображать очень, очень быстро, а гоблины были еще быстрее. Кто бы мог предположить, насколько зоркие у них глаза? Используя новые, цветные заслонки после наступления темноты, семафорщики-люди могли различить четыре или пять, ну, может даже шесть цветов в очень ясную ночь, но кто мог вообразить, что гоблины, только-только выбравшиеся из своих пещер, могли отличить багровый от розового, тогда как большинство людей не распознали бы этот чертов багровый, даже если бы увидели его?

Ангела взглянула на Сумрака Тьмы и еще раз призналась самой себе, что именно благодаря гоблинам семафорное сообщение стало быстрее, точнее и слаженнее, чем когда-либо прежде. И как она могла отблагодарить их за это? Иногда гоблины не утруждались даже получением жалования. Они любили крыс, в которых никогда не было недостатка, но, будучи боссом[16], она чувствовала на себе ответственность за то, чтобы показать маленьким ботаникам, что на свете есть множество других вещей, которыми они могли бы заниматься, кроме передачи и расшифровки семафорных сообщений. Она почти содрогнулась. Они страстно, маниакально любили работать дни и ночи напролет, если возможно.

Она знала, что, раз уж табличка на двери гласит: «Босс», то она должна думать об их благополучии, но ведь они совершенно им не интересовались. Все, чего они хотели, - кодировать и расшифровывать, прерываясь лишь с появлением леди троллихи с тележкой, полной крыс. Честное слово! Они обожали свою работу, не просто любили ее, но жили ею. Многие ли начальники должны были обходить своих работников, настаивая на том, чтобы они закончили рабочий день и разошлись по домам? Но и тогда они не уходят, они хотят остаться на семафорных башнях, в короткие ночные часы болтая по семафорам с гоблинами в других местах. Они предпочитали болтовню еде и даже спали на башне, в принесенных наверх соломенных постелях, когда зов природы все же заставлял их вздремнуть.

Ангела настаивала перед советом попечителей на том, что необходимо заложить фундамент для того дня, когда гоблины и их дети захотят глубже влиться в общество. Это было затруднительно, хотя после того, как выдающиеся музыкальные таланты Слез Гриба были так эффектно представлены высшему свету Анк-Морпорка, гоблины и были признаны людьми, странными, но все же людьми. Конечно, оставался еще запах, но нельзя же получить все сразу.

Нововведения обрушиваются на Анк-Морпорк, как заразная болезнь, думал Гарри Король на следующее утро, глядя вниз на фабрику, где люди заглядывали за ворота и ограждения, шепотом обмениваясь предположениями. Гарри знал своих сограждан как облупленных, каждый из них был зевакой, добровольным рабом новизны и экзотики. Вся толпа, как один человек, поворачивала головы, следя за Железной Гердой, как стая скворцов, а Железная Герда раз за разом с пыхтением проезжала мимо, Дик покачивался на подножке, и воздух был полон гари и запахов. И все же, подумал он, это одобрение. Никто не протестовал, никто не пугался. Огненный дракон в облаке дыма и пепла оказался вдруг перед ними, а они поднимают детей повыше, чтобы те могли на него посмотреть, и машут руками, когда он проходит мимо.

Что за странная магия… он поправил себя, что за странная механика смогла добиться этого? Чудовище пришло к ним, и они полюбили его.

Мне придется выучить все эти слова, подумал Гарри, покидая свой офис: «подножка», «котел», «обратная величина», «дисульфид молибдена»[17] и весь этот утомительный, но увлекательный язык пара.

Заметив, что Гарри наблюдает за ними, Дик Симнел позволил Железной Герде плавно замедлить ход, пока она не остановилась с едва заметным толчком. Дик спрыгнул с подножки и приблизился, Гарри увидел в его глазах торжество.

— Молодец, парень, - сказал Гарри. – Но будь осторожен, очень-очень осторожен. Теперь остерегайся всего. Я видел, как люди совали носы за мои ворота и прижимались к заборам так, что у них лица стали как гофрированные. Люди очарованы, а когда люди очарованы, они тратят деньги. Самое главное в бизнесе – это решить, кто будет получать деньги, мой мальчик, и в этом отношении это место вроде джунглей. Я ведь более чем мультимиллионер, гораздо более. И я знаю, что, хотя рукопожатия приятны и дружелюбны, но когда дело доходит до бизнеса, тебе не обойтись без чертовых законников, а если кругом джунгли, то я в них горилла! Лучше назови мне имя своего адвоката, и я пришлю своего, чтобы они могли договориться честь по чести, пока их денежки капают. Не хочу, чтобы кто-то говорил, будто Гарри Король обирает паренька, приручившего пар. Я думаю, стоит финансировать вас до определенного момента, я не сомневаюсь, потому что, я считаю, у этого двигателя есть реальные возможности, огромные возможности. Вы меня заинтересовали, а когда об этом узнают газеты, вы заинтересуете всех.

Дик пожал плечами:

— Здорово, что вы даете мне шанс, сэр Гари, так что я заранее одобряю все, что вы предложите.

Гарри Король почти вскричал:

— Нет, нет, нет! Ты мне нравишься, парень, очень нравишься, но бизнес есть бизнес. – Лицо Гарри побагровело от гнева. – Никогда никому не говори, что примешь все, что тебе дадут. Торгуйся парень! Хватит витать в облаках. Торгуйся, торгуйся изо всех сил.

Повисло молчание. Потом Дик сказал:

— Господин Король, прежде чем я решил отправиться в Анк-Морпорк, я говорил со своей матушкой, очень проницательной женщиной, - ей приходится быть таковой с тех пор, как мой отец отошел в мир иной, если вы понимаете, о чем я. И она сказала: если хочешь сделать бизнес в большом городе, Дик, притворись простачком и посмотри, как к тебе отнесутся. Если к тебе относятся должным образом, принимая таким, каков ты есть, то, скорее всего, ты можешь доверять эти людям. И вот тогда ты можешь показать им, насколько ты на самом деле умен. И да, сэр, кажется сейчас у нас как раз обеденный перерыв, так что я прямо сейчас пойду и отыщу адвоката. – Он заколебался. – Э-э… А где мне найти адвоката, которому можно доверять? Я могу оказаться совсем не таким умным как мне кажется.

Гарри от души рассмеялся.

— Это непростой вопрос, парень, я сам все время задаюсь им. Мой друг Наверн Чудакулли из Университета только вчера рассказал мне об одном: этот адвокат так надежен, что его можно использовать вместо лома. Почему бы не предоставить твоим парням продолжать демонстрацию, и пойдем в мой экипаж, хотя это и не тот путь, каким ты сюда прибыл, ха? Давай, парень, шевелись!

В офисе здания Гильдии Законников Гарри Король и Дик Симнел встретились с господином Громобоем, удивительно большим удивительно троллем. Троллем, чей голос напоминал мягкие потоки лавы.

— Вам нужны мои рекомендации, джентльмены? Я член Анк-Морпоркской Гильдии Законников и служил здесь под началом мистера Сланца, - сказал господин Громобой. – Кроме моей анк-морпоркской практики, я единственный тролль, аккредитованный как адвокат администрацией Низкого Короля гномов. Кроме того, сэр Гарри, я племянник Алмазного Короля, хотя и вынужден добавить, что природа троллей такова, что слово «племянник» не вполне отражает суть ситуации.

