Мусорщики "Параллели" 3

Глава 7 "Ведьма"

Место, где началось новое воспоминание, было что-то сродни сельской площади, выложенной грубыми камнями, грязным и пыльным. С четырёх сторон от площади шли узенькие тропинки, утрамбованные множеством ног, а между ними располагались небольшие хижины: чуть вытянутые полусферы из глины и соломы. В центре площади располагалась фигура, грубо вырубленная из кроваво-серого гранита. Это был человек с тремя головами. Он сидел, скрестив ноги. Каждая из голов была увешана рогами. Его руки возлежали на коленях. Каждый из его каменных глаз был пуст и безмолвен. По крайней мере, таким почудился этот идол Дэвиду.

Перед идолом было полно людей. Около сотни или больше. Они, высокие и очень смуглые, были одеты в серые набедренные повязки и лёгкие накидки из шкур. А ещё эти люди были до ужаса худы и измождены. Глаза их были безумны, а кожа похожа на папирус.

Сзади Дэвида прозвучал низкий рёв. Он обернулся и видел, что к статуе шла ветхая старуха, обмотанная грязной, некогда белой шкурой, почти что саван. Лицо, будто череп, и тонкие волосы измазаны иссохшей белой глиной. Она медленно шла, держа на весу костлявые руки, ладонями вверх, а на них лежал длинный и изящно обработанный кремний. Почти кинжал без рукоятки. За старухой шли двое коренастых мужчин: лысые, широкоплечие и с косматыми бородами. Их лица также были измазаны глиной. Они тащили между собой тощую девочку с длинными пепельными, почти седыми волосами, ниспадающими огромной копной почти до самых грязных и щербатых пят. Они же почти полностью скрывали ей лицо. Были видны лишь потрескавшиеся губы слегка приоткрытого рта. Девочка была полностью нагой и больше других походила на скелет. Она не сопротивлялась, так как была без сознания, и мужчины попросту тащили её за собой.

Люди, увидев старуху с кремниевым кинжалом, будто обезумев, попадали на колени и начали плакать и кричать что-то на непонятном для Дэвида языке. Вот старуха подошла вплотную к толпе, и та послушно расступилась, дав ей пройти к идолу. Только сейчас Дэвид увидел — напротив статуи находился плоский камень. Засохшая кровь явно давала понять о том, что это был алтарь для жертвоприношений.

Старуха дошла до камня, стала чуть правее от него, резко повернулась и подняла кинжал над своею головою. Дэвид заметил, что она была беззуба, а её левый глаз был полностью скрыт за страшной катарактой. Мужчины положили почти бездыханную девочку на алтарь. Её впалая грудь очень медленно опускалась и поднималась.

Как только мужчины сели по бокам от статуи, приложив их ко лбам, старуха медленно подошла к алтарю, повернулась лицом к идолу и опустилась на колени. Наступила гнетущая тишина, где было слышно лишь клокочущее дыхание, исходившее от шаманки. Тишина закончилась тогда, когда клокот превратился в голос старухи: хриплое блеяние испуганного животного, полное истеричных нот и невежественных полутонов. Тон за тоном, шёпот превращался в дрожащий крик, сопровождая его аритмичными всхлипами всего тела. На особо длинной ноте, люди хором, протягивая руки в сторону идола, начали вторить старухе, почти что ревя и дрожа всеми источенными мышцами своих тел.

— Я так больше не могу! — вдруг раздался измождённый и знакомый голос. Дэвид быстро обернулся и увидел бледного и усталого Каина. Его поддерживали Авель и Джитуку. Усур стоял чуть позади них. Он со скучающим видом смотрел в пустоту. Авраам, с ладонями сжатыми в кулаки, выдававшие в нём с трудом сдерживаемый гнев, стоял немного впереди братьев. Гильгамеш непринуждённо гулял среди людей и без стеснения заглядывал в их лица и махал у их глаз ладонями. Никто из людей не обращал на них внимания. Эд’М стоял сзади Каина. Его лицо с фигурой были по-прежнему неразличимы. Все действующие лица были укутаны в тоги на подобии тех, в которые были одеты Эх и его семья, а сверху на каждого из них были накинуты лёгкие накидки с капюшонами из грубого серого материала. Дэвида настолько заворожил ужасающий процесс, что он вновь совсем забыл, что это были чьи-то воспоминания.

