Мы - Николай Кровавый!

35. Между пушками и маслом

Подходит к концу первая пятилетка. Что я могу сказать о её итогах? Кое чего достичь удалось, но в основном, много чего начали да так и не закончили. Что поделать. Опыт планирования приобретают лишь в ходе практической деятельности. Самое главное достижение — избежал скандальных провалов как во внутренней, так и во внешней политике. Бунтарский настрой в обществе никуда не делся, но число бунтарей не выросло. Молодёжь стало сложней заманить в революционные кружки. Одни нашли себе интересную работу. Другие занялись легальной политической деятельностью. Ну а самые недовольные пока что в раздумьях. Нелегальные революционные кружки ещё есть, но уменьшился приток в них денег и идей. Да и социальная база в городах съёжилась. А уж про актив и говорить нечего. Поляки сейчас больше интересуются тем, что происходит в Варшаве. Евреи подумывают о том, что на Ближнем Востоке у них более вкусные перспективы. Не все конечно. Те, кому марксизм милей сионизма, считают последних идиотами и готовятся стать поданными кайзера. Правда, это не очень легко. Кайзер ведь тоже не идиот. После того, как мы ему слили карты месторождений полезных ископаемых в германских колониях, он преисполнился оптимизма и активней взялся за развитие колоний. Проблема была лишь в том, что немцы туда ехать не стремились. Но выход был найден. Раз в России есть значительное число евреев, мечтающих стать поданными Рейха, то этим нужно пользоваться. Пять лет службы в германской колонии в любом качестве и ты поданный кайзера. Была даже достигнута договорённость с германскими социал-демократами о том, что евреев в свою партию не принимать, пока пять лет Рейху не послужат.

Нужно отдать евреям должное. Число добровольцев с их стороны было заметно большим, чем среди тевтонов. И потянулись эти добровольцы в Шаньдун, Филиппины, Океанию, Восточную, Юго-Западную и прочие части Африки. В Америку, которая переживала сейчас тяжелые времена, мало кто сейчас ехал. Зато в Аргентину желающих было достаточно. Удивительное дело, но и Дальний Восток оказался весьма популярен. В общем, с этой стороны революционеры тоже теряли немало. Что оставалось? А оставался в основном Кавказ. Именно там можно было им найти пополнение для своих редеющих рядов. Тамошним социалистам, после категорического запрета на создание чисто национальных партий, пришлось вступать в общероссийские. В данный момент, у тех же социал-демократов самые сильные организации находятся именно в Закавказье. А закавказские товарищи, почувствовав силу, начали вытеснять из центральных органов РСДРП всех, кто был не из их муравейника. В общем, по докладам Зубатова выходило, что никакой революционной деятельности социал-демократы сейчас не ведут. Губернские организации заняты борьбой за места в местных органах самоуправления, а в ЦК идёт драчка за руководящие посты и финансы. Так что рабочий класс в ближайшее время не проникнется марксизмом.

Это вовсе не значило, что интерес к марксизму пропал или уменьшился. Он по-прежнему интересен людям. Вот только его слегка затмил внезапно возникший в обществе интерес к вопросам православной веры. Удивляться этому не следует. Как Синод не упирался, но созывать Поместный Собор в Москве пришлось. Я понимал причину их нежелания решать накопившиеся вопросы столь радикальным способом. Члены Святейшего Синода прекрасно помнили о том, что множество церковных расколов как раз на соборах и возникало. Именно раскола они и боялись. Их опасения имели под собой основания. Они лучше, чем кто-либо знали о том. что единства в вопросах веры как не было, так и нет, а есть лишь силовое принуждение к единству. Взять тех же униатов. Формально они самые настоящие православные христиане. Их заставили себя так называть. Но ведь внутренне они не изменились. Стоит снять запреты, как униатство возродится почти мгновенно. Или взять атеистов. Законы империи запрещают безбожие под страхом уголовного наказания. Поэтому атеисты маскируются под православных христиан, не переставая быть безбожниками. И таких немало, согласно сведениям, которыми снабдил меня Зубатов, их порядка 8 % от численности населения. А ещё есть скрытые сектанты. Эти тоже на людях за православную веру, а в отсутствии пригляда возможно множество вариантов вплоть до сатанизма. Не стоит забывать и выкрестов. Эти меняли веру на карьеру. Но стоит снять ограничения, как большинство их вспомнит свои корни и помчится в синагогу, каяться в тяжких грехах.

Заметать и дальше весь этот мусор под коврик, было чревато. Это понятно было многим, а больше всего мне. Мой подход был простым: гнилые вопросы лучше снимать сразу. Потому что возможность возникновения гражданской войны была. Во время гражданских войн как раз и разгребают те завалы, которые не удосужились разобрать до войны. Следовательно, чем меньше накопится вопросов, тем меньше будет ожесточения, а значит и жертв. Когда рушатся все запреты, то наибольшими радикалами становятся те, кого эти запреты касались. Сразу возникшие страсти не погасишь. Лучше это сделать заранее, чтобы те же самые верующие и атеисты относились друг к другу снисходительно, без всякой ненависти. Такое возможно, если причин для противостояния не будет. А она сейчас имеется и вполне материальна. Ведь не так просто отделить церковь от государства, как кажется большинству романтиков. Сделай так, как они хотят и десятки тысяч людей, разом потерявших государственную службу, останутся без средств для существования. Ведь если разобраться, то все эти полковые и корабельные попы, учителя закона божьего, преподаватели духовных училищ и семинарий, да и сам Синод, живут на жалование от казны. Отделить церковь от государства, значит превратить их из государственных служащих в частных лиц, до которых никому нет дела. Это опасно. Если попам не платишь ты, значит они найдут того, кто им всё-таки заплатит. А дальше: кто девушку поит, тот её и танцует. Вот и вопрос: кто конкретно будет поить, то есть платить? Скажете, что прихожане оплатят весь этот банкет? Так большинство прихожан даже сельского попа с трудом содержит. Про высших иерархов лучше вообще помолчать, ведь у них аппетиты вовсе не апостольские. Они уже привыкли за счет казны своё пузо отращивать.

