Мой личный чародей

Глава третья

М-да, самостоятельно изучать сложнейший обряд перемещения между мирами, без помощи опытного наставника, по книгам — это, по меньшей мере, очень и очень смело! А проводить его после этого — и вовсе безрассудно…. И это ещё очень мягко сказано! Ведь даже ребенку известно, что мало знать назубок формулу заклинания, вызубрить руны и разучить пассы. Даже тогда добиться ожидаемого результата непросто. И уж тем более в этом случае никто тебе не расскажет, чего именно можно ждать в процессе, так сказать, совершения колдовства. А уж если ты не нашла ничего лучше, как собрать в одном месте и связать между собой несколько различных заклинаний, приправив полученную смесь запретной магией крови…. Вот тогда-то этот самый результат запросто может превзойти самые смелые ожидания!

Зажмурившись, я приготовилась ко всему: к бесконечной боли, рвущей на части мое тело и душу, к вечному пламени Преисподней, и даже к небытию…

Мгновения летели, и… ничего не происходило! Ну, то есть, совсем ничего. Даже напугавшие меня призрачные голоса вдруг смолкли — или же это стук моего жалкого сердца заглушил посторонние звуки? От напряжения меня затрясло: неужели всё впустую, мне так и не хватило сил открыть переход, несмотря на преступное обращение к магии крови? И чары развеялись прежде, чем нам удалось покинуть постылую Дыру и уйти в загадочное междумирье?!! В отчаянии я приоткрыла глаза — и оторопела.

Мы со Степкой стояли посреди довольно большой поляны, лиловой от колокольчиков. Вокруг нее плотной стеной выстроился смешанный лес — да-да, самый обычный лес! Не совсем такой, как у нас в Синедолии, конечно. Здесь явно преобладали хвойные деревья, которые я одновременно и узнавала, и не узнавала. Вот что это, к примеру, за гигантская елка с плотной хвоей и толстенькими шишками? А вон тот странный клён? Здоровенный такой, с мохнатыми белесыми листьями?

А так — лес как лес. Вон и ручеек деловито прокладывает себе путь через цветущее разнотравье к корням могучих деревьев.

— Степочка, — я тихонько подергала до сих пор не подающего признаков жизни кошака за самый кончик пушистого хвоста, — открой глазки, солнышко, ау! Похоже, мы с тобой всё-таки удрали из Дыры!

— Правда что ль? — немедленно ожил кот, завертевшись на моем плече. Ох, и тяжелый же он — все кости мне оттоптал! — А это что, междумирье такое унылое? Ффу-у-у! И где только они такие противные леса видели?

— Степ, ну ты что? Вполне нормальный такой лес. Смотри, вон там даже и земляника растет.

Я присела на корточки и потянулась за спелой ягодой, подмигивающей из травы своим красным бочком.

— Не сме-е-ей! — Кот кубарем скатился на землю и замер передо мною, раскинув лапы и попутно раздавив так приглянувшуюся мне ягодку своей мохнатой попой. — Ты что, совсем ненормальная, да? А если она ядовитая? Ты, знаешь ли, не дома в Черном Лесу, а в каком-то полумертвом месте. Да ты сама только глянь, тут же всё неживое! Смотри, смотри — ни звука, ни ветерка, ни птички, ни комарика… даже ветки деревьев не шуршат!

Вокруг нас и впрямь было очень тихо. Низкое серенькое небо неподвижно висело прямо на макушках застывших деревьев. Не было слышно ни птичьего щебета, ни даже шороха листьев. Чужой лес застыл, словно перед дождем.

И дождь начался, едва слышно зашуршав по могучим еловым лапам, по земляничнику, по поникшим колокольчикам. Он тут же промочил меня насквозь, а недовольного Степана превратил в облезлого кролика.

— Ладно, Степ, — вздохнула я, — пошли от дождя прятаться. — Всё ещё сидя на корточках, я сунула руку под кустик манжетки и погладила прохладную, не успевшую намокнуть землю. Землю! Самую настоящую землю, готовую поделиться силами со мною, чародейкой своей стихии! Кончики пальцев привычно закололо. Надо спешить: несмотря на использование магии крови, сейчас я бы не сумела наколдовать даже примитивного "светлячка" — чары перехода всё-таки успели выкачать из меня всё, опустошив до самого донышка. Хорошо хоть, аура на этот раз осталась практически нетронутой. А силы — что ж, это дело наживное.