Его голос звучал как голос профессора, который почему-то предпочитает вести лекции в гулкой пещере. Черты лица были более или менее обыкновенными тролльскими чертами, если не обращать внимания на признаки осторожных строительных работ, богатство растительной жизни в видимых трещинах и, не в последнюю очередь, неуловимый блеск, даже переливы, с которыми свет деликатно отражался от него – не прямо вам в лицо, но все же неудержимо.

— И да, я алмаз до самой глубины своего существа, и потому не могу лгать под страхом разрушения. Кроме того, у меня нет ни малейших причин попытаться это сделать. Из того, что вы говорите мне, господа, я прихожу к выводу, что вы находитесь в согласии, ни один не желает вести нечестную игру; а поскольку вы и так намереваетесь поступать друг с другом порядочно, то, хотя мои коллеги в Гильдии этого не одобрят, я предлагаю выступить в качестве посредника для вас обоих. Правосудие троллей невероятно прямодушно, - хотелось бы мне, чтобы так было везде. И если вы рассоритесь в будущем, я не стану продолжать работать ни с кем из вас.

Громобой улыбнулся, и солнечные зайчики осветили комнату, как фейерверк.

— Я подготовлю короткий документ, который можно, в некотором роде, назвать соглашением о согласии. И я сужу не о каждом из вас отдельно, а о вас обоих. Я алмаз, и я не могу допустить несправедливости. Я предлагаю вам, господа, продолжить работу над проектом, который кажется мне примечательным, и предоставить документы мне. Я с нетерпением жду встречи с вами завтра в вашей конторе.

Гарри и Дик хранили молчание, пока не вернулись в экипаж. Тогда Дик сказал:

— Разве он не хорош? Как для адвоката.

Когда они вернулись на предприятие, гоблин Билли Плесень, который работал на Гарри уже много лет, в крайнем волнении – хотя он и не знал о существовании такого понятия, - стоял в воротах, ожидая прибытия экипажа.

— Я закрыл ворота, сэр Гарри,- произнес он в отчаянии, - но похоже, что они будут перелезать через них, чтобы увидеть это… эту штуку! Я постоянно говорю, что здесь не увеселительное заведение…

Дневной свет угасал, и все же множество глаз продолжало следить за тем, как Железная Герда путешествует по своему маршруту, пока команда Дика Симнела не остановила ее, разбрасывающую искры в сумерках, словно сигналы Вселенной о том, что пар пришел в мир и намерен здесь остаться. И когда большинство зевак неохотно разошлось по домам ужинать, несколько гоблинов Гарри подкрались ближе, чтобы рассмотреть это чудо века. Они действительно крались, подумал Гарри, но не потому что злоумышляли, а просто потому, что средний гоблин уже рождался крадучись, а сейчас они приплясывали вокруг Железной Герды, и парням то и дело приходилось прерывать работу, чтобы убрать маленькие тощие пальцы гоблинов подальше от опасных мест.

Железная Герда время от времени испускала струи пара или дыма, и Гарри постоянно слышал в полумраке стаккато тонких голосков, которые допрашивали инженеров: «А для чего это нужно, мистер?», «А что будет, если нажать сюда?», «Я вижу, господин, это присоединяется к каркасу мехов».

Гарри и Дик подошли ближе к Уолли и Дэйву, которые стояли у Железной Герды, отвечая на шквал вопросов. К удивлению Гарри, вместо жалоб, которые он ожидал услышать от парней, они счастливо улыбались.

— Кажется, они улавливают! О, да! – сказал Уолли. – Мы следили за ними, но, похоже, они понимают без слов, можете в это поверить?

Гарри поразился. Ему нравились эти маленькие паршивцы, как всякому работодателю нравятся усердные работники, но как гоблинам удавалось понять паровой двигатель? Должно быть, что-то особенное было в самой их натуре. Их потрепанные личики расплывались в широких улыбках при виде всего металлического и сложного. Это примета времени, подумал Гарри. Похоже, время гоблинов пришло.

Симнел помолчал с минуту, словно бы пробуждая внутренний пар для дальнейшего движения мысли, а потом осторожно произнес:

— Действительно, можно подумать, что они родились вместе с ней!

— Не могу сказать, что я удивлен, Дик, - ответил Гарри. – Семафорщики говорят то же самое. Это даже пугает, но похоже, что они интуитивно понимают механизмы, так что будьте осторожны, они любят разбирать вещи на части, просто чтобы посмотреть, как они работают. Но как только они это понимают, они собирают все обратно. В этом нет злого умысла, просто им нравится возиться с железками, и знаете, иногда они даже улучшают их. Понятия не имею, как это объяснить, но вам лучше спать у Железной Герды по очереди, чтобы они не подошли к делу творчески.

На следующий день Мокриста фон Губвига осторожно разбудил Кроссли, который все еще не мог привыкнуть к манере сна своего хозяина, буквально переворачивавшего вверх ногами всю постель. Мокрист сказал: «Брл мрл хррр брлм грррр брлм прочь!» Высказывание повторилось минуты три спустя и с тем же результатом, но на этот раз с ударением на последнее слово, которое он повторил трижды, всякий раз повышая голос.

Позже – если точнее, через пятнадцать минут, - Мокриста фон Губвига вырвал из объятий Морфея не слишком ласковый тычок меча, принадлежащего одному из дворцовых стражников Анк-Морпорка, который относился к самой ненавидимой Мокристом разновидности – тупой и флегматичной. Такова, по мнению Мокриста, была и почти вся Городская Стража,но они, по крайней мере, были творчески и даже юмористически тупыми, что делало их куда более интересными. В конце концов, с ними можно было поговорить, а значит, озадачить, в то время как дворцовая стража… Ну, они умели толкать и знали в этом толк. С ними лучше было не связываться, так что Мокрист, хорошо осведомленный о том, как работают такие вещи, угрюмо оделся и поспешил вслед за стражником во дворец, разумеется, на аудиенцию с лордом Ветинари.

Лорд Ветинари, вопреки обыкновению, не сидел за своим рабочим столом. На этот раз его внимание было приковано к массивному полированному столу, занимавшему половину Продолговатого кабинета. По сути, он играл. Это казалось нелепым, но места для сомнений не оставалось: он внимательно наблюдал за детской игрушкой, маленькой повозкой или тележкой, установленной на миниатюрные металлические рельсы, которые позволяли ей непрерывно носиться по кругу без видимой на то причины. Мокрист громко кашлянул. Лорд Ветинари выпрямился.

— А, это вы, мистер Губвиг. Очень мило с вашей стороны заглянуть ко мне… наконец-то. Скажите, что вы об этом думаете?

Несколько озадаченный, Мокрист ответил:

— Это похоже на детскую игрушку, сэр.

— На самом деле, это очень хорошо выполненная модель чего-то гораздо большего и гораздо более опасного.

Лорд Ветинари повысил голос и произнес, словно бы обращаясь не только к Мокристу, но ко всему миру сразу:

— Кое-кто скажет, что для меня было бы просто избежать этого. Здесь тихо скользнет стилет, там яд упадет в бокал, и многие проблемы разом будут решены. Дипломатия на острие клинка, не лучший выход, зато не подлежит обсуждению. Люди могу сказать, что я не уделял этому должного внимания, и пренебрежение моими обязанностями позволило яду просочиться в сознание мира и изменить его безвозвратно. Возможно, я мог бы принять ряд мер, когда увидел набросок чего-то очень похожего на эту игрушку на полях рисунка Леонарда Щеботанского «Графиня Quatro Fromaggio в вечернем туалете», но, разумеется, я предпочел бы разбить вдребезги самую ценную антикварную вазу, чем позволить хоть волосу упасть с этой почтенной и полезной головы. Я думал, это, как и его летательные аппараты, останется не более чем игрушкой. А теперь это осуществилось. Нельзя бездумно доверять мастерам; они проектируют ужасные вещи просто из любви к своей работе, пренебрегая мудростью, дальновидностью и ответственностью, и, честно говоря, я предпочел бы знать, что они заперты там, где не смогут причинить вреда.