В общем, решать такие вопросы единолично я не собирался. Но и отдавать всё на откуп "жеребячьему сословию" не стоило. Их мнение известно заранее: ты нам плати и не лезь в наши дела. Нет ребята! С этим я не согласен. Поэтому представлять на соборе православный люд, будут не только попы, но и избранные приходами миряне. Против такого подхода сразу начал протестовать Победоносцев. Мол тёмные люди, что они понимают в вопросах христианской веры? Но у меня ответ на это готов был заранее:

— Вопросы веры и церковной жизни касаются всех христиан, от самого тёмного, до самого просвещённого. И всякий христианин имеет право на то, чтобы его мнение принимали в расчет. Для господа нашего бога нет разницы между попом и мужиком. В рай он принимает не по чину, а по совокупности заслуг!

Встав на такую позицию, я не отказал себе в удовольствии порезвиться немного. Царь я или не царь? Имея неслабый административный ресурс, я сумел оказать некоторое воздействие на сознание крестьян села Шушенское. И вот пожалуйста: они в качестве своего представителя выбрали бывшего учителя Шушенской народной школы Ульянова Владимира. Видимо Ильич был неплохим учителем, коль люди ему оказали доверие. И деваться Ильичу было некуда. Пришлось вспоминать о том, что когда то он был крещён в православие и на время забыть о своём атеизме. Правда, узнав о народном выборе, Ильич ломаться не стал и согласился принять участие в работе Поместного собора. А кто бы сомневался? Ведь ему, как политику необходимо зарабатывать очки. Но не один Ильич угодил туда по моей милости. Председатель "Союза Русского народа" Иосиф Джугашвили, тоже был сочтён достойным и рабочие Невской заставы за него дружно проголосовали.

Начало работы собора естественно началось с моей речи. Она не была длинной и заумной. Я просто ориентировал присутствующих в том, что нерешённых вопросов накопилось много и их задачей является поиск подходящих решений, а не перетаскивание из пустого в порожнее. При этом я понимал, что отвыкшие от демократии делегаты, обязательно оторвутся по полной. Поэтому, представителям прессы вход на заседания был воспрещён. А то ведь соблазнит их враг рода человеческого на описание всяческих мерзостей.

Я оказался прав. После того как я покинул зал заседаний, чинное обсуждение было недолгим. Потому что сколько людей, столько и мнений, А мнение каждого — самое важное. Уже поэтому возникли словесные споры, в ходе которых, спорщики часто применяли непарламентские выражения. Иногда дело доходило до откровенного богохульства. Больше всего налегали на "латынь" те, кто принадлежал к высшим иерархам церкви. И именно они чаще других плевали на установленный регламент и нарушали всяческий порядок. Более того, некоторые из них позволяли себе являться на заседание "навеселе", что конечно не лезло ни в какие ворота. Видимо под влиянием "зелёного змия" произошло несколько безобразных драк прямо в зале заседания. Увещевания мало помогали и потому к концу первой недели работы собора дело дошло до массовой драки между делегатами. Вот тогда, моё терпение лопнуло и на "ковёр" был вызван никто иной, как Иосиф Джугашвили.

— Господин Джугашвили, — приступил я к разносу, — как вы думаете, почему в зале заседаний отсутствует полиция?

Не тратя времени на раздумья, руководитель черносотенцев высказал предположение о том, что видимо изначально расчет был сделан на высокую сознательность делегатов и авторитет иерархов церкви.

— Чудесно! Вы всё правильно поняли. Действительно, грош цена собравшимся, если они не в состоянии сами, своими силами поддерживать надлежащий порядок. Более того, они просто обязаны предусмотреть возможность того, что враги имени Христова обязательно зашлют своих провокаторов, которые начнут соблазнять христиан на всяческие непотребства. Какие по вашему мнению стоит принять меры, чтобы этого не случилось?

— Ваше величество, я считаю, что участие полиции в работе собора совершенно неуместно. Зато присутствие в зале заседаний боевой дружины из сознательных рабочих, поможет навести должный порядок и затруднит работу провокаторам. Я готов отобрать подходящих для этого дела людей среди членов "Союза Русского народа". Подходящие для этого люди у нас в Москве имеются.

Моя вера в организаторские способности "чудесного осетина" себя оправдала. В течении суток он сумел организовать крепких молодых парней с московских окраин. Отныне, за порядком во время заседаний следили разбитые на четвёрки дружинники-черносотенцы. Их легко можно было узнать по красным повязкам на рукаве. И действовали они четко и слажено. Прежде всего был организован контроль на входе. Всякого, от кого несло хмельным, они сразу заворачивали, не забывая при этом записывать его фамилию. Если кто то при этом пытался "качать права", мгновенно возникала "тревожная группа" и отводила смутьяна в специальную комнату под номером семьдесят пять. Там с ним проводилась соответствующая работа, после которой самый буйный или высокомерный вспоминал о такой добродетели, как смирение. В зале заседаний работы черносотенцам было не очень много, потому что слухи о семьдесят пятой комнате быстро разошлись по умам. Отныне, в этой комнате вела свою работу дисциплинарная комиссия, состав которой оперативно утвердили на одном из заседаний.

Еврейских провокаторов так и не выявили, но уверенностью в том, что они были, прониклись все. Наверняка затаились до времени в толпе и только ждут удобного момента. Слухи эти конечно глупые, но зато имевшаяся перспектива доказывать комиссии в Семьдесят Пятой, что ты не еврей, сильно дисциплинировала людей и безобразные склоки быстро прекратились. Началась конструктивная работа.

