Мушкетер поневоле

Глава 18 Капитуляция шведского короля

Подсчитав остатки топлива, вместе с тем, что оставили на обратный путь в разных местах, выяснилось, что, чисто теоретически, его может хватить для посещения Кеми, а вот Олонец однозначно недоступен. Поэтому на следующий день, утром на разводе, приказал:

— Командиры рот второго-третьего батальонов, ко мне! Командиры взводов этих батальонов! На первый-второй, рассчитайсь! Первые номера ко мне! Первый взвод первой роты первого батальона, ко мне! Остальные! Сомкнуть строй! Капитан Армс!

— Я!

— Командуйте. Выступайте.

— Есть!

— По тем данным, которые у нас имеются, противник, силами до 5000 человек и пяти орудий выдвинулся или выдвигается в сторону Кеми. Мы с вами проведем разведку боем в направлении Рованиеми. Пять человек разведвзвода оставить здесь, с задачей наблюдения за местными. Через двое суток можете сниматься и следовать в район Отти для соединения с первым батальоном. Задача ясна? Исполняйте.

Приложенный кулак к груди у лейтенанта Олафа Ульфа. Не говоря ни слова, он пальцем показал на выбранных людей, они спешились и повели лошадей в сарай с открытыми дверями.

— Остальным сейчас предстоит небольшое катание на санках. Большинство из вас в боях еще не было. Сейчас мы догоним колонну, как только скроется деревня, вместо цистерн прицепим сани-волокуши, Вы все идете в десант, кроме пяти коноводов разведвзвода. Посмотрите: как надо действовать и сами поучаствуете в захвате поселка или в разведке боем, если сил у противника окажется больше, чем нам сообщили. У меня пока все, можете выдвигаться, я вас догоню. Ротный-четыре, командуйте!

— Есть! В походную колонну по двое, марш. За мной!

Экипажи и разведчики вытолкали наши сани и цистерны, мы запустили двигатели, прогрелись и тронулись за ушедшим полком. Обычно мы уходили первыми, но снега на озере немного, местами его совсем сдуло ветром. Можно было бы и разогнаться, но показывать скорость финнам не слишком хотелось, да и останавливать цистерны на большой скорости и чистом льду трудно. Через семь километров мы зашли за мыс, там остановили колонну, дальше цистерну потащит четверка лошадей-тяжеловозов. Легкие, но широкие, сани, имели обтекатель из кожи моржей, поток ветра от винта любого заморозит. Вода и ветер дырочки найдут. В сани забросили боеприпасы, еду, спальные мешки. Договорились о сигналах, у саней имеются тормоза. И тронулись, набирая максимальный ход. Через 15 минут его, правда, сбросить пришлось, озеро сменилось вначале рекой, потом просекой и узкой дорогой в гору. Местность здесь Карельский перешеек напоминает, но деревья чуть пожиже и пониже. Горушки встречаются, но по другой стороне реки. Поднялись на водораздел, спустились с крутоватой горки и оказались на замерзшей реке. Все, как старик и рассказывал. На льду имелись следы, кое-где их еще не замело полностью. Река не слишком широкая, а вот пойма у нее большая, в половодье, наверное, разливается сильно. Встретилось и несколько порогов. Через два часа стали появляться одинокие хутора. На снегу встречались и отметки копыт, и навоз. Нагнали небольшой обоз, лопари везли туши забитых оленей. Они шарахнулись от нас в сторону берега. Было чего испугаться! Довольно приземистая форма кузова из трехмиллиметровой стальной брони, обтекаемой закругленной формы. «Глаза»-перископы. Затем круглая покатая башня, напоминающая башню БМД-2, с еще одним перископом и люком стрелка. За башней небольшой «киль»-лаз к мотору и откидывающиеся вперед три люка с каждой стороны, снабженных бойницами. Одна вооружена 15-мм автоматической пушкой, вторая — пулеметом 5,45мм с ленточным питанием. Обе имеют 12 ракет и одну пусковую установку над орудием. Бронирование подгонялось под шведский тяжелый мушкет, пуля которого не пробивает эту броню. Изнутри машина утеплена, имеется масляная печь с вертикальной загрузкой угля. От двигателя тепло не забрать, он — воздушного охлаждения.