— Потерпи ещё чуть-чуть, и я начну действовать, — успокаивающе произнёс учитель, ложа свою мерцающую руку на плечо Каина. — Ты молодец. Я не думал, что тебе с первого раза получиться обмануть столько людей.

— Ха! — слабым голосом выдавил из себя Каин. — Я, конечно, сильно измождён и больше вас поражён тому, что сделал, но я не об этом. Я о том, что не меньше Ава сдерживаю ярость. Как мне хочется задать трёпку этим олухам, что пытаются все свои невзгоды свалить на это!

— Ну, это ведь обычное дело — жертвоприношение, — небрежно, чуть повысив голос, ответил Гильгамеш, продолжая бестактно рассматривать людей, неистово вопящих в унисон старухе.

— Обычное дело?! — с неприкрытым отвращением на лице, возмутился Авраам, с трудом отрывая взгляд от процессии и переводя его на Гильгамеша. — Это отвратительно!

— Я знаю, — ответил Гильгамеш, игнорируя презрение Авраама. — Для многих молодых народов это обычное дело, но, я думаю, каждый из них рано или поздно поймёт свою глупость, и они перестанут зазря тратить людские жизни. Вот моё племя уже при моём деде перестало приносить в жертву людей. Вместо этого они начали резать глотки козам. Я же вообще от этого отказался, так как это пустая трата ресурсов и времени.

Авраам хотел ещё что-то сказать Гильгамешу поэтому поводу, но ему на плечо положил руку подошедший Эд’М. Он перевёл свой гневный взгляд на учителя.

— Скоро начнём, — ответил тот, смотря на шаманку, что уже начала трястись мелкой дрожью, кружась вокруг своей оси. Но вот её голос достиг почти неслышимого визга, и старуха, направив кинжал к сердцу девочки, приготовилась нанести смертельный удар, как вдруг дитё дёрнулось, изогнулось всем телом и закричало страшным голосом. Старуха, испугавшись, сделала пару шагов назад и уронила кинжал. Девочка же, перекатившись с камня на землю, поднялась и уставилась на людей. Часть её густых волос распались на более мелкие пряди. Миру открылся лоб и большой пурпурный глаз, полный ненависти ко всем, кого он видел. Она медленно осмотрела тех, кто когда-то были людьми, а потом завизжала со всей мочи, затопав тощими ножками. За визгом пролилась непонятная для Дэвида речь, полная ненависти и отчаяния.

«Что-то тут не так» — подумал Шепард, ибо с тех пор, как девочка очнулась, в его голове поселился рой раздражающий жужжащих насекомых. Они скреблись, причиняя ему зудящую мелочную боль. Это чувство было знакомо Дэвиду, как и эти пурпурные глаза. Но была ещё одна странность.

— Твари! — озлобился Джитуку. — Они отрезали ей язык! Они думали, что это поможет?

— О, нет, — испуганно сказал Авраам с озабоченным видом. — И она после этого ещё жива?

— Да, но это, тц-с, действительно не помогло, — прошептал Усур, начав массировать себе виски. На его лице отобразилось сильная мучительная боль. — Эта девочка проникает в мой разум, как нога в зыбучие пески.

— Что она им говорит? Точнее, вливает в их головы? — чуть не плача, спросил Авель.

— Она их презирает и пытается доказать им, что не она или её семья были повинны в засухе. И то, что она не ведьма! — сквозь зубы прошипел Каин. Его красивое лицо ещё сильнее побледнело, стерев с себя все признаки крови.

— Гильгамеш, Авраам, пора, — произнёс Эд’М, доставая из складок мантии два чёрных небольших цилиндра с маленькими выпуклыми кнопками. — Как и договаривались: по моей команде.

— Ты так и не расскажешь, откуда это добро взялось у Эха, и что это вообще такое? — с упрямым выражением на лице, спросил Гильгамеш.

