Мы, монстры. Книга 1: Башня

Глава 5. Сын своего отца

Рев прилетел издалека, его подхватило мощное многоголосое эхо, и показалось, что ревет не один — ревут десятки голосов. Стены дрогнули, дворец будто слегка шатнуло. Или скалу, на которой он стоял. Или это показалось Дэшону, потому что шатнуло его самого — он был единственным здесь, кто вздрагивал, если пугался. Остальные застывали каменными изваяниями, чтоб через мгновение броситься в бой.

И испугался он впервые за много лет не на шутку. Рев был слишком чуждым: не человеческим, не звериным?, потусторонним. Будто одной из черных скал сдел?али очень больно, но этим лишь разозлили — и она взревела.

Эхо все еще разносило отголоски, а Дэшон все еще пытался выдохнуть, когда за окном оглушительно свистнули. Этот свист знал весь Даар. Этим свистом Каарэй призывал Мирта — свою дикую виверну.

“Идиот, — подумал Дэшон, — истинный даарец и сын своего отца…”

Рен был таким же — тоже сначала бросался в бой, а потом уж думал, стоило ли. Или не думал вовсе. Теперь и Рэй туда же. И в каждой битве — он, старший принц, уже десять лет наравне с отцом и его воинами принимает участие в походах — бросается в самую гущу, в кровавую кашу. И сколько ни говори ему: “береги себя”, плевать на это он хотел.

В этом Рэй был похож на Йена: обоим было плевать на слова Дэшона.

А отец — того Рэй слушал — бывало, отчитывал его за безрассудство, но даже не пытался скрыть гордую ухмылку: смелого наследника воспитал. И какая разница, что идиота…

И виверна была ему, идиоту, под стать.

Мирта Рэй нашел после своей третьей битвы — кровавой и долгой бойни с великанами за Мохов кряж. Великанов оттеснили за скалы, а возвращаясь назад, на одном из каменных уступов, в кровавых ошметках, оставшихся от гнезда дикой виверны, Рэй заметил живого детеныша. Детеныша хотели, как полагается, добить, — дикие не живут в неволе — но Рэй не позволил. Оставил при себе.

Мирт вымахал тем еще чудовищем, кромешно черным, огромным — вдвое больше домашних собратьев — и совершенно неконтролируемым. Он был ночным кошмаром всех смотрителей и погонщиков. Но еще и оборотней, и великанов, и любого другого существа, которое встанет на их с Рэем пути.

Рэя Мирт любил, хотя не всегда слушался. Он не был ручной виверной в обычном понимании, но совершенно точно был другом. Существом с отвратительным характером, готовым по первому свисту броситься на помощь.

— Его надо зарезать, — не раз тихо ворчал Рен, — скотину надо зарезать, пока она не сожрала Рэя. Он ведь сам не знает, чего от нее ожидать.

Рэй не знал. Но Дэшон видел: стоило им вместе взмыть в небо, они становились одним целым, смертельно опасным для врагов и до идиотизма бесстрашным. Вместе бросались навстречу любому противнику. И конечно же, стоило неведомой пакости взреветь неподалеку, как и к ней решили броситься.

Дэшон перевел взгляд на Рена — тот был непривычно бледен. Невидяще смотрел перед собой, вцепившись в стол одной рукой. Вцепился так, что Дэшону даже показалось, будто стол испуганно потрескивает.

— Так, — сказал Дэшон, подался вперед и хлопнул в ладоши перед носом величества, чтобы вывести из ступора. Это всегда срабатывало. — Что там за хренотень? Знаешь?

Сработало и сейчас: Рен сосредоточил взгляд на нем, но вместо ответа поднялся, бросил:

— Бей в колокол, — и направился к двери, ведущей в спальную комнату: все было очень серьезно, король шел облачаться в доспехи.

— Эй! — возмутился Дэшон, обогнул стол, решительно догнал Рена и схватил за локоть, разворачивая к себе. Настойчиво повторил, ткнув пальцем в окно. — Что там?

Темные глаза Рена гневно вспыхнули.

— Ты теряешь наше время, — глухо сказал он, — и время Рэя.

Выдрал руку и вновь двинулся к двери.

— Что мне охотникам говорить? — возмутился ему в спину Дэшон. — На кого мы идем?

— На ?Зверя, — бросил Рен, не оборачиваясь.

— Зверя? — переспроси?л Дэшон. — Которого? У нас тут зверей — куда ни… — оборвал себя, потому что Рен все-таки развернулся и уставился прямо в глаза.

И Дэшон понял, о ком идет речь.

Тот самый главный оборотень. Праотец и Зверь с самой что ни на есть большой буквы. Очередная глупость, выдумка и легенда, надумавшая вдруг стать явью.

Тот, кто обращает людей в монстров, защищает чудовищ и укрывает от охотников. Тот, кто стелет под ноги волчьи тропы и швыряет снежные бури в лица людей, чтобы сбить с пути. Тот, которого нельзя победить — он бесплотный дух.

