Моя родина – Фаэтон. Вторая книга

Глава 5. Преодоление молчания и его новые пороги

… птица памяти вонзает клюв в глаза, доставая наружу предстоящую боль. Вижу, как продолжение рассудка, который могу потерять, если не последую по срединному пути, постигая, как комок из событий, не отдельные части.

Выбор сделан, надо понять память, как сизую птицу, пронзившую взор. Ничего не вижу, не понять, что произошло, почему взгляд затуманен и не несет признаки жизни, которые проживаются отдельно, не во мне, как спектре сознания. Или гипноза, не понятно, какая часть памяти предстает перед взглядом, либо взором в ушедшее время, либо в себя, как понимаемое понятие, которое увижу в зеркале. Не узнаю отражение и глубины отражаемых понятий, которые поражают сутью, когда смотришь свысока.

Перо разрезает глаза. В неоспоримости событий вижу часть жизни, которая шагает вперед, а не назад, в прошедшие события. Стараюсь достичь памяти, по крупицам собирая, ибо надо дойти в конец. Там узреть, что это начало пути, хоть описана большая часть, которая не вмещается в привычные значения, переливаясь из сосуда мозга. Его нельзя удержать в голове, так как нельзя понять в состоянии. Когда не идешь вглубь времени, а память идёт в тебя, залетая в глаза, не видящие глубины, потому слезятся от того, что не привыкли к меняющемуся антуражу сути, становящейся, то алой нитью мойр, то серой нитью Смерти, передающей в руки Жизни. В уме произносится суть, отражающая боязнь картины, которую до поры не принимаю, но она, тем не менее, существует, никуда не уходит, а становится больше по проистечению времени, ведь так устроен универсум.

В моей голове происходит передача смысла, меняющего параметры, когда на него смотришь, видя привычную грань. Она не статична, а изменяется, как событие, которое ощущаю в голове. Изменяется дорога под ногами, как зримое явление, где меняю понимание в своих глазах, ибо есть изначально понятие, которое видоизменяю, так как вхожу в пределы естества. Как разность идеи или смысла, который переставляю местами. Вижу ряд явлений. Всё значится посредством мозга, потому зримо, как понимание взгляда на порядок вещей, изменяющиеся во взгляде, который понимает, какое изменение последует в том, что найдет жизнь, когда отыщет свой силуэт в будущем времени, а не тогда, когда он осязается в знании. Оно открывается позже, чем значится в приобретении вида на явление, узнаваемое в поиске.

Внешний вид находит теперешнее нахождение, как прошедшая жизнь. Видится, как зримая черта, в которой отчетливо различаю лица, видимые в первый раз. Рисуются знанием о событии и отражением в голове. Смотрю в прошлое, так забыл его, но вижу тропы, по которым узнаю место, где был, чтобы отобразить себя в прошлом проживании реальности, искомую здесь.

Тот же дом, который врезается в память, вызывая болезненные ощущения в голове. Проникаю вглубь, вижу кухню, в которой бедство не стало пороком, а отражающим нравственный выбор: молчать или делать. Понимаю из того, что увидел молчащую семью. Говорю себе в прошлом, идти словами в явь, дабы яснее увидеть то, что надо понять через сети, которые долго преодолевал, наконец, нашёл выход из ситуации. Говорить, тогда мост соединит понимание с желанием, связанным с будущим из отражений жизни.

Рушу словами привычную грань молчания, которая вросла в жизнь:

– Мада и Аве, не должны отталкиваться от печали в прощании, ведь расстаемся не на всё время. Увидимся, сведет жизнь тропы, которые вьются.