— Я тебе уже сказал: эта вещи когда-то принадлежали мне. Эх просто хранил их у себя. Но я думал, что он давно от них избавился, — раздражённо ответил Эд’М. — Но вскоре ты узнаешь, что это такое. А теперь давай живо преступай к делу, иначе наш план пойдёт к праху.

Гильгамеш изобразил бунтарское недовольство на своём надменном лице, но послушался и вслед за Авраамом начал аккуратно маневрировать среди толпы, что замерла с изумлением и древним страхом на высохших лицах перед страдальчески кричащей девочкой.

Вдруг она пронзила разум людей особо сильным «криком», отчего они вынуждены были схватиться за головы, и сорвалась с места. Шаманка, что так и стояла с отвисшей челюстью, как вкопанная, в нескольких шагах от алтаря, и не менее прочих была поражена немым излиянием вовне, ожила, чуть встрепенувшись. Она что-то крикнула своим бородатым помощникам. Услышав старуху, они вышли из нахлынувшего на них оцепенения, быстро поднялись, одним рывком настигли девчонку и снова уложили её на алтарь. Дитё дёргалось, из её открытого рта в уши проникал булькающий хрип, а в головы людей всё сильнее и сильнее проникали призрачные паразиты.

Дэвиду становилась не по себе. Мир, эта память, начала выдавать неприятные сбои. На долю секунды его окружила тьма. Мир вздрогнул и восстановился. Потом снова, замерцав, ушёл во тьму, а затем перед Дэвидом вновь предстала площадь, полная испуганных людей.

«Это плохо, меня выбрасывает отсюда… Нет! Он знал про это, а значит нужно вытерпеть!»

Шепард, с трудом стоя на ногах, продолжил наблюдать, окружённый нестабильным воспоминанием.

Старуха дрожала, а её кремниевый кинжал рисовал в воздухе непроизвольные каракули. Наконец, она вытянулась, изогнулась и, что-то прокричав, направила клинок прямо в сердце девочки. На полпути кремния к грудной клетке, одновременно раздались два хлопка. За хлопками, с обеих сторон от статуи, повалил жёлтый дым, что за короткий срок накрыл собою почти всю площадь.

Когда Дэвид находится в чужих воспоминаниях во время Погружения, органы чувств работают лишь притом условии, если эти чувства были записаны в память. К несчастью, он учуял запах жёлтого дыма. Резкий запах тухлых яиц.

«Да он издевается!»

С трудом прикрываясь от несуществующего запаха, простого очерка в памяти, Дэвид продолжил наблюдать. Он надеялся на смену воспоминания, но это не произошло.

«Значит, их планом был не простое похищение девчонки с последующим побегом, а более тонкая афера?»

Вдруг жужжание насекомых прекратилось, а несколько секунд спустя раздался пугающий до глубины души голос Эд’Ма. Если до этого люди, не смотря на силу девочки, не смотря на хлопки или даже не смотря на едкий дым, почти не волновались и лишь тихо ныли и шептались, то теперь протяжный крик ознаменовал начало давки и паники. Эд’М изливал злобу на толпу на их родном языке, грубым низким басом. Настолько сильным и властным голосом, что даже у Дэвида подогнулись колени. Но вот голос медленно утих, стоило ядовитому дыму почти полностью рассеяться, и Шепард увидел их.

Все семеро, лица скрыты за деревянными масками, изображающих зубастых и рогатых животных, стояли вокруг алтаря, а девочка, без сознания, но живая, без новых ран, как показалось Дэвиду, лежала на руках Эд’Ма. Шепард услышал слабый стон и, приглядевшись, увидел старуху. С красными слезившимися глазами, она отползала от алтаря на спине. Двое её помощников лежали рядом — мёртвые, с маленькими дырочками на коротких шеях. Раны вздулись и посинели.

