Мы, Мигель Мартинес

Глава двадцать первая. Адагуа

Москва. Кремль. Кабинет Сталина. 4 мая 1932 года.

— Дарагой, хорошо, что ты приехал… Видишь, я собирался к тебе с семьей на отдых, но вот так случилось. Ты мне тут нужен.

— Коба! Ты сказал, я приехал.

— Сарию с собой взял? Хорошо! Вечером посидим в семейном кругу.

— Обязательно посидим, я тебе такого вина привёз! Мёд, чистый мёд! Даже названия ещё не придумали, вот, решил тебе привезти, а ты уже и назовёшь.

— Договорились.

Чувствовалось, что Сталин волнуется, и у него в речи нет-нет да проскакивал легкий акцент.

— Нестор, я тебя вызвал по делу, по очень важному делу…

— Понимаю, опять захочешь в Москву перетянуть? Так?

— Я знаю, что ты не хочешь, но ты мне действительно нужен в Москве. Очень мало надежных людей, Нестор, очень у меня их мало.

— Коба, я ведь не закончил в Абхазии, мы с тобой уже обсуждали, что…

— Подожди! Адагуа! Выслушай меня, потом скажешь, что хочешь!

— Говори, Коба, я слушаю.

— Помнишь такого товарища Свердлова? Конечно помнишь. Так вот, остался от него сейф, который в его кабинете был. Никто его не открывал. Открыли. Там много чего было. Золото, деньги, царские, документы — на самого Свердлова и его семью, на чужие фамилии. Сам знаешь, какое время было, всё на волоске висело. В общем, этот … с[16] готовился сбежать с концами, крыса та еще была, тем более, что у его жены хранился брильянтовый фонд партии. Этот себе лично отобрал цацки царской семьи. Не то, чтобы с трупов снять не побрезговал, мы все люди не брезгливые, а то, что себе утащил, крыса позорная! Но не это главное… Там папка с документами была. И она очень на многое заставляет смотреть под другим углом. Вот так, Нестор. В такое дерьмо влезли, когда этот ящик открыли! Лучше бы его и не открывать. А нам надо теперь это всё чистить, потому что иначе — всему нашему делу конец! Поэтому я тебя и вызвал. Я тебе уже предлагал возглавить ОГПУ, ты отказался. Теперь, ты уже в курсе, мы вместо этой организации создаем наркомат внутренних дел. Понимаешь, структура, в которой полно троцкистов, да и людей Свердлова, эти ничем не лучше… Это необходимо чистить.

— И ты решил, что создав наркомат, у тебя будет возможность эту чистку провести?

— Не только. Наркомат — это структура в составе системы исполнительной власти, а не сама по себе. Уже намекали, что ОГПУ надо сосредоточить в своих руках не только расследования, но и судебные и карательные функции. Понимаешь, какого монстра мы можем вырастить? Поэтому мы переводим ОГПУ в наркомат, подчиненный правительству. Структуру его надо менять. Работы там — непочатый край. Хорошо, что Киров согласился эти конюшни разгребать. Сейчас передаёт дела в Ленинграде Ежову. Я хочу, чтобы ты стал его первым заместителем. У тебя будут две функции: это охрана государственных деятелей, которая ведется откровенно плохо. Это надо исправить. Я считаю, что Паукер[17] не справляется со своей работой. Но ты сам решай, оставлять его, или менять. Вторая твоя задача, еще более важная. Это создание информационно-аналитического отдела в составе НКВД. Только эта цель будет как для настоящего подпольщика: с двойным дном. В этой папке документы по Украине. Интересная ситуация получается. В республике вскоре может разразиться голод, а наши органы рапортуют, что всё в порядке. Понимаешь, ОГПУ никакой правдивой информации не даёт! План по польским шпионам они перевыполнили на триста процентов, сидят, и считают, что за это их надо наградить, а сами в это время готовы дать подохнуть миллиону крестьян! Они или не понимают, что делают, или спелись с нашими врагами. Поэтому у меня, у политбюро должен быть свой инструмент. Тайный, неявный. Вот эту двойную службу ты и возглавишь.

— Коба, ты же знаешь…

— Решение по Абхазии мы приняли. Проведем там референдум. Народ скажет, что желает присоединиться к России, так и сделаем.

— Кто будет отвечать за проведение референдума?

— Как кто? Новый начальник информационно-аналитического отдела НКВД, это будет первое испытание его новой службы.

— Ох, Коба… мне подумать надо.

— До вечера подумай! Но не больше! Ты пойми, засиделся ты в горах, пора дела большие делать, а мне не с кем работать, не с кем!

Лакоба сморщил лоб, потом произнёс:

— Вечером ответ дам. Я сказал.

— Я тебя услышал, айиза[18].

Зубалово-4. Дача Сталина.

