Мы мертвые

— Это было бы замечательно. — Яс внезапно почувствовала, как какая-то тяжесть свалилась с ее плеч. Бетс казалась милой, и, если бы она получала бесплатную еду, могла бы сэкономить деньги, которые зарабатывала. Может быть, в конце концов, устроиться на эту работу было не такой уж плохой идеей.

— Теперь, если я правильно помню, ты делаешь для нас кое-какую уборку, а?

Яс кивнула.

— Хорошо. Я бы не хотела сойти с ума в моем возрасте. Позволь представить тебя здешней команде. — Бетс оглядела кухню. — Эй! Все! Могу ли я привлечь ваше чертово внимание на минутку?

Десять лиц повернулись в их сторону.

— Это Яс. Она будет заниматься уборкой и приносить еду, — сказала Бетс. — Будьте с ней поласковее, или я с вами поговорю.

В ответ раздался хор приветствий без особого энтузиазма.

— Это было жалко. Если бы мы не были так заняты, я бы заставила вас всех сделать это снова. Так, Яз, вон та длинная струйка мочи — Ребро. — Бетс указала на высокого худощавого мужчину с клочковатой бородой у главной плиты. — Если меня здесь не будет, ты будешь слушаться его. Ребро — не его настоящее имя, но оно ему больше подходит, потому что он на него похож. Рядом с ним Крис, затем у нас есть Бака, Лучин и Георга. Они все повара. Чертовски ужасные повара, но они мои мальчики и девочки, и я не хочу слышать о них ни одного плохого слова. На кастрюлях и сковородках работают Фаул и Виздом. Они тоже настоящая пара ленивых задниц. — Двое молодых парней снова оторвались от раковины и кивнули. Им обоим, должно быть, было лет по шестнадцать, прыщи и сальные волосы. — И, наконец, есть другие такие же девушки, как и ты – Хеликс и Саму, — и Арга, которая присматривает за всеми вами. Эй, Арга. Иди сюда.

К ним подбежала женщина с тонким лицом, в черном платье и белом фартуке:

— Да, Повариха.

Бетс подтолкнула Яс вперед:

— Это Яс. Она будет работать с тобой. Приведи ее в порядок и покажи, что нужно делать — и постарайся улыбаться, по крайней мере, сегодня. Я уверена, что ты можешь притворяться счастливой так долго, а?

— Да, Повариха, — ответил Арга. Она взяла Яс за руку. — Пошли.

Оставив Бетс смеяться, Яс последовала за Аргой по коридору в маленькую комнату со шкафчиками с одной стороны и униформой, висящей на вешалке с другой. Арга взяла такое же черное платье, как у нее, и протянула его Яс.

— Переоденься и оставь свои вещи в одном из шкафчиков. — Арга оглядела ее с ног до головы. — Я не думаю, что тебе нужно беспокоиться о том, что кто-нибудь украдет что-нибудь из этого.

— Есть ли где-нибудь... уединенное место, где можно переодеться? — спросила Яс.

— О да, мы все пользуемся личными апартаментами губернатора. Он не возражает. Настаивает на этом, на самом деле. Нравится идея, что мы все будем там голые. Любит наблюдать, если ты ему позволяешь.

Яс посмотрела на нее:

— Ты шутишь, да?

— Конечно, я треклято шучу. Ты переоденешься здесь, у меня на глазах. Если только ты не считаешь себя особенной или что-то в этом роде.

— Нет. Я не особенная.

— Тогда поторопись. Нам нужно поработать.

Платье оказалось неудобным — оно врезалось в подмышки, было жестким и слишком коротким в рукавах.

Арга наблюдала за происходящим, все это время качая головой.

— Что я такого сделала, что ты меня оседлала? Должно быть, я действительно разозлила Бетс или что-то в этом роде. — Она снова схватила Яс и отправилась назад, держа в другой руке ведро с тряпками для уборки. — Мы присматриваем за офисами на цокольном этаже и некоторыми жилыми помещениями на первом.

Они покинули кухню и вошли в помещение с центральной лестницей. На дальней стороне два Черепа стояли на страже у больших дубовых дверей. Арга ничего не сказала, просто начала подниматься по лестнице. Яс пришлось быстро идти за ней по узкой лестничной клетке.

— Что там, за этими дверями? — спросила она.

— Ничего хорошего. Теперь я расскажу тебе правила. Придерживайся их, и все будет в порядке. Не придерживайся, и никто не сможет тебе помочь. Поняла?

— Да.

— Первое правило: не разговаривай ни с кем, пока к не заговорят с тобой, — сказала Арга. — Если они все-таки заговорят с тобой, отвечай «Да, сэр» или «Нет, сэр». Они не хотят чертовых разговоров.

— Поняла.

— Второе правило: не смотри на них — никогда. Смотри в пол. Последней служанке, которая была настолько глупа, что взглянула на одного из них, вырезали глаза. А ты ведь этого не хочешь, а?

— Да, не хочу.

— Третье правило: не дай поймать себя в одиночку. Если повезет, они тебя просто изнасилуют. Если не повезет, они тебя изнасилуют и убьют.

Яс остановилась на лестнице с открытым ртом.

Арга повернулась и уставилась на нее:

— А чего ты ожидала? Гребаные цветы и поцелуи? Мы имеем дело с подлыми ублюдками, и они нас ненавидят. Никогда не забывай об этом. Если бы у них хватило ума готовить и убирать самим, они бы с радостью убили нас всех прямо сейчас и покончили с этим. Поняла?

— Поняла.

— А теперь пошли. Правило номер четыре: никогда не опаздывай, черт тебя побери.

На первом этаже вдоль стен между гигантскими арочными окнами и величественной центральной лестницей, изгибающейся влево и вправо, и ведущей на верхний этаж, висели красные флаги Эгрила. Черепа стояли на страже у разных дверей, в то время как другие эгрилы в серой униформе и простых масках занимались своими обязанностями. Однако у них не было оружия, и ей стало интересно, что они делают. Она никогда не думала, что могут существовать эгрилы, которые не были солдатами, но она не сомневалась, что они все равно были ублюдками.

Арга указал в дальний конец первого этажа, в другой коридор:

— Мы туда не спускаемся. Он ведет в камеры для допросов. Мне не нужно тебе рассказывать, что там происходит.

Яс покачала головой, во рту пересохло. Что, если бы прямо сейчас там находится какая-нибудь бедная джианка? Она вздрогнула.

— Мы начинаем каждый день с того, что разводим огонь в каждой из главных комнат. Черепа ненавидят холод. — Арга провела Яс мимо часового в длинную комнату, в центре которой стоял стол, больше любого, который она когда-либо видела. В дальнем конце комнаты возвышалась статуя мужчины со скимитаром в руке. — Это главный зал для совещаний. Они используют его чаще всего. — Арга направилась прямиком к камину и начала подкладывать поленья в очаг. Над ним висел еще один флаг Эгрила. Рядом с ведром с поленьями стояла маленькая коробочка с огнивом, и Арга развела огонь. Внезапное тепло было приятным, но Арга не дала Яс долго им наслаждаться. — Перестань таращиться. Ты уже видела огонь раньше. После этого нам нужно убрать еще десять комнат. — Она бросила Яс тряпку. — Раздвинь занавески, а потом протри стол. Нам влетит, если они обнаружат пыль.

Пока Яс вытирала стол, ее внимание снова и снова привлекала странная статуэтка. Мужчина в доспехах, похожих на те, что носили Черепа, но более богато украшенных. На шее у него висел амулет в форме солнца. Лицо было невыразительным, лишенным индивидуальных черт, маской; только в глазах была какая-то жизнь. Несмотря на то, что они были высечены из камня, глаза, казалось, наблюдали за ней, оценивали ее, находя никчемной.

— Кто это? — прошептала она.

— О чем ты говоришь?

— Статуя. Кого эта статуя изображает?

Арга бросилась к ней, схватила за руку и притянула к себе, впившись ногтями в кожу Яс:

— Что я говорила насчет того, чтобы задавать чертовы вопросы?

— Ничего.

— Что ж, правило номер черт-знает-какой — не задавай никаких вопросов, — прорычала Арга.

— П... п... поняла.

— Если тебе так хочется знать, то эта статуя изображает самого Рааку, хвала его имени. — Арга прошипела эти слова сквозь стиснутые зубы. — И не смей спрашивать «Кто это?»

Яс знала, кто такой Рааку. Все знали, кто такой Император Эгрила. Ее руки задрожали, а дыхание перехватило. Это был мужчина, который разрушил ее жизнь. Эгрилы поклонялись ему как сыну своего бога, Кейджа. Тот самый человек, который решил вести войну против всех неверующих. Человек, который убил ее мужа. Она уставилась на статую с ужасом в глазах. Ей хотелось убежать от нее, никогда больше ее не видеть.

Ногти Арги впились в запястье Яс:

— Возьми себя в руки и продолжай свою гребаную работу, или я пойду и скажу Бетс, чтобы она нашла мне кого-нибудь другого.

— Прости. — Яс снова принялась вытирать стол, не обращая внимания на боль в запястье. Она опустила глаза, но все еще чувствовала, что статуя наблюдает за ней. Глупо, она это знала. Это просто обработанный камень. Бояться нечего. Но она солгала бы, если бы не призналась, что с облегчением покинула эту комнату и перешла в следующую.

Девушки продолжали работать и в течение следующих нескольких часов не останавливались. В каждой комнате была одна и та же рутина: разжечь огонь, раздвинуть шторы, навести порядок.

— Ты достаточно быстро к этому привыкнешь. Первая неделя всегда самая тяжелая, — сказала Арга.

— Это не так уж плохо. Работать с моим маленьким мальчиком тяжелее. — Яс улыбнулась. — Я боялась сюда заходить. Я думала, это будет ужасно, но это не так. Все в порядке.

Арга покачала головой, как будто это была самая глупая вещь, которую она когда-либо слышала:

— Пошли, нам еще нужно поработать.

Они вошли в другую комнату:

— Кабинет губернатора. На самом деле мы должны были убирать его первым, но он любит пропустить рюмочку-другую на ночь, поэтому всегда начинает утро последним.

Яс раздвинула шторы, впуская утренний свет. Маленький письменный стол был завален бумагами, придавленными пустым графином и заляпанным вином бокалом. Пока Арга работала у камина, Яс просмотрела бумаги. Почерк был неразборчивым. Там был подсчет запасов продовольствия, кое-что о передвижении войск. Внизу был отчет о сопротивлении, о Ханран. Список имен.

— Какого хрена ты делаешь? — Арга уставилась на нее с яростным выражением на лице.

— Просто прибираюсь, — ответила Яс.

— Это выглядело совсем не так. Выглядело так, будто ты, черт побери, читала его бумаги.

Яс покачала головой:

— Я не умею читать. Меня никогда не учили.

— Ну, даже не делай треклятого вида, что умеешь. Если они подумают, что ты шпионка, хотя бы на одну минуту, они, черт их побери, зарежут тебя на месте.

Дверь распахнулась прежде, чем Яс успела сказать хоть одно слово.

— Черт. Черт. Черт. — В кабинет ворвался губернатор, краснолицый, пытающийся подтянуть рубашку вокруг своего толстого живота. Лорд Эшлинг собственной персоной. — Гребаные повстанцы. Они меня доконают. — Он остановился, увидев девушек, и откинул со лба седые волосы. — Что вы двое здесь делаете?

Они присели в реверансе.

— Просто разводим огонь, м'лорд, — сказала Арга.

— Тогда заканчивайте с этим и убирайтесь. — Он махнул рукой и сел за свой стол.

Две девушки наклонились, чтобы разжечь огонь. Дальний родственник королевской семьи Джии, лорд Эшлинг пользовался достаточной симпатией до вторжения, но после того, как он стал коллаборационистом, всеобщий гнев сосредоточился на нем как на единственном знакомом лице, которое все знали. Яс слышала, как не один человек угрожал убить его или молился, чтобы Боги поразили его молнией. Однако вблизи он выглядел как печальный старик.

— Чтобы развести огонь, не нужно быть вам обеим, так? — крикнул Эшлинг. — Кто-нибудь из вас, принесите мне немного треклятого вина. Как я, по-вашему, должен думать без вина?

Арга посмотрела на Яс.

— Я его принесу. Ты займись камином. Я буду так быстро, как смогу. — Она встала и поспешила прочь, оставив Яс одну.

Кто-то вошел в комнату, когда Яс открывала ящичек с огнивом. Она опустила голову, помня совет Арги. Она едва осмеливалась дышать.

— Доброе утро, — сказал Эшлинг, и его голос внезапно стал почтительным. Стул со скрежетом отодвинулся.

— Неужели? — Женский голос. Холодный, жестокий. — Значит, прошлой ночью на оружейную лавку совершили налет не ханраны?

— Прошлой ночью? О. Я не знал, — ответил Эшлинг. — Я только что вошел.

— Я хочу, чтобы виновные были арестованы сегодня, — сказала женщина.

Яс теребила в руке кремень.

— Но как? Мы даже не знаем, кто они такие, — сказал Эшлинг. — У нас есть несколько имен, но...

Раздался треск, когда рука шлепнула по коже.

— Если ты не можешь этого сделать, я найду кого-нибудь, кто сможет, — сказала женщина. — Возможно, ты не можешь найти ханранов, потому что им сочувствуешь? Возможно, ты один из них?

— Нет. Нет. Нет, — промямлил Эшлинг. — Не думайте так. Я все сделаю.

Женщина вышла.

Яс услышала, как Эшлинг сел:

— Дерьмо. Дерьмо. Что я могу сделать? Что я могу сделать?

Яс сосредоточилась на кремне в своей руке и ударяла им по кресалу снова и снова, молясь, чтобы вспыхнула искра. Когда трут, наконец, вспыхнул, ее охватило облегчение. Она подпитывала его, дуя на каждый маленький огонек, который оживал.

Губернатор подошел и встал перед ней. Она могла видеть его ноги, но не осмелилась поднять взгляд.

— Глупая девчонка. — Из его голоса исчезла вся слабость. Вся доброта.

Яс не видела удара, который бросил ее на пол.

7

Дарус

Айсаир

Дарус Монсута провел пальцами по ножам, разложенным на столе. Он собирал их на протяжении многих лет, и каждый нож был по-своему прекрасным. Особенным. Они блестели в свете факелов, соперничая за его внимание, искрясь обещанием, перешептываясь от восторга.

Он взял зловеще-выглядевший стилет, который снял с глупого карманника в Турсонии, в Северном Эгриле. Тогда ему было двенадцать. Нож был удивительно острым. Он на входе и выходе еле оставлял след, дюжину раз проткнув вора, пока не проявилось первое кровавое пятно. Дарус вздрогнул при этом воспоминании. Восхитительное.