Дэвид осмотрелся и увидел, что большая часть людей разбежалось по своим домам или, пошатываясь, убегали за пределы деревни. Остались лишь те, что надышавшись газом, теперь лежали на боках или на спинах и тёрли себе глаза и носы. Эд’М опустил голову в направлении старухи и, указав на неё пальцем вытянутой руки, вновь что-то сказал пугающим голосом. Та, с обезумевшим лицом, резко перевернулась на живот, стала на колени, сложила ладони в жесте молитвы и начала ими быстро трясти — вверх и вниз. Эд’М заговорил новым голосом — вкрадчивым и шипящим. Лицо шаманки озарилось блаженным пониманием, и из её больных глаз хлынули слезы, но теперь не из-за ядовитого газа. Она отползла в сторону, пропуская Эд’Ма с учениками. Когда они прошли мимо Дэвида, он заметил край лица Каина. Его озаряло мрачное удовлетворение. Это напугало Дэвида.

Новое воспоминание привело Шепарда на берег маленького озера, густо поросшего невысокими широколиственными деревьями. Вдали синели высокие горы, увенчанные ледяными шапками.

Дэвид стоял посреди лагеря своих старых знакомых. Было раннее утро. Он увидел, как Джитуку неспешно и аккуратно разводил костёр. Гильгамеш сидел рядом с ним на земле. Он разложил все их пожитки и внимательно их пересчитывал. Усура, Дэвид увидел по колено в озере. Можно было подумать, что он спал стоя, чуть согнувшись и опустив руки. Но вот он резко склонился вниз, расплёскивая воду. Усур выпрямился и в его руках блеснула сопротивляющаяся рыба. Он положил её в кожаную суму, переброшенную через плечо. Авраам сидел под сенью длинного и особенно раскидистого дерева, чуть поодаль от других и аккуратно смешивал на дублёном куске кожи разноцветные порошки. Рядом с ним лежал Каин. Его грудь медленно поднималась и опускалась, а лицо было накрыто грубой тряпкой. Рядом сидел Авель и заботливо обмахивал брата длинной веткой, одолженной у гостевого дерева. Здесь же лежала и та самая девочка, укрытая овечьей шкурой. Дэвид заметил, что её вымыли, а волосы обрезали по плечи. Она была всё такой же измождённой и тощей. Это говорило о том, что с момента её спасения прошло совсем немного времени. Скорей всего она ещё даже не пришла в себя после тех событий.

— Всё-таки свернуть на северо-запад, а не на восток была правильной идеей, — заметил Гильгамеш, полностью разложив вокруг себя запасы. Теперь он напряжённо всматривался в окружавшую его местность. — Чем дальше на восток, тем меньше возможности для обмена или собирательства. Чёртова засуха. Мы бы тогда сами превратились в живых мертвецов, от которых спасли эту девочку. Да и дикарей стало куда больше.

— Просто ещё не пришло их время, — протянул подошедший Усур. Он кинул сумку Джитуку, и тот сразу подтянул её к себе, доставая оттуда рыбу и разлаживая её для потрошения. — К тому же, учитель ведь никогда просто так не выбирает путь.

— Это так, — ответил Джитуку, доставая свой кремниевый нож-иглу и начав им рассекать брюха всё ещё брыкающимся рыбам. — Но в этот раз он действительно прибывал в сомнениях. Да и до сих пор пребывает. Попомните мои слова: учитель рано или поздно решит одновременно узреть и солнце и луну посреди яркого дня.

— Как по мне, было бы куда интересней, если бы мы пошли на восток, — протянул Усур, подходя к небольшой кучке пустых кожаных бурдюков, и беря один из них. — Я тут обнаружил ручеёк с чистой водой. Думаю, неплохо было бы пополнить наши запасы. На всякий случай, если что.

— Ага, иди. Было бы не плохо, в отличие от твоих причитаний, — буркнул Гильгамеш, когда Усур скрылся из вида. — И лучше бы он не мечтал, а то мечты имеют привычку сбываться. Причём в не самом лучшем виде.

— Да ладно тебе, Гиль, — успокаивающим тоном, ответил Авраам, начав что-то искать в стоявшем возле него небольшом мешочке. — Ты преувеличиваешь.

— Может быть, но время покажет, — мрачно усмехнулся Гильгамеш.