Вечером у Сталина на даче собралась большая компания с отчетливым кавказским акцентом. Первыми на даче вождя появилась чета Ворошиловых. Они уже вчетвером встречали остальных гостей. Чуть позже подъехала машина, из которой вышли Нестор Лакоба с супругой, сразу же за ними появились Микояны, а также Серго Орджоникидзе, чуть позже подъехала и его жена, Зина Павлуцкая. Детей с собой никто не брал. Сталин пребывал в отличном настроении духа. Конечно, не хватало Кирова, но Сергей Миронович сдавал в Ленинграде дела новому руководителю партийной организации, но собрать своих близких друзей и соратников в такой неформальной обстановке было делом хорошим.

Из всей компании Сталин недолюбливал жену Ворошилова. Екатерина Давидовна (до крещения и замужества Гитля Давидовна Гобман) представляла образец жены и подруги. По молодости лет она увлеклась революционной борьбой, была арестована и отправлена в ссылку. Там у нее возникли романтические отношения с Авелем Енукидзе, но тот не был настроен на серьёзные отношения, беременная Голда (Гитля) осталась одна, а потом потеряла ребенка, как и возможность иметь детей в будущем, малоприятная история. Но именно в ссылке она встретила молодого красавца Климента Ворошилова, это была Любовь! Вот что вспоминал про это сам «первый красный офицер»:

И на всём жизненном пути она была верной подругой и соратницей, которая обеспечивала мужу самый лучший комфорт в жизни. И Климент Ефремович это ценил! А если вспомнить РИ, то это была единственная кремлевская жена, за которую вступился муж, да как вступился! Выхватил револьвер и выставил приехавших ее арестовывать сотрудников НКВД! И отстоял! Наверное, она была одной из немногих спутниц соратников Сталина, которая не попала под репрессии.

Так вот, в Екатерине Давидовне Сталин видел именно хозяйку, которая давала Климу такой необходимый семейный уют и покой. К сожалению, Надя не была хозяйкой, от слова совсем. Она была очень вспыльчивой, покой с нею Иосифу Виссарионовичу только снился. Но темперамент нравился. А тут некрасивая, рано располневшая, очень умная женщина, умеющая создать вот этот самый уголок отдыха души и тела… Вот это в ней и немного вождя раздражало.

А вот отношение к жене Лакобы было совсем другим. Нравилась ему эта знойная красавица! Как он говаривал: всех нас Нестор обошел, такую красоту в жёны взял!

Она действительно была красива особой восточной красотой, эта достойная дочь аджарского народа. Родилась в достаточно состоятельной семье, ее отец Ахмед-Мамед Джых-оглы владел пекарней, магазинами в Батуми, несколькими доходными домами. В двадцатом году в их доме Нестор Лакоба скрывался от преследования английской оккупационной администрации. Его друг Сталин тоже скрывался у Аллилуевых. Вот они, чисто по-дружески и увели из приютивших их семей дочерей. Стройная эффектная брюнетка с пышными волосами, бархатными карими глазами, певучим нежным голосом и легкой стремительной походкой мало кого могла оставить равнодушной. И да, родители ее были против этого брака. Но тут помогли Берия и Орджоникидзе. Очень сильно помогли, уговорили-таки… Так Сария стала супругой Нестора. Она не имела приличного образования, тут ей поспособствовал Нестор, но женщина обладала острым умом, быстро и хорошо училась, прекрасно владела русским, турецким, грузинским и абхазским языками, имела очень твёрдый, властный характер, но никогда его не показывала. Умела себя вести на людях. Днём Нестор рассказал ей о предложении Сталина. Ответ супруги прозвучал моментально. «Нестор, нас хорошо принимают в Москве. Мы хорошо принимаем Иосифа дома. Ты называешь его другом. Сейчас твоему другу нужна помощь. Так помоги ему!». Когда в РИ Лакоба был убит, Сари арестовали и требовали дать показания на мужа. Не дала. Держалась на допросах два года, умерла в тюремной больнице, так и не предав Нестора. Может быть, она и изменяла мужу, хотя никто про это кроме сотрудников Берия не говорил, может быть она и привыкла к богатой жизни, по-своему понимая положение начальственной супруги. Но в главном не изменяла, это правда.

А вот ещё одна кремлёвская домохозяйка, жена Анастаса Микояна, Ашхен Лазаревна Туманян Иосифа Виссарионовича не раздражала совершенно. Эта дочка мелкого царского чиновника умела держать дистанцию, вела себя так, как ведут женщины на Востоке. Была незаметна, всегда благожелательна, верна мужу, но политикой не интересовалась и всю себя отдала воспитанию сыновей, их было пятеро!

Ашхен была очень доброжелательна, никогда не перебивала мужчин, умела себя вести в обществе, при этом постоянно тактично подчеркивала, какой у нее замечательный супруг. Скромность и обаяние…

А вот приехавшая чуть после Орджоникидзе Зинаида Павлуцкая была Сталину как-то безразлична. Он трепетно относился к Серго, их дружба была давнишняя, Серго был человеком, вокруг которого всегда было шумно и весело. Очень темпераментный, цельный, сильный человек. А рядом с ним — она, якутянка, дочка священника, учительница, она встретила своего будущего мужа в Покровске, куда тот попал в ссылку. Зинаида к тому времени очень много сделала для того, чтобы детей бедноты принимали в школу, в которой она работала, старалась дать ученикам как можно больше знаний, делала для просвещения народных масс всё, что могла.

