Глава двадцать четвертая. Серая папка

Москва. Дом на Набережной. Квартира Михаила Кольцова. 28 мая 1932 года.


— Артур, я не поверю, что за мной в Киеве не следили твои люди.

— Ни мои не следили, вообще никто не следил. Так надо было, неужели не понятно? И никакой охраны у тебя не было… Извини, Миша, дело слишком сложное, и вообще, никто не ожидал, что к тебе выйдут на связь. Лично я был уверен, что Троцкий не успеет никому послать весточку, успел, вот только кому? Давай еще раз просмотрим фотографии.

На моем столе лежит стопка фотокарточки женщин приблизительно того типажа, Наталка-киевлянка. Вот только просмотрел её я уже дважды, из них очень похожие есть, трое. Я этих дамочек постоянно откладываю в сторону, но… Что-то мне не давало покоя, пытался словить мысль, и никак…

— Артур, хорошо, давай еще раз…

На этот раз я отбираю только два снимка. Только вот что не даёт мне успокоиться, понял!

— Артур, а если это более-менее опытный агент, то, наверняка, она пошла на встречу со мной в каком-нибудь гриме. Самое простое: у неё была весьма пышная шевелюра, а если это парик? Женщине парик напялить — раз-два и делов-то… Еще вот это, родинка на верхней губе — незаметная, но, может быть, она тоже искусственная? Такая примета легко бросается в глаза, как и бюст…

— Ну… Миша, мы так далеко зайдём…

— Артур, может быть она вообще не киевлянка? Акцент? У неё не было никакого акцента. Она говорила на чистом русском языке, грамотно строила предложения, вообще мне показалось, что у неё приличный уровень образования.

— Так, стоп, Миша, ты меня уводишь в сторону…

— В какую сторону, Артур? Представь себе такую вещь, приезжает в Киев обычная стройная девушка-блондинка, серенькая неприметная барышня, на конспиративной квартире меняет внешность, потом разговор со мной, потом возвращается, меняет снова внешность… И?

— Миша, я всё понимаю, но давай на эти две фотографии посмотрим еще раз. Тут никаких родинок на губе нет. Так что мы всё равно должны отработать эти возможности.

— Так… Галина Гулько, буфетчица в… Отпадает, Миша, разве что эта буфетчица до революции была дворянкой, блин, почему всё так сложно? Эсфирь Райхман. Артур, эта барышня не еврейка, хотя Рахиль тоже на еврейку не очень похожа, только у той Наталки глаза карие, туту даже на фото видно, что они не карие, а серые, может быть светло-зеленые, голубые вряд ли.

— Да, что-то мы не с той стороны зашли, Миша, скажи, кто был в курсе твоей поездки в Киев?

— Так, смотри: главред «Правды», его секретарша, кадровик, он мне командировочное делал, бухгалтерия, это шесть человек. Они знали только город назначения, а вот задание — это только главред, может быть, еще секретарша, если шеф проболтался. Так, с кем я успел переговорить? Брат? Боря знал тоже только город назначения, у кого я интервью собрался брать ему точно не говорил. А, еще до поездки в Киев пересекся с Катаевым, но ему тоже называл только город. Билет купил непосредственно перед поездом, как мы и договаривались, хотя была реальная опасность что, мне не достанется. Выручила моя известность. Мне бронь отдали.