Замечаю, слова прошли мимо ушей, прикладываю вкрадчивых слов:

– Не могу стоять на месте, прикрепляя на вечные дни, ожидая, что случится. Похоже на ожидание, жизнь проходит мимо, уходит к тем, кто меняет себя, чтобы поменялось, не оставалось без изменений. Чревато, что жизнь будет ядом для юного мозга. У него есть постоянная жажда знаний, готовых прийти в пытливый ум, если будут условия для исследования сути, а не ожидания. Коробит с первого понимания, но почему вы, к примеру, вечно не сидели на одном месте? Почему сорвались и отправились в путь? Вы не были всегда на Фаэтоне, вы к нему пришли. Не скрывайте себя, а открывайте, как новый порог, в котором будет найден новый вид на скрываемую ранее жизнь.

Маду слова взбудоражили. Она встрепенулась всем телом, откинув непослушные волосы, забеспокоилась, смотря по сторонам, ища пятый угол, чтобы уравновесить мысли. Он клюет разум вороном страха, который всё время повторял, как хорошо было жить. По внешнему виду можно сказать, всеми силами не хотела показывать, чтобы волна эмоций не сломила семейный дух, не пошло в истеричность событий, которые разрушат спокойствие. И больше не будет пребывать в спокойствии состояния жизни.

Но молчание не нормально. Не счесть, сколько времени посвящено ему. Не понять, для чего нужно, если ничего не поменялось, а всё находится на местах. Не меняется, а больше загоняется в ступор, который каждый по-иному жил, переживая чувства вновь, чтобы осязать будущность момента.

Аве, к примеру, ничуть не выказывал беспокойство. Наоборот, выражал скуку, почему вынужден тратить время, когда сад остается без внимания несколько дней, когда семья находится в подвешенном состоянии. Вернее, раньше была обеспокоенность, но носила стихийный характер как погода, которую Аве чтил, но не мог сказать с уверенностью, что также имеет на него значение, которому подвластны растения, им взращенные. Он больше флегматик, чем меланхолик, который не в силах сдержать эмоции, которые вечно прыгают на месте, либо теребит сорочку, как делала Мада. Она места себе не находила, а муж, наоборот, всматривался в событие, ища в нем хоть одну причину, почему столько времени прошло. Ничего не вышло, ухудшается чувственным монологом, который их посмел оскорбить, либо задеть, уколоть больнее иглой чувств. Не мог стерпеть, так как боль велика.

Астра обладала не унывающим характером, не давала повода грустить, хоть на миг погрузиться в опустошенность и загруженности мыслями, которые любого могли вывести из себя. Она истинный сангвиник. В безвыходной ситуации будет озарять мир и своих родных согревающей улыбкой, которая исходит из сердца. Им же ведомо, как главной целью жизни. Согревать и радовать родных, ибо заложено крепнущей волей к жизни. Если будет из рук вон плохо, то знает, чем скрасить, не пребывая в унынии, которое болотом засасывает души. Астра себя спасет и меня не оставит в беде. Оптимист.

Уйдем от описания ситуации, чтобы посмотреть, как слова возбудили Маду, которая не находит себе места, вечно колышется при легком дуновении ветра сомнений, настраивающих на переживание и не способность пребывать в спокойствии. Она была впечатлительна: всякие слова ранили фактом, что посмели сказать, не промолчать, не давая повода для измышлений, начавшие терзать Маду, которая слова не скажет, не говоря о выплеске мысли и о эмоциях. Иначе, если не проговаривать, то их столько накопить, что человек взорвется. Будут недовольны окружающие. Но мама устроена, что не привыкла молчать о беспокойстве, а наоборот, всегда высказывала его.

Сначала взволнованно и вызывающе говорит, что хорошо, а то молчание переполнило чаши терпения:

– Мы с папой жили на Марсе, но никак не влияет на то, что должен говорить. Послушай, а не ставь в укор, что прожили жизнь так, не иначе. Понимаю, что не готовы вступить на зрелую ступень жизни, так как не вижу готовности, которая раздавит неподготовленный разум в тисках Меркурия.

Мои слова прозвучали громом среди ясного неба:

– Скажи честно, в нас видишь малышей, которые разговаривать не умеют? Многое поменялось, окрылились, оперились. Можем лететь свободно, а не вечно с наблюдением.

