Мракобой

17. Вершинин

После бурной ночи Вершинин имел право на отсыпной, но как говорится, человек полагает, судьба располагает. Он вынырнул из тяжелого неприятного сна, проснувшись от стука в дверь. Ее пинали и матерились.

— Буду стрелять! — пригрозил Вершинин.

— Открывайте, тащ майор, не дурите!

Он узнал голос опера Шебутаева. С трудом встал, опасливо ожидая скачка давления и головокружения, но обошлось. Отпер дверь. В номер влетел Шебутаев.

— Вы с ума сошли, Палыч, спать в такое время! Не желаете поработать?

— Не желаю! Мне надо принять ванну, откушать завтрак! — он глянул на часы на мобильнике. — Впрочем, на завтрак я уже опоздал!

Шебутаев уже протягивал штаны:

— Пардоньте!

— Не бери в голову! — махнул я рукой. — С утра все равно аппетита нет! Что в городе? Разобрались с партаками? Большие потери?

— А вы откуда знаете? — подозрительно сощурил глаз Шебутаев. — Вы должны были в гостинице безвылазно сидеть!

— Смотрел по телевизору! — буркнул Вершинин. — Я следователь или где?

— Следователь, следователь! — успокоил Шебутаев. — Одевайся, Палыч, нам надо съездить в одно место!

— И куда это? — с тревогой поинтересовался Вершинин.

Неужто снова «объект № 3»?

— В тюрьму! — сказал опер.

— Я думал, Бутырку закрыли! — сказал Вершинин. — Что мы здесь потеряли?

Они только что выбрались из убитого служебного авто у мрачного комплекса из недоброго десятка многоэтажных кирпичных корпусов.

— Есть интересный пассажир! — сказал Шебутаев. — Бывший заместитель начальника Управления организации дознания Главного управления МВД полковник Заморов. Список обвинений длинный. Там и взятки в особо крупных, и блядство на рабочем месте.

— Это как? — не понял Вершинин.

— Набрал дознавательш ноги от ушей и устраивал Вальпургиевы ночи непосредственно в рабочем кабинете.

— Вальпургиева ночь-это праздник весны! — упрямо уточнил Вершинин.

— Вот-вот. Я и говорю блядство. А дальше то ли дознавательша от «марсианской пыли» крякнулась, то ли взятка оказалась слишком большой, и мешок порвался, короче УСБ повязало гражданина Заморова, и сидит он на ближнем цугундере, тоской мается. И от этой самой тоски воспылал он тягой к справедливости, готов сотрудничать и выложить кое-что интересное, при условии, что его не повесят, а в лучшем случае, ещё и срок скостят.

— Обычная песня! — проворчал Вершинин.

— Да? — с хитрецой бросил на него взгляд опер. — А что если я скажу, что ценные сведения, которые готов выложить на блюдечке с голубой каемочкой прелюбодей и взяточник, касаются твоего закадычного дружка профессора Данлоппа?

Встреча с гражданином Заморовым, бывшим замначем и полковником, состоялась в комнате для допросов. Заморов оказался упитанными холеным товарищем.

— Что я получу взамен моих бесценных сведений? — сразу в лоб спросил он.

— Сначала сведения, потом бонусы! — отрезал Шебутаев. — От кого информация?

— Сведения получены от информатора опера уголовного розыска Матвеева по кличке Скелет! — гордо ответил Заморов.

— Здрасте, пожалуйста! — вырвалось у Шебутаева. — Приехали, называется! Матвеев уехал после окончания командировки, а Скелет вообще отъехал. Труп его найден на свалке на Новом Арбате с многочисленными ножевыми!

— Вот именно! — со значением произнес Заморов.

Я посмотрел на его холеную безмятежную рожу и понял: он и в зоне не пропадет. Выйдет через пару лет, отроет заныканные миллионы и улетит в Европу шишку полировать дальше.

— Допустим! — сказал Шебутаев. — Почему Скелет с тобой разоткровенничался?