Примерно в километре от места слияния Кеми— и Оунас-йоки, следов на снегу стало гораздо больше. Мы вылетели на речной простор и увидели наезженную дорогу, которая вела на берег полуострова, где на возвышении находился каменный костел, каменная невысокая стена с воротами и опущенным подвесным мостом. Крепость была маленькой и недостроенной. Никакие 60 000 человек здесь не расположить. Крутой вираж, и я остановил санки прямо в начале моста. Сейчас (в наше время) на этом месте — большая детская площадка. Крепость предназначалась для контроля конкретно этого места! Узла транспортного. И всё! Ошалевших от неожиданности и рева двигателя часовых снимает пулеметчик, и открывает огонь по выбегающим из казармы шведским солдатам. Вперед пошла разведка, два гранатных взрыва, подрыв цепи моста. Я дал реверс и отъехал на десяток метров назад. Ракета! Ствол поднимается вверх, и опускается с новой ракетой, второй пуск, решетка падает. Две штурмовые группы по пять человек бегут по мосту в крепость. Несколько выстрелов из подствольных гранатометов и командир разведчиков показывает, что впереди «чисто». Аккуратно проезжаю, прижимаясь вправо, по решетке. Она повреждена и торчат железяки. Въехал во двор, с тем расчетом, чтобы не подставлять под выстрелы двигатель. Стрелок повращал башней, кричит: «Чисто». Вновь пошли вперед разведчики, а я выехал из ворот на небольшую площадь. За мной въехал второй водитель и развернулся в другую сторону. Вбежали командиры взводов, но разведчики уже выводят пленных. Бой закончен! В крепости находилось всего двадцать пять солдат и два офицера. Казарма не повреждена. Вторая решетка, внутренняя, действует. Ворота в более-менее рабочем состоянии. Отсоединили решетку, чтобы не мешала нам выехать.

— Все чинить, занять оборону, на всякий случай. Разгружайте волокуши. А я допрошу пленных.

От них узнал, что войска вышли отсюда на Кемь 11 суток назад, и у нас есть шанс! Да еще какой! Через 10 минут обе машины уже летели в обратном направлении. Теперь главное: считать, считать и считать! Остановились в Отти. Полк еще не подошел, они появились через четыре часа. За это время, путем жесткого опроса местных жителей, мы нашли маленький секрет короля Густава! Полтора года он, в тайне ото всех, рубил дорогу, используя почти полностью заросшую просеку старой русской дороги из Кеми в Оулу. Там сделано две просеки длиной 12 и 6 километров. Дальше путь лежал по замерзшим озерам водной системы Юмоярви — Кума, последняя это левый приток Кеми. Первую просеку мы нашли! После подхода полка, я его выстроил, объявил о захвате Рованиеми, и что туда пойдут только рабочие батальоны, с задачей захватить Торнео и Оулу.

— Крепость сейчас обороняют ваши командиры и взвод разведки. У вас двое суток, чтобы завершить захват поселка и крепости! Второй-третий батальоны! Напра-во! В крепость шагом марш!

Отдохнуть я им не дал, до темна успеют километров двадцать пройти.

— Гвардейский батальон начнет догонять шведское войско, используя несколько другой темп и тактику, чем до этого. Направить назад пять человек конных, с вот этой запиской. Требуется дать знать, что мы повернули налево, и нам требуются топливо. Противник далеко уйти не мог. Помимо цистерн с топливом, мы возьмем на буксир еще и автоматчиков. Попробуем нагнать, и связать боем. Вы продвигаетесь по нашим следам с максимально высокой скоростью движения. Если противник повернет не туда, а есть еще один путь на Кемь, я оставлю в этом месте пост, который сообщит об изменении маршрута. Ну, и теперь, почему такая спешка. По данным от пленных, войском командует сам Густав II. Это в его духе, и я не могу игнорировать эти сообщения. Состав его войска до 6 тысяч человек. Гвардейцы! За мной!

Двое аэросаней выскочили на лыжню, проложенную второй машиной и понеслись по ней. Через семь километров я увидел просеку, место большого привала, немного занесенные снегом следы. Было морозно, сыпалась с неба изморозь, но полностью следы было не скрыть. Перед тем, как стемнело, я установил на башне фару, и мы продолжили преследование. У них много пехоты, и идут они очень медленно! Но и нам приходится петлять: выскочили на озеро, в форме буквы «Z», средняя часть ведет на северо-восток, а сама Кемь — южнее. Раз начали рубить, могли и на востоке сделать просеку, чтобы попасть в другую водную систему: Куусамо, и которая ведет на восток-юго-восток. Как назло, ветер оголил лед, следов совершенно не видно. Решил не рисковать, и проверить этот залив, хотя по моим картам там, по идее, тупик. Но черт его знает, все озера там направлены в сторону карельского городка Ухта или Калевала. Мы осмотрели южный берег озера и, в самом таком месте, что даже не подумаешь, обнаружили следы! Пришлось возвращаться назад и оставлять двух человек, чтобы передать записку. Полукилометровый волок, под снегом — явно бревна, привел нас в рукотворный очень старый канал, который в нескольких местах был поправлен недавно. И впереди показалась церковь. Я сразу заглушил двигатель! До нее километра полтора вдоль озера. Церквуха странная, больше всего она мне напомнила церкви в Новгороде и Суздале, и во Владимире: высокий четырехугольник с одним куполом в самом высоком месте.

— Рюсска. — подтвердил мою догадку наводчик Торгерд. — Почему нет дымов?

Он открыл люк и высунулся из башни. Немного потоптался по своему креслу и сел обратно.

— Рюрик! Ветер оттуда, а дымом не пахнет. Там, похоже, живых нет.

До рассвета еще пара часов, я запустил двигатель, но фару не зажигал. Сзади все тоже самое сделал Рандолф.

— Торгерд, махни ему, что идем на прорыв.