— А встречали тебя сразу, как ты вышел из особняка, где брал интервью. Тут два варианта: или точно знали, с кем ты беседовал, или следили за тобой в самом Киеве, встретили, проводили, подвели даму, проводили на поезд в обратную дорогу. Так… Берем два варианта: первый, просочилась информация об объекте твоего интервью. Тогда всё красиво укладывается: заранее высылают группу, в том числе барышню-агентессу, вылавливают тебя и далее следят… Думаю, что до дома проводили. Значит, кто-то даже в поезде за тобой присматривал. И даже мог с тобой в одном купе ехать, хотя это и маловероятно. Тут круг лиц, которые могли тебя сдать, очень маленький. Ярославскому звонил Поскрёбышев от имени Сталина. Там, сам понимаешь, утечки быть не могло, хотя, может быть, что кто-то слышал разговор, был в приемной? Я уточню. Второй вариант: узнали о твоей командировке в столицу Украины и вели уже тут, как-то сообщили группе на месте. Сколько ты собирался? Суток не прошло, то есть… Максимально быстро, получается, выслать туда человека, вели тебя до вокзала. Купил билет, пристроились к тебе, но как-то ведь должны были сообщить. Телеграммой? Звонок по телефону?

— Артур, есть еще третий вариант, протекло у Берия, там ведь тоже договаривались об встрече? Ты пойми правильно, мы сейчас топчемся на месте. Конечно, проверить надо, но, главное, это всё-таки документы…

— Так, Миша, по пунктам. Документы у надёжного человека. Ленинград. Более точного места ты, конечно же, не называл. Условия? Деньги. Совзнаки, зачем?

— Для своего человека.

— Не много попросил?

— Много, пусть они будут уверены, что переполовиню.

— Ты разыграл этюд «жадность»?

— Как мы и говорили.

— И тебе поверили?

— После того, как я передал счёт, на который должны перевести деньги в швейцарский банк.

— Да, Миша, организовать тебе счет в швейцарском банке было самым сложным делом. Ты же за границей был постоянно под присмотром, и не только нашим. Да и нашим нельзя было заподозрить, что у тебя появились какие-то финансовые дела, тогда бы начали рыть со всей серьезностью. В общем, не спрашивай меня, сколько нервов это стоило!

— Артур, без этого никак и ничего бы…

— Может быть. Вообще-то, Миша, твоя поездочка обошлась нам в копеечку!

— Как будто я туда рвался?

— Инициатива, сам понимаешь…

— Понимаю.

— Тебе Орден Красного Знамени дали, только извини, не вручат, и дата награждения будет тридцать первым годом. И носить его права ты не имеешь.

— Ну да, как всегда. Впрочем, не за награды, так ведь?

— Так. Хорошо. А как они отреагировали на сумму в английских фунтах? Опять же, запросил ты немало.

— Сильно скривились, мол… ты за идею борец, и тут такая меркантильность. Пришлось объяснить, что после появления этого компромата мне будет лучше где-то отсидеться, потому что ОГПУ на меня всё равно выйдет. А я планирую поехать в загранкомандировку и оттуда не вернуться. И деньги на первое время мне будут очень и очень нужны.

— Поверили?

— Попробовали поторговаться, намекнули, что могут меня свести с людьми, которые помогут устроиться. Пришлось объяснить, что в таком деле торг неуместен. Причем моя страховка идет авансом, а совзнаки уже после того, как дело будет сделано. Сказали, что подумают.

— Предупредил их?

— Конечно, сказал, чтобы не делали глупостей, если захотят на меня надавить или со мной что-то случиться, документы уничтожат. И обязательно узнают, если меня не будет на связи долгое время.

— Понимаешь, Миша, во всей нашей комбинации это самый тонкий момент. Очень может быть, что их или жаба задавит, жадность взыграет, либо просто не захотят идти у тебя на поводу. Так что попытку силового захвата с их стороны я бы не исключал.

— Умеешь ты, Артур, успокаивать…

— Понимаю, но и ты пойми, Миша, если я посажу к тебе охрану, её вычислят. И всё дело будет зря. Нам надо выйти не столько на исполнителей, сколько на тех, кто эту папку решится использовать. Нам верхушка нужна. Очень нужна. Вот только у меня такое ощущение, что мы с гидрой боремся. Одну голову отсечем, сразу на ее месте две или три отрастают… Извини, Миша, это лирика. А мы вернёмся к нашим киевским баранам…

— Подожди, Миша, а что папка? Ты же понимаешь, что это должна быть очень качественная подделка? Но именно подделка, которую легко будет разоблачить.