Шесть месяцев, прошедших с момента вторжения, было лучшим временем в жизни Даруса. Бесконечный запас мятежников и сочувствующих, на которых он мог испробовать свои ножи. Сейчас у него было двое гостей. Один — воин-шулка, связанный, на кресле посреди комнаты. Крупный, грубый мужчина с распухшим глазом, окровавленным кляпом во рту и животом, полным праведной ярости. Он был схвачен во время рейда на Эстер-стрит, и теперь Дарус раздел его по пояс — шулка готов и ждет, когда его допросят. Кто-то уже поработал над этим человеком. Не имеет значения, ему осталось достаточно, чтобы насладиться. Он намеревался срезать с этого человека честь и достоинство по одной полоске за раз.

К сожалению, другой его гость не был заключенным.

Плохо, но его сестра развалилась в другом, гораздо более удобном кресле. Он предпочел бы быть одному — и, конечно, не приглашал ее присоединиться к нему, — но это никогда не останавливало Скару.

— Просто начинай уже резать, — протянула Скара. К большому отвращению Даруса, она была очень похожа на него: высокая и худощавая, с острым лицом и льдисто-голубыми глазами. Те же серебристые волосы, несмотря на их молодость — она носила свои длинными и связанными сзади, в то время как его были коротко подстрижены.

Скара, как и он, была одета в простую черную униформу Избранных, их ранг отмечали только серебряные черепа, приколотые к высокому воротнику под ее маской. Дарус был без маски и надеялся, что Кейдж простит ему эту вольность, но он хотел, чтобы шулка знал, кто его убил. Он хотел, чтобы его лицо вечно преследовало этого человека, когда тот станет рабом Кейджа в Великой Тьме.

— Давай, младший брат. Не стесняйся.

Младший брат? Во имя бесконечной ярости Кейджа, это выводило его из себя — и Скара это знала. Она ему завидовала. Она была старшей, но именно его Рааку выбрал первым. Именно он был в авангарде, который первым вошел в Джию. Именно он отправил более трехсот душ служить Кейджу. Он, Дарус Монсута, заслужил славу своей фамилии. Он заслужил куда бо́льшего уважения, чем презрительное младший брат.

— Почему ты снова здесь?

— Просто составляю тебе компанию. Мне бы не хотелось, чтобы тебе было одиноко.

Скара наслаждалась, разрушая эти моменты. Он ненавидел то, что она всегда была рядом, высасывая его достижения. Иногда ему даже казалось, что она стала Избранной вслед за ним только для того, чтобы его позлить. Конечно, она была более чем достойным убийцей, но у нее и ее топора не было ни стиля, ни изящества — не то что у него с его ножами. Ее методы работали, только и всего, в то время как он был мастером своего дела.

Сохраняй спокойствие, сказал он себе, вертя стилет в пальцах. Он подошел к сестре.

— Кое с чем не следует торопиться. — Шулка следил за каждым его шагом, и кожу Даруса покалывало, когда дыхание солдата становилось все более прерывистым за кляпом. Восхитительно. Дарус наклонился и поцеловал сестру в лоб. — Некоторые вещи становятся еще более изысканными от ожидания.

Скара рассмеялась:

— Ты говоришь себе это каждую ночь, когда ложишься спать один?

Щелчок его пальцев, и нож оказался в дюйме от ее глаза:

— Никогда не следует смеяться над человеком с ножом.

— Если только не имеешь своего, побольше, младший брат. — Тук, тук, тук. Ее охотничий нож упирался ему в бедро.

— Хватит. — Дарус отступил назад, разозленный самодовольным выражением лица Скары. Она всегда была очень довольна собой. Но она была не так умна, как сама о себе думала. Они могут быть похожи друг на друга, но она никогда не будет ему ровней.

Дарус отступил назад и обратил свое внимание на шулка. Жаль, что на месте джианина не была его сестра, извивающаяся под его прикосновениями. Тогда бы она не посчитала себя такой особенной. Однажды он узнает, как долго она сможет продержаться, прежде чем ее крики наполнят комнату. Однажды. Он вполне мог бы быть единственным Монсутой в мире.

Он подмигнул, и мужчина понял, что его момент настал. Джианин напрягся, пытаясь освободиться от веревок, но они не поддавались. Он умолял, но кляп заглушал его слова. Слезы наполнили его глаза, но они были потрачены впустую на Даруса. Все это было слишком волнующе.

С улыбкой Дарус вынул кляп. Игра началась. Существовал этикет, которому нужно было следовать.

— Ты ублюдок, — выплюнул шулка.

— Лишь духовно, — усмехнулся Дарус. — Ты чувствуешь себя храбрым?

— Пошел ты нахуй! — завопил шулка. Он ерзал на кресле, натягивая веревки, раскачивая кресло взад-вперед.

— Так очаровательно. Так красноречиво. — Дарус метнулся вперед с клинком. Первый порез был небольшим, простая царапина на плече. Укус. Вкус того, что должно произойти. Потребовалось почти две секунды, чтобы появилась кровь, такая красная на фоне белой кожи шулка.

Джианин стиснул зубы и уставился на Даруса с ненавистью в глазах. Идеально. Второй порез был глубже. Третий длиннее. Дарус молчал, потому что дело было не в вопросах. Шулка плевался и ругался, стараясь быть таким храбрым. Если бы он только знал, что должно было произойти.

Скара нетерпеливо притопнула ногой у него за спиной. Сука.

Дарус потерял концентрацию. Нож распорол шулка от бедра до бедра глубже, чем он намеревался, зазубренная улыбка кровоточила красным. Воин закричал, и Дарус нанес удар вниз, вонзив нож по рукоять ему в колено, просто ради забавы. Крик стал громче, эхом отражаясь от стен, почти достаточно громкий, чтобы заглушить раздражающее постукивание Скары. Это не было случайностью — она знала, что портит ему веселье, но он не собирался доставлять ей удовольствие, зная, как сильно это его бесит. Нет.

Он заставил себя сосредоточить внимание на шулка. Мужчина молил о пощаде, умолял Даруса остановиться, но с таким же успехом он мог бы просить день не превращаться в ночь. Это было то, что любил Дарус. Он играл с болью, дразня и мучая. Дарус резал, кромсал и колол, обтекая своего любимого пленника, превращая тело шулка в карту кроваво-красных линий. Даже Скара приподнялась, чтобы посмотреть. Когда дело доходило до боли, Дарус был мастером.

Шулка был меньше впечатлен. Он боролся со своими путами, ревел и визжал, ругался и плевался, дергался и извивался, но все было напрасно. От лезвия не было спасения. Никакого. И Дарус никогда не уставал.

Он остановился только тогда, когда шулка отключился. Не было никакого смысла пытать человека, находящегося без сознания. Смерть ждала, чтобы забрать шулка в Великую Тьму, но этому человеку еще не пришло время уходить. Ему не настолько повезло.

Дарус оседлал колени мужчины и шлепком разбудил его. Шулка извивался под ним, отдергивая голову от Даруса, как будто побег был возможен:

— Пожалуйста, пожалуйста, остановись, отпусти меня. Я ничего не знаю. Я просто солдат. Я просто делаю то, что мне говорят. Пожалуйста.

Дарус любил эту часть — когда заключенный все еще надеялся, что все еще может сбежать. Все еще выжить. Пришло время развеять эту фантазию, это безумие.

— Мой дорогой. Не думай, что тебе удастся быстро сбежать в Великую Тьму, или что тебе выпадет честь умереть прежде, чем я смогу тебя сломить. Это действительно глупость — так думать. — Дарус помолчал, наслаждаясь моментом, страхом на лице мужчины, тем, как дрожали его губы. — Ты знаешь, что моя сестра и я — Избранные Императора?

Шулка всхлипнул.

— Д… Д… Да. — Он взглянул на Скару, как будто она была чем-то, о чем ему стоило беспокоиться.

— Посмотри на меня. — Дарус использовал свой нож, чтобы отодвинуть лицо мужчины назад, так что их глаза встретились. — Это не просто звание или какое-то подразделение могучей армии Рааку. Это буквально означает, что мы были избраны самим Императором, чтобы ему служить. Почему мы были избраны? Потому что у нас есть Талант – склонность к магии, которая пережила поколения, спрятанная где-то далеко, ожидая, когда ее освободят. Всемогущий Рааку почувствовал это в нас. Он понял потенциал того, что мы могли бы сделать, и магию, которую только он мог пробудить.

Дарус увидел страх и замешательство мужчины при его словах и наклонился ближе, пока его голос не превратился в дыхание у самого уха мужчины.

— Он взял меня и искупал в святых водах Кейджа. — Он ударил мужчину ножом в ногу, вывернув лезвие. Шулка закричал, выпучив глаза. — Представь, что эта боль умножилась бы в тысячу раз, и ты даже близко не подошел бы к тому, что пришлось пережить мне, когда он меня переделывал. Но потом? Потом я стал намного больше, чем когда-то был. — Он содрогнулся при воспоминании. — Что за чудесный момент. Предстать перед самим Рааку, почувствовать его прикосновение. Родиться заново.

Он вытащил нож из ноги шулка и держал его так, чтобы они оба могли наблюдать, как с лезвия капает кровь. Упала одна, две, три капли. Шулка тяжело дышал сквозь стиснутые зубы, пытаясь справиться с болью.

Дарус опустил нож и поднял раскрытую ладонь:

— Позволь мне показать тебе, что я могу сделать.

Он схватил мужчину за лицо и выпустил свою силу наружу. Шулка содрогнулся от его прикосновения, но Дарус не шевелился. Он продолжал держать лицо мужчины, и медленно, очень медленно множество ран на теле шулка закрывались, пока все они не исчезли. Только тогда он ослабил хватку:

— Вот так, лучше.

— Что… что ты сделал?

— Магия. — Дарус пошевелил пальцами перед лицом мужчины. — Это был всего лишь намек. Чтобы ты по-настоящему понял, каким замечательным даром я обладаю, я покажу тебе пример получше. — Дарус встал и подошел к своим ножам. Он не торопился. Он хотел чего-то, что произвело бы впечатление. Он взял мясной тесак, почувствовал его вес. Прекрасно. Он вернулся к шулка и провел лезвием по бицепсу мужчины. — Я мог бы, если бы захотел, отрезать тебе руку.

Шулка набрал полные легкие воздуха.

— Пожалуйста, пожалуйста. Я ничего не знаю. Действительно ничего. — Он не мог отвести глаз от тесака.

— О, не беспокойся. Я не в настроении это делать. — Шулка заерзал и вздрогнул, когда Дарус положил лезвие на тыльную сторону его большого пальца. — Вот это... это идеально. Без усилий, почти... — Дарус нажал. Кровь расцвела вокруг лезвия, когда оно вонзилось в кожу мужчины, и дополнительным толчком Дарус отрубил ему большой палец.

Шулка закричал. Совершенство. Такой храбрый в начале, такой сломленный в конце. Сильные всегда падают ниже всех. Он положил мясницкий тесак на стол и снова уселся верхом на колени шулка, так что их лица почти соприкасались. Дарус пристально посмотрел ему в глаза. На всеобщее обозрение было выставлено столько сильных эмоций — страх, агония, ненависть, надежда, отчаяние. Дарусу все это нравилось. Не было более чистых отношений, чем между палачом и заключенным. Он чувствовал, как мощь Кейджа проходит через него, в то время как Великая Тьма ждала, чтобы предъявить права на другую душу.

— Вот так. — Дарус обхватил рукой окровавленный обрубок. Кровь окрасила его пальцы, когда он творил свою магию. — Сам я этого не испытывал, хотя мне говорили, что это не самое лучшее из ощущений. Но ты храбрый мальчик, не так ли? Ты воин, боец. Ты можешь справиться с болью.

Шулка не смог. Он брыкался, тяжело дыша, крича, плача, пока его большой палец отрастал снова. Изысканно. Это было все, чего хотел Дарус, и гораздо больше, вплоть до того момента, пока шулка не потерял контроль над своим мочевым пузырем. Дарус спрыгнул с его колен.

— Дорогой мой, зачем ты это сделал? — прошипел он.

Скара расхохоталась во все горло, еще больше разозлив Даруса.

Маленький нож снова оказался у него в руке, и он ударил шулка в живот. Снова, снова и снова, поворачивая лезвие при каждом надрезе. Укол, укол, укол. Кровь пропитала его униформу, но ему было все равно. Кровь всегда была заслуженной. Кровь была великолепна. Он представил, что это была Скара, получающая его нож. Хороший удар ножом, несомненно, прекратил бы ее раздражающий смех. О, как он хотел увидеть как она умирает.

Шулка побелел, его голова склонилась набок. Он закашлялся багровым кашлем. Великая Тьма воззвала. Но Дарус был верен своему слову. Легкой смерти не будет. Не в этой комнате. Не с ним. Он еще раз прикоснулся к шулка. И снова раны затянулись. Даже Великой Тьме требовалось разрешение Даруса, чтобы забрать шулка.

Джианин забился в конвульсиях, когда его раны зажили, воздух вернулся в легкие, а сердце снова забилось.

Дарус ухмыльнулся. Это было счастье. Да будет благословлен Рааку за то, что он выбрал Даруса, за его дар. Да будет благословлен Рааку за то, что послал Даруса в Джию, чтобы исполнить его волю.

— Мне кажется, он пытается что-то сказать, — сказала Скара, заглядывая ему через плечо. — Имя, может быть?

Дарус ненавидел то, как она наслаждалась, получая острые ощущения от его работы:

— Возможно, имя одного из его богов.

— По крайней мере, отрежь ему язык, чтобы нам больше не приходилось слушать его тарабарщину, — сказала Скара, презрительно фыркнув.

Его язык. Конечно. Замечательно. Он схватил шулка за челюсть, заставляя ее открыться.

— Аасгод! — завопил шулка. — Аасгод!

— Аасгод не слышит тебя, мой дорогой мальчик, — сказал Дарус.

— Я знаю, где он. Я знаю, где Аасгод.

Это остановило Даруса. Он отступил назад, окинул взглядом жалкое создание. Было ли это ложью? Последней уловкой, чтобы выжить? Нет. Дарус так не думал. Они уже давно прошли эту часть игры:

— Аасгод — Лорд-маг Джии?

Шулка отчаянно закивал:

— Да, Аасгод. Я знаю, где он.

Очевидное волнение Скары привело его в бешенство. Даже она знала, что такое — схватить Аасгода. По слухам, Лорд-маг был не только столь же могущественен, как Рааку, но и возглавлял сопротивление Джии — Ханран. Награда за его голову была бы огромной. Рааку оказал бы ему честь. Наконец-то он смог бы оставить сестру позади и встать рядом с Рааку, стать его любимцем. Теперь он мог это видеть. Триумф в Эгриле. Его имя известно всей Империи. Его имя, а не его сестры. О, с каким удовольствием Дарус вспорол бы живот Лорду-магу.

— Где он? — спросила Скара, ее глаза ярко горели от возбуждения. — Где Аасгод?

— Ты отпустишь меня, если я тебе скажу? — спросил шулка.