Помолчав, лорд Ветинари добавил:

— И если этого до сих пор не случилось, мистер Губвиг, то лишь потому, что эти негодяи бывают так чертовски полезны.

Он вздохнул, и Мокрист забеспокоился. Он никогда не видел Его Сиятельство в таком расстройстве, а тот продолжал пристально смотреть на крохотную повозку, которая все носилась по кругу, наполняя комнату запахом денатурата. В этом было что-то гипнотическое – по крайней мере, для лорда Ветинари.

На плечо Мокриста тихо, но устрашающе опустилась легкая рука; Мокрист резко обернулся и увидел вежливо улыбающегося Стукпостука..

— Я советую вам сделать вид, что вы ничего не слышали, мистер Губвиг, - прошептал он. – Это лучшее, что вы можете сделать, особенно когда Его Сиятельство переживает эммм, момент мрачного настроения. Разумеется, во многом это из-за кроссворда. Вы знаете, как он к этому относится. Я намерен лично писать редактору. Его Сиятельство считает элегантное решение испытанием своего достоинства. Смысл кроссворда заключается в том, чтобы быть интересной и познавательной головоломкой. – Он залился краской. – Я думаю, что это не замышлялось как форма пытки, но я уверен, что слова «рабат» просто не существует. Впрочем, Его Сиятельство имеет потрясающие способности к восстановлению душевного равновесия, так что, если вас не затруднит подождать, пока я сделаю кофе, обещаю, он станет прежним быстрее, чем вы сможете произнести: «Смертный приговор».

На самом деле, лорд Ветинари угрюмо рассматривал стену еще только восемь минут, после чего сел на свое обычное место. Он улыбнулся Стукпостуку, менее тепло признал наличие Мокриста, который украдкой посматривал на незаконченный кроссворд, лежавший на краю стола.

— Милорд, - сказал Мокрист четко, но с самыми лучшими намерениями, - я уверен, вы в курсе, что слово «рабат» пишется не так, как произносится. Просто мысль, конечно, я просто пытаюсь помочь, сэр.

— Да, я знаю, - сказал лорд Ветинари мрачно.

— Могу я быть еще чем-то полезен, милорд? - спросил Мокрист, понимая, что его не стали бы вытаскивать из постели ради нерешенного кроссворда или детской игрушки.

Лорд Ветинари мельком глянул на Мокриста и ледяным тоном произнес:

— Поскольку вы все-таки решили присоединиться к нам в это тяжелое время, мистер Губвиг, я расскажу вам о человеке по имени Нэд Симнел, который однажды построил механическое устройство для сбора урожая, приводимое в движение каким-то таинственным образом. Нынешние неприятности могли начаться еще тогда, но, по счастью, это устройство не работало и, видимо, имело тенденцию к самовозгораниям и взрывам, так что равновесие в мире было сохранено. Но, разумеется, изобретатели продолжают изобретать в своих маленьких сарайчиках! И это не самое худшее. Эти люди находят женщин, умных здравомыслящих женщин, которые по непонятным причинам соглашаются выйти за них замуж и плодят таким образом целую расу маленьких изобретателей. Один из них, отпрыск вышеуказанного Симнела, по-видимому, покопался в сарае своего отца, и ему стало интересно, сможет ли он своим бесконечным любопытством добиться того, чего его отец, увы, не смог. А теперь этот молодой человек создал машину, которая пожирает дрова и уголь, извергает пламя и загрязняет воздух, распугивает все живое на много миль вокруг и производит ужасный шум. По крайней мере, так мне говорят. И наконец, юный Симнел отыскал путь к сердцу Гарри Короля, и теперь они вместе работают над созданием предприятия, которое, судя по всему, называется… железная дорога.

Ветинари помедлил лишь мгновение, прежде чем продолжить:

— Я чувствую давление будущего, и в этом непрерывно движущемся мире должен либо уничтожить его, либо возглавить. У меня нюх на такие вещи, как было и в отношении вас, мистер Губвиг. И потому я намерен смело вступить в будущее, руководя им и указывая направление. Мои инстинкты говорят мне, что эта железная дорога, которая кажется такой проблемой, может оказаться замечательным решением.

Мокрист вгляделся в бесстрастное лицо патриция. Он произнес «железная дорога» тоном престарелой герцогини, обнаружившей нечто неподобающее в своем супе. Аура презрения витала вокруг него. Но если рассматривать настроение Ветинари как погоду, а Мокрист был настоящим экспертом в области метеорологии патриция, то можно было заметить, что временами метафизический ливень способен обернуться прекрасным днем в парке. Он почти физически ощущал, как Его Сиятельство примирился с реальностью: крошечные перемены в выражении лица, в его позе, - вся симфония Хэвлока Ветинари привела к улыбке, по которой Мокрист понял, что игра продолжается, и ум лорда Ветинари действует все так же безупречно.

— Моя карета ждет внизу, - сказал Ветинари, с каждым словом все более воодушевляясь. – Идемте.

Мокрист понимал, что спорить бесполезно, и что лорд Ветинари об этом осведомлен как никто другой, но он все еще помнил о существовании такой вещи, как гордость.

— Милорд, я протестую, - заскулил он. – У меня полно работы, и ее нужно выполнить, вы в курсе?

Лорд Ветинари, чья одежда развевалась за ним, как знамя, был уже на полпути к дверям. Он был довольно долговязым человеком,и Мокристу вдогонку за Стукпостуком пришлось бежать, прыгая через две ступеньки, чтобы не отставать.

— У вас не так уж много работы, мистер Губвиг, - бросил Его Сиятельство через плечо. – Фактически, как главный почтмейстер, заместитель председателя Королевского банка и, конечно, начальник Монетного двора[18], вы имеете в подчинении целый штат чрезвычайно умных и усердных работников. Ваша удивительная способность располагать к себе людей и нравиться всем вопреки любым обстоятельствам, несомненно, делает вас великолепным руководителем, а ваши сотрудники всегда вам верны. Но на самом деле, все, что вам приходится делать, - это время от времени устраивать проверки.

Лорд Ветинари ускорил шаг.

— И какие же выводы можно из всего этого сделать? Ну, так я вам скажу. Вывод, который сделает всякий мудрый человек, таков: хороший начальник стоит любой услуги, которую ему можно оказать, а я, мистер Губвиг, являюсь образцовым и снисходительным работодателем. Это ясно из того факта что ваша голова все еще находится у вас на плечах, несмотря на то существование множества других мест, где она могла бы оказаться.

Страна Лламедос гордилась своим умением быть разумно гномьей… На самом деле, столько же гномов, сколько и людей называло Лламедос своим домом, но, так как почти все они были шахтерами и, как правило, низкорослыми или постоянно запуганными, вам пришлось бы присматриваться очень внимательно, чтобы различить представителей разных видов между собой. А поскольку все были похожи, в этой местности царила взаимная любезность, особенно с тех пор, хотя об этом не принято было говорить, как Богиня Любви заметила, что ее чары действуют на всех одинаково. И поэтому никто не говорил об этом, ну, вы понимаете, и жизнь вертелась вокруг добычи золота – того немногого его количества, что здесь было, - железной руды, цинка и мышьяка (что было похоже скорее на подначку со стороны неумолимой горной породы) и, конечно, угля. Все это дополнялось рыболовным промыслом на побережье. Внешний мир вовлекался в жизнь Лламедоса лишь изредка, когда случалось что-то по-настоящему важное.