— Что ты имеешь в виду, а то наплел тут словесных конструкций…

— Артур, ты пойми, если есть фальшивка, которую очень хотят объявить правдой, то ее и объявят правдой. И им насрать будет, фальшивка это или нет. Они будут эту ложь превращать в правду самым наглым и беззастенчивым образом. Поверь, они это умеют! Может быть, папку сварганить, показать один краешек, самый настоящий, сказать, что отдам ее только их главному?

— Нет, Миша, тогда тебя точно выкрадут и будут пытать, уверен. Тут надо сыграть тоньше. Но вот как? Пока что не знаю…

* * *

Из речи товарища Сталина на внеочередном Пленуме ЦК ВКП(б) от 16 июня 1932 года.


Вы знаете, дорогие товарищи, я не очень люблю выступать с критикой. Мне больше нравиться хвалить, чем ругать. Это правда. К сожалению, сейчас я вынужден выступить с критикой по очень важному вопросу. Вы ведь знаете, товарищи, что кадры решают всё. Гражданская война привела к тотальному дефициту кадров на всех направлениях. И если в органах власти мы постарались решить этот вопрос, призвав лучших, сплотив ряды наших коммунистических ячеек, выдвигая на посты руководителей не только проверенных большевиков, но и талантливую молодежь, то с кадрами управления в промышленности, сельском хозяйстве, науке, военном деле у нас был и остается серьезный дефицит квалифицированных кадров Мы не успеваем подготовить нужное количество специалистов, хотя партия и правительство делают всё, для того, чтобы этот дефицит преодолеть.

И тут вопрос встает о том, что делать нам со старыми специалистами, которые остались с царских времен. В армии это так называемые военспецы, инженерные, научные и преподавательские кадры. В последнее время усилилась тенденция таких профессионалов снимать, назначая на их место людей с правильной анкетой и партийной позицией, но при этом так и не ставшими специалистами в своём деле. Правильно ли это? Конечно, продвигать молодежь — это правильно и необходимо. Но это означает еще и то, что мы отказываемся от опыта, от научных знаний, от возможности взять все лучшее от старого мира, чтобы на этом опыте строить наше социалистическое будущее. Есть ли среди старых специалистов враги народа, которые мешают нам двигаться, создают препоны для нашего развития? Конечно же есть такие граждане, которые в силу разных причин остались в стране и сейчас стараются дискредитировать наше молодое государство. Но так ли их много, как об этом говорят наши органы?

Давайте разберем несколько примеров. На одном из заводов начальником цеха трудился такой инженер Булочкин, старый инженер, хороший специалист. И вот он заметил, что рабочие на участках его цеха гонят брак. Товарищ Булочкин не стал штрафовать рабочих, он постарался сделать так, чтобы уменьшить количество брака, заставлял рабочих лучше обрабатывать детали, укрепить трудовую дисциплину, уменьшить количество необоснованных перекуров. Конечно, сознательные рабочие поддержали начинания своего начальника цеха. Но были там и такие рабочие, которым не нравится перерабатывать. Их устраивало то, что они делают быстро больше деталей, при этом качество их не волновало. И они написали на инженера Булочкина донос в ГПУ. И, что самое главное, донос этот был подержан не самым дальновидным руководством завода. Потому что для них главным стало делать всё быстрее, перевыполнить план. Быстрее! Вал! План! А тут цех стал это самый валовый план проваливать. А теперь я хочу спросить, был ли инженер Булочкин врагом народа? Он радел за то, чтобы улучшить качество продукции, старался обучить рабочих работать лучше, качественнее. И кто тогда враги народа? Булочкин? Несознательные рабочие, которые готовы переводить ценные ресурсы в никому не нужный брак? Или молодой директор завода, который допустил массовый брак? На его предприятии процент брака составил семьдесят восемь процентов! Проверки наркомата народного контроля показывают удручающее состояние именно с уровнем брака на производствах.