— Конечно, дорогой мальчик, — ответил Дарус. Он демонстративно убрал нож. — Конечно. Нет ничего важнее поимки Аасгода. Дай нам такой приз и будешь свободен.

Шулка заколебался, и тогда Дарус увидел, что он действительно стал предателем. Ухватился за эту последнюю соломинку. Некоторые люди пожертвовали бы собственными матерями, чтобы остаться в живых. Вот вам и честь Шулка.

— Он здесь, в городе.

— Это большое место. Где именно в Айсаире? — спросила Скара, проводя рукой по щеке мужчины.

— Я не знаю, — ответил шулка, переводя взгляд с одного Монсуты на другого. — Но я знаю, где он будет завтра.

— Восхитительно, — сказал Дарус. Он наклонился так, чтобы только он мог слышать предательство шулка. Дыхание мужчины было теплым на его ухе.

— Что он сказал, брат? — спросила Скара. Всегда такая нетерпеливая.

— О... Кое-что. — Дарус снова достал нож. — Итак, на чем я остановился? Ах, да... — И он вырезал язык шулка изо рта. Больше не будет никаких признаний.

8

Яс

Киесун

Яс вздрогнула, когда ворота с лязгом захлопнулись.

— Как прошел твой первый день? — спросил охранник, разглядывая ее синяки. Яс не обернулась. Ей нечего было сказать. Она просто хотела вернуться домой к своему маленькому мальчику. Забыть об этом ужасном дне. Она направилась мимо виселиц через площадь.

Она провела языком по разбитой губе и поморщилась, когда ребра пронзила острая боль. Губернатор задал ей хорошую взбучку. Ублюдок. Вот тебе и жалость к нему. Даже мысль о еде в корзинке, которую дала ей Бетс, не заставила Яс почувствовать себя лучше. И все же она была жива, ходила. Потребуется нечто большее, чем какой-то толстый пьяный мужик, чтобы ее сломить.

Несколькими улицами позже кто-то пристроился рядом с ней. Слишком близко, чтобы это могло быть случайностью. Она опустила голову, игнорируя того, кто это был.

— Привет, Яс, — сказала женщина.

Яс посмотрела на нее. Ничего не могла с собой поделать. Она не узнала эту женщину. Высокая, худощавая. Волосы до плеч. Симпатичная, по-своему. Она узнала взгляд. Шулка.

— Я тебя знаю?

— Мы раньше не встречались. Меня зовут Кара.

Яс продолжала идти.

— Как прошел твой первый рабочий день? — спросила Кара, ничуть не смутившись.

Яс зашагала быстрее, но Кара не отставала.

В конце концов, Яс не выдержала. Она остановилась и посмотрела на женщину снизу вверх.

— Я не знаю, кто ты такая и чего хочешь, но меня это не интересует, что бы это ни было. А теперь отвали, я хочу домой. — Она снова зашагала, стремясь увеличить расстояние между ними.

— Я думаю, Малыш Ро скучал по тебе, — сказала Кара.

Яс остановилась, как вкопанная. Она повернулась, сжав кулаки:

— Откуда ты знаешь имя моего сына? Откуда ты знаешь мое имя? Кто ты?

Женщина улыбнулась, игнорируя агрессию Яс:

— Я же сказала тебе, кто я. Меня зовут Кара. Я хочу быть твоим другом.

— Мне больше не нужны друзья.

— Друзья нужны всем — особенно сейчас. — Женщина остановилась и огляделась. — Нам, наверное, стоит продолжать идти. Стоя здесь, мы привлечем ненужное внимание. — Женщина наклонила голову в сторону дома Яс. Еще одна вещь, которую ей не следовало знать. — Идем?

Она была права. Чего бы ни хотела Кара, это не стоило того, чтобы из-за этого попадаться Черепам на глаза. Они прошли мимо церкви Четырех Богов, которую сжег и разрушил Эгрил. По крайней мере, тело священника теперь исчезло. Они оставили его труп на колу перед церковью на несколько месяцев, прежде чем кто-то его забрал.

— Мне все еще не интересно.

— Кто поставил тебе эти синяки?

— Не твое дело.

— Не слишком здорово, когда тебя избивают в первый же день.

— Я сама это поняла.

— Нелегко, наверное, работать на Черепов. Только не после того, что случилось с твоим мужем.

Узел в животе Яс затянулся еще туже. В голове промелькнули картины. Ее муж умирает. Его кровь капает на нее, на Малыша Ро.

— В жизни нет ничего легкого.

— Верно. Но брать деньги у врага...

— И? — спросила Яс.

— Некоторые могли бы сказать, что это кровавые деньги.

Яс покачала головой. Так вот в чем все дело. Женщине не нравилось, что она работает на Черепа. Это было последнее, в чем она нуждалась:

— То, что я работаю в этом месте, не значит, что я им сочувствую, ясно? Я ненавижу этих ублюдков. Я ненавижу то, что они делают. Я ненавижу, что они здесь. Они убили моего мужа, как ты, черт тебя побери, только что мне напомнила. Но если у тебя нет еды или денег для моей семьи, мне нужна работа. Так что иди, задай трепку какому-нибудь другому дураку и оставь меня в покое.

— Я не пытаюсь осложнить тебе жизнь, Яс, — ответила Кара. — Напротив, я рада, что ты работаешь в Доме Совета.

— Ну, ты единственная, потому что я — нет. — Яс остановилась, когда до нее дошли слова женщины. — Почему тебя это волнует?

— Я надеялась подружиться с кем-нибудь, кто там работает.

— Почему?

— У меня есть другие друзья, которые время от времени хотели бы знать, что происходит внутри.

Все встало на свои места. Как она могла быть такой глупой?

— Ты ханран.

— Мы должны продолжать идти.

— Ты ханран, так?

— Да, я ханран. И ты. Все. Все джиане, знают они об этом или нет. Наш долг, данный Богами, — противостоять захватчикам.

— Мой долг — работать на мою семью. Я не Шулка. Это не моя борьба.

Они перешли дорогу и повернули на восток. Со стороны Кары не было никаких колебаний — она знала, куда они направляются, – и Яс это ни капельки не нравилось.

— Это борьба каждого, — сказала Кара. — Разве ты не хочешь, чтобы Малыш Ро вырос в свободной стране, где его не повесят за то, что он оказался не в том месте не в то время?

Яс вздрогнула, вспомнив о виселицах и своем сыне:

— Да. Да, хочу.

— Тогда помоги нам. Тебе не придется делать ничего, что подвергло бы тебя риску — просто держи глаза и уши открытыми. Никто никогда не свяжет тебя с нами.

Две женщины встали в очередь в контрольно-пропускной пункт на Хаусман-стрит. Они молча ждали, пока Черепа не спеша изучали бумаги, выискивая неточности, их руки не отрывались от рукоятей мечей. Яс ненавидела их вид — ненавидела, что они разрушили все, о чем она когда-либо заботилась. И теперь она работала на этих ублюдков. Что за бардак.

Яс не стала дожидаться шулка после того, как ей махнули рукой, чтобы она проходила. Она зашагала прочь, засунув руки в карманы и опустив голову.

Кара догнала ее через две улицы:

— Что они заставили тебя там делать?

Яс вздохнула:

— Я убираю офисы и некоторые жилые помещения. Затем мы подаем ланч, и остаток дня я занимаюсь случайными делами то тут, то там. За это я получаю два с половиной статера в неделю, пакет с бесплатной едой и взбучку от губернатора.

— Губернатор тебя избил?

— Я убирала у него в кабинете, вошла какая-то сука, офицер Эгрила, и устроила ему выволочку у меня на глазах, так что после того, как она ушла, он преподал мне урок, чтобы ему стало легче.

— Ублюдок.

— Он уже старик. Он устал прежде, чем смог нанести какой-либо реальный ущерб.

— Как выглядит его офис?

— Беспорядок. Повсюду бумаги. Он пьет. Много. Женщина-Череп хотела, чтобы он арестовал членов Ханрана.

— Они сказали, кого?

— Не думаю, что они знают, кто они. На самом деле нет.

— Без сомнения, они пойдут и арестуют первых попавшихся людей. Черепам все равно, пока у них есть джиане, которых можно вздернуть. Нам нужна твоя помощь. Мы должны их остановить. Погибнут невинные люди. Никто из нас не в безопасности. Никто.

Они шли в неловком молчании. Яс хотела, чтобы женщина ушла; ее день и так был достаточно плохим. Они завернули за угол, и Яс вздохнула с облегчением, увидев свой дом.

Кара схватила ее за руку:

— Ты нам поможешь?

— Нет. Я уже говорила тебе — мне нужно думать о своей семье. У них есть только я, чтобы присматривать за ними.

— Подумай о них, Яс. Сделай это для них.

— Откуда я вообще знаю, что ты ханран, а? Все это может быть ловушкой — проверкой на лояльность. Ты можешь работать на Эгрил.

— Могу тебя заверить, что нет.

— В любом случае, я этого не сделаю. Оставь меня в покое. Найди какого-нибудь другого дурака.

— Больше никого нет. Ты нам нужна.

Яс посмотрела на свой дом. В окне мерцала свеча. Ма и Малыш Ро ее ждали. В безопасности. Она ни за что не собиралась подвергать их опасности:

— В последний раз говорю, оставь меня в покое.

Кара сжала руку Яс:

— По крайней мере, подумай об этом.

Яс выдернула свою руку:

— Отвали.

— Хорошо. Увидимся позже.

Яс смотрел, как она уходит, чувствуя одновременно ярость от вторжения этой женщины и вину за то, что она поступила неправильно. Кары была права — еще как! В этой войне не было гражданских лиц. Только Джия против Эгрила. Они все будут сражаться, и скорее раньше, чем позже.

Когда она вошла в дверь, Ма стояла у окна с Малышом Ро на руках. Ма приложила палец к губам:

— Он только что заснул.

Яс поставила корзинку с едой и подошла, по дороге сбрасывая пальто, ей не терпелось увидеть своего мальчика. Его губы были поджаты, и он слегка хмурился, как будто сон требовал сосредоточенности. Она поцеловала его в макушку и вдохнула этот чудесный запах. Чистая невинность.

— Что с тобой произошло? — прошептала ее мать, поворачивая лицо Яс, чтобы лучше видеть синяки.

— Ничего важного, — ответила Яс, высвобождаясь, чтобы сосредоточиться на Ро. Увидев его, она почувствовала себя лучше. Он был для нее всем, и она сделает все, чтобы сохранить его в безопасности.

9

Дрен

Киесун

— Ты должна быть терпеливой, — сказал Дрен. Фалса сидела на крыше, подобрав ноги, и наблюдала за ним, ее глаза были полны восхищения. Это был ее первый выход, и она была в восторге. Дрен наслаждался этим, продолжая свои наставления: — Ты думаешь, что тебе нужно взвинтиться, почувствовать, как внутри тебя закипает раскаленный гнев — но ты ошибаешься. Тебе нужна холодная хитрость.

Фалса кивнула, как будто знала, но она была всего лишь ребенком. Она ничего не знала, конечно, не в ее возрасте. Ей не могло быть больше двенадцати. Проказница. Она идеально подходила для того, чего хотел Дрен. Ни один Череп не ожидает, что Фалса всадит ему нож в спину. Он просто должен убедиться, что у нее хватит духу это сделать.

Он сидел, прислонившись спиной к стене водной башни, наслаждаясь прохладой, проникавшей сквозь дерево.

— Прежде всего ты должна выяснить, где будет находиться цель. Как только у тебя есть местоположение, ты его проверяешь. Узнай его лучше, чем свой собственный дом. Всегда ищи какое-то особое место. Где темно и тихо. Где достаточно близко к цели, чтобы нанести удар, и, самое главное, откуда ты легко можешь сбежать.

Как только ты нашла место, ты исчезаешь. Избегай этого места, как чумы, на случай, если кто-то еще тоже наблюдает за ним. Ты же не хочешь никого предупреждать о том, что что-то происходит, или чтобы о тебе доложили Черепам.

Фалса снова кивнула, и на ее детском личике появилась сияющая улыбка.

— В тот день, когда ты собираешься это сделать, — продолжал Дрен, — ты приходишь туда рано, очень рано, так чертовски рано, что даже птицы еще спят; ты прячешься и ждешь. Я говорю о том, чтобы ждать часами, а не о нескольких лишних минутах. В твоем укрытии может быть тесно, жарко, потно, вонюче – неважно, насколько там плохо, ты миришься с этим и ждешь. Иногда бывает так плохо, что, кажется, ты даже дышать не можешь, но ты все равно ждешь. Ровно до тех пор, пока не появится твоя цель. Это лучший момент. Ты наблюдаешь за ними, а они не знают, что ты там. Они не знают, что находятся в дюйме или двух от смерти. Ты наблюдаешь, ты ждешь, пока они не окажутся достаточно близко, чтобы коснуться тебя... и тогда ты наносишь удар. — Дрен ткнул вперед воображаемым ножом.

Фалса отскочила назад, как испуганный маленький кролик, которым она, в сущности, и была. Она хихикнула, скрывая, что занервничала:

— Вот почему мы ждали здесь так долго.

Дрен удержался от стона и вместо этого заставил себя улыбнуться. Это помогало новичкам почувствовать себя лучше. Сохраняло в них острый интерес.

— Да, верно. Вот видишь, у тебя получается.

Фалса улыбнулась, гордясь собой.

Они были на крыше с самого рассвета, держась подальше от Дайджаку и Черепов. Восемь часов они думали о людях, которых собирались убить, обдумывали план, искали недостатки, представляли себе успех. Восемь долгих часов торчать на крыше с ребенком, которому нечего было сказать стоящего. Он похлопал ее по колену:

— Но теперь уже ненадолго. Совсем ненадолго.

Стоял прекрасный вечер. Та часть Дрена, которая все еще могла оценить это, с каждым днем уменьшалась, но пока еще не исчезла. Небо переливалось множеством цветов — красными, золотыми, оранжевыми, пурпурными и всеми оттенками синего, — простираясь над мерцающим морем, соленый резкий запах которого всегда заставлял Дрена думать об отце.

Чего бы он только не отдал, чтобы сейчас оказаться на лодке старика и работать с сетями вместе с ним, дядей и двоюродным братом. Глупо, на самом деле, но он всегда ныл по этому поводу, чаще работая спустя рукава. Они выходили в море на лодке, пока было еще темно, и проплывали по Мейгорскому каналу к востоку от Киесуна. Море было богато морскими окунем и лещом, макрелью и тунцом, и поднимающиеся сети всегда раздувало от них. Они отвозили улов на пристань к братьям Хаслис, которые затем продавали рыбу по всему городу. Его отец и дядя торговались с братьями, в одну минуту изображая негодование, а в следующую — заливистый смех. Казалось, это никогда особо не влияло на цену, и все уходили довольные.