— Туки! — вдруг обратился к Джитуку Авраам, оставляя в сторону свой мешочек, — У тебя случайно не остались те коренья? Как их там ты называешь… «отжигатель»?

— Прожигатель, — отозвался Джитуку и подтянул к себе почти такой же мешочек, что и у Авраама. Он достал оттуда мешочек поменьше. — Немного, но есть. Что-то быстро мы его потратили. А я ведь даже не знаю, смогу ли найти ему замену. Лови.

— А собственно, что ещё за «прожигатель»? — нахмурившись, спросил Гильгамеш, попутно собирая недавно разложенные запасы.

— Это корень одной травы, обладающий восхитительными питательными свойствами, — ответил Джитуку. — Приправа, по сути. Я его всегда добавляю в нашу еду, если ты не заметил. Но в последнее время пришлось увеличить его присутствие в пище из-за скудности нашего рациона.

— Я же смешиваю её с тёртыми зёрнами «бодрителя» и даю эту смесь нашим больным, — продолжил Авраам.

— Те, из которых я варю тот горьковатый бодрящий напиток, — разъяснил Джитуку

— Вот оно что! — восхитился Гильгамеш. — До чего же вы странные название даёте всем этим травам.

— Если ты такой умный, то сеё важное дело доверим тебе, — неожиданно подал голос Каин. Он с трудом сел, поддерживаемый обеспокоенным братом. Каин был всё ещё слаб, но глаза были вновь живыми и полны недовольства. — Я больше не собираюсь пить эту отраву! Мне бы мясного бульона.

— О! Проснулся! — холодно протянул Гильгамеш. — Целых три дня нам пришлось тебя тащить с этой девочкой. И вот как ты нас благодаришь?

— Иди ты в самую тёмную пещеру! — огрызнулся Каин, с трудом понимаясь и направляясь к костру, в сопровождении брата и Авраама, что сразу поднялся и подбежал к нему. — Конечно, я благодарен вам! Но куда больше я буду благодарен за сытную еду! Так что там у нас есть, Туки?

— Будет уха. Жирная и вкусная, но придётся ещё чуть-чуть подождать, — заботливо ответил Джитуку, кидая в кипящую воду пахучие коренья и тот самый «прожигатель». — А ты, Гиль, не прав. Если бы не его способность, то нам не удалось бы спасти девочку.

— Я, конечно, приношу свои глубочайшие извинения, — насупившись, с ещё большим холодом в голосе, недовольно пробурчал Гильгамеш. — Но, может, наш дорогой «старший» брат перестанет нас усердно пилить по пустякам, в конце концов?

— Ничего не обещаю, — буркнул Каин, но при этом хитро улыбнулся. Гильгамеш возвёл глаза к небу и недовольно помотал головой.

Спустя пять минут подошёл Усур с наполненным водою бурдюком. Не дойдя до друзей, он вдруг остановился и удивлённо уставился вперёд.

— Здорово, Усур! — усмехнулся Каин, беря из рук Джитуку полную чашу с дымящим супом. — Что? Надеялся, что я помру? Ха, а я жив! Ну уж извини за столь огорчающий фактор.

— Проснулась, — протянул Усур, не обращая внимания на Каина, смотря выше его головы.

— В смысле — проснулась? — непонимающе переспросил Каин. — Я как бы он, а не она.

— А я не о тебе, дурья твоя голова, — вяло огрызнулся Усур, продолжая смотреть вперёд. — Я учуял твою энергетику, ещё с минут пять назад, а вот её я не почувствовал.

Усур вяло указал вытянутой рукой. Все проследили за этим жестом. Девочка очнулась и смотрела на всех с широко открытыми большими пурпурными глазами, прикрываясь шкурой.

— Эээм…здравствуй! — тихо сказал Гильгамеш, медленно поднимаясь и выставляя перед собой ладони, после непродолжительного обоюдного молчания. Но та ему не ответила. Точнее, в голове Дэвида, а значит и детей, ничего не было, кроме мыслей и отзвуков природы. Девочка выглядела очень испуганной и дезориентированной. Друзья переглянулись, и Дэвид понял, что меньше всего они хотели сейчас её напугать.