Всё же я недаром потратила эти два с половиной месяца, учась по колдовским книгам княгини Светаны. И первое, чем я овладела — это способы и методы извлечения магических сил напрямую из стихии.

Под огромной "елкой" было совершенно сухо. Иглы этого необычного дерева оказались мягкими, вовсе не колючими. Толстенный слой прошлогоднего опада накрывал землю шелковистым покрывалом.

Выпутавшись из мокрого платья, я сбросила порядком истрепавшиеся расшитые туфли и в одном белье растянулась на хвое, приятно гладящей обнаженную кожу. Так, теперь надо полностью расслабиться. Бр-р, холодно-то как! Ничего, это ненадолго. Я сосредоточилась, представляя, как в мое тело начинают входить тонкие лучики магии, отдаваемые своей дочери щедрой землей. И тут же мои руки и ноги закололо, защекотало плечи и шею, а затем я сладко изогнулась, принимая в себя поток открывшейся мне силы. Мгновенно стало тепло, плотные волны знакомой магии подхватили меня и неторопливо понесли прочь, туда, где светило солнце, дул легкий ветерок и любимые глаза улыбались мне с ласковой насмешкой.

— Ну, ты ещё долго будешь дрыхнуть? — недовольный голос ввинтился мне прямо в ухо. Затем по щеке прошлись колючие усы, и горячий шершавый язык принялся быстро-быстро вылизывать мою щеку. — Просыпайся немедленно, я тебе говорю!

Хорошо ещё, у меня на животе не попрыгал! Уже прогресс…

Я лениво открыла глаза и потянулась. Мне было так хорошо! Хоть оно и неведомое междумирье, а земля, не чинясь, под завязку напитала меня своей силой.

— Тебе бы только спать! — круглые желтые глаза с вертикальными зрачками смотрели укоризненно. — Сколько ж можно? Я, между прочим, тебе поесть принес! Вот я какой у тебя добытчик! Отвечай: ты мной гордишься?

— Конечно, добытчик, — кротко согласилась я, перекатываясь на бок и создавая "светлячок". В паре шагов от меня я увидала лежащий на земле увесистый комок перьев — похоже, заслуженный крысолов Степан, отточивший свои охотничьи навыки на неистребимых дворцовых грызунах (чуть старый Перенег за порог — и они тут как тут), изловчился поймать крупную серую куропатку. — Кормилец ты мой, поилец, — продолжила я нахваливать довольного кота. — Только что ж ты меня среди ночи-то разбудил, а?

— Я что, совсем больной ждать утра? — насмешливо скривился Степка. — Да ты ж меня утром вместе со шкурой проглотишь! Нет уж, моя милая, лопай сейчас, не ставь мою молодую жизнь под угрозу! — и кошак, задрав хвост трубой, порысил прочь.

Да, уж это он хорошо усвоил! Маг, чья стихия как у меня — земля, для восстановления своих сил должен, прежде всего, хорошо и много есть, и желательно мясо. Что я всегда исправно и делаю. Раньше, когда я ещё не научилась черпать энергию напрямую из своей стихии, мои приступы магического голода порой приобретали угрожающие формы. В такие моменты Степка на всякий случай даже куда-нибудь сбегал от греха подальше, и лошадь нашу, Тинку, норовил за собой утащить, пугая ее скорой и бесславной кончиной в моем прожорливом желудке. Теперь всё, конечно, намного проще, однако предусмотрительный кот на всякий случай не забывает подстраховаться.

Готовить пищу с помощью магии — самое распоследнее дело. Уж не знаю, почему, но даже самые опытные чародеи не любят это делать. Может, эта самая магия потом в зубах застревает (ха-ха)? В общем, я тоже решила не экспериментировать, а испечь куропатку в глине, тем более, что было бы очень обидно по неопытности не рассчитать силы и испепелить птичку в прах. Не утка, конечно, но всё ж лучше, чем ничего — прихватить-то с собой какой-нибудь еды я даже и не подумала.