Так было вчера. А сегодня это произошло.

Корабль прибыл в доки Пояскальсона, крупнейшего города Лламедоса, сразу поле обеда. Прибытие на его борту глубинников, явившихся, чтобы проповедовать истину подлинной гномскости городскому населению, могло бы и быть воспринято в энтузиазмом, если бы они не привели с собой бурильщиков - ударные войска, которые никогда прежде не были замечены на поверхности земли. До этого момента население Лламедоса было вполне счастливо тем, что глубинники должным образом сохраняли традиции и соблюдали обряды, что позволяло всем остальным заниматься менее важными вещами вроде рыбалки, работы в шахтах и строительства.

Но сегодня все пошло наперекосяк, потому что Блоуден Стопохруст выходила замуж за Дэйва Каунтера, отличного шахтера и рыбака и, что немаловажно, человека, хотя для большинства населения это не имело решающего значения. Все в Пояскальсоне знали их обоих и считали их отличной парой, тем более что они с детства дружили. И пока они подрастали, окружающие, как это им свойственно, задавались вопросом, каковы шансы человека и гнома обзавестись детьми, и каковы могут быть отдаленные последствия. Но, в конце концов, все признали, что их соединяет бездна любви, да и кому какое дело, собственно?

Он и она пребывали в полном согласии между собой, а поскольку шахты и море регулярно взымали свою дань, множество сирот в этих краях нуждалось в новом доме. Так что, все в Пояскальсоне решили, что ситуация пусть и не настолько хороша, как могла бы быть, но все же вполне подходит для двух людей, занятыми собственными делами, и все желали этой счастливой паре, которая, к тому же, не слишком отличалась ростом, только самого лучшего.

Увы, глубинники считали иначе, так что они выломали дверь часовни; и хотя в Лламедосе не принято приходить на свадьбу с оружием, глубинники поступили именно так. И наверняка началась бы резня, если бы старый Ффлергант, который незаметно сидел в углу, не сбросил плащ, и тогда оказалось, что он и сам из тех гномов, что приходят на свадьбу во всеоружии. Он раскрутил свои меч и топор в сокрушительном вихре, и, в конечном итоге, дело обошлось всего двумя жертвами. К несчастью, одной из них оказалась Блоуден, умершая от рук глубинников на руках у мужа.

Залитый кровью Ффлергант оглядел потрясенных гостей и промолвил:

— Вы все меня знаете. Вы знаете, как я не люблю смешанных браков, но, как и все вы, я не выношу подземников, этих кровожадных ублюдков. Пропасть их возьми!

Карета лорда Ветинари быстро двигалась по улицам Анк-Морпорка, и Мокрист видел, как дорожное движение рассеивается перед ними, пока они не достигли Речных Ворот и не выехали в предместья. Карета понеслась по дороге вниз по течению Анка, к Промышленным Владениям Гарри Короля, миру дыма, пара и неприятных запахов.

Анк-Морпорк исправлялся. Исправлять было что - грабежи, эпидемии, наводнения и прочие развлечения. Но стоимость анк-морпоркского доллара росла, так же как и стоимость недвижимости. Удивительно, сколь многие люди хотели жить в Анк-Морпорке больше, чем где-либо еще (или, вернее, чем умереть в Анк-Морпорке, что было дополнительной услугой). Но все понимали, что город сжат в тиски своего древнего каменного корсета, и никто не хотел находиться там, когда он, метафорически выражаясь, лопнет.

В городе был явный переизбыток населения, и боже, как оно разрасталось. Фермерские угодья вокруг города, всегда бывшие в большом почете, сейчас были полны разумных застроек[19]. Это была чудесная игра, и Мокрист, в своей прошлой жизни наверняка присоединился бы к ней в надежде поймать удачу за хвост и разбогатеть. Пока лорд Ветинари смотрел в окно, Мокрист вслушивался в зов сирен, манящих, песней о деньгах, которые может заработать нужный человек в нужном месте, и упоительные видения дразняще представали перед ним в этот момент.

Анк-Морпорк стоял на суглинках, которые легко было копать, так что, если убрать коровье дерьмо, легко можно было раздобыть материал для кирпичей прямо там, где вы стояли, а древесину вам предоставили бы гномы, сплавив бревна по воде. Очень скоро вы стали бы счастливым владельцем целого квартала ярких новых домов, готовых к заселению и которые благодарное население стремилось бы купить. Все, что вам нужно было сверх этого, - сверкающая вывеска и, самое главное, план отхода.

Карета миновала множество зданий такого рода, которые, несомненно, были целыми маленькими дворцами для их обитателей, сбежавших сюда с Заводильной улицы, Свинарного Холма и других районов, где люди все еще мечтали стать «лучше самих себя» - вполне возможное достижение. И о, каким счастливым был день, когда они наконец обзаводились своим собственным жилищем. Это была очень вдохновляющая мечта, если не углубляться в слова вроде «ипотека», «погашение», «взыскание» и «банкротство». А представители среднего класса Анк-Морпорка, которые считали себя угнетенными более высоким сословием и незаконно ограбленными сословием более низким, выстраивались в очереди за займами на приобретение собственного Ои Донга[20]. Пока карета грохотала по населенным районам, известным под общим названием Нью-Анк, Мокрист задавался вопросом, было ли разрешение Ветинари на подобное освоение этих районов очень глупым или же действительно очень, очень умным решением. Он остановился на «умном». Это была хорошая ставка.

В конце концов, они прибыли к аванпосту сложного, вонючего, но, в конечном итоге, крайне прибыльного, огороженного проволочной сеткой предприятия сэра Гарри Короля, когда-то мусорщика и старьевщика, а теперь самого богатого человека в городе.

Мокристу нравился Гарри Король, очень нравился, и порой у них были общие взгляды на вещи, как у людей, которые не искали легких путей. Гарри Король не искал легких путей, и тем, кто становился на его пути, тоже скоро становилось очень нелегко.

Большая часть территории, открывшейся перед ними, была полна продуктов отвратительной деятельности Гарри Короля. Конвейерные ленты, берущие начало бог знает где, непрерывно двигались, загружались и разгружались гоблинами и свободными големами. Мимо сновали лошади с повозками, привозившими новые порции урожая для этой своеобразной мельницы. В дальнем конце предприятия располагался целый комплекс больших сараев, и довольно обширная площадь перед ними была на удивление пуста. Внезапно Мокрист заметил толпу по ту сторону забора, прижимавшуюся к каждому дюйму ограждения в напряженном ожидании.

Когда карета остановилась, он ощутил едкий запах угольного дыма, перемешанного с общим зловонием, и услышал звук, какой мог бы издавать дракон, страдающий бессонницей, своего рода пыхтение, очень ритмичное, а потом раздался вопль, словно бы где-то там самый большой чайник в мире очень, очень разозлился.

Лорд Ветинари похлопал Мокриста по плечу и сказал:

— Сэр Гарри уверяет, что при осторожном обращении эта штука очень послушна. Почему бы нам не взглянуть? После вас, мистер Губвиг. - Он указал на сарай.