А тут жгучий красавец, который еще и стал работать фельдшером, считай, что на большую округу он был единственным, кто мог оказать медицинскую помощь, если не считать пары-тройки знахарей. И вот Зинаида не была «кремлёвской женой», она продолжала работать именно на ниве просвещения, а в эти годы занималась беспризорными детьми, количество которых было просто катастрофическим, особенно в столице, ратовала за организацию детсадов для рабочих с самым высоким уровнем содержания в них малюток. Очень энергичная и смелая женщина. В РИ в страшном тридцать седьмом, когда застрелится ее муж, Зинаида даст пощечину самому Берия.

О делах не говорили. Лакоба привез вино, которое сразу же разлили, гранатового цвета напиток обладал очень приятным букетом с тонкими земляничными нотками и чуть терпковатым вкусом.

— Откуда это вино? — поинтересовался Сталин.

— Лыхны, это небольшое селение в Абхазии, у Гудаута. Его делают из сорта винограда Изабелла, — отозвался Лакоба.

— «Букет Абхазии» тоже из Изабеллы делают, — заметил вождь.

— Это верно, только «Букет Абхазии» всё-таки десертное вино, а это полусладкое. И пьется легко, — заметил Лакоба.

— Прекрасное вино! — отозвался Микоян. Да, это вино станет его любимым. Вот и сейчас видно, как смакует, разве что не причмокивает, смотрит темно-красную жидкость на просвет бокала, хорошо играет, красиво!

— Да, Лыхнянским мы это вино называть не будем, не красиво, — стал размышлять вслух Иосиф Виссарионович. — Букет Абхазии уже занято название, так… Лалис нектари[19]! Рубиновый нектар! Конечно, цвет чуть гуще рубинового… Нет, мне такое название нравиться. Что скажите, товарищи?

— Лалис Нектари… Звучит! Подходит! — отозвался Микоян.

— Хорошее название, Коба! Очень звучное, как горный ручей… да, — это Орджоникидзе.

Гости стали присоединяться к мнению вождя. И в этом не было никакого угодничества, действительно, название было удачным. И вообще, если говорить об общении с людьми, Сталин отличался простотой и демократичностью. Наверное, всё-таки трагическая потеря жены и убийство Кирова послужили очень плохую службу, его характер стал намного более подозрительным, угрюмым, жёстким. Хотя излишней жестокости вождь старался избегать. Вот только и он был заложником своего времени. Времени, в котором физическое уничтожение противника было чуть ли не единственным методом решения политической проблемы.

— Нестор, что скажешь? — спросил Иосиф глубоко задумавшегося Лакобу. Тот сидел за бокалом с вином и думал. Рядом Сари болтала о чём-то с Надей, им обоим было достаточно легко общаться. Давно уже нашли общий язык.

— Согласен. Я согласен, Коба.

— С чем это? — удивился немного Сталин.

— Мы с тобой говорили…

— А, ты об этом, я так и знал, что согласишься, я не об этом, я о названии вина, или не слышал?

— Лалис Нектари? Слышал. Хорошее название. Думаю, людям понравится.

— Вот и замечательно!

Вспоминая этот вечер, Сталин запомнил, что это был одним из немногих дней отдыха, когда он чувствовал себя обычным счастливым человеком.

Как-то я смотрел фильм под названием «Пиры Валтасара». Довольно гнусная вещица. Смотришь, и думаешь, неужели эти карлики и недоноски победили фашизм? Разве могли эти клоуны, пресмыкающиеся вообще кого-нибудь одолеть? Такое впечатление, что СССР победил не благодаря Сталину и его команде, а вопреки им, жестоким тиранам и лизоблюдам. Нет, врага могли разгромить только люди с чувством собственного достоинства, соратники, а не подпевалы. И Сталин умел слушать людей, соглашаться с мнением, отличным от своего, прощать ошибки. Но не всем и не всегда. Обещаешь — делай, не можешь — не обещай. Кому нужна была эта гнусь? Не тем же, кто так долго вёл страну к развалу, а потом плясал на костях победителей фашизма? Извините, что я, как автор, отвлекся чуть-чуть в сторону от повествования.

Мягкий напиток бодрил. Гости вели себя расковано, после довольно скромного стола (особенно, если сравнивать с «Пирами Валтасара») пели песни, и не только грузинские, и не только революционные. Иосиф обладал довольно приятным голосом, и хорошим музыкальным слухом. Из гостей не пел только Лакоба, всё-таки глуховат, знал, что может сфальшивить, да никто его и не заставлял. О чём говорили? О детях, о здоровье, ни слова о работе, это было не то, чтобы табу, просто не для того собрались. Разошлись поздно, когда уже звезды, вывешенные на ночном небе, сами подсказывали: «Пора по домам». Дача Сталина в Зубалово-4 не была большой, настолько, чтобы все могли остаться в ней на ночь, а вот чета Лакоб — осталась. И ему (Сталину) было сегодня хорошо.