Дождь перестал, и я решила вернуться на поляну — не жечь же костер здесь, посреди лесной чащи. Тем более что там и водичка есть. Быстро подсушив заклинанием мокрую одежду и обувь, я кое-как натянула мятое-перемятое платье, сунула ноги в покоробившиеся туфли, ухватила за крыло Степкину добычу и, прихрамывая, заковыляла по усыпанной иглицей земле, часто спотыкаясь о корни. Светлячок уныло тащился за мною, всем своим видом намекая, что под елкой ему нравилось куда больше.

Очень скоро деревья расступились, и я вышла на поляну. Сразу стало гораздо светлее. Я посмотрела вверх: облака, сделав своё мокрое дело, расступились, и в образовавшемся разрыве мерцал целый рой упитанных звезд, а сбоку, над самыми макушками деревьев, через край уходящей тучи перевесился узенький молодой месяц, слегка покачивающий своей рогатой головой.

Что? Месяц? Звезды?? В междумирье??!!!

Нетерпеливым движением развеяв зависший над моей макушкой светлячок, я напряженно вгляделась в подмигивающее мне звездное небо — и, не веря своим глазам, опустилась на влажную после дождя траву.

— Степка! — от изумления я завопила так, что мне бы позавидовала бы даже младшая сестрица Дара княжна Алгея, которой при нашей первой встрече я наколдовала рожки и синий цвет лица — в назидание и чтобы хамить неповадно было. Как тогда в горах оползень не случился — ума не приложу.

Кот, судя по всему, услыхав мой вопль, решил, что на меня напал как минимум голодный вурдалак. На поляне он появился спустя несколько мгновений — шерсть дыбом, горящие глаза как две плошки, но в зубах, тем не менее, зажата ещё одна встрепанная птичья тушка. Может, решил откупиться ею от нежити?

Увидав, что хозяйка жива-здорова, Степан с чувством выплюнул добычу и злобно уставился на меня.

— Ты что орешь, как болотная гарпия? — возмутился он. — Можно подумать, тебя кто-то на части режет? А спокойно позвать нельзя?! У меня ж чуть сердце не остановилось! — и кот томно повалился на бок, наглядно изображая остановку сердца.

— Степ, не кричи, — отмахнулась я. — Ты только посмотри на небо!

— И что там такое? — с подозрением поинтересовался кот.

— Да вот же, сам погляди! Вон Бегущий Волк, вон Зерцало, вон Рысь, а вон Два Лучника! Ты что, ничегошеньки не понимаешь?! Это же наше небо! Мы с тобою дома, в нашем собственном мире!!!

Некоторое время Степка ошеломленно разглядывал меня, переваривая услышанное — даже валяться позабыл. Затем подскочил на месте и заорал:

— Ну, точно! То-то я смотрю: куропатки на вкус — ну прям, как дома! А ты заладила: междумирье, междумирье какое-то! Ничего-то ты не знаешь! Тра-ля-ля! — с энтузиазмом провыл кот. — Дом, милый дом!.. И немедленно прекрати потешаться! Тоже мне — хиханьки какие нашла!

— Степ, — простонала я, давясь от смеха и вытирая слезы, — а кто, интересно, совсем недавно этот лес хаял и даже встал грудью на пути хищной коварной земляники, вынашивающей планы подлого нападения на меня?

— Поклеп, матушка, — торопливо пробормотал кот, — сплетни! И не было ничего такого! — а затем деловито спросил: — Слав, а где наш дом? В какую сторону бежать-то?

Я вздохнула.

— Вот чтоб я знала! Веришь — у меня нет ни малейшего представления, где мы находимся. Лишь в одном уверена: каким-то чудом мы с тобой очутились в нашем мире, проскочив междумирье, и даже не спрашивай меня, как именно. Но не похоже, чтобы мы попали прямиком в Синедолию — уж больно тут лес необычный, не растут у нас такие деревья. А куда теперь идти — непонятно. Надо нам с тобою к жилью выбраться, людей отыскать — тогда, может, и узнаем, в какой стороне наш дом да далеко ль до него. Понятно?