По мере того, как усиливался запах угольного дыма, пыхтящий звук становился все громче. Ну, хорошо, это механизм, подумал Мокрист, всего лишь механизм, правда? Всего лишь вещь, наподобие часов. Поэтому он выпрямился и смело (по крайней мере, внешне) зашагал к двери, куда приглашал их молодой человек в засаленной кепке, еще более засаленном сюртуке и с сальной улыбкой лисы, завидевшей цыплят. Похоже, их уже ждали.

Появился Гарри, как всегда шумный.

— Приветствую, милорд… Мистер Губвиг. Познакомьтесь с моим новым коллегой, мистером Диком Симнелом.

За их спинами, внутри сарая, содрогался металлический монстр, и он был живым. Оно действительно было живым! В мозгу Мокриста моментально поселилась некая мысль. Он чувствовал его дыхание и слышал его голос. Да, оно жило своей собственной непостижимой жизнью. Каждая его часть вибрировала и двигалась сама по себе, словно танцуя; да, оно было живым, и оно ждало.

За чудовищем он увидел несколько вагонов, готовых для буксировки, и понял предназначение машины. Это был железный конь. Кругом сновали работники, они трудились за токарными станками и кузнечными молотами, бегали взад и вперед с ведрами смазки и масленками, а иногда и с кусками дерева, которые выглядели неуместными в этом царстве металла. И с огромной силой ощущалась целеустремленность: мы хотим сделать что-то и собираемся сделать это быстро.

Дик Симнел широко улыбнулся под маской грязи:

— Здорово, сэры. Ну, это она и есть! Не надо бояться. Технически ее зовут Номер Один, но я зову ее Железная Герда. Она моя машина, я строил ее каждый день понемногу: гайки, болты, фланцы, а еще надо держать в памяти каждую заклепку. Тысячи их! А еще работа стекольщика. Смотровые стекла, датчики… Все пришлось делать самому, раньше-то никто такого не делал.

— А когда мы поставим ее на рельсы, она сможет перевезти больше груза, чем целый батальон троллей, и гораздо быстрее вдобавок, - сказал сэр Гарри, становясь рядом с Мокристом. И добавил: - Клянусь, это так. Молодой Симнел возится с Железной Гердой день-деньской: все чинит, паяет, мастерит. – Он рассмеялся. – Я не удивлюсь, если в конце он научит ее летать.

Симнел вытер руку масляной тряпкой, отчего она стала еще грязнее, и протянул руку лорду Ветинари, но тот мягко отстранился от нее и сказал:

— Я предпочел бы, чтобы вы имели дело с мистером Губвигом, мистер Симнел. Если я решу позволить вам продолжать этот увлекательный… эксперимент, отвечать вы будете перед ним. Лично я дорожу своим техническим невежеством. Хотя и понимаю, что для многих людей это представляет большой интерес, - добавил он тоном, который подразумевал, что он имеет в виду людей странных и таинственных… занятых людей, плутоватых людей, неуловимых и непостоянных. Что-то вроде: увы, но это кажется таким невинным, так почему бы не дать ему попробовать, ведь это не повредит, не так ли? Мы всегда можем спрятаться под журнальным столиком.

— Меня интересуют, - продолжал лорд Ветинари, - пути и средства, возможности опасности и последствия, понимаете? Мне дали понять, что ваш двигатель приводится в движение силой пара, разогретого в котле до такой степени, что тот едва не взрывается. Это так?

Симнел одарил патриция сияющей улыбкой:

— Что касается этого, папаша, то я взорвал пару еще на стадии тестирования, и я не прочь об этом рассказать! Но сейчас, сэр, с этим полный порядок. Предохранительные клапаны! Вот в чем соль. Предохранительные клапаны сделаны из свинца, который плавится, если жар становится слишком сильным, вода вытекает и заливает огонь в котле прежде, чем тот рванет. Горячий пар очень опасен. Разумеется, для того, кто не знает, как с ним обращаться. Как по мне, папаша, он игривый, как щенок. Сэр Гари позволил мне построить демонстрационную колею, - он указал на рельсы, которые вели из сарая и шли дальше по периметру предприятия. – Не желаете проехаться?»

Мокрист повернулся к Ветинари и спросил с самым невинным видом:

— Да, как насчет этого… папаша?

И получил в ответ взгляд острый, как стилет. Взгляд, явно обещающий вернуться к этому разговору позже.

Ветинари повернулся к Симнелу:

— Спасибо, мистер Симнел. Думаю, я предоставлю такую честь мистеру Губвигу. И я думаю, Стукпостук будет рад сопровождать его.

Это было сказано бодро, но Стукпостук, похоже, оказался совершенно не в восторге от подобной перспективы, да и Мокрист, признаться, был далеко не на седьмом небе от счастья, запоздало вспомнив, что надел сегодня новую дорогую куртку.

— Мистер Симнел, - спросил Мокрист, - а почему ваша машина должна обязательно ехать по рельсам?

Дик Симнел улыбнулся слегка безумной улыбкой человека, которому действительно очень, очень хочется поведать о своем любимом замечательном проекте и который готов увлеченно доводить таким образом каждого встречного до предельной скуки, а в худших случаях – до грани самоубийства. Мокрист распознал этот тип: такие люди были неизменно полезны, всегда дружелюбны и лишены всякого рода злобы, однако они представляли собой неявную опасность.

И вот теперь мистер Симнел, счастливый, как моллюск, и масляный, как кебаб, искренне произнес:

— Ну, сэр, пар любит бережное отношение, сэр, а в сельской местности полно буераков, а пар и железо очень тяжелые, так что мы решили, что будет лучше проложить постоянный маршрут, что-то вроде дорожной колеи или рельсов, по которым паровоз мог бы двигаться.

— «Железная дорога» будет лучше для клиентов, - сказал Гарри. – Я все время повторяю парнишке: название должно быть коротким и энергичным, если хочешь, чтобы его запомнили. Нельзя ожидать, что они согласятся ездить на том, чего даже произнести не могут.

Симнел просиял, и вдруг его гениальное лицо словно бы заполнило весь мир.

— Ну что ж, господа, Железная Герда смазана и стоит под парами. Кто хочет немного прокатиться?

Стукпостук не произнес ни слова и продолжал таращиться на исходящий паром механизм с видом человека, заглянувшего в глаза смерти. Мокрист, сжалившись над маленьким клерком, наполовину втащил, наполовину помог ему подняться в маленькую открытую кабину металлического чудовища, пока мистер Симнел суетился вокруг, нажимая и дергая загадочные приспособления из стекла и латуни; пламя во чреве чудовища заполыхало сильнее, и все вокруг заволокло клубами дыма.

И вдруг в руки Мокриста сунули лопату, сунули так быстро, что он не успел возразить. Инженер рассмеялся:

— Будете кочегаром, мистер Губвиг. Если ей понадобится топливо, я скажу вам, когда открыть топку. Ну что, повеселимся?

Затем он встретился взглядом с ошеломленным Стукпостуком и сказал:

—Эм-м, что касается вас, сэр, то вот что я вам скажу. Вы будете подавать гудки, с помощью вот этой вот цепочки. Как видите, господа, это действующий прототип, так что об особых удобствах мы еще не думали, но держитесь крепче, и все будет в порядке, если только не высовывать голову слишком далеко. Сэр Гари хотел посмотреть, что она может, так что… Мистер Стукпостук, гудок, пожалуйста!

Стукпостук молча дернул за цепочку и вздрогнул от вопля баньши, раздавшегося из недр двигателя. А потом, как показалось Мокристу, последовал всего один рывок, толчок, еще рывок, толчок, рывок, а потом все вокруг вдруг пришло в движение, и не просто задвигалось, но и начало ускоряться, словно бы задняя часть Железной Герды пыталась обогнать переднюю.