Я прибавил обороты, тронулся с места, но убавился, чтобы сильно не шуметь. По карте река между озерами с крутыми поворотами. Дома в деревне странные: не русские, не шведские и не финские. Довольно высокие, бревенчатые, с горизонтальной укладкой венцов и маленькими квадратными оконцами.

— Двери все нараспашку. Виселица, княже! Женщины висят.

Я чуть прибавил ход, выскочил на нижнее озеро, там развернулся и направился к церкви. Выскочил на улицу. Никто из домов не показался. Ни одной живой души. Нет, есть, волки пируют! В церкви выбита дверь, утвари нет, я прошел за амвон, нашел какие-то книги, что-то вроде летописи и какую-то учетную. Забрал, и сел обратно в машину. Читать на этом языке я не слишком умел. Село называлось Ляскеля, все, что удалось прочитать.

Мы настигли их через двое суток, меняя друг друга и остановившись только один раз: дозаправиться. Проскочили через «освобожденную» Ухту, ее освободили от жителей, но дома не жгли, что не спугнуть остальных, которые могли сообщить об этом в Кемь и в Сумский острог. Мы оставили цистерны за большим островом, и выскочили из протоки между островами, увидели их обозы, набрали скорость и ударили из пулеметов по лошадям, тянущим сани и артиллерию на санях.

Впереди кто-то, шибко умный, вместо того, чтобы бежать к лесу, начал строить в каре пехоту и пустил на нас конницу, которая сходу познакомилась с оглушительным разрывом ракеты. Кони стали абсолютно неуправляемыми, да и было кирасиров не так много. Солдаты противника присели на колено и стояли, подставив под тяжелые мушкеты какие-то подпорки. Расстреляв конницу, мы атаковали оба фланга каре ракетами, а затем заработала фугасно-осколочными автоматическая пушка. Когда начали взрываться с частотой 250 выстрелов в минуту осколочные снаряды, то солдатики побежали, бросая тяжелые мушкеты и прочую амуницию. Самые умные высоко задрали руки. Я заметил скачущих во весь опор всадников с какой-то тряпкой синего цвета с желтым крестом и белым квадратом в перекрестии. Флаг заканчивался тремя узкими зубцами. Дали очередь туда, их несколько поубавилось. Мы их догнали, они попытались выполнить разворот, но скользко же! Почти все попадали вместе с лошадьми. Прямо удирал только один.

— Бей в лошадь! — приказал я стрелку, и тот ударил одиночным под ноги лошади, она рухнула, я тормознул и дал реверс винту. Сбросили ход и из саней выскочил Ролф. Упавший офицер поднялся и вытащил шпагу. Сержант церемониться не стал, достал «Стечкин», и выстрелил ему под ноги несколько раз.

— Бросай оружие! — прокричал он.

— Ко мне, гвардейцы! — приказал в ответ офицер, и попытался левой рукой выстрелить из пистоля. Но не успел, сержант вскинул свой пистолет, и выстрелил ему в ногу. Затем быстро и качественно его «упаковал». Я закончил разворот, и остановился возле них. Выскочило еще два моих гвардейца и товарищ оказался в наших салазках. Но бой еще не закончен, он продолжался еще более получаса. Мы маневрировали, вели огонь, гоняли пехоту по льду, пока, наконец, не сбили их в невооруженное стадо. Уложили на лед, и начали вязать. Подошел Ролф.

— Эта скотина ругается, и все время говорит, что он — рекс.

— Это — то, что нужно! Там, сзади, подай мой рюкзак.

Мой маленький зелененький родненький рюкзачок хранил копии тех бумаг, которыми снабдила меня Москва. Толмача с собой не было. Пришлось выйти из кабины, и по-французски спросить у пленных:

— Есть здесь кто-нибудь, кто знает русский, французский или норманский языки?

Сзади раздалось на французском:

— Слав тебе господи! Хоть кто-то нашелся, говорящий на нормальном неварварском языке! Мы — божьей милостью, Густав II Адольф, король шведов, готов и венедов, Великий князь Финляндии, герцог Скании, Эстляндии, Лифляндии, Карелии, Бремена, Вердена, Штеттина, Померании, Кашубы и Вендии, принц Рюгена, господин Ингрии и Висмара, пфальцграф Рейнский, герцог Баварии, Юлиха, Клеве и Берга. Назови мне свое имя, раб.

— Ну ты даешь, козел! Самозванец, хренов! Ну-ка, глянь сюда! Ты это видел? А твою «великую армию» видишь? Её разбили 32 моих гвардейца, и тебя повязал мой сержант. Ты у него и у меня в рабстве! По этим бумагам — я, князь Андрей Белозерский, владею Кольским уездом, Карелией, Остботнией, обеими Лапландиями и большей частью Великого княжества Финляндского. И могу запросто взять Стокгольм. В Рованиеми — мои люди, в Торнео — они же, в Улео они будут завтра. Флот мы, объединенный, утопили в апреле прошлого года. У тебя один выбор: безоговорочная капитуляция, в противном случае, останешься на льду, вместе с трупами, и тебя живьем сожрут волки. Наследников у тебя нет, род твой будет пресечен. И вся Швеция присягнет мне.