— Фф-фууу!!! — с отвращением протянул Степка, внимательно наблюдая, как я счищаю налипшую землю с только что выкопанных корней лопуха. — Только не говори мне, что собираешься это съесть!

Я захихикала.

— Именно это, друг мой, я и собираюсь сделать. Согласись, трудно ожидать, что я стану с тобой за компанию есть мышей, правда?

— Да уж лучше мыши, чем вот это! — кот презрительно мотнул остроухой головой в сторону немаленькой такой охапки стрелолиста, лежащей неподалеку от весело горящего костерка.

— Вот тут наши с тобою вкусы явно расходятся, — весело ответила я, бросила очищенный корень на траву и ухватила следующий. — Что-то у меня последнее время от грызунов изжога…

— А от зайцев? — прищурился кот.

— И от них. Ведь если тебе, в конце концов, удастся изловить косого, так ты потом сам на меня такую изжогу наведешь…

Степан насмешливо фыркнул.

— И всё равно я не понимаю, как ты этот силос лопаешь. Или ты больше не чародейка?

Я вздохнула. Ну, сколько можно объяснять, что в разгар лета в лесу и так непросто помереть с голоду, и при этом вовсе не обязательно отбирать жизнь у зверья и птиц. Конечно, поймать дичь при помощи магии проще простого, но зачем? Лес и без того накормит досыта.

Разделавшись с молодыми корнями лопуха, я быстро обобрала клубни стрелолиста и поворошила костер. Ага, угли на подходе!

Сунув будущий обед в самый жар, я, чтобы скоротать ожидание, решила заняться своей обувью: за четыре с половиной дня мои башмаки пришли в совершенную негодность. Впрочем, а чего ещё можно ожидать от подвергшихся заклинанию трансформации туфель?

Прежде, чем отправиться в путь, мне пришлось изрядно потрудиться над своим костюмом: длинное, в пол, платье в комплекте с волочащейся по земле накидкой, а также расшитые матерчатые туфельки на неудобных изогнутых каблучках — не самый подходящий наряд для пешего похода по лесам. Просто наколдовать себе одежду, как это легко и непринужденно могла сделать та же Квета, я пока не умела, однако трансформировать бестолковый льняной балахон в удобные штаны и рубаху мне было вполне по силам. Накидку же я попросту укоротила и наложила на нее чары непромокаемости — на случай дождя, ночной росы или утреннего тумана. А вот с обувкой было сложнее. Превращать ткань в кожу я пока не научилась, поэтому вместо практичных высоких сапог пришлось удовольствоваться кургузенькими башмачками на манер поршней, только тряпочными и с толстой подметкой — хвала Богам, что удалось избавиться хотя бы от каблуков. Немного поразмыслив, я нашпиговала хлипкую обновку самыми разнообразными заклинаниями, которые, по идее, должны были придать этой, с позволения сказать, "обуви" необходимую прочность и водонепроницаемость. В результате башмаки подернулись ледяной лиловой магической дымкой, заметной даже невооруженным глазом. А и ладно — кому тут смотреть-то? Всё ж лучше, чем босиком шагать. Главное — не забывать, что "обувные" чары нуждаются в обновлении, по меньшей мере, дважды в день…

А вот куда именно шагать — это был хороший вопрос. Жаль, задать его некому. Где мы? Далеко ль до Синедолии? В какой она стороне? А не знаю. И даже никакого намека на то, что поблизости есть люди (поисковые заклинания вернулись ни с чем). Вот как.

Выручил нас ручей, который, как утверждает синедольская народная пословица, "либо к людям выведет, либо в болото заведет". Вот мы со Степкой и отправились вниз по течению, крепко надеясь на то, что "наш" ручей не закончит свой путь в непролазной трясине. И хотя бы в этом нам повезло! Уже на следующий день ближе к полудню мы вышли к довольно широкой речке, уверенно и неторопливо прокладывающей себе дорогу через расступившийся лес.