Мы сделали правильные выводы, товарищи. Кое-кто забыл ленинский лозунг «Лучше меньше, да лучше». Что же, мы им напомним про ленинские установки. Уже сейчас план по валу становится второстепенным. Главным — план по конечному результату. На предприятиях мы вводим государственную приемку. К сожалению, это вынужденная мера, но необходимая. Мы обязаны контролировать качество выпускаемой продукции. На предприятия пришла большая масса вчерашних крестьян, малограмотных, которым очень сложно привить технические навыки, но это решаемая задача. Мы хотим обратиться к нашей молодежи, комсомолу стать образцом для подражания, вывести не только себя, но и своих товарищей на более высокий уровень производственной дисциплины.

Приведу еще один пример, чтобы не сильно утомлять собравшихся. Вы знаете, товарищи, что мы прошли через Империалистическую и Гражданскую войны, преодолели разруху, все наши достижения — это результат максимальной концентрации усилий в самых важных направлениях развития страны. При этом мы уделяли должное внимание развитию науки, потому что научные достижения — это база нашего промышленного роста и военного потенциала страны. Да, финансирование многих направлений недостаточно, хотя бы в силу того, что очень много ресурсов, в том числе финансовых направляются на другие нужды, социальные потребности населения, поэтому в научных коллективах создается очень напряженная среда, расцветают местничество, интриги, наши ученые частенько пишут не научные работы, а доносы друг на друга. И не гнушаются использовать для этого идеологию. Ну как молодому ученому сделать себе имя, если руководит всем маститый профессор с мировым именем? На такого ученого пишется донос, хотя бы о том, что он в своих работах по физике не использует работы Маркса и Ленина. Хорошо, проверяют, оказывается, что не использует. Такого ученого арестовывают, его направление тут же глохнет, потому как молодой коллега, подсидевший своего руководителя цитаты Маркса в научные работы вставлять умеет, а вот делать открытия как-то не очень. И кто в этом случае враг народа? Известный ученый, который своими трудами продвигает научное направление, или группа интриганов, которые хотят его лавры, но при этом не получают необходимый результат?

Сейчас обращаются к нам ученые с требованием лишить званий и наград известного химика Ипатьева. Все знают, что Владимир Николаевич уехал в Германию для лечения серьезного заболевания. Оттуда он переехал в САСШ, где ему в Чикаго сделали операцию. Скажите, разве это не серьезная причина для того, чтобы попытаться восстановить свое здоровье? Такие же горячие головы требуют осудить профессора Чичибабина, который уехал во Францию и сейчас работает там в одном из концернов. Хочу спросить, а разве заслуги Алексея Евгеньевича стали от этого меньше? Да, мы не могли обеспечить ему нужную лабораторию и возможности для продолжения исследований. Так разве это он враг народа или тот, кто не смог или не захотел создать ученому необходимые условия для полноценной работы? И что сейчас? Нас призывают не только «укоротить» этих ученых, но и выгнать из науки их учеников, мол, они тоже неблагонадёжны. Что за бред! Благонадежность ученого определяется только результатом его работы.