— Его взяли с шариком лунохода, светил большой срок! Матвеев к тому времени свалил, он и предложил слить информацию мне и вообще работать на меня! Сообщил, что Матвеев велел ему последить за Данлоппом, и он нарыл кое-что интересное! Даже не так! — Заморов сделал паузу и выделил. — Он сказал дословно, что узнал нечто странное и «даже в натуре жути хватанул». Это его слова!

Я был заинтригован. Профессору Данлоппу в том, что он агент МГБ, я не поверил. Легенда была рассчитана на легковерных простаков. Я надеюсь таким не был. В его истории было много «слишком». Слишком усложненно. Слишком много пояснений. И. Слишком много слов. По поведению моего друга майора Бекка, который сейчас греет пузо далеко от этих мест (на самом деле я не знал, что он всего лишь в паре километров, контуженный, спасает приговоренную к смерти беглянку), я знаком с тактикой органов межгосударственной безопасности, и она проста и эффективна как удар кувалдой. Куда уж эффективней! Там не стали бы заморачиваться с философией, хоть с нашей, хоть с зарубежной, а прислали бы полковника с кучей специальных допусков, он бы тут всех построил, при необходимости и без перестрелял кучу народа, наиболее достойных повесил на Красной площади рядом с разломом, добыл бы нужные сведения и документы за 3 дня и отбыл, оставив после себя атомное выжженное пятно. Ну это я утрирую. Но без кучи подписок о неразглашении бы не обошлось.

Так что касается Заморова, так что все очень может быть.

— Зачем оперу уголовки иностранный профессор? — не поверил Шебутаев.

— У опера начальник есть! — усмехнулся Заморов.

— И конечно Скелет не знает кто это!

— Почему не знает? Один раз Скелет проследил за Матвеевым и видел, как тот встречается «с паханом»! И даже описал его! Ухоженный и лицом, и телом! Одет «как в театр идет»! На «мента не похож»!

— Общие описания, вы не находите! — посумрачнел Шебутаев.

Подчиняясь внезапному наитию, я поискал в телефоне и показал фотку.

— Он?

Заморов вздрогнул как от удара и поспешно отвел глаза.

— Возможно! — и тут же опомнился. — А я откуда знаю? Я ж его не видел!

Без очков было видно, что врет.

На снимке был следователь Гапонов.

Вор по кличке Скелет внешность имел неприметную, но слух и способность анализировать полученный мизер информации у него были потрясающие. Лишний раз пройдясь по коридору МВД и подслушав обрывки чужих разговоров, он уже мог указать на тех, кто стучит УСБ и спит с чужой женой.

Матвееву он достался по наследству. Нельзя заиметь полноценного стукача за время короткой вахты. Скелет как интеллигентный вор ментов не любил, но общение с ними давало постоянный доход. К тому же можно было сдавать конкурентов.

Когда в машине, припаркованной в тихом Сытинском тупике, Матвеев показал Скелету фотку холеного папика, он сразу понял, что рожа у него не наша, но вида не показал.

— Кто это? — спросил он.

— Профессор Данлопп, приехал к нам из-за бугра!

— Со шпионами дело не имею! Расстрельная статья! — вернул он фотку.

— Он не шпион! Всамделишный профессор! — настаивал опер. — Последишь за ним! Установишь связи! Чего мне тебя учить!

— Такой респектабельный, а на самом деле барыга! — сказал Скелет.

Он еще не знал, что дело тухлое, но уже чувствовал.

Иностранец оказался беспокойный. Все время куда-то ездил. На места преступлений с опергруппой, в дальние разведывательные экспедиции вместе со спецназом, с учеными лазал в подземелья. Скелет замучился мотаться за ним, сжег цистерну бензина на своей старенькой ещё «ободранной»[33] «Волге-Мерседесе».

Меньше всего профессор походил на профессора. Даже по одному тому, как Данлопп проходил по битому кирпичу, Скелет бы мог утверждать, что профессор приучен ходить не только перед кафедрой перед засратыми студиозами.