Говорили, что лишь когда в эти горы пришли люди, он научился обретать плоть. Говорили, он делал уже это дважды за последние столетия — дважды перерождался и дважды был повержен. И каждое поколение охотников готовилось к тому, чтоб одолеть его снова, если придет в третий раз.

А знахари твердили: потому нельзя было людям приходить в эти горы. Не просто так те звались Чужими. Не для людей они были. И без участия люд?ей Зверь никогда не смог бы ожить в полной мере.

Во все это Дэшон не верил. Как объяснить факт, что даарцы никак не справятся с оборотнями? Придумать большого босса, победить которого невозможно. И вечно готовиться к бою.

Но Рену он об этом не говорил: война с оборотнями для Даара была священной. И не ему, пришлому, ставить под сомнение существование ее главной цели.

Но теперь все зашло слишком далеко.

— Того самого Зверя? — спросил Дэшон очевидное. — Ты так решил, потому что этот ревел громче остальных?

— Заткнись, Д-шон! — прошипел Рен и даже почти правильно произнес его старое имя. Что означало, что сейчас он серьезен как никогда. — Ты чужак. Ты его не чуешь. Бей в колокол.

И хлопнул за собой дверью.

Дэшон бегом направился в коридор. Он мог спорить с Даареном сколько угодно, но когда тот отдавал приказы, выполнял быстро и беспрекословно. К тому же, какой бы это ни был зверь, охотников в любом случае нужно созывать.

А даже если и правда тот самый — разве это плохо? Ночной кошмар обрел форму, и теперь его можно победить. Так чем это плохо? Даже если предположить, что он, как говорят, умеет оборачиваться по своему хотению и в человека, и в животное, и в птицу. Что они — птицу не победят? Пусть даже очень большую и злую птицу. А с животным уж точно справятся.

Так чего им бояться? Рычит громко? А Рен себя слышал? Как он сам рычит, когда злится?

Дэшон добрался до винтовой лестницы, взялся за перила, выдохнул и быстро пошел вверх.

“Уйду на пенсию, — мрачно подумал он. — Вот возьму и уйду. Возраст уже не тот, чтоб по лестницам бегать…”

И перешел на бег.

“Оборотни, тропы, звезды, ветви, травы, — перечислял про себя все, что мог вспомнить о Звере. — Человек, животное, птица. ?Хочет уничтожить людей. Очень страшно, да, нас тут все местны?е пытаются уничтожить, и ничего, живем. Громко ревет, значит, большой. Великаны тоже большие. Что я упускаю? Еще раз: оборотни, тропы, звезды…”.

Почему-то покоя не давали звезды.

Говорили, знамением его появления станет яркая звезда в небе. Звезда, которой не было до дня, когда он придет, которой не будет после. А Дэшон никаких новых звезд в последнее время не замечал, хотя небо всегда изучал внимательно. Поначалу, когда только попал сюда, надеялся определить по звездам, куда это его занесло. Потом — по привычке. Звезды тут были близко, низко, небо — чистым, мерцающим, бездонным. Дэшон даже пытался рисовать созвездия и составлять звездные карты. И потому точно знал: никаких новых звезд на небе в последнее время не появлялось.

Он уже почти поднялся по лестнице, почти добрался до колокола, когда споткнулся и схватился за перила и мотнул головой, отгоняя одну простую мысль: день, когда зверь придет, и день, когда зверь заревет, — это разные дни. Вряд ли он родится — и сразу примется уничтожать род людской, так?

И мысль была бы не настолько важной, если б не внезапно вспыхнувшее давнее воспоминание. Дэшон и не думал, что вспомнит об этом, мелкой незначительной детали, мелькнувшей в череде серьезных событий тех дней. С тех пор, черт возьми, уже почти двадцать лет прошло... Да, почти двадцать. Полугода не хватило.

***

Девятнадцать с половиной лет назад Каарэй зачем-то вышел на балкон среди ночи.

Рен тогда был в отъезде, в очередном походе, впервые — без Дэшона, потому что оставил того присматривать за Роанной, которая должна была вот-вот разродиться. К?оролева находилась в своих палатах в окружении знахарей и пов?итух, Дэшон бродил по коридорам, потому что внутрь его не пускали, а сидеть на одном месте он не мог.

Потому и заметил: Каарэй вышел на балкон. Стоял, держась за перила и запрокинув голову. И не шевелился — искал что-то в небе. Пятилетний, он был уже невероятно взрослым, серьезным и по-отцовски мрачным ребенком, потому Дэшона и удивила такая заинтересованность небом. К тому же вышел он в легкой одежде — и тут весь в отца. Дэшон сбросил плащ, шагнул на балкон и набросил Рэю на плечи. Спросил:

— Что-то ищешь?

Рэй круто развернулся, передернул плечами — и падающий на пол плащ пришлось подхватывать.

— Нет, — ответил, глядя исподлобья.

И стремительно удалился, оттолкнув с дороги плечом.

Плечи у него уже тогда были мощными.