— Мы, божией милостью…

— Заткнись, дурашка, бог тебе не поможет, его придумали в Израиле, давно, и вбили тебе с детства в дурную твою башку, что он существует и помогает тебе. Много он тебе помог против моего оружия и моих машин? Подписывать безоговорочную капитуляцию будешь или нет?

Тот отвернулся, и ничего не ответил.

— Освободите место в волокушах для других раненых.

— Не смейте! Я — король!

— Ты — не король, ты — подкормка для волков. Ты приказал всех вырезать и повесить в Ляскеля и Ухте? Их сейчас едят волки, вот и побудь немного кормом для них, а не королем. Не долго, даже замерзнуть не успеешь, вон, они уже пришли, голодные, бедняжки!

— Я — подпишу!

Пришлось ему гелевую ручку в руки давать.

Совсем другое дело! Швеция, точнее, её король капитулировал, ублюдок. Его слово должен подтвердить риксрод, собрание благородных. Поэтому отправляем троих в Кемь, к Кострину, пусть Иван поможет трофеи собрать, да подарок получит: 5000 шведских ружей «Хусгварна». Тысячу себе оставит, а остальное — Петру, они ему пригодятся! Ну и с питанием там у них вечно не очень, монастырь постоянно зажимает поставки. Трофеев — более чем достаточно, нам столько не утянуть, часть лошадей еще не вернули. Нас здесь совсем немного, пленных гораздо больше, но мне требуется сейчас быть не здесь, а в Торнео. Передав свои распоряжения командиру 1-го батальона Фертлофу, высаживаю троих из экипажа, туда кладем носилки с этим стервецом, и, вчетвером, заправившись и взяв топливо в бочках, тронулись в обратный путь. Усталость навалилась, глаза просто слипаются, а тут еще этот козел в душу лезет. Он мне заявил:

— Так не воюют, князь Андрей! А почему Вас все Рюриком зовут?

— Вы же не понимаете норманского, хотя кровь норманов у вас присутствует? Что касается: «Так не воюют!», то я это уже слышал во Франции от маршала Гийома д’Отмера и кардинала Ришелье, я тогда разбил войска Испании на границе с Гасконью.

— Ришелье же — епископ?

— Все еще? Вроде подавали прошение?

— Папа еще не утвердил.

— Я так оторвался от этого в нашей Печенге! А что там еще новенького в Париже? В наш медвежий угол никто не заглядывает.

— У Людовика — новая невеста.

— Опять из Испании?

— Нет, из Англии.

— Не понял? Там же все девочки умерли, оставалась только Элизбет, но ее вроде прочили в королевы Богемии?

— Вы не в курсе?

— Нет, я убыл в Россию в 12-м году, а ранней весной тринадцатого года отбыл в Кольский уезд.

— Свадьба сорвалась, помолвка расторгнута.

— Но Элизбет на пять лет старше Луи? Если не больше.

— Мария — торопится, ее не слишком любят во Франции. А вы хорошо знаете Францию!

— Еще бы! Мария обещала меня казнить, за то, что я, якобы, сорвал помолвку короля.

— А, Вы — тот русский князь, который в Гаскони принимал посольство королевы-матери? Не помню, как его звали.

— Принц Андре де дю лэк Блён.

— Вам прочили блестящее будущее. Поговаривали, что Мария от Вас без ума!

— Настолько, что приговорила меня к смертной казни. Я покинул Францию из-за нее и ее подруги. Плюс принц Конде вел нечестную игру. Слушай, Торгерд, достань сзади что-нибудь пожевать! — я перешел на норманский.

— Одну минуту, Рюрик. Вино? Кофе?

— Кофе, и покрепче.

— А этого кормить будем?

— Не знаю, не спрашивал. Есть хотите, Густав? — спросил я короля.

— Так к королю не обращаются, и я не привык есть в таких условиях!

— Он еще не хочет.

Рядом со мной поставили поднос и закрепили его. На нем углубления и выступающие держатели, в которых крепились или стояли кружки и специальные емкости, в которых разогревалась еда. Рядом положили душистый, тоже подогретый, хлеб. Сняли крышку с копченой белой куропатки, которую слегка подогрели в духовке. Оторвали ей ножку. Я правой рукой передал себе в левую хлеб, предварительно откусив его, затем взялся за куропатку. Ну, а запах же! Рядом трое моих гвардейцев уминали все тоже самое, это — паек походный. Долго хранится, и здесь это — обычная птица. Есть еще гуси, но в большой упаковке, их на пятерых одну выдают, и их кусочки разыгрывают вслепую. Ну и рыба: соленая, копченая и вяленая. Сложнее всего с хлебом, его пекут, поэтому разогревать приходится, полевая кухня в аэросанных войсках не предусмотрена. Король крутился, вертелся, он был слегка привязан ремнями, чтобы не вылетел из носилок на поворотах и кочках.

— Послушайте, князь, это не честно! Я тоже есть хочу, а вы мне даже не предложили!

— Вам предлагали — вы отказались есть в таких условиях.

— Я не могу есть лежа!

— Можете, жевать и глотать можно и лежа, пить неудобно.

— Да у меня руки под ремнями.