Их отцы отвозили Дрена и Квиста в гостиницу Нааса, и все они угощались пирогами с мясом и выпивали. Он улыбнулся. Это, конечно, были счастливые дни, но самыми лучшими были те, когда на лодке были только он и отец. Он сидел у румпеля, болтал без умолку и смотрел на горизонт, гадая, что лежит по ту сторону этого огромного океана.

Может быть, однажды он купит собственную лодку и уплывет из Киесуна, оставит все это гнилое место позади и узнает. Отправится в новое место. Посмотрит мир. Да, сбежать было бы неплохо. Однажды он это сделает.

Только не сейчас.

Он выбросил эти мысли из головы. Сейчас не время впадать в сентиментальность. Только дураки так поступают. Слабые люди. Не Дрен. Не тогда, когда у него есть дела. Есть люди, которых нужно убить. Черепа убили его родителей, разрушили его город. Он не мог уйти. Эти ублюдки заплатят чертовски высокую цену за то, что они издеваются над его городом.

Солнце бросало свои последние лучи на крыши, выглядывая то тут, то там между лесом резервуаров для воды. Большинство из них были почти пусты. Дождя не было уже несколько месяцев. Для города, окруженного водой с трех сторон, казалось нелепым, что нехватка питьевой воды является серьезной проблемой, но так оно и было. В конце концов, ты не можешь пить океан.

Не только вода. Еды было меньше, чем девственниц в борделе. Прошло два дня с тех пор, как он в последний раз съел пару кусков полусгнившего мяса. У фермеров было слишком мало запасов. Только не после того, как Черепа брали свою долю. Жадные ублюдки — они были даже хуже, чем Шулка. Теперь, когда бродячие кошки и собаки в основном исчезли, настанет очередь крыс.

Однако Дрен не собирался есть в ближайшее время, поэтому вместо этого он сосредоточился на Черепах, позволив ненависти наполнить его. Крысы могли подождать.

Он снова проверил оружие: кривой нож, заткнутый сзади за пояс под куртку, и отвратительный обломок лезвия в ботинке. За обладание любым из них его могли повесить, но Дрену было все равно. Эти два преступления он добавил к длинному списку того, что он уже совершил. И? Они могут убить его только один раз. И сначала им придется его поймать.

Солнце опустилось ниже. Почти пора. Если информация Фалсы окажется верной… Он взглянул на нее. Он мог сказать, что она подумала о том же. Вероятно, произнесла несколько молитв, надеясь, что не потратила впустую его время. Так ей и следует поступить. Дрен разозлился бы, если бы все это оказалось напрасно.

Он приподнялся и, пригибаясь, подобрался к краю крыши. Он не торопился, не делая ничего, что могло бы привлечь внимание с земли или неба. Он мало чего боялся, но эти крылатые ублюдки-Дайджаку заставляли его нервничать.

Он посмотрел вниз, на улицу. Пусто. Слишком близко к комендантскому часу в этой части города, чтобы люди все еще могли гулять.

Эгрилы полностью захватили квартал Брикст. Их красные флаги развевались на каждой крыше, а штаб-квартира находилась всего в трех кварталах отсюда, на Монмут-стрит. Дом Совета, самое высокое здание района, ныне являлся символом владычества Черепов. Когда-то это было величественное старое здание с куполами, башенками и всеми этими чертовыми каменными горгульями. Теперь это было место, где пытали и убивали невинных.

Потребовалось время, чтобы дать отпор, но Дрен это сделал. Да, Черепов было чертовски много, но у Дрена и его друзей были тени и ночь. Они заботились о том, чтобы Эгрил платил чертовски дорогую цену за каждую минуту, проведенную на земле Джии — в его городе.

Они определенно убили больше Черепов, чем это удалось Шулка. Вот вам и лучшие воины в мире. Дрен был в некотором смысле рад, что они все мертвы. Теперь это его война.

Звук смеха вернул Дрена в настоящее. В Киесуне такое не часто услышишь. Он выглянул из-за выступа и увидел их: трое, как и обещала Фалса. Он улыбнулся ей и жестом пригласил присоединиться к нему. Она вздрогнула, но не заколебалась. Может быть, у нее все-таки есть какие-то кости.

Он приложил палец к губам и указал. Это были эгрилы, все со светлыми волосами и квадратными челюстями, с чувством превосходства, которое делало их убийство таким приятным. На них были полумаски, но они, конечно, были солдатами. Не при исполнении служебных обязанностей и без доспехов. Хотя все еще вооружены этими чертовыми кривыми скимитарами. Ни один солдат Эгрила не ходил безоружным в Киесуне. Страну они, может быть, завоевали, но не ее народ. И никогда этого не сделают. Нет, если слова Дрена чего-то стоят.

Он снова проверил небо. Как говорится, лучше быть в безопасности, чем мертвым. Ничего. Он улыбнулся. Время убивать.

Солдаты прогуливались по улице, как будто это был самый обычный вечер в любой точке мира. Трое друзей решили хорошо провести время.

Солдаты заняли столик возле таверны старика Хэстера и передвинули свои стулья так, чтобы у них был хороший обзор улицы — они соблюдали осторожность, как хорошие маленькие солдатики. К счастью у них не хватило ума поднять глаза.

Они крикнули паре женщин, проходивших мимо, явно отпуская непристойные комментарии и приглашая присоединиться к ним. Девушки шарахнулись в сторону, явно потрясенные, и Дрен был рад видеть, как они идут дальше, преследуемые новыми оскорблениями от Черепов.

Хэстер поспешил выйти, засуетился вокруг них, зажег свечи для стола и хорошенько его вытер, чуть ли не кланяясь ублюдкам и целуя их в задницы, прежде чем поспешить обратно в дом за выпивкой. Это было отвратительно. Дрен был рад, что Саши больше нет в живых. Если бы она все еще работала там, Хэстер, не задумываясь, попытался бы заставить ее раздвигать ноги для врага.

Но Саши там не было, и Дрен не хотел о ней думать. Ему не нравилось думать о том, что могло бы быть. Он больше не увидит ее улыбки и не поделится с ней шуткой. Она умерла той ночью, а другие никчемные ублюдки еще живы.

Десять минут спустя подтвердилась вторая часть информации Фалсы. Появились три девушки и присоединились к солдатам. Хорошие девочки Джии, которым следовало бы знать лучше. Дрен почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Были принесены напитки, и вскоре все смеялись и шутили так, словно им было наплевать на все в мире. Девушки даже пытались говорить на эгриле. Сплошное хрюканье и рычание. Свинячий язык. Что за шлюхи. Гнев Дрена вспыхнул. Он ненавидел коллаборационистов так же сильно, как и Черепов. Больше, может быть. В конце концов, он не видел, как Черепа предавали себе подобных. И все же джианки, казалось, были более чем счастливы раздвинуть ноги ради бесплатной еды.

Дрен увидел достаточно. Сделав Фалсе знак следовать за ним, он перебежал на другую сторону крыши и спустился по лестнице в переулок внизу, где Квист ждал его с Лией. Его солдаты. Одетые в лохмотья, вооруженные только своей яростью. Лия держала ребенка, закутанного и скрытого из виду.

— Они здесь, — сказала Фалса раньше, чем ее ноги коснулись земли.

Дрен сжал ее плечо:

— Как ты и говорила.

— Итак, начинаем. — Квисту было пятнадцать, он был худым и жилистым. Жир с него давно сошел. Волосы подстрижены до макушки, как и у Дрена. Мальчик был спокоен, но опять же, это было не в первый раз. Квист был правой рукой Дрена, его кузеном, его лучшим другом и безумным убийцей. Дрен чертовски его любил.

Дрен кивнул:

— Начинаем.

Все трое повернулись к Лии. Она молчала. В глазах нет огонька. В поведении нет спокойствия. Она крепче прижала к груди сверток с тряпьем и переступила с ноги на ногу. Дернулась. В этом не было ничего удивительного. Лия была старше остальных, но у нее была самая тяжелая работа. Невыполнимая работа.

— Ты в порядке? — спросил Дрен.

Лия отвела взгляд и прикусила губу, чтобы та перестала дрожать:

— Не знаю.

— Ты не можешь сейчас отступить... — Фалса ткнула пальцем в Лию, но вмешался Дрен, подняв руку. Сейчас не время поддаваться эмоциям.

Дрен повернул подбородок Лии так, чтобы их глаза встретились.

— Ты сможешь это сделать. — Его голос звучал мягко, ободряюще. — Лучше не думать об этом слишком много. Только побыстрее. Подойди к столу. Скажи, что тебе нужны деньги на еду для ребенка.

— Мне страшно.

Дрен наклонился к ней:

— Бояться — нормально. Я бы удивился, если бы ты не боялась. С тех пор, как вторгся Эгрил, не проходило и дня, чтобы я не впадал в оцепенение.

— Как ты это делаешь? Как ты держишься? — Голос Лии дрожал и срывался.

— Моя ненависть сильнее моего страха. Вспомни, что эти ублюдки сделали с твоей семьей. С твоим мужем. — Он вытер слезу с ее щеки. — С тобой.

На это Лия кивнула и смахнула слезы.

Дрен старался, чтобы его голос звучал спокойно, но твердо:

— Когда-то Джия была удивительной страной. До того, как они пришли. У всех была еда. Дома. Шулка были занозой в заднице, но мы к ним привыкли. Затем появился Эгрил, убивающий и насилующий, крадущий и разрушающий. И теперь мы делаем только одно — хороним наших близких и наблюдаем, как все голодают и страдают. Так жить нельзя.

— Я знаю, но...

— Никаких но. Мы должны это сделать. Мы должны заставить их понять, что победы в Киесуне не будет. После того, что они сделали… Все потому, что они хотят, чтобы мы поклонялись их гребаному Богу. Это неправильно.

Лия опустила голову и кивнула.

— Я бы пошел и сделал это сам, но никогда не подойду достаточно близко. Они увидят меня и поймут, что от меня одни неприятности. То же самое с Квистом. Но ты… Они увидят только мать с голодным ребенком.

Она посмотрела на сверток в своих руках, и на этот раз слезы было не остановить:

— Мой ребенок...

— Подумай о своем ребенке, — сказал Дрен. — Эти ублюдки не дали ей жить той жизнью, которая была ей предназначена.

— Я это сделаю, — сказала Лия.

Дрен больше не мог ждать. Он взял ее руку в свою и перевернул. Его нож сверкнул, так быстро, что почти расплылся в воздухе. Порез, нежный как поцелуй. Капля крови.

Лия прикусила губу. Они смотрели, как вытекает ее кровь.

— Хорошая девочка, — сказал Дрен. — А теперь лучше это сделай.

— Пошли, — сказал Квист. Он обнял Лию за плечи. — Я провожу тебя до угла.

Она снова проверила сверток у себя в руках. Снова шмыгнула носом. Прижала руку к груди, чтобы скрыть порез. Квист выглядел обеспокоенным, но Дрен видел, что она собирается это сделать. Спасибо, блядь, за это. Лучше, если она сделает это по собственной воле, а не по принуждению.

— Я горжусь тобой, Лия. Пусть Синь воссоединит тебя с твоей семьей в следующем мире. — Дрен не верил в эту религиозную чепуху. Боги Джии, Бог Эгрила – насколько он понимал, все это было полной чушью, но он знал, что эти слова заставляют людей чувствовать себя лучше, особенно сейчас.

— Спасибо тебе, Дрен.

Дрен поцеловал ее в последний раз, а затем Квист увел ее прочь.

Фалса подпрыгивала рядом с ним:

— Я не могу в это поверить. Я, черт меня побери, не могу в это поверить. Я думала, она струхнула. Я думала, она не собирается это сделать. Ни за что.

— Прояви хоть каплю уважения, — сказал Дрен, бросив на нее взгляд, который точно сказал ей, что он сделает, если она не заткнется к чертовой матери. Девочка поняла сообщение.

— Извини. — Ее волнение исчезло, сменившись собственным страхом. Страх перед Дреном. Хорошо.

Он стряхнул с себя раздражение. Она научится. Больше крови под кончиками ее пальцев помогло бы:

— Все в порядке. Просто... все это нелегко. Ты дала нам ценную информацию, но, если бы эгрилы узнали, они бы тебя за это убили. Они убили бы всех нас за то, что мы узнали об этом. И не быстро. Так что бояться или сомневаться — это нормально. Так мы остаемся свободными.

— Я буду лучше.

— Будешь, конечно.

Прибежал Квист, чтобы присоединиться к ним:

— Она уже в пути.

Не говоря ни слова, Дрен начал карабкаться обратно на крышу. Остальные последовали за ним.

— Эй, Дрен! — позвал Квист.

— Что?

— Разве у тебя сегодня не день рождения?

Дрен остановился. Так оно и было. Ему стукнуло шестнадцать.

10

Хэстер

Киесун

Хэстер протиснулся через распашные двери на кухню, держа пустые тарелки обеими руками. Его жена, его драгоценная Ара, мыла кастрюлю у окна.

— Они хотят еще еды.

Кастрюля выскользнула из руки, но Ара поймала ее и взяла себя в руки:

— Осталось немного, только...

— Наша. Я знаю. — Хэстер поставил тарелки и вытер лоб. Во имя Четырех Богов, он вспотел как сумасшедший. Его сердце частило. — Оставь немного для нас. У Джонаса, по крайней мере, есть что поесть. Нам придется отдать им остальное.

— Они хотя бы заплатят нам за то, что съели?

Он взглянул в сторону дверей, и его затошнило:

— Сомневаюсь.

— Но как мы добудем больше припасов? Они не могут так с нами поступить.

— Не могут? — Хэстер рассмеялся. Лучше смеяться, чем плакать. — Они могут. И поступят. Это мы не можем. Это нам придется смириться.

— Скажи им, что больше ничего нет. Они поймут. Весь город голодает. — Слова выползли, как черви, но он мог сказать, что даже Ара не верила в то, что говорила. — Скажи им нет.

— И они меня убьют, если я это сделаю. Или тебя. Или — да защитит его всевышний Ало — Джонаса.

— Только не нашего сына, — ответила Ара срывающимся голосом. Они оба подняли глаза к потолку, как будто могли сквозь него увидеть, где спит их прекрасный мальчик.

— Ты же знаешь, что они это сделают. Ни секунды не колеблясь. Или отведут нас туда, куда отправляются исчезнувшие.

— Исчезнувшие? — Ара обмякла, побежденная. — Скажи им, что еда будет у них через десять минут.

— Скажу. — Хэстер повернулся, чтобы уйти, чувствуя себя беспомощным, его тошнило.

— Дай им еще бутылку вина, — крикнула ему вслед Ара, снова принимаясь за работу.

Хэстер остановился у вращающихся дверей. Глубоко вздохнул. Хотел бы он быть таким же сильным, как его жена.

— Я это сделаю. И буду молиться, чтобы они ей подавились, — прошептал он себе под нос. В последний раз вытерев лоб, он снова нашел свою улыбку и вернулся в таверну.