Нужно сказать, что включение в состав делегаций откровенно "красных" делегатов, себя оправдало. Владимир Ильич весьма быстро нашёл родственные души и образовал свою небольшую, но зато решительную и сплоченную фракцию. Без этого избежать скатывания в "болото" никак не получилось бы. Тем более, что молча отсиживаться Ильич не стал.

— Господа! — начал он, когда ему предоставили наконец слово, — прежде чем обсуждать частности, следует обсудить вопрос о главном. Главным на текущий момент является вопрос о власти. Если мы пришли к выводу, что вопрос об отделении нашей церкви от государства назрел и перезрел, следует архисрочно решить: под чьим руководством будет происходить реформа церковной жизни? Государство в этом участвовать не должно никоим образом. Оно достаточно скомпрометировало себя в глазах верующих тем, что целых два века превращало церковь в простой придаток полиции. Поэтому всякий, кому дорога вера, должен сказать решительное "Нет!" участию государства в церковной жизни.

Но это ещё не всё, что мешает нам двигаться вперёд. Мы, большевики, прекрасно помним о том, что базис первичен в отличии от надстройки. Нет смысла менять надстройку, если изменения не касаются базиса. Самостоятельность церкви невозможна без обладания собственным церковным хозяйством. Сейчас, пока священник получает жалование от государства, про это мало кто думает. Но завтра государство скажет: "Хватит! Вы сами просили себе волю. Вот вам она!" И оно отпустит на волю множество людей, не имеющих средств для дальнейшей жизни. И это не всё. Подавляющее большинство церковных строений возникло за счет казны. И казна вправе сказать всем: "Это мои строения! Вашей копейки тут нет!" И это тоже будет правдой.

По мере выступления, до присутствовавших на соборе высших церковных чинов начало доходить: докладчик прав. При резком отрыве от кормящей сиськи, все они превращаются в самых настоящих апостолов, живущих на одно подаяние. Такое их точно не устраивало. А докладчик продолжал просвещать своих слушателей:

— Можно добиться разделения бюджета, с выделением в пользу церкви причитающейся ей десятины. Её вполне хватит для достойного содержания служителей и ведения просветительской работы. Но это не покончит с зависимостью церкви от государства, ибо собирать десятину будут те же самые люди, что собирали и раньше всяческие подати. То есть, церковные доходы как и прежде будут поступать из министерства финансов. А это значит, что помыкать церковью станет господин Витте. Тогда уж проще на патриарший престол выбрать его. Можно конечно и своими силами десятину собрать. Но это лишь приведет к созданию собственного финансового департамента, который будет точно так же ненавистен народу, как и обычные мытари.

Вторым выходом из положения является образование собственного, церковного хозяйства. В прежнее время это были земельные владения. Но сейчас, после упразднения крепостного права, возврат к прошлому невозможен, ибо наделе это означает усиление эксплуатации трудового крестьянства. Про помещичьи земли я даже не говорю. Их конфискация обозлит самих помещиков и обрадует мировую буржуазию, которая получит в своё распоряжение сотни тысяч обозлённых контрреволюционеров, готовых на всё ради свержения ненавистного им царя. А помимо царской власти, они станут сводить счеты и с ненавистной им православной верой. Почему ненавистной? Да потому что они не простят церкви того, что она лишила их источника благосостояния.

Третий выход — вложение средств в строительство заводов и фабрик. Это более перспективный путь. Но и тут есть свои подводные камни. Безнравственно будет вкладывать средства в производство разного рода вин, водки или папиросные фабрики. Гораздо уместней развивать производство лекарств или пищевых продуктов. Но тут нужно сообща составить список того, что не будет выглядеть в глазах народа безнравственным и договориться с государством об образовании церковной монополии на производство некоторых видов промышленных изделий.

Чтобы все это решить, нам нужна твердая и уважаемая народом власть. Своя власть! Установить которую единым махом не выйдет. Тут требуется длительная, осторожная и постоянная работа. А значит, процесс разделения церкви и государства будет длительным по времени. К тому же, отделение от государства вовсе не означает необходимости рвать с ним всяческие связи.

А дальше от Ильича последовало предложение, которое святые отцы сочли очень вкусным. Он предлагал не спешить с выбором патриарха. Поскольку процесс развода церкви с государством займёт длительное время, патриарх не сможет обладать всей необходимой полнотой власти. В данный момент достаточно назначить местоблюстителя патриаршего престола и выбрать ему в помощь членов рабочей комиссии. Вот эти товарищи и будут отчитываться перед собором о проделанной работе на протяжении всего переходного периода.

Но есть ещё один момент. В России живут не только православные христиане. Лютеране, католики, иудеи, магометане… С ним государству тоже нужно что то делать. Как в центре, так и на местах. Раньше эти вопросы решались при помощи Святейшего Синода. Но уже независимой церкви до этого нет и не будет дела. А это неправильно. Государству следует помочь в отношениях с другими конфессиями. Поэтому стоит часть церковных служителей оставить на содержании государства, ибо только они обладают нужными знаниями в такой деликатной сфере. Следует образовать при кабинете министров Совет по делам религий и культов. Работать в нем будут люди, которых делегирует уже сама церковь. Но кроме центрального Совета, стоит образовать аналогичные губернские Советы. Работники этих советов будут являться государственными служащими, а в вопросах веры по-прежнему являться частью церкви.

Чувствовалось, что последнее предложение весьма понравилось церковникам. Получалось, что помимо содержания от казны, они по-прежнему сохранят разного рода подношения от иноверцев.

Выступление Ильича сыграло роль катализатора споров. А они возникли сразу по многим поводам и я начал опасаться того, что поднятые в речи вопросы опять заболтают. К счастью, этого не произошло. Предложение фракции большевиков решили отдать на рассмотрение рабочей комиссии, а собор сделал перерыв в своей работе. Мне это было на руку. Рассчитывать, что все проблемы можно решить за неделю, право не стоило. Тут требовалась основательная работа по каждому из поднятых вопросов. Единственное, что требовалось срочно решить: вопрос о крещении в православную веру болгарского княжича Бориса, который на днях внезапно осиротел. Осиротел не в том смысле, что участники военного переворота в Софии убили его родителей. Этого не было. Радко-Дмитриев и его соратники поступили иначе. Отстранив Фердинанда от власти, они запретили ему и его супруге проживать в Болгарии, а заодно отказались их содержать.