— Отстегнитесь, замки справа. Под вами — свободное кресло. Носилки — складываются, щеколды снизу. Торгерд, поставь разогреться еще один паек, и помоги раненому спуститься. Пусть поест.

— Обратно его потом не засунуть будет, останавливаться придется.

— Что он говорит? — переспросил король.

— О том, что тебе потом будет не лечь обратно с раненой ногой. Так что, ешь так, сейчас он еще одно одеяло под голову подложит. А пить — он поможет.

Пока болтали и ели, успели проскочить несколько озер, и встретились с конной колонной 1-го батальона. Им еще двое-трое суток добираться до Ухты. Я остановился дать указания: что делать.

— Пленных всех передать в Кемь, как только подойдут их стрельцы. Все пушки и все оружие отдать тоже им. Со стрельцами и воеводой Костриным не лаяться. Как передадите — возвращаться домой, в Печенгу. Одну роту, первую, разворачивайте, пусть следует в Торнео. Тоже самое касается ее взвода в Ухте и вторых аэросаней. Они — в курсе.

Пожелал им удачи, меня сменили за рулем, и удалось поспать. Дорога уже накатанная, да и противник кончился, не было никакой необходимости оглядываться и осматриваться. Поэтому обедали уже в Рованиеми. А через два часа были в Торнео.

Шведы уже давно считали это полностью своей территорией и не оставили здесь ни бревнышка от старых русских оборонительных сооружений. Поэтому мои «орлы» не остановились на левом берегу реки, а захватили крепость Хапаранда на противоположном, комендант которой даже не спустил воду из рва осенью. Впрочем, и боя, как такового, не было. Отправляясь покорять Карелию, Густав выгреб отсюда всех боеспособных солдат, почистил основательно склады, с деньгами у него было напряженно. Он же перед этим выплатил кругленькую сумму датчанам. Войны он вел постоянно, вот и пытался расширить налоговую базу! Мы расположились в крепости, в каменном доме местного коменданта, который временно находился в крепостной тюрьме, а не в своей шикарной спальне. Короля тоже отправили туда, ибо надоел со своими вопросами. Отсюда до Стокгольма — 1000 километров. Так что, даже о том, что город взят, в Стокгольме еще не знают. А о том, что их «проиграли в карты» надо бы им сообщить дополнительно. Использовав местного писарчука, я составил письмо об этом, а королю поручил составить собственноручное послание «старине Акселю» (фактически, Аксель еще довольно молодой, но очень влиятельный политик в Риксдаге, и сам Густав выдвигал его на первые роли). Как только моя писанина была закончена, я расспросил шведа-писаря: как быстро доставить это послание в Риксдаг. Оказалось, что у них уже существуют дороги, и королевская почтовая служба, с многочисленными станциями. Почтари скачут даже по ночам. У меня столько народу нет, но позже выяснилось, что этими работами занимались не местные, а пленные, то есть, рабы. Короля принесли в кабинет, перед этим послав писарчука за местным начальником почты. Но выяснился еще один нюанс их организации: сам король сказал, что есть курьерская служба, не связанная с почтовыми перевозками. Густав рявкнул на почтаря, и через десяток минут перед ним уже раскланивался другой начальник, в дорогом, бархатном, костюме. Сколько же их у короля!

— Херре Амундсен! От скорости ваших курьеров зависит: сколько мне находиться в плену. Возьмите у князя де дю лэк Блён пакет, и передайте его лично в руки Риксканцлеру. К сожалению, мы были разбиты на льду озера Куйто. Разбиты наголову. Множество городов и селений перешли под управление князя Белозерского-Печенгского. Что я вам рассказываю, если Хапаранда в руках его норманов. Действуйте, и да поможет вам бог! Пошлите крепкого надежного человека.

— Я пошлю своего сына, Ваше Величество! Да хранит Вас господь всемилостивейший. Как Ваша рана?

— Пустяки, пуля прошла насквозь, а меня лечит каким-то древним бальзамом гвардеец, который меня ранил.

Я, через переводчика, обратился к Амундсену:

— Вас не совсем точно проинформировали о положении дел: король Густав подписал акт о безоговорочной капитуляции перед Россией. На всей территории Швеции будут действовать временные военные администрации. Это я говорю для того, чтобы ваш сынишка язык не распускал и не пытался поднять всех, чтобы освободить короля. Это никому не удастся, без серьезных мирных переговоров. В противном случае ваше ополчение будет разбито, и мы не остановимся, пока вся территория Швеции не окажется под нашей оккупацией.

— Да-да, херре Амундсен. Бог отвернулся от нас. Мою армию разбили 32 человека, во главе с самим князем. А войск у него достаточно много. Там у дома стоит машина, которая просто летит по льду. Еще вчера я был на озере Куйто в одном переходе до реки Кемь и в пяти-шести переходах от русской крепости. Обедали мы уже в Рованиеми, а через два часа были уже здесь. Вот такие чудеса. Ступайте, и выполняйте свой долг. И не сейте панику! Тут этим не поможешь.

