Поскольку раненому стало явно лучше, я холодно направилась к выходу. И тут уловила странный еле слышный шум, который лишь мой тренированный слух на убийц сумел распознать. Потому я увидела их раньше, чем они меня.
Мягко, как кошка, я, перекатившись, тут же раскинулась на земле, будто убитая — благо трупов в зале было достаточно. И появившийся разведчик не обратил на меня внимания. Он же фактически заслонил меня от скользнувших одновременно в зал с оружием бойцов.
— Тени! Черные тени! — подумала я, так это все мелькнуло мгновенно. Я лежала в промежутке между колонн, так что меня можно было видеть только в момент прохода мимо — в остальное время меня скрывали от них колонны. Двадцать четыре бойца, если я не ошибаюсь…
Один из запоздавших бойцов (может он очень осторожный?!) прежде чем войти в зал прислонился к колонне, осматриваясь. И из-за этого взглянул на меня не сбоку, а почти сверху.
Глаза его расширились от удивления. Он дернулся, собираясь закричать… А может выстрелить… Бог его знает — было уже поздно — стрела уже ударила его в глаз, а я мягко подхватила труп, не дав ему удариться о пол. Секунда — и я уложила его на свое место… А сама, взяв его нерастрелянный арбалетик вдобавок к заряженным тем странным тэйвонту своим, навскидку убила троих, появившихся сзади.
Я осторожно спрятала трупы, забрав у них заряженные арбалетики и три обоймы метательных ножей. Я заметила отличие — у этих, в черной форме, метательные ножи были в странных, крепившихся на одежду обоймах по двадцать штук, тогда как у тэйвонту в белом, как я видела у Радома и других, ножи крепились в кармашках на груди россыпью, как у горцев, образуя своеобразную кольчугу…
По мне плотная сплошная обойма удобнее — подумала я, закрепив в одежде арбалеты и обоймы с ножами — в этом моем платье-плаще я нашила достаточно кармашков, к тому же обоймы легко и плотно крепились на одежде особым образом… Из этой обоймы можно метать нож за ножом, зажав ее в руке и контролируя другими моими длинными пальцами… Я просто привычно вспомнила это, выскользнув вслед за проникшими в Храм бойцами; я знала, как я это делала… Хотя обыкновенному воину это ни за что не сделать…
Двадцать три бойца — это много, очень много, особенно если это тэйвонту…
Но они только что прошли мимо меня, а последний, как я поняла, должен был их прикрывать… Девять еще оставалось у входа, внимательно осматривая пристальными пронзительными лучами глаз из-за колонн зал. Я их прикрыла!!! Все три арбалетика были расстреляны почти одновременно в упор в их затылки…
И начался безумный бой, словно застывший во времени, которое поплыло для меня как густая жидкость…
Плохо, что у меня одна рука… — последняя тройка все же успела дернуться и обернуться… Хоть стрелы их сняли почти без шума…
Впереди в Храме послышался шум боя…
Я всегда работала очень быстро — а тут стреляла почти непрерывно, хоть и одной рукой… Сжатое в точку время — я сразу видела и понимала все… Хорошо, что они прятались за колоннами, страхуя и прикрывая друг друга — им всем не было видно каждого… А я предпочитала арбалетиками выбивать в первую очередь контролирующую и перекрывающую друг друга группу одновременно, так что они валились вместе. Поскольку все их прикрытие зиждилось на тех, кто шел сзади — не могли же они предположить, что пропустят меня в тыл все вместе, целым отрядом, ведь, как я поняла, снаружи вход прикрывало еще несколько бойцов, то я просто тихо выбивала их как домино, один за другим, раскрывая сзади…
Мне повезло, что в Храме особое эхо, а впереди бой — они понимали, что происходит, и где дора, позже, чем умирали. Есть такой психологический эксперимент: двое идут в лесу по тропинке. Потом идущий впереди по тропинке человек прячется и пропускает того, кто идет за ним, вперед. А потом, когда он уже сзади окликивает идущего за ним, тот устремляется вперед, ибо ему кажется, что его зовут спереди. Сознание само строит модели событий. И на шум боя они рванулись вперед, думая, что стреляют впереди… Да и я работала автоматически, предугадывая их реакцию… Даже те, кто что-то поняли — лишь растерянно оглядывались, но меня не видели, пока их не настигала стрела или нож… Только и нужно было подбирать еще заряженные арбалетики убитых…
Нехорошо было то, что вход сзади наверняка был закрыт несколькими бойцами, никого не пропустившими бы в Храм — они могли бы вышибить меня так же, как я вышибала их. Это слегка нервировало, хотя я держала его (вход) в поле видения.