Мада всколыхнулась, услышав слова. Она трепетно относится к своим детям, которых знает с пелёнок, ворковавших и не умевших делать первые шаги, не то, что стоять на месте. Постоянно падали, ревели, она успокаивала, убаюкивала и оберегала. Сейчас понимая разницу, пропасть, которая развернулась между нами, попала в щекотливую ситуацию. Либо отпускает своих детей, боясь за них, как не вернуться, вечно переживая, грызя сомнением изнутри всю жизнь... Либо ссорится с нами…

Мада теребит рукава сорочки, не находя места, как окажется в полупустом доме, разрывающем на части сердце, в котором обитали дети. Не вовремя рушат семью. Мада взглянула на нас с теплотой, на которую способна мама, взрастившая и поставившая на ноги, научив ходить, следя за каждым шагом. Не было знания, что ответить. В голове роились тысячи слов, которые ждут появления на свет. Если надо прощаться, то надо было сделать раньше, когда родители отпустили; не вовремя прорвались чувства, даже у черствого папы, которые ревел два раза в жизни, насколько помню. Как родился первый ребенок, то есть Астра. И, как разбился первый корабль, отпечатавшись в синапсах.

Вернемся к переживаниям Мады, которая не знает, как выразить суету, окрасившую гладкий лоб сетками из морщин, сотканных Арахной. Не принимает, когда года утекают, дети покидают дом. Оставалось молчать, но молчание не поможет, ухудшит ситуацию. Или улучшит?

Тогда не понимал, но сейчас вижу, что избрала ожидание, что будет. Да, неизбежно, но зато посмотреть со стороны, не включая эмоции, которые отравят.

Мада ждала, наблюдая, как меняется мое беспокойство.

Астра, которая внешне ходила с улыбкой, теперь стерла её с губ, тревожно стукая пальцем о лоб, вызывая сомнение в том, что затеяла, когда показывала в телескоп космос, который манил нас. Астра заволновалась, смотря по сторонам, следя, чтобы эмоции не прорвали плотину, которая поддается давлению. Ещё немного и не сдержится, рухнет в объятья эмоций. Уведут нас на развилку, которая не планировалась.

Как остановить ход эмоций? Как думать трезво, не спотыкаясь о чувства, которых стало много? Ответов нет. Надо самим отвечать.

Тишина победила, но слова не перевесят, избавляя. Вязкое течение слов, мыслей сносит преграды. Хотели, чтобы ничего не потревожило, но жизнь редко ставит происходящее на паузу, давая подумать, чтобы в тишине решить, как поступить. Чувства, которые нельзя контролировать разумом, рушат спокойствие, разрушая плотину мозга. Словам не найти препятствия, изливаются, не остановить. Поток слов, которые смывает. Подвластно реке.

Мада смотрит на Астру, покусывающую губы от яда, которым полнится взгляд мамы. Осуждение, то ли сожаление, не разобрать. Глаза сестры выражают согласие, что происходит в душе, ибо меняется человек, его мотивы в жизни. Не статично, развитие исходит из параметра, нацеленного на изменение. Жизнь не придет к тем, кто не готов шагать. Астра с болью принимает, не выражая горесть, что болезненно новое знание. Голова раскалывается от потока мыслей.

Глаза – зеркало души, потому достаточно заглянуть в них и понять, что человек чувствует, переживая эмоции. Чувства разрывают и уничтожают сердце, наколенное от стыда.

Астра моргает глазами, показывая, не справится с потоком бушующих эмоций, льющихся через край, так влияющих на неё, что не могу уяснить, как с ней возможно, когда знаю, она – эталон сдержанности, но не держит себя в узде. Не справилась с давлением и слёзы потекли из глаз, которые радуются: не надо сдерживать поток, а принять, как должное знание и неразрывно связанное с характером, так круто изменившийся. Понимаю, после слёз последуют чистые, как снег, слова, которые ждали понятного сердцу момента, когда дает волю чувствам.

Слова орошены водой из ревущего сердца, которое не сдерживает груз переполнявших эмоций, которые заполнили речевой аппарат:

– Мама, помню, как нас растила, не забыть, не достать изнутри память. Когда не спала, мы мирно спали под сенью тепла, отгонявшего кошмары. С тобой не было жестокого мира. Уткнулись носами в твое плечо. Заботливо укрывала покрывалом, если оно выбилось. Замерзли бы, не будь тебя рядом, как сокровенной части, подарившей жизнь, куда вернуться после долгого пути, ибо у человека всегда есть дом родной, покинутый в прошлом, но твердо несешь в сердце. Создали уют вместе с папой, как воспоминание из жизни, которая поделена на четверых, как родились.

Сестра высказывает волны слезливых слов и нежных секретов рождения:

– Как приятно просыпаться, зная, ты рядом, протяни ладонь, вмиг потонет в твоем сердце. Оно больше тревог, от которых спасла и можешь спасти, но малыши выросли и надо понять, как трудно отпустить. В сердце носила меня, также брата, когда зрели в матке. Жизнь видится, как зарождение звезды, которая не появилась бы, если не ты, что заботой, радостью, наблюдением выстроила дорогу в мир. Благодаря тебе позволило стать тем, кем являемся…

Мада заволновалась, пристально наблюдая за дочерью, от которой не часто слышала слова. Осуждение раскрыло благодарность, что произошло рождение ребенка. Мада, видя взросление чада, от колыбели до двадцатилетнего возраста понимала, быстро выросли. Совсем недавно ходили под стол, падали, держась за предметы, чтобы не упасть. Шагать, видеть жизнь, какой предстает, то есть голые эмоции.

Открытость души породили схожие чувства. Мама хлопает глазами, не то от изумления, не то от счастья, что добрые слова возвращаются к ней, но в большем размере, которого, не ожидала, а наблюдала, терпела недавно бывший подростковый возраст. Не могла понять, как добро возвращается сторицей, а потому не верила…

Материнское сердце много претерпевает, ведь наделено проявлением любви, которое мужчины понять не в состоянии. Покрылись щеки румянцем, губы трепещут, как лепестки роз. Теребит сорочку, которая разорвется, но ткань плотная, сшита добротно, нечета вещам, в которых нет трудолюбия, делающая вещи крепче, чем нервы. Они не выдерживают, мама смотрит на стол, то на мужа, то на Адама, либо на Астру. Больше на дочь, которая вызвала шквал эмоций, грозящих затопить сердце слезами, чего не стоит бояться, следуя утаиванием эмоций через молчание, которое зарядило сквозящей грустью. Мада пребывала в растерянности, поглотилась тишиной, потом бунтом, теперь словами, которые пробурили дыру в эмоциях…

Глаза на мокром месте. Не остановить поток грусти, щемящей в сердце, когда смотрит глазами. Астра, видя эффект, порожденный словами, сказала:

– Благодарна, что родила меня, дала жизнь, которую не думая, взяла, радуясь в сердце, которое благоговейно сжимается, как повезло с родителями. Приятно, боль не испытываю. Не знаю, чем высказать радость. Как описать чувства, переполняющие грудь. Люблю тебя, мама, хочу обнять, прижаться к груди, ощущая младенцем, как единое целое. Если отпустишь, то будем вместе, никак не разорвать нитку, которая не пуповина, ведь её не отрежешь.

Для Мады было последней каплей, которую она не стерпела, открыв объятья чувствам, которые не вместились за глазами, не сдержавшие слёзы. Они полились, ничто не имеет силу остановить, ибо Астра хотела открытости, соединяющей сердца единой нитью, которую ничем не разорвать. Крепче нити Клото, только Атропос разрежет. Но также будет тронута словами. Даже папа, скупой на эмоции, позволил эмоции. Моя очередь не заставила себя ждать. Мада поднялась со стула, рухнула обратно.

Астра к ней подбежала, взволнованно смотря и понимая, её вина, что довела маму до состояния, которое грозит здоровью. Моя сестра беспокойно смотрела, отслеживая степень риска. У мамы сердце слабое.

Сестра тут же спросила:

– Как себя чувствуешь? Не болит ли сердце?

Мада отвела взгляд, и сказала:

– Поскользнулась, упав на стул, но благо, обошлось.

Астра вместо слов обняла маму, прижалась к ней, выражая теплоту. Потому я и папа поднялись со своих мест и подошли к ним.

Папа воскликнул:

– Как сложилось удачно!

– Надо осторожнее со стульями и столами, а то от них одна беда, – мои замечания. – Вчера тоже чуть не упал.

– Когда произошло? – спросила мама, переместив центр внимания на меня.

– Не переживай, это незначительно. Не стоит думать, – смущенно ответил. – Как себя чувствуешь?

Мама польщена обилием внимания и расцвела: похожа на цветок, ибо стала центром семьи. Мама оценила это. Carpe diem, ловить миг, иначе не точно запечатлеть страницу в жизни.

Мада обнимает Астру, мне захотелось присоединиться, дабы стать частью семьи. За мной робко последовал Аве, который никогда не был сторонником чувств, а, главное, редко позволял себе слабости. Может, это есть сильная сторона личности, когда ты можешь быть слабым, когда требует случай. Надо понимать по-разному, учитывая точку зрения, исходящие от людей, которые проживают мысль по-своему.

Удивительно жить мигом, который нельзя уловить, но можно продлить, если думать из единения чувств, приближения к универсуму познаний, скрывающихся в груди и в сердцах, что хотят понять себя единым организмом. Его корни исходят из разлуки, когда не отодвинуть, но готов принять, волей согласен с мнением родителей, которые хотят его, на секунду смеха, минуту объятий, часа разговоров и дня, поспешно уходящих, как солнце растает. Тогда тьма обнимет сердце. Поймешь, что мы не властны над временем. Чем оно быстрее, тем эфемерное понятие, которым его наделили, желая его определить, не пребывая в незнании. Так мы вечно находились в мгновении, когда рядом, никуда не уйдут. Станут вечностью, ибо понимаем момент, когда его прервать, либо начать, если захотим. Счастье в сердцах…

Родные уходят из сердца, оставляя в опустошении, когда мир против, чтобы отправились в путь. От меня не зависит, должен покинуть пределы дома, чтобы обрести грани развития в душе. Знание о себе, как потерянное в потемках сознания, увиденного в космосе. Достигнуть, как часть понятия в пути, начавшегося из меня. Внутренняя готовность дает право судить, готов ли человек всего лишиться, чтобы пойти туда, где простирается горизонт знаний. Знать, чем жертвуешь, ради чего жертва, которая оправдает, либо лишит объятий с родными, не желающими расставаться никогда.

Мада говорит голосом, усталым от эмоций, переживаний и молчания, в коем чувствовалась черта, которая присуща ревущим людям, то есть жалобность:

– Вы готовы? Или следует повременить, не торопить события, которые созреют, чтобы выросло плодородное дерево, дало вкусные яблоки, готовые отдать аромат. Ведь вы темны в знаниях, не готовых для пути, который прервется, не начавшись, если рано приступить, без подготовки.

Мада продолжила уверенным голосом, в котором были нотки грусти:

– Без подготовки нельзя приступать к началу, которое равнозначно провалу, если не знать, когда отступить. Подходить к решению проблемы, которая камень преткновения. Советую, взять паузу. Мы с папой обучим, дадим багаж знаний, помогающий преодолеть препятствия, мешающиеся на пути. Ведь есть максимализм. Он сгубит вас, если пылко относиться к делу, что следует за ним, также в пути, ибо ссоры возможны в открытом космосе.

Астра не запаздывает с ответом, зная, поймут превратно, если слёзы перевесят мысли, и начнет сдавать позиции, которую сложно добились:

– Мама, не беспокойся, когда мы вместе, никогда не разделим пути с братом, ведь сравнительно больше опыта, чем у Адама. Всегда буду с ним, направлю на верный вектор путь, который предстоит пройти совместно, не отвлекаясь и держа ответ перед тобой, что разделились, начав в одиночку идти, не вместе, ибо не достичь концовки пути, пока обозначенной бесконечностью. Значит, приближаться к нему, ибо долгое время стоим на месте, и ничего не делаем, чтобы мыслимое стало реальностью, а не его отражением, как было. Проведенное время с вами не было напрасным, принимаю и рада тому, сколько с вами нахожусь, и ещё готова находиться, но надо нам дальше идти, чтобы увидеть реальность мечтаний, пребывающих сейчас в зародыше яви.

Мада ответила потускневшим голосом, ощущая решительность дочери, понимая, что не отступит, а помножит старания, если их будет не хватать:

– Понимаю, тебя не переспорить, ибо есть стремление к космосу. Хоть старались с отцом выкорчевать начинания, но нет прока, так как ростки знаний вырастают. Как рубить головы гидры, не прижигая, используя голую силу, которая не приносила успеха, а делала хуже, если была применена без более интересных идей. Но не нашлись, ваша цель сильна и упорядочена, так как жизни не хватит, чтобы понять. Мы были юными, покинув родную планету, отправившись в путь. Но об этом лучше сказать завтра, а, то поздно, разговор и так вылился за грани своего спокойного и чуткого понимания.

Астра выразила протест:

– Не займет много времени, давай сегодня.

Он быстро прерван голосом мамы, не захотевшей увеличивать:

– Долго, поверь на слово, многое обдумать, привести мысли в порядок. Ложиться спать. Дать отдых голове, чтобы была свежа. Спокойной ночи.

Вижу, как с сестрой грустно произнесли в один голос:

– Спокойной ночи, мама и папа.

Конечно, ещё хочется узнать, но всему свое время, ибо нам ожидать, когда встанет на места, станет понятным. Пересечь рубеж дня, перейдя в сон, после которого мысли построятся в порядок. Не бояться, истина придет позже, точное время узнается, какие позиции в разуме займут знания, желающие открыть себя в пространстве возможностей, а не промедлении, которое забирает возможности для взлёта в космос. Он ждёт нас, но надо подождать.

Прервали долгие объятья, каждый из членов семьи следует поочередно по делам, которые предваряют уход в сон, спускающийся крыльями покоя.

Углубляюсь, что думал в то время. Понимание себя, как части семьи, которое не отсоединится, если начать путь, как познание, но время покажет отношение родителей. Нельзя отталкиваться от своего понимания ситуации. Представляется, как различие между тем, что хотят в меня внести, и тем, какие уроки вынесу, не понимание, которое следует за путем, который повторит повороты, ранее встреченные. Желаю, чтобы жизнь имела источники для первых шагов, не прятала, а открывала. Не рождала бесконечные секреты, в которых изрываю свой разум, но так и не достигаю туманной истины. Она, чем ближе ко мне, тем дальше. Никак не могу достичь её, как бы ни старался.

Абстрагироваться в познании думающего субъекта, который создает реальность, которая приходит в глаза, не видя источника в другом взгляде, примеривающий жизнь на мою мечту, зная, что лишняя. Уход из того, что достигнешь, в спектр того, чего ожидают родные. Могут, конечно, беспокоиться, думая о безопасности, превращая жизнь в ожидание смерти, а не деяния, динамики, без вечного повтора, заедающего при каждодневном обращении. Знать, что хочешь достичь, а не ожидание в нужности поступков в глазах людей, которые советуют, но видят жизнь. Опыт, накопленный за столько лет, считается балластом, который никуда не позволяет уйти. Но я рассуждаю дольше, чем длится бодрствование меня из прошлого. Проматываю змея, время. Зрю день, который настает и стирает грань сна, прерывающуюся в ярком свете, убирающий безрадостное проживание...