Но на этом везение решило отдохнуть. Пущенные вверх и вниз по течению чары поиска снова не обнаружили ни одного человека в радиусе их действия. То заклинание, что ушло вверх, вообще рассеялось, а отправленное вниз всё-таки вернулось, изрядно искаженное. То есть, что-то живое там, конечно, было, но вряд ли люди. Скорее всего, чары наткнулись на крупное стадо животных. Немного подумав, я решила идти вниз — все же оставалась слабая надежда на то, что это было крупное стадо каких-нибудь домашних животных.

И вот уже четвертый день мы со Степкой бредем на закат низким, порой довольно извилистым берегом лесной реки. Весенние разливы вынудили лес отступить от кромки воды шагов на сорок, а где и на все семьдесят, что не могло нас не радовать: всё-таки идти заливным лугом, пусть даже и заросшим травой едва не по пояс, не в пример проще, нежели продираться через плотный подлесок. Кроме того, вдоль берега росло множество съедобных растений — тот же стрелолист, и сусак, чьи корневища прозвали "диким хлебом", и аир, и рогоз… много чего! А в лесу — грибы, ягоды, да разнообразные съедобные травки вроде мышиного чеснока и медвежьего лука, да розовые заросли кипрея по опушке… словом, голодать мне не приходилось, несмотря на то, что Степкино охотничье счастье ограничилось теми двумя куропатками, которые ему удалось сцапать в самую первую ночь после нашего побега из Дыры. Кот, правда, великодушно предлагал разнообразить моё меню полевками, которых исправно ловил, но я почему-то всё отказывалась.

Впрочем, однажды Степан всё же подбил меня использовать ловчее заклинание и вытащить из воды крупного леща. Это было, в общем-то, совсем несложно; однако вслед за рыбиной, влажно шлепнувшейся на траву серебристым чешуйчатым боком, из воды полез здешний водяной, до крайности возмущенный тем, что я без спросу поколдовала у него дома. Он, надо сказать, имел на это полное право: порядок везде одинаков. Хочешь ловить рыбу — лови, но по-честному, без магии! Ну, или на худой конец договаривайся с речным хозяином…

Недовольного водяного я задобрила испеченным стрелолистом: вся лесная, полевая, речная и болотная нежить очень уважает людскую пищу, приготовленную на огне. Больше всего для этой цели подходят пироги, но и сладкие горячие клубни, уложенные на плотный круглый лист водяной лилии, тоже не были отвергнуты. Речной дед немедленно сменил гнев на милость, даже разок скупо улыбнулся, и я вздохнула с облегчением: ссориться мне вовсе не хотелось. Впрочем, разговаривать со мной он все равно не пожелал — а жаль, мне было о чем его расспросить.

Кстати, здешние места не переставали меня удивлять тем, что тут практически отсутствовала нежить, которой было немало в Синедолии. Я, конечно, не скучала по упырям или волкодлакам, однако за все эти дни мне не перебежала дорогу ни кикиморка, ни шишига. Ну, хорошо, ладно, для тех же русалок я интереса не представляю, но чтобы любопытный леший никак не обозначил своего присутствия? Странно.

Зверья тоже было маловато. Точнее, становилось всё меньше и меньше по мере того, как мы спускались вниз по реке. За последние сутки мне пару раз довелось наткнуться на лосиные следы, да однажды услыхать, как сквозь подлесок ломится кто-то довольно крупный, скорее всего — кабан. Порой промелькнет в листве белка или пролетит птица. Вот и всё. Словно я шла не берегом лесной реки, а бесплодной пустыней.

Правда, вчера прямо из лесной чащи на нас выскочила крупная рыжая лисица. Обрадованный Степка мигом потерял остатки разума, во всё горло завопил: "Ура, да это же Радош!" и помчался навстречу оторопевшей хищнице. Завидев летящего прямо на неё кошака, бедная зверюга так удивилась, что её глаза едва не вылезли из орбит. Бесшумной молнией лиса метнулась в молодой ельник, а мне пришлось долго доказывать возмущенному Степану, что, во-первых, это желтое, порядком облезлое животное — вовсе не наш друг-оборотень, а во-вторых, настоящий Радош всё-таки до сих пор был мужского пола…

Тем не менее, я решила на всякий случай постоянно поддерживать в активном состоянии чары, позволяющие загодя обнаружить нежить либо хищного зверя. Без привычной защиты амулетов и оберегов, благополучно оставшихся в Преславице, мне было очень неуютно. Необычная пустота леса настораживала меня, а его тишина действовала на нервы.

Ну, вот, мой обед готов. Вытащив из углей испекшиеся корни лопуха и клубни стрелолиста, я оставила их остывать, а сама занялась приготовлением травяного взвара — погода в здешних местах стояла не в пример хуже, чем в Синедолии, было дождливо и довольно прохладно, так что очень хотелось попить чего-нибудь горячего. Котелка я, конечно, удирая из Дыры, с собой не прихватила. Однако любой ребенок, выросший на севере Синедолии, легко может изготовить ложку, ведро и тот же котелок из простой бересты (чего уж говорить о ларях и корзинах?). Такая берестяная посудинка, если сделана правильно, никогда не протечет и даже не сгорит в огне, когда в ней станут кипятить воду.

Что же тогда говорить обо мне, если свою походную утварь я к тому же не поленилась обмазать глиной и укрепить с помощью магии? Да и, в крайнем случае, приготовить травяной взвар или сварить грибную похлебку я запросто могла и без помощи костра…

— Славка, посмотри на меня, я — Люб, я — Люб! — успевший отдохнуть Степка решил порезвиться. Подхватив из кучи стрелолиста мясистый стебель, он зажал его в зубах и заскакал вокруг меня, изображая почитаемого в Синедолии духа-охранителя брачного ложа, являвшегося людям в облике мохнатого большеухого кота с золотистой шерсткой именно со стрелолистом во рту.

— Не-а, — лениво протянула я, сыто потягиваясь, — не похож. Ты уж, скорее, на Нелюба тянешь, грязнуля, — порядком замызганный Степан и впрямь больше походил на черного злого кошака, недоброго духа, приносившего к брачному ложу ветку белены и всяческие напасти. Собственно, Люб затем и являлся, чтобы не дать своему родственнику-недругу подгадить молодоженам.

— А и ладно, — покладисто согласился кот, — пусть будет и Нелюб. Буду, так сказать, един в двух лицах! — Степка насупился и взвыл грозным басом: "Поди прочь, коварный Нелюб, не порочь честного ложа!" — "Не уйду! — ответил он сам себе пискляво-препискляво. — Даже не надейся! Вот сейчас рассую повсюду белену, будете тогда знать, как мне не поклоняться и не возносить хвалу!" — "Да у тебя и белены-то никакой и нет, несчастный!" — "Да тут, надо сказать, и ложа-то никакого тоже не наблюдается!"

Последнюю фразу кот пропищал как-то уж совсем гаденько, а затем ехидно воззрился на меня.

— Правильно, Славка? У нас с тобой тут ни ложа нет, ни новобрачных! И правильно: зачем они нам сдались? Всё верно: ведьмы замуж не выходят! Оно нам надо?!

Я застыла на месте.

Нет, конечно же, конечно же, я не поверила ни единому слову из тех, что тогда выплюнул мне в лицо дымящийся от ярости Сивелий. Или, если уж быть до конца честной с собою, не позволила себе поверить в то, что мой любимый чародей мог желать того же, что и сумасшедший колдун, одержимый манией величия.

Ну, а та крупица темного огня в груди, которая занялась от исполненных презрения и ненависти слов чернокнижника, а теперь исподволь, день за днем, сушила и выжигала мою душу… что ж, ее я постаралась запрятать в самый дальний чуланчик, выкинуть ключик и не думать, не думать, не думать… и я надеялась, что мне это удалось!

Напрасно я так считала.

От немудрящей Степкиной шутки, от сказанного наобум неосторожного слова у меня перебило дыхание. Сердце споткнулось, замерло, неуверенно вздрогнуло, а затем сорвалось в головокружительный намет.

Наверное, несмотря на все мои героические усилия, что-то такое всё же отразилось у меня на лице. Степка внезапно перестал паясничать, подскочил, уперся передними лапами в мои колени и тревожно заглянул в глаза.

— Слав, ты что? Что с тобой? Ты вдруг стала на себя не похожа! Вспомнила что-нибудь, да?

— Всё в порядке, Степа, — ровным голосом ответила я, аккуратно поднимаясь с поваленного дерева, на котором сидела, и роняя кота с колен. — Ничего не случилось. А что, собственно, могло случиться? Ты отдохни, а я пойду по лесу пройдусь, ягод поищу. Что-то мне ягод захотелось.

Сперва неторопливо, но с каждым шагом всё быстрее и быстрее я пошла прочь. Против обыкновения, Степка промолчал и даже не увязался за мной. Наверное, научился читать по лицам.

В лесу было душно и сыро. Хвойный опад плотным ковром лежал на земле, не оставляя ни малейшего шанса кустикам черники и земляники. Да я их и не искала.

Не разбирая дороги, я неслась через лес, перепрыгивая через камни, ныряя в овраги, оскальзываясь на влажной иглице и с треском продираясь сквозь густой подрост. Мне было страшно лишь одно: упасть, остановиться, замереть, так как откуда-то я знала: стоит только этому случиться, и всё — темное пламя вырвется наружу, полыхнет и сожжет меня дотла. Несмотря на прохладный день, я задыхалась, моя одежда насквозь промокла от пота, но именно это напряжение, мало-помалу истощавшее мои силы, становилось моим спасением.

Понемногу я начала заворачивать обратно к берегу реки, замедлила свой бег, а затем, тяжело дыша, перешла на шаг. Не получив желанной пищи, черное пламя стало стихать, неохотно оставляя меня в покое — я знала, не навсегда. Однако мне было понятно, что на сегодня самое страшное миновало. Сегодня я оказалась сильнее собственного страха. Еще совсем немного, и я вновь сумею полностью овладеть собой.

Наверное, я была целиком поглощена своими попытками окончательно обуздать рвущиеся на свободу чувства. Поэтому ничего не услышала и не почувствовала, пока не выскочила на небольшую полянку, заросшую дикой малиной.

Совсем молоденькая рыжеволосая девушка, одетая в длинную полосатую юбку и простую узкую рубаху, с заплаканным и перепачканным лицом, полусидела — полулежала, привалившись к гладкому торчащему из земли валуну. Рядом с нею на боку валялась пустая ивовая корзинка, довольно большая. Морщась от боли, рыжуха обеими руками ощупывала и баюкала свою правую коленку. При виде меня девушка вскинулась, влажные глаза ее испуганно расширились, а изо рта вырвался такой оглушительный вопль, что от неожиданности я подскочила и заорала в ответ.

Так мы и голосили, вытаращившись друг на дружку, пока я вдруг не осознала, что приключившаяся до этого со мною истерика (а это была самая что ни на есть настоящая истерика, уж поверьте знахарке на слово!) прекратилась так же внезапно, как и началась. И это, надо заметить, только подтвердило поставленный диагноз. Я тут же замолчала и принялась терпеливо ждать, когда девушка опомнится и последует моему примеру.

Что, собственно, вскоре и произошло. Девица перестала вопить, немного подумала и удивленно сказала:

— О!

Я слабо улыбнулась. Сейчас это было очень странное ощущение. Улыбка. Так просто и так невероятно. И так правильно.

— Я тебя напугала? Прости, пожалуйста. Я не знала, что ты здесь сидишь… что-то случилось? Тебе нужна помощь? Что-то с ногой? Давай, я посмотрю. Ой, а ты меня понимаешь? — наконец спохватилась я.

— Я тебя понимаю, — приятным голосом негромко сообщила девушка. К моему восторгу, она говорила на том же языке, что и я, правда, произносила слова как-то немного иначе. Что ж, мне и так было понятно, что я не дома. Но если живущим тут людям знаком мой язык, то это значит, что дорога в Синедолию должна быть им известна! Да наверняка!

— Ты здесь живешь? Твой дом далеко? Ты упала? Очень болит? Покажи мне ногу, я посмотрю, что можно сделать. Меня зовут Веслава, а тебя? — продолжала тараторить я, а девушка, успокоившись, благосклонно соглашалась:

— Живу, недалеко, меня зовут Сина, упала, ой, больно!

— Скажи мне, Сина, а в какой стороне твое село? — спросила я, осторожно водя рукой около больного колена. — Знаешь, с ногой у тебя ничего страшного; думаю, простой ушиб. Я сейчас тебе её полечу, и ты сможешь идти. Но вот о грибах, — я покосилась на корзинку, — на сегодня придется позабыть, и лучше бы сразу пойти домой, так как после моего лечения у тебя может начать кружиться голова. Ты не волнуйся, я тебя провожу.

— Кружиться голова? — удивилась девушка. — Почему? Я не ударялась.

— Потому что я заговорю твою коленку. Ну, зачарую, чтобы потом не болела и не распухла, понимаешь? Но потом ты, скорее всего, почувствуешь слабость и захочешь спать. Это нормально, бояться не стоит.

— Ты что, колдунья? — Сина настороженно отодвинулась. Теперь, сжавшись с комок, она испуганно таращилась на "злобную ведьму". Ну, ясное дело.

— Знахарка, — успокоила я девушку. Что ж, оказывается, предрассудки везде похожи. Чтобы заговорить простейшую рану, порой приходится потратить уйму времени, чтобы прежде хорошенько заговорить пострадавшему зубы. — Да не волнуйся ты так, я не причиню тебе никакого вреда. Ну, всё, не дергайся, хорошо? Расслабься! Вот, молодец.

Хвала Богам, мне удалось быть убедительной, и вскоре Сина прекратила свои бесплодные, но от этого не менее болезненные попытки отползти и закопаться в малиннике и дала мне заняться ее поврежденным коленом. Всё-таки полезная штука эти умиротворяющие чары! Заставив слегка оглушенную девушку разогнуться, я склонилась над нею. Сейчас быстренько обезболю пострадавшую конечность, разгоню намечающийся отек, нарежу из своей накидки полос и наложу фиксирующую повязку. Потом сбегаю за Степкой, и мы с ним потихоньку отведем охромевшую Сину домой. И уже к вечеру мне, возможно, удастся разузнать, где мы очутились и как отсюда выбраться. Да ясное дело — удастся!

Прекрасный план. Жаль, не сработал.

Всё произошло практически одновременно. Едва я приложила ладони к месту ушиба, как заросли кипрея на краю поляны зашевелились, и оттуда с опаской выглянула серая остроухая мордочка. А я-то, наивная, решила, что мой котик в кои веки послушался хозяйку и остался на берегу. Увидав меня, Степка было посунулся вперед, но внезапно застыл на месте. Густая шерсть на его загривке встала дыбом, уши плотно прижались к голове, и кот, беззвучно ощерившись, медленно попятился назад. И в тот же момент Сина стремительно прильнула ко мне. Обхватившие меня тонкие руки оказались неожиданно сильными, цепкими и очень длинными. Но самое удивительное было даже не это. С каждым мигом становясь всё длиннее и гибче, руки мгновенно оплели меня, словно вьюнок-повилика опутывает деревенский плетень. Рванувшись, я попыталась разорвать сдавившие меня смертельные путы, но не тут-то было! Я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, а изящные пальцы с остро отточенными ногтями крепко сдавили моё горло, едва позволяя дышать. Но самое главное — я больше не чувствовала своих магических сил! Совсем, будто их и не было, словно обвившееся вокруг меня существо разом выпило их из меня! Всё, что я теперь могла — так это беспомощно наблюдать, как прямо напротив моего перекошенного лица радостно засияли ставшие огромными глаза "милой" девушки Сины с быстро меняющимися зрачками, как раскрывается в торжествующей улыбке тонкогубый рот и обнажаются ровные зубы…. Оскалившись, Сина пронзительно завизжала.

Краем глаза я с облегчением успела заметить, как заросли кипрея закачались, смыкаясь за пушистым серым комком, а затем сильный удар взорвал мою глупую доверчивую голову, и день погас.