Один раз произошел вообще вопиющий случай. Данлопп поотстал от очередной поисковой группы, к которой был причислен, и быстро заговорил по телефону. Скелет навострил уши — и не понял ни слова. Профессор говорил на мертвом языке! После гибели Штатов и Англии тот нигде не использовался и выучить его ради самого процесса мог разве что идиот, но профессор, судя по тому, что дорос до профессора, идиотом не был.

Данлоп периодически встречался с высокопоставленными персонами из администрации и министерства обороны, а один раз так вообще с целым генералом. Скелет не знал кто это, но Матвеев показал ему фотку и сказал, что это генерал Ярославский, начальник комендатуры города. Уже тогда Скелет понял, что пора делать ноги, поэтому и не сказал оперу, что профессор балакает по-английски. И судя по тому, что его внимательно слушают, он не один такой идиот, и есть еще кто-то, кто знает мертвый язык.

Матвеева сильно заинтересовало, что Данлопп встречался с генералом. (Уже по одному этому факту можно было судить о его недостаточных умственных способностях). Он сказал, что неплохо было бы пошарить в доме Ярославского. На что Скелет сразу сказал, что на это не подписывался и висеть на красной площади в праздничный день не имеет никакого желания.

— Тебе ни придется никого грабить! — увещевал Матвеев. — Снимешь все в доме на специальный сканер и все!

— А охрана? Там небось батальонная тактическая группа!

— Для проезда я сделаю тебе «вездеход»! А внутри будет только его жена! Но она сильно больна, с постели не встает, если вообще не померла еще!

У Скелета засвербело, так сильно хотелось обнести генерала. Добра там небось горы. А с «вездеходом», то бишь спецпропуском на все виды контроля, его ни одна падла не остановит.

— Где живет генерал? — деловито спросил Скелет.

— В Юсупово! — был ответ.

Ох уж это Юсупово! Кабы знать, какая его там терпеливо ожидала самая реальная жуть!

О том, что генерала со свитой не будет дома следующей ночью, Скелету сообщил Матвеев. Тогда же передал сканер, который легко удерживался одной рукой.

— Аккумулятор на 2 часа работы. В доме снимай все подряд, каждую комнату. В конторе потом все расшифруют.

Опер повторил условие, чтобы в доме он ничего не брал. Скелет согласно кивал, прочный объемистый мешок под планируемый хабар уже ждал в багажнике.

Дождавшись наступления сумерек, поехал. Нельзя сказать, что он чего-то опасался либо предчувствовал что-то нехорошее. Генерал должен был стать не первым и не последним, кого он обнесет.

Шлагбаум в посёлке оказался электронным, еще одна удача. Скелет сунул «вездеход» в скимер, и вуаля-шлагбаум послушно поднялся. Как отнять конфетку у ребенка.

Скелет поехал по улице и тут увидел ее. Чертова старуха стояла на краю дороги, лицом к нему. Белые букли на голове, бесформенное темное платье. Все бы ничего, ещё одна долбанутая старуха, если бы она не стояла в полной неподвижности. Он увидел ее за сто метров и пока подъезжал, она не пошевелилась ни на йоту, словно посылала некий сигнал и ей запрещено было двигаться. Стояла как статуй в лучах заката, вперив неподвижный взгляд в Скелета. Он даже оглянулся, не рассматривает ли чертова кукла что-нибудь за его спиной. Но нет. Улица оставалась пуста на всем протяжении. Он даже подумал, не померла ли старая стоя, но, когда проехал мимо застывшей фигуры, та ожила и два раза плюнула, по левую и правую руку от себя.

Скелет вдруг почувствовал сильный укол в висках. Боль была такой сильной, что отдалась в зубы.

Гадская ведьма, выругался Скелет. Надо сказать, не любил он страшилки про ведьм, чёрные руки и карликов-людоедов. Больше не любил разве что истории про оживших мертвяков. И погоняло из-за этого получил. Вернее, вопреки этому.

Посему поспешил свернуть в проезд.

И увидел еще одну старуху.

Она стояла, как и первая в метрах ста, соблюдая полную неподвижность и глядя прямо Скелету в глаза. Ему даже показалось, что это одна и та же, те же белые букли, бесформенное платье.