Итак, оставшемуся без родительской опеки ребёнку, требовались крёстные отец и мать. Болгарская хунта, названная ради приличия Регентским советом, желала, чтобы крёстным отцом ребенка был я, а крёстной матерью одна из наших великих княгинь. Я же, как уже ранее говорил Фердинанду, склонялся к тому, что стану идти навстречу пожеланиям лишь получив на это согласие Поместного собора.

Тем временем, закончился перерыв в работе Поместного собора и его работа возобновилась. Причем, продолжение работы мне понравилось больше, чем начало. Всё-таки правильно я сделал, что привлёк к работе Ильича. Заговорив про экономическую опору, он тем самым заставил собравшихся спуститься с небес на землю и начать думать о том, как и на какие средства им жить дальше?

Фактически начался мозговой штурм, в ходе которого рождался своеобразный бизнес-план. Этому способствовало и то, что среди делегатов из мирян были представители промышленного и торгового сословия. Потому и стало возможным сформировать Хозяйственную комиссию. Начала она работу с того, что составила список тех промыслов, развитие которых под эгидой церкви не сочтут предосудительными. В основном речь шла о делах богоугодных, таких как производство медикаментов, продуктов питания, детских игрушек… Список богоугодных дел, способных приносить прибыль рос и ширился. Помимо комиссии, над этим вопросом работала общественность, помогая РПЦ решить вопросы самостоятельного существования. И когда комиссия наконец то свела все поступившие предложения воедино и озвучила их на очередном заседании Собора, делегаты испытали самый настоящий шок: оказывается, судя по предварительным прикидкам, апостол Павел был прав! Если оторвать седалища от нагретых мест и как следует потрудиться, то церковь перестанет нуждаться в государственной поддержке. Что она сама, своими силами, может не только обеспечить себе экономическую независимость, но и идти вперёд, осваивая дикие до сей поры места.

Именно так всё это выглядело в идеале. А как будет на практике? Первым, с разгромной критикой предложенной на рассмотрение экономической программой, выступил представитель партии христианских социалистов Георгий Апполонович Гапон.

Странное впечатление производили речи этого человека.

Сам же Гапон был уверен, что сила его речей состоит в том, что его устами говорит Бог. Так это или нет, но впечатление его страстная речь произвела на многих. Прения возникли практически сразу. Много кто выступал, после этого. Не все соглашались с его доводом, но некоторые выступающие соглашались с тем: что принятие предложений комиссии к исполнению, заведёт православных куда то не туда. Собравшиеся никак не могли прийти к единому мнению. И тогда попросил слова Иосиф Джугашвили.

Не был этот "чудесный осетин" выдающимся оратором. Что не мешало ему убеждать людей в своей правоте. Следя за ходом дискуссии, я был уверен в том, что он не станет отмалчиваться и выскажется по полному. И Джугашвили не подвёл меня. Начал он свою речь с того, что правы обе спорящие стороны. Правота одной в том, что вождь, ведущий народные массы не должен находиться на содержании у посторонней силы. Потому что это уже не вождь, а марионетка. Такой к счастью людей не приведёт. Поэтому обрести независимость в хозяйственном плане, содержать себя собственным трудом, Церковь просто обязана. Но правы и те, кто бьёт тревогу по поводу дурного влияния богатства на людей. Особенно на тех, кто к этому богатству ближе всех находится. Такие вожди опасны для ведомых. Но это не значит, что следует отказаться от обретения материальной основы своей независимости. Поэтому нужно искать подходящее решение, а не хоронить идею. Лично он, Джугашвили, считает, что защитой от предсказанной опасности закабаления народа, может служить подходящая форма собственности. Тут ничего выдумывать не нужно. Что из себя будут представлять работники принадлежащих церкви предприятий? Самые настоящие церковные приходы! Но если блага создаются совместными усилиями всего прихода, то и распоряжаться полученной прибылью должен сам приход, а не назначенные кем то сверху люди. Таким образом, общинно-приходская форма собственности не позволит никому чрезмерно обогащаться и тем самым загнать в рабство своих братьев и сестёр во Христе.

Но не стоит ограничивать решением одних только экономических проблем жизнь прихода. Есть и другие проблемы, требующие решения. Например: социальные и кадровые. Не стоит забывать последних изменений в стране, в сфере местного самоуправления. Целью этих изменений было дать возможность народу самому решать свои, чисто местные проблемы. В волостях и уездах происходит замена назначаемого "сверху" начальства, выбранными на местах народными представителями. Которые лучше знают нужды и чаяния своих земляков. Но и Церкви стоит идти точно таким же путём.

Для собравшихся не секрет, как на самом деле относится народ к священнослужителям. Будучи назначенными сверху церковным начальством, они давно стали чужеродным элементом для окормляемой ими паствы. Большинство их не пользуется никаким авторитетом в народе. Да они и сами не очень стремятся его завоевать, ибо "пришли в церковь не ради Иисуса, а ради хлеба куса". С этим нужно заканчивать. Каким образом? Ввести выборность приходских священников.

Вот это, последнее предложение мне особенно запало в душу. Тут ведь дело в чём? В нынешнем своём качестве я христианин лицемерный. В душе как был, так и остался атеистом. Но так как положение обязывает, то все необходимые по должности обряды я соблюдаю. Чтобы не смущать умы людские. Точно такими же безбожниками были и родители мои. Зато с дедами и бабками было всё намного сложней. Верующими они конечно были, вот только совсем не на тот манер, на который принято здесь веровать. Из староверов они. Беспоповцы поморского согласия. Дед по матери, Александр Иванович, как то объяснял мне те вещи, которые мне однажды стали интересны. А меня тогда интересовал вопрос: что не поделили между собой старообрядцы и официальная церковь? Неужели манера крестить особенным образом свои лбы, была настолько людям важна, что они заживо себя сжигали?

— Нет, Коля! — отвечал мне дед, — каким манером креститься — дело десятое. Хохлы да греки всю жизнь крестились "армянским кукишем" и никому дела до этого не было. Как молитвы читать, да к каким иконам прикладываться — дело конечно важное, но и тут могли без вражды разойтись. Тут другое замешано. Произвол сатанинский — вот из-за чего люди в огонь пошли.

— Так в чем произвол то состоял?

— А ты Коля вспомни, откуда комсорги ваши выпрыгивают? Их что, начальство своим повелением назначает? Вы ведь их сами выбираете. Да не насовсем, а на срок. Прошел срок, не нравится вам вожак — другого выбрали. А коль совсем гнилым оказался, то и из комсомола турнёте. Так ведь?

Всё это было так. И выбирали, и выгоняли своею волей. Старшие товарищи конечно приглядывали за этим делом и иногда "рекомендовали". Но такого, чтобы выбранного на собрании комсорга "наверху" не признали, такого не было. Дальше "первички" демократия заканчивалась. Там уже выбирались не выдвинутые коллективом кандидаты, а отобранные и рекомендованные как минимум райкомом. Но порядок в общем то был таков: начальный старт комсомольской карьеры даёт "первичка", а выше — тут уже от тебя самого зависит. Но в любом случае, если комсорга на ранней стадии народ отстранил от руководства — карьеры по общественно-политической линии он не сделает. Закрыты ему тут все пути. Но неужели и в Церкви было точно так?

— Было! — уверенно говорил мне дед Саша, — по другому и быть не могло. Слышал небось: "Каков поп, таков и приход!" Только поп при таких порядках был не из кого попало. Людям ведь нужно не пустое место, а почтенный и уважаемый человек. Такой, который со своей паствой всегда заодно. И если село бунтовало, то и поп ходил в атаманах, а не в карателях. И на каторгу как зачинщик бунта шел, да не скулил при этом. Перед барином не холуйствовал. Наоборот, он хоть и в лаптях, а бояре ему кланялись, да не смотрели на то, что мужиком от него пахнет. Такой, если нужно, то и своему начальству не побоится слово поперёк сказать. Хоть нашего протопопа Аввакума возьми: знал за собой правду, по правде жил и правдой своей не торговал. Пришло время: ни патриарх, ни сам царь не сумели с ним сладить. Такого только убить можно. А покорить не выйдет. Вот каковы были попы! Не то, что ныне.

— Дед, но ведь выбрать можно кого то не того.

— Кого не того? — начал заводиться дедуля, — откуда "не такой" там, где все друг-друга знают как облупленных?

В общем, интересный у нас тогда разговор вышел. Дедуля говорил о том доверии, которым пользовался избранник у народа. Взять такую вещь, как приходские деньги. Оказывается, это не только то, что жертвовали на церковные нужды. Это ещё и те деньги, что народ хранил не где-нибудь, а в церкви своей. Почему? А потому что даже разбойнику было страшно грабить церкви. Ограбь церковь и вся округа начнет охоту на святотатца. Сами разбойники откупятся от расправы головой такого беспредельщика. И кем тогда считать патриарха Никона, который сделал то, что не решались делать разбойники — ограбил церкви?

— Истинно сатанинское деяние! — уверял меня дед, — украсть у народа то, к чему права не имел даже касаться. Да не в деньгах дело. Коли нужно, нешто люди бы не поняли? Не впервой последнюю рубаху отдавать да последний хлеб делить. Коли нужда приспела, ты скажи и люди пожертвуют достатком своим. Так нет же, силою нужно было брать! Ну не сатана ли? А кого Никон попами прислал? Сплошь и рядом холуи начальственные! Да такой за правду на муку никогда не пойдет, ему у хозяйской жопы теплей будет! И попомни Коля: покуда старый уклад не вернется, не будет нам мира с никонианами!

Помня этот разговор, я как раз и увидел тот путь к миру, который мог произойти в том случае, если общинно-приходская схема организации церкви будет принята за основу. Правду сказать, всеобщего мира не выйдет. Старообрядцы не все такие, каким был мой дед. Самые богатые купцы и заводчики с фабрикантами как раз вышли из их общин. И вряд ли они добровольно откажутся от накопленных не совсем честным путём капиталов. И никакая церковная реформа их не исправит.

Отслеживая работу Собора, я продолжал заниматься вопросами дальнейшего развития страны. Главной трудностью для меня был выбор между пушками и маслом. Времена впереди нас ждали нелёгкие. Отсидеться в стороне от грядущей войны в Европе очень хотелось. Вот только долго отсиживаться не выйдет. Пренебречь подготовкой к этой войне, значит вызвать недовольство в народе большими потерями и неудачами на поле боя. Поэтому заниматься производством в больших количествах оружия следовало. Но если втянешься в гонку, то просядет жизненный уровень населения и так небогатой страны. Последствия этого будут ещё опасней. Вот и выбирай.

Выход конечно был. Назывался он продукцией двойного применения. Всех проблем роста достатка населения это не решало, но из унизительной нищеты его вытаскивало. Да и гражданский сектор развивался. С производством же оружия дела обстояли неважно. Прежде всего потому, что его требовалось много. К тому же следовало решить, какое конкретно оружие требуется. Взять вопрос с выбором патрона для стрелковых систем. Патрон 7.62*54 уже сейчас некоторых специалистов из ГАУ не устраивал. Им хотелось чего-то лучшего. Они конечно понимали, почему был принят именно этот патрон. Если бы не было иных вариантов, то они даже не стали бы вносить свои предложения. Но в том то и дело, что варианты эти появились. Принадлежащий Министерству Двора и уделов патронный завод в Симбирске освоил производство патронов Маузера 7.62*25 и 7.92*57. Параллельно, за годы первой пятилетки вопрос с медью, свинцом и производством пороха стал не таким острым, каким он был в самом начале. Кроме того, в Забайкалье этому министерству принадлежала патронная фабрика, которая выпускала патроны, по мотивам 6.5*50. Конечно, всё это производилось не для внутреннего потребления, а на продажу иностранным армиям. Конечно, это были армии, которые никто в мире не воспринимал всерьёз. Да и текущая потребность их в боеприпасах была не очень большая. Но лиха беда начало. Если исполнить задуманное и "опоздать" на предстоящую Мировую войну, то объёмы продаж гарантированно увеличатся. Причем, многократно. Но не забывал я и о нуждах родной Русской Армии. Что в Симбирске, что в Забайкалье, те же самые производства помимо патронов зарубежных образцов, с 1901 года начали выпуск и наших отечественных патронов. Гарантировать, что "патронного голода" не будет, я пока что не мог. Но так как дело было сдвинуто с места, то была надежда на то, что в случае войны, всё будет не так трагично. Правда, меня беспокоил вопрос с внедрением патронов с остроконечными пулями. Исследовательские работы по этой теме уже провели

Уже в 1894 году председатель испытательной комиссии Охтенского порохового завода Г. П. Киснемский предложил новую конструкцию легкой остроконечной винтовочной пули с головной частью оживальной формы для 3-линейного винтовочного патрона образца 1891 года, однако тогда по ряду причин это предложение дальнейшего развития не получило. Благодаря мне, к этому вопросу вернулись. С Гавриилом Петровичем я поступил по принципу: "Инициатива наказуема исполнением". То есть: "Предлагаешь — делай!". И вот, после значительных научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ в 1902 году новая 7,62-мм легкая винтовочная остроконечная пуля массой 9,6 г будет принята на вооружение русской армии. Были кстати у этой новой пули противники, но после того, как я подписал высочайшее повеление о принятии на вооружение винтовочного патрона образца 1901 года, споры прекратились. Зато возникли иные споры.

Регулярно проводимые учения на Лужском полигоне раз за разом показывали, что провести успешную сабельную атаку, в современных условиях не получится. Огневые возможности пехоты настолько возросли, что попытка атаковать в конном строю приведет к очередной "заготовке конины". Понятно, что речь шла про атаки на боевые подразделения. "Обозную сволочь" конница как и встарь, легко разгонит.

Итак. Именно страх перед кавалерийскими атаками породил трёхдюймовую дивизионку и винтовки с излишне длинными стволами. Вот только пехота, вооруженная магазинными винтовками могла легко, одним огнем, отразить такую атаку, не доводя дело до штыка. А если учесть, что в её распоряжении окажутся новые трёхдюймовки и пулемётные батареи? Тогда для кавалерии вообще шансов не оставалось. Именно этот довод послужил основанием для решения об уменьшении длины трёхлинейки. По опыту войны в Китае, мы знали что основная часть боевых столкновений проистекала на средних (до 800 м) дальностях.

Проведённые на стрельбищах опыты породили шок: оказалось, что для выполнения большинства задач на средних дистанциях, достаточно иметь длину ствола в 70 калибров! Опыты — вещь солидная, но привыкнуть к мысли, что оружием пехотинца будет такой вот обрез! Это в головах не очень то и укладывалось. И опять пошли разговоры про великую и ужасную кавалерию. Я не спешил использовать такой мощный аргумент как высочайшее повеление. Прежде всего потому, что незачем преждевременно противника наталкивать на умные мысли. Как бы снисходительно европейцы не поглядывали на нас, но увидев на том же параде вооружённую карабинами пехоту, нужные вопросы себе зададут. И опыты на своих полигонах проведут. Поэтому — не всё сразу! Прежний образец трёхлинейной винтовки тоже в прошлое. Отныне пехота вооружалась драгунской винтовкой, а кавалерия и артиллерия с сапёрами — карабином. Драгунская винтовка тоже со временем уйдет в прошлое, но пока что пусть будет. Так и генералам моим спокойней.

С пулемётами тоже дела двигались медленно. Принятый на вооружение "максим" шел только в крепости и на маломерные суда. Пехоту и кавалерию решили вооружать пулемётом Мадсена под новый русский патрон. Ради производства этого пулемёта, мы совместно с фирмой Нагана строили завод в Коврове.

Что касается этой фирмы, то она уже становилась не той, что была раньше и не такой, какой стала в моём времени. Оружейное производство в самой Бельгии было сохранено. Старая фабрика производила для Кавказского легиона и винтовки Маузера, и спортивные карабины СКС, и револьверы. Кроме того, они начали собирать автомобили. Но это была малая часть их дела. Большая часть их производственных мощностей была локализована в России. Правда, предприятия в России были совместные. К ним относились и оружейная фабрика в Коврове, и автомобильный завод в Симбирске, и велосипедная фабрика в Москве, и авиационный завод в Воронеже. В случае с фирмой Нагана, понятия "завод", "фабрика", "концерн", следовало понимать правильно. Во-первых, концерн был русско-бельгийским и не очень мощным. Потому что не были крупными и принадлежащие ему предприятия. Но ведь это начало пути. Со временем, производство мы расширим, причем доля бельгийцев постепенно будет уменьшаться. Принимая такое решение, я исходил не столько из экономической целесообразности, сколько из политической. Бельгия, как вы знаете, была мне нужна. Да и бельгийские кадры были не лишними.

Вопрос производства достаточного количества патронов меня тоже беспокоил. Те сведения, что поступали из Китая от наших военных представителей при штабах экспедиционных сил европейцев, приводили в уныние мой Генеральный штаб. Расход патронов буквально у всех, был в десятки раз больше привычного. И получалось, что нынешнее производство боеприпасов явно будет недостаточным в условиях большой европейской войны.

— Ники! По нашим расчетам, нам потребуется около трети миллиарда штук винтовочных патронов на всю войну!

— Жорж, ты оптимист! Твои Мак-Магоны плохо считают. Они не учитывают того, что армии насыщаются пулемётами.

— Ты прав, — согласился со мной Георгий, — эти пожиратели патронов кого угодно расстроят. Мы их потребность в патронах пытались учесть. Получили совершенно дикую величину. Может быть не стоит иметь в полках пулемётные батареи? Если ограничиться содержанием одной такой батареи при дивизии…

— То не будет от них никакого толка. Потому что они одновременно потребуются в каждой роте, а иногда и взводе.

— Мы так прикончим свою промышленность.

Про гибель промышленности Георгий пел явно с чужого голоса. Такое впечатление, что "Вольного Слова" начитался. В ней действительно в последнее время шли статьи про жуткий развал в отечественной промышленности. Клевреты наших заводчиков и фабрикантов, отрабатывая свои гонорары, возмущались нынешними порядками, благодаря которым частный капитал терял в прибыли. И правда, что за жизнь у русского буржуя? За переработки плати, спецодеждой установленного образца снабжай, дополнительным питанием на вредном производстве обеспечивай, на технику безопасности траты неси… Так никакой прибыли не хватит. Пайщики, после уменьшения дохода, так и норовят изъять свой пай и насовсем уйти.

На самом деле ничего ужасного не происходило. Во-первых, казённые заводы только росли в числе и разваливаться не спешили. С частными предприятиями картина была разная, но тоже ничего ужасного не произошло. Просто владельцев заставили умерить аппетиты. И тем не менее, нытьё шло. Впрочем, чёрт с ними. А для русского рабочего класса производство пушек, это способ заработать на масло. С пушками как раз тоже ясности полной не было. Полковая трёхдюймовка была принята на "ура". Потому что на реальных дистанциях боя, она с успехом выполняла те задачи, которые по мысли французов должна была выполнять дивизионная трёхдюймовка. При этом, полковушка весила вдвое меньше. То, что максимальная дальность стрельбы была меньше и отсутствовала возможность ведения огня с закрытых позиций, меня не волновало. Смотрите сами: французская трехдюймовая пушка возможность для перекидной стрельбы имела и стреляла на дистанцию значительно большую. И эти опции были достигнуты за счет вдвое большего веса. Если бы речь шла о противнике, воюющему как во времена наполеоновских войн, то французы были бы правы. Но в том то и дело, что их пушка со своим суконным рылом лезла в калашный ряд. Туда, где для решения задач более высокого уровня требуются иные, более крупные калибры.

Много споров вызвала 87 мм дивизионка. Трудности возникли не с её производством. Пермский завод, до того бывший в состоянии полупростоя, с радостью взялся за неё. Не успели её принять на вооружение, как сразу потребовалась её замена на более крупный калибр. Ну не показала она особых преимуществ перед трехдюймовым орудием!

Пришли к выводу, что усовершенствовать её стоит. Главная проблема — снаряды. Пришлось конструировать новые снаряды. Чтобы повысить мощность боеприпаса, пришлось отказаться от корпусов из чугуна, производя их из стали. Кое-как смогли увеличить количество взрывчатки. Увеличивать мощность заряда не стали, ибо для нынешнего времени дальность стрельбы сочли удовлетворительной. И всё равно пришли к выводу, что придётся в состав дивизионной артиллерии вводить ещё один калибр, более крупный. В общем, опыт сочли неудачным и принялись искать иные решения. А производство новой 87-мм прекратили, ограничив выпуск опытной партией.

И опять возник спор: какой калибр принять? Мнения разделились. Были сторонники калибра 107 мм, а были и те, кому нравилось 122 мм.

— Понимаете, ваше величество, по причинам экономического характера нам лучше подходит калибр в 42 линии.

— Но 48 линий всё-равно лучше? — утвердительным тоном спросил я.

— Лучше. Но по причинам…

— Понятно! Хотите сказать что лошади не утянут? Переходите на механическую тягу! У нас есть прекрасный тягач на паровой тяге "Ржевец-2". Есть транспортёр "Ржевец-3". Они уже испытаны отставным поручиком Ржевским и производство их сложностей не вызывает.

— Но цена! Ваше величество! Нет смысла…

— Плевать на деньги! — прервал я возражения. Деньги — навоз! Сегодня нет, а завтра воз. Готовьте на утверждение новый штат для батарей на механической тяге.

Легко приказывать, а сделать как? В общем, в новый век мы вступили с устаревшей дивизионной артиллерией, которая досталась нам от моего здешнего отца. Основой её по прежнему оставались 87 мм орудия образцов 1877 года да 1895 года. Самое смешное было то, что я уже принял решение о продаже этих систем для армии Империи Цин. Чтобы как то преодолеть трудность, мной же созданную, пришлось вырывать гланды через задницу.

Преодоление возникших трудностей шло в два этапа. Во-первых, каждый полк получал по восьмиорудийной батарее новых полковых трёхдюймовок. Дивизия же, чтобы не остаться совсем без артиллерии, получала три внештатных батареи тех же самых трёхдюймовок. Это было временное решение. Со временем эти батареи уйдут в те полки, которые будут формироваться при объявлении мобилизации. Помимо явных недостатков такого решения, у него были и достоинства. Главное из них — в новосформированные полки пойдут полностью укомплектованные батареи с хорошо обученными расчетами. Да и простаивающие артиллерийские заводы будут загружены работой. Это кстати позволяло иметь вдвое больше трехдюймовок, чем их было в моём времени и при этом не тратиться на строительство новых заводов.

А с новой материальной частью вопрос решался иным образом. В отличии от известной мне истории, у меня положение с конструкторскими коллективами было несравнимо лучше. Студенческие конструкторские бюро своё дело сделали. Сейчас, когда состоялся первый выпуск инженеров, прошедших через них, получивших там опыт конструкторской работы, я мог себе позволить формировать новые конструкторские бюро. Ребята эти конечно ещё не асы в своём деле, но в качестве подмоги для опытных инженеров они годились. К тому же, возможность сотрудничать с ведущими европейскими фирмами у нас была. Поэтому уже в 1901 году у нас началась разработка систем калибра 107, 122 и 152 мм. Конечно, кланяться в ножки всякого рода Круппам, Виккерсам, да Крезо со Шнейдерами всё-равно пришлось, но к 1906 году проблему с материальной частью для полевой артиллерии я рассчитывал закрыть.

Тут правда выскочила проблема с лошадьми. Проблема была в том, что лошадей для артиллерии у нас могло не хватить. В мирное время их с трудом, но хватало. Зато в военное, когда потери в конском составе будут превышать людские, брать артиллерийских лошадей будет негде. Наши конные заводы работают отвратительно. Выведенные с огромным трудом породы тяжеловозов постоянно вырождаются в результате небрежной работы. Постоянно приходится кланяться зарубежным заводчикам. Вот и сейчас, на очередной встрече с бельгийским королём я договариваюсь с ним об организации конных заводов в Туркестане и Забайкалье. Причем, с ограниченным участие в этом деле наших специалистов.

Леопольд, почуявший возможность наживы, совершенно не против участвовать в этом деле. Но ему нужна не только прибыль. Собственно говоря, он намерен решить вопрос с подходящим титулом для своей любовницы. Сомнительное дворянство Сарочки Дупельштайн его не очень устраивает. Попытка купить ей баронский титул ничего хорошего не дала. Баронессой Воган Сара так и не стала. Что мешало ей вступить хоть и в морганатический, но брак. И теперь бедный король пытался купить у меня графский титул для своей любовницы. Вот только и я на это пойти не мог. Времена Елизаветы Петровны, когда малороссийский свинопас Разумовский мог стать графом, безвозвратно ушли. При Екатерине Великой такое тоже было возможно. Но сейчас это было исключено. Что европейская, что российская аристократия к такому поступку отнесётся резко отрицательно. Прилепить любой титул кому угодно ещё возможно. Но это не значит, что носителя свежеприобретённого титула признают за равного и примут в свой круг. А Леопольду требовалось именно это. Как он сказал мне по секрету, Сара скоро родит ему ребёнка. И он не хочет, чтобы этот ребёнок не унаследовал ничего кроме денег и кое-какой недвижимости. К тому же, его беспокоит судьба Бельгийского Конго. Парламент самой Бельгии давно на него точит зубы. Принц Альберт в качестве правителя Конго его не устраивает. Продаст! Как есть продаст дядюшкино наследство! Уж лучше кто-то свой, родной!

— Но мой дорогой брат! — воскликнул я, тщательно скрывая бурные чувства, — зачем африканской стране европейская аристократия? Это ведь не Европа! Здесь достаточно своей, африканской аристократии. Вот смотрите сюда:

Я подвел Леопольда к географической карте мира и указал на маленький клочок земли, примыкающий к его владениям.

— Португальское Конго? — удивился Леопольд, когда понял мою мысль, — но какой от него прок? Нужную мне полосу земли я и так выменял у португальцев.

— Дорогой брат, не всё так просто. В Португальском Конго есть нефть. И её немало. Я могу хоть завтра передать вам всю документацию об этом месторождении. Что мешает нам помочь бельгийской поданной Серафиме Каменской купить у португальцев эти земли и проведя среди местного населения свободные демократические выборы, стать графиней Кабинда? В одиночку она этого не сделает, но ведь мы с вами не последние люди в Европе. В крайнем случае вы ещё раз обменяетесь с португальцами территориями.

— Это мысль! — оживился престарелый Ромео, — но ради бога, не говорите им про нефть! Пусть это до поры до времени останется нашей маленькой тайной.

— Даю слово! Впрочем, я ещё не всё сказал. Обратите своё внимание на часть ваших владений, которое туземцы называли Королевство Йеке. Насколько я помню, это королевство не входит в состав Свободного Государства Конго и не имеет в данный момент короля. И что мешает этому королевству иметь пусть не короля, но хотя бы королеву? Не думаю, что при наличии там войск Кавказского Легиона, проведение свободных демократических выборов будет невозможным.

— Значит, королева Йеке и графиня Кабинда? — задумался Леопольд, — мысль неплохая. В Европе никого не шокирует то, что где то в Африке появилась ещё одна королева. А кстати, ваши агенты что-нибудь знают о Катанге такого, чего неизвестно нам?

Я не стал ломаться и заявил, что нам о Катанге известно значительно больше, чем его администрации. Я даже согласился передать эти сведения будущей королеве Йеке после того, как она взойдёт на престол. Но у меня встречное условие: совместные гарантии суверенитета королевства и графства. Гарантами естественно является сам Леопольд и ваш покорный слуга. Причем, в качестве дополнительной меры по обеспечению суверенитета, можно кроме Кавказского Легиона сформировать и Туркестанский Легион. Но не стоит забывать и о том, что королеве нужен свой двор и своя аристократия. Мало кто из европейцев согласится быть графом или бароном в африканской стране. Но ведь и тут есть выход! Князья Дудаев, Радуев, Басаев… Ведь неплохо звучит! И это я так, на вскидку. На самом деле на их месте может оказаться кто то другой. Например, графы Назарбаев или Алиев с Акаевым. Впрочем, не только доблестные азиаты способны украсить двор Серафимы Первой. Бароны Чубайс — тоже звучит неплохо. Главное — все эти люди заинтересованы будут в том, чтобы Свободное Конго не стало добычей бельгийской плутократии.