Это было небольшое заведение. В таком многолюдном городе, как Киесун, было мало места, но ему хватало. Хватало, чтобы он мог гордиться тем, что таверна — его собственность. Ему было все равно, что она обветшала или что мебель знавала лучшие времена. Она была его. Раньше Хэстер надеялся, что сможет передать гостиницу своему сыну, но не сейчас. И все из-за солдат снаружи. Местные жители больше здесь не пили, считая это место постоялым двором Эгрила; как только вся еда и вино исчезнут, у Хэстера не будет даже этого бизнеса. Его таверна будет разрушена.

По крайней мере, Ара и Джонас были в безопасности. Они были единственным, что имело значение сейчас. Сохранять им жизнь. Каждый день. Он будет беспокоиться о завтрашнем дне, когда он наступит. Больше он ничего не мог сделать.

Он взял еще одну бутылку вина. Эгрилы могли пить эту дрянь только теперь, когда они стали слишком пьяны, чтобы соображать. Немногое оставшееся из качественных или марочных вин, закупленных у мейгорских купцов в те времена, когда корабли реально шли в Киесун ради торговли, придерживалось на случай, когда действительно нужно выменять что-нибудь или выпутаться из неприятностей.

— Друзья мои! — Хэстер широко развел руками, выходя на улицу, изображая радость, которой не чувствовал. — Десять минут. Моя добрая жена обещает, что приготовит вам еду всего за десять минут.

— Спасибо, Хэстер, — сказал солдат слева, держа на коленях девушку и запустив руку ей под юбку. — Ты хорошо относишься к своим клиентам. — Белая маска закрывала верхнюю половину его лица, но она не могла скрыть похоть в его глазах.

— Именно этим я и знаменит, — ответил Хэстер, наполняя их кружки и стараясь не обращать внимания на второго солдата, который просовывал язык в горло своей девушки, заглушая ее крики. Слава Ало, Драгоценному, у Хэстера был только сын, и его дорогая Ара слишком стара для внимания эгрилов.

У третьего солдата, более молодого, чем остальные, со свежим лицом, по крайней мере хватило порядочности выглядеть смущенным поведением своих друзей. Его девушка сидела рядом с ним, благодарная за то, что ее не трепали. Солдат прикрыл рукой свою кружку прежде, чем Хэстер успел налить ему еще вина:

— У меня все хорошо.

Второй солдат оторвался от преувеличенно энергичных поцелуев. Он закричал на своего товарища на их родном языке, тыча пальцем в сторону юноши. Хэстер не понял ни слова и был этому рад. Девушка, сидевшая на коленях второго солдата, попыталась встать, но тот дернул ее обратно и снова закричал.

Третий солдат убрал руку, и Хэстер наполнил его кружку, покраснев от стыда.

Выпрямившись, он увидел приближающуюся девушку. Направляется прямо к ним. Безумно опасно находиться на улице так близко к комендантскому часу. Особенно с ребенком на руках.

— Чем я могу помочь? — позвал он и обошел стол. Лучше держать ее подальше от солдат.

— Мне нужны деньги. Деньги для моего ребенка. — Ее лицо блестело в свете лампы, мокрое от слез. — Ей нужно поесть.

— Извини, — ответил Хэстер, поднимая обе руки. — Я думаю, тебе лучше пойти домой. Уже поздно.

— Моему ребенку нужно поесть. — Девушка не замедлила шаг, она не глядела на Хэстера. Ее глаза были прикованы к солдатам. Она обращалась только к ним. — Всего лишь экю.

Хэстер попытался поймать ее, но она проскочила мимо.

— Пожалуйста, мисс, — взмолился он. — Не мешайте моим клиентам.

Девушка подошла к столику:

— Пожалуйста. Просто немного денег. Что-нибудь. Мой ребенок голоден.

— Отвали, — сказал первый солдат.

Она протянула руку, но второй отбросил ее в сторону:

— Убирайся обратно в свои трущобы.

— Пожалуйста, мисс, — сказал третий, поднимаясь со своего места.

— Простите, господа, — сказал Хэстер. Он схватил девушку за плечи, пытаясь увести ее подальше от солдат. — Я отведу ее внутрь. Не стоит себя утруждать. — Он толкнул девушку, но она оказалась сильнее, чем казалась, и ему удалось только повернуть ее голову так, чтобы их глаза встретились.

У Хэстера кровь застыла в жилах. Она не была нищей. Затем он увидел ее окровавленную руку:

— Пожалуйста. Нет. Внутри моя семья...

Девушка сунула руку в узел с ребенком, который держала в руках.

И мир взорвался.

11

Тиннстра

Айсаир

Тиннстра проснулась. Чья-то рука зажимала ее рот, чтобы заглушить крик. Кто-то был в ее спальне.

Чье-то лицо склонилось к ней. Берис, ее брат. Ее мертвый брат.

— Не кричи, — сказал он. — Это я. — Он помолчал мгновение, убедился, что она спокойна, и убрал руку.

Тиннстра поползла назад, пока не оказалась прижатой к изголовью кровати, натянув простыню до шеи, как будто это могло каким-то образом защитить ее от стоявшего перед ней призрака.

— Берис? — Глупый вопрос, но единственный, который она могла задать. Очевидно, это был он. Прошел почти год с тех пор, как она видела его в последний раз, и шесть месяцев с тех пор, как он умер, но он не изменился. Он все еще был большим, рослым и так похожим на их отца. Идеальный воин-Шулка.

Берис сел на кровать, ухмыльнулся:

— Тинн, рад тебя видеть.

Тиннстра уставилась на него. Она хотела закричать, но ей не хватило смелости:

— Ты мертв. Ты погиб во время вторжения.

Он слегка покачал головой.

— Ты погиб во время вторжения, сражаясь с Эгрилом при Гандане.

— Я убежал.

— Нет. Ты мертв.

Берис взял ее за руку и нежно потер. Его прикосновение было теплым, и она чувствовала мозоли от многолетних боевых тренировок. Он был настоящим. Он был живым:

— Я убежал. Я скрывался с момента капитуляции.

Надежда вспыхнула в ее сердце:

— А как же мать и отец? Джонас? Сомон?

— Мне жаль, — ответил Берис. — Насколько я знаю, я единственный, кто выжил.

— Клянусь Четырьмя Богами. Да защитит их всех Синь, — всхлипнула Тиннстра. Она обхватила его так крепко, как только могла, — он был намного крупнее ее. Сильнее. Она крепко прижимала его к себе, чувствуя, как бьется его сердце, как поднимается и опускается грудь. Она заплакала, уткнувшись в изгиб его шеи, совсем как в детстве. Она не знала, что еще сказать. Ее брат был жив.

— Эй, Тинн. Все в порядке, — прошептал он ей на ухо. — Я здесь. — Он погладил ее по волосам и дал выплакаться.

В конце концов они перешли в гостиную. Тиннстра зажгла одну из своих последних свечей и нагрела небольшую кастрюлю воды. Берис молча наблюдал за ней, за ее новой жизнью. Ночь была холодная, и огня едва хватало, чтобы вскипятить воду, не говоря уже о том, чтобы согреть комнату. Она поколебалась, а затем добавила в чайник остатки чая. Берис того стоил. В любом случае, нехватка чая скоро станет наименьшей из ее проблем. Она посмотрела на него, все еще не уверенная, стоит ли доверять собственным глазам:

— Как ты меня нашел?

— Несколько шулка прятались в доме на Эстер-стрит, — ответил Берис. — Один из них увидел тебя несколько недель назад, узнал и последовал за тобой сюда. Они передали мне твой адрес, когда я пришел в Айсаир.

У Тиннстры перехватило дыхание, и к горлу подступила тошнота:

— Я была вчера недалеко от того места. Я... Они...

— Я знаю, — сказал Берис. — Я знаю, что произошло.

Ее охватил страх. «Они знают, где я живу? Они заговорят… Они расскажут...» Она посмотрела на дверь так, словно Черепа уже собирались ее вышибить. Как она могла быть такой беспечной? За ней следили и она не заметила? Она переедет же сегодня вечером. Здесь стало небезопасно.

— Не волнуйся, — сказал Берис, почувствовав ее панику. — Только один из них знал, и его не схватили.

— О. — Его слова ее не утешили. Опасность снова ее настигла. Собственный брат принес опасность к ней домой. Она вспомнила мертвую женщину в заброшенном доме. Это могла быть я. Сколько у меня времени до того, как они придут? Должна ли я бежать прямо сейчас? Милостивые Боги, что мне делать?

Берис наблюдал за ней, улыбаясь, как будто в мире все было в порядке. Но не было. Не сейчас. Дрожащими руками она закончила заваривать чай и указала на маленький столик в углу:

— Пожалуйста, присаживайся.

Берис застыл, внезапно почувствовав себя неуютно:

— У тебя есть статуэтка Кейджа.

Тиннстра и забыла о маленьком идоле в центре стола. Кейдж. Бог Эгрила и повелитель Великой Тьмы. Уродливый Бог порочной расы. Он больше походил на монстра, чем на человека.

— Я не верю, если это то, что ты думаешь… Это просто… — Она взглянула на дверь, чувствуя вину, чувствуя страх. — Эгрил… Ты знаешь, они заставляют нас поклоняться ему, и… если кто-нибудь придет сюда, я хочу, чтобы они поверили, что я верю… — Она глубоко вздохнула, подняла статуэтку и поставила на полку.

— Все в порядке, Тинн. Я понимаю, — сказал Берис.

— Я не хочу давать им никакого повода...

— Тинн, все в порядке. Садитесь. Выпей немного чая.

— Я... — Она оборвала себя. Каким-то образом Берис заставил ее почувствовать, что желание выжить — что-то плохое, эгоистичное.

Они сидели рядом, соприкасаясь плечами. Все еще было трудно принять, что он жив, что это не какой-то сон, от которого она скоро очнется:

— Я так сильно по тебе скучала.

— И я, — ответил Берис. — Жаль, что я не смог прийти и увидеть тебя раньше.

— Где ты был? Что делал?

— После того, как Гандан пал, нескольким из нас удалось спастись. Мы прятались в горах за пределами Селто. Мы думали, что воссоединимся с нашими кланами и продолжим сражаться, но у Эгрила есть существа по имени Тонин — они повсюду открывали врата, перемещая целые полки, куда хотели. У нас не было ни единого шанса. Вся страна пала за восемь дней. Восемь дней.

— Я не могла и подумать, что в мире есть такие монстры, — сказала Тиннстра.

— Никто из нас не думал. Мы были слишком самонадеянны. Мы думали, что непобедимы. Раньше мы побеждали эгрилов каждый раз, когда они на нас нападали. — Он налил чай в их чашки. — И после того, как мы сдались, мы были достаточно глупы, чтобы поверить, что больше никто не умрет. И в этом мы тоже ошибались.

— Значит, это не только в Айсаире...

— Это по всей Джии. Они не дают нам шанса перегруппироваться. Сначала они пришли за остальными магами Аасгода и за всеми, у кого был потенциал. Следующими исчезли городские лидеры, которые не согласились работать на ублюдков, затем любой трудоспособный мужчина, который, по мнению Эгрила, мог представлять угрозу любого рода. После этого пропали священники, учителя. И это продолжается. Каждый день они находят предлог, чтобы схватить кого-то еще. Мы не знаем, казнят ли они их всех или куда-то увозят. Мы ничего не знаем.

— Они повесили много людей на городской площади. Каждый день. И я слышала истории... Пытки. Увечья.

— Исчезает больше людей, чем мы можем отследить. Тюрьмы переполнены, но, несмотря на это, цифры не совпадают — мы понятия не имеем, что они с ними делают.

— Я бы хотела, чтобы они оставили нас в покое.

— Они говорят, это потому, что мы поклоняемся не тем Богам. — Берис наклонил голову в сторону идола на ее полке. — Рааку утверждает, что он потомок Кейджа, и он завоевывает мир, чтобы изгнать всех Ложных Богов.

— Это правда? — Она нервно взглянула на статуэтку. Она была в храме Кейджа, слушала жрецов, молила своих собственных Богов о понимании и прощении, пока стояла там на коленях. Была ли она неправа?

— Не знаю. Может быть, да, может быть, нет. Откуда-то он черпает свою силу. И уж точно не похоже, что наши Боги заботятся о нас прямо сейчас, верно?

Тиннстра вздрогнула. Она не хотела думать ни о чем из этого. Ее воображение было более чем способно сделать все еще хуже:

— Как давно ты вернулся? Почему ты не дал мне знать, что жив?

— Я пробыл здесь несколько недель, но вступать в контакт было небезопасно. Я не хотел давать кому-нибудь повод тебя похитить. Кто-то мог бы сказать им, кто ты такая — кем была твоя семья. Встреча со мной стала бы последней соломинкой.

— Я не представляю для них угрозы. Я следую правилам. Я хожу в храм. Я не выхожу на улицу после комендантского часа.

— Ты дочь Грима Дагена, одного из самых знаменитых воинов Шулка, которых когда-либо знала Джия. Этого достаточно, чтобы заставить кого-нибудь тебя бояться.

— Никто не знает, кто я такая. — Тиннстра спрятала свою грустную улыбку, уставившись в свой чай. Она не могла встретиться взглядом с Берисом. Она не могла сказать ему правду. Как она на самом деле была счастлива, что имя ее отца не лежит тяжелым грузом на ее плечах. Правда слишком сильно походила на предательство.

— Отец часто говорил, что из всех нас ты лучше всех владеешь мечом, — сказал Берис, пытаясь ее подбодрить. — Он гордился тобой.

— Я не боец, каким был он. Как ты. Прости, но я не такая. — Должна ли она сказать ему правду? Что она — позор семьи? Что ее выгнали из Котеге? Что она трусиха среди героев? Нет, для этого я недостаточно храбра.

— Ты все еще практикуешь шуликан?

— Каждое утро, когда встаю. Именно так, как учил нас отец. Правда, не настоящим мечом. Сейчас ни у кого нет оружия. — Она отхлебнула чай. — Не знаю, почему я вообще это делаю. Не то чтобы я когда-нибудь с кем-нибудь дралась, но… Это помогает мне чувствовать себя ближе к нему. Я слышу, как он прорабатывает мои позиции, поправляет мою стойку или ругает меня, когда я что-то делаю неправильно. Он всегда был таким терпеливым.

Берис улыбнулся:

— Только потому, что у тебя все это так хорошо получалось. Со мной, Джонасом и Сомоном он был намного жестче. К концу наших занятий мы были покрыты синяками.

— Я никогда не смотрела на это в таком свете. Мне казалось, он не верил, что я достаточно хороша, и давил на меня сильнее.

— Мы все завидовали твоему таланту, Тинн.

— Никогда не чувствовала себя талантливой. — Тиннстра, наконец, подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Она не хотела говорить ни о чем из этого. Это все еще было слишком больно. Она все еще слышала, как генерал Харка — ее собственный крестный — говорил ей, что она никто. И был прав. — Я никогда не была такой храброй, как ты. И никогда не буду.

— Тинн. — Голос Бериса был мягким, но в нем было что-то такое, что до смерти напугало Тиннстру. — Мне нужно, чтобы ты была храброй сейчас. Мне нужна твоя помощь.

— Что ты имеешь в виду? — Страх уже нарастал. Ей не понравится то, что он скажет.

— Я ханран, Тинн.

— Нет. — Тиннстру затошнило. Опасность. — Не говори больше ничего. Я больше ничего не хочу знать.

— Ханран. Мы повсюду. В каждом городе. Наше число растет с каждым днем. Некоторые из нас — Шулка. Некоторые — просто обычные люди, которые хотят дать отпор Эгрилу. Такие люди, как ты.

— Не такие, как я. Я бы так не поступила. Эгрилы здесь. Они победили. Они главные. Сражаться с ними — самоубийство.

— Это не так, поверь мне. Это трудно и опасно, но возможно. Мы победим. Завтра произойдет что-то, что изменит ход войны. Изменит все.

— Изменит ход войны? — Тиннстра покачала головой. Все это было безумием. Неужели Берис не понимает? — Нет никакой войны. Мы сдались. Все кончено.

— Ничего не кончено, — сказал Берис. — Война только началась. И сегодня… Я больше ничего не могу тебе сказать, но мне нужно, чтобы ты пошла со мной. Сейчас.

— Нет. Это не имеет ко мне никакого отношения. — Тиннстра отодвинула свой стул от стола. Она не могла вынести такой близости к Берису. Она хотела, чтобы он не возвращался. Остался бы мертвым. — Даже если я могу помочь, сейчас все еще ночь. Комендантский час все еще действует. Нам не разрешают выходить. Если нас поймают, Черепа нас повесят.

— Мы избежим любых патрулей. Мы будем в безопасности. — Он потянулся к ее руке, но она крепко прижала ее к груди.

— Нет, — снова сказала Тиннстра. Она встала и повернулась спиной к Берису. Она не хотела видеть разочарование в его глазах, когда опять его подведет. Но она была трусихой, напуганной трусихой. Он бы не просил, если бы знал. — Ты можешь остаться здесь на остаток ночи, но, наверное, будет лучше, если ты уйдешь, как только взойдет солнце.

— Тинн, ты знаешь, я бы не просил, будь у меня другой выбор, но здесь на карту поставлены жизни.

— Я не хочу, чтобы моя была одной из них.

Берис встал и подошел к ней. Положил руки на плечи:

— Никто не будет в безопасности. Даже ты, даже если будешь годами прятаться в этой комнате. В конце концов, они придут за всеми нами.

Слезы потекли по щекам Тиннстры:

— Я не боец. Я не такая, как все вы.

— Мне не нужно, чтобы ты сражалась. Мне нужно, чтобы ты кое-что понесла для меня — вот и все. Это будет легко. Обещаю. Ты будешь в безопасности.

Тиннстра накрыла его руку своей. Берис всегда делал мир лучше. Ему всегда удавалось изгонять демонов, таившихся в тенях ее разума. Когда она была моложе, она смотрела на него, смотрела на других и удивлялась, как она может быть частью семьи, если она такая непохожая. Если бы только у нее была хоть капля мужества Бериса:

— Ты не знаешь, что произошло в Котеге. Если бы ты знал, ты бы не просил меня о помощи.

— Я слышал об арене. Ты не первая, кто провалил испытание.

Он знал. Милостивые Боги, он знал. Стыд обжег ее щеки. Она опустила голову:

— Я была единственной из детей Отца, кто сбежал. Единственной, над кем смеялся весь стадион.

— Пожалуйста, Тинн. Ты мне нужна.

Тиннстра закрыла глаза:

— Должен быть кто-то еще.

— Нет никого. Если ты это сделаешь, у нас появится шанс избавиться от Эгрила. Тебе не придется прятаться здесь, беспокоится о том, где найти еду и как остаться в тепле. Ты не будешь пугаться каждый раз, когда кто-то постучит в дверь. Все может вернуться на круги своя. Снова стать таким, как было до того, как монстры начали разгуливать по улицам.

Клянусь Четырьмя Богами. Тиннстре хотелось, чтобы ее стошнило. Ей хотелось вернуться в постель и натянуть одеяло на голову, пока весь этот кошмар не закончится.

— Пожалуйста, — сказал Берис. — Потом я оставлю тебя в покое.

— Я хочу, но мне страшно, Берис.

— Я позабочусь о тебе. Я обещаю. С тобой ничего не случится.

Это было безумие. У нее была жизнь. Она была в безопасности. Она должна сказать ему, чтобы он уходил. Затем она вспомнила женщину, у которой не было жизни, гниющую в заброшенном доме, умершую без всякой причины, за исключением того, что она родилась в стране, где поклонялись не тем Богам. Она вспомнила своих друзей, убитых в школе, все их надежды и мечты были уничтожены в одно мгновение. А еще были ее мать и отец, ее братья. Разве все они не заслуживали мести?

Тиннстра вздохнула:

— Хорошо. Я это сделаю.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

12

Тиннстра

Айсаир

— Черепа нас повесят, — прошептала Тиннстра. — Если нам повезет. — Она знала, что паникует, но ничего не могла с этим поделать. Страх — это все, что у нее было. Она хотела повернуть назад, вернуться домой, забыть о брате и его безумных планах. Но возвращаться домой было так же опасно.

— Сегодня никто не умрет, — ответил Берис. Они притаились в переулке рядом с Баскет-стрит, прячась в тени. Они пробыли там почти час, ожидая сигнала. Для нее это был ад. Час на жутком холоде, прячась среди отбросов, стараясь не задохнуться от вони, вздрагивая при малейшем шуме, боясь, что патруль Черепов найдет их, проклиная своего брата за то, что он втянул ее в эту передрягу.

Берис, с другой стороны, казался спокойным, насколько это вообще возможно для человека, его не беспокоили ни запах, ни холод, ни Черепа.

В предрассветном небе появился проблеск света, когда чернота стала синевато-багровой, но, на ее вкус, до рассвета было еще слишком далеко. Она грела руки подмышками и в тысячный раз задавалась вопросом, почему согласилась:

— Я все еще не понимаю. Я не Шулка.

— Ты нужна мне именно потому, что ты не Шулка. Без тебя я не справлюсь. — Берис сжал ее руку. — А теперь помолчи. Почти пришло время двигаться.

Они находились в тридцати минутах ходьбы от дома Тиннстры, но с таким же успехом могли находиться в другом мире. Баскет-стрит и прилегающие к ней улицы славились тем, что на них жили богатые купцы и мелкая знать. Судя по всему, каким-то образом здесь никто не пострадал во время вторжения. Ни одна бомба не упала, чтобы разрушить прекрасные фасады этих домов или уничтожить жизни внутри. Она не могла припомнить слишком много районов, в которых можно было бы сказать то же самое. Однако Тиннстра сомневалась, что даже выдающиеся жители этих домов остались невредимыми. Последовавшие за этим чистки Эгрила затронули всех. Даже богатые не избежали внимания Черепов. Хороший район для будуших поисков — если меня не арестуют сейчас.

Вспышка света на мгновение разорвала темноту. «Давай». Берис сорвался с места прежде, чем она успела ответить.

Тиннстра заколебалась. Она предпочла бы остаться там, где была, вне поля зрения, в максимально возможной безопасности, и дождаться окончания комендантского часа. Но даже она знала, что это не вариант. Убедившись, что улица по-прежнему пуста, она заставила себя встать и побежала за Берисом.

Он ждал ее у двери на полпути вниз по улице. Когда она подошла к нему, он постучал в дверь – один раз, затем два раза подряд, подождал, затем постучал еще раз. Открылась щель, ровно настолько широкая, чтобы пара глаз могла их разглядеть.

— Мы мертвые, — произнес приглушенный мужской голос.

— Которые смотрят в лицо ночи, — ответил ее брат, заканчивая строчку из молитвы Шулка.

Дверь открылась, и Тиннстра последовала за своим братом внутрь. Дверь закрылась за ней, и она снова оказалась в темноте, страх давил на нее, затрудняя дыхание.

Что-то холодное коснулось ее горла. Нож. Рука зажала ей рот, заглушая любой звук:

— Кто это? Ты должен был прийти с Герой.

Берис обернулся. Его лицо окаменело, когда он увидел нож у горла Тиннстры:

— Полегче, Пит'р. Убери нож. Она моя сестра. Она мне помогает. Я уладил это с Харка.

Нож укусил ее кожу. Ее ноги ослабли.

— Мне никто не сказал, — испуганно произнес мужчина.

— Черепа забрали Геру, — ответил Берис, — так что нам нужна еще одна девушка для контрольно-пропускных пунктов. Теперь положи нож. Я не буду просить тебя снова.

На глаза Тиннстры навернулись слезы. Она сейчас умрет. Ее горло перережет кто-то из своих. Она задрожала. Она не хотела умирать.

Затем рука и нож исчезли, и ноги Тиннстры подкосились. Берис бросился к ней, поддержал, не дал упасть.

— Клянусь Четырьмя Богами, Пит'р, — прошипел он. — Неужели ты думаешь, что я привел бы с собой кого попало?

Пит'р отступил в сторону, пряча нож за спину, чтобы он не был виден.

— Слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать. Черепа, блядь, повсюду. Они узнаю́т, что мы делаем, раньше, чем мы сами. — Он бросил взгляд на Тиннстру, и она могла сказать, что ему не понравилось то, что он увидел. — У нее есть кости, чтобы это сделать?

— Да, — резко сказал Берис. Тиннстра знала, что он был единственным в комнате, кто так думал.

— Твои похороны, — сказал Пит'р. Затем озабоченное выражение омрачило его лицо. — Гера знает об этом месте?

— Нет, — сказал Берис. — Только я.

— Слава Богам за это. Пошли, он тебя ждет. — Мужчина направился наверх, не дожидаясь их.

— У него нож, — сказал Тиннстра. — Если Черепа придут сюда, нас всех повесят.

— Если Черепа придут сюда, нас все равно повесят. Оружие — наименьшее из наших преступлений.

— Я не могу этого сделать, Берис, — сказала Тиннстра. — Я хочу домой. Я не та девушка, которая для этого подходит.

— Не волнуйся. Все будет хорошо. Мы скоро уйдем.

Тиннстра последовала за Берисом на третий этаж, где свет лился в коридор через дверной проем спальни. Внутри глазам Тиннстры потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к яркому освещению. Это было тесное помещение с закрытыми ставнями окнами, односпальной кроватью в углу и ночным столиком рядом с ней.

В одном углу комнаты невысокий мужчина склонился над письменным столом. Поглощенный своей работой, он не поднял глаз, когда они вошли. На кончике носа пара очков, в перепачканной чернилами руке — перо, стол завален бумагами. Он переписывал текст с одной из них на чистый пергамент.

— Курьеры здесь, — сказал Пит'р.

— Почти готово, — ответил мужчина. — Присаживайтесь, если хотите.

Ни Берис, ни Пит'р не пошевелились, поэтому Тиннстра последовала их примеру, несмотря на желание рухнуть на кровать. Подойдя на шаг ближе, она увидела, что он копирует путевое письмо Эгрила, дающее предъявителю разрешение на переезд из одной части Джии в другую. Клянусь четырьмя богами, нет. Это государственная измена. Если Черепа узнают, они не просто повесят нас. Будут пытки — и похуже.

Она в панике посмотрела на брата, но он жестом велел ей молчать. Как он может быть таким спокойным? Затем поднялась волна гнева, почти достаточная, чтобы вытеснить страх. Как он может так поступать со мной? Я была в безопасности, пока он не вернулся. У меня была жизнь. Теперь он меня убил. Мой собственный брат.

— Готово! — сказал мужчина. Он подул на чернила, чтобы они высохли, и помахал бумагой взад-вперед.

— Можно мне взглянуть? — спросил Берис, делая шаг вперед.

Мужчина просиял от гордости.

— Конечно. — Он протянул два листа бумаги. — Подлинное письмо и подделка.

Берис подержал их рядом, рассматривая:

— Они выглядят совершенно одинаковыми.

— Конечно! Какой был бы смысл, если бы не выглядели? — Мужчина откинулся на спинку стула. — Если бы это было не так, я вряд ли смог бы назвать себя лучшим фальсификатором во всей Джии.

Берис с улыбкой передал письмо Пит'ру:

— Это совершенство.

— А остальные? — спросил Пит'р.

— Все, как и было обещано, — ответил фальсификатор. Он собрал бумаги вместе, затем разложил их в одну линию. Семь поддельных разрешений на передвижение по Джие.

Пит'р вернул письмо фальсификатору:

— Хорошо сделано, старик. Действительно хорошо сделано.

— Всегда пожалуйста. — Мужчина положил его рядом с остальными. — Теперь нужно наложить печати. — Он порылся в столе в поисках чего-то, затем встал и похлопал себя по карманам. — Итак, куда я его положил? Ах, да. — Он сунул руку в карман жилета, порылся внутри пальцами и вытащил золотое кольцо. Он улыбнулся остальным. — Не хотел бы его потерять. Не после того, что нам пришлось сделать, чтобы его добыть.

Он подержал красную восковую палочку над свечой. Когда та нагрелась, капля попала на первую букву внизу, рядом с подписью. Затем мужчина вдавил кольцо в воск поставил печать. Он повторял процесс до тех пор, пока все письма не были проштампованы.

— Теперь ты сможешь провести кого захочешь через любой контрольно-пропускной пункт Эгрила. Ни один Череп не подвергнет это сомнению. — Он поднял кольцо. — Это сигил из офиса самого Императора Рааку. Не спрашивайте меня, где я его взял. — Кольцо исчезло в кармане его жилета.

Берис в два шага пересек комнату и пожал мужчине руку:

— Я не знаю, как тебя благодарить.

— Просто доставь короля в безопасное место, — ответил старик. — Это вся благодарность, которая мне нужна.

Эти слова ошеломили Тиннстру.

— Короля? — Она перевела взгляд с Бериса на Пит'ра, на старика и обратно. — Кариина? Кариина Кроткого? — Как будто в Джии был другой король… Кариин был королем всего пять или шесть лет с тех пор, как умер его отец, король Роксан, но его любили так же, как Роксана Мудрого, его обожала семья. Он обещал начало нового золотого века поэзии, искусства и науки. Все это звучало чудесно до того, как Эгрил показал им, насколько это было глупо.

— Мы собираемся освободить его и его семью, — сказал Берис.

— Нет. — С каждой секундой становилось все хуже — оружие, поддельные документы, а теперь еще и попытка спасти короля?

— Мы поговорим внизу, — сказал Берис, беря ее за руку.

— Во что ты меня втянул? — спросила Тиннстра, когда они вернулись в гостиную. — Король Кариин и его семья заперты в замке Айсаира. Черепа никогда их не выпустят, поддельные документы или нет.

— Ты знаешь, кто такой Аасгод? — спросил ее брат.

Тиннстра кивнула и глубоко вздохнула:

— Я однажды встречалась с ним, вместе с отцом.

— После вторжения он бежал через канал в Мейгор, но сейчас вернулся. Сайтос, Король Мейгора, — брат королевы, и он пообещал Аасгоду, что, если мы сможем доставить Кариина, его сестру и их детей в безопасное место, он поможет нам бороться с Эгрилом.

— Зачем ему это делать? — спросила Тиннстра. — Если королевская семья будет в безопасности, почему Сайтоса должно волновать, что случится с Джией?

— Потому что он не дурак, — ответил Берис. — Сайтос знает, что, как только Ханран будет уничтожен, следующим будет Мейгор. Лучше сражаться с Эгрилом здесь, в Джии, чем в Мейгоре.

— Но как мы собираемся освободить Кариина?

Берис улыбнулся.

— Нам не нужно ничего делать. Сегодня ночью Аасгод собирается вызволить Кариина и его семью из за́мка. Наша задача — встретиться с ними на конспиративной квартире где-нибудь в городе и передать им письма. Затем другие помогут им сбежать. — Берис помолчал, давая своим словам впитаться. — Вот и все. После этого ты можешь идти прямо домой. Никто не узнает, что ты помогала.

Тиннстра пододвинула стул и села, такая уставшая:

— Но почему ты должен в этом участвовать? Почему ты хочешь, что участвовала я?

— Потому что я Шулка и буду им до самой смерти. Потому что я не могу сидеть сложа руки, пока убивают невинных. Я дал клятву защищать моего короля и мою страну, и это то, что я делаю. — В глазах Бериса горел огонь, полная убежденность в том, что он поступает правильно, и вера в то, что он добьется успеха.

Мы такие разные, подумала Тиннстра:

— Я не давала этих клятв. Ты должен был сказать мне, что планируешь сделать.

— Ты бы сказал нет, если бы я тебе сказал.

Внутри Тиннстры вспыхнул гнев:

— И на то есть веские причины. Это самоубийство.

— Это не так. Поверь мне, — ответил Берис.

— Почему бы тебе не сделать это самому? Зачем я тебе вообще нужна? Я не Шулка. Я не Ханран. Я не такая храбрая, как ты. Я не похожа ни на кого из вас. — Тиннстра опустила голову. Все желания в мире не смогли бы изменить то, кем она была. Трусихой.

Берис прикоснулся к ее щеке:

— Ты нужна мне именно потому, что ты не такая, как я. Черепа увидят меня и узнают Шулка. Они всегда меня обыскивают. Если я понесу письма, они их найдут. Но ты не выглядишь как угроза. Ты выглядишь на испуганная девочка. Они никогда не будут тебя обыскивать.

Тиннстра пристально посмотрела брату в глаза:

— Но что, если обыщут?

— Я же сказал тебе — я тебя защищу. Обещаю.

13

Джакс

Киесун

Джакс снова выглянул в окно, постукивая пальцами по стеклу, как будто мог призвать солнце взойти быстрее, чтобы закончился комендантский час. Это уже должно было произойти. Ему нужно было быть там, расследовать то, что произошло. Он ненавидел незнание.

— Выглядывать в окно каждые пять минут не поможет. — Его сын Кейн сидел в своем инвалидном кресле с обычной терпеливой улыбкой. Знакомый укол вины пронзил Джакса. Если бы он не был так уверен в себе в Гандане, если бы он лучше подготовился…

Он опустил занавеску, чувствуя себя глупо, и почесал культю там, где раньше была его правая рука.

— Я знаю. Просто… Я схожу с ума, запертый здесь. Бомба взорвалась перед чертовым комендантским часом… — Десять часов он проторчал в маленькой комнатке в задней части ковровой лавки, где больше не продавали ковры. Он был вторым по старшинству офицером в армии Шулка, предводителем Ханрана в Киесуне, и все же он никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным.

— Мы не знаем, была ли это бомба, — сказал Кейн.

— Чем же еще это могло быть? Мы уже достаточно наслушались о них. — Джакс нетерпеливо взглянул на окно. — Это, должно быть, дети. Снова. Непослушные маленькие засранцы.

— Ты не их генерал, Отец — и они не Шулка. Они отказались присоединиться к Ханрану. Они понятия не имеют о том, как выполнять приказы.

— Ты думаешь, я этого не знаю? — Джакс махнул культей в сторону сына, повысив голос. — Это последнее, что нам нужно. Последнее. Я сверну шею этому маленькому засранцу, когда увижу его в следующий раз.

— Дрен и остальные просто хотят драться.

— А я нет? Я хочу взять свой меч, выйти и выпотрошить как можно больше этих безликих ублюдков, но речь идет о победе в войне, а не о дешевых острых ощущениях и мелкой мести. — Джакс опустился на скамейку, заставляя себя быть спокойным. — Они просто хаос и беспредел, набрасывающиеся при любой возможности. Они не понимают, что будут последствия. Больше Черепов на улицах. Массовые аресты. Больше повешенных. В конечном итоге мы можем потерять все из-за этого ребенка.

Кейн перекатил инвалидное кресло так, чтобы оказаться рядом с отцом, и сжал его руку:

— Эгрил не победит. Мы им не позволим.

— Хотел бы я быть таким же уверенным, как ты.

— Как только король будет в безопасности...

Джакс поднял палец:

— Тсс. Не говори больше ни слова.

— Они не слушают, отец. Не здесь.

— Откуда ты знаешь, на что они способны? Я, например, не знаю. Мы не знали, что у них были гребаные монстры, которые способны открывать окна в самом воздухе, так что их армия смогла появиться за много миль от нашей обороны. Мы понятия не имели, что их ублюдочный император Рааку каким-то образом заполучил тысячи демонов, чтобы сеять среди нас хаос. Мы до сих пор не знаем, как он, черт возьми, все это сделал. Так почему ты уверен, что они не могут слушать то, что мы говорим прямо сейчас? Возможно, отряд Черепов уже в пути, чтобы нас арестовать.

— Отец, успокойся. У тебя паранойя. Мы бы уже были в тюрьме, если бы у них была такая сила. Мы уже сделали больше, чем просто говорили, и мы все еще свободны.

— Что там говорил Харка? «Да, я параноик. Но это не значит, что они не хотят до меня добраться». Правильная идея.

— Солнце взойдет через минуту. Почему бы нам не помолиться? Давненько мы этого не делали. Это пойдет тебе на пользу... на пользу нам обоим.

— Это больше не кажется правильным. Не после того, что случилось. Не сейчас, когда мы прячемся, как крысы во время шторма. Какой толк от наших клятв сейчас?

— Мне кажется, лучшего времени не найти.

Джакс посмотрел на своего сына, гордясь тем, каким мужчиной он стал. Все еще сильный, несмотря ни на что. Он был намного лучше Джакса. У него были все лучшие качества его матери и ни одного из худших:

— Очень хорошо.

Он опустился на колени рядом с Кейном.

— Мы — мертвые, которые служат всем живым. Мы — мертвые, которые сражаются. Мы — мертвые, которые охраняют завтрашний день. — Слова заполнили комнату. — Мы — мертвые, которые защищают нашу землю, нашего монарха, наш клан. — Клятва была частью Джакса, выжженной в самой его душе, преподанной ему отцом и переданной его сыну. Источник силы для них всех. Тайная молитва, известная только Шулка.

— Мы — мертвые, которые стоят в свете. Мы — мертвые, которые смотрят в лицо ночи. Мы — мертвые, которых боится зло. Мы — Шулка, и мы — мертвые. — Шулка. Лучшие из лучших, знатоки всех боевых искусств. Каждого из них учили считать себя уже умершим, их жизни были отданы для защиты от любой угрозы всех тех, кто жил на благословенной земле Джии. Эта глубинная вера придавала Шулка их силу. Человек, который уже мертв, не испытывает страха и может действовать без колебаний, чтобы победить даже самого страшного врага. Не то, что это принесло им много хорошего, когда вторгся Эгрил.

— Мы — мертвые. Мы — мертвые. — Их голоса слились в один, придавая другому силы. — Мы — мертвые. Мы — мертвые.

Джакс попытался обрести уверенность, которая у него когда-то была. Когда он был воином. Мужчиной.

— Мы — Шулка, и мы — мертвые. — Джакс закрыл глаза, вспоминая погребальные костры. Они действительно были мертвы. Погибло так много прекрасных солдат… Как они могут победить Эгрила сейчас, когда даже их лучшие силы были недостаточно хороши?

— Я думаю, солнце встало, отец.

Джакс открыл глаза. Луч света скользнул под занавеску, обозначив пол.

— Верно. — Он встал, снял пальто с вешалки и его надел. Правый рукав уже был пришпилен, так что культя легко скользнула внутрь. — Я лучше пойду и посмотрю, что случилось.

— Будь осторожен, Отец.

— Всегда. — Он улыбнулся сыну. — Береги себя.

— Я никуда не уйду.

— Хорошо. — Он расслабил плечи. — Все еще не нравится, что нечем держать меч. — Он помолчал, затем поднял обрубок руки. — Я не привык быть безмечным. — Не лучшая шутка, но лучшее, на что Джакс был способен.

У его сына все равно хватило такта рассмеяться:

— Возьми свой посох. Они не смогут сказать, что такому старику, как ты, это не нужно.

Джакс улыбнулся:

— Я люблю тебя, сынок. Твоя мать гордилась бы тобой.

Кейн отмахнулся от него:

— Убирайся отсюда, пока не опозорился.

Джакс заколебался, собираясь сказать что-то еще, но остановил себя. Кейн прав. Он и так был достаточно глуп. Мальчик знал, что Джакс к нему чувствовал. Больше не было нужды в словах.

С посохом в руке он вышел на улицу и закрыл за собой дверь. Он на мгновение замолчал, пытаясь набраться мужества, которое не разожгла молитва. Как он должен был возглавить сопротивление Эгрилу, если даже не может держать в узде кучку уличных мальчишек? Они просто видят в нем старого однорукого мужчину, который уже однажды облажался. Он не мог винить их за это. Это было правдой.

Он чувствовал, как каждый прожитый год давит на него. Если бы только был кто-то другой, кто мог бы занять его место, он бы с радостью отказался от ответственности. Но, факт, все зависит от него. Он вздохнул.

Солнце едва поднялось над крышами, но на улице уже было оживленно. Поскольку запасы продовольствия были ограничены, никто не хотел рисковать и ждать — все пробовали купить то немногое, что было. Люди проталкивались мимо Джакса, чтобы присоединиться к очереди в пекарню, в то время как другие устремлялись к рыночной площади, ожидая прибытия фермеров с несколькими овощами на продажу. Каждый день цены росли по мере того, как сокращались запасы. Не было ничего необычного в том, что драки вспыхивали из-за горсти моркови, даже между людьми, которые знали друг друга много лет. Дружба стала роскошью, которую немногие могли себе позволить. Он наблюдал за их испуганными лицами, избегая зрительного контакта. Никто не говорил ни слова. Все были слишком заняты, пытаясь выжить.

За последние несколько дней стало холоднее, хотя ничего похожего на месяцы его службы в Гандане не было. Там, наверху, холод обрел новый смысл. Даже в разгар лета там было чертовски холодно. Тогда Джакс ненавидел каждое мгновение, но теперь, будь у него хоть малейший шанс, он с радостью вернулся бы назад, когда он стоял со своими шулка на зубчатых стенах, глядя вниз на врага, с обеими треклятыми руками и Кейном за спиной.

Но нет, он в Киесуне, только с одной рукой и сыном-калекой. И Черепа тоже были здесь.

Флаги Эгрила, свисающие со зданий, постоянно напоминали о катастофе. Владельцы домов вывесили их скорее из стремления к самосохранению, чем в качестве демонстрации лояльности захватчикам. Несмотря на это, Джаксу был ненавистен их вид. Он бы с удовольствием сорвал их и очистил от них весь город.

Он покрутил шеей из стороны в сторону, пытаясь избавиться от напряжения. Лучше сосредоточиться на важных делах. Флаги — просто флаги.

Центральный район, Рисенн, пострадал не так сильно, как его сосед на западе, Токстен, но и он не остался невредимым. Улицы по всему Киесуну были узкими — едва ли больше ширины телеги, — с рядными домами по обе стороны, и на всех виднелись шрамы от боевых действий. Сгоревший дом давал возможность раннему утреннему солнцу добраться до земли, но остальная часть улицы все еще была в тени.

Джакс не успел отойти далеко, как увидел свой первый за день отряд из четырех Черепов, стоявших на углу Хаусман-стрит и Карста-лейн. Он все еще не мог поверить, что эгрилы так хорошо вооружены и обучены. Он провел свою жизнь, сражаясь с дикими племенами, которые заботились только о набегах и грабежах к югу от границы. Он никогда не проигрывал сражений с этими варварами. А потом появились эти, выглядевшие как настоящая армия — с тактикой, офицерами и этими их гребаными белыми доспехами. С магией и демонами. Он все еще не понимал, как это произошло. Они, должно быть, готовились к вторжению годами — десятилетиями! — без ведома Шулка. Мы должны были завести шпионов, исследующих земли Эгрила. Нам следовало расспрашивать беженцев, которые шли на юг, и собирать разведданные о том, что происходило к северу от границы. Мы должны были ограничить количество эгрилов, забредающих в Джию без нашего разрешения. Мы должны были что-то делать, а не просто сидеть за своими высокими стенами, чувствуя свое превосходство, чувствуя себя в безопасности.

Как военный, он мог только восхищаться тем, насколько хорошо спроектированы доспехи эгрилов, обеспечивающие максимальную защиту при почти полной свободе передвижения. Все было разбито на секции. Нагрудный доспех был сделан из ряда пластин, маленьких продолговатых кусочков стали, соединенных полосками кожи. Прямой удар по нему мог бы разрушить одну пластину, но остальные остались бы невредимыми. Доспехи не остановили бы стрелу из длинного лука с близкого расстояния, но ни у кого больше их не было.

Дополнительную защиту шеи обеспечивал пластинчатый горжет, в то время как наплечники, сделанные из небольших пластин, соединенных шелковой тесьмой, обеспечивали легкость движений. Даже бедра были прикрыты комбинацией кольчуги и пластин, чтобы нижняя часть тела была в безопасности. Доспехи делали солдат намного объемнее, но не мешали сражаться.

Их шлемы расширялись по бокам и сзади, закрывая плечи и шею, сводя к минимуму слабые места, и завершались маской в форме черепа, предназначенной для устрашения противника.

И еще их мечи. Эгрилы обычно сражались тем, что им удавалось украсть — случайным украденным мечом Шулка или ржавым тупым куском металла, наполовину топор, наполовину клинок. Им было все равно, пока это выполняло свою работу. Он вспомнил одну битву, когда варвары были вооружены челюстями какого-то животного. Но эти? Скимитары. Хорошо сделанные длинные изогнутые лезвия, которые разрезали Шулка, как бумагу. И они знали, как ими пользоваться. Сначала он даже не заметил потери руки. И только Ало знал, почему удар в лицо задел его, а не расколол голову надвое. Он почесал шрам. Чаще всего он жалел, что его не убили. Он скорее умер бы, чем увидел, как его страна пала перед этими подонками.

Может быть, Рааку действительно был сыном Кейджа. Может быть, он был просто самым подлым ублюдком, который когда-либо рождался. Может быть, если бы Кариин не был так увлечен постройкой своих библиотек, прослушиванием своих симфоний и созерцанием своего пупка, он отнесся бы к предупреждениям Аасгода более серьезно. Но опять же, никто, кроме Аасгода, не воспринимал Эгрил всерьез. Джакс, конечно, не воспринимал. У них был Гандан, и он верил, что Эгрил никогда не пройдет мимо крепости. В конце концов, она держала их на севере тысячу лет. От него не ускользнула ирония в том, что они буквально открыли дверь ублюдкам, позволив их беженцам войти в Джию из какого-то неуместного сочувствия. Но нет, Кариин должен был поступить правильно и спасти их от преследования.

Они были такими чертовски высокомерными и заплатили за это. Что ж, это больше не повторится. Только не при Джаксе. Он никогда больше не будет их недооценивать.

Черепа смотрели, как он идет, и Джакс прошаркал мимо, нарочито опираясь на свой посох, подчеркивая скованность в конечностях.

По мере приближения к кварталу Брикст количество патрулей Черепов и контрольно-пропускных пунктов увеличивалось, как он и опасался. Взрыв бомбы вывел их наружу, как тараканов. Черепа обыскивали сумки и ощупывали людей. Джакс видел, как увели одного мужчину, потому что у него был при себе набор кухонных ножей.

Джакс ненавидел Черепов. Всегда ненавидел, всегда будет. Снова возникло желание напасть на них, пролить немного крови, приготовить повару судьбу жертв, но он подавил его, радуясь, что у него не было с собой меча. Дисциплина выигрывала войны. Контроль. У него были дела. Он двинулся дальше, щеки горели от стыда.

Место взрыва было легко найти. Заведение старика Хэстера все еще дымилось, хотя пожар был потушен. Черепа держали всех на расстоянии половины улицы, но Джакс мог достаточно хорошо видеть разрушения.

Кто-то остановился рядом с ним:

— Не слишком приятное зрелище, а?

Джакс взглянул краем глаза и вернул свое внимание разрушенной таверне:

— Привет, Монон.

— Джакс. — Монон был Шулка, худощавым, у него все еще была осанка бойца. И все конечности, которыми он орудовал лучше, чем Джакс.

— Ты здесь давно? — спросил Джакс. Взрыв разрушил фасад здания и снес большую часть первого этажа. Второй этаж, казалось, был близок к обрушению.

— Достаточно давно.

— Сколько погибло?

— Десять. Тела вон там. Трое солдат Эгрила. Четыре местные девушки. Хэстер. Его жена. И его сын. Бедный малыш спал наверху. Надеюсь, он ничего об этом не знал. Ему было всего четыре года.

Тогда Джакс увидел их. Тела, обгоревшие до неузнаваемости, выстроились в ряд. Эгрилы устроят своим собственным мертвецам надлежащие похороны, но джиан они просто бросят в печи за зданием Совета:

— Дерьмо. Семеро наших только для того, чтобы убить троих ихних? Безумие.

— Честно говоря, одна из погибших, скорее всего, подорвала их всех, так что я не уверен, что она считается, но да... это полный пиздец. Мы не должны делать работу Эгрила за них.

— Дрен и его банда?

— Я не знаю наверняка, но думаю, что да. Это определенно был не кто-то из наших, вышедший из-под контроля. У нас нет никаких бомб.

— Нам нужно с ним разобраться.

— Да, это на очереди.

— Черепа сказали, что они будут делать?

Монон вздохнул:

— Пока нет. Но будет плохо.

— Как всегда. — Джакс почувствовал тошноту. Предполагалось, что войны ведутся не так. Где же была честь? — Организуй еще одну встречу с Дреном. Надеюсь, на этот раз нам удастся его вразумить. Он не может продолжать в том же духе.

— Я посмотрю, что смогу сделать. Хотя я бы не стал ставить никаких денег на то, что это сработает. Дрен поджег бы весь мир, если бы был уверен, что убьет несколько Черепов.

— Оставь сообщение в лавке, когда все будет готово.

— Заметано.

— Есть какие-нибудь успехи со шпионом в Доме Совета?

— Кара полна надежд.

— Хорошо. Мы слишком долго были слепы. — Он взглянул на Монона. — Нам нужно выяснить, где они хранят Тонин. Тогда у нас появится шанс устранить одно из величайших преимуществ Эгрила.

— Даже сейчас? — спросил Монон.

— Особенно сейчас. — Джакс бросил последний взгляд на обломки, покачал головой из-за бессмысленности всего этого и повернулся, чтобы уйти. — Для нас будет лучше, если они не смогут привести сюда никакого подкрепления.

Монон удержал его:

— Король и его семья скоро уходят. Они будут здесь через четыре дня, если все будет хорошо.

— Они должны быть здесь к этому сроку. Единственная причина, по которой мейгорцы готовы рискнуть и их переправить, заключается в том, что это ночь новолуния. Они не вернутся, если мы пропустим встречу.

— Я знаю, но это чертовски малый срок.

— Врата все еще в безопасности?

— Несколько моих парней наблюдают за ними. Они не видели никаких Черепов.

Джакс взглянул на своего друга:

— Если мы потеряем врата, вся надежда исчезнет.

Монон кивнул:

— Ты можешь на нас рассчитывать.

— Когда они пройдут, убедись, что у тебя достаточно людей, чтобы проводить их сюда.

— Все организовано. Я никому не говорил, кого мы ждем. Я приберегу этот сюрприз до того момента, когда они появятся.

— Пусть Четыре Бога позаботятся обо всех нас.

Джакс ушел, тяжело опираясь на посох и ненавидя то, что они полагались на магию. Врата были разбросаны по всей Джии, спрятаны под уединенными храмами и позволяли людям мгновенно перемещаться из одной части страны в другую. Поездки, которые по дороге заняли бы недели или месяцы, можно было бы совершить за считанные секунды. Это была магия старого мира, и их существование было тщательно охраняемой тайной, даже среди Шулка, и все же Черепа захватили большинство из них после своего вторжения. Без сомнения, им помог какой-нибудь мелкий предатель-засранец. Но, слава Четырем Богам, кое-какие они упустили. Самые важные.

Он взглянул на гору, возвышающуюся над городом. Пока эти ворота оставались свободными, у Ханрана есть шанс.

14

Яс

Киесун

Ма осталась дома с Ро. Яс не хотела компании, когда шла на работу. Было слишком о многом нужно подумать, слишком о многом нужно беспокоиться. Она зевнула. Сон приходил нелегко. На самом деле, вчера вообще не пришел. Чертова Кара.

Как Кара посмела попросить ее шпионить? Яс ненавидела Эгрил, не поспоришь. Она была бы более чем счастлива увидеть их спины, но она не могла этого сделать! Ради всех богов, ее избили, когда она разжигала камин. Она могла бы сейчас болтаться на виселице — и прежде, чем успела бы это понять.

Она остановилась, когда почувствовала запах дыма в воздухе. Ее желудок скрутило, и она почувствовала тошноту. На улице вокруг нее все выглядели еще более напуганными, чем обычно. Ночью был пожар. Еще одна бомба, без сомнения. Еще больше погибших. Казалось, теперь такое происходит каждый день.

Она хотела повернуть назад, пойти домой, закрыть свою дверь и забыть обо всем на свете, но это было невозможно. У нее не было такой роскоши, как прятаться. Она глубоко вздохнула, опустила голову и зашагала дальше, проклиная свою удачу на каждом шагу.

В нескольких улицах от Дома Совета она увидела дым. В этом районе у нее были друзья. Хорошие друзья. Последние несколько ярдов она еле волочила ноги, как будто это могло помочь. Завернула за угол, и вот оно — разбомбленные руины таверны старика Хэстера. Фасад исчез, как будто гигантская рука оторвала его когтями. Несколько человек слонялись вокруг, в то время как Черепа делали все возможное, чтобы отогнать их подальше. Тела лежали вдоль мостовой. Десять, включая крошечного сына Хэстера, все черные и обугленные.

Яс едва осознавала, как прошла последние несколько улиц до Дома Совета. Она чувствовала себя больной, печальной, злой — ее захлестнули тысячи эмоций.

Пока Эгрил был в Джии, все становилось только хуже. Никто не был в безопасности.

У ворот дежурили дополнительные охранники. Они были взбешены и по очереди обыскали и ощупали ее, выругавшись по меньшей мере дюжину раз. Она закрыла глаза, пытаясь не обращать на это внимания и думала о деньгах, в которых нуждалась. Она могла смириться с чем угодно, если это означало, что у маленького Ро будет еда в животе. Не было ничего, чего бы она не сделала, чтобы его уберечь.

Последний толчок в спину и она оказалась за воротами.

Бетс была рядом с ней в тот момент, когда Яс вошла на кухню.

— Не была уверена, что сегодня ты придешь. Не после того, что случилось вчера. — Повариха осмотрела ее разбитую губу и синяки. — Надеюсь, это выглядит хуже, чем есть на самом деле.

Это было так же плохо, как и выглядело, но не было смысла что-либо говорить.

— Я в порядке. Спасибо за еду. — Яс ничего не ела, просто смотрела, как насыщаются Ро и Ма.

— Там, откуда она пришла, будет еще много, — сказала Бетс. — Просто сегодня не суй нос в неприятности. — Повариха заметила Аргу, входящую в дальнюю дверь. — Эй! Иди сюда.

Арга подбежала:

— Да, повариха?

Бетс обхватила рукой шею Арги и притянула ее к себе:

— Кажется, я вчера просила тебя присмотреть за Яс?

— Я оставила ее всего на минуту, чтобы принести губернатору вина.

— Что там с треклятыми правилами? А? — Бетс потерла костяшками пальцев голову Арги. — Никогда не оставайся с ними наедине. Помнишь?

— Ага, помню.

— Черт возьми, не допусти, чтобы это повторилось. — Бетс отпустила Аргу, и уборщица, пошатываясь, выпрямилась, покрасневшая и разозленная.

— Не допущу. — Арга свирепо посмотрела на Яс.

Яс одними губами произнесла: «Прости», но это ничего не изменило. В раздевалке две девушки молча оделись.

У лестницы, ведущей на цокольный этаж, отряд Черепов — облаченных в броню и проверяющих оружие — ждал выхода на патрулирование. «Улыбнись мне» — сказал Череп, заметив ее. У него был сильный акцент, из-за чего слова прозвучали еще грубее, угрожающе.

Яс опустила голову, пытаясь протиснуться мимо.

Чья-то рука схватила ее за задницу, другая обхватила грудь. Череп с вожделением на нее глядел. Щеки Яс горели, но она продолжала двигаться, проталкиваясь сквозь толпу. Другие солдаты радостно завопили, крича на своем родном языке, смеясь и хватая ее.

Крик заставил Черепа мгновенно остановиться. Еще один Череп направлялся к ним, крича на эгриле. Все солдаты отступили назад, подальше от Яс и Арги, склонив головы.

Новый солдат остановился перед двумя женщинами.

— Я должен извиниться за поведение моих людей, — сказал он.

Яс понятия не имела, что сказать, поэтому промолчала. Арга сделала то же самое.

— Я полемарх Раксиус, — продолжил он. — Если кто-нибудь снова побеспокоит тебя, назови мое имя. Мы здесь, чтобы нести истинную веру падшим, а не впасть в бесчестие самим. Мы эгрилы, а не животные.

Женщины по-прежнему молчали. Яс смотрела себе под ноги. Они обе знали, что Черепу доверять нельзя.

— Приступайте к своим обязанностям, — сказал Раксиус после еще нескольких мгновений молчания.

— Спасибо, сэр, — сказала Арга, и они обе отступили назад, опустив головы.

Как только они оказались внутри лестничной клетки и скрылись из виду солдат, Яс привалилась к стене и сделал несколько глубоких вдохов. Ее руки дрожали, когда она отряхивала платье, пытаясь привести себя в порядок.

— Чертовы монстры, — прошипела Арга. Она попыталась поправить платье, но дыру в нем было не скрыть. — Ты в порядке?

— Думаю, да. Я рада, что появился Череп Раксиус. Кто знает, что могло бы случиться в противном случае.

— Пошел он нахуй, — сказала Арга. — Через несколько минут он, вероятно, повесит какого-нибудь бедолагу. — Она покачала головой. — Что за гребаный способ зарабатывать на жизнь, а?

— Я начинаю думать, что это не лучшая работа, которую я могла бы получить.

— Держу пари, ты думаешь, что тебе следовало остаться дома с ребенком.

— Что-то в этом роде, — сказала Яс.

Арга еще раз отряхнула перед своего платья:

— Пошли, давай работать.

Они начали в зале заседаний с этой ужасной статуэткой Рааку. Яс пришлось заставить себя переступить порог. Это просто кусок камня. Бояться нечего, и уж точно лучше, чем когда меня лапали Черепа. И все же это ее нервировало, как будто статуэтка знала, о чем она думает. Как будто наблюдала за ней.

Арга занялась огнем, пока Яс раздвигала занавески. От вида виселиц у нее еще больше скрутило живот. Куда бы она ни посмотрела, везде было еще одно напоминание о том, что поставлено на карту. Каре было легко говорить о том, что она поступает правильно, защищая свою страну, но на кону была шея Яс. Маленький Ро уже потерял своего отца. Ему не нужно было терять еще и мать.

— Это всегда так? — спросила Яс.

Арга оглянулась:

— Что именно?

— Меня лапали, избивали, оскорбляли.

Арге не пришлось долго обдумывать свой ответ:

— В значительной степени. С какой-нибудь жесткой вставкой между всеми этими хорошими вещами.

— Как ты это делаешь? Как ты приходишь сюда каждый день, зная, что должно произойти?

Арга рассмеялась.

— У меня нет выбора — как и у всех нас. Послушай, это дерьмовая работа для дерьмовых людей, но она помогает нам выжить в том хаосе, в котором сейчас находится мир. И люди, с которыми я работаю, хорошие люди — кроме тебя, конечно. — Она улыбнулась. Это был первый признак того, что Арга не испытывает ненависти к Яс, и это немного рассеяло мрак.

Они перешли в соседнюю комнату.

— Будет проще, если ты просто будешь следовать правилам. — Арга пересчитала их на пальцах. — Не разговаривай, не смотри, не дай поймать себя в одиночку, не опаздывай и не задавай вопросов. Они хорошо работают для меня.