На этот раз он не стал подъезжать, свернул и через пять минут оказался перед знакомым шлагбаумом.

Нет, так не годится. Трясущимися руками он достал папиросу и закурил.

Может, это охрана такая, успокаивал он себя. Стоят в разных местах, номера записывают.

Уехать он не мог, так что успокоив себя подобным манером, быстро составил в голове план объезда неожиданного препятствия. Придумают же люди, мотал он головой. Чего только эти мироеды не сделают, чтоб сберечь свои миллионы. Бабок привлекли.

Он бросил сигу и поехал вновь утвержденным маршрутом. Тот получился заковыристым, пару раз пришлось корректировать и сворачивать, завидя вдалеке неподвижные фигуры.

Так что на место он прибыл, когда окончательно стемнело.

Дом возвышался темнеющей глыбой. Его окружал металлический штакетник-профилированная полоса тонколистовой стали. Через каждые несколько метров штакетник крепился к кирпичным колоннам. Колючки поверху забора не было. Как отнять у ребенка конфетку!

Он отогнал машину. Надел балаклаву и перчатки. Повесил на спину мешок для хабара. В «лифчик» упаковал сканер, фонарик и нож. Теперь он был готов.

Перелез через забор позади дома. За ним начинался необустроенный участок, заросший чертополохом, так что ему везло.

Потом везение стало буксовать.

Спрыгнув на землю, попал в вязкую грязь. В ночи безостановочно работали поливалки. Нет чтобы там газон был, или кусты какие. Нет. Лишь голая грубо вспаханная земля. Жирный чернозем. Сильно пахло сырой землей и еще кое чем из его нелюбимой темы.

Он осмотрелся и непроизвольно вздрогнул. В темноте отчетливо белели неподвижные фигуры. Первой мыслью было то, что чертовы старухи перебрались следом за ним, переодевшись в саваны.

Он сплюнул. Снова нелюбимая тема.

Это были скульптуры, выполненные в виде человеческих фигур в натуральную величину. И только дети.

Генерал детей любит, понял Скелет.

Первой стояла девочка. Симпатичная такая, мордашка круглая, лет 8-ми. Только одета в дореволюционное платье. Смешное жабо, с плеч спускаются помочи, украшенные объемистыми шариками, пояс с цветами. Скульптура была накрыта стеклянным стаканом.

Кроме могильной темы Скелет не любил тюрьму и любое покушение на свободу. Всю жизнь стоять вот так, в тесном стакане, это невыносимо.

Второй скульптурой был младенец в люльке с непропорционально большой уродливой головой.

Потом был мальчик, целующий лицо, тянущееся к нему из камня. Снова одет не по-нашему. Короткие штанишки с подвязками, матроска, неряшливая по нынешним меркам стрижка.

Следующая статуя вообще дичь. Мальчик лежит и смотрит в лицо головы, которую держит в руках. Бр-р.

Скелет помотал головой. Странные вкусы у этого генерала. Хоть и любит он детей, но каких-то странных.

Скелет решил больше не отвлекаться, ну его нах, а заняться делом, но тут столкнулся с еще одной скульптурой, которая буквально потрясла его и помогла многое понять из ранее увиденного. Но лучше уж он оставался в неведении, ей Богу.

Это был памятник мальчику инвалиду в инвалидной коляске. Мальчику было лет 6, он как бы отрывался от своей неуклюжей надоевшей коляски и вставал на хрупкие ножки, которые не хотели больше находиться во власти грубого тяжелого железа. Они хотели бегать, прыгать, они хотели жить. На лице парнишки была счастливая улыбка.

Только малец отрывался от своей коляски-тюрьмы не вперед, что было бы нормально, а вверх. И улыбался он тоже чему-то там наверху. Улыбка его была обращена совсем не людям, и благодарность лишь Богу. И уходил он счастливый и совсем не по земле.

Да ведь он умер, понял Скелет. И все эти скульптуры — это памятники детям из могильных склепов. Памятники мертвецам. Они все умерли.