Сквозь клубящиеся облака пара Мокрист оглянулся назад, на груз, который они тащили за собой в скрипящих вагонетках; он почти чувствовал эту тяжесть, и все же двигатель с вагонами набирал обороты и ускорялся. Мистер Симнел спокойно орудовал движущимися рычагами, а вскоре перед ними возник поворот, и паровоз запыхтел, и вагоны плавно пошли по дуге один за одним, как утята за своей мамочкой, слегка постукивая и поскрипывая, но, тем не менее, оставаясь единым целым.

Мокристу и раньше приходилось передвигаться быстро. Пожалуй, голем-лошадь, это редкое создание, и сейчас мог бы легко их обогнать, но это… Это была машина, созданная руками человека: колеса, болты, латунные рычаги, шкалы, циферблаты, пар и шипящая раскаленная топка, рядом с которой Стукпостук стоял сейчас, точно завороженный, и тянул за цепь, приводящую в действие гудок, словно бы выполняя некий священный долг, и все кругом дребезжало и сотрясалось, как раскаленный докрасна сумасшедший дом.

Лорд Ветинари и Гарри мелькнули в поле зрения, когда паровоз миновал их на своем первом круге. Они исчезли позади в клубе дыма и пара, повисшем в воздухе. И по мере того, как Железная Герда шла и шла вперед, в голове Мокриста возникло осознание того, что все происходящее не было ни магией, ни грубой силой, а только мастерством. Уголь, металл, вода пар и дым, объединенные в удивительной гармонии. Он стоял в жаркой кабине с лопатой в руке и думал о будущем, пока вереница вагонов завершала второй круг по своему маршруту. А потом со звуком истязаемого металла она заскрежетала, замедляясь, и остановилась в нескольких футах от наблюдателей перед сараем Железной Герды.

Теперь руки мистера Симнела вовсю порхали, поворачивая, закручивая и закрывая. И замечательный двигатель умер. Не умер, поправил себя Мокрист, он только спал. Вода все еще капала и пар шипел, и машина еще оставалась очень и очень живой.

Симнел выпрыгнул из кабины на импровизированную деревянную платформу, бросил взгляд на циферблат огромного секундомера и сказал:

— Неплохо, неплохо, но я не могу разогнать ее здесь как следует. На испытательном полигоне в Свинтауне она делала семнадцать миль в час, и я готов поклясться, что потянула бы и больше, если бы у меня была возможность проложить колею подлиннее! Но шла она просто чудесно, не правда ли, господа? Со всем этим грузом. - Это он произнес, уже обращаясь к своим товарищам инженерам.

— Да, что еще? - этот возглас был адресован маленькому, с широко распахнутыми глазами, оборванцу, который, как по волшебству, возник на обочине колеи. Симнел со всей серьезностью смотрел, как оборванец достал из кармана маленькую записную книжку и старательно вывел в ней цифру 1, словно бы ему это приказали.

Мокрист, по некоторым причинам, не удержался от замечания:

— Здорово подмечено, молодой человек, и знаете что? Мне кажется, скоро вам понадобится книжка побольше.

Уверенность охватила его, несмотря на то, что лицо лорда Ветинари оставалось по-прежнему бесстрастным, но Гарри Короля и других зевак он видел словно бы сквозь сияющую дымку наступающего будущего. Судя по количеству людей, толпящихся у забора, новость уже разлетелась повсюду.

— Разве эта железная лошадка не удивительна, господа? – сказал Гарри Король. – Похоже, она в состоянии сдвинуть что угодно, уверяю вас. Ну, а теперь в столовой нас ждет хороший обед. Прошу вас, нас ждет порция превосходной говядины.

— Конечно, сэр Гарри, - отозвался лорд Ветинари. – Но может быть, для начала кто-нибудь сообщит, где мой секретарь?

Они обернулись к машине, которая все не могла замереть окончательно и как-то совсем по-человечески ворочалась, как старушка, которая устраивается поудобнее в любимом кресле, с той разницей, что периодически Железная Герда испускала клокочущие струи пара, чего обычно не случается с пожилыми леди, по крайней мере, на публике.

Стукпостук там, в кабине, все еще тянул за цепочку гудка и, похоже, готов был заплакать, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Заметив, что на него смотрят, он аккуратно отпустил цепь, спрыгнул на подножку и почти прокрался сквозь шипящий пар и неожиданные механические скрипы остывающего металла. Он осторожно подошел к Дику Симнелу и произнес хрипло:

— А можно еще раз? Пожалуйста!

Мокрист вгляделся в лицо патриция. Лорд Ветинари, похоже, глубоко задумался, а потом произнес беззаботно:

— Отличная работа, мистер Симнел, великолепная демонстрация. А правда ли, что с помощью этой… машины можно перевозить большие грузы и даже пассажиров?

— О, да, сэр, я не вижу никаких препятствий для этого, сэр, хотя, конечно, это потребует некоторой доработки. Более качественная подвеска, мягкие сиденья… Я думаю, мы вполне можем превзойти эти ужасные кареты, которые представляют собой сплошную боль в заднице, простите мой клатчский.

— Действительно, мистер Симнел. Состояние наших дорог и, соответственно, конных повозок, оставляет желать лучшего. Путешествие в Убервальд – сущее наказание, и никакое количество подушек не может помочь делу.

— Да, сэр, путешествие по гладким рельсам, да еще при хороших рессорах, было бы верхом комфорта. Так плавно… - сказал Мокрист. – Возможно, в таких повозках можно было бы даже спать, если обустроить их соответственно, - добавил он. Он и сам был удивлен тем, что сказал это вслух, но, в конце концов, он был человеком возможностей, и сейчас он видел их достаточно. Лицо лорда Ветинари просветлело. Железная Герда ездила по своим рельсам куда быстрее, чем почтовые кареты по каменистым и ухабистым дорогам. Не нужно лошадей, подумал Мокрист. Машина не устает, ей не нужно еды, только уголь и вода, да к тому же она тащила тонны груза без малейших усилий.

И когда Гарри Король увел лорда Ветинари к себе в контору, Мокрист коснулся рукой живого теплого металла Железной Герды. Это будет чудо столетия, подумал он. Я ощущаю его запах! Земля, воздух, огонь и вода, соединение всех стихий. Вот она, магия, безо всяких волшебников. Наверное, когда-то я сделал что-то очень хорошее, раз меня наградили возможностью быть здесь и сейчас… Железная Герда издала последнее шипение, и Мокрист поспешил вслед за остальными к обеду и светлому будущему.

В плюшевом комфорте столовой Гарри Короля, полной красного дерева, латуни и крайне обходительных официантов, лорд Ветинари осведомился:

— Скажите, мистер Симнел, может ли ваша машина преодолеть путь, скажем, отсюда до Убервальда?

Симнел подумал пару мгновений и ответил:

— Не вижу причин, почему бы ей не суметь, Ваша Милость. Можно было бы пустить дорогу вокруг Скунда. Конечно, это добавит расстояния, но я бы сказал, что гномы умеют чертовски здорово менять ландшафт, когда захотят. Так что, да, я думаю, это будет возможно со временем, с достаточно большим двигателем. – Он просиял. – Если у вас достаточно угля, воды и рельсов, локомотив сможет пройти везде, где вы только пожелаете.

— И построить такой двигатель под силу любому? - спросил Ветинари с подозрением.

Симнел оживился.