— Ну и что теперь прикажите делать? — сквозь зубы, осведомился Гильгамеш, не спуская взгляда с девчонки.

— Зачем так стараться шёпотом? — ещё сильнее сжимая зубы и почти не шевеля губами, поинтересовался Авраам, чей обыкновенный тёплый голос сейчас был слегка нервозный. — Она ведь умеет читать мысли!

— Но не сейчас, — как всегда, неожиданно напомнил о себе лёгким дуновением слов Авель. — Она испуганна и зажата. Так что, во всех смыслах, она оцепенела от страха.

Все переглянулись и безмолвно согласились с Авелем, но Дэвиду показалось, что никого это не успокоило. Всех, кроме Каина.

Он единственный, в сложившейся ситуации, проявил чрезмерное легкомыслие. Каин даже не смотрел в сторону девочки. Вместо этого, он старательно выбирал мелкие косточки из рыбы. И вот, когда все сошлись на том, что девочку лучше лишний раз не тревожить, Каин с лёгким стуком, от которого все вздрогнули, опустил опустевшую чашу. Девочка вздрогнула и испугано уставилась на него даже раньше прочих. Каин с жадным удовольствием обсосал себе пальцы и удовлетворённо выдохнул. Потом он наполнил чашу новой порцией ухи и, с серьёзным выражением на лице и лёгким безразличием в голосе, обратился к ней:

— Что смотришь, головешка облезлая? Жрать иди!

Смуглое лицо, что от голода было слишком светлым, стало ещё светлее, а губы изогнулись к низу, образовав на подбородке маленький лабиринт складок. Пурпурные глаза ещё сильнее расширились и наполнились слезами. Все, кроме Каина, напряглись до предела, а Джитуку метко выдал:

— Ох, Ё!

И тут девочка глубоко вздохнула и открыла свой немой рот. В их головы, а заодно и в голову Дэвида, мощнейшим потоком влился режущий, как бритва, писк, переросший в сильнейший треск тысяч, сотен тысяч насекомых! Мальчишки, один за другим, сильно кривясь от внутренней боли, машинально прикрыли себе уши и припали к земле. Каин, уронив чашу с ухой, тоже закрыв уши и, вылупив глаза, наоборот подскочил, но, поскользнувшись на брошенной им рыбной кости, упал лицом вниз. Воспоминание вокруг Дэвида снова начало угрожающе мерцать то исчезая, то появляясь вновь.

— Ну, молодец, Каин! Так держать! Ты был просто неподражаем! — взъерепенился на Каина, Гильгамеш, убирая руки от ушей и слегка приподнимаясь. Он умудрялся, не смотря на гримасу боли, оставаться холодным и едким на злые слова. — Вот взять и сразу «жрать»!

— А что я такого сделал? — поднимаясь на дрожащие ноги, крикнул Каин. На его лбе вскочила большая шишка. — Я ведь поесть ей предложил! Она просто отвыкла от доброго отношения! Ты ведь голодна, а?

Он, резко повернувшись, обратился к спасённой девочке. Она вдруг резко замолчала и уставилась на Каина, вся залитая слезами. Но потом всё началось сначала, при этом в разы сильнее.

— Ааа, чтоб тебя, Каин! — заскрипел от боли Авраам. — Она ведь нас не понимает! Посчитала твоё предложение за угрозу… ах… наверное!

— Да идите вы все в… Авель?

Дэвид, всеми силами пытаясь остаться в воспоминании и борясь с муками, которые и чувствовать по идее не должен, на несколько секунд потерял нить происходящего. Но вот воспоминание перестало мерцать, а его голова опустела. Шепард услышал тёплый и заботливый голос.

Авель, каким-то чудом оказавшись почти вплотную к девочке, обращался к ней на том же языке, на котором ранее говорила старая шаманка. Девочка вдруг напряглась всем телом и сразу обмякла, неловко обняв его за плечи. Она вдруг начала безмолвно рыдать, уткнувшись в грудь Авеля. Все уставились на эту картину, разинув рты. Первым опомнился Авраам. Сглотнув, он спросил слабым голосом:

— Ты это когда умудрился изучить её родной язык? Ведь учитель сказал, что… когда… эээ.