Нечего было ждать хорошего от чудака, заставившего свой сад каменными мертвецам, но вернуться тоже был не резон. Аванс был взят, и его надо было отработать.

Скелет прокрался к задней двери и тут ему повезло. Дверь оказалась незапертой. Вор приоткрыл ее ровно на ширину своего тела и бесшумно проскользнул внутрь. Дверь сразу прикрыл и скользнул вбок в тень. Стал прислушиваться и принюхиваться аки зверь. На него никто не напал. Никто не заорал дурным голосом. Не замигала сигналка, которой не было.

Он сразу почуял запах. Запах был не то что нехороший, но уж больно противный. Помнится, в далеком детстве, еще до первой ходки, Скелет лечил горло в больничке аппаратом КУФ. Короткий ультрафиолет. В рот ему совали грубые пластмассовые трубки, обработанные хлоркой-карболкой. Все это воняло, навевая тоску и безнадегу.

Именно такой духан стоял в генеральском особняке, точно в дешевой тюремной больничке. Скелет бы не удивился, если бы где-то здесь не лежал на желтых простынях высохший как лунь и смертельно больной генеральский дед. Но про деда заказчик не упоминал.

Скелет внимательно огляделся.

Весь первый этаж занимал просторный атриум с мозаичным полом. В разных углах атриума горело штук 30 всяких ламп и светильников, но как в плохом ужастике, они давали ровно столько света, чтобы освещать только себя.

Судя по всему, мозаика было очень дорогая и изображала огромную развертывающуюся спираль с миллионом фигурок. Тут были и черти, и боги, и космонавты. Фигурки агрессивничали, пожирая друг друга, а спираль душила их всех.

Если Скелет и раньше подозревал, что генералы неадекватные люди, то теперь убедился в этом окончательно.

Атриум был пуст. Да никто и не стал бы жить рядом с таким поганым полом. На второй этаж вела мраморная лестница с поручнями и балясинами из белого мрамора.

Человечий вид, оценил Скелет, всю жизнь проживший в коммуналке, а то и в общей камере в тюрьме.

Он вытащил сканер и заснял обстановку первого этажа. Только пол снимать не стал. На фига заказчику весь этот авангардистский ужас.

Дом безмолвствовал.

В полной тишине и ничем не нарушаемом одиночестве Скелет поднялся на второй этаж. Взгляд уперся в панорамное окно, за которым в сумерках белели фигурки мертвецов, и Скелет поспешил отвернуться. Хоть дом был и пуст, вор холкой чуял опасность. Надо было делать дело и валить.

Он сделал панораму коридора на сканер, когда боковым зрением узрел нечто светлое, быстро скользнувшее к нему. Опустил сканер, никого. Только пустой дом. Сердце стучало как сумасшедшее. Скелет постоял, его успокаивая.

Три двери, три комнаты, уговаривал он себя. Открой двери и снимай. Даже заходить не надо.

Он открыл ближайшую дверь и обмер. За дверью стояла женщина. Наверное, она собиралась спать, потому что была практически голая. Тонкий пеньюар с кучей разрезов, в которых видны прозрачные трусики и лифчик.

Если бы она закричала, Скелет растерялся бы меньше. Но она стояла и молча смотрела на него. Молодая. Красивая.

Словно под взглядом удава, действуя медленно и плавно, Скелет затворил дверь и уже не скрываясь, кинулся к двери. Его засветили, так что он имел полное право слинять.

Вор опрометью с катился по лестнице-и здесь ему показалось, что его ударили. На самом деле мрамор оказался чертовски скользким и холодным, и он поскользнулся. Второй лед, гадство, молнией мелькнула мысль. Поскользнулся вор неправильно, ноги улетели не вперед, а остались позади. Со всего маху вор приложился о мозаичный пол, сканер сразу куда-то улетел, а когда вор поднял глаза-перед ним вновь стояла женщина. Та же самая, если не близнец, у вора память на лица была профессиональная.

— Ты кто? — спросила дама голосом, который показался вору прекрасным, точно извлеченным из музыкального инструмента, он еще никогда не слышал таких.

Хрустальный голосок.