— Ваше Величество! Ваше послание будет доставлено в кратчайшее время! Выздоравливайте, Ваше Величество! — раскланиваясь, и пятясь задом, начальник курьерской службы вышел. Его встретили трое гвардейцев и вышли с ним за ворота. Через некоторое время мне доложили, что сани с шестеркой лошадей понесли курьера в Стокгольм.

— Мои письма отправили? — поинтересовался я.

— Так точно, Рюрик. Десять конных, с сопроводительным письмом этого Амундсена, направлены в Нарву. В письме указывается, чтобы предоставляли им кров и смену лошадей по необходимости. Скреплено печатью курьерской службы.

Таким образом мои письма попадут в Москву гораздо ранее докладов Кострина. Войска сейчас под Нарвой. Ивангород отбит с помощью Анри. Пора им прогуляться через реку!

Через восемь дней подъехали мои гвардейцы из Ухты, которые доложили о том, как прошли переговоры с кемским воеводой Иваном Костриным. Ружья и пушки он забрал, а пленных забирать отказался: ему их селить негде, а их много, в крепость их пускать возможности нет. Под его началом всего полторы сотни стрельцов. Так что, теперь — это наша головная боль. Почесав затылок, решил, что шведский вариант использования пленных мне подходит: станут дорожными рабочими. Написал об этом Анри и отослал письмишко в Отти. Пока писал, возникла мысль: как использовать паровой вариант двигателя на берегу — строить теплые боксы. Бывал в Тикси, туристом, когда в институте учился, обратил там внимание на то, что все гаражи там утеплены, двери войлоком обиты, где центральное отопление, где котлы стоят. Машины стоят в тепле. А которые на улице, у тех двигатели не выключают 24 часа в сутки всю зиму. Это расход топлива и моторесурса, но иначе техника превратится в металлолом. Деваться некуда. Моему замечательному мастеру механического завода набросал каким мне видится скрепер и «пенькодер». Пусть покумекает, как это сделать. Растут люди! От него, Сигурда Висента, много толковых идей и мыслей поступает, а я его научил некоторые расчеты прочности делать, чтобы лишний металл не расходовать. Без таких помощников просто не обойтись! Пусть покумекает, что можно сделать. Самого меня очень злит ситуация, я думал, что Оксеншерна прилетит освобождать короля, но он не торопится. А время бежит! Мне домой требуется и хочется. И вдруг, ну, прямо как в сказке, появляется моя ненаглядная Маргарита! Узнав от аэросанных экипажей, что дела идут отлично, она задействовала пятый и седьмой экипаж, чтобы приехать сюда со всем семейством. Сюда же приволокла свою подругу Валери. И причину же нашла: у нас еще полярная ночь, а здесь на несколько часов выходит солнце над горизонтом. Детям свет нужен.

— Да и вообще, дорогой, пока всего этого не коснулась женская рука — это военная добыча. Как только появляются женщины, так это становится домом! Кстати, а где его Величество?

— Где-где, в тюрьме, где же ему быть? Еще и на плаху ляжет за преднамеренное убийство православных в Ляскеля и Ухте.

— Я понимаю и ценю твой гнев, но в этом мире так не поступают. Королям эти «шалости» прощают, ведь простили же Варфоломеевскую ночь всем ее организаторам!

— Этого не будет, дорогая.

— Этим ты поссоришь нас со всем миром. Выговорить и отразить в документах это — требуется, и на этом основании забрать все Великое княжество себе, включив его в наш удел. Тем более, что договоренности с Петром о том, что нам отдадут Карелию пока нет. А с точки зрения устройства зимних дорог и водных путей — здесь условия много лучше, озер больше. Если Петр отдаст Карелию, отказываться не будем, а Финляндию забрать — сам бог велел.

— Бога — нет, но я смотрю, что ты про себя уже примеряешь титул Великой княгини Финляндской.

— Не для себя стараюсь, для моих мальчиков. Это ты весь день где-то пропадаешь, то на заводе, то в море, то в походах. А я все время при них, и о них всегда помню. Им, кстати, очень понравились аэросани. Просят тебя их прокатить по заливу! И я бы сама не отказалась их поводить.

Пришлось устроить дневные показательные выступления для жителей трех городов. Кстати, мысль была ценная: люди пока недоумевали по поводу произошедшего. А Марго организовала праздники по поводу возвращения их в законные руки. Медовуху и пару бочек арманьяка она с собой прихватила. Пиво сварили на местном заводике. Густав уже ходил, с позолоченной палочкой, пришлось его из тюряги выпустить, отмыть, его гардероб уже привезли из-под Ухты, так что и он переоделся, да и меня Марго переодела в своем вкусе. «Блистать, так блистать!» В зале дома коменданта был дан отличный ужин во французском стиле. Марго и Валери надели все самое лучшее, а основным их занятием было именно моделирование одежды и выдумывание новых стилей и форм. Марго надела платье с огромным подолом, как у королевы Марии, и его несли за ней три мальчика в ливреях. Она, на правах хозяйки, и провозгласила первый тост: «За дружбу и мир между нашими странами», не упомянув при этом название той страны, которую представляем мы. У нее была «своя» политика и свое представление об устройстве этого мира. Мои знания о нем, ее не слишком интересовали. Она в курсе, что и как делается в ее мире. Густав, который настороженно отнесся к празднованию днем, вечером расслабился. Его, как и меня, напрягало отсутствие известий из Стокгольма, он прекрасно понимал, что его трон несколько пошатнулся. Все любят удачливых королей. До этого все его авантюры протекали успешно, даже в войне с Данией, он, хотя и потерял несколько городов, но сумел их вернуть за деньги, выкупить. Сейчас денег не было, гвардия полегла или попала в плен. Риксканцлер выручать его не спешит.