— Конечно, сэр, они могут попробовать, но они ведь не знают всех моих секретов. Мы, Симнелы, трудились над этим многие годы. Мы учились на своих ошибках, а они могут попробовать поучиться на собственных.

Патриций слегка улыбнулся:

— Как по мне, размазывание себя по потолку собственной мастерской – это самый последний урок в человеческой жизни.

— Да, я знаю, сэр, - ответил Симнел. – Но, если вы позволите, я прямо сейчас осмелюсь предложить свои услуги Почтамту Анк-Морпорка. Куй железо, пока горячо, таков девиз Симнелов. Насколько мне известно, семафоры способны передавать сообщения с быстротой молнии, но они не в состоянии доставлять посылки, не говоря уже о людях.

Лицо лорда Ветинари ничего не выражало, когда он ответил:

— В самом деле? Я могу вмешаться в любой момент, однако не обращайте внимания, мистер Симнел, я не собираюсь становиться на пути у ваших совместных с мистером Губвигом планов. Но я настаиваю, чтобы интересы кузнецов и кучеров тоже были учтены в это время перемен.

Да, подумал Мокрист, перемены будут. Но лошади все еще нужны в городе, да и пахать Железная Герда не умеет, хотя нет полной уверенности, что Симнел не может заставить ее это делать.

— Некоторые люди окажутся в убытке, а другие, наоборот, в выигрыше, - сказал он вслух, - но разве это не происходит все время? В конце концов, сперва один человек научился обрабатывать камни, а потом появился другой, который научился плавить бронзу, и первому человеку пришлось или научиться тоже делать бронзу, или заняться чем-то совершенно другим. А человек, который умел выплавлять бронзу, был вытеснен тем, кто открыл железо. И пока этот человек радовался своему хитроумию, пришел тот, кто изобрел сталь. Это вроде танца, где никто не может остановиться, потому что, как только вы остановитесь, вы сразу отстанете. Но разве это не описание всего мира в двух словах?

Лорд Ветинари обратился к Симнелу:

—Должен вас спросить, молодой человек: что вы намерены делать дальше?

— Так много людей хотят увидеть Железную Герду, так что я подумал, может, я мог бы установить в вагонах маленькие сиденья и предложить всем покататься? Конечно, если сэр Гари даст согласие.

— Существует, конечно, вопрос общественной безопасности, - сказал Ветинари. – Кажется, вы в прошлом взорвали… пару, если я правильно вас расслышал?

— Я их нарочно взорвал, чтобы посмотреть, как это происходит. Это было просто способом получения знаний, сэр.

— Вы очень серьезно относитесь к своей работе, мистер Симнел. А какие-нибудь другие инженеры оценили ваши находки? Каковы суждения ваших коллег?

Симнел оживился:

— Если вы имеете в виду лорда Ранчибла, землевладельца из окрестностей Сто Лата, сэр, то когда я спросил его мнения, он много смеялся и сказал, что удивительно, за что только не берутся люди. И еще он попросил меня не запускать Железную Герду в охотничий сезон, чтобы не распугать фазанов.

— Действительно, - сказал лорд Ветинари. – Перефразирую вопрос: каков был вердикт других инженеров, которые видели вашу машину в работе?

— О, думаю, никто, называющий себя инженером, кроме меня и моих парней, не видел Железную Герду, хотя я слышал, что где-то под Ни Чофьордом построили чертовски хорошую паровую помпу для выкачивания воды из шахт и всего такого. Все это очень интересно, но не настолько, как сама Железная Герда. Мне бы хотелось навестить их, чтобы опрокинуть стаканчик и поболтать, но я занят, все время занят.

— Ваша Светлость, - сказал Гарри, - я уважаю мистера Симнела, потому что, как я вижу, он из тех людей, которые заправляют рубашку в штаны, а для меня это является признаком надежности. Теперь, что касается людей, которые только и мечтают, чтобы с ветерком покататься на… Эмм… локомотиве этого парнишки. Я думаю, они готовы будут заплатить большие деньги за первую в своем роде подобную поездку. Народ Анк-Морпорка настолько жаждет новизны, так спешит в будущее, что любой прогресс приводит их в восторг. Так что, я думаю, каждый мальчишка и каждый мужчина, ну, и дамы, разумеется, захотят прокатиться на этой замечательной машине.

— И как нам просчитать риск, когда просто жить в Анк-Морпорке – это все равно что каждый день здороваться за руку с опасностью?.. – пробормотал Его Светлость. – Мистер Симнел, я даю вам свое благословение, а еще я вижу блеск энтузиазма в глазах сэра Гарри, который, если можно так сказать, выглядит, как человек, собирающийся быть инвестором. Хотя, конечно, это зависит только от вас самих. Я не тиран…

Над столом повисла тишина.

— То есть, я не настолько глупый тиран, чтобы становиться на пути прогресса, - продолжил лорд Ветинари. – Но, как вы знаете, я как раз тот человек, который способен направлять его с надлежащей рассудительностью. Вот почему я намерен сегодня же вечером поговорить с редактором «Таймс», чтобы, по его собственному выражению, держать его в курсе. Он любит совещания, они повышают его чувство собственной значимости.

Его Сиятельство улыбнулся:

— Удивительно, как мы придумываем такие вещи? Мне действительно интересно, что будет дальше.

Жестокость нападения на семафорную башню в Сто Керриге, которая была жизненно важной городской коммуникацией, шокировала всех. Ангела Красота Добросерд, созерцавшая руины в сгущающихся сумерках, не была удивлена, увидев очень большого красивого волка, стремительно приближающегося к ней и, в отличие от большинства волков, несущего в зубах мешок. Волк исчез за стогом сена, и вскоре оттуда показалась красивая, лишь слегка растрепанная женщина в форме Городской Стражи.

— О боги, - сказала капитан Ангва, самый заметный оборотень в Страже, - они действительно здесь набедокурили. Вы уверены, что никто из ваших людей не пострадал?

— Двое гоблинов, капитан, но они хорошо прыгают. К тому же, быстро соображают. Представьте себе, они ухитрились отправить последнее сообщение о том, что башню атаковали гномы, прежде чем она рухнула. Гоблины очень добросовестны, когда дело касается механизмов. И в ночную смену работают очень хорошо. Стоит ли говорить, капитан, что, когда вы найдете, кто это сделал, я выдвину обвинения, и выдвину их крайне сурово, и в это время вам, полицейским, лучше бы отвернуться, чтобы случайно не увидеть того, чего вам видеть не хотелось бы.

— Я бы не стала беспокоиться на этот счет, мисс Добросерд. Его Светлость считает, что вмешательство в работу семафоров мешает миру функционировать. Измена не только государственная, но и всеобщая.

— На данный момент у моего друга Осколка Льда, ведущего гоблина этой башни, повреждена рука, но, думаю, он сможет помочь в поисках тех, кто это совершил. Но я понятия не имею, куда исчез Лунный Свет.

— Я тут порыскаю немного, пока не придет подкрепление. Я жду прибытия Игорины для судебной экспертизы, - сказала Ангва. – Если услышите крик – не волнуйтесь, это всего лишь я. Командор Ваймс не любит тратить время на бессмысленные диверсии.

Помедлив, Ангела ответила:

— Там есть еще кое-что, на что вам стоит посмотреть. Видите, вон там, под грудой древесины? Этот гном выглядит очень, очень мертвым и ужасно изуродованным. Возможно, он споткнулся и упал, когда поджигал башню. Что скажете, капитан?