Нехорошая игра! Я не хочу!
Но сейчас я не думала — я просто неслышно двигалась вдоль колонн, мгновенно стреляя, когда видела кого-то в промежутке… Всего доля мгновения — появление, оценка взглядом, решение ситуации и сразу выстрел в упор… Мне казалось, что я вообще не думаю — сразу вижу, и арбалет тут же дергается во врага, где бы он не был и как бы ни прятался. Впрочем, я двигалась за ними и часто это были тройные выстрелы в упор мгновенно сзади… Иногда это была игра — кто быстрей… Только я пока успевала первая… Это было похоже на игру, когда ты мчалась в карете мимо домов во весь опор, и, надо было, не прекращая движения, выстрелить в непрерывно меняющуюся за окном картинку, если там кто-то был, еще и правя "каретой" по узким и пересеченным переулкам… Только я сама еще рассчитывала движение между колонн и переборок так, чтоб меня нельзя было засечь и чтоб я выстрелила первая…
Не знаю как, но я просто инстинктивно реагировала на опасность… В сущности, и боя никакого не было… — избиение младенцев. Все окончилось в течение пяти секунд — столько, сколько потребовалось расстрелять семь арбалетов…
Мы вскинули арбалеты с братом Радома почти одновременно, только я чуть быстрей…
И оба засмеялись…
— Тсс… — я таинственно прижала палец к губам.
Он поднял брови.
— Вход контролируется, — сказала я губами. Все тэйвонту читают по губам — это нужно в засаде, когда нужно переговорить без звука.
— Ты их не сняла?
Я покачала головой.
— Я привлекла бы внимание, а так они подставились спиной, — легкомысленно говорила я, пока он хладнокровно взводил арбалеты прямо на мне, холодно обшаривая мою одежду руками, будто я была минимум его дочь. Или соратник-тэйвонту по одной связке, выросшие и сражавшиеся с детства рука об руку — такие товарищи, закаленные боями, опасностью, были для друг друга не просто братьями — это было такое братство, как сто тысяч сестер и братьев любить не могут. Он зарядил все арбалеты на мне. Странно, но меня это нисколько не взволновало, точно я была младшая сестра, я только нетерпеливо дернула руками.
— Быстрей!
— Не спеши впереди тэйвонту в пекло! — сказал он известную пословицу и оправил мою прическу, внимательно оглядев, будто это был брат, выпускающий сестру в свет. — Я расстреляю их сверху.
И приказал мне, исчезая среди колонн, мягко и неслышно, как кошка:
— Жди здесь!
Только когда он ушел, я перестала чувствовать себя ребенком и осознала всю наглость его поведения. Это, впрочем, не помешало мне хладнокровно приблизиться к выходу, игнорируя его приказ и подняв валявшееся тело, как щит, сканируя обстановку. Ведь с тех пор, как они ворвались в Храм, прошло от силы около минуты. И когда там раздался тихий вскрик, а затем звон стрелы о камень, какой бывает, когда уворачиваешься от стрелы, а она пролетает мимо, я швырнула в воздух за угол большое тело убитого тэйвонту, сама прыгнув за ним, как за щитом.
Четыре бойца, контролирующих выход, раскрывших себя, ибо вели сейчас перестрелку с тем, кто наверху. Одного мгновенного поворота мне было достаточно, чтобы в воздухе засечь их всех.
В прыжке ласточкой я расстреляла один арбалетик под прикрытием тела, а потом резко рванула в воздухе труп так, что он задрожал от стрел, выстреленных в меня с другой стороны. Но я уже закончила работу двумя выстрелами в этом развороте — только одна стрела ударила меня потом, и то в плащ. С шумом я грохнулась на левую больную руку плашмя, ибо выпрыгнула под прикрытием такого тела головой вперед, то есть ляпнулась набок. Ведь я стреляла в этом полете…
Я даже не заметила боли, когда перекатилась, закрывшись телом, разряжая последнюю стрелу в оставшегося черного бойца, сидевшего под козырьком вверху, и которого нельзя было опознать до этой поры, ни подстрелить сверху — он был скрыт… Закрепившись там, наверху, уйти от стрелы, хоть расстояние было и приличным, он не успел… Как кукушонок, он выпал из гнезда, и я, сменив арбалет, дострелила его, пустив стрелу параллельно полу ему в череп, когда он грохнулся на гранитный плац…
Странно — этот человек был в широкой накидке, с настоящим аэнским мечом за спиной. Мгновение — и я накинула на голову накидку, скрыв лицо и одежду — я отлично отдавала себе отчет, что этот абсолютно ровный плац просматривается со всех сторон на несколько километров! Отделить мечом головы всего пятерым было не так долго — пять взмахов! Аэнский меч — это чудо остроты и гибкости! Аэнцы — мастера во всем; их оружие — редкость на вес золота. Теперь у меня снова было два меча, только непонятно было, как Эльсинор попал к черным опять. И я, конечно, постаралась, чтоб то, что я им отделяю головы, было не видно со стороны — чтоб взмах меча был виден только со стороны Храма, а с той стороны не было видно…
И побежала, спотыкаясь, как обычная девушка, к далеким зданиям (плац радиусом был почти километр вокруг Храма), подальше от этого Храма.
Ничего удивительного в том, что тетка или девушка со всех ног мчится отсюда так, что спотыкается — может, ляпнулась в обморок себе, а потом оглянулась, увидела и удирает…
Может быть, мне и не то сошло бы с рук — мне еще и не то сходило, если бы, когда я была на середине, сбоку не появилось несколько сот скоординированных молодчиков в черной униформе… Часть из них бежала к Храму — я думаю, исповедоваться, а несколько человек направилось мне наперерез.
Любопытство — порок. Я думаю, им просто хотелось заглянуть мне в лицо. Они же не ждали там такое увидеть! Девушка, лицо которой скрыто, всегда привлекает — хочется узнать, какое лицо у нее. Нам всегда кажется, что скрыто нечто необычное, красивое, наверно… И увидеть меня это, наверное, неприятный сюрприз…
Они окружали Храм с видом хозяев… Вид наглый и самоуверенный. Мне он не понравился. Тем более что тот тэйвонту в белой одежде как раз мог и выйти…
Не задумываясь, что из этого выйдет, я свистнула во все горло сигнал опасности для брата Радома характерным свистом тэйвонту. Черные идут!
Все это вызвало шквал стрел в мой адрес, заставивший меня покатиться по земле.
Но около двух сотен метров между ближайшими ко мне тэйвонту, и мой рывок в момент их синхронного выстрела всех сотен… Ужас, что это было!!! Каждый разрядил арбалет на три стрелки… Ураган на три стрелки…
Как я пережила этот дождь! Я сама не знаю — так металась! Еще хорошо — я поняла их намерение в момент выстрела и вырвалась вбок, перпендикулярно к своему бегу, страшным рывком. Я чудом вышла из зоны обстрела, выложившись вся… Но этого было мало…
Если б не обостренная тренировкой реакция, тотальное зрение, автоматически отмечающее сразу всех, направление оружия всех и просчитывающее уже привычкой сразу, как у счетчиков направление стрел, направление полета стрел и делающее из этого выводы не в словах (движениях языка), а в движениях тела, то не знаю, что со мной бы было. Лишь многолетняя привычка мастера предугадывать направление и траекторию пролета стрел, умение засечь их взглядом даже в полете, а не только по выстрелу, но и по свисту и виду, и сразу работать их общую картину, позволило мне увернуться. Только семь стрел достало меня в плащ, швырнув на землю… Сказать, что я ощущала себя избитой — ничего не сказать. Ляпнуть банальность. Настроение адское было, пока я драла, корчась и дергаясь из стороны в сторону, пока они во второй раз не перезарядили арбалеты.
Зато теперь за мной гналось не четыре, как вначале, а четыре раза по четыре…
Они все-таки самодовольны. Я видела, как самоуверенно и буквально хохорясь от сознания собственной силы такой мощи — четыре сотни тэйвонту боевым порядком! — они заглянули в Храм. Ну-ну!
Они непобедимы!
Я драла, убегая, как можно быстрей… Уже не корча из себя девочку-православку… Только краем глаза видела, как они вплыли, как павлины, в Храм…
— Чьи вы? Чьи вы… — прочирикали мимо меня стрелы этих четырех…
— Естественно, не мои, — хмыкнула я, кувыркнувшись от удара под лопатку…
— Попа-ал!
Именно в этом положении и догнал меня бешеный рев негодования и ярости, будто ишаку под хвост вогнали кактус. Ужасно, если кто поступил так с бедным животным. А тут же четыреста!
Мои преследователи на мгновение замерли и обернулись… А я дернула прочь, пока они колебались, со всех ног…
Видимо, те ослы увидели внутренность Храма — испуганно подумала я, такой был рев!
По счастью — мои преследователи слегка притормозили, — очевидно, попавшая под лопатку стрела успокоила их, а из-за того, что они отвернулись… В общем, я рвала так, что пятки горели…
Неприятно, когда в тебя стреляют, как на учениях, мгновенно взводя арбалеты.
Да и кувыркаться по гранитному плацу редкое удовольствие! Мгновенно оказываясь снова на ногах даже не замедлив бега, просто словно развернувшись на земле снова на ноги, кидаясь из стороны в сторону… Но делать нечего. Шестнадцать тэйвонту действуют очень согласованно… Я даже не огрызалась выстрелами, чтоб не привлечь остальных к себе никого, кроме этих шестнадцати. Пусть думают, что это просто девчонка, в чем-то виноватая… Ах! А лавки, окаймляющие ровный плац, все ближе и ближе… Эй, павлины, больше дуйтесь, побольше! Задержитесь дольше! Дайте только пройти плац!
…Дальше начинался базар с его бесчисленными перегородками. Сейчас пустой…
Но сколько в нем заворотов, лавок, ходов… Ужасно, что такие трущобы находятся рядом с Храмом!
Первый ряд домишек все ближе… Только б скрыться за ними — ищи меня потом в городе!
Честно сказать — мне досталось порядочно — я боялась, что ребра на спине сломаны… Руки двигались трудно… Хорошо еще, что я пригибала голову вперед, и там еще не торчало никакой дурной стрелы. Дурная слава пошла бы… Не хочу бальзамироваться… Мне казалось — если б не теплый аэнский плащ Радома, так толстивший меня как платье, ведь мне пришлось взять и подбить его в несколько слоев во все стороны, то… Мне было бы плохо… Хотя сейчас трудно было бы сказать, что это было бы хуже — они теперь стреляли по ногам, и мне приходилось бешено прыгать, точно в классики играла… Одна нога болела, как перебитая — стрела все же ударила ее, хоть и задержанная "платьем"… Попади хоть одна стрела точно в позвоночник или в шею, никакой бы аэнский плащ не спас… Но пока Бог миловал…
— Взять ее живьем! — раздалась жестокая четкая команда сзади.