На следующий день, вместе с Густавом, посетили Оулу, где повторили эти выступления. Не слишком удачное расположение крепости: она находилась в глубине дельты реки Оула и не контролировала подходы к острову Хиетасаари, который еще не использовался в качестве форпоста и не имел равелинов, позволило моим пехотинцам навесным огнем поразить пороховые погреба, подавить огонь артиллерии, разбить ворота и очистить ее от противника. Крепости подобного типа уже не могли противостоять фугасным снарядам и ракетам. Сейчас крепость была пуста, а мы в своих требованиях ссылались на Ореховский договор 1323 года, который нарушила Швеция, и заложила здесь, на Новгородских землях, эту крепость в 1375 году. Примерно в одно время с Выборгом. Жители Оулу вышли посмотреть на гонки аэросаней по льду Кемпелалахти. С удовольствием пили пиво, отдавали королевские почести как бывшему своему королю, так и нам. Их не ограбили, война их не коснулась. У меня — армия, а не банда, и жители города, а это был, для Средневековья, достаточно большой город в 8-10 тысяч человек, Торнео был гораздо меньше, приветствовали меня. Праздник закончился для нас еще засветло. Сказав, через переводчика, прощальные слова, мы уселись по местам и тронулись в обратный путь. Обогнув остров Хайлуото, выскочили на простор Ботники и побежали по собственным следам обратно. Петька, старший сынишка, вообще-то его называли Пьером, родился он во Франции, и мы тогда старательно «избавлялись» от русских следов, забрался наводчику на колени и крутил ручки наводки, довольно громко изображал очереди из пушки. Младший, Мстислав, еще ходить толком не умеет, он сидел пристегнутым в одном из кресел. Пётр слез с рук наводчика, обнял меня за шею.

— Папа, а что там? — спросил он и показал рукой на запад, где находился шведский берег.

— Там Швеция, город Лулео.

— А давай посмотрим.

— Ну, это если дядя Густав разрешит. Там не наша, там его земля.

Этот стервец, а он по-французски говорит гораздо лучше, чем по-русски, впервые заговорил он на нем, а русский начал учить уже в Печенге, пристал к Густаву.

— Ты просишь невозможного, маленький князь! Но детям не отказывают, тем более, детям королей.

«Ух ты, он уже меня в короли произвел!» — подумал я и улыбнулся.

— Андре! А сколько времени займет сделать такой крюк? — спросил Густав у меня.

— Добежать до берега? Где-то час. В Лулео я не пойду. Здесь только три машины, ну и тебя там показывать не стоит, Густав. — он уже привык к тому, что я его называю без «величеств», как равный или старший. Мои норманы тоже называли меня просто Рюрик. Во всяком случае, открыто не возмущается.

— Тогда покажи сыну шведские берега.

Я попросил наводчика подать сигнал остальным, что мы меняем курс. Тот высунул флажки и подал сигнал, я повторил его морганием левого заднего сигнала. Плавно повернув, взяли курс 290 градусов. Лед был ровный, скорость где-то за 100–120 километров в час. Лыжи имеют неплохую подвеску, ход мягкий, амортизаторы все гасят. Через тридцать минут мне по креслу ногой Торгерд подал знак «Внимание!», затем прокричал: «Слева 10–10.30 конная колонна, несколько десятков карет и саней, человек 50 конного эскорта».

— Густав, твои «освободители» едут, не иначе. Торгерд! Сигнал! Строй — клин! Не стрелять!

— Есть: клин, не стрелять! — я убавился, звякнул вновь приоткрываемый люк, Торгерд начал передавать сигнал, я зажег треугольный сигнал, но его вечно плотно забивает снежная пыль, поэтому приходится дублировать флажками. Ещё десять минут мы неслись на полной скорости. Затем я сбросил обороты.

— Торгерд, встать и помаши белым флагом! — расстояние еще превышало расстояние для прямого выстрела. Их колонна встала, как только нас заметила, но это было довольно поздно. Конные выдвинулись вперед, пытаясь прикрыть голову колонны. Мы остановились. Из двух машин выскочили их командиры и толмач. У меня экипаж состоял всего из трех человек: меня, Торгерда и Ролфа.

— Ролф! Старший! Узнай, кто такие и куда направляются! Возьми большой белый флаг. Мы прикроем.

— Есть!