Вору сделалось спокойно. Ничего эта дамочка мне не сделает, понял он. Оружия нет. Стоит в одном пеньюарчике. Возможно, даже перепадет. А там иди ищи тащ генерал, то твоей жёнушке вдул. У вора коттеджа нема, он как ветер. Сегодня тута, а завтра тама.

— Ты кто? — повторила дама.

— Вова! — сказал Скелет.

А мог и Петя, никакой разницы.

— Везучий ты, Вова! — продолжала дама. — Я успела Роберта отключить!

Звездит, понял вор. Опасается, что вдую.

— Я тебя не трону! — пообещал он.

— Я знаю! — сказала дама. — Ты хороший!

— Не совсем! — уточнил вор. — Не вздумай поднимать шум!

Полураздетая женщина была аппетитная, как оладий.

— Мне страшно одной! — призналась вдруг дама. — В том месте, где я была раньше, было хорошо.

— В Куршавеле что ли?

Дама засмеялась. Смех был хрустальный, у вора аж бубенцы зазвенели. Да я счас кончу, удивлённо понял он. От одного вида этой волшебной женщины. Никогда с ним такого не было.

Если до этого момента все было прекрасно, после началась жуть.

Для начала раздался грубый скрежет, уместный более для некоего метало-обрабатывающего производственного цеха, чем для загородного коттеджа. Будто шлифовкой пытались разодрать мозаику на полу. Само по себе это было жутковато. Но еще страшнее стало, когда дама повернулась к вору спиной.

Женщина оказалась совершенно прозрачной, точно стеклянной. Внутри ее беспрестанно шли какие-то процессы и переливалась тяжелая маслянистая жидкость мертвенно синего цвета. В этой жидкости медленно всплывал пульсирующий крупный пузырь вытянутой формы. В нем открылись два глаза и уставились на вора.

Вот тут вор от страха потерял остатки самообладания. Сознание выключилось от ужаса и далее он действовал на одних рефлексах. Он не помнил, как выскочил из ома, как бежал по саду мертвецов, даже как перелазил через забор. Пришел в себя лишь далеко на улице.

— Что думаешь? — поинтересовался Вершинин, когда Заморова увели.

— Он знал того, кто знал Ботвинника! — непонятно выразился Алексей. — По сведениям Заморова со слов Матвеева по рассказу Скелета.

— Не скажи! Гапонов зачем-то ведь интересовался генералом. Тут явно какая-то связь. И жена генерала жива до сих пор, хотя доктора отпускали ей всего полгода.

— Ты веришь в живой пузырь внутри человека?

— Нет конечно, тут Скелету верить нельзя! Хотя…

Вершинин припомнил свои ранние попытки встречи с Пантаналом. Чего там только не было.

— Не суть важно! — поправился он. — Что мы выяснили? Комендант города выдает допуск в закрытый город иностранному спецу.

— И за это я с превеликим удовольствием Данлоппа закрою! — закончил Шебутаев.

На самом деле заманчиво, подумал Вершинин. Генерала мы тронуть не можем, по крайней мере, пока. А профессор в самый раз[34].

Они снова сели в убитое служебное авто, которое и завелось не с первого раза, и наконец тронулись.

— Я с таким наслаждением надену на Данлоппа наручники! — предвкушал Алексей.

Я бы сам на него их надел, подумал Вершинин. Столько времени водил меня за нос. Знал ведь, что я веду дело Гапонова, и нарочно мне в друганы набивался. Информацию выведывал. «Сэм Брук, гвинейский друг».

Погоня возникла сразу за поворотом на Лесную. От обочины отделился и устремился за ними нарядный автомобиль ППС. Он пристроился за ними и включил ревун.

— Будем отстреливаться! — пригрозил Алексей.

— Не дури! Это же наши! — одернул Вершинин.

— Ваши в овраге лошадь доедают! — огрызнулся Шебутаев, но все же остановился.

Машина ППС встала чуть в отдалении. Из нее разом вышли четверо. Трое в кожаных плащах патрульных с автоматами и чел в гражданке. Был он совершенно лыс и неприятно носат. Пэпс постучал по стеклу кончиком ствола. И ствол показался Вершинину чересчур толстым и неухоженным.

— Да-да! — вежливо сказал Шебутаев.

— Выйдите пожалуйста из машины!

Алексей пожал плечами и подчинился.

— Лицом к машине! Руки назад!

Вершинин торопливо стал выбираться из машины, но пока это делал, на Шебутаева надели наручники.

— В чем дело?

Лысый показал ксиву.

— Управление собственной безопасности! Полковник Филимонов! Гражданин Шебутаев вы обвиняетесь в убийство следователя Гапонова!

— Что за бред?

— Разберемся! — пэпсы грубо толкнули его в направлении патрульной машины.

Тут Вершинин понял, что настал его выход.

— Товарищ полковник, а вы в курсе, что дело об убийстве Гапонова веду я? Моя фамилия Вершинин, я следователь по особо важным делам главного управления следственного комитета!

Филимонов внимательно посмотрел на него, точно коллекционер разглядывающий редкую букашку и сказал:

— Пошел на хер!

После ареста Шебутаева машина оказалась в полном распоряжении Вершинина. Он снова завел ее не с первого раза и поехал в отель. Беспрепятственно доехал, бросил машину на дороге, потому что парковка оказалась занята, и торопливо зашел в здание. Дежурившая на ресепшн Зоя что-то крикнула, но он, не останавливаясь, ринулся в как раз открывшийся лифт. Больно ударился, а когда растирал руку, увидел, как оказавшийся попутчиком пинальщик радостно осклабился. Меня никто не любит, подумал он. Ему до трясучки захотелось увидеть рожу Данлоппа, когда он наденет на него наручники. Шпион хренов. Замаскировался. Купил благосклонность генерала. Вынюхивал…

А что он вынюхивал? Вершинин замер перед своей комнатой. Ведь он Пантаналом интересовался! А это пахнет государственными секретами высшего категории секретности!

— Не надо тормозить, милый друг! Это ведь ваш собственный номер! — раздался барский голос.

Легок на помине, вражина, подумал Вершинин.

Данлопп подходил, холёный, благоухающий, как только что из ванной, стильно одетый.

Вершинин отпер дверь и некультурно зашел первым, но, когда Данлоппа это останавливало, он вошел следом и обрушился в кресло.

— Вы что-то ищите, милый друг? — поинтересовался профессор.

Вершинин носился по номеру, переворачивая содержимое кресел и платяного шкафа.

— Дипломат мой! — вырвалось у него.

— Этот? — профессор протянул его, держа одним мизинцем.

Вершинин схватил его как кот карася, открыл и выхватил пистолет. Дипломат полетел на пол, ствол уставился профессору в лоб.

— Вы не сняли с предохранителя! — застенчиво подсказал Данлопп.

— А так? — Вершинин снял.

Он искал страх в глазах оппонента, но его там не было. Профессор смотрел даже с интересом.

— На кого вы работаете, Стэн? Центр, Пальцы, какие-либо другие сволочи? — спросил Вершинин. — Вы можете попытаться напасть, но не обманывайтесь, мне уже приходилось убивать, и рука у меня не дрогнет.

— Да знаю! — оборвал его профессор с некоей досадой. — Я ведь знал, что эта сказочка про МГБ для вас ненадолго, Жак!

Имя, пользуемое французской разведкой, профессор подчеркнул особой интонацией, и это вкупе с остальным сказало о многом.

— Будете шантажировать меня прошлыми делами? — понял Вершинин. — Я вас застрелю и сам застрелюсь!

— Стрелять никого не надо! — сказав так, Данлопп посмотрел ему за спину.

— Дешевый трюк! — криво усмехнулся Вершинин.

— Если б знали вы, насколько не дешевый! — покачал головой профессор и поторопил. — sors de là, sinon ce cinglé va tirer[35].

Легкий шум за спиной заставил его оглянуться. Дверь в ванную медленно отворилась.

— Эва! — прошептал он, опуская оружие.

Перед ним стояла Эва Бертлен.