Капитан Ангва осмотрела тело и осторожно заметила:

— У него ухо отрезано.

— Ничего не имею в виду, - сказала Ангела, - но когда гоблины по-настоящему взбешены, они начинают испытывать страсть к сувенирам.

— Но я уверена, что никто из ваших семафорщиков не стал бы делать ничего подобного, не так ли? - спросила Ангва.

Ангела несколько отстраненно произнесла:

— О, конечно. Чуть не стать сожженными заживо по милости гномьих экстремистов это же так – обычный день в офисе, никаких поводов для беспокойства.

Она насмешливо посмотрела на капитана, которая ответила:

— Совершенно верно. Любые травмы были вызваны исключительно некомпетентностью самих нападавших.

— О, да, разумеется, - сказала Ангела.

— Разве не удивительно, как ему удалось откусить собственное ухо?

— Можно, Лунный Свет теперь выйдет из укрытия?

— Извините, - осторожно произнесла Ангва. – Я не расслышала вас за треском башни.

Тишина в кабинете лорда Ветинари была абсолютной. Тем не менее, поступь Стукпостука сделала ее еще тише, когда он вручил Его Сиятельству маленький клочок бумаги и сообщил, что вторую башню подожгли те, кто называл себя, если переводить дословно, «Единственными Истинными Гномами».

Стукпостук ждал, но ни единый мускул не дрогнул на лице лорда Ветинари когда он произнес:

— Доведи по всеобщего сведения, что враждебные действия по отношению к семафорным башням повлекут за собой смерти не только исполнителей, но и заказчиков, кем бы они ни были. Сообщи об этом во все посольства, консульства и всем главам государств. Сегодня же вечером, пожалуйста.

Все так же спокойно лорд Ветинари продолжал:

— Я также думаю, что настало время темным клеркам встретиться с некоторыми особенно необычных подозреваемых. Я уверен, Конклюдиум даст вам некоторые подсказки, и, конечно, мы окажем всю возможную помощь. Низкий Король должен быть… недоволен этим. Хотя пострадавшая семафорная башня была нашей, произошедшее не в последнюю очередь затрагивает самого Короля. Отправь ему сообщение черными семафорами и дай ему понять, что и я сам, и, несомненно, леди Марголотта поддержим любой план, которого он решит придерживаться. Глубинники в очередной раз нарушили соглашение и посягают на сами устои мира. В конце концов, если нельзя доверять правительствам, то кому вообще можно доверять?

Стукпостук кашлянул, и его улыбка в этот момент больше походил на гримасу. Прежде чем отпустить секретаря в его личный кабинет к его личным интригам лорд Ветинари еще немного порыбачил в своем потоке сознания и сказал:

— Как ты знаешь, Стукпостук, я редко злюсь, но сейчас я зол. Буду признателен, ели ты пошлешь за командором Ваймсом в его ипостаси Хранителя Доски. Мне необходима его помощь. Не думаю, что это его осчастливит, что, с моей точки зрения, в данных обстоятельствах отнюдь не плохо. И отправь мистеру Труперу сообщение, что пришло время показать себя с лучшей стороны. Это не война, - подытожил он. – Это преступление. И за ним должно последовать наказание.

Рис Риссон, Низкий Король Гномов, обладал острым умом, и потому время от времени задумываться, почему кто-то с таким умом посвятил себя гномьей политике, не говоря уже о том, чтобы быть Низким Королем. Лорд Ветинари справлялся с этим так блестяще, словно умел это от рождения! Король считал людей достаточно разумными, но, с другой стороны, он помнил старую гномью пословицу, которая в переводе гласила: «Три гнома рассудительно посовещавшись, придут к четырем точкам зрения».

Пока все еще не настолько плохо, но явно близится к тому, подумал он, оглядывая собравшихся членов своего совета, в котором он, согласно правилам, был первым среди равных. Он читал где-то в свитках, что они должны хранить ему верность, что бы это ни значило. Бессмыслица какая-то…

Когда его секретарь Аэрон вернулся из своего недавнего визита в Анк-Морпорк, он описал игру в футбол, свидетелем которой он стал. В центре событий был судья. Сейчас Рис чувствовал, что судье придется уйти прежде, чем все мячи полетят в него. Как можно быть Низким Королем в государстве, где даже фракции разбиваются на фракции, а те – на собственные маленькие фракции? Как он завидовал, о, как он завидовал Алмазному Королю Троллей, который мог давать советы и наставления мириадам своих подданных. И после этого они его благодарили, а Низкий Король слышал благодарности чрезвычайно редко. Алмазный Король всегда говорил от лица всех своих подданных. Раса же гномов раздробилась до состояния разрозненных частиц, и все это вылилось в проблему, которую теперь приходится решать Низкому Королю.

Сегодня на повестке дня значилось прискорбно внушительное количество повесток - по одной от каждой партии. Рис мрачно задумался, каким словом можно назвать такое обилие повесток, и решил, что «повествовательная пытка» как раз подойдет. Эти глубиники были его ночным кошмаром. Было что-то агрессивное в их толстой многослойной кожаной одежде и конических шапках. В конце концов, подумал он, мы все гномы, не правда ли? Так никогда не упоминал, что гномы должны прятать лица при встрече со своими сородичами. Рису пришло в голову, что это умышленная провокационная демонстрация пренебрежения к нему…

Сейчас, на уже привычной повестке дня, гномы из каждой шахты сетовали на исход молодых гномов в большие города. Конечно, у каждого был свой взгляд на причины этого явления, и все взгляды были неверными. Любой, кто не был гномом, предпочитающим жить во тьме во всех смыслах этого слова, знал, что причина переезда молодых гномов, скажем, в Анк-Морпорк, заключалась в старых ворчунах и их занятиях. С другой стороны, прогрессивно мыслящие гномы, вполне благосклонно относящиеся к троллям в качестве друзей, обрушивались на Низкого Короля, обвиняя его в том, что он, фигурально выражаясь, кутает свой народ в паранджу.

В покоях Низкого Короля повисло клубящееся облако непонимания, создаваемое всеми сторонами почти умышленно, словно бы в споре, каким бы незначительным он ни был, каждый готов был бороться до победного конца. Что-то такое было в психологии гномов. Мы слишком много времени проводим в закрытых помещениях, подумал Рис. Он вздохнул, когда понял, что слово держит Ардент, и его голос невыносимо громок.

Ардент был гномом, которого Рис рад был бы увидеть на месте обвала шахты, и желательно – непосредственно под ним. И, тем не менее, у Ардента были последователи, глупые последователи, а еще – влиятельные друзья. И это была политика. Политика напоминала те детские игрушки-головоломки со скользящими деталями, где приходится передвигать элементы, чтобы сложить их в целую картинку.

Сейчас Ардент намекал на то, что, по правде говоря, добыча жира в шахтах Шмальцберга не истинно гномье занятие, и этот комментарий заставил пожилого гнома, в котором Король узнал Сальена Хэдвинна, вскочить на ноги.

Хэдвинн положил руку на топор и заявил:

— Мой отец был жирным шахтером, и мой дед был жирным шахтером, и моя бабушка была очень жирным шахтером, я и сам работал в жирной шахте, когда был помоложе. Моя мать дала мне крошечную кирку, как только я достаточно подрос, чтобы удержать ее. Каждый из моих родственников с момента падения Пятого Слона был жирным шахтером, и, скажу я вам, экспортный доход с нашего жира по Равнинам держит весь город на плаву. Так что я не намерен терпеть оскорблений от всяких брзугда-хара[21], которые боятся солнечного света.