Таких примеров множество. И тут наше внимание привлекло дело Промпартии, по которому к различным видам уголовной ответственности ОГПУ привлекло более двух тысяч человек. Вы знаете, что в связи с созданием НКВД, сотрудниками наркомата была проведена проверка двух самых громких и массовых дел ОГПУ последнего времени: «Промпартии» и «Весна». Так вот, мы выявили массовые злоупотребления и превышения норм социалистической законности в ведении этих расследований. Внутри наших органов была небольшая и хорошо законспирированная группа троцкистов, которые такими делами действиями хотели скомпрометировать как можно большее количество необходимых стране специалистов. В промышленности, науке и военном деле. Особенно это касалось «Весны», ведь это дело привело к ухудшению обороноспособности нашей страны. Дела были инициированы правильными процессами, но следствие не стало искать небольшую группу действительно виновных, а пошло по пути массовости, нагромождения фиктивных дел, чтобы показать эффективность своей работы. Только это не эффективность, а настоящее вредительство! Недаром мы поручили нашим лучшим партийным работникам, товарищам Кирову и Лакобе наладить работу нового комиссариата, провести пересмотр этих дел, извиниться перед невиновными, восстановить их на службе, это серьезная и кропотливая работа, но необходимая. Крайне необходимая!

Не менее остро стоял вопрос со специалистами в сельском хозяйстве. Что у нас получилось? Во время борьбы с кулачеством произошли перегибы, причем не все они были по неумению или халатности руководящих работников. С одной стороны, наши руководители стремились отчитаться как можно скорее о выполнении плана борьбы с кулачеством. При этом, для улучшения результата, в кулаки записывали и середняков, вполне себе крепких хозяев, ладно бы только это, а как вам картина в Пятихатках, в селе, в котором кулаки и подкулачники остались на месте, вступив в колхоз, а бывший белогвардеец этот колхоз еще и возглавил, как самый грамотный. А вот недовольных кулаками середняков успешно «раскулачили». И таких примеров тоже можно привести не один и не два. Особо критическая ситуация сложилась на Украине, где во главе многих коллективных хозяйств оказались бывшие махновцы, даже один григорьевец. Хочу сказать, что в тех селах, где у власти стояли кулаки и враги советской власти сложилась очень серьезная обстановка с продовольствием. Вскрыты факты уничтожения урожая, приписок при сдаче зерна, махинаций и спекуляций, которые покрывались некоторыми недальновидными руководителями. Кто-то решил, что у них на местах нет советской власти! Так вот, это неправда, товарищи! Мы установили советскую власть не для того, чтобы какой-то слишком «умный» руководитель решил, что власть тут он. Власть у нас в стране принадлежит народу. И партия очень внимательно следит за теми выдвиженцами, которые в своей вотчине хотят стать баями! Не выйдет у них такого!

Нами были предприняты чрезвычайные меря по предотвращению голода в отдельных регионах страны. И наркомат внутренних дел сделает всё, чтобы все нуждающиеся необходимую помощь получили.

Хочу сказать, что мы строим первое в мире государство социальной справедливости, государство рабочих и крестьян. Да, это невиданное дело, да, мы можем ошибаться в каких-то вопросах. Но сила нашей большевистской партии в способности признавать и исправлять свои ошибки…

* * *

Зубалово-4. Дача Сталина.


Это было сложное выступление. Очень многим товарищам из старой партийной бюрократии товарищ Сталин оттоптал любимые мозоли. Очень многим молодым бюрократам не понравилось затягивание поясов и усиление партийной дисциплины и ответственности за свои действия. Болото было взбаламучено, и еще как! Вечером к нему подошла Надя.

— Ты знаешь, ко мне сегодня пришла Дора Андреева.

— И что она от тебя хотела? — Иосиф прекрасно понимал, что могла хотеть Дора Хазина, подруга Нади по Промакадемии.

— Говорила, что ее мужа зря обвинили, что он невиновен, просила меня, как подругу, ей помочь обелить своего мужа.

— И что ты ей ответила?

— Что я сама проверяла работу Андрея Андреевича, и считаю все выводы наркомата госконтроля абсолютно верными. И что перевод ее мужа на другую работу, а не арест его — следствие наших дружественных отношений.

— И всё?

— И попросила больше ко мне не обращаться.

Иосиф Виссарионович обнял супругу. Он редко демонстрировал какую-то нежность. Но почему-то именно сейчас понял, что терять друзей, разочаровываться в них, это очень горько, но это такая цена за власть.

Загрузка...