Они двинулись вперед, Ролф впереди, двое — сзади, автоматы стволами вниз, не на изготовку, но патрон в патроннике, предохранитель снят. У противника спешилось тоже трое, и также пошли вперед. Сошлись на равном расстоянии. Состоялся какой-то диалог, толмач был с ними. Его мы брали с собой на праздники. По одному человеку отделилось от переговорщиков, и они побежали в разные стороны докладывать обстановку. Этот кортеж был кортежем будущей королевы Марии Бранденбургской и Акселя Оксеншерны. Они ехали на переговоры с нами. Я разрешил сообщить о том, что король здесь, но проводить переговоры мы будем не на льду, а в крепости Хапаранда. Разрешил подъехать карете с невестой короля, чтобы она увиделась с ним. Переговорщикам сообщили об этом. Они осмотрели карету, и высадили из нее одного человека.

— Это — Аксель, пускай он подъедет.

— Торгерд! Махни разрешающим!

«Ну, все! Теперь они у меня в руках все!» — улыбнулся я и открыл свою дверь. Вылез из машины, открыл дверь Густаву, и помог ему спуститься. С раненой ногой это не очень просто. Я знал из истории, что эта женщина очень любила его, и после его смерти ей пришлось бежать от Оксеншерны, и жить в изгнании. Она может здорово пригодиться на переговорах. Поэтому я не стал препятствовать этой встрече. Рядом со мной оказалась и Маргарита, в своей шубке из русских соболей, не каждая королева могла похвастаться таким нарядом. Карета остановилась, и мы сделали несколько шагов навстречу, пока лакей, спрыгнув с облучка, открывал дверь и устанавливал трап. Из двери выскользнула невысокая, довольно хрупкая, девушка и бросилась к Густаву. Он чуть не упал от того, что она повисла у него на шее. Мне пришлось его поддержать.

— Ваше Высочество, — сказал я по-французски, — Его Величество ранен. Ему еще трудно стоять!

— Рюрик, спасибо, что поддержал, своя ноша не тянет. Дорогая, познакомься, этот человек, все его зовут Рюрик, по имени легендарного князя Рюрика. Он со своими норманами разбил мою армию и пленил меня. Сегодня я попрощался с жителями Оулу. Теперь это его город. Принц Андре де дю лэк Блён, победитель Испании и Швеции. Тебе придется первой поклониться ему.

— Главное, дорогой, ты — живой, а военное счастье — оно изменчиво. Проиграть сильнейшему? Это повод задуматься: а стоило ли давать свое согласие недавнему врагу? А ему я поклонюсь, за то, что тебя лечат и в кандалах не держат.

Будущая королева сделала в мою сторону реверанс, на что я ответил неглубоким поклоном.

— Господи, а это кто? — Мария указала глазами на Петра.

— Это — князь Петр Белозерский-Печенгский. Там в машине еще и его младший брат, он — спит. Мы ехали показать им шведский берег, с моего соизволения. Очень милый мальчик, такой самостоятельный! Будущий король!

Ей представили Марго, дамы церемонно раскланялись. Дошла очередь до Оксеншерне, но солнце неумолимо стремилось к уже близкому горизонту. Невесте предложили продолжить путешествие с женихом, а Акселю предложили либо вернуться к кортежу, либо следовать с нашей охраной.

— А почему не в машине с Его Величеством?

— Сани рассчитаны на семь человек: нас в машине сейчас семеро. Чтобы посадить будущую королеву Марию, я буду вынужден одного из гвардейцев отправить в другую машину. Второго я отправить туда не могу, он — стрелок-наводчик и обеспечивает связь с остальными машинами. Мы не рассчитывали здесь встретиться с вами. Одно свободное место в третьей машине еще есть. Ролф, проводи риксканцлера к третьей машине. Сам — во вторую.

— Пойдем. — буркнул Ролф и зашагал по скрипучему снегу к машинам. Мы с лакеем и Торгердом помогали королю и королеве усесться на свои места. Аксель пожал плечами, махнул кому-то, к нему подскакал офицер, которому он что-то сказал. Затем уселся в машину, и мы запустили двигатели. Я развернулся, взял курс 37° по магнитному компасу, и начал постепенно прибавлять обороты. Я следил за состоянием Марии, так как на таких скоростях она еще никогда не ездила. С непривычки может и стошнить. Но ее больше удивили мои действия, когда окончательно стемнело: я включил фару, дававшую довольно мощный пучок света. Это ее напугало, и она, мелко и быстро, начала креститься. Все незнакомое их, местных жителей, серьезно пугает. Но через пять минут появился остров Малёрен с довольно высоким деревянным маяком, это отвлекло ее на некоторое время, и вновь напугало. Она обратила внимание на то, с какой скоростью мы движемся. До этого чистый лед и обступившая темнота мешали ей определить скорость перемещения. До места оставалось около 35 километров. Её успокоил Густав, сказав, что беспокоиться не о чем.

— Князь снизил скорость, до этого мы просто летели. Теперь раза в два медленнее.

Проскочив между двумя островами, я повернул направо и два раза налево, оказавшись прямо перед входом в крепость. Рев моторов все слышали, нас ожидали. Караул отдал честь, и мы остановились перед двухэтажным домом коменданта. В ожидании ужина в кабинете коменданта начались предварительные переговоры с Риксканцлером Швеции.