— Я ведь говорил, что могу многое узнать о человеке, испив его кровь, — тихо, продолжая баюкать плачущую девочку, ответил Авель. — Она была ранена, и я хотел тебе и Джитуку с учителем помочь, в её лечении. Разве я вам тогда не говорил и не помог?

Авраам и Джитуку испуганно переглянулись и почти синхронно сглотнули.

— Я помню, прекрасно помню, — ещё более слабым голосом ответил Авраам. — Но, чтобы ты смог выучить язык … Это потрясающе!

Лицо Авраам просветлело и засияло. Другие также восхищённо заулыбались Авелю, а тот, впервые на памяти Дэвида, покрылся румянцем.

Вдруг зашевелились кусты и со стороны Усура, лежащего на животе почти с самого начала «испуга» девочки, появился Эд’М. Его лицо было по-прежнему скрыто от глаз Дэвида. Он держал в руках двух убитых кроликов и тяжело дышал. Хоть Шепард и не видел его лица, но вновь опираясь на свои знания о жестах, предположил, что учитель был испуган. Осмотрев присутствующий, его плечи обмякли, и он облегчённо выдохнул.

— Гиль, я ведь просил тебя стоять на страже. На всякий случай. И при возможности использовать оставленную тебе сигнальную ракету, — только и смог выдавить из себя учитель.

Очередная смена воспоминания была лишь номинальной — как при монтаже фильма. Когда необходимо было убрать ненужные для сюжета кадры. И теперь Дэвид наблюдал за тем, как девочка с большим удовольствием уплетает целого жареного кролика, а возле её ног лежала кучка рыбьих костей. Лишь теперь он задумался о её возрасте. Не смотря на свой высокий рост, она была или такого же возраста, что и Джитуку, или даже младше его. Но Дэвид не исключал и того, что имело место небольшое вмешательство из-за голода и произошедших неприятностей.

Сейчас же она сидела на земле, вытянув ноги, в грубо шитом платьице без рукавов, всё время прижимаясь к Авелю. Тот был немного смущён, но при этом проявлял к девочке искреннюю заботу и принимал неожиданно возникшую к нему привязанность, как должное. Остальные дети сидели вокруг костра, а на их лицах одновременно отражалось любопытство, забота и лёгкий страх. Напротив девочки, усердно высасывающей костный мозг, сидел Эд’М, всматриваясь в неё своими схематическими глазами.

Когда из костей не было больше смысла что-либо высасывать, девочка довольно выдохнула и слегка икнула. Она прикрыла рот руками и испуганно посмотрела на мальчишек. Все безобидно и тихо прыснули. Это не обидело девочку, наоборот — она засмеялась звонким и живым смехом. Но тут девочка встретилась с взглядом Эд’Ма и на её лице, которое, после сытного обеда, чуть округлилось, появился куда более явный страх. Девочка испуганно отползла назад и округлила глаза, говоря ими, чтобы Эд’М к ней не подходил. Но он робко протянул руки, смотря прямо ей в глаза. Она не стала отводить взгляд и установила с Эд’Мом контакт. Эти двое молча смотрели друг на друга очень долго. Дэвид понял, что между ними идёт немой диалог, и поэтому стал ждать, как и прочие.

Спустя долгие минуты из глаз девочки потекли слезы. Она медленно подошла к Эд’Му и встала перед ним на колени. Тот опустил голову и их лбы соприкоснулись. Они вновь замерли, но в этот раз прошло не больше минуты, и вот Эд’М медленно поднял голову, поцеловал девочку в лоб и обнял её. Она сильно его обняла в ответ и тихо заплакала.

Эд’М, посмотрев на учеников, сильно поражённых увиденному, и произнёс:

— С этого дня она ваша первая сестра. Её имя Сарасвати. Проявляйте к ней уважение и необходимую заботу, и она